Опять начались переговоры с Завойко относительно дальнейшего путешествия. Я хотел проехать с западного берега Авачинской губы системой Паратунки и продолжить путь далее, до действующего вулкана Асачи, находящегося на юго-восточном берегу Камчатки, к югу от Вилючинской сопки. Сначала Завойко был против всяких более отдаленных путешествий и отказал мне в каком-либо содействии. Наконец он согласился, но все-таки ехать на Асачу не позволил. Меня опять столь же скудно снабдили лошадьми и людьми, предоставив выбор дня отъезда мне самому; на случай же, если покажутся неприятельские суда, мне было отдано самое определенное приказание сейчас же возвращаться.
Право, какой-то рок тяготел над моими летними экскурсиями этого года. Ничто не ладилось, ничего не выходило. Всюду громоздились препятствия, одолеть которые было почти не под силу. В путешествии к южной оконечности Камчатки, о котором я так мечтал, а в особенности -- к Асачинской сопке, мне было совершенно отказано, да и другие планы точно так же потерпели фиаско. Из небольших экскурсий в окрестностях Петропавловска можно было вынести очень немного чего-нибудь существенного; тем не менее, я решил лучше воспользоваться хоть ими, чем сидеть на месте совсем без дела, как того хотел Завойко. Да еще приходилось, чтобы добиться чего-нибудь, даже какой-нибудь мелочи, строить благодушную физиономию.
Наконец 12 июля наступил день отъезда. Лошадей с кладью я отправил вперед в казачье поселенье Сероглазку у Авачинской губы, а сам со своим казаком начал подниматься пешком на Меженную гору -- плоскоконическую отдельную гору, возвышающуюся между Петропавловском и сказанным селением. Густым, спутавшимся кедровым кустарником, то и дело работая топором, мы добрались с большим трудом до вершины горы. Здесь я нашел трахитово-андезитовую породу красноватого цвета, очень похожую на ту, которая несколько севернее спускается к заливу в виде лавового потока и, по-видимому, имеет месторождением предгорья Авачинской сопки. К востоку далеко открывался вид на устье р. Калахтырки и на поднимающуюся к вулкану волнистую, заросшую густым кустарником местность. На север тянется в направлении к Авачинской сопке лесистый кряж, а на юг и запад под нами лежали порт и красивая губа. Спуск к Сероглазке был также затруднителен. В местечке этом теперь уже было три видных, вроде казарм, здания, в которых жили со своими семьями казаки, но самое место в отношении хозяйства и образа жизни этих бедняков, привыкших питаться рыбой, выбрано было чрезвычайно непрактично: здесь впадает только один, совсем маленький, ручеек, в который рыба никогда и не заглядывает. Сильный дождь, затянувшийся на всю ночь, заставил меня остаться здесь.
13 июля день выдался также хмурый, но так как дождя не было, мы тронулись дальше. Сначала мы пошли дорогой на деревню Авачу, но, минуя ее, свернули у Моховой губы на более близкую и прямую дорогу в Старый Острог. На этом пути нам пришлось идти тянущимся без перерыва вдоль левого берега р. Авачи красивым березовым лесом (В. Ermani). Вся эта милая лесистая местность волниста и пересекается 18 небольшими ручьями, которые все стекают с близкого вулкана в р. Авачу. У одних из этих ручьев есть довольно углубленные долины со сравнительно крутыми склонами, другие, напротив, струятся по обширным низинам, влажная почва которых покрыта густыми зарослями шаламайника (Filipendula kamtschatica) выше человеческого роста. Это был опять один из тех роскошных, столь характерных для Камчатки березовых лесов. Красивые, старые, суковатые стволы Betula Ermani с их светлой, несколько красновато-серой корой и широкой кроной расположены были с большими промежутками и поднимались над густым подлеском из Crataegus, Lonicera, Rosa, рябины и чернотальника, а земля между кустами была покрыта сочной травой с Geranium, Thalictrum, Fritillaria, Epilobium и др. Этот густой ковер там и сям перерезывался широкими, основательно протоптанными тропами медведей, по которым эти звери ходят с вулкана на реку Авачу и по которым на этот раз мы по большей части следовали. Такие березовые леса -- главный район действия охотников за соболями, и здесь же фантазия камчадалов поселяет маленького демона-карлика Пихлахчика, который быстро разъезжает на санках, запряженных тетерьками, издевается над охотниками, задает им почти невыполнимые задачи, но зато может и наградить охотника большим богатством и успехом.
Измокнув в высокой траве и в превышающих рост человека кустах, которых густая листва была еще совсем мокра от дождя, мы вошли в 6 часов вечера, при дожде, начавшемся опять, в Старый Острог. 14 и 15 июля дождь лил ливмя, и о путешествии нечего было и думать. Только 16-го, когда небо опять прояснилось, мы тронулись дальше.
У Старого Острога мы перешли на правый берег р. Авачи и прошли им по просеке в березовом лесу на ферму офицера Губарева. Скоро по выступлении в путь нам пришлось перебраться чрез приток Авачи -- Половинную, который берет начало в области истоков р. Начики и несет гальку из светлых, плотных сланцев и гранитных пород. Дорога шла сухим местом; чрез добрый час пути мы были уже на ферме. В этом, недавно основанном, образцовом заведении -- таким, по крайней мере, оно должно было быть сообразно плану -- я думал найти начатки благоустроенного сельского хозяйства, скотоводства, садоводства, да, пожалуй, и земледелия, но то, что я нашел, слишком разочаровало меня. Среди свежих пней возвышался совсем маленький жилой домик с очень небольшим хлевом, к которому примыкал очень ограниченный садик, -- вот и все; в остальном и здесь практиковалось целиком вонючее, камчатское "рыбное и собачье" хозяйство. Побыв здесь очень недолго, мы опять двинулись сухими цветистыми лугами да красивыми березовыми рощами дальше. Верст через 10 мы пришли на Батуринские ключи и с ними вступили уже в бассейн Паратунки. Батуринские ключи -- скопление небольших, обильных ключами прудов и ручьев, которые, сливаясь между собою, дают начало р. Тихой, прежде, говорят, впадавшей самостоятельным устьем в Авачинскую губу, а в настоящее время соединяющейся с Паратункой немного выше устья последней и ставшей, таким образом, ее притоком. С Батуринских ключей мы, держась течения Тихой, пошли чрез большие покосы, существующие здесь исстари и принадлежащие здешним якутам -- поселенцам и русским крестьянам. В 1825 году начальник Голенищев основал на Тихой Якутскую колонию, чтобы завести здесь в широких размерах скотоводство. Впоследствии селение это, некогда цветущее, вследствие вымирания населения и вследствие запущения понемногу пришло в полный упадок, и остатки его жителей-скотоводов разбрелись.
Теперь эта мысль возродилась в Завойко, и он задумал основать здесь новое, большое поселение скотоводов и земледельцев. Прежнее название этой деревни, Тихая и Орловка, были заменены новым именем -- Николаевская, и четыре новеньких, хорошо построенных дома уже были налицо. Но план задуман был шире: на большой четырехугольной площади предполагалось поставить более 20 домов, окруженных хлевами, огородами и даже пашнями. Местность для новой деревни была подобрана очень практично. Дело в том, что Паратунка ответвляет от себя на запад большой рукав -- Орловку, образуя, таким образом, большой речной остров. При этом Орловка очень близко подходит к Тихой и отделена от нее, собственно, только небольшим возвышением. На этом-то водоразделе и поставлена новая деревня, примыкающая, следовательно, и к Тихой, и к Орловке. В этой же местности когда то стояла и деревня Паратунка, которая во времена Беринга играла известную роль, но к настоящему времени исчезла вместе со своими домами и церковью до того окончательно, что трудно даже найти и место, на котором она была расположена.
Для нынешней Николаевской важна близость Авачинской губы и Петропавловска как места сбыта продуктов сельского хозяйства. Далее, отличные покосы, рыбные богатства реки и богатые охотничьи угодья являются весьма выдающимися факторами в деле процветания селения. Только одно обстоятельство внушает опасение, -- обстоятельство, исстари тяготеющее над всеми благими и целесообразными начинаниями в Камчатке и внушающее опасения и на этот раз. Дело в том именно, что каждый новый начальник Камчатки в погоне за чинами и орденами крушит и уничтожает все постановления своего предшественника. Начинания, едва пустившие корень, уничтожаются каждый раз как негодные. Кто в данную минуту состоял правителем края, тот считал, что именно он-то только и поступал правильно, так как в эту минуту он представлял собой единственную власть. Какая масса работы, труда и денег потрачена в Камчатке благодаря этому без всякого проку! Неподалеку отсюда находится Микижина, когда-то цветущая ферма Голенищева, а теперь давно уже груда обломков, как пример в предостережение многим другим начинаниям этого рода.
Николаевской заправлял теперь в качестве старосты крутой субъект из унтер-офицеров, хотя способствует ли суровая военщина практическому хозяйству, покажет время. Я, признаться, в это не верю. А жаль было бы, в отношении всего края и Петропавловска в особенности, если бы и Николаевская, теперь как раз расцветшая, дошла до уничтожения.
Верстах в 5 от Николаевской в Паратунку впадает берущая начало в области истоков Начики р. Быстрая, которую не следует смешивать с Быстрой, протекающей под Большерецком. По верхнему течению этой реки находятся прекрасные леса, поставляющие Петропавловску отличный строевой лес. Этот ценный материал дают стройные тополя и высокоствольные, с короткими, округленными листьями ивы (ветловина). Как все реки системы Паратунки, Быстрая неглубока и очень быстра, почему и недоступна для больших лодок. Далее мы перешли чрез очень короткую речку Мостовую, а сразу за ней чрез совсем уж маленькую Микижину, вытекающую из одного небольшого озера. Здесь-то и стояла вышеупомянутая Голенищевская ферма (1825), некогда хорошенькая дача с большими хлевами и садами, в прелестной местности, которая теперь, благодаря невежественному отношению к делу, представляет опустевшую груду мусора. От этого места прежнего блеска и последовавшего за ним неразумия нам пришлось далее продираться чрез густейшие заросли шаламайника колоссального роста, тянущиеся версты на 2, до так называемого Молочного ключа. Это -- холодный ключ с небольшим стоком и прозрачной водой, так что название, о происхождении которого я не мог дознаться, очень уж малохарактерно. Здесь стояло новое строение, возведенное для несчастных, одержимых проказою, а существовавший для них до сих пор приют на Дальнем озере (тоже в системе Паратунки и недалеко отсюда) совсем развалился и сделался необитаем. Как до сих пор эти изгнанники, лепрозные или "проказные", наводящие страх опасностью заразы, влачили свое жалкое существование в глухой долине Дальнего озера, изолированные от всяких сношений с остальным обществом, так и теперь им приходилось быть запертыми здесь и отрезанными от мира. Теперь насчитывалось 10, страшно изуродованных, прокаженных. Доставляемые им от времени до времени съестные припасы складывались далеко от их жилья в назначенном для этого месте, чтобы устранить всякую возможность соприкосновения с другими людьми, а оттуда уже сами больные уносили их к себе. В случае смерти бедняги хоронили сами своего товарища где-нибудь поблизости. В Камчатке ничего так не боятся, как этих несчастных, а врачебной помощи, при равнодушии местных врачей, абсолютно никакой нет.
К 8 часам вечера мы достигли горячих Паратункинских ключей и остановились в большом доме, построенном для приезжающих на воды. Купаясь для освежения поздно вечером, я нашел температуру в большом бассейне ключей в 34 1/2 -- 35 °R, a y самого места истока воды -- в 38 °R. День был пасмурный, и по небу неслись тяжелые тучи, не предвещавшие ничего доброго. Рано утром 17 июля хлынул ужасный дождь, сделавший дальнейший путь совершенно невозможным, и наступил дождливый период, продержавший меня в доме целых 5 дней. К счастью, здесь находился некто Лазарев, сын сосланных когда-то сюда родителей, теперь состоявший сторожем этого, принадлежавшего казне дома. Он много разъезжал по Камчатке и, благодаря своим охотничьим походам, хорошо знал страну. Я сейчас же залучил его себе в проводники и старался, в продолжение дней моего заключения здесь, извлечь для себя пользу из его путевой опытности и знания края, что, впрочем, к сожалению, дало менее результатов, чем я надеялся сначала.
Прежде всего Лазарев дал мне довольно полную картину системы Паратунки, -- картину, которую я, насколько простирался мой собственный опыт, нашел совершенно верной. В общем, длина течения Паратунки не особенно велика, и образуется она из слияния трех речек. Самая восточная из последних идет из области Вилючинской сопки; средняя, самая длинная, образующая много водопадов, течет из окрестности вулкана Асачи, а как раз при месте соединения обеих этих речек есть теплый ключ невысокой температуры. Наконец, самая западная речка вытекает с горного массива, известного под названием Бабьего камня, недалеко от истоков Карымчиной, впадающей в р. Начику. От места соединения последней речки с двумя первыми река получает название Паратунки. Сразу за этим она разделяется на два одинаковых рукава, между которыми образуется таким образом длинный остров, на котором также есть горячий ключ. С левой стороны, т. е. с запада, в левый рукав впадают, считая с юга к северу: ручей Алёскин, текущий Алёскиной тундрой, Косогорчиковые ключи, Тополёвная и Якутские ключи. С правой, восточной, стороны правый рукав принимает в себя Гольцевку, вытекающую из озера, лежащего у подошвы Бархатной сопки -- конической, средней высоты горы, и Шаманку, начинающуюся в горном массиве Трубы, в которую, в свою очередь, впадают Даниловы ключи. Скоро за впадением Якутских ключей оба большие рукава Паратунки опять соединяются в одну реку, в которую затем вливаются с левой стороны еще Зайбенная, вторая Микижина и Хайковая, а последняя принимает в себя горячие Паратункинские ключи. С правой стороны в Паратунку впадают еще только стоки Дальнего и Ближнего озер. Главное направление Паратунки -- с юга на север, и только от деревни Николаевской она делает поворот под прямым углом к востоку и затем впадает в северозападную часть Авачинской губы, ответвив под самым уже устьем маленький ручей Кихчиг. С той речки из образующих Паратунку, которая течет с Асачи, есть очень удобный перевал на юг, на Голыгину.
Бывал много раз Лазарев и на Курильских островах; при этом доезжал даже до 13-го. По его рассказу, острова эти состоят лишь из высоких вулканических гор и скал, покрываются долго не стаивающей массой снега, а в отношении растительности или совсем голы, или покрыты редким кустарным кедровником. Медведи попадаются только на двух первых островах, как редкость. Айны, населявшие прежде все острова, прогнаны, по словам Лазарева, японцами с северных островов и оставлены на южных.
18 июля у нас было довольно сильное землетрясение. Сотрясение шло с севера на юг. Издали послышался внезапно шум. Точно топот полка кавалерии на полном скаку по твердой почве, шум этот приближался с несказанной быстротой, все усиливаясь, пробежал под нами и затем так же быстро исчез на юге. В момент, когда шум был как раз под нами, грохот и движение достигли максимума. В это мгновение слышался звук положительно как будто при бурном кипении, в доме все трещало и гремело, висевшие предметы качались, половицы расходились, а в окне треснуло одно стекло. Колебания длились, самое большое, 3 -- 4 секунды. Температура горячих источников оставалась в это время такой же точно, как и раньше.
Весь юг широкой долины Паратунки окружен высотами, которые большею частью покрыты лесом, остроконечны и над которыми поднимаются лишь местами отдельные, более высокие массивы. Так, более к западу возвышается Бабий камень, а более к югу -- Бархатная сопка, конус, покрытый темно-зеленым мохом с голой вершиной, и Трубы. Но над всей цепью доминирует далее Вилючинская сопка -- высокий, голый, глубоко изборожденный, вполне конический вулкан, в настоящее время, по-видимому, не проявляющий никакой деятельности; в его ложбинах виднелись большие массы снега.
Здесь мною взяты были следующие пеленги: Авачинская сопка -- 43° NO, ущелье Ближнего озера -- 85° ONO, Вилючинская сопка -- 171° SSO, ущелье Дальнего озера -- 120° OSO, Бархатная сопка -- 180° S и ущелье истока Паратунки, идущего с Асачи, -- 191° SSW. Здесь долина Паратунки, кроме того, более всего открыта на юг.
К полудню 22 июля небо прояснилось, и я сейчас же, взяв с собой Лазарева, выступил в путь. Мы направились левым берегом на юг, в верхнюю часть долины Паратунки. Сначала мы прошли большим лугом, за ним -- березовым лесом, а там начались переправы чрез поименованные выше притоки. Первым из них была Микижина 2-я, мелкий, быстрый горный ручей, питаемый тающим горным снегом; галька его -- почти всецело гранитная. Затем мы достигли Зайбенной и Якутских ключей, где, говорят, в 1820 году, в управление Станицкого, также были поселены якуты. Потом следовала Тополёвная, с красивым, старым, тополевым лесом, а еще подальше -- Косогорчиковые ключи, по-якутски -- Торбога. Наконец, проделав отсюда еще около 5 верст чрез высокую траву и большие заросли шаламайника, мы добрались до Алёскина ручья, протекающего ровной, безлесной Алёскиной тундрой. Здесь мы устроились на стоянку. До чего баснословно велика была масса лососей -- в это время хайко и красной рыбы, -- поднимавшихся всюду по системе Паратунки и теснившихся густейшими косяками, тысячами и еще тысячами, в те ручьи и речки, чрез которые мы только что переходили, положительно нельзя поверить, не видев этого собственными глазами. Все это барахталось и лезло все выше и выше, к горам. Идущие глубже рыбы выпирали в мелкой воде верхних на воздух целыми сотнями, и эти тогда старались пробраться дальше по скользким спинам первых. Этому баснословному богатству рыбы отвечало и большое количество занятых ее ловлей медведей. Даже на пустынном восточном берегу Камчатки я никогда не видал такого множества медведей, как здесь. Вся трава и все растения по берегам реки были совершенно вытоптаны. На мягкой береговой земле отдельных следов различить уже было нельзя, а точно большое стадо скота прошло по вязкому месту. Можно было видеть, как штук по 5 -- 10 больших, лохматых, бурых зверей ловят рыбу друг подле друга и угощаются ею. Приближением своим мы каждый раз вызывали замешательство и страх между этими сытыми, мирными рыбарями. Завидев нас, они всей компанией удирали и только двое, посмелее, были застрелены. Здесь камчадалы могли бы резонно воскликнуть: "Это место медвежисто", -- а я могу прибавить еще: "Кто в Камчатке умирает с голоду, тот -- самоубийца".
23 июля. Когда мы проснулись, погода была превосходная, а кругом нас развертывался великолепный горный ландшафт. В большой дали возвышалась под 37° на северо-восток Авачинская сопка, а под 27° на северо-восток -- Коряка, под 150° на юго-восток стояла, теперь уже близко от нас, сопка Вилючинская, а Бархатная казалась отделенной от нее только небольшим горным узлом. Ущелье на Асачу открывается почти под 168° к югу, истоки Карымчиной лежат на 220° к юго-западу, а Бабий камень на 242° к юго-западу.
Высокая и сухая Алёскина тундра -- большая россыпь трахитовой гальки, намытой и рассыпанной половодьями с ближних гор, затем покрывшаяся слоем мхов и тундряных растений. Мы скоро прошли до конца эту тундру, а затем, продравшись опять чрез почти непроницаемую гущу шаламайника, перешли чрез первый исток Паратунки, текущий с запада, с Бабьего камня. И здесь вся галька трахитового характера. Опять дорога пошла чрез густейший шаламайник, но уже хорошей медвежьей тропой, а затем мы снова очутились на Паратунке, которая здесь получает воды еще только от двух истоков. Мы не стали переходить реку, а прошли ею далее в горы, где долину как будто замыкает более высокая, коническая гора. Здесь, из сильно поднятого подножия этой горы, по довольно пологой поверхности вытекают два горячих ключа, с температурой в 55 и 56° (при 14° температуры воздуха) футах в двух один от другого. Один из этих ключей отличался той особенностью, что на глубине приблизительно 5 дюймов температура его была уже на 2° ниже. Должно быть, в него втекает на известной глубине еще другой, его охлаждающий, ключ. Оба ключа прорезывают в глине и гальке глубокие русла, доходящие до ниже лежащей, подстилающей трахитовой породы, соединяются в саженях 4 от места их выхода, круто сбегая, в один небольшой ручей и затем принимают сбоку еще ключ с температурой в 51°. Образовавшийся таким образом ручей показывает при подошве горы еще 35°, а затем совершенно уже охлаждается вследствие притока холодной воды. Из горы вода этих ключей вытекает спокойно и совершенно прозрачной и в русле не отлагает никаких осадков; только от времени до времени от нее слышен слабый запах сероводорода. Углекислоты она, по-видимому, не содержит вовсе.
Здесь идет, мимо упомянутой горы, по узкому ущелью дорога на вулкан Асачу. Скрепя сердце и только для того, чтобы сдержать данное мною Завойко обещание и настроить его более благосклонно в отношении экскурсий куда-нибудь подальше, я должен был положить здесь предел своей настоящей экскурсии к югу. Итак, в долине Паратунки есть три места с горячими ключами: здесь -- на переходе к Асаче, затем на большом речном острове и, наконец, известный при купальне. Перейдя здесь вброд чрез Паратунку, мы опять зашагали чрез растянутые, высокие заросли шаламайника и, добравшись до хорошего березового леса, остановились на ночлег.
24 июля. Благодаря установившемуся западному ветру, погода и сегодня была превосходная. Мы находились теперь на правом берегу реки и шли им назад на север. Пройдя некоторое расстояние березовым лесом да сухими лугами, мы очутились на первом из правых притоков Паратунки, на Гольцевке. Эта последняя, настоящий горный ручей, бежит по трахитовой и вулканической гальке широкой долиной, соединяющейся с долиной Паратунки, а начало берет в глубоком озере при подошве Бархатной сопки. С нее до Даниловых ключей нам пришлось идти низменной, болотистой местностью, густо поросшей ивовым и ольховым кустарником. Даниловы ключи состоят из скопления небольших, обильных ключами, прудов, в которые впадает также ручей Шаманка. И здесь по берегу опять было много густого кустарника и шаламайника, из которого мы выбрались наконец на более твердую почву и березовым лесом проследовали на речку Озерную.
Сегодня тоже нам все время попадались по берегам медведи, а один очень видный мишка вздумал было даже сделать на нас нападение. Когда мы спускались, ведя лошадей в поводу, с одного крутого, заросшего кустарником, косогора, мы услышали, как что-то такое быстро и шумно поднимается навстречу нам, в гору. Скоро, в шагах 4 от нас появилась мохнатая физиономия здоровенного медведя, который облизывался, т. е. готовился кинуться. Лазарев первый заметил врага и выдвинул вперед свою лошадь; в то же время мы живо схватили ружья. Однако неприятель наш лишился своей храбрости: так же быстро, как появился, он скрылся двумя большими прыжками вглубь прежде, чем мы готовы были к выстрелу.
Прибыв на Озерную, мы свернули, обогнув выступ гор, в долину Озерной в том месте, где впадает в нее ручей, начинающийся в горном узле Трубы, и к 3 часам добрались до поселения Дальнее Озеро. Рикорд, в бытность начальником края (1818), поселил на озерах Дальнем и Ближнем по одному отставному казаку на каждом: на первом -- Данилова, на втором -- Верхотурова, почему и до сих пор эти озера называются также и по фамилиям этих первых поселенцев. Оба озера, лежащие в близких одна от другой параллельных долинах, длинны и узки и стекают небольшими ручьями к западу в Паратунку. Восточными концами они очень близко подходят к Таринской губе, особенно оконечность Ближнего озера близко подступает к известной дороге на горячие Паратункинские ключи. Оба селения расположены у выхода ручьев из озер, т. е. на западных концах последних.
Великолепнейшие покосные луга, которые могли бы прокормить большие стада скота, окружают опустевшее ныне Дальноозерское поселение. Стоят только развалившиеся избенки, в которых жили, или, вернее, исподволь гибли несчастные прокаженные, выброшенные из общества и лишенные всяких сношений с населением. При взгляде на очаровательную по красоте, плодородную, замкнутую поросшими лесом горами котловину озера, почти не верится, что она в течение многих лет была свидетельницей такого несказанного горя и таких ужасных страданий убогого люда, предоставленного здесь абсолютно без всякой помощи медленной гибели от страшной болезни. Далеко от этого "места несчастья", совсем на другом конце долины, посреди прелестного ландшафта разбили мы свой лагерь.
25 июля. Небо было ясно, и я взял здесь следующие пеленги: Вилючинская сопка -- 180° S, направление горячих ключей у купального дома -- 300° NW, проход на Таринскую губу -- 97° OSO, рядом с ним находящаяся высокая скала, Колдунная сопка, -- 126° SO и массив Трубы с его похожей на развалины или печные трубы вершиной -- 178° SSO.
Пройдя часа 3 то в гору, то под гору, березовым лесом, в котором глубокие лощины густо поросли пышным кустарником, мы вышли у мыса Кутха на Таринскую губу и сейчас же направились к известной читателю пристани, к которой часто пристают приезжающие из Петропавловска дровяные лодки. К сожалению, на этот раз не нашлось здесь ни одной; однако я решил подождать. Лазарев отправился отсюда назад, домой; лошадей я отправил в Петропавловск, а сам с казаком остался на берегу губы.
В отношении распределения гор и долин этой местности, я имею прибавить еще следующее. Главный центр возвышенностей представлен здесь, по-видимому, Вилючинской сопкой, так как от этого вулкана тянутся во все стороны долины и сопровождающие их хребты. К северу спускается долина Паратунки с ее боковыми высотами; от близлежащей Бархатной сопки отходит долина Гольцевки, с горного узла Трубы идет приток истока Дальнего озера, а также короткая речка Сельдовка, впадающая в Сельдовую бухту Авачинской губы; рядом с Сельдовкой проходит кряж, который заканчивается при море мысом Кутха и самая высокая вершина которого -- Колдунная сопка. На восток, в море, текут начинающаяся на Вилючинской сопке и одноименная с нею река и ручьи-притоки речки Асачи.
26 июля. И сегодня я напрасно прождал лодки, а потому решил завтра пройти пешком на Ближнее озеро и оттуда на бате спуститься по Паратунке.
27 июля мы уже спозаранку были на ногах. Накануне вечером случай привел сюда двух камчадалов, с помощью которых можно было перетащить мой багаж до берега Ближнего озера, до которого было с 1 -- 1 1/2 версты. Здесь нашелся бат, на котором мы доехали до поселенья у западного конца озера. На бате же отправились и далее. По ручью, которым стекает в Паратунку Ближнее озеро, тихо текущему, очень излучистому и мутному, плавание шло сперва медленно, но с входом в быструю Паратунку нас подхватило, и в 2 1/2 часа мы пронеслись мимо устьев всех вышеназванных притоков и мимо деревни Николаевской к Авачинской губе. По берегам реки, образующей здесь сильные искривления, местами видны были склоны из щебня до 12 футов высотой и большие скопления намытого водой леса, среди которого попадались и целые деревья; местами шли низменные, поросшие ивовым и ольховым кустарником, участки; часто попадались также заросли шаламайника. Перед устьем Паратунки мы вошли в рукав, перерезывающий большую, лежащую перед этим устьем, как перед устьем реки Авачи, низменность дельты. Узким каналом или проливом, отделяющим от земли большой остров Никиткин, мы, благодаря попутному ветру, прошли с импровизированным парусом к деревне Аваче. А здесь, на наше счастье, только что собирался уходить большой казенный бот. Живо перетащили мы на него поклажу и пошли при благоприятном ветре в Петропавловск, куда прибыли еще довольно рано вечером.