Баловень фортуны, червь скоропреходящій тожъ, или (говоря менѣе образнымъ языкомъ) Никодимъ Боффинъ, эсквайръ, золотой мусорщикъ, совершенно освоился со своимъ высоко-аристократическимъ домомъ. Не могъ онъ, конечно, не сознавать, что домъ былъ слишкомъ великъ для его скромныхъ потребностей и, какъ какой-нибудь высоко-аристократическій фамильный сэръ, распложалъ несмѣтное множество паразитовъ. Но онъ утѣшался тѣмъ, что смотрѣлъ на такое расхищеніе своей собственности, какъ на пошлину съ полученнаго имъ наслѣдства. Добрякъ тѣмъ болѣе успокаивался на этомъ соображеніи, что мистрисъ Боффинъ была вполнѣ удовлетворена, а миссъ Белла совершенно счастлива.
Эта молодая дѣвица была, безъ сомнѣнія, драгоцѣннымъ пріобрѣтеніемъ для Боффиновь. Она была такъ хороша собой, что не могла не обращать на себя всеобщаго вниманія въ публикѣ, и такъ умна, что не могла быть ниже тона, подобавшаго ея новому положенію. Смягчалъ ли успѣхъ ея сердце -- это оставалось, можетъ быть, подъ сомнѣніемъ; но зато насчетъ того, выигрывали ли отъ успѣха ея наружность и манеры, никакихъ сомнѣній быть не могло.
Скоро миссъ Белла начала воспитывать мистрисъ Боффинъ. Болѣе того: миссъ Белла начала чувствовать себя какъ-то неловко, и, такъ сказать, отвѣтственной, когда мистрисъ Боффинъ дѣлала при ней какой-нибудь промахъ. Не то чтобъ эта добродушная, мягкая женщина казалась особенно грубой даже среди посѣщавшихъ ея домъ признанныхъ авторитетовъ по части манеръ, единогласно называвшихъ Боффиновъ "очаровательно вульгарными" людьми (чего, ужъ конечно, никто бы не сказалъ о нихъ самихъ); но она частенько спотыкалась на великосвѣтскомъ льду, на которомъ всѣ чада подснаповщины, вмѣстѣ со спасаемыми ими "молодыми особами", обязаны, какъ извѣстно, кататься чинно въ кружокъ или гуськомъ по прямой линіи. А спотыкаясь на этомъ льду, она подшибла миссъ Беллу (такъ по крайней мѣрѣ казалось этой молодой дѣвицѣ) и тѣмъ заставляла ее испытывать непріятное смущеніе подъ критическими взорами людей, болѣе искусныхъ въ подобныхъ упражненіяхъ.
Трудно было бы ожидать, чтобы миссъ Белла, въ ея возрастѣ, особенно строго разбирала, насколько прилично и прочно ея положеніе въ домѣ мистера Боффина. Она роптала на свою домашнюю жизнь въ родительскомъ домѣ даже тогда, когда ей было еще не съ чѣмъ сравнивать его, а потому не было съ ея стороны никакихъ новыхъ проявленій неблагодарности въ томъ, что она предпочитала ему свое новое жилище.
-- Неоцѣненный человѣкъ этотъ Роксмитъ,-- сказалъ однажды мистеръ Боффинъ мѣсяца черезъ три послѣ водворенія своего въ новомъ домѣ.-- Чудесный работникъ и вообще славный малый; только я никакъ не могу его раскусить.
Миссъ Белла тоже не могла раскусить мистера Роксмита, и потому эта тема была несовсѣмъ лишена для нея интереса.
-- Онъ такъ заботится о моихъ дѣлахъ, какъ не могли бы заботиться пятьдесятъ человѣкъ, вмѣстѣ взятыхъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ.-- Но онъ дѣлаетъ все какъ-то по своему: словно шесть какой тебѣ поперекъ дороги кладетъ. Думаешь, что идешь съ нимъ мирно, рука объ руку, а тутъ и станешь въ тупикъ.
-- То есть какъ это, сэръ? Я не понимаю,-- сказала Белла.
-- Какъ бы это вамъ объяснить, милая... Вотъ видите ли, онъ здѣсь ни съ кѣмъ, кромѣ васъ, не хочетъ встрѣчаться. Когда у насъ гости, напримѣръ, я бы желалъ, чтобъ онъ садился на свое мѣсто за столомъ, какъ и всѣ мы. Такъ нѣтъ вѣдь -- не хочетъ!
-- Если онъ считаетъ себя выше этого, такъ я бы оставила его въ покоѣ,-- проговорила миссъ Белла, гордо вскинувъ головку.
-- Совсѣмъ не то, мой другъ,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, подумавъ.-- Онъ не считаетъ себя выше этого.
-- Такъ, можетъ быть, считаетъ себя ниже? Если такъ, то ему лучше знать.
-- Нѣтъ, моя милая, и это не то. Нѣтъ,-- повторилъ мистеръ Боффинъ, покачавъ головой и опять немного подумавъ.-- Роксмитъ -- человѣкъ скромный, но не считаетъ себя ниже другихъ.
-- Такъ что же онъ думаетъ въ такомъ случаѣ?-- спросила Белла.
-- Прахъ меня возьми, если я знаю!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Сначала мнѣ казалось, что онъ не желаетъ встрѣчаться только съ Ляйтвудомъ. А теперь я вижу, что онъ не желаетъ встрѣчаться ни съ кѣмъ, кромѣ васъ.
"Ого!" -- подумала миссъ Белла.-- "Вотъ какъ!" (Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ раза два или три обѣдалъ у Боффиновъ; кромѣ того, они встрѣчались съ Беллой и въ другихъ домахъ, и онъ оказывалъ ей нѣкоторое вниманіе.) "Довольно смѣло со стороны какого-то секретаря, жильца папа, дѣлать меня предметомъ своей ревности".
То, что папашина дочка могла такъ презрительно отзываться о папашиномъ жильцѣ, было, можетъ быть, странно. Но и не такія еще странности водились за этой испорченной дѣвушкой,-- испорченной вдвойнѣ: сначала бѣдностью, а потомъ богатствомъ. Пусть, однако, всѣ ея странности выяснятся изъ хода нашего разсказа.
"Со стороны этого господина по меньшей мѣрѣ самонадѣянно (разсуждала про себя миссъ Белла) простирать на меня какіе-то виды и устранить съ моей дороги всѣхъ, кто кажется ему опаснымъ. Нѣтъ, положительно, это будетъ уже черезчуръ, если какой-то тамъ секретаришка, нашъ жилецъ, вздумаетъ присваивать себѣ тѣ шансы на хорошую партію, которые представляютъ мнѣ Боффины по своей добротѣ".
А какъ еще недавно миссъ Белла взволновалась открытіемъ, что этотъ самый секретаришка, ихъ жилецъ, по всѣмъ признакамъ любитъ ее. Увы! въ то время еще не выдвигались на сцену ни высоко-аристократическій домъ, ни модистка мистрисъ Боффинъ.
"Пренавязчивый человѣкъ этотъ секретарь, несмотря на свой скрытный характеръ", думала миссъ Белла. "Въ конторѣ у него всегда огонь, когда мы возвращаемся домой изъ театра, и онъ непремѣнно всякій разъ вырастетъ у дверцы кареты, чтобы помочь намъ выйти. А на лицѣ мистрисъ Боффинъ всегда при этомъ какая-то досадная, возмутительно-радостная улыбка, какъ будто есть возможность серьезно поощрять то, что на умѣ у этого господина".
-- Вы никогда не даете мнѣ, миссъ Вильферъ, никакихъ порученій домой,-- сказалъ какъ-то разъ секретарь, заставъ ее случайно одну въ гостиной.-- Я былъ бы счастливъ исполнить всякое порученіе, которое вамъ вздумалось бы дать мнѣ туда.
-- То есть куда? Я не понимаю. Пожалуйста объясните, мистеръ Роксмитъ,-- проговорила Белла, лѣниво опуская рѣсницы.
-- Я разумѣю домъ вашего отца въ Галловеѣ.
Она покраснѣла при этомъ упрекѣ, хотя онъ былъ выраженъ въ такой деликатной формѣ, что казался лишь простымъ, естественнымъ отвѣтомъ на ея слова, и рѣзко, съ повышеніемъ въ голосѣ, спросила:
-- О какихъ порученіяхъ вы говорите? Я все-таки не понимаю.
-- Да просто о тѣхъ словахъ привѣта или... не знаю, какъ выразиться... о тѣхъ изъявленіяхъ вашей памяти и дочерней любви, которыя, я полагаю, вы посылаете туда такъ или иначе,-- отвѣчалъ секретарь тѣмъ же тономъ.-- Мнѣ было бы очень пріятно служить такимъ посломъ. Вы вѣдь знаете, что я хожу туда каждый день.
-- Мнѣ кажется, не ваше дѣло, сэръ, напоминать мнѣ о моихъ дочернихъ обязанностяхъ.
Она черезчуръ поспѣшила съ этой грубой выходкой противъ "жильца" и вполнѣ это почувствовала, когда встрѣтила его спокойный взглядъ.
-- Они и сами не слишкомъ балуютъ меня... Какъ это вы сказали?.. изъявленіями памяти обо мнѣ,-- сказала она, спѣша покрыть одну грубость другой.
-- Они часто спрашиваютъ про васъ, и я разсказываю, что могу.
-- Надѣюсь, правду?
-- Надѣюсь, вы не можете въ этомъ сомнѣваться. Это было бы несправедливо съ вашей стороны.
-- Я и не сомнѣваюсь. Я заслужила упрекъ. Извините меня, мистеръ Роксмитъ.
-- Я попросилъ бы васъ не извиняться, если бъ это не поднимало васъ въ моихъ глазахъ,-- отвѣтилъ онъ съ чувствомъ.-- Простите, я не могъ удержаться, чтобъ не сказать этого... А теперь вернемся къ тому, о чемъ я говорилъ. Я хотѣлъ только прибавить: они, можетъ быть, думаютъ, что я говорю вамъ о нихъ, передаю ихъ привѣты. Но я не дѣлаю этого просто потому, что боюсь обезпокоить васъ, такъ какъ вы сами никогда меня не спрашиваете.
-- Я какъ разъ собиралась съѣздить къ нимъ завтра,-- сказала Белла, глядя на него такими глазами, какъ будто онъ сдѣлалъ ей выговоръ.
-- Это вы мн ѣ говорите или имъ?-- спросилъ онъ, недоумѣвая.
-- И вамъ, и имъ,-- кому угодно.
-- И мнѣ и имъ? Считать ли мнѣ это порученіемъ?
-- Можете, если хотите. Во всякомъ случаѣ я рѣшила побывать у нихъ завтра.
-- Такъ, такъ я имъ и скажу.
Онъ съ секунду помедлилъ, какъ будто затѣмъ, чтобы дать ей возможность продлить разговоръ, если она пожелаетъ. Но она не прибавила больше ни слова, и онъ ушелъ.
Два факта изъ этого недолгаго свиданія поразили своею странностью миссъ Беллу, когда она осталась одна. Во-первыхъ то, что когда мистеръ Роксмитъ ушелъ, она несомнѣнно имѣла покаянный видъ и чувство раскаянія въ сердцѣ. Во-вторыхъ то, что у нея и въ помышленіи не было побывать въ родительскомъ домѣ, пока она не сказала ему, что рѣшила съѣздить туда.
"Что бы это значило? Что творится со мной?", спрашивала себя мысленно эта молодая дѣвица. "Онъ не имѣетъ никакихъ правъ на власть надо мной. Какъ же это случилось, что я его слушаюсь, когда ни капли не интересуюсь имъ?"
На другой день мистрисъ Боффинъ настояла, чтобы Белла совершила свою поѣздку въ каретѣ, и она выѣхала съ большою торжественностью.
Мистрисъ Вильферъ съ миссъ Лавиніей много передумали о вѣроятностяхъ за и противъ пріѣзда миссъ Беллы въ каретѣ, и когда онѣ увидѣли ее изъ окна, у котораго, притаившись за занавѣской, сидѣли на караулѣ, онѣ единодушно рѣшили, что необходимо какъ можно дольше задержать ее у калитки къ смущенію и зависти сосѣдей. Выполнивъ это похвальное рѣшеніе съ вожделѣннымъ успѣхомъ, обѣ дамы направились въ семейную гостиную, дабы встрѣтить миссъ Вильферъ съ подобающимъ равнодушіемъ.
Какою маленькой и бѣдной показалась Беллѣ эта гостиная! По какой узенькой, кривой лѣсенкѣ приходилось подниматься наверхъ! Какой жалкій контрастъ составляли этотъ небольшой домишка и вся его обстановка съ великолѣпныхъ аристократическимъ домомъ, гдѣ она теперь жила!
"Просто не вѣрится, что я могла когда-то жить, въ такой лачугѣ", думала Белла, входя.
Зловѣщая величавость мистрисъ Вильферъ и дерзкая бойкость миссъ Лавиніи не улучшали дѣла. Въ эту минуту Белла, можно сказать, нуждалась въ поддержкѣ, но поддержки не было.
-- Это большая для насъ честь,-- сказала мистрисъ Вильферъ, подставляя для родственнаго поцѣлуя правую щеку, не болѣе теплую (въ смыслѣ родственныхъ чувствъ), чѣмъ выпуклая сторона столовой ложки.-- Не находишь ли ты, Белла, что сестра твоя Лавинія очень выросла?
-- Мама,-- перебила ее миссъ Лавинія строгимъ тономъ,-- вамъ никто не мѣшаетъ говорить оскорбительно съ Беллой, такъ какъ Белла это вполнѣ заслужила, но я попросила бы васъ не говорить нелѣпостей въ родѣ того, что я будто бы выросла. Я уже вышла изъ того возраста, когда люди растутъ.
-- Я сама выросла уже по выходѣ замужъ,-- сурово провозгласила мистрисъ Вильферъ.
-- Это очень пріятно, мама, но еще пріятнѣе будетъ, если вы оставите эту тему,-- замѣтила на это миссъ Лавви.
Уничтожающій взглядъ, которымъ величественная леди отвѣтила на эти слова, могъ бы сразить менѣе смѣлаго противника, но онъ не произвелъ ни малѣйшаго дѣйствія на Лавинію. Она предоставила своей родительницѣ услаждаться такими взглядами, сколько ея душѣ угодно, и, нимало не смутившись, приступила къ сестрѣ:
-- Надѣюсь, ты не оскорбишься, Белла, если я тебя поцѣлую?.. Хорошо. Теперь разскажи, какъ ты тамъ поживаешь. Что твои Боффины?
-- Замолчи!-- прикрикнула на нее мистрисъ Вильферъ.-- Я не допускаю такого фамильярнаго тона.
-- Ахъ, батюшки!.. Въ такомъ случаѣ, Белла, что твои Споффины?-- такъ какъ мама не позволяетъ называть ихъ Боффинами,-- сказала миссъ Лавви.
-- Дерзкая дѣвченка! Дерзкая!-- произнесла съ грозной строгостью мистрисъ Вильферъ.
-- Мнѣ все равно, дерзкая я или мерзкая, рѣшительно все равно,-- хладнокровно отвѣтила Лавинія, упрямо тряхнувъ головой.-- Я готова быть той и другой. Но я знаю одно -- что я не вырасту, выйдя замужъ.
-- Не вырастешь? Не вырастешь?-- торжественно переспросила мистрисъ Вильферъ.
-- Нѣтъ, мама, не вырасту. Ничто меня къ этому не принудитъ.
Мистрисъ Вильферъ взмахнула перчатками и впала въ патетическій тонъ.
-- Такъ и слѣдовало ожидать,-- проговорила она слезливо.-- Одна покидаетъ меня для надменныхъ богачей, другая презираетъ. Утѣшительно!
-- Мама,-- заговорила Белла,-- Боффины богаты -- это такъ; но вы не имѣете права называть ихъ надменными: вы очень хорошо знаете, что они не надменны.
-- Короче, мама,-- вмѣшалась миссъ Лавви, перебѣгая къ непріятелю безъ малѣйшаго о томъ предувѣдомленія,-- вы должны знать,-- а если не знаете, тѣмъ стыднѣе для васъ,-- что Боффины -- совершенства во всѣхъ отношеніяхъ.
-- Правда твоя, отъ насъ, кажется, требуютъ, чтобы мы раздѣляли это мнѣніе,-- отозвалась мистрисъ Вильферъ, благосклонно принимая дезертира.-- Вотъ почему, Лавинія, я не допускаю фамильярнаго тона. Мистрисъ Боффинъ (о физіономіи которой я никогда не могу говорить съ тѣмъ спокойствіемъ, какое желала бы сохранить) и мать твоя далеко не въ короткихъ отношеніяхъ и нельзя ни на минуту допустить, чтобы эта дама или ея супругъ позволили себѣ называть нашу семью просто Вильферами. Поэтому и я не согласна называть ихъ просто Боффинами. Нѣтъ! Такой тонъ -- зовите его фамильярностью, близостью, равенствомъ -- какъ угодно,-- давалъ бы поводъ заключить о такихъ взаимныхъ отношеніяхъ между нами, какихъ на дѣлѣ не существуетъ... Понятно ли я высказалась?
Не обративъ ни малѣйшаго вниманія на этотъ вопросъ, хотя онъ былъ предложенъ офиціальнымъ тономъ судьи, миссъ Лавви напомнила сестрѣ:
-- А все-таки, Белла, ты такъ и не сказала намъ, что твои... какъ ихъ по имени-то величать?..
-- Я не хочу говорить о нихъ здѣсь,-- отвѣчала Белла, топнувъ ножкой.-- Они такъ простодушны и такъ добры, что не могутъ служить темой для такихъ разговоровъ.
-- Зачѣмъ такъ говорить?-- замѣтила мистрисъ Вильферъ съ язвительнымъ сарказмомъ.-- Зачѣмъ прибѣгать къ такой утонченной формѣ рѣчи? Это, быть можетъ, учтивѣе и любезнѣе, но зачѣмъ такая ложь? Почему не сказать прямо, что они такъ простодушны и добры, что не намъ чета. Мы понимаемъ намекъ. Зачѣмъ же прикрывать фразой истинный смыслъ?
-- Мама! Вы можете святого взбѣсить, да и Лавви тоже!-- сказала Белла, еще разъ топнувъ ножкой.
-- Несчастная Лавви!-- воскликнула сострадательно мистрисъ Вильферъ.-- Ей всегда достается. Бѣдное дитя!
Но Лавви, съ прежней быстротой покинувъ союзника, снова перебѣжала въ непріятельскій лагерь.
-- Пожалуйста, мама, не защищайте меня,-- сказала она колко.-- Я и сама могу за себя постоять.
-- Я удивляюсь, Белла,-- начала опять мистрисъ Вильферъ, обращаясь къ старшей дочери, какъ къ менѣе опасному врагу, чѣмъ ея совершенно неукротимая младшая дочь,-- удивляюсь, какъ ты нашла время и какъ ты рѣшилась оторваться отъ мистера и мистрисъ Боффинъ, чтобы повидаться съ нами. Я удивляюсь, что наши права, которыя, конечно, не могутъ идти въ сравненіе съ правами мистера и мистрисъ Боффинъ, могли имѣть въ этомъ случаѣ какой-нибудь вѣсъ. И я глубоко чувствую, какъ я должна быть благодарна, что хоть настолько выиграла въ соперничествѣ съ мистеромъ и мистрисъ Боффинъ.
Почтенная дама съ горечью возвысила голосъ на первомъ слогѣ имени Боффинъ, какъ будто въ немъ-то и заключалась главная причина ея неудовольствія на тѣхъ, кто носилъ это имя, и какъ будто Доффинъ, Моффинъ или Поффинъ были бы для нея легче.
-- Мама,-- сказала Белла съ гнѣвомъ,-- вы заставляете меня сказать, что я жалѣю, зачѣмъ пріѣхала сюда. Я больше никогда къ вамъ не пріѣду, а если и пріѣду, такъ только тогда, когда буду навѣрное знать, что застану дома папа; потому что папа великодушенъ: въ немъ нѣтъ зависти и недоброжелательства къ моимъ добрымъ друзьямъ. Папа самъ настолько деликатенъ и добръ, что всегда помнитъ тѣ маленькія права, которыя я имѣю на нихъ, по ихъ мнѣнію: онъ помнитъ, въ какомъ трудномъ положеніи я очутилась безъ всякой вины съ моей стороны. Я всегда любила моего бѣднаго, милаго папочку больше васъ всѣхъ. Я и теперь люблю его больше всѣхъ и всегда буду любить.
И Белла, не находя больше утѣшенія ни въ своемъ хорошенькомъ платьицѣ, ни въ нарядной шляпкѣ, залилась слезами.
-- Ахъ, Р. Вильферъ!-- воскликнула носящая эту фамилію почтенная матрона, воздѣвая глаза къ потолку и обращаясь къ окружающему воздуху,-- Ахъ, Р. Вильферъ, если бъ ты былъ здѣсь, какое было бы для души твоей испытаніе слышать, что жену твою и твоихъ дѣтей такъ унижаютъ во имя твое! Но, благодаря Бога, судьба избавила тебя отъ этого горя и сочла нужнымъ обрушить его на меня!
И мистрисъ Вильферъ тоже залилась слезами.
-- Я ненавижу Боффиновь,-- вмѣшалась тутъ миссъ Лавви.-- Я не посмотрю, что мнѣ запрещаютъ называть ихъ Боффинами. Я буду называть ихъ Боффинами,-- буду. Боффины, Боффины, Боффины -- вотъ! И скажу еще, что они зловредные Боффины, потому что вооружили противъ меня Беллу. Я говорю этимъ Боффинамъ прямо въ лицо (это не согласовалось съ фактомъ въ строгомъ смыслѣ слова, но не надо забывать, что молодая дѣвица была взволнована)... говорю имъ въ лицо, что они гнусные Боффины, безчестные Боффины, ненавистные Боффины, скоты Боффины! Вотъ вамъ!
И миссъ Лавинія въ свою очередь залилась слезами.
Въ эту минуту стукнула калитка, и на дворѣ показался секретарь, подходившій къ дому торопливымъ шагомъ.
-- Позвольте мн ѣ отворить ему дверь,-- сказала мистрисъ Вильферъ, съ величественнымъ самоотверженіемъ поднимаясь съ мѣста, сокрушенно покачивая головой и утирая слезы.-- У насъ вѣдь нѣтъ теперь прислуги для отпиранія дверей. Намъ нечего скрывать это. Если онъ замѣтилъ слѣды волненія у насъ на лицѣ,-- не бѣда: пусть объясняетъ это, какъ хочетъ.
Съ этими словами она вышла и черезъ нѣсколько минутъ воротилась, провозглашая, какъ герольдъ:
-- Мистеръ Роксмитъ съ пакетомъ къ миссъ Беллѣ Вильферъ.
Мистеръ Роксмитъ вошелъ вслѣдъ за тѣмъ, какъ было произнесено его имя, и, конечно, догадался, что тутъ происходило. Но онъ благоразумно сдѣлалъ видъ, что ничего не замѣчаетъ, и обратился къ Беллѣ:
-- Мистеръ Боффинъ сегодня утромъ хотѣлъ положить вотъ это въ карету для васъ, въ надеждѣ, что вы примете отъ него на память. Но, къ крайнему своему сожалѣнію, онъ не успѣлъ исполнить своего намѣренія, и потому я вызвался передать вамъ пакетъ.
Белла приняла пакетъ (въ которомъ былъ кошелекъ съ деньгами) и поблагодарила его.
-- Мы здѣсь немножко повздорили, мистеръ Роксмитъ, но не больше того, чѣмъ это вошло у насъ въ привычку; вамъ вѣдь извѣстно, какъ любезно мы обращаемся другъ съ другомъ. Я какъ разъ собиралась уѣзжать... Прощай мама! Прощай, Лавви!
И, поцѣловавъ ту и другую, миссъ Белла повернула къ двери. Секретарь хотѣлъ было ее проводить, но мистрисъ Вильферъ выступила впередъ со словами:
-- Извините! Позвольте мнѣ воспользоваться материнскимъ правомъ проводить мою дочь до экипажа.
Мистеръ Роксмитъ извинился и уступилъ мѣсто.
Поистинѣ величественное зрѣлище представляла мистрисъ Вильферъ, когда, отворивъ наружную дверь и выставивъ впередъ свои перчатки, она громко провозгласила: "Лакей мистрисъ Боффинъ!" и когда затѣмъ, торжественно возвѣстивъ: "Миссъ Вильферъ выходитъ", передала ее ему на руки, точно комендантъ Лондонской Башни, передающій государственнаго преступника палачу. Эффектъ этой церемоніи по крайней мѣрѣ на полчаса парализировалъ всѣхъ сосѣдей, будучи усиленъ еще тѣмъ, что сама достойная матрона тоже не менѣе получаса простояла на верхней ступенькѣ крыльца, провѣтриваясь въ какомъ-то экстазѣ.
Усѣвшись въ карету, Белла открыла пакетикъ, который держала въ рукѣ. Онъ заключалъ въ себѣ хорошенькій кошелекъ, а кошелекъ заключалъ банковый билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ. "Вотъ будетъ радостный сюрпризъ бѣдному папа!" сказала себѣ Белла. "Я сама отвезу ему въ Сити".
Не зная хорошенько, гдѣ помѣщалась контора Гиксей, Венирингъ и Стобльзъ, но помня, что гдѣ-то въ Минсингь-Лэнѣ, Белла приказала везти себя въ эту темную улицу. Добравшись туда, она отправила "лакея мистрисъ Боффинъ", съ приказаніемъ отыскать вышеупомянутую контору и сказать тамъ, что если мистеръ выйдетъ на минутку на улицу, то найдетъ ожидающую его даму, которая хочетъ съ нимъ поговорить. Когда лакей передалъ эти таинственныя слова, они произвели такое волненіе въ конторѣ, что вслѣдъ за "Ромти" былъ отправленъ молоденькій лазутчикъ, чтобы взглянуть ка даму и по возвращеніи донести. Волненіе ничуть не улеглось, когда лазутчикъ прибѣжалъ съ извѣстіемъ, что дама -- "прелесть, и въ великолѣпной собственной каретѣ".
Когда же самъ "Ромти", съ перомъ за ухомъ подъ порыжѣлой шляпой, подошелъ, запыхавшись, къ дверцѣ кареты, его мгновенно втащили за галстухъ въ экипажъ и чуть не задушили въ объятіяхъ, прежде чѣмъ онъ узналъ свою дочь.
-- Милая моя дѣвочка!-- еле могъ онъ проговорить сдавленнымъ голосомъ.-- Боже мой, какая ты прелестная женщина! А я ужъ думалъ, ты сердишься на насъ и забыла свою мать и сестру.
-- Я только что видѣлась съ ними, папа.
-- А-а! Ну какъ же, какъ же ты нашла свою мать?-- спросилъ Р. Вильферъ съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ.
-- Очень непріятною, папа, такъ же, какъ и Лавви.
-- Онѣ бываютъ иногда того... не совсѣмъ любезны... гм...-- замѣтилъ кроткій херувимчикъ.-- Но, я надѣюсь, ты была снисходительна къ нимъ, моя драгоцѣнная?
-- Ничуть. Я сама была непріятна, папа. Всѣ мы были одинаково непріятны... Но я хочу, чтобы вы поѣхали со мной прокатиться, папа. Пообѣдаемъ гдѣ-нибудь вмѣстѣ.
-- Дѣло въ томъ, моя милая, что я уже поѣлъ... поѣлъ... (если можно упоминать о такомъ блюдѣ въ такой роскошной каретѣ) говяжьихъ сосисокъ,-- отвѣчалъ Р. Вильферъ, скромно понижая голосъ на послѣднемъ словѣ и осматривая шелковую, канареечнаго цвѣта, обивку кареты.
-- О, это ничего не значитъ, папа!
-- Правда твоя, оно почти что ничего не значитъ, когда предлагаютъ чего-нибудь новкуснѣе,-- согласился онъ, проводя рукой по губамъ.-- Но все-таки, когда обстоятельства, надъ которыми ты не властенъ, ставятъ преграду между тобой и нѣмецкими свиными сосисками, то ничего не остается больше, какъ довольствоваться (онъ опять понизилъ голосъ изъ уваженія къ каретѣ)... говяжьими.
-- Бѣдный, милый папа! Папа, прошу васъ, умоляю васъ, отпроситесь на весь остальной день! Поѣдемъ со мной и проведемъ его вмѣстѣ.
-- Хорошо, моя милая, я слетаю въ контору -- спрошу разрѣшенія.
-- Только, прежде чѣмъ вы слетаете въ контору, папа,-- проговорила Белла, снимая съ него шляпу, и, взявъ его за подбородокъ, принялась взбивать ему волосы по своей старой привычкѣ,-- скажите, что я, хотя и взбалмошная и злая, а никогда не обижала васъ.
-- Дорогая моя, говорю это отъ всего моего сердца... Но позволь себѣ замѣтить,-- нѣжно намекнулъ херувимчикъ, выглядывая изъ окошка кареты,-- какъ бы намъ не привлечь общаго вниманія. Вѣдь не часто случается, чтобы человѣку убирала волосы прелестная женщина на улицѣ, въ собственной каретѣ.
Белла расхохоталась и надѣла ему шляпу. Но когда его дѣтская фигурка затрусила, переваливаясь, обратно къ конторѣ, она подумала о томъ, какой на немъ обтрепанный, бѣдный костюмъ, вспомнила его веселую покорность судьбѣ, и на глазахъ у нея навернулись слезы. "Ненавижу этого секретаря за то, что онъ смѣетъ такъ думать обо мнѣ, а все-таки онъ, кажется, наполовину правъ", сказала, она себѣ.
Р. Вильферъ скоро воротился, болѣе чѣмъ когда-нибудь напоминая мальчика, вырвавшагося изъ школы. Белла отпустила карету, написавъ карандашомъ записку мистрисъ Боффинъ, въ которой увѣдомляла ее, что она осталась съ отцомъ.
-- Все уладилъ, милочка. Отпускъ дали сейчасъ же, да еще какъ любезно отпустили!
-- Теперь скажите, папа, гдѣ можемъ мы найти такое укромное мѣстечко, чтобы мнѣ подождать васъ, пока вы сходите по одному моему порученію, потому, что карету отправлю домой.
Это потребовало нѣкотораго размышленія.
-- Вотъ видишь ли, душечка, ты стала такою прелестнѣйшею женщиной, что мѣстечко это должно быть самое укромное.
Наконецъ, онъ придумалъ: подлѣ сада у Тринити-Гаузъ, на Тоуэръ-Гиллѣ. Туда они и отправились.
-- Слушайте теперь, папа, что я вамъ буду говорить. Обѣщайтесь и клянитесь сдѣлать все, какъ я вамъ скажу.
-- Обѣщаюсь и клянусь, мой дружокъ.
-- Прежде всего: не задавайте мнѣ никакихъ вопросовъ. Вотъ вамъ кошелекъ: ступайте въ ближайшій магазинъ готоваго, самаго лучшаго платья, купите тамъ и надѣньте самую лучшую пару, самую лучшую шляпу и самые лучшіе сапоги -- изъ патентованной кожи, папа, помните!-- все самое лучшее, что только можно получить за деньги, и потомъ возвращайтесь ко мнѣ.
-- Но послушай, дорогая моя...
-- Берегитесь, папа!-- И она весело подняла указательный пальчикъ.-- Вы обѣщались, вы клялись.-- Это нарушеніе присяги -- сами знаете.
На глупенькихъ маленькихъ глазкахъ папа выступили слезы, но она осушила ихъ поцѣлуемъ (хотя у нея самой глаза блеснули слезами), и онъ проворно пошелъ отъ нея. Черезъ полчаса онъ воротился, до того преобразившійся, что Белла въ восторгѣ обошла вокругъ него разъ двадцать, прежде чѣмъ взяла его подъ руку, и радостно прижала къ себѣ.
-- Ну, папа,-- проговорила она, притягивая его къ себѣ какъ можно ближе,-- ведите прелестнѣйшую женщину куда-нибудь обѣдать.
-- Куда же мы отправимся, душа моя?
-- Въ Гринвичъ!-- отважно объявила Белла.-- Да смотрите, угостите тамъ прелестную женщину всѣмъ самымъ лучшимъ.
Когда они шли къ пароходу, Р. Вильферъ робко спросилъ:
-- А что, моя милая, не желала ли бы ты, чтобы твоя мать была съ нами.
-- Не желала бы, папа; мнѣ хочется сегодня, чтобъ вы одинъ были со мной. Я всегда была вашей любимицей, а вы -- моимъ любимцемъ изо всей семьи. Мы часто и прежде убѣгали изъ дому вдвоемъ. Развѣ не убѣгали, папа?
-- Ахъ, правда, правда, убѣгали! Чаще всего по воскресеньямъ, когда мать твоя бывала иной разъ наклонна... гмъ... бывала несовсѣмъ любезна,-- отвѣчалъ херувимчикъ, повторяя свое прежнее деликатное выраженіе, передъ которымъ онъ, замявшись, немного откашлялся.
-- Да. Но я боюсь, что я рѣдко или, вѣрнѣе, никогда не была съ вами такъ кротка, какъ бы слѣдовало. Я заставляла васъ носить меня на рукахъ, когда по настоящему мнѣ надо бы было бѣгать самой. Я часто заставляла васъ играть со мной въ лошадки, когда вамъ хотѣлось посидѣть и почитать газету. Не заставляла -- скажите?
-- Изрѣдка, изрѣдка. Но Господи! что задитя ты была! Какая подруга для меня!
-- Подруга? Вотъ именно подругой я и хочу быть вамъ сегодня, папа.
-- Ты вполнѣ въ этомъ успѣешь, дружокъ. Твои братья и сестры всѣ въ свое время были мнѣ товарищами до извѣстной степени... только до извѣстной степени. Мать твоя за всю нашу совмѣстную жизнь была такою подругой, на которую любой мужъ могъ бы смотрѣть съ восхищеніемъ... и... изреченія которой могъ бы хранить въ памяти, какъ святыню, и... и... которую могъ бы взять для сравненія, если бы... если бы...
-- Если бы ему нравился образецъ?-- подсказала Белла.
-- По... пожалуй -- да-а,-- проговорилъ онъ, задумываясь, но, будучи несовсѣмъ доволенъ фразой, прибавилъ: -- или, можетъ быть, сказалъ бы я: если бъ у него было такое желаніе. Предположимъ для примѣра, что человѣкъ любилъ бы быть всегда на ходу: онъ нашелъ бы въ твоей матери неоцѣненную подругу. Но если бъ онъ любилъ иногда пройтись потихоньку, а иногда пробѣжаться рысцой, онъ встрѣчалъ бы тутъ въ твоей матери нѣкоторое... нѣкоторое препятствіе, если можно такъ выразиться: она... гм... не выравнивалась бы съ нимъ. Или попробуемъ объяснить это другими словами,-- продолжалъ онъ послѣ минутнаго размышленія.-- Предположимъ, что человѣку привелось бы жить -- не скажемъ съ подругой, а подъ музыку. Прекрасно. Предположимъ теперь, что музыка, выпавшая ему на долю, была бы музыка похороннаго марша изъ "Саула". Хорошо. Конечно, это была бы весьма подходящая музыка для многихъ случаевъ жизни, такая, что лучше и желать нельзя, но она никакъ не могла бы аккомпанировать повседневному домашнему обиходу. Представь себѣ, напримѣръ, что человѣкъ, послѣ дневной работы, за ужинъ усѣлся подъ музыку похороннаго марша изъ "Саула". Мнѣ кажется, что пища... гм... легла бы немного тяжело ему на желудокъ. Или ему, положимъ, вздумалось такъ, ради разнообразія затянуть веселую пѣсенку или поплясать, и, мнѣ кажется, если бъ онъ былъ принужденъ сдѣлать это подъ музыку похороннаго марша изъ "Саула", ему, пожалуй, и не удалось бы осуществить своихъ веселыхъ замысловъ.
"Бѣдный папа!", думала Белла, прижимая къ себѣ его руку.
-- О тебѣ же, моя милая, я всегда скажу,-- продолжалъ херувимчикъ кротко и безъ малѣйшихъ признаковъ ропота на судьбу,-- всегда скажу, что ты умѣешь приспособляться, умѣешь.
-- Нѣтъ, серьезно, папа, я боюсь, что я часто проявляла свой скверный характеръ. Я была капризна и взыскательна. Прежде я объ этомъ рѣдко думала, почти никогда, и вотъ только теперь, когда я сидѣла въ каретѣ и смотрѣла на васъ, какъ вы шли, я упрекнула себя.
-- Напрасно, голубушка. Не говори пустяковъ.
О, какъ счастливъ и какъ болтливъ былъ папа въ этотъ день въ своемъ щегольскомъ новенькомъ костюмѣ! Это быль, можетъ быть, во всѣхъ отношеніяхъ самый счастливый день, какой онъ когда либо зналъ въ своей жизни, не исключая даже того, въ который его героическая подруга подплыла къ брачному алтарю подъ музыку похороннаго марша изъ "Саула".
Маленькая экскурсія внизъ по рѣкѣ была восхитительна, и маленькая, обращенная на рѣку комнатка, куда ихъ ввели для обѣда, была не менѣе восхитительна. Все было восхитительно. Восхитителенъ былъ паркъ, восхитителенъ пуншъ, восхитительно рыбное блюдо, восхитительно вино. Но восхитительнѣе всего итога этого пиршества была сама Белла. Она вызывала своего папа на веселье самымъ очаровательнымъ образомъ, поставивъ какъ бы за правило все время называть себя "прелестною женщиной". Она подбивала его заказывать все самое лучшее, говоря, что прелестную женщину надо всегда угощать всемъ самымъ лучшимъ. Короче сказать, она заставляла папа приходить въ восторгъ отъ одной мысли, что онъ имѣетъ счастье быть отцомъ такой очаровательной дочки.
А потомъ, когда они сидѣли рядкомъ, любуясь парусными судами и пароходами, спѣшившими въ открытое море вмѣстѣ съ бѣжавшимъ туда же отливомъ, "прелестная женщина", придумывала для себя и для папа морскія путешествія одно другого интереснѣе. Вотъ, напримѣръ, папа, въ качествѣ хозяина вонъ того тяжелаго грузового судна съ четырехугольнымъ парусомъ, отправляется въ Нью-Кастль за каменнымъ углемъ, который дастъ ему возможность нажить состояніе... Или нѣтъ, еще лучше: папа отплываетъ вонъ на томъ красивомъ трехмачтовомъ кораблѣ въ Китай, чтобы вывезти оттуда опіумъ, который подорветъ фирму Гиксей, Beнирингъ и Стобльзъ. Онъ привезетъ еще изъ Китая огромный грузъ шелковъ и шалей для украшенія своей очаровательной дочери. А то еще такъ: злосчастная судьба Джона Гармона не что иное, какъ сонъ, и вотъ онъ возвращается въ Англію, находитъ "прелестную женщину" какъ разъ по своему вкусу, и оба они отправляются на своей хорошенькой яхточкѣ осматривать принадлежащіе имъ виноградники. На всѣхъ мачтахъ развѣваются флаги, на палубѣ гремитъ музыка, а папа сидитъ въ общей каютѣ... Но вотъ Джонъ Гармонъ снова опущенъ въ могилу, а вмѣсто него на сценѣ появляется страшно богатый купецъ (фамилія неизвѣстна); онъ сватается за "прелестную женщину" и женится на ней. Онъ до того богатъ, что все, что вы видите на рѣкѣ идущимъ на парусахъ и на парахъ, принадлежитъ ему. Кромѣ того у него цѣлая флотилія увеселительныхъ яхтъ, и вонъ та щегольская яхточка, съ большимъ бѣлымъ парусомъ, что выходитъ въ море, названа "Беллой" въ честь его жены, и на ней-то она держитъ свой дворъ, какъ новая Клеопатра... А потомъ: вонъ на то транспортное судно, когда оно дойдетъ до Гревзэнда, садится какой-то знаменитый и очень богатый боевой генералъ (фамилія тоже неизвѣстна). И онъ и слышать не хочетъ, чтобы ему идти побѣждать врага безъ жены. А жена его все та же "прелестная женщина", которой суждено сдѣлаться идоломъ всѣхъ красныхъ мундировъ и синихъ куртокъ на палубѣ и подъ палубой транспортнаго корабля... А дальше: видите вы вонъ тотъ корабль, который выводятъ изъ доковъ на буксирѣ? Видите? Куда онъ плыветъ, какъ вы думаете?-- Онъ плыветъ къ коралловымъ островамъ и къ кокосовымъ пальмамъ или къ другимъ подобнымъ мѣстамъ. И принадлежитъ онъ одному счастливому человѣку, по имени папа (который самъ плыветъ на этомъ кораблѣ и пользуется большимъ уваженіемъ всего экипажа). Онъ ѣдетъ единственно ради коммерческихъ цѣлей, за грузомъ благовоннаго лѣса, самаго лучшаго на свѣтѣ и до того выгоднаго для продажи, что о такомъ еще и не слыхивали. Грузъ будетъ стоить баснословныхъ денегъ, какъ оно и слѣдуетъ ожидать, потому что прелестнѣйшая женщина, купившая и снарядившая этотъ корабль, замужемъ за индійскимъ принцемъ, за какимъ-то раджей или что-то въ этомъ родѣ. Онъ весь закутанъ въ кашемирскія шали, на головѣ носитъ чалму, сверкающую брилліантами и изумрудами, и очень преданъ прелестнѣйшей женщинѣ, хоть и ревнивъ...-- Такъ щебетала Белла, ни на секунду не умолкая, и до того обворожила своего папа, что онъ готовъ былъ окунуться съ головой въ грязь вмѣстѣ съ тѣми уличными мальчишками, что продѣлывали эту штуку у нихъ подъ окномъ на потѣху собравшейся публики.
-- А знаешь, моя милая,-- сказалъ папа, когда они отобѣдали,-- мнѣ кажется, мы всѣ тамъ, дома, можемъ теперь смѣло сказать, что ты нашла свое счастье, переѣхавъ отъ насъ.
Белла покачала головой. Она не знаетъ. Она не въ состояніи рѣшить. Все, что она можетъ сказать, такъ это то, что у нея теперь есть все, чего только можно пожелать, и что когда ей случается намекнуть мистеру или мистрисъ Боффинъ, что, можетъ быть, ей придется съ ними разстаться, то они и слышать ничего не хотятъ.
-- А вотъ что, папа,-- продолжала миссъ Белла,-- я теперь покаюсь передъ вами. Знайте: я одна изъ самыхъ корыстныхъ дѣвченокъ на свѣтѣ.
-- Я никогда бы этого о тебѣ не подумалъ,-- отвѣчалъ папа, бросивъ многозначительный взглядъ сначала на свою особу, а потомъ на стоявшій передъ ними дессертъ.
-- Я понимаю, что вы разумѣете, папа. Но это совсѣмъ не то. Я ничуть не дорожу деньгами; я дорожу тѣмъ, что можно на нихъ купить.
-- Сказать по правдѣ, этимъ дорожитъ большинство изъ насъ,-- отозвался на это Р. Вильферъ.
-- Но не въ такой степени, какъ и, папа. О-о!-- воскликнула Белла, съ очаровательно-капризнымъ поворотомъ своего, чуть-чуть раздвоеннаго, подбородка.-- Я страхъ какъ корыстна!..
Р. Вильферъ внимательно посмотрѣлъ на нее и сказалъ, не имѣя сказать ничего лучшаго:
-- Когда же ты начала замѣчать это за собой, моя милая?
-- Вотъ въ томъ-то и дѣло, папа! Въ томъ-то и весь ужасъ моей испорченности. Покуда я жила дома и знала только бѣдность, я иногда роптала, но не слишкомъ задумывалась надъ своей долей. Покуда я жила дома, питая надежду стать со временемъ богатой, я какъ-то смутно представляла себѣ, что я могла бы сдѣлать, будь я богата. Но когда я обманулась въ надеждахъ на блестящее положеніе и получила возможность изо дня въ день видѣть богатство въ чужихъ рукахъ и убѣждаться своими глазами, что оно можетъ доставить, тогда я превратилась въ ту корыстную дѣвченку, какова я теперь.
-- Это твоя фантазія, моя душа.
-- Могу васъ увѣрить, не фантазія, папа!-- сказала Белла, энергично качнувъ головой, приподнимая свои хорошенькія бровки и принимая комически-испуганный видъ.-- Это фактъ. Я постоянно составляю корыстные замыслы.
-- Господи! Какъ это, мой другъ?
-- Я разскажу вамъ, папа. Я не боюсь разсказать это вамъ, потому что мы съ вами всегда были друзьями и потому, что вы непохожи на отца, а больше похожи на младшаго брата, только надѣленнаго почтенною округленностью тѣла. Да кромѣ того,-- прибавила она, смѣясь и насмѣшливо показывая на него пальцемъ,-- кромѣ того, вы вѣдь теперь въ моей власти. Вѣдь наша экспедиція секретная. Если вы когда-нибудь выдадите меня, я выдамъ васъ. Я скажу мама, что вы обѣдали въ Гринвичѣ.
-- Ну, нѣтъ, моя милая,-- проговорилъ Р. Вильферъ очень серьезно и съ нѣкоторымъ дребезжаніемъ въ голосѣ,-- объ этомъ лучше ей не говорить.
-- Ага!-- расхохоталась Белла.-- Я знала, что вамъ это не понравится, сэръ. Итакъ, храните мою тайну, а я сохраню вашу. Но попробуйте измѣнить прелестнѣйшей женщинѣ, и вы увидите, что она -- змѣя. Теперь вы можете поцѣловать меня, папа, а я немножко уберу вамъ волосы, потому что въ мое отсутствіе вы ихъ страшно запустили.
Р. Вильферъ подставилъ свою голову оператору, а операторъ, продолжая говорить, отдѣлялъ на этой головѣ прядь за прядью и подвергалъ каждую прядь курьезному процессу закручиванія на своихъ двухъ вертѣвшихся указательныхъ пальцахъ, которые затѣмъ быстро выдергивались въ противоположныя стороны по горизонтальному направленію, причемъ всякій разъ паціентъ ежился и морщился отъ боли.
-- Я рѣшила, что мнѣ нужны деньги, папа. Я чувствую, что не могу ни выпрашивать денегъ, ни занимать, ни воровать, а потому я рѣшилась выдти за нихъ замужъ.
Р. Вильферъ поднялъ на нее глаза, насколько могъ, при совершавшейся надъ нимъ операціи, и сказалъ укоризненнымъ тономъ:
-- Ду-ша моя Белла!
-- Да, я рѣшилась, папа, повторяю, выдти за деньги, чтобы имѣть деньги. Поэтому я постоянно ищу эти деньги, чтобы ихъ покорить.
-- Дру-же-чекъ мой Белла!
-- Да, папа, таково положеніе дѣлъ. Если была когда-нибудь на свѣтѣ корыстная интриганка, полагавшая все свое честолюбіе въ томъ, чтобы строить планы и придумывать козни одни подлѣе другихъ, то вотъ вамъ это милое созданіе. Но мнѣ все равно. Мнѣ ненавистна бѣдность, и я не буду бѣдна, если выйду замужъ за деньги... Ну вотъ, папа, теперь вы превосходно причесаны и можете удивить здѣшняго лакея, а кстати заплатить ему по счету.
-- Но, голубушка моя Белла, вѣдь это ужасно имѣть такія мысли въ твоемъ возрастѣ.
-- Я вамъ говорила, папа, но вы не хотѣли вѣрить,-- отвѣчала Белла съ милой дѣтской серьезностью.-- Ну, не ужасно ли въ самомъ дѣлѣ?
-- Оно и было бы ужасно, мой ангелъ, если бъ ты вполнѣ понимала, что ты говоришь, или если бъ ты серьезно такъ думала.
-- Могу сказать вамъ, папа, только одно: я ничего другого не думаю. Толкуйте мнѣ про любовь!-- сказала Белла презрительно (но какъ рѣзко ея лицо и вся ея фигура противорѣчили этимъ словамъ!) -- Толкуйте мнѣ объ огненныхъ драконахъ!... Нѣтъ, вы лучше поговорите со мной про бѣдность да про богатство: тутъ-то вы и коснетесь самой сути вещей.
-- Ду-шеч-ка, это становится страшно!...-- началъ было строго папа, но она перебила его:
-- Папа, скажите правду: вы на деньгахъ женились?
-- Ты сама знаешь, что нѣтъ.
Белла запѣла вполголоса похоронный маршъ изъ "Саула" и потомъ сказала:
-- Ну, да это ничего не доказываетъ.
Но, видя, что онъ пріунылъ, она обвила его шею руками и поцѣлуемъ снова развеселила его.
-- Я не хотѣла огорчить васъ, папа, я просто пошутила... А теперь помните уговоръ: я не стану разсказывать о васъ, а вы обо мнѣ. Скажу больше: я обѣщаю не имѣть отъ васъ никакихъ секретовъ, папа, и вы можете быть увѣрены, что какая бы корыстная интрига ни была пущена въ ходъ, она всегда будетъ разсказана вамъ подъ строжайшею тайной.
Охотно удовольствовавшись этой уступкой со стороны "прелестнѣйшей женщины", Р. Вильферъ позвонилъ и уплатилъ по счету.
-- Все, что здѣсь осталось, папа,-- сказала Белла, закрывая кошелекъ по уходѣ лакея, пристукнувъ его своимъ маленькимъ кулачкомъ на столѣ и запихивая затѣмъ въ одинъ изъ кармановъ новаго жилета папа,-- предназначается для васъ на покупку подарковъ всѣмъ нашимъ и на уплату вашихъ счетовъ. Раздѣлите по своему усмотрѣнію и употребите, какъ сочтете лучшимъ. Въ заключеніе прошу васъ замѣтить, папа, что это не плоды какого-нибудь корыстнаго плана, а то корыстная дѣвченка, ваша дочь, пожалуй, не разсталась бы съ кошелькомъ такъ легко.
Закончивъ эту тираду, она взялась обѣими руками за борты его сюртука и совершенно перекосила на бокъ своего родителя, застегивая на немъ эту часть костюма поверхъ драгоцѣннаго жилетнаго кармана. Затѣмъ она искусно прикрыла ямки на своихъ щекахъ лентами шляпки и повезла его обратно въ Лондонъ. Благополучно прибывъ къ подъѣзду дома мистера Боффина, она прислонила папа спиной къ наружной двери, нѣжно взяла его за уши, какъ за удобныя ручки для осуществленія своего намѣренія, и принялась душить поцѣлуями, такъ что онъ нѣсколько разъ глухо стукнулся затылкомъ объ дверь. Нацѣловавшись до-сыта, она еще разъ напомнила ему ихъ уговоръ и весело разсталась съ нимъ...
Не такъ, однако, весело, чтобъ это помѣшало глазамъ ея наполниться слезами, когда онъ пошелъ по улицѣ прочь отъ нея. Не такъ весело, чтобъ не прошептать: "Ахъ, бѣдный папа! Ахъ, милый, дорогой мой труженикъ-папа!" прежде, чѣмъ она постучалась въ дверь. Не такъ весело, чтобы роскошная мебель дома Боффиновъ не смутила ее невольно напрашивавшимся сравненіемъ съ грязной, обтрепанной мебелью ея родного дома. Не такъ весело, чтобы не просидѣть до поздней ночи въ своей комнатѣ и не поплакать горькими слезами, то отъ досады, зачѣмъ покойный Джонъ Гармонъ-отецъ вписалъ ея имя въ свое завѣщаніе, то отъ обиды, что Джонъ Гармонъ-сынъ не остался въ живыхъ и не женился на ней.
"Вотъ два желанія, которыя, можно сказать, противорѣчатъ одно другому", сказала себѣ Белла. "Но вѣдь и вся моя судьба полна такихъ противорѣчій, что я не знаю даже, чего мнѣ желать для себя".