-- Томасъ Гредграйндъ, сэръ. Человѣкъ дѣйствительности. Человѣкъ фактовъ и разсчетовъ. Человѣкъ, дѣйствующій на основаніи принципа, что два и два составляютъ четыре, ни больше и ни меньше. Человѣкъ, котораго нельзя заставить согласиться ни на какую прибавку къ этому итогу. Томасъ Гредграйндъ, сэръ -- именно, Томасъ,-- Томасъ Гредграйндъ. Вѣчно съ линейкой, вѣсами и таблицею умноженія въ карманѣ, сэръ, готовый взвѣсить и измѣрить всякую частицу человѣческой природы и сказать вамъ въ точности, чего она стоитъ. Это простой вопросъ цифръ, простое ариѳметическое дѣйствіе. Вы можете разсчитывать вбить какое-нибудь иное нелѣпое убѣжденіе въ голову Джорджа Гредграйнда или Августа Гредграйнда или Джона Гредграйнда или Джозефа Гредграйнда (все воображаемыхъ, но не существующихъ лицъ), но Томаса Гредграйнда вамъ не переубѣдить ни за что, сэръ, нѣтъ, ужъ извините!
Въ подобныхъ выраженіяхъ мистеръ Гредграйндъ всегда мысленно рекомендовалъ самого себя частному ли кружку знакомыхъ, или публикѣ вообще. Въ такихъ же, несомнѣнно, выраженіяхъ, замѣнивъ словами "мальчики и дѣвочки" обращеніе "сэръ", Томасъ Гредграйндъ представилъ самого себя маленькимъ сосудамъ, сгруппированнымъ противъ него, которымъ предстояло такъ обильно наполниться фактами.
Дѣйствительно, когда онъ энергично сверкалъ на нихъ своими глазками изъ глубины вышеупомянутыхъ подваловъ, то казался подобіемъ пушки, заряженной до самаго жерла фактами и готовой однимъ залпомъ вымести учащихся изъ области дѣтства. Онъ казался также гальваническимъ аппаратомъ, заряженнымъ какимъ-то страннымъ механическимъ замѣстителемъ нѣжнаго, молодого воображенія, которое слѣдовало развѣять прахомъ.
-- Дѣвочка нумеръ двадцатый,-- сказалъ мистеръ Гредграйндъ, указывая на одну изъ ученицъ своимъ квадратнымъ пальцемъ.-- Я не знаю этой дѣвочки. Кто она такая?
-- Я Сэсси Джюпъ, сэръ,-- отвѣчалъ нумеръ двадцатый, краснѣя, вставъ съ своего мѣста и присѣдая.
-- Сэсси, такого имени не существуетъ на свѣтѣ,-- возразилъ мистеръ Гредграйндъ.-- Не зови себя Сэсси, зови Сесиліей.
-- Это мои папа зоветъ меня Сэсси, сэръ,-- дрожащимъ голосомъ оправдывалась ученица, снова присѣдая.
-- Ему не слѣдуетъ этого дѣлать,-- изрекъ мистеръ Гредграйндъ.-- Скажи ему такъ отъ меня. Сесилія Джюпъ. Постой-ка, кто твой отецъ?
-- Онъ служитъ въ циркѣ, съ вашего позволенія, сэръ.
Мистеръ Гредграйндъ нахмурился и махнулъ рукой въ знакъ пренебреженія къ столь предосудительной профессіи.
-- Намъ нѣтъ надобности знать объ этомъ здѣсь, не смѣй говорить о такихъ вещахъ въ школѣ. Твой отецъ объѣзжаетъ лошадей, не такъ ли?
-- Съ позволенія сказать, сэръ, когда у нихъ есть что объѣзжать, то они объѣзжаютъ лошадей въ циркѣ.
-- Не смѣй упоминать здѣсь про циркъ. Ну, ладно... Пускай твой отецъ будетъ наѣздникомъ. Онъ, должно быть, лечитъ больныхъ лошадей, не такъ ли?
-- О, да, сэръ.
-- Вотъ и хорошо. Значитъ, твой отецъ ветеринаръ, кузнецъ и берейторъ. Такъ, сдѣлай же мнѣ точное опредѣленіе лошади.
(Сэсси Джюпъ повергнута въ величайшую тревогу при этомъ требованіи).
-- Дѣвочка нумеръ двадцатый неспособна опредѣлить, что такое лошадь!-- сказалъ мистеръ Гредграйндъ въ назиданіе всѣхъ малыхъ сосудовъ.-- Дѣвочка нумеръ двадцатый не усвоила себѣ фактовъ, относящихся къ самому обыкновенному животному! Пусть кто-нибудь изъ мальчиковъ дастъ мнѣ опредѣленіе лошади вмѣсто нея. Битцеръ -- ты.
Квадратный указательный палецъ, прогулявшись по рядамъ учениковъ, внезапно направился на Битцера, можетъ быть, потому, что его задѣлъ тотъ же солнечный лучъ, который, ворвавшись въ одно изъ голыхъ оконъ отштукатуренной известкою комнаты, озарялъ Сэсси. Дѣло въ томъ, что мальчики и дѣвочки занимали наклонную плоскость двумя плотными рядами, раздѣленными посрединѣ узкимъ проходомъ; и Сэсси, помѣщаясь съ краю одного изъ рядовъ на солнечной сторонѣ, освѣщалась началомъ луча, конецъ котораго задѣвалъ Битцера, сидѣвшаго также съ краю, по другую сторону, нѣсколькими рядами ниже. Но тогда какъ дѣвочка была такая темноглазая и темноволосая, что казалась еще болѣе сильной брюнеткой на солнцѣ, мальчикъ былъ до того свѣтлоглазымъ и бѣлобрысымъ, что тѣ же самые солнечные лучи отнимали у него послѣднюю окраску. Его холодные глаза трудно было бы и различить, еслибъ не коротенькія рѣсницы, которыя были потемнѣе и потому обрисовывали ихъ форму. Коротко подстриженные волосы можно было принять за простое продолженіе веснушекъ на его лбу и щекахъ. Цвѣтъ его лица былъ такъ болѣзненно блѣденъ, такъ лишенъ малѣйшаго румянца, словно бы изъ этого ребенка выпустили всю кровь.
-- Битцеръ,-- произнесъ Томасъ Гредграйндъ,-- ну-ка, опредѣли, что такое, лошадь.
-- Четвероногое, травоядное. Сорокъ зубовъ, а именно: двадцать четыре коренныхъ, четыре клыка и двѣнадцать рѣзцовъ. Линяетъ весной; въ болотистыхъ странахъ мѣняетъ также копыта. Копыта твердыя, но требуютъ оковки желѣзомъ. Возрастъ узнается по признакамъ во рту,-- такъ началъ и продолжалъ Битцеръ.
-- Теперь дѣвочка нумеръ двадцатый,-- сказалъ мистеръ Гредграйндъ,-- ты знаешь, что такое лошадь.
Она присѣла и покраснѣла еще гуще, если это возможно. Битцеръ заморгалъ глазами, глядя на Томаса Гредграйнда, причемъ солнечный лучъ, задѣвъ концы его рѣсницъ, придалъ имъ сходство съ щупальцами суетящагося насѣкомаго; послѣ того мальчикъ коснулся суставами пальцевъ своего лба, покрытаго веснушками и сѣлъ на мѣсто.
Тутъ выступилъ впередъ третій джентльменъ. Великій человѣкъ по части расчистки и осушенія; правительственный чиновникъ; въ своемъ родѣ (по примѣру весьма многихъ другихъ), настоящій кулачный боецъ; вѣчно занятый собственной тренировкой, вѣчно носящійся съ какой нибудь системой, которую онъ старался протиснуть въ общественную глотку, какъ пилюли; вѣчно ораторствующій за конторкой въ своемъ маленькомъ правительственномъ учрежденіи и готовый сразиться съ цѣлой Англіей. Однимъ словомъ, выражаясь на боксерскомъ діалектѣ, то былъ настоящій геній по части рукопашныхъ схватокъ, гдѣ угодно и ради чего угодно, недававшій никому спуска. Онъ набрасывался на любой общественный вопросъ, оглушая его правымъ кулакомъ, поддавая лѣвымъ, останавливаясь, мѣняя фронтъ, отражая удары, притискивая своего противника къ самой веревкѣ (онъ всегда воевалъ съ цѣлой Англіей) и наступая на него тутъ для окончательнаго пораженія. Онъ былъ увѣренъ, что сумѣетъ вышибить духъ изъ здраваго смысла и сдѣлать своего злополучнаго антагониста глухимъ къ требованіямъ времени. Зато онъ былъ уполномоченъ высшей властью водворить въ крупномъ общественномъ учрежденіи тысячелѣтіе господства чиновниковъ на землѣ.
-- Очень хорошо,-- сказалъ этотъ джентльменъ, мимолетно усмѣхнувшись и скрещивая руки.-- Вы опредѣлили лошадь. Теперь я спрошу у васъ, дѣвочки и мальчики, оклеили бы вы свою комнату обоями съ изображеніемъ лошадей?
Послѣ нѣкотораго молчанія половина дѣтей крикнула хоромъ:
-- Да, сэръ!-- на что другая половина, замѣтивъ по лицу джентльмена, что онъ недоволенъ отвѣтомъ, въ свою очередь крикнула хоромъ:
-- Нѣтъ, сэръ!-- какъ бываетъ всегда при такихъ экзаменахъ
-- Ну, разумѣется, нѣтъ. Почему же, однако?
Молчаніе. Наконецъ, одинъ толстый неповоротливый мальчикъ, сопѣвшій носомъ, отважился отвѣтить:-- Потому что я не сталъ бы оклеивать своей комнаты обоями, а выкрасилъ бы ее лучше краской.
-- Но если ты долженъ оклеить ее,-- возразилъ джентльменъ съ порядочной горячностью.
-- Ты долженъ оклеить ее,-- подтвердилъ Томасъ Гредграйндъ,-- хочешь ты, или не хочешь. Не говори же намъ, что ты не сталъ бы дѣлать этого. И что забралъ ты себѣ въ голову, мальчикъ?
-- Постойте, я объясню вамъ тогда,-- продолжалъ джентльменъ послѣ второй унылой паузы со стороны дѣтей, почему вы не оклеили бы своей комнаты изображеніями лошадей. Развѣ вы видали когда нибудь, въ дѣйствительности, чтобъ лошади прогуливались по комнатнымъ стѣнамъ? Извѣстенъ ли вамъ такой фактъ?
-- Да, сэръ,-- отвѣчала одна половина.-- Нѣтъ, сэръ,-- отозвалась другая.
-- Конечно, нѣтъ,-- сказалъ джентльменъ, бросая негодующій взглядъ на опростоволосившуюся половину.-- Вамъ не слѣдуетъ видѣть нигдѣ того, чего нельзя видѣть въ дѣйствительности; вамъ не слѣдуетъ имѣть того, чего нельзя имѣть на самомъ дѣлѣ. То, что называется вкусомъ, есть лишь иное названіе факта.
Томасъ Гредграйндъ одобрительно кивнулъ головою.
-- Таковъ новый принципъ, открытіе, великое открытіе,-- прибавилъ джентльменъ.-- Теперь я задамъ еще одинъ вопросъ. Представьте себѣ, что вамъ нужно обить ковромъ вашу комнату. Употребите ли вы для этого коверъ съ изображеніемъ цѣтовъ на немъ?
Такъ какъ у всѣхъ составилось тѣмъ временемъ убѣжденіе, что отрицательный отвѣтъ приходился больше по вкусу этому джентльмену, то дѣтскій хоръ очень громко крикнулъ "нѣтъ". Лишь нѣсколько учащихся отвѣчало слабымъ голосомъ "да": между ними Сэсси Джюпъ.
-- Дѣвочка нумеръ двадцатый,-- сказалъ джентльменъ, улыбаясь въ спокойномъ сознаніе своего умственнаго превосходства.
Сэсси покраснѣла и встала.
-- Значитъ, ты обила бы ковромъ твою комнату или комнату твоего мужа, еслибъ ты была взрослой и замужней женщиной,-- ковромъ съ изображеніями цвѣтовъ?-- спросилъ ее джентльменъ.-- Почему?
-- Съ вашего позволенія, сэръ, я очень люблю цвѣты,-- отвѣчала дѣвочка.
-- И потому ты разставила бы на нихъ столы и стулья и позволила бы топтать ихъ людямъ въ тяжелыхъ сапогахъ?
-- Это не повредило бы имъ, сэръ. Они не смялись бы отъ того и не поблекли, съ вашего позволенія, сэръ. Они напоминали бы мнѣ живые цвѣты и я воображала бы...
-- Ай-ай-ай! Вотъ, именно, воображать-то тебѣ и не слѣдуетъ!-- воскликнулъ джентльменъ, восхищенный тѣмъ, что онъ такъ удачно достигъ своей цѣли.-- Въ томъ-то и дѣло! Ты никогда не должна воображать.
-- Сесилія Джюпъ,-- торжественно подтвердилъ Томасъ Гредграйндъ,-- ты не должна дѣлать ничего подобнаго.
-- Фактъ, фактъ, фактъ!-- изрекъ джентльменъ.
-- Фактъ, фактъ, фактъ!-- отозвался, какъ эхо, Томасъ Гредграйндъ.
-- Вездѣ и во всемъ вы должны сообразоваться только съ фактомъ и подчиняться ему,-- сказалъ джентльменъ.-- Мы надѣемся въ скоромъ времени составить комиссію для разработки фактовъ изъ людей факта, которые, принудятъ народъ быть народомъ факта и ничего иного. Вы должны совершенно изгнать слово воображеніе. Вамъ оно совсѣмъ не нужно; вы не должны имѣть никакихъ украшеній, никакихъ предметовъ обихода, которые противорѣчили бы факту. Вѣдь, вы не ходите по цвѣтамъ на самомъ дѣлѣ; значитъ, вамъ нельзя позволить ходить по нимъ и на коврахъ. Вы никогда не видали, чтобъ заморскія птицы и бабочки прилетали и садились на вашу фарфоровую посуду; поэтому вамъ нельзя позволить расписывать ее заморскими птицами и бабочками. Вы никогда не видывали, чтобъ четвероногіе ходили вверхъ и внизъ по стѣнамъ; вы не должны украшать своихъ стѣнъ ихъ изображеніями. Для всѣхъ этихъ цѣлей,-- заключилъ джентльменъ,-- вы должны пользоваться различными сочетаніями и видоизмѣненіями (въ первобытной окраскѣ) математическихъ фигуръ, доступныхъ объясненію и доказательству. Вотъ новое открытіе. Вотъ фактъ. Вотъ вкусъ.
Дѣвочка присѣла передъ нимъ и опустилась на свое мѣсто. Она была еще слишкомъ мала и, повидимому, ее ошеломила перспектива голыхъ фактовъ, вытѣснявшихъ передъ нею все остальное.
-- Теперь, если мистеръ Макъ-Чоакумчайльдъ соблаговолитъ приступить къ своему первому уроку,-- прибавилъ джентльменъ,-- я буду очень радъ ознакомиться съ его учебными пріемами, согласно вашему желанію, мистеръ Гредграйндъ.
Мистеръ Гредграйндъ поблагодарилъ.
-- Мистеръ Макъ-Чоакумчайльдъ, не угодно ли вамъ приступить,-- мы послушаемъ.
И мистеръ Чоакумчайльдъ постарался не ударить въ грязь лицомъ. Онъ и еще около ста сорока другихъ школьныхъ учителей недавно были выточены на одной фабрикѣ по тѣмъ же правиламъ, по какимъ вытачиваютъ на одинаковомъ станкѣ такое же количество фортепіанныхъ ножекъ. Ему пришлось побывать въ большой передѣлкѣ и совершить безчисленное множество оборотовъ, отвѣтить на цѣлые томы головоломныхъ вопросовъ, прежде чѣмъ онъ приготовился къ своему призванію. Орѳографія, этимологія, и просодія, астрономія, географія и общая космографія, пропорціи, тройное правило и алгебра, геодезія и нивелировка, пѣніе и рисованіе съ моделей,-- все это онъ зналъ, какъ свои пять пальцевъ. По скалистому пути онъ пробрался въ высшее учебное заведеніе и сорвалъ цвѣтъ съ высочайшихъ отраслей математическихъ и физическихъ наукъ, французскаго, нѣмецкаго, греческаго и латинскаго языковъ. Онъ зналъ все насчетъ водныхъ системъ цѣлаго свѣта (гдѣ только онѣ существуютъ), зналъ всѣ исторіи всѣхъ народовъ, названія всѣхъ рѣкъ и горъ, всѣ произведенія, нравы и обычаи всевозможныхъ странъ со всѣми ихъ границами и положеніемъ на тридцати двухъ румбахъ компаса. О мистеръ Чоакумчайльдъ скорѣе перешелъ, чѣмъ не дошелъ въ смыслѣ научной подготовки! Еслибъ онъ учился чуточку поменьше, насколько лучше могъ бы онъ преподавать!
Мистеръ Макъ-Чоакумчайльдъ приступилъ къ дѣлу на своемъ образцовомъ урокѣ, нѣсколько подражая Морджіанѣ въ "Сорока разбойникахъ":-- заглядывая поочередно во всѣ сосуды, выстроенные передъ нимъ, чтобъ узнать, что въ нихъ содержится. Скажи-ка, добрый Макъ-Чоакумчайльдъ, когда ты наполнишь до краевъ каждый изъ этихъ кувшиновъ изъ твоего богатаго запаса познаній, будешь ли ты увѣренъ, что тебѣ удалось убить въ нихъ разбойницу-фантазію? Можешь ли ты быть увѣренъ, что совсѣмъ покончилъ съ нею, а не искалѣчилъ и не изуродовалъ ее въ нѣкоторыхъ случаяхъ?