Значение этического учения графа Толстого
Как всякая практическая философия, как нравственный кодекс жизни, учение графа Толстого предполагает под собою целое определенное миросозерцание; полный разбор его мог бы быть выполнен только в обширной и трудной работе, восходящей к самым первоначальным вопросам и заключающей в себе пересмотр и поверку всех тех положений, из которых наш автор выводит свой практический идеал жизни. В том же небольшом очерке, который мы можем посвятить оценке этого идеала, нечего, конечно, и думать о подобной задаче: мы хотим только определить его своеобразный характер, его основные черты и особенности и затем ответить на вопрос: почему граф Толстой возбудил своим учением такой интерес в нашем обществе? Какою силою действует это учение? Чем оно привлекает, а иногда и подчиняет себе человека?
При внимательном отношении к проявлениям духовной жизни человечества нельзя не заметить, что в наше время, в наши последние десятилетия, совершился какой-то перелом этой жизни: что-то старое отжило, возникает что-то иное. Девятнадцатый век сходит со сцены; начинается новый период жизни. Пока -- это новое направление сказывается, главным образом, как отрицание, как своего рода протестантизм. Когда-то человек во имя разума протестовал против религиозной ортодоксии, против обязательного символа веры, против принуждения совести. Разум сделал свое дело -- освободил человека от власти догматики. Теперь человек протестует против чрезмерных притязаний разума, забывшего, что он есть живая личность, сложный и разнообразный организм потребностей, а не только воплощенная логическая способность, могущая удовлетвориться одними рациональными построениями.
Много ответов было предложено разумом на вечный, общечеловеческий вопрос: как должно жить и что делать? Много философских систем и этических доктрин было построено для его разрешения; но пока человек требовал разумного доказательства всех этих систем и доктрин, они всегда оказывались произвольными, лишенными основания, опирающимися на что-то для разума недоступное. Продолжительный опыт привел наконец человека к сознанию, что разум бессилен создать тот идеал, осуществление которого могло бы стать целью его жизни; а несомненные факты прошлого и настоящего в тоже время убеждали его, что человечество постоянно владело такими идеалами. Выводы явились сами собою: он понял, что не разум создал те образы, которыми жило человечество, и что не в разуме коренилась их сила; он понял, что образ, создаваемый человеком, имеет какую-то непосредственную власть над его душою, может произвести в ней то потрясение, силою которого его воля возбуждается к определенному действию. Словом, он понял, что заблуждался, когда, раздробив свою личность, жил только одною частью ее, когда всю духовную жизнь ограничил сферою разума и, как на признаки грубого суеверия и невежества, смотрел на всякую идею, неподлежащую логическому доказательству. Вот этот-то протест против исключительного господства разума, это признание иных, не разумных, оснований нравственного идеала -- это-то и составляет содержание нового направления духовной жизни, начавшегося в последнее время.
Но как ни важно истинное знание того пути, которым человек может придти к идеалу, само по себе такое знание еще не дает удовлетворения, все равно как совершенно правильное представление голодного, что ему нужен хлеб, а не камень, не утолит его голода. Нужно действительно добыть хлеба; нужно действительно создать идеал. Нужно создать такой идеал, который бы отвечал требованиям настоящего времени, который бы присущею ему нравственною силою мог подчинить себе душу современного человека.
Этическое учение графа Толстого представляет попытку создать такой идеал для нашего времени.
Когда, несколько лет тому назад, граф Толстой написал свою "Исповедь", и она, несмотря на все трудности, сделалась известна обществу, нельзя было не заметить, что успех ее был совершенно несоизмерим с успехом других произведений нашей литературы. Не говоря уже о размерах вызванного ею интереса, качественно к ней относились совсем не так, как привыкли относиться к произведениям других авторов. Видно было, что она затронула какие то глубокие и сильные потребности человеческой души, что она ответила какому-то большому и важному ожиданию. "Исповедь", как известно, есть история сомнений и исканий автора. В ней выступает живая личность человека, с неистребимым в ней сознанием своей свободы, с неизбежным вопросом: как определить свою жизнь, как вести ее в виду необходимости выбора каждую минуту, при каждом действии? Глубокое понимание истинных потребностей человеческой души, искренность и последовательность мысли, которая не боится никаких выводов, сделали то, что "Исповедь" графа Толстого потеряла свой личный характер и явилась как бы общечеловеческим выражением нравственных стремлений и исканий. Путь, пройденный графом Толстым, представляется неизбежным для всякого сознания, раз только в нем возникнет вопрос о цели жизни и скажется потребность нравственного идеала. Но такой вопрос получил особенное значение именно в наше время, и такая потребность всего сильнее ощущается именно современным человеком -- и вот это-то и сблизило графа Толстого с обществом, это-то и вызвало тот необыкновенный интерес к его этическому учению, о котором мы только что говорили. Современный человек уже не может понимать язык отдаленных предков, завещавших ему свои нравственные идеалы. Их вера уже чужда ему, их идеалы уже не властны над ним. Казалось бы, всякое время должно быть способно к нравственному творчеству, к созданию таких образов жизни, которые могли бы удовлетворить соответствующего ему человека; но, к сожалению, это далеко не так... И наше последнее столетие -- эпоха разума и новой науки -- ничего не сумело создать для удовлетворения нравственной личности. Громко провозгласив себя единственным источником истины, эта наука до сих пор только собирает крупинки знания, из которых нет никакой возможности сделать нужный для человека вывод о цели его жизни, о необходимых ему принципах деятельности. Только недавно созрела и окрепла в нашем обществе мысль, что современная наука бессильна создать идеалы, удовлетворяющие живую человеческую личность, и оно стало искать других источников удовлетворения своих духовных потребностей. В это время граф Толстой выступил со своими этическими произведениями. Он говорил языком понятным для нас, он родной нам по духу, он сам пережил наши иллюзии и разочарования и он в основание своего учения ставил тот же вопрос, которым и мы все мучились, -- вопрос: как должно жить и что делать? Явись его учение несколько десятилетий назад, оно не имело бы теперешнего значения, так как тогда человек не изжил еще своей веры во всемогущество точной науки. Есть, впрочем, еще одна причина, почему учение графа Толстого не могло бы быть принято в нашем недавнем прошлом. Учение это отправляется от сознающего свою особность я, от личности, от блага конкретного человека. В недавнем же прошлом господствовала идея общего блага; человек работал над общественными задачами и настолько был увлечен ими, что в нем и не шевелились еще сомнения о том, исполняет ли он свое назначение, предаваясь этой деятельности, и каким результатом скажутся на его собственном счастьи успехи его общественных предприятий. И здесь нужен был опыт, нужен был отлив общественных увлечений, нужен был смелый шаг мысли, чтобы личность выделила себя из общества и сознала самостоятельность своих целей и необходимое первенство вопросов собственного счастья. Все это было в нашей жизни. И разочарование в социальных идеалах, и упадок общественных интересов, и индивидуалистическая тенденция, направившая мысль на разработку внутренней личности, -- все это прошло у нас перед глазами, подготовило почву учению графа Толстого и еще раз доказало, насколько тесно, органически связан этот писатель с своим обществом. Он переживает те же вопросы и настроения, что и общество; только он скорее справляется с ними и умеет дать им ясное выражение в то время, как в остальном обществе они находятся еще в состоянии смутной, не определившейся тревоги.
Создавая нравственный идеал непосредственными силами личности, гр. Толстой, как мы знаем, отрицательно отнесся к складу современной жизни и притом не только к внешним формам ее, но и к тем принципам и стремлениям, которые образовали ее и которые он обнимает в общем понятии "учения мира". На учение это он смотрит как на глубокое заблуждение, заставляющее человека всю жизнь гоняться за призраками счастья и скрывающее от него то действительное благо, к которому призывает его природа. Избегая простоты и труда, презирая естественные, здоровые радости и вечно стремясь к разнообразию наслаждений, уходя из Божьего мира в свой искусственный комфорт и отгораживаясь от большинства людей тщеславною выдумкою своих особенных достоинств, человек нашей культуры, по мнению графа Толстого, выбрал ложный путь, неправильно построил свою жизнь. Но ложь этой жизни чувствует и сам культурный человек. Она проводится в его сознание то посредством безысходной тоски и невидимому беспричинной скуки, то вспышками возмущающейся совести. Не случайны, конечно, те явления апатии и отвращения к жизни, часто кончающияся самоубийством, которые так характерны для нашего культурного общества. Не случайны также и возмущения нравственного чувства против роковых последствий установившегося порядка жизни. Все это ясно свидетельствует о разрастающейся ненормальности этого порядка, о том, что жить человеку становится все труднее и мучительнее. Современный человек сознает это и в отрицании графа Толстого опять-таки находит выражение своих собственных настроений.
Но зачем же человек создал себе такую жизнь и живет на этой добровольной каторге?
По мнению графа Толстого, в образе жизни современного человека нет ничего обязательного Нет законов, которые бы заставляли человека жить вопреки требованиям его природы, и если он живет так, то только потому, что сам допускает такую жизнь, только потому, что дает господствовать над собой тем мелким страстям и желаниям, которые находят в ней удовлетворение. Ничего органического нет в этой жизни, и от самого человека зависит вывести свою личность из этой традиционной лжи и устроить себе иную жизнь, более естественную и согласную с его нравственною природою. Нужно только признать действительное значение требований этой природы и отказаться от того, совершенно произвольного, по мнению графа Толстого, воззрения, что современный поряд жизни есть необходимая стадия в процессе социального развития человечества, против которого бессильны все стремления отдельных лиц. Граф Толстой энергически восстает против такого фатализма и противополагает ему ободряющую идею свободного творчества как личной, так и общественной жизни. То зло, которое каждый человек может устранить из своей жизни, может быть уничтожено и в жизни общественной.
"Есть, говорит он, индейская сказка о том, что человек уронил жемчужину в море, и чтобы достать ее, взял ведро и стал черпать и выливать на берег. Он работал так не переставая, и на седьмой день морской дух испугался того, что человек осушит море, и принес ему жемчужину. Если бы наше общественное зло угнетения человека было море, то и тогда та жемчужина, которую мы потеряли, стоит того, чтобы отдать свою жизнь на вычерпывание моря этого зла. Князь мира сего испугается и покорится скорее морского духа; но общественное зло не море, а вонючая помойная яма, которую мы старательно наполняем сами своими нечистотами. Стоит только очнуться и понять, что мы делаем, разлюбить свою нечистоту, чтобы воображаемое море тотчас иссякло и мы овладели бесценной жемчужиной братской, человеческой жизни".
За последнее время человек сильно запустил свою нравственную личность. Цивилизованная жизнь выработала торные дороги, на которые вступал каждый чуть ли не с самого рождения и покорно шел по ним, принимая их как что-то неизбежное. Хороши ли они, дурны ли, он не спрашивал. Так жили, так живут -- значит так должно жить, значит такова судьба человека, думал он, и вместо того, чтобы осуществлять в своей личности то лучшее, о чем говорили ему его разум и совесть, он принижал ее до господствующего уровня нравственности и подчинял существующим формам жизни. В этой нравственной пассивности граф Толстой видит главную причину несчастий современного человека и горячо призывает его к работе внутреннего усовершенствования, историей своей жизни убеждая его, что людям даны сила и возможность осуществлять их идеалы в действительности. К этому то призыву, нам кажется, всего внимательнее и прислушивается наше общество.
Но для того, чтобы призыв этот мог получить какое-либо практическое значение, необходимо было выработать идеал, который бы подлежал осуществлению. И граф Толстой, как мы знаем, вышел на проповедь не с однеми общими фразами; он нес с собою совершенно определенный идеал жизни Обязанность каждого личным, физическим трудом участвовать в борьбе человечества с природою, простота и правда жизни, разумная последовательность в удовлетворении потребностей, свободное, братское общение со всеми людьми -- вот сжатая формула этого идеала.
Идеал этот, как и всякий вообще идеал, выходящий из блестящей дали неопределенных мечтаний и облекающийся в реальные формы жизни, -- разочаровал многих. Одним показалось ничтожным его жизненное значение: они увидели в нем только выход из положения небольшой кучки праздных людей. Другие не могли помириться с его бедностью, с его будничным, сереньким видом. Третьи признавали его невозможным.
С первыми можно согласиться в том, что идеал графа Толстого вносит нечто новое только в жизнь сравнительно небольшого круга людей, освободившихся от обязанности труда, что действие этого идеала ограниченно. Но эта ограниченность в настоящем случае доказывает только его универсальность и жизнеспособность, так как происходит не от того, чтобы требования его были неприменимы к большинству человечества, а от того, напротив, что трудящаяся масса уже и в настоящем своем состоянии отвечает основным принципам этого идеала. Для полного торжества его в жизни необходимо только, чтобы принципы эти были приняты и осуществлены и теми людьми, которые не покорились общему закону труда и ушли от него или в полную праздность, или в сферу труда привилегированного. Если же торжество этого идеала наступит, если он примется всеми людьми, жизнь наша изменится до неузнаваемости. Идеал графа Толстого касается тех глубоких основ жизни, на которых держится весь современный строй ее, и изменение которых необходимо повлечет за собой переустройство всех жизненных отношений. Все должно измениться под влиянием того нового веяния жизни, с которым связано осуществление этого идеала труда: -- быт частный и общественный, здоровье и нравственность человека, его удовольствия, его наука и искусство -- все должно переменить свой характер и образ и приспособиться к новому началу жизни.
"Но -- говорят другие -- вечный труд, простота и размеренность жизни... Торжествующая физиология!.. Как это тускло, бедно, непривлекательно! Это знакомое нам "мужицкое счастье", и образ его не овладеет нашей фантазией". Да, не на праздник зовет граф Толстой человека, а на трудный подвиг жизни. Он не скрывает будничной стороны своего идеала, не зарисовывает ее яркими, красками, не сулит шума и блеска в его осуществлении. Труд и воздержание -- закон жизни, говорит он. А потому подвиг труда и воздержания -- необходимый жребий человека, указанный ему природою. Восставая против него, убегая от труда и безгранично отдаваясь своим влечениям, человек совершает зло и несет за то тяжкие последствия. Все оценивается сравнительно: как ни бедна и ни скромна жизнь, согласная с требованиями природы, но все же она дает человеку больше счастья, чем погоня за блестящими призраками, чем жизнь с несбывающимся ожиданием невозможных наслаждений. Граф Толстой разоблачил эту жизнь, показал, что она такое в действительности, показал ненужность ее целей и интересов, ничтожность ее утех, бесчеловечность ее отношений и ту мучительную душевную пустоту, которую бессильны наполнить рождаемые ею разнообразные, но поверхностные и скоропроходящие ощущения. Вспомните, например, Ивана Ильича и его жизнь... Вместе с этим граф Толстой заставил своих читателей почувствовать, что жизнь труда и умеренности вовсе не так страшна и, главное, не так пошла, как ее обыкновенно представляют. Он раскрыл перед нами таящиеся в ней огромные задачи борьбы с природою и с собою, показал ее несомненные радости -- бодрость духа и спокойствие совести, проистекающие из правильного удовлетворения человеком его физических и нравственных потребностей. Пора отрезвиться, довольно обманов! Если на земле невозможно то лучезарное счастье, которое носилось перед нами в наших поэтических грезах, то нечего и гнаться за ним и вместо этих бесплодных и мучительных исканий лучше принять хотя и скромные, но действительные блага трудовой и человечески-справедливой жизни.
Таков вывод из учения графа Толстого.
Как ни почтенны, однако, начала труда и справедливости, защищаемые этим учением в качестве оснований новой жизни, но это не мешает многим сомневаться в возможности осуществить эту жизнь в наше время. Как отнесутся к этим началам современные общества? Много ли найдется людей, способных следовать учению графа Толстого? -- Не вдаваясь в подробный разбор этих вопросов, заметим только, что учение графа Толстого появилось как нельзя более своевременно. Основной принцип этого учения -- равенство всех перед обязанностью трудиться -- есть в то же время и логический вывод демократической тенденции, начавшейся в прошлом веке и все возрастающей вплоть до нашего времени. Разница только в том, что демократизм -- идея общественная, и для него принцип равенства и вытекающая из него обязанность всякого трудиться есть условие общественного блага. Учение же графа Толстого -- идея этическая, и для него упомянутый принцип есть условие индивидуального блага личности. Отправляясь от противоположных начал, обе идеи приходят к одному и тому же выводу и, встречаясь в нем, оказывают друг-другу взаимную поддержку. Учение графа Толстого нашло сознание современных обществ уже подготовленным для восприятия указываемого им идеала жизни и в то же время само создало новый стимул для осуществления начал демократии. С необыкновенною простотою, с грубою осязательностью доказывает граф Толстой необходимость труда для всякого человека ради его же собственного счастья. Человек должен мускульным трудом выпустить полученный им заряд энергии, иначе он заболеет физически и нравственно -- вот основное положение практической морали графа Толстого, и положение это силою вещей входит в самую глубь того социального вопроса, разрешение которого составляет главную злобу настоящего времени. Эгоистическим клином граф Толстой раскалывает этот упорно неподдающийся разрешению вопрос, сводя задачу социальной политики к вопросу личной гигиены. В этом смысле он прав, говоря, что ларчик общественного благоустройства открывается просто. Пусть только каждый правильно стремится к своему собственному счастью -- и в результате необходимым образом окажутся и возрастание общественного богатства, и приближение к идеалу человеческой справедливости.
После всего сказанного сделается понятным, почему граф Толстой имел право на то внимание и интерес, с каким отнеслось к нему наше общество. Он родной сын своего времени. Он пережил все крупнейшие вопросы разума и совести современного человека и не устрашился, не бежал от этих, иногда мучительных, вопросов, но взял на себя трудный подвиг их уяснения и разрешения. С беспримерной у нас настойчивостью приложил он все силы своих огромных дарований к отысканию нужной человеку истины. Он искал эту истину не умом только, а всем нравственным существом своим, не в кабинете писателя, а в широкой и разнообразной жизни народа. Усилия его увенчались успехом -- он разобрался в лабиринте сложной человеческой природы и дал свои ответы на основные, неизбежные вопросы современной мысли. Многое в этих ответах несогласно с господствующим мировоззрением, с ходячими взглядами общества, многое в них кажется странным и оригинальным. Но в этой оригинальности -- главная заслуга графа Толстого, так-как в основе ее лежит то новое, что предстоит человечеству пережить и переработать в недалеком будущем.
Впервые опубликовано: Графъ Л.Н. Толстой какъ художникъ и моралистъ. Критическій очеркъ барона Р.А. Дистерло. С.-Петербургъ. Типографія Н.А. Лебедева. Невскій просп. д. 8. 1887.
Дистерло Роман Александрович (1859-1919) -- русский литературный критик и государственный деятель.