О томъ, что возмутило счастіе Оливера и друзей его.
Быстро пролетѣла весна; наступило лѣто, и если деревня была прекрасна сначала, то теперь она была въ полномъ, роскошномъ цвѣтѣ; деревья, едва распускавшіяся въ первые мѣсяцы, теперь кажись полными жизни и, далеко раскинувъ широкія вѣтви, давали убѣжище отъ лучей палящаго солнца. Земля одѣлась блестящимъ покрываломъ и разсыпала повсюду цвѣты, наполнявшіе воздухъ чуднымъ ароматомъ.
Обитатели маленькой деревеньки вели ту же мирную жизнь: Оливеръ сдѣлался бодрымъ и здоровымъ, но чувства его къ благодѣтельницамъ оставались тѣ же.
Однимъ прекраснымъ вечеромъ прогулка ихъ продолжалась долѣе обыкновеннаго; Роза была весела, и живой разговоръ не прерывался. Мистриссъ Мели устала, и всѣ возвратились домой. Роза, снявъ шляпку, сѣла по обыкновенію за фортепьяно. Пробѣжавъ разсѣянно по клавишамъ, она заиграла грустную пѣсню, и вдругъ послышались ея рыданія...
-- Роза, другъ мой! сказала старушка.
Роза не отвѣчала, во стала играть скорѣе, какъ-будто звуками желая заглушить грусть свою.
-- Что съ тобою, Роза? сказала мистриссъ Мели, поспѣшно вставая и подходя къ ней.-- Ты вся въ слезахъ. Милое дитя мое, что печалитъ тебя?
-- Ничего, тетушка, ничего... отвѣчала дѣвушка.-- Я сама не знаю что со мною; не могу выразить; но мнѣ такъ тяжело къ вечеру...
-- Не больна ли ты?
-- Нѣтъ, нѣтъ! не больна! отвѣчала Роза вздрагивая.-- Теперь мнѣ лучше. Заприте окно.
Оливеръ поспѣшно исполнилъ ея просьбу, и Роза, превозмогая себя, хотѣла заиграть что-нибудь веселое. Но пальцы ея дрожали; закрывъ лицо руками, она бросилась на софу и дала волю слезамъ, которыхъ не могла удерживать долѣе.
-- Дитя мое, другъ мой! сказала старушка, обнимая ее: -- я никогда еще не видала тебя въ такомъ грустномъ расположеніи.
-- Я боюсь, не больна ли я, тетушка, прошептала Роза.
Она была больна въ-самомъ-дѣлѣ. Когда принесены были свѣчи, всѣ ужаснулись ея блѣдности. Оливеръ, съ безпокойствомъ слѣдившій за всѣми движеніями старушки, замѣтилъ, что она приходитъ, въ отчаяніе. Роза, удаляясь въ свою комнату, утѣшала ее, что на другой день ей будетъ гораздо-лучше.
-- Надѣюсь, сударыня, сказалъ Оливеръ, когда мистриссъ Мели возвратилась: -- что нѣтъ никакой опасности? Миссъ Мели не такъ здорова, но...
Старушка сдѣлала ему знакъ молчать, и сѣвъ въ темный уголъ комнаты, нѣсколько минутъ оставалась безмолвною. Наконецъ она сказала дрожащимъ голосомъ:
-- Надѣюсь, что нѣтъ, Оливеръ. Я была счастлива съ нею нѣсколько лѣтъ,-- слишкомъ счастлива... Я боюсь потерять ее...
-- О, избави Боже! вскричалъ.Оливеръ.
Прошла безсонная ночь; когда наступило утро, Роза была въ сильной горячкѣ.
-- Намъ должно дѣйствовать, а не плакать, Оливеръ, сказала мистриссъ Мели, прикладывая палецъ къ губамъ.-- Это письмо надо какъ-можно-скорѣе отослать мистеру Лосберну въ Чертзей.
Оливеръ не могъ отвѣчать, но безпокойство видно было въ глазахъ его.
-- Вотъ другое письмо, сказала мистриссъ Мели: -- но не знаю, теперь отослать его, или подождать, что будетъ съ Розою.
-- Это тоже въ Чертзей, сударыня? спросилъ Оливеръ, нетерпѣливо желавшій скорѣе исполнить порученіе.
-- Нѣтъ, отвѣчала старушка, машинально отдавая письмо. Оливеръ взглянулъ на него, и увидѣлъ, что оно было адресовано къ Генриху Мели, конюшему, въ какой-то загородный домъ, но куда -- онъ не могъ разобрать.
-- Отослать его? спросилъ съ нетерпѣніемъ Оливеръ.
-- Я думаю нѣтъ, отвѣчала мистриссъ Мели, взявъ назадъ письмо.-- Подожду до завтра.
Съ этими словами она подала Оливеру кошелекъ, и онъ бѣгомъ пустился изъ дому.
Быстро бѣжалъ онъ по полямъ, перескакивая черезъ рвы я пригорки, и остановился только у трактира, какъ велѣла ему мистриссъ Мели.
Здѣсь онъ заплатилъ трактирщику, который тотчасъ отправилъ человѣка верхомъ въ Чертзей съ письмомъ къ доктору Лосберну. Оливеръ, успокоенный тѣмъ, что исполнилъ порученіе, вышелъ изъ воротъ трактира, и вдругъ наткнулся на толстаго человѣка, завернутаго въ плащъ и входившаго въ ворота.
-- Что за чортъ! вскричалъ человѣкъ, устремивъ глаза на Оливера и отступивъ нѣсколько шаговъ.
-- Извините, сударь, сказалъ Оливеръ: -- я торопился домой и не замѣтилъ васъ.
-- Смерть! шепталъ незнакомецъ самъ-себѣ, смотря на мальчика большими черными глазами.-- Кто бы подумалъ! Онъ и изъ гроба заслонитъ мнѣ дорогу!
-- Мнѣ очень совѣстно, сударь, говорилъ Оливеръ, смущенный дикимъ взглядомъ незнакомца.-- Надѣюсь, я не ушибъ васъ.
-- Проклятіе! шепталъ тотъ, скрежеща зубами.-- Еслибъ я только имѣлъ бодрость сказать слово, то въ одну ночь избавился бы отъ него. Проклятіе на твою голову, чертёнокъ! Что ты здѣсь дѣлаешь?
Незнакомецъ сжалъ кулакъ и стиснулъ зубы, сказавъ эти слова. Онъ подошелъ къ Оливеру какъ-бы въ намѣреніи ударить его, но вдругъ упалъ на землю въ ужасныхъ судорогахъ.
Оливеръ взглянулъ на мученія безумнаго (какъ онъ думалъ), и бросился въ домъ за помощью. Увидя, что его осторожно перенесли въ трактиръ, онъ побѣжалъ домой, вспоминая съ изумленіемъ и страхомъ необыкновенныя слова человѣка, вовсе ему незнакомаго.
Но эти мысля разсѣялись, когда онъ подошелъ къ дому. Розѣ было хуже; около полуночи она начала бредить. Докторскій ученикъ, неоставлявшій ея ни на минуту, отвелъ въ сторону мистриссъ Мели и съ горестію сказалъ:
-- Если она выздоровѣетъ, это будетъ чудомъ.
Какъ часто Оливеръ, вскакивая ночью съ постели, тихонько пробирался по лѣстницѣ, прислушиваясь къ дыханію больной! Какъ часто дрожь проникала его тѣло, и крупныя капли пота выступали при мысли, что его благодѣтельницѣ хуже. Но что были его прежнія молитвы въ-сравненіи съ тѣни, которыя онъ возсылалъ теперь къ Богу за жизнь и здоровье нѣжнаго созданія, быстрыми шагами стремившагося къ могилѣ!
Наступило утро; въ домѣ все было пусто и тихо. Люди говорили шопотомъ; безпокойныя лица являлись у дверей; женщины и дѣти уходила назадъ въ слезахъ. Цѣлый день Оливеръ ходилъ по саду, не спуская глазъ съ оконъ больной. Поздно ночью пріѣхалъ мистеръ Лосбернъ.
-- Плохо, сказалъ докторъ, отворачиваясь: -- такъ молода, такъ любима, и такъ мало надежды!
На другое утро солнце сіяло свѣтло,-- такъ свѣтло, какъ-будто оно не видѣло ни несчастія, ни заботъ; и между-тѣмъ, какъ каждый листокъ и цвѣточекъ былъ въ полномъ цвѣтѣ,-- между-тѣмъ, какъ жизнь, здоровье и звуки радости окружала со всѣхъ сторонъ прекрасное созданіе, оно увядало... Оливеръ тихонько пробрался къ церковному кладбищу, и, сѣвъ на зеленые холмики, плакалъ въ молчаніи.
Картина, раскинутая передъ его глазами была такъ прекрасна, пѣсни лѣтнихъ птицъ такъ веселы, все было такъ полно жизнью и радостью, что когда мальчикъ Поднялъ свои влажные глаза и осмотрѣлся кругомъ, его поразила мысль, что теперь нельзя умереть, что Роза вѣрно не можетъ умереть, когда все весело и вольно; что могила создана для холодной и угрюмой зимы, а не для весенняго солнца. Онъ всегда думалъ, что саванъ облекаетъ собою только старость, а не юность и красоту.
Ударъ церковнаго колокола прервалъ размышленія мальчика. Другой,-- еще... Колоколъ призывалъ къ погребальной церемоніи.Толпа провожала усопшую; всѣ были въ бѣломъ, потому-что покойница была молода. Гробъ былъ открытъ,-- надъ нимъ рыдала мать. А солнце все-таки сіяло и птицы весело пѣли...
Оливеръ возвратился домой, думая о томъ, какъ добра была къ нему молодая дѣвушка, какъ желала, чтобъ онъ могъ заплатить чѣмъ-нибудь ей. Мистриссъ Мели сидѣла въ залѣ. При взглядѣ на нее, сердце Оливера сжалось, потому-что она никогда не оставляла постели своей племянницы, и онъ дрожалъ при мысли о томъ, что привлекло ее сюда. Онъ узналъ, что Роза впала въ глубокій сонъ, изъ котораго должна была пробудиться или къ жизни, или для того, чтобъ сказать имъ послѣднее прости.
Они сидѣли, прислушиваясь, не говоря ни слова по цѣлымъ часамъ. Обѣдъ унесли нетронутый. Послышаись шаги; оба они бросилась къ двери, въ которую вошелъ докторъ.
-- Что Роза? вскричала старушка.-- Скажите изъ скорѣе; я все снесу. О, говорите, ради Бога!
-- Успокойтесь, сказалъ докторъ, поддерживая ее:-- успокойтесь, прошу васъ.
-- Пустите меня! вскричала мистриссъ Мели.-- Милое дитя мое! Она умерла! умерла!
-- Нѣтъ! вскричалъ докторъ.-- Господь многомилостивъ, она будетъ жить для вашего счастія.
Старушка пала на кольни и хотѣла сложить руки; но силы измѣнили ей, и она безъ чувствъ упала на руки друзей своихъ.