Счастливая жизнь Оливера съ добрыми друзьями.
Болѣзнь Оливера ни увеличивалась, ни уменьшалась. Кромѣ боли отъ раны, онъ нѣсколько недѣль страдалъ еще отъ-того, что долго пробылъ на сыромъ и холодномъ воздухѣ. Наконецъ, мало-по-малу онъ началъ поправляться и могъ уже выразить словами, какъ глубоко чувствуетъ благодѣяніе обѣихъ дамъ, и какъ пламенно надѣется быть когда будетъ въ силахъ доказать имъ свою благодарность.
-- Бѣдняжка! сказала Роза, когда Оливеръ твердилъ о своей благодарности:-- ты будешь имѣть много случаевъ услужить намъ, если захочешь. Мы ѣдемъ въ деревню, и тетушка хочетъ взять тебя съ собою. Спокойное мѣсто, чистый воздухъ и весна поправятъ тебя въ нѣсколько дней; ты будешь иногда услуживать намъ, если это только не обезпокоитъ тебя.
-- Обезпокоитъ! вскричалъ Оливеръ.-- О, еслибъ я только могъ что-нибудь дѣлать для васъ, еслибъ я могъ угодить вамъ, поливая ваши цвѣты, или смотря за вашими птицами, бѣгая для васъ цѣлый день взадъ и впередъ,-- чего бы я не отдалъ за это?
-- Тебѣ не нужно будетъ ничего отдавать, сказала съ усмѣшкою миссъ Мели.-- Я уже сказала тебѣ, что ты можешь услужить намъ, и если исполнишь хоть половину того, что обѣщаешь, то сдѣлаешь меня совершенно счастливою.
-- Счастливою! вскричалъ Оливеръ:-- о, какъ вы милостивы!
-- Да, ты можешь сдѣлать меня гораздо счастливѣе, нежели воображаешь, отвѣчала дѣвушка.-- Мысль, что добрая тетушка дала тебѣ средство избѣгнуть того ужаснаго положенія, которое ты намъ описывалъ, доставляетъ мнѣ неизъяснимое удовольствіе; но если я буду убѣждена, что предметъ ея состраданія истинно-благодаренъ о привязанъ къ ней, это меня утѣшитъ еще болѣе, тѣмъ ты думаешь. Понялъ ли ты меня? спросила она, смотря на задумчивое лицо Оливера.
-- О, да, сударыня! съ чувствомъ отвѣчалъ Оливеръ.-- Но я думалъ о томъ, какъ я неблагодаренъ теперь.
-- Къ кому? спросила Роза.
-- Къ доброму джентльмену и ласковой старушкѣ, которые обо мнѣ заботились. Если бъ они знали, какъ я счастливъ, имъ вѣрно было бы это пріятно.
-- Я увѣрена, сказала миссъ Мели: -- добрый нашъ докторъ обѣщалъ, когда ты поправишься, свезти тебя къ нему.
-- Въ-самомъ-дѣлѣ? вскричалъ Оливеръ, въ восторгѣ.-- Я не знаю, что я сдѣлаю отъ радости, когда снова увижу ихъ!
Скоро Оливеръ былъ въ состояніи исполнить свое желаніе и однажды утромъ сѣлъ съ мистеромъ Лосберномъ въ карету мистриссъ Мели. Когда они подъѣхали къ Чертзеііскому Мосту, Оливеръ вдругъ поблѣднѣлъ и громко вскрикнулъ.
-- Что съ тобою! вскричалъ докторъ засуетясь, но обыкновенію.-- Ты видишь что-нибудь... слышишь что-нибудь... чувствуешь что-нибудь... а?
-- Вотъ, кричалъ Оливеръ, показывая изъ окна кареты.-- Этотъ домъ...
-- Ну, чтожь такое? Стой, кучеръ! Ну, что жъ этотъ домъ... а?
-- Мошенники... это домъ, въ который они привели меня, шепталъ Оливеръ.
-- Чортъ возьми! вскричалъ докторъ.-- Эй, я хочу выидти. И прежде, нежели кучеръ успѣлъ исполнить его приказаніе, онъ выскочилъ самъ изъ кареты и побѣжалъ къ опустѣвшему дому, стуча въ дверь, какъ сумасшедшій.
-- Кто здѣсь? сказалъ маленькій, безобразный, горбатый человѣкъ, отворяя дверь такъ быстро, что докторъ едва не упалъ.-- Что тутъ такое?
-- Что?вскричалъ докторъ, хватая его за воротъ.-- Многое: разбой!
-- Будетъ и убійство, отвѣчалъ горбунъ холодно: -- если вы не отнимите своихъ рукъ. Слышите?
-- Слышу, сказалъ докторъ, давая толчокъ своему плѣннику.-- Гдѣ... какъ бишь его... Сайксъ? Гдѣ Сайксъ? Говори, мошенникъ!
Горбунъ взглянулъ на него съ изумленіемъ; но освободившись изъ рукъ его, проворчалъ ругательства и отвернулся. Прежде нежели онъ успѣлъ запереть дверь, докторъ, не говоря ни слова, вошелъ въ комнату. Съ безпокойствомъ осмотрѣлся онъ кругомъ; но ни что не соотвѣтствовало описанію Оливера.
-- Ну, сказалъ горбунъ:-- зачѣмъ вы силою вломились ко мнѣ въ домъ? Вы хотите обокрасть, убить меня?
-- Видѣлъ ли ты когда-нибудь, старый вампиръ, чтобъ за этимъ пріѣзжали въ каретѣ? сказалъ раздраженный докторъ.
-- Такъ что жь вамъ нужно? сердито спросилъ горбунъ.-- Скоро ли вы измѣрены убраться отсюда, чортъ возьми?
-- Когда мнѣ вздумается, сказалъ мистеръ Лосбернъ, заглядывая въ другую комнату, которая также не имѣла никакого сходства съ описаніемъ Оливера: -- я когда-нибудь доберусь до тебя, пріятель.
-- До меня? вскричалъ разсерженный горбунъ.-- Если я вамъ буду нуженъ,-- я здѣсь. Я не за тѣмъ жилъ здѣсь одинъ двадцать-пять лѣтъ, чтобъ вы меня обижали! Вы заплатите за это, заплатите!.. И, говоря такимъ образомъ, маленькій демонъ плясалъ въ припадкѣ ярости.
-- Мальчикъ вѣрно ошибся, сказалъ докторъ самому-себѣ.-- На! положи это себѣ въ карманъ, и запрись снова. Съ этими словами онъ далъ горбуну мелкую монету и воротился къ экипажу.
Горбунъ провожалъ доктора, произнося во всю дорогу дикія ругательства и угрозы. Въ то время, какъ докторъ говорилъ съ кучеромъ, онъ заглянулъ въ карету и бросилъ на Оливера такой звѣрскій и мстительный взглядъ, что бѣдный мальчикъ долго не могъ позабыть его. Когда же они поѣхали, горбунъ началъ бить ногами о землю и рвать на себѣ волосы.
-- Я оселъ! сказалъ докторъ, послѣ долгаго молчанія.-- Зналъ ли ты это прежде, Оливеръ?
-- Нѣтъ, сударь.
-- Такъ не забудь на будущее время.
-- Оселъ, сказалъ докторъ, помолчавъ еще нѣсколько минутъ.-- Къ-чему мнѣ было торопиться? что могъ я сдѣлать одинъ? Я всегда врежу самъ-себѣ.
Оливеръ зналъ названіе улицы, въ которой жилъ мистеръ Броунло, и потому не трудно было найдти ее. Когда карета поворотила въ эту улицу, сердце его билось такъ сильно, что онъ едва могъ дышать.
-- Ну, другъ мой, который же донъ? спросилъ докторъ.
-- Вотъ, вотъ! отвѣчалъ Оливеръ, высовываясь изъ кареты.-- Бѣлый домъ... Скорѣе, скорѣе!
-- Сейчасъ, сейчасъ, сказалъ добрый докторъ, трепля его по плечу. Ты тотчасъ увидишь ихъ; они вѣрно обрадуются, нашелъ тебя живымъ и здоровымъ.
-- О, я увѣренъ! вскричалъ Оливеръ.-- Они были такъ добры ко мнѣ...
Карета остановилась. Нѣтъ, это былъ не тотъ домъ! Подъѣхали къ другому; Оливеръ смотрѣлъ въ окна и слезы ожиданія катились по лицу его.
Увы! бѣлый домъ былъ пустъ; у окна прибитъ билетъ: "отдается въ наемъ".
-- Постучись у слѣдующей двери, сказалъ мистеръ Лосбернъ, взявъ Оливера за руку.-- Не знаешь ли, что сдѣлалось съ г. Броунло, жившимъ въ сосѣднемъ домѣ?
Служанка не знала, но пошла спросить. Она тотчасъ возвратилась съ извѣстіемъ, что мистеръ Броунло продалъ все свое имѣніе и шесть недѣль назадъ уѣхалъ въ Вестиндію. Оливеръ всплеснулъ руками и печально опустилъ голову.
-- А его ключница? спросилъ докторъ.
-- Всѣ уѣхали, отвѣчала служанка.-- Старый джентльменъ, ключница и джентльменъ, другъ мистера Броунло.
-- Такъ поѣзжай домой, сказалъ мистеръ Лосбернъ кучеру.
-- А книгопродавецъ? сказалъ Оливеръ.-- Я знаю къ нему дорогу. Поѣдемте къ нему, сдѣлайте милость.
-- Бѣдный мальчикъ! сегодня намъ, видно, черный день, сказалъ докторъ.-- Если мы поѣдемъ къ книгопродавцу, то вѣрно найдемъ, что и онъ умеръ, или сгорѣлъ, или убѣжалъ. Поѣдемъ лучше домой! И, повинуясь доктору, лошади поскакали домой.
Наступала роскошная весна; благодѣтельницы Оливера переселились въ деревню, недалеко отъ города, оставя домъ на попеченіе Джильса и другаго слуги.
Кто можетъ описать блаженство и спокойствіе, которое больной мальчикъ чувствовалъ среди зеленыхъ луговъ, въ благотворномъ воздухѣ, въ роскошныхъ лѣсахъ деревни? Для него наступила новая жизнь. Невдалекѣ была маленькая часовня, окруженная не высокими, не богатыми памятниками, но смиренными насыпями, покрытыми свѣжимъ, зеленымъ дерномъ и мхомъ. Оливеръ часто блуждалъ здѣсь, думая объ одинокой могилѣ своей матери, грустилъ и украдкою плакалъ; но поднявъ глаза къ голубому небу, встрѣчалъ тамъ милый образъ, благословлявшій его, и успокоивался.
То было счастливое время. Дни проходили спокойно и весело, а ночи не приносили съ собою страха, или общества злодѣевъ. Каждое утро онъ ходилъ къ сѣдому старику, жившему возлѣ церкви; старикъ училъ его читать и писать, и говорилъ такъ кротко, съ такимъ участіемъ, что Оливеръ не зналъ, чѣмъ угодить ему. Иногда онъ гулялъ съ мистриссъ Мели и Розою, а слушалъ ихъ разговоръ о книгахъ, или чтеніе; потомъ приготовлялъ урокъ къ слѣдующему дню въ маленькой комнаткѣ, выходившей окнами въ садъ; наконецъ опять гулялъ съ дамами, прислушиваясъ къ ихъ разговору, и не помня себя отъ радости, когда ему удавалось сорвать имъ цвѣтокъ, или принести что-нибудь. Когда становилось темно, и они возвращались домой, Роза садилась за фортепьяно и играла какую-нибудь меланхолическую арію, или пѣла старинную пѣсню, которая нравилась ея публикѣ. Въ такое время еще не подавали свѣчей, и Оливеръ, сидя у окна, со слезами радости слушалъ музыку.
А когда приходило воскресенье, какъ различно отъ прежняго проклялъ онъ его! Въ маленькой деревенской церкви, бѣдняки въ праздничныхъ платьяхъ съ такимъ усердіемъ преклоняли колѣни въ молитвѣ, что Оливеръ невольно подражалъ имъ...
Утромъ онъ вставалъ въ шесть часовъ, бѣгалъ по полямъ, рвалъ акты и возвращался къ завтраку съ букетомъ; потомъ кормилъ птичекъ миссъ Мели, или помогалъ садовнику поливать растенія, и, награжденный привѣтливою улыбкою Розы, казался счастливѣйшимъ въ людей.
Такъ протекли три мѣсяца. Кротость и великодушіе съ одной стороны, пламенная, святая благодарность съ другой -- сдѣлали то, что скоро Оливеръ сталъ совершенно-домашнимъ у старушки и ея племянницы; за ласки и привязанность его платили ему вниманіемъ и J (обовью.