ПОЕЗДКА ПО КАМЧАТКЕ ОСЕНЬЮ 1851 И ЗИМОЮ 1852 гг.
1) Поездка к горячим ключам (Паратунским) в сентябре 1851 г.
2) Объезд Авачинской губы в сентябре 1851 г.
3) Экскурсия на Авачинскую сопку в октябре 1851 г.
4) Зимняя поездка в Нижнекамчатск в январе 1852 г. Прибавление. Пребыв а ние в Петропавловске зимою 1851 -- 1852 гг.
1) Поездка к горячим ключам (Паратунским) в сентябре 1851 г.
16 сентября 1851 г., в день моего прибытия в Камчатку, стояла мрачная и дождливая погода, все кругом было окутано густым туманом.
Утомленный физически и нравственно, я весь первый день провел на корвете и лишь на следующий сделал визит военному губернатору Камчатки Василию Ивановичу Завойко, отныне моему начальнику. Я был принят в высшей степени приветливо как им, так и его супругой Юлией Егоровной, урожденной баронессой Врангель. Их приветливость и любезность произвели на меня чрезвычайно благодетельное впечатление, заставив забыть все тяжелое в моем положении. Так завязались между нами отношения, о которых я вспоминаю с глубочайшей признательностью и которые без всякого диссонанса продолжались в течение всего моего пребывания в Камчатке и на Амуре.
Я встретил также самую любезную предупредительность со стороны многих других лиц, так что сейчас же мог ориентироваться и освоиться на новом месте. Единственный неприятный пункт составлял квартирный вопрос. Временно, до приискания и устройства нужных квартир, многие из новоприбывших, в том числе и я, были помещены в довольно ветхом здании с сильно протекавшей крышей. Но я сам не бездействовал и условился с одним старым унтер-офицером об устройстве для меня одной комнатки в его доме. Для этого, однако, нужна была еще кое-какая работа, так что мое помещение могло быть готово и занято лишь через несколько недель.
Губернатор со своей стороны делал все, что было в его силах, для исполнения своих обязанностей по размещению всех вновь прибывших офицеров, чиновников и команды.
Камчатка стала титуловаться губернией лишь с 1850 г., т. е. со времени назначения на губернаторский пост Завойко. Это громкое название было придумано в Иркутске у генерал-губернатора и впоследствии получило утверждение. За зеленым столом, по шаблону великорусских губерний, назначили в Камчатку целую армию чиновников и офицеров, не имея ни малейшего представления об этой безлюдной стране, ее особенностях и обуславливаемых этим насущных потребностях. Имелось в виду поднять край, сделать его во всех отношениях полезным для империи. Надеялись этим повышением в ранге и этими бесполезными внешними мерами, да еще выкроенными по самому общему шаблону, цивилизовать страну и довести ее до процветания. На самом же деле чиновники различных ведомств и министерств, одинаково подчиненные губернатору, все предъявляли различные требования и вместо взаимной помощи для совместной работы, напротив, часто противодействовали друг другу. В то же время были ассигнованы немалые денежные средства, но и они, по образцам Европейской России, не были предоставлены в бесконтрольное распоряжение местных властей. Сама Камчатка ничего еще не производила, поэтому нельзя было делать на месте никаких покупок. Напротив, все и вся из бесчисленных предметов ежедневного потребления, съестные припасы и всякого рода материалы -- все приходилось привозить из очень далеких мест, выписывая и заказывая это нередко за много месяцев вперед.
На губернатора возложено было, по возможности, развить в стране земледелие и скотоводство, создать пути сообщения, как посредством устройства сухопутных дорог, так и постройкой новых транспортных и береговых судов, чтобы этими мерами сделать доступными отдаленные части края. Петропавловск должен был сделаться полезной станцией для военного флота, равно как для торговых судов и китобоев. Для этого, однако, не доставало рабочих и ремесленников, равно как мастерских и складов корабельных принадлежностей, да и самые строительные материалы для домов доставались с большим трудом, так как во всей южной части полуострова растет только лиственный лес.
С повышением Камчатки в ранг губернии в ней значительно возросло число военных и чиновников, но все это были господа, взятые непосредственно от зеленого стола и фронта, не имевшие ни малейшего понятия о потребностях практической, созидающей деятельности, и потому не способные оказывать Завойко никакой помощи. А между тем, на нем лежала обязанность заготовлять для всех этих новых пришельцев дома, казармы, амбары, мастерские и пр., а в особенности же немалое количество всевозможного провианта. Эта была нелегкая задача, и справиться с нею мог только такой умелый человек, каким был Завойко. В течение немногих лет возник небольшой городок на том месте, где до того стояло только несколько жалких домишек. Правда, губернатор требовал зато от всех своих чиновников и офицеров строжайшей исполнительности в работе и усиленных трудов, хотя бы даже и вне сферы специальных занятий, что, в свою очередь, порождало взаимное неудовольствие и натянутость отношений.
В то же время Завойко и его жена постоянно стремились к всевозможному облегчению для всего общества способов приобретения предметов ежедневной необходимости, старались даже доставлять ему развлечения и удовольствия. Дом их отличался крайним гостеприимством и всегда был открыт для гостей.
К числу таких удовольствий принадлежали также небольшие поездки к различным живописным местам окрестностей, особенно же привлекали близлежащие горячие ключи. На 19 сентября Завойко тоже проектировал такую прогулку, чтобы показать капитану Сущову эти интересные источники, причем к участию были приглашены некоторые чиновники, в том числе и я.
Рано утром в назначенный день собралось наше небольшое общество, чтобы переправиться в двух лодках на противоположный берег большой Авачинской губы. Надо было сделать 17 верст морем. При хорошей тихой погоде мы их быстро прошли на веслах и пристали к низкому песчаному берегу в передней части большой придаточной бухты -- Таринской губы.
Отсюда, после завтрака, отправились мы пешком через неглубокую долину, занятую лугом с рассеянными по нему березами. Маленькая тропинка, извивающаяся в высокой траве, вела к длинному озеру, называемому "Ближним" и лежащему в расстоянии около версты от места высадки. Здесь мы сели в приготовленные лодки, в которых пересекли озеро по всей его длине до другого конца, где расположено небольшое якутское поселение Озеро. Употребительные здесь лодки (однодеревки) представляют собою просто выдолбленный ствол тополя, слегка заостренный на обоих концах. Благодаря полному отсутствию киля эти лодки очень легко опрокидываются. Поэтому их часто связывают жердями по две, в результате чего получается, с одной стороны, значительное уменьшение валкости и даже полная невозможность опрокидывания, с другой же, -- подъем значительно большего груза. Эти соединенные лодки, называемые паромами, весьма употребительны по всей Камчатке на тихих озерах или в поездках вниз по течению реки, тогда как для подъема против течения они совершенно не годятся.
Пересеченное нами озеро составляло часть той же долины, на которую мы ступили, высадившись на берег, и дно которой глубоко опустилось для озера. От поселка Озеро дорога идет широкой долиной Паратунки, -- реки, вытекающей из южных гор и впадающей в Авачинскую губу; от него всего остается только несколько верст до горячих источников, называемых Ключи. Здесь долина, направляющаяся к югу в горы, несколько суживается, хотя все еще остается довольно широкою. С запада и востока она окаймлена далеко разошедшимися скалистыми стенами; дно ее -- аллювиальное и усеяно высокими травами и разбросанными березами, тополями и ольхой. Виднеющиеся с востока скалистые горы сильно разорваны и могут быть уже причислены к тянущимся на север предгорьям Вилючинской сопки. В середине этой долины находится маленький бассейн, имеющий при равномерной глубине в 4 -- 4 1/2 фута, поперечник в 20 -- 25 футов и наполненный теплой водой (34 °R). На северном крае бассейна, где глубина всего в 2 фута, выходит источник, совсем не образующий сильно бьющей струи и имеющий температуру в 41 °R; вода распространяет слабый запах сернистого водорода. Температура воздуха во время нашего посещения равнялась всего 8 °R. Короткий ручеек несет все еще тепловатую воду в Паратунку.
Чтобы здесь можно было принимать ванны, Завойко выстроил на самом берегу бассейна просторный дом с лестницей, ведущей прямо в воду. Мы вошли в этот дом, и все общество тотчас же воспользовалось теплым купанием. Затем, при прекрасном настроении и веселых шутках всей компании, последовал большой обед. Наконец после приятно проведенного дня мы расположились на ночлег на просторном ложе из сена.
Утром 20 сентября мы рано встали, искупались еще раз, и, позавтракав, отправились в обратный путь. Вчерашней дорогой мы скоро вернулись к нашим лодкам на море и, пользуясь благоприятной погодой и ветром, возвратились в Петропавловск. Пройденная нами местность оказалась восхитительной, и, хотя время уже было довольно осеннее, мы могли еще любоваться очень роскошной растительностью. Все ручьи были переполнены большими лососями, продолжавшими свое путешествие вверх по рекам. Переезжая через Авачинскую губу, мы имели перед глазами необыкновенно величественную панораму. На северо-востоке видны были высокие, крутые и скалистые берега большого залива, а над ними выступали великолепные формы Коряцкой и Авачинской сопок, вместе с дополнением последней -- Козельской. На юго-западе возвышалась Вилючинская сопка, и также над скалистыми берегами, высота, крутизна и разорванность которых еще увеличивалась к юго-востоку, т. е. к входу из океана в Авачинскую губу. На северо-западе низкие дельты рек Паратунки и Авачи соединяются в далеко протянувшуюся долину. Авачинская сопка слегка дымилась, Коряцкая же и Вилючинская казались совершенно недеятельными.
Ближайшие дни я посвятил устройству своих дел и ознакомлению с местностью. Мне еще предстояло объехать всю Авачинскую губу, специальную карту которой я теперь изучал.
23 сентября я должен был еще провести в нашей маленькой резиденции, так как капитан Сущов пригласил всех на корвет для празднования годовщины отплытия этого судна из Кронштадта. Многочисленное общество собралось к роскошному завтраку. Тосты следовали за тостами под гром пушечных выстрелов. Наконец мы разошлись, чтобы приготовиться к балу по приглашению губернатора.
Вечером на корвете и на берегу внезапно началась зловещая суета. Сущов вздумал проехаться под парусом по заливу в небольшой шлюпке, как вдруг неожиданным и сильным порывом ветра опрокинуло его маленькую лодку, и на наших глазах она затонула со всеми пассажирами. Тотчас же все лодки были на месте несчастья. Два американских китобоя также отправили свои быстроходные вельботы, но, к несчастью, удалось спасти только двух матросов. Капитан Сущов с тремя матросами пошли ко дну, и их невозможно было отыскать, несмотря на поиски всякими способами, длившиеся до поздней ночи. Лодку удалось вытащить, но пустую. Все усилия и труды, все старания найти утонувших остались тщетны. Таким образом, день радости неожиданно обратился в день печали. Достойнейший человек, прекрасный моряк лежал теперь в холодной, сырой могиле со своими тремя спутниками.
И в следующие дни не прекращались поиски, чтобы, по крайней мере, найти и похоронить трупы, но также безуспешно. Наконец, 26 сентября, когда окончательно пришлось отказаться от всякой надежды, вдоль берега потянулась длинная траурная процессия с духовенством во главе и остановилась против места ужасной катастрофы, чтобы хоть отсюда отдать последний долг погибшим.