Строго воспрещены уже давно многіе напѣвы и крики множества лондонскихъ промышленниковъ-ходебщиковъ. Уже не слышно больше унылаго звона колокольчика, которымъ широкоплечій мусорщикъ оглашалъ дремлящія улицы Лондона, сопровождая этотъ звонъ протяжнымъ и громкимъ крикомъ, вылетавшимъ изъ высокой груди: "мусору-сору-мусору!" Пронзительный крикъ молодого трубочиста, возвѣщавшій его профессію, сдѣлался противозаконнымъ,-- и самый трубочистъ, наложившій печать молчанія на свои уста, добровольно уступилъ свое мѣсто трубочисту новаго поколѣнія, принявшему на себя французское названіе "Ramoneur", и будто въ воду канулъ вмѣстѣ съ своимъ крикомъ. Изъ криковъ и напѣвовъ, которые не подверглись опалѣ, многіе сами по себѣ начинаютъ выходить изъ употребленія, и потому ихъ должно причислять къ стариннымъ обычаямъ, напоминающимъ о старинныхъ людяхъ. Уличные крики умерли, а вмѣстѣ съ ними умерли и крикуны. Куда дѣвались мелкій продавецъ каменнаго угля и разносчикъ деревянныхъ подтопокъ? Гдѣ этотъ купецъ, который въ дѣтствѣ нашемъ съ такою самоувѣренностью говаривалъ, что если бы онъ имѣлъ столько денегъ, сколько можно выразить словами, то и не подумалъ бы кричать на улицахъ о продажѣ молоденькихъ ягнятъ? Почему мы не видимъ разносчика лакомыхъ жидкостей, который такимъ чистымъ, звучнымъ баритономъ, съ такой неподражаемой силой и чувствомъ напѣвалъ одинъ неизмѣнный мотивъ: "водочка! Сткляночки съ водочкой! Сладенькая водочка!"... Гдѣ продавецъ мягкаго трепела и чистаго наждака, который такъ умѣлъ исчислять свои товары? Куда дѣвалась эта разорившаяся госпожа, которая такимъ смиреннымъ голоскомъ выкрикивала: "кошечьи шкурки! Кошечьи шкурки!"... (Она процвѣтала до моего появленія на свѣтъ, и я упоминаю о ней по одному только преданію).-- Всѣ эти крики не оглашаютъ болѣе лондонскихъ улицъ; всѣ эти лица исчезли съ лица земли!
Въ концѣ минувшаго столѣтія въ Лондонѣ появилось изданіе, наполненное безчисленнымъ множествомъ картинокъ, вырѣзанныхъ на мѣди и изображающихъ различныхъ лондонскихъ крикуновъ, съ приличными поясненіями ихъ криковъ и напѣвовъ. Просмотрите это изданіе теперь, и вы убѣдитесь, что весьма немногіе изъ крикуновъ сохранили свой типъ до настоящей поры. Мы привыкли теперь къ роскоши и кричимъ: "Ананасы! Ананасы! По одному пенни за ломтикъ!"
Мы обращаемъ вниманіе на нравственность и уличнаго пирожника замѣнили великолѣпнымъ "депо горячихъ пироговъ", съ зеркальными окнами и пышными украшеніями изъ краснаго дерева. Мы сдѣлались разборчивы до крайности и "горячій картофель" промѣняли на "магазинъ ирландскихъ плодовъ". Голосъ того, который такъ заманчиво кричалъ: "за пенни, за два пенни слоеный пирожокъ!" давнымь давно замолкъ.-- Въ какую даль мы зашли! Какихъ криковъ мы лишились и много ли ихъ намъ останется? Остается замолкнуть только булочнику и мяснику!
Но въ то время, какъ я пишу эти строки, вдоль безмятежной улицы, въ которой я живу, тихо несется по неподвижному воздуху, плавно влетаетъ въ открытое окно и нѣжно касается моего очарованнаго слуха знакомый, близкій сердцу моему, протяжный, монотонный крикъ. Я всегда слышалъ этотъ крикъ и, надѣюсь, всегда буду слышать его. Онъ оглашалъ лондонскія улицы задолго до моего рожденія и будетъ оглашать ихъ долго долго послѣ моей кончины. Онъ никогда не измѣняется, никогда не уменьшается ни въ своей звучности, ни въ своемъ объемѣ. Движеніе нашей планеты еще не превратилось, и потому всѣ обитающіе на ней, всѣ, которые являются на свѣтъ и покидаютъ его, нуждаются въ одѣяніи; по мѣрѣ того, какъ бремя существованія становится легче или тяжелѣе, и платье наше носится и измѣняется на лучшее или на худшее; поэтому старое платье всегда будетъ или продаваться, или покупаться,-- и долго-долго, по многимъ безмятежнымъ улицамъ, сквозь многія открытыя окна, будетъ пролетать знакомый крикъ: "Старое платье!"
Первыя мои воспоминанія о старомъ платьѣ тѣсно связаны съ воспоминаніями объ угрозѣ,-- страшной, ужасной для меня угрозѣ въ лѣта моего младенчества, когда за какой-нибудь проступокъ меня обѣщали посадить въ мѣшокъ тряпичника и вмѣстѣ съ мѣшкомъ спровадить изъ подъ родительскаго крова. Обыкновенно, мнѣ приводилось слышать эти угрозы отъ нянюшки, которая, сколько могу я припомнить, сама покинула нашъ домъ вслѣдствіе таинственной пропажи новаго шелковаго платья, "износившагося до послѣдней ниточки", какъ она торжественно увѣряла мою матушку. Что касается тряпичника, то это былъ страшный старикъ: его длинная, остроконечная, рыжеватая, съ просѣдью, борода, его ястребиный носъ и въ особенности его таинственный мѣшокъ наводили на меня невольный ужасъ. Не краснѣя, признаюсь теперь, что въ ту пору я вполнѣ былъ увѣренъ, что этотъ тряпичникъ (безъ всякаго сомнѣнія, какой-нибудь израильтянинъ) способенъ былъ похитить меня и унести въ своемъ мѣшкѣ при первой моей невинной шалости. Онъ, да еще "трубочистъ", другое таинственное страшилище, которымъ часто грозили мнѣ, но котораго я никогда не видалъ, черная собака, обреченная садиться на плечи негодныхъ дѣтей, и огромный арабъ, обрѣтавшійся гдѣ-то на задней кухнѣ, откуда онъ, какъ говорили мнѣ, по мѣрѣ надобности, прокрадывался въ дѣтскую и съ одного разу глоталъ упрямцевъ,-- всѣ эти страшилища въ моемъ смутномъ воображеніи, въ моей мягкой, невинной душѣ превращались, при безобразномъ смѣшеніи ихъ чудовищныхъ свойствъ, въ одно неопредѣленное существо, которому не было названія, но которое уподоблялось ревущему льву.
Странная вещь! Этотъ старый тряпичникъ (онъ былъ страшно старъ, когда я впервые познакомился съ нимъ), повидимому, нисколько съ тѣхъ поръ не состарѣлся, и его мѣшокъ и крикъ: "Старое платье!" до этой поры ни на волосъ не уменьшились. Теперь я не боюсь его; мало того: я даже вступалъ съ нимъ въ разговоръ касательно статистики и существенныхъ выгодъ его торговыхъ операцій. Но, признаюсь, часто тревожитъ онъ мои сновидѣнія, и я не иначе гляжу на его огромный мѣшокъ, какъ съ почтительнымъ и безмолвнымъ любопытствомъ. Интересно бы знать, почему наши дѣтскія впечатлѣнія бываютъ до такой степени неизгладимы? Въ нашей памяти со всѣми подробностями сохраняется изображеніе родителей и близкихъ родственниковъ, которые умерли, когда мы едва только начинали лепетать,-- а между тѣмъ мы забываемъ то, что происходило съ нами третьяго дня. Какъ свѣжо припоминаемъ мы разсказы бабушки о Ванюшѣ-Пастушкѣ или о приключеніяхъ другого Ванюши, который, посредствомъ малиновой тросточки, сдѣлалъ изумительные успѣхи въ жизни,-- а между тѣмъ какъ часто забываемъ мы, о чемъ было писано въ предыдущей статьѣ какой-нибудь газеты, не дочитавъ до половины послѣдующей!
Такой предметъ, какъ поношенное, изношенное и, пожалуй, брошенное платье, всегда былъ интересенъ для меня. Въ немъ скрывается какая-то бездомная, странствующая, безпрестанно мѣняющаяся картинность; а это качество мнѣ чрезвычайно нравится. Сколько мистерій, сколько пищи дли воображенія соединяется съ поношеннымъ платьемъ! И хотя, изучая его, я старался проникнуть всю глубину этого предмета, но никогда не могъ овладѣть имъ совершенно. Во всякомъ случаѣ, я съ особеннымъ удовольствіемъ готовъ подѣлиться съ моими читателями тѣмъ, что мнѣ извѣстно.
Статистики древнихъ одѣяній мы уже коснулись вполнѣ и превосходно въ своемъ мѣстѣ. Обзоръ тряпичнаго рынка, платяного рынка, а также переулка Петтикотъ и улицы Холивелкъ, былъ не разъ уже сдѣланъ и много разъ повторенъ, такъ что на мою долю остается только, какъ говорится, пропѣть старую пѣсню на новый ладъ. Но говорится также: ничто не ново подъ луной; а быть оригинальнымъ во всѣхъ отношеніяхъ было бы столько же несообразно съ требованіемъ времени и вкуса, сколько съ моимъ характеромъ и способностями.
Imprimis, начнемъ со старыхъ трипичниковъ. Почему, скажите, покупка и продажа ветхаго платья должны, повидимому, составлять монополію іудейскаго племени? По какому случаю, напримѣръ, ихъ голоса, и только ихъ однихъ, предназначены заниматься постояннымъ повтореніемъ чарующихъ словъ: "Старое платье"? Непонятно! Говорятъ, будто въ Глазговѣ торговля старымъ платьемъ вошла въ обыкновеніе между ирландцами, и что послѣдніе совершенно отбили ее у евреевъ. Мнѣ что-то не вѣрится, да и очень трудно повѣрить такому изумительно-невѣроятному событію. Также трудно представить себѣ израильтянина королевскимъ тѣлохранителемъ, какъ гибернянина -- старымъ тряпичникомъ... Какъ вамъ угодно, а я не могу, да можете ли и вы, можетъ ли кто-нибудь вообразить, чтобы дребезжащіе, гортанные звуки "Ogh Clo" {Испорченное произношеніе словъ: Old Cloth -- старое платье.} еврея, это mot d'ordre, этотъ пароль и лозунгъ его племени, превращены были въ сладкозвучные, плавные возгласы нашихъ сосѣдей-островитянъ?
Я утвердительно могу сказать, это всѣ мои старые тряпичники принадлежатъ къ вышеупомянутому племени. Многочисленны они, постоянны, дальновидны, проницательны, хитры, словоохотливы, но скрытны, умны, но весь умъ ихъ сосредоточенъ въ барышахъ. Они избѣгаютъ многолюдныхъ главныхъ улицъ и предпочитаютъ имъ болѣе мирные, тѣнистые переулки. Во всякое время года, несмотря ни на какую погоду, они неутомимо совершаютъ свое путешествіе по избранной тропѣ. Найдется ли такой человѣкъ, который рѣшится сказать, что онъ когда-нибудь видѣлъ стараго тряпичника съ зонтикомъ? Я подразумѣваю подъ этимъ вопросъ: носитъ ли тряпичникъ съ собой зонтикъ для извѣстнаго употребленія? Конечно, онъ можетъ имѣть, и весьма вѣроятно, что онъ имѣетъ ихъ полдюжины въ своемъ мѣшкѣ или гдѣ-нибудь около своей персоны,-- но не было еще примѣра, чтобы онъ поднималъ и распускалъ его надъ своей головой.
Мнѣ очень прискорбно издѣваться надъ общепринятымъ и прочно утвердившимся понятіемъ; но дѣлать нечего! Меня побуждаетъ къ тому моя обязанность. Художники приняли за правило изображать стараго тряпичника съ тремя, а иногда и съ четырьмя шляпами, поставленными на его головѣ одна на другой. Позвольте же мнѣ сказать, хотя я часто видѣлъ по нѣскольку шляпъ въ рукахъ тряпичника или гдѣ-нибудь при немъ, но до сихъ поръ мнѣ ни разу не случалось видѣть на головѣ его больше одной шляпы. Меня увѣрялъ одинъ почтенный членъ этой компаніи, съ которымъ я не такъ давно имѣлъ торговыя сношенія,-- онъ увѣрялъ меня, что трехъ-шляпное преданіе не имѣетъ никакого основанія. И въ самомъ дѣлѣ, это просто выдумка, злая насмѣшка со стороны завистниковъ и враговъ, язвительный пасквиль. Трехъ-шляпные тряпичники, если только они существовали когда-нибудь, теперь сдѣлались чрезвычайно рѣдки. Съ своей стороны я имѣю большое расположеніе считать такого тряпичника за миѳъ, за эстетическую до-рафаэлевскую отвлеченность, подобно Сфинксу или женщинѣ, лелѣющей свою Химеру.
Но вотъ старинный тряпичникъ -- съ чувствомъ искренняго сожалѣнія я долженъ сказать -- съ каждымъ днемъ становится чѣмъ-то вродѣ чернаго лебедя. Молодое поколѣніе, занимаетъ поле дѣйствія, и старая жидовщина {Jewry: такъ называется въ Лондонѣ улица, которая отведена была для жительства исключительно однихъ только евреевъ. Прим. перев.} -- старая, бородатая, длиннополая, согбенная жидовщина -- почти исчезла. Быть можетъ, что послѣ опредѣленнаго возраста, старый жидъ покидаетъ свой мѣшокъ и, накопивъ огромный запасъ глиняной посуды и векселей на огромную сумму, удаляется на востокъ и ожидаетъ тамъ дальнѣйшихъ благъ.
Очень, очень рѣдки становятся теперь длиннополые кафтаны -- этотъ просторный, широкій, уродливый родъ одежды,-- тотъ самый, на который плевалъ Шекспировъ Антоніо. Теперь едва ли можно встрѣтиться съ этимъ костюмомъ на лондонскихъ улицахъ. Мнѣ памятно время, когда почти всѣ старинные тряпичники носили его, и я увѣренъ, что мой тряпичникъ -- страшилище моей юности -- не нуждался въ этомъ нарядѣ. Молодое поколѣніе евреевъ носитъ коротенькіе сюртуки, украшаетъ себя золотыми цѣпочками и дорогими перстнями; оно промѣняло свою остроконечную бороду на кудреватую бородку, прибавило къ ней миніатюрную эспаньолку и окаймило все лицо роскошными бакенбардами. Оно носитъ мѣшокъ весьма благовидно, не затрудняетъ себя, не утомляетъ,-- словомъ сказать, носитъ его совершенно не такъ, какъ носила старая жидовщина. Впрочемъ, все это касается одной только наружности юнаго еврея; внутреннія же его качества остались тѣ же самыя: та же самая дальновидность, то же самое неутомимое постоянство, та же самая страсть къ спекуляціямъ,-- самая удивительная страсть къ самымъ выгоднѣйшимъ спекуляціямъ.
Итакъ, въ наше время существуетъ тряпичникъ безъ мѣшка, по крайней мѣрѣ, повидимому, безъ мѣшка, marchand sans sac. Вѣроятно, вамъ случалось ходить по улицамъ Лондона, а еще вѣроятнѣе -- случалось встрѣчаться съ джентльменомъ, который одѣтъ совершенно по послѣдней модѣ, который преспокойно идетъ по тротуару, ловко размахиваетъ тростью и, повидимому, рѣшительно ничѣмъ не озабоченъ, ни о чемъ не думаетъ. Проходя мимо такою джентльмена, вы встрѣчаете его взоръ и немедленно дѣлаете заключеніе, что онъ недаромъ одаренъ этими проницательными черными глазами и этимъ орлинымъ носомъ. Онъ какъ-то особенно ловко наклоняется къ вамъ и самымъ вкрадчивымъ "sotto voce", голосомъ среднимъ между тѣмъ, который употребляется актерами, когда они говорятъ на сцѣнѣ что-нибудь "въ сторону", и тѣмъ, которымъ аматеръ Регентовой улицы предлагаетъ, вамъ "купить галантерейную вещицу",-- этимъ голосомъ дѣлаетъ онъ вамъ мимолетный вопросъ:
-- Нѣтъ ли у васъ цего продазнаго, зиръ?
Вопросъ этотъ, можетъ статься, будетъ предложенъ у Кенсингтона, а мѣсто вашего жительства находится, положимъ, хоть въ Мэйлэндѣ; но вы не безпокойтесь: такое огромное разстояніе нисколько не затруднитъ тряпичника безъ мѣшка, и онъ съ удовольствіемъ согласится проводить васъ до самаго дома. Онъ сталъ бы провожать васъ отъ береговъ Инда до Сѣвернаго полюса, почтительно наклонившись къ вамъ и переваливаясь съ боку на бокъ, съ одной только надеждой, что путешествіе его совершится не даромъ, но увѣнчается пріобрѣтеніемъ какой-нибудь пары старыхъ панталонъ. И, въ случаѣ, если бы вы вздумали поддаться его обольстительнымъ просьбамъ и рѣшились бы впустить его въ ваше жилище, то повѣрьте, что съ волшебною быстротою изъ неизвѣстнаго, скрытнаго мѣста передъ вами явился бы огромный мѣшокъ. Когда, гдѣ, откуда и какимъ образомъ появляется этотъ мѣшокъ въ мгновеніе ока -- это, по нашему мнѣнію, выше человѣческихъ понятій.
Удивительная вещь этотъ мѣшокъ! Онъ помѣстителенъ до невѣроятности: всегда полный до нельзя, онъ готовъ во всякое время принять въ себя еще болѣе. Замѣчено было не разъ, что лишняя соломенка ломаетъ спину несчастному верблюду; но огромнѣйшія связки панталонъ, цѣлыя груды пальто, скирды жилетовъ, напичканныя въ этотъ все терпѣливо переносящій мѣшокъ, повидимому, нисколько не нарушаютъ его силы сопротивленія. А что касается до опасности переломить спину отъ излишняго груза, то скорѣе можно допустить, что неопытный человѣкъ въ самомъ дѣлѣ, поднимая его, повредитъ себѣ позвоночный хребетъ.
Одинъ мой короткій пріятель, прогуливаясь по улицѣ, ведущей за городъ, встрѣтился съ тряпичникомъ безъ мѣшка, и встрѣтился въ обыкновенномъ своемъ платьѣ. Собираясь оставить Лондонъ, онъ охотно поддался убѣжденіямъ тряпичника продать нѣкоторыя вещи изъ своего гардероба, въ которыхъ не предвидѣлось особенной необходимости, и отъ продажи которыхъ онъ надѣялся имѣть въ своемъ карманѣ нѣсколько лишнихъ шиллинговъ. И вотъ панталоны, жилеты и сюртуки вынуты изъ гардероба и выставлены на показъ. Осмотръ кончился, и пріятель мой, противъ всѣхъ правилъ благоразумія, поддался маккіавслевскому намеку тряпичника касательно старыхъ сапоговъ. Вспомнивъ о существованіи самой ветхой пары сапоговъ, скрывавшейся съ незапамятныхъ временъ гдѣ-то подъ диваномъ, онъ вышелъ въ другую комнату, оставивъ -- infelix puer!-- тряпичника одного. Черезъ нѣсколько минутъ пріятель мой возвратился съ требуемымъ предметомъ, и торгъ начался обыкновеннымъ чередомъ. Наконецъ, дѣло рѣшилось -- условная сумма была уплачена, и тряпичникъ удалился. Но можете представить себѣ, до какой степени племя тряпичниковъ обладаетъ двуличіемъ! Онъ втискалъ въ свой мѣшокъ единственный бальный костюмъ, который остался во владѣніи моего пріятеля. Между прочими принадлежностями костюма недоставало такъ же голубого атласнаго платка съ бѣлыми мушками или съ такъ называемыми птичьими глазками; и хотя я, съ своей стороны, не рѣшаюсь утвердительно сказать что-нибудь невыгодное о странствующихъ владѣтеляхъ мѣшковъ, но, во всякомъ случаѣ, эта внезапная пропажа въ квартирѣ моего пріятеля хоть кому такъ покажется странною. Впрочемъ, мистриссъ Гуммъ, въ домѣ которой картировалъ мой пріятель (которая пріютила подъ своей кровлей такое безчисленное множество медицинскихъ студентовъ, что ее, по всей справедливости, можно было бы причислить къ членамъ этой профессіи, тѣмъ болѣе, что она каждое воскресенье прочитываетъ съ особеннымъ наслажденіемъ, отъ доски до доски, нумеръ медицинской газеты "Ланцетъ"),-- Мистриссъ Гуммъ, говорю я, положительно приписываетъ этотъ поступокъ вышеприведенному тряпичнику и въ дополненіе присовокупляетъ, что въ то же самое время онъ противозаконно присвоилъ и уносъ въ своемъ мѣшкѣ пуховую перину значительной величины и миніатюрный портретъ предводителя отаитскаго племени, который, какъ полагаютъ, съѣлъ часть капитана Кука. Портретъ этотъ подаренъ былъ ей, въ знакъ памяти и дружбы, достопочтеннѣйшимъ Фугу Трумпетстонъ, человѣкомъ весьма замѣчательнымъ, сдѣлавшимся въ настоящее время важнымъ лицомъ у короля Сандничевыхъ острововъ Намегамега XXXIII. Мнѣ кажется, что еслибъ при этомъ случаѣ въ домѣ мистриссъ Гуммъ не оказалось въ наличности огромнаго комода или двухъ-спальной кровати, то въ похищеніи ихъ непремѣнно бы стали подозрѣвать несчастнаго тряпичника.
Носить мѣшокъ и кричать при этомъ: "Старое платье!" составляетъ въ своемъ родѣ искусъ или испытаніе, которому должны подвергаться всѣ евреи. Практическое воспитаніе ихъ совершается на улицахъ, и они не видятъ въ этомъ никакого униженія. Иногда я нахожу особенное удовольствіе въ умосозерцаніи, что изъ тѣхъ милліонеровъ, которые часто носятся мимо меня въ великолѣпныхъ экипажахъ, о блестящихъ балахъ и ужинахъ которыхъ я часто читаю въ газетахъ, о которыхъ слышу часто какъ о подпорахъ коммерціи и столпахъ народнаго кредита,-- что многіе изъ нихъ въ юности своей переносили тяжелое, мрачное испытаніе мѣшка. Проницательныя торговыя барышническія сдѣлки надъ оборванными пальто и до нельзя истасканными панталонами приготовили ихъ, окончили ихъ, придали имъ остроту для мелочныхъ денежныхъ сдѣлокъ, сдѣлали ихъ знатоками во всѣхъ отрасляхъ прибыльной торговли. А отъ этихъ сдѣлокъ до оборотовъ милліонами -- нѣсколько шаговъ. Во Франкфуртѣ и теперь еще существуетъ старая, грязная, мрачная, живописная, дурно вымощенная, худо освѣщенная, зловонная, наполненная несмѣтнымъ богатствомъ улица, называемая "Judenstrasse", родъ соединенія худшихъ частей: Дюксплэйсъ, Сентъ-Мэріаксъ, и лучшихъ частей переулковъ Петтикотъ, Чорчъ и Сэнтъ-Джэйлзъ -- въ Лондонѣ. Здѣсь обитаютъ франкфуртскіе евреи -- такіе же грязные, такіе, же мрачные и такіе же богатые, какъ и самыя жилища ихъ. Вы всегда можете увидѣть, что молодые евреи по утру отправляются отсюда, а вечеромъ возвращаются сюда, и всегда съ своимъ неизмѣннымъ мѣшкомъ. Престарѣлые отцы семействъ сидятъ у дверей и съ невозмутимымъ спокойствіемъ курятъ табакъ. Въ окнахъ вы увидите безпечно разговаривающихъ юныхъ израильтянокъ, въ шелковыхъ и атласныхъ платьяхъ, переливающихся цвѣтами радуги, хотя нижнее одѣяніе ихъ весьма подозрительной бѣлизны. Около дома между старыми платьями, горшками, кастрюлями, домашней мебелью и ломанной утварью играютъ маленькіе евреи. Часто любилъ я гулять по этой "Judenstrasse" (конечно, послѣ хорошаго обѣда), любилъ выкурить въ ней трубку душевнаго спокойствія и венгерскаго табаку; любилъ смотрѣть то на старое платье и на старыхъ тряпичниковъ, то на маленькихъ евреевъ, лукаво выглядывающихъ изъ за тяжелыхъ, обитыхъ желѣзомъ дверей и оконъ, защищаемыхъ ночью (и не безъ основательной причины!) желѣзными рѣшетчатыми ставнями. Я представлялъ себѣ, какое множество колоссальныхъ богатствъ произвела на свѣтъ эта грязная, старая улица! Какое множество невѣдомыхъ міру банкировъ скрывалось, въ мрачныхъ отдѣленіяхъ мрачныхъ зданій! Какое множество явится ихъ еще изъ этихъ ползающихъ между хламомъ ребятишекъ! Культъ мѣшка строго наблюдается въ этой улицѣ и процвѣтаетъ какъ и повсюду.
Все это невольнымъ образомъ заставляетъ меня снова обратиться къ моему предмету и приводитъ меня въ крайнее смущеніе. Скажите, пожалуйста, почему право заниматься покупкою и продажею стараго платья выпало на долю однихъ только евреевъ? И замѣтьте, что это право присвоено не одними только лондонскими или франкфуртскими евреями,-- нѣтъ! Кому не случалось слышать гнусливаго напѣва парижскаго Marchand d'habits,-- напѣва, состоящаго изъ одной и той же темы: vieux liabils, vieux galons? Кто не видѣлъ этого промышленника рядомъ съ хорошенькой гризеткой, которая промѣнивала ему свой маскарадный костюмъ, украшавшій ее наканунѣ? Кто не видѣлъ его, медленно идущаго по тротуару съ принадлежностями вышеприведеннаго костюма, въ видѣ черныхъ бархатныхъ панталонъ, перекинутыхъ черезъ руку, мишурныхъ эполетъ, торчащихъ изъ кармановъ, кавалерійской сабли, засунутой подъ мышку, и адвокатской тоги, смиренно выглядывающей изъ туго набитаго мѣшка? Кто не слыхаль о гибралтарскихъ тряпичникахъ или о страшной борьбѣ на левантской пароходной эскадрѣ между греками и евреями за назначеніе цѣны и за право пріобрѣтенія въ неотъемлемую собственность вышедшихъ изъ употребленія кафтановъ и бурнусовъ? Когда-то, въ Марсели, я зналъ одного молодого турка, который носилъ патентованные кожаные сапоги и парфюмировалъ себя до нельзя, а все-таки совершенно былъ чуждъ свѣтскаго образованія. Помню, однажды, подаривъ ему большую банку вестъ-индскихъ пикулей, я попросилъ его отвѣдать ихъ при мнѣ,-- и что же онъ сдѣлалъ, какъ бы вы думали? Онъ съѣлъ, начиная отъ перваго попавшагося ему перечнаго стручка до послѣдняго,-- выпилъ отъ первой капли пропитаннаго перцемъ крѣпкаго уксуса до послѣдней, сдѣлалъ это не поморщившись, безъ малѣйшаго кусочка хлѣба или мяса,-- облизалъ себѣ губы и въ заключеніе сказалъ: mi ріасе, questo bastimento!-- обыкновенное его выраженіе, когда онъ испытывалъ особенное удовольствіе. Впослѣдствіи, когда мы короче сблизились другъ съ другомъ и когда познанія его въ европейскихъ языкахъ сдѣлались гораздо обширнѣе, я попросилъ его представить мнѣ характеристику константинопольскихъ евреевъ.
-- Помилуйте,-- сказалъ онъ весьма непринужденно:-- да это настоящія собаки: покрываютъ головы желтыми платками и, вдобавокъ, ходятъ по улицамъ Стамбула и собираютъ старое платье!
Если таково израильское племя въ Турціи, то почему же не быть ему точно такому же въ Персіи, и въ Абиссиніи, и въ Великой Татаріи,-- словомъ сказать, повсюду? Во всемъ этомъ заключается больше значенія, чѣмъ снилось мнѣ въ моей философіи. Сколько мнѣ извѣстно -- да я, впрочемъ, вѣрю безъ всякихъ предварительныхъ свѣдѣній -- юнанскіе евреи въ Китаѣ и черные евреи въ Индіи тоже занимаются пріобрѣтеніемъ и сбытомъ изношеннаго платья. Каждый еврей, будь онъ впослѣдствіи хоть милліонеромъ, повидимому, начиналъ свое поприще съ мѣшкомъ. Однажды къ баснословно богатому израильтянину, о которомъ я знавалъ кой-какія подробности, явился за помощью бѣднѣйшій членъ его племени. Богачъ отказалъ въ помощи своему единоплеменнику.
-- Ага!-- сказалъ проситель, съ сильнымъ негодованіемъ (это былъ старикашка весьма дурного нрава, въ кафтанѣ табачнаго цвѣта и носовомъ платкѣ вокругъ его головы, подъ истасканной шляпой.-- Ага! Ты, вѣрно, сдѣлался теперь великимъ человѣкомъ; но мнѣ еще памятно то время, когда ты носилъ гнилые носовые платки и сбывалъ ихъ по трактирамъ.
И, безъ всякаго сомнѣнія, бѣднякъ еврей говорилъ сущую правду.
Отъ великаго до смѣшного одинъ только шагъ. Это сказалъ одинъ изъ величайшихъ полководцевъ; а мы скажемъ, въ свою очередь, что отъ стараго тряпичника до стараго платья всего только полъ-шага,
Подъ названіе стараго платья -- прошу понять меня хорошенько -- я подвожу старыя шляпы, старые сапоги, старое бѣлье, старое вообще все, чѣмъ только человѣкъ любитъ украшать свою особу. Я не имѣю намѣренія, да и не смѣю, касаться въ этой статьѣ прекраснаго пола (да благословитъ его небо!): у него есть свои платье-промышленники, свои revendeuses à la toilette, свои владѣтели магазиновъ съ покупнымъ и продажнымъ дамскимъ гардеробомъ. Съ этой отраслью платяного промысла соединены многія элевсинскія тайны, многія мрачныя исторіи о бѣлыхъ атласныхъ платьяхъ какой-нибудь дюшессы или платья изъ малиноваго бархата какой-нибудь контессы,-- исторіи, до приступа къ разсказу которыхъ я долженъ собрать многія подробнѣйшія и болѣе вѣрныя свѣдѣнія. Для непосвященнаго, "дамскій гардеробъ" съ его мерцающимъ, тусклымъ полу-свѣтомъ, проникающимъ въ маленькія лавочки въ глухихъ отдаленныхъ улицахъ, съ его розовыми шелковыми чулками, бѣлыми атласными платьями, испачканными страусовыми перьями, съ его горничными и самими госпожами, завернутыми и окутанными въ теплыя шали, и съ кэбомъ, ожидающимъ на ближайшемъ перекресткѣ, покажется, да и непремѣнно долженъ показаться, тайною. Иногда, сквозь этотъ тусклый полу-свѣтъ, виднѣются толстыя, неуклюжія женщины въ набивныхъ платьяхъ и передникахъ: эти женщины, вмѣстѣ съ рагтрепаннымъ мужчиной, совершаютъ надъ старыми платьями таинственныя метаморфозы. Современемъ я вникну въ этотъ предметъ поподробнѣе.
Теперь же обратимся къ платьямъ, составляющимъ исключительную принадлежность брадатаго поколѣнія. Если вы хотите видѣть старыя платья и старыхъ тряпичниковъ во всемъ ихъ блескѣ и великолѣпіи, то отправляйтесь на тряпичный рынокъ или на тряпичную биржу. При входѣ въ это мѣсто, вамъ предстоитъ заплатить самую пустую пошлину, но это ничего не значитъ въ сравненіи съ тѣмъ зрѣлищемъ, которое ожидаетъ васъ впереди. Не считаю особеннымъ долгомъ совѣтовать вамъ беречь свои карманы при этомъ случаѣ, но, по долгу совѣсти и чести, долженъ рѣшительно предостеречь васъ насчетъ сбереженія платья, котораго ваши карманы составляютъ часть. Ничего не можетъ быть вѣроятнѣе моего предположенія, что, при первомъ вашемъ появленіи, на васъ нападетъ съ полдюжины евреевъ, которые съ изступленіемъ будутъ тормошить вашу одежду,-- не съ какимъ-нибудь законопреступнымъ умысломъ, но единственно, чтобъ пробудить въ васъ желаніе продать то, во что вы одѣты.
Въ теченіе всего времени, отъ утренняго открытія и до вечерняго закрытія рынка, на его аренѣ продолжается безпрерывный рядъ мирныхъ сраженій. Тряпичники, странствующіе съ ранняго утра по улицамъ Лондона, являются сюда партіями по два, по три, иногда по дюжинамъ и полудюжинамъ. Въ одинъ моментъ на этихъ бывшихъ покупателей, сдѣлавшихся теперь продавцами, нападаютъ новые покупатели.
-- Сказите, а цто у васъ есть продазнаго?-- Позалуйте къ намъ.-- О! Гдѣ зе мѣсокъ? Ой! Ой! Цто вы хотите за это? Цто вамъ зе дать за это?
Вотъ крики, которые раздаются вокругъ новоприбывшихъ промышленниковъ. Гигантскій мѣшокъ насильно стаскивается съ плечъ сопротивляющагося тряпичника, и обоихъ ихъ тянутъ въ одну сторону, оттягиваютъ въ другуо, теребятъ, тискаютъ, толкаютъ. Наконецъ, тряпичникъ выбираетъ покупателя, съ которымъ желаетъ вести дѣло, и самое разнообразное, самое многочисленное содержаніе мѣшка извергается на прилавокъ новаго покупателя. Боже праведный! Неужели никогда не кончится это страшное изверженіе? Еще и еще сюртуки, еще жилеты, еще панталоны; вотъ наконецъ, посыпался шляпный градъ; посыпались старые сапоги, шелковые носовые платки, зонтики, дѣтскія шапочки, деревянныя ботинки и проч., и проч. Милостивый государь! Я нисколько не преувеличу сказавъ вамъ, что этотъ удивительный мѣшокъ очень часто содержитъ въ себѣ и вслѣдствіе того извергаетъ изъ себя самыя разнообразныя вещицы, какъ, напримѣръ, нѣсколько фунтовъ жиру, снятаго съ холодной подливки для жаркого, птичью клѣтку, живого пуделя, теодолитъ, бронзовые столовые часы и тому подобное. Все то рыба, что попадаетъ въ сѣти тряпичника,-- все то платье, что попадаетъ въ его мѣшокъ. Тряпичникъ готовъ бы купить вашу голову, еслибъ только она удобно снималась.
На прилавкахъ прочихъ торгашей высыпаются изъ подобныхъ мѣшковъ подобныя же груды различныхъ предметовъ. Затѣмъ начинается изступленная, крикливая, визгливая, раздражающая слухъ переторжка. Евреи бормочутъ, воютъ, сильно жмутъ руки другъ другу и какъ голодные волки грызутся изъ-за гроша. Взгляните вонь на этого желтолицаго барышника, съ слезоточивыми глазами, съ бородой, похожей на бороду престарѣлаго козла, и съ его видимой безпечностью къ наружности. Онъ изъ Амстердама и ни слова не знаетъ по англійски; а посмотрите, какъ онъ тараторитъ, какъ онъ быстро хватаетъ за руки своего пріятеля и какъ бойко огрызается съ самымъ бойкимъ изъ своихъ британскихъ собратовъ. Для выраженія цѣны, какую хочетъ дать за покупаемыя вещи, онъ пускаетъ въ ходъ свои пальцы и больше ничего.
-- Еще палецъ! Прикинь еще палецъ!-- говоритъ продавецъ.
-- Ты хочешь ограбить меня -- отвѣчаетъ амстердамскій еврей
-- Еще, еще палецъ!
-- Ну была не была -- бери!
И амстердамскій барышникъ превыгодно заключаетъ торгъ, потому что для лондонскаго еврея, когда онъ дѣйствуетъ въ качествѣ продавца, такъ же тягостно, почти невозможно отказаться отъ предлагаемыхъ денегъ, какъ и разстаться съ ними, когда онъ становится покупщикомъ.
Посмотрите, какъ помрачается воздухъ отъ вытянутыхъ кверху рукъ и ногъ, принадлежащихъ къ различнымъ одѣяніямъ, для надлежащаго удостовѣренія въ покупаемомъ предметѣ. Покупатель щупаетъ, всматривается, гладитъ противъ ворса, бѣгло оглядываетъ швы, нюхаетъ тѣ мѣста, гдѣ употреблялась черная и синяя подкраска, отыскиваетъ заштопанныя дырья, заглядываетъ подъ подкладку,-- между тѣмъ какъ продавецъ, съ душевнымъ безпокойствомъ, которое отражается въ его бѣгающихъ изъ стороны въ сторону глазахъ, слѣдитъ за каждымъ движеніемъ своего покупателя. Въ теченіе этого смотра спокойствіе и тишина возстановляются, но возстановляются на весьма непродолжительное время; подождите минуточку, и вы снова услышите прежній раздирающій слухъ крикъ, визгъ, вой, хлопанье рукъ и, наконецъ, звяканье монеты. Въ воздухѣ разливаются удушливая теплота и зловонный запахъ тряпья. По срединѣ рынка стоитъ нѣсколько жиденковъ съ лотками, покрытыми подкрѣпляющими влагами и горячими пирогами. Вы нигдѣ не увидите подобной сцены, не услышите этого изумительнаго смѣшенія нарѣчій -- перековерканнаго англійскаго и еврейскаго. Шумъ оглушительный, безспорно; но развѣ намъ не случается слышать легонькій шумъ и глухой говоръ дѣловыхъ людей на площадкѣ Королевской Биржи, передъ тѣмъ, какъ прозвонить звонку? Развѣ внутренніе предѣлы этой биржи не оглашаются иногда самыми высшйми нотами человѣческаго голоса? Неужели аукціонная камера сохранитъ безмолвіе, когда коснутся до продажи какого-нибудь предмета для человѣческаго комфорта? Право, очень, очень много есть предметовъ, надъ которыми мы сами и шумимъ, и торгуемся не меньше, чѣмъ надъ старымъ платьемъ!
Взгляните на эту страшную груду стараго платья, на это собраніе изветшавшихъ одѣяній. Въ этой грудѣ платяныхъ останковъ созерцательный умъ найдетъ неистощимый источникъ для поученій, сатиръ, афоризмовъ, найдетъ пищу для размышленій, которую можно брать отсюда цѣлыми тоннами. Возьмите для примѣра вотъ хоть этотъ кафтанъ милорда, забрызганный на большой дорогѣ фортуны: на немъ обнажилась ткань отъ безпрерывныхъ поклоновъ; позументы потускнѣли, блестки почернѣли; онъ обратился въ позументальный кафтанъ изъ улицы Монмаутъ {Авторъ ссылается здѣсь на сдѣланное уже имъ описаніе "Магазина съ подержаннымъ платьемъ". Прим. перев.}. Подчищенный, подглаженный, подновленный,-- короче сказать, приведенный снова въ преходящій блескъ, онъ еще, можетъ статься, будетъ украшать чью либо особу при дворѣ какого-нибудь индѣйскаго владѣтеля. Взгляните еще вотъ на этотъ малиновый мундиръ, такъ щедро обшитый золотыми снурками: въ свое время онъ, безъ всякаго сомнѣнія, ослѣпилъ не одну молоденькую миссъ. Теперь ему предстоитъ сіять на маскарадахъ, быть можетъ, украшать какого-нибудь мистера Белтона, актера королевскихъ театровъ, а потомъ эмигрировать и сдѣлаться мундиромъ главнокомандующаго войсками какого-нибудь африканскаго племени, или обратиться въ парадный костюмъ самому владѣтелю того же племени. Вотъ ливрейная одежда честнаго Джона, съ украшеніями нѣсколько грубоватыми, но въ прочихъ отношеніяхъ весьма мало отличающаяся отъ кафтана его господина. Вотъ здѣсь, какъ говорится щека объ щеку, въ странномъ сближеніи, въ странномъ равенствѣ, какъ мертвые трупы въ чумной могилѣ, подлѣ штиблетъ милорда Бишопа лежатъ штиблеты грума, вмѣстѣ съ его перештопанными, многодырявыми башмаками, его низенькой, на подобіе опрокинутаго колпака, поярковой шляпы, его безукоризненнымъ синимъ фракомъ съ мѣдными пуговицами, съ коротенькой таліей, съ длинными фалдами и съ безчисленнымъ множествомъ лохмотьевъ. Еслибъ башмаки бѣднаго грума, вмѣсто того, чтобы быть дырявыми, были цѣлы и крѣпки, они стоили бы гораздо дороже черныхъ атласныхъ ботинокъ его господина; вотъ эти простые штиблеты грума стоятъ вдвое дороже штиблетъ милорда, и эта грубая бумазейная курточка при продажѣ будетъ выгоднѣе изодраннаго фрака съ однимъ рукавомъ, сшитаго Штульцемъ и нѣкогда принадлежавшаго записному щеголю Смиту.
Хотѣлось бы знать, куда дѣвались тѣ люди, которымъ принадлежали эти платья? Кто будетъ носить ихъ? Штиблеты милорда не будутъ ли прикрывать икры мелочного лавочника? Лакейскій фракъ вѣрнаго Джона не перенесется ли на плечи какого нибудь Самбо или Мунго, поставленнаго на уродливые запятки колесницы, принадлежащей какому-нибудь милиціонному фельдмаршалу или другому вельможѣ изъ племени индѣйцевъ Верхней Канады? Кто былъ этотъ Джонъ, и чьимъ онъ былъ лакеемъ? Сколько именно тягостныхъ, томительныхъ миль проходилъ бѣдный еврей, чтобы собрать этотъ соръ цивилизаціи и сдѣлать изъ него на Тряпичномъ рынкѣ мусорную груду моды, грязную -- боюсь сказать: навозную -- кучу тщеславія, надъ которой съ изступленіемъ торгуются барышники? Всякій обманъ, всѣ хитрыя уловки, какія можетъ скрывать въ себѣ одежда: подбитые ватой фраки, натянутые на китовый усъ жилеты, панталоны, заштопанные и перештопанные въ тѣхъ мѣстахъ, которые постоянно находятся подъ прикрытіемъ фалдъ, все, все обнажается на этомъ грошевомъ рынкѣ. Длиннополый сюртукъ, прикрывавшій лохмотья фрака, застегнутый фракъ, прикрывавшій безрубашечную грудь, сапоги, которые особеннымъ блескомъ своимъ хотя и старались принять на себя видъ веллингтоновскихъ, но въ самомъ-то дѣлѣ были блюхеровскіе,-- все, все здѣсь открывается, обнаруживается, выворачивается на изнанку. Что было бы тогда, еслибъ поступили подобнымъ образомъ съ людьми, носившими эти платья: какія замѣчательно непріятныя вещи услышали бы мы тогда!
Немезида Тряпичнаго рынка безпристрастна, жестока, неумолима. Она не допускаетъ ни снисхожденія, ни особенной привязанности: бальный фракъ, будь онъ знаменитаго Нуджи или какого нибудь безъизвѣстнаго Букмастера, для нея отвратителенъ, если только нельзя изъ него сдѣлать что-нибудь путное. Она не обратитъ ни малѣйшаго вниманія на модный сюртукъ, если на полахъ его не оказывается цѣльнаго сукна настолько, чтобы можно было сдѣлать дѣтскую фуражку, и истертые военные панталоны съ широкими лампасами и штрипками не имѣютъ въ глазахъ ея никакой прелести: она не внемлетъ голосу жилета, украшеннаго самымъ затѣйливымъ шитьемъ, если онъ не находится въ состояніи прочности.
Вообще "старое платье", смотря по тому, какое можно сдѣлать изъ него употребленіе, раздѣляется на три разряда. Къ первому разряду принадлежитъ собственно платье, которое можетъ быть возобновлено, вычищено, подкрашено, вылощено, наворщено и пущено въ продажу или за весьма мало подержаное платье, или заложено за такую сумму, какую можетъ доставить оно, и какой оно вовсе не стоитъ. Второго разряда "старое платье" -- то, которое можетъ быть вывезено въ Ирландію, въ Австралію и вообще въ отдаленныя колоніи. Огромнѣйшее количество его отправляется въ южно-американскія республики. Поношенное платье въ отдаленныхъ колоніяхъ сбывается за самую выгодную цѣну, тѣмъ болѣе, что бѣдные туземные франты не всегда могутъ пріобрѣсть себѣ совершенно новые матеріалы для своихъ костюмовъ. Къ третьему разряду относится "самое старое платье", до такой жалкой степени ветхое, до такой степени истертое и оборванное, что имъ погнушался бы, я увѣренъ, самый неразборчивый человѣкъ. Но, несмотря на то, эти обноски, haillons, какъ французы называютъ ихъ, ожидаетъ весьма блестящая участь. Подобно баснословному фениксу, они снова возрождаются изъ праха. Разорванные на мелкіе кусочки посредствомъ машины, они переносятъ подъ жерновами всѣ истязанія, перетираются въ порошокъ, или такъ называемые "шодди", и потомъ, посредствомъ магическаго процесса и примѣси небольшого количества свѣжей шерсти, превращаются въ куски прекраснаго новаго сукна. Нужно ли послѣ этого говорить еще что-нибудь? Когда говорю я о кускахъ прекраснаго сукна, то многіе изъ дальновидныхъ читателей моихъ сами догадаются, что должно слѣдовать за тѣмъ. Кто рѣшится сказать, что въ пышныхъ костюмахъ лакеевъ маркиза Кембервелла, въ этихъ Титанахъ въ треугольныхъ шляпахъ и въ шелковыхъ чулкахъ, не скрывается весьма значительной части оборванныхъ пантолонъ честнаго Джона и бумазейной куртхи трудолюбиваго Джэка?
Въ общественномъ быту не встрѣтится ни одного предмета, который не имѣлъ бы преданій, съ которымъ не были бы связаны свои предразсудки. Такъ точно и "старое платье" имѣетъ свои преданія, свои предразсудки. Сказки о несмѣтныхъ суммахъ денегъ, отыскиваемыхъ въ карманахъ стараго платья, весьма обыкновенны, особливо въ низшемъ сословіи. Говорятъ, будто-бы одинъ ирландскій джентльменъ купилъ себѣ теплый жилетъ, который, вмѣсто хлопчатой бумаги, подбитъ былъ сто-фунтовыми ассигнаціями, и что на фракѣ,-- купленномъ однимъ молодымъ человѣкомъ, оказалось, что всѣ пуговицы были не что иное, какъ соверены, обтянутые сукномъ. Въ "Публичномъ листкѣ для объявленій", 14 февраля 1750 года, между прочимъ говорится слѣдующее: "Мэри Джэнкинсъ, занимавшаяся на Тряпичномъ рынкѣ торговлею старымъ платьемъ, продала какой-то бѣдной женщинѣ старые панталоны за семь пенсовъ и кружку пива. Въ то время, какъ онѣ распивали пиво въ ближайшемъ погребѣ, покупательница, вздумавъ осмотрѣть свою покупку поподробнѣе, нашла въ поясѣ одиннадцать золотыхъ гиней временъ королевы Анны и тридцати-фунтовую ассигнацію 1729 года. Не зная цѣны этой ассигнаціи, она тутъ же на мѣстѣ продала ее за два галлона полыннаго пива". Подобныхъ сказокъ такое множество можно вычитать изъ старыхъ газетъ и услышать изъ устъ старыхъ болтушекъ, что другой человѣкъ, какъ бы онъ ни былъ легковѣренъ, невольнымъ образомъ подумаетъ, что большая часть изъ нихъ подвержена сомнѣнію. Впрочемъ, надобно сказать, что въ связи денегъ съ платьемъ всегда замѣчается оттѣнокъ суевѣрія. Къ чему бы, напримѣръ, заботливые родители стали класть въ карманы своего сынка шести-пенсовую монету, когда этотъ сынокъ въ первый разъ облачится braocae bifurcatae toga virilis юныхъ британцевъ? Къ чему бы мы стали говорить, что полъ-пенни съ изображеніемъ креста будетъ изгонять изъ кармана нечистую силу? Къ чему бы мы стали бросать старые башмаки вслѣдъ за отъѣзжающей особой, милой нашему сердцу? Къ чему, какъ не для счастья? А что такое счастье, какъ не тѣ же деньги?
KОHEЦЪ.