Темная морозная ночь скрыла Гвоздина и Храпунова, бежавших из крепости. Очутившись на свободе, они быстро, чуть не бегом пошли к Петербургу и в первом же селении подрядили одного чухонца отвезти их в Петербург.
Лошади неслись быстро, и к полудню беглецы добрались до Петербурга, проведя всю ночь в дороге. Не доезжая несколько до Петербурга, майор и Храпунов рассчитались с чухонцем и вошли в город не через заставу, а стороною, через вал; эта дорога была нелегка, они беспрестанно вязли в снегу и попадали в сугробы. Усталые, измученные, беглецы наконец добрались до той улицы, где жила Маруся.
Тяжелую, полную горя жизнь проводила молодая женщина. Мало того, что ее муж находился в тюрьме, и она не знала, будет ли он когда-нибудь выпущен, теперь вдруг бесследно пропал и ее последний защитник, дядя-майор. Правда, она догадывалась, что старик отправился освобождать ее дорогого Левушку, но полное отсутствие известий о нем чрезвычайно тяготило и беспокоило ее, и она не раз думала, что дядя либо сам попал в острог, либо погиб.
При ней находились только преданная ей девушка Дуняша да старый дворовый Захар, который раньше был крепостным Гвоздина, а затем подарен им Храпунову. Других наемных слуг Маруся рассчитала, и в числе их находился один, который был подкуплен клевретами Бирона.
Невозможно описать ту радость, с которой встретила молодая женщина своего горячо любимого Левушку. Она и плакала, и смеялась, обнимая мужа.
Когда первый порыв их радости прошел, старый майор обратился к племяннику и его жене с такими словами:
-- Ну, молодежь, будет вам целоваться да миловаться... надо и про дело поговорить. Необходимо решить, куда нам ехать и где укрыться от наших врагов.
-- А разве это надо? -- наивно спросила молодая женщина.
-- А ты полагаешь, что нам в Питере по-прежнему можно жить? Нет, нам надо бежать отсюда возможно скорее.
-- Да, Маруся, дядя прав, нам надо скорее где-нибудь укрыться, -- с глубоким вздохом проговорил Левушка.
-- Господи, куда же нам бежать, где укрыться?
-- Слушайте! Из Питера мы выйдем пешком, и чтобы не навлечь на себя подозрения, оденемся мужиками. В ближайшей деревушке мы найдем подводу до Москвы и в первопрестольной поищем место, где укрыться... Там нас не скоро найдут. А если в Москве нам жить будет опасно, то найдем и другое место... Ведь белый свет не клином сошелся, -- проговорил старик-майор.
С ним вполне согласились Левушка и его жена, причем решили взять с собою Захара и Дуняшу.
Пока Храпунов и Маруся собирались в дорогу, их дядя сходил на площадь и купил себе и племяннику простые дубленые полушубки и валеные сапоги, а для Маруси -- простую же беличью шубенку.
Вечером они пошли в свой новый, опасный путь и через несколько времени кое-как добрались до ближайшей к Петербургу деревеньки, население которой составляли переселенцы-мужики из-под Смоленска.
Была глубокая, морозная ночь, когда они вошли в деревеньку; кругом было полнейшее безмолвие, так как все давным-давно спали, и нигде не видно было ни огонька.
Путники постучали в оконце первой попавшейся избы, но в ответ услыхали только один собачий лай, нарушавший ночную тишину. Тогда Захар и руками и ногами застучал в ворота, и на этот раз со двора послышался заспанный, сердитый голос:
-- Кто стучит в ночной час?
-- Укрой, добрый человек, от морозной ночи, пусти переночевать! -- попросил Захар.
-- Проходи дальше, не тревожь -- все равно ночью никого не впущу.
-- Мы тебе заплатим.
-- А сколько вас?
-- Всего пятеро.
-- Ишь!.. Да у меня для всех и места не хватит.
-- Потеснимся как-нибудь... Пусти, хорошую деньгу за ночлег дадим.
-- Да кто вы будете?
-- Мастеровые... идем из Питера в Москву.
-- Коли так -- входите.
Мужик отворил калитку и пустил путников на двор.
Изба у мужика была просторная, чистая, и наши путники удобно расположились в ней. Все они нуждались в покое и в отдыхе. Особенно устала бедная Маруся.
Однако, едва стало рассветать и все еще спали, старый майор уже проснулся; заметив, что он шевелится, проснулся также и хозяин избы, по имени Федот. Петр Петрович стал спрашивать у него, не даст ли он за хорошую плату подводы до Москвы, или не продаст ли ему одного или пару коней и сани, причем в объяснение добавил:
-- Потому, племянница моя слаба здоровьем, а до Москвы не близок путь, не дойти ей.
-- Где дойти! Ведь поболе шестисот верст, и мужику не дойти... не токмо бабе, да еще зимой. Что же, есть у меня лишний конь, продать его можно, и санки найдутся... Продам, если дашь хорошую цену.
-- За ценой не постою.
-- Видно, в Питере-то, старик, сколотил ты деньгу? -- ухмыляясь, спросил Федот. -- А ты каким мастерством занимаешься?
-- Маляры мы, малярной работой промышляем.
-- Так, так, работа выгодная!.. Ну, а что же дашь за коня и сани?
Майор стал торговаться с Федотом, но в конце концов они сошлись в цене.
Когда торг был заключен, проснулись Храпунов с Марусей, Захар и Дуня.
Однако хозяину избы и его жене, догадливой бабе Пелагее, что-то очень подозрительным показались их постояльцы, и она, вызвав мужа во двор, сказала ему:
-- Голову свою прозакладую, что это не маляры.
-- А кто же они, по-твоему? -- спрашивает у жены Федот.
-- Беглые баре, вот кто. Наверняка так!.. Ты посмотри на их руки. Разве у маляра они такие должны быть? У маляра руки краской запачканы, а у наших постояльцев они нежные, белые. Да и лица-то у них на малярные не походят.
-- А что, баба, пожалуй, ты и правду говоришь, -- согласился с женою Федот. -- Что же нам делать?
-- Что? Известно, что! -- сердито промолвила Пелагея. -- Со двора их не пускать и старосте про них сказать.
-- И то, побегу старосту оповестить. Спасибо, баба, что надоумила! -- И Федот со всех ног пустился о своих постояльцах оповестить старосту.
Вскоре в избу ввалилась большая ватага мужиков, имея во главе своего старосту; все они были вооружены кто чем попало: палками, топорами, а у некоторых были и ружья.
Крик удивления и испуга вырвался у Маруси и Дуни, при взгляде на мужиков
-- Зачем вы пожаловали? Что надо? -- не совсем дружелюбно спросил Гвоздин.
-- На тебя взглянуть пришли, -- крикнул староста.
-- Гляди, чай, на мне узоров нет.
-- А ты, маляр, взял бы и размалевал себя узорами, -- громко засмеялся один из мужиков.
-- Вы зуб-то не скальте, а делом говорите, зачем пришли? -- возвысив голос, спросил у мужиков Петр Петрович.
-- А затем, чтобы узнать, что ты за человек? -- окидывая его суровым взглядом, проговорил староста.
-- Я -- мастеровой из Питера, малярным делом промышляю. Это -- мой племянник с женой, а это -- земляк с дочерью, -- проговорил секунд-майор, показывая на Храпунова и Марусю, а также на старого Захара и на Дуняшу.
-- Так, так. Если не врешь, так правда! Ну-ка, ребята, берите их, а если станут упорствовать, то свяжите им руки, -- невозмутимо приказал мужикам староста.
Тотчас же несколько мужиков с веревками в руках отделились от толпы и подошли к беглецам.
-- Остановитесь, безумные, что вы делаете? За что вы хотите вязать нас? -- крикнул на мужиков Храпунов.
-- А за то, что вы малярами только прикидываетесь. Вы не маляры, а беглые, -- также крикнул ему в ответ староста, -- и, пока приедет начальство, мы вас, голубчиков, запрем в сарай, чтобы не убежали. Тащи их, ребята!
-- Прочь, разбойники, прочь! Первого, кто до нас дотронется, уложу на месте, -- вне себя от гнева крикнул старик-майор, вынимая из кармана пистолет.
Нападавшие мужики попятились к двери.
-- А ты, маляр, эту игрушку-то брось, не то и мы палить будем, -- слегка дрожащим от испуга голосом крикнул староста и, вырвав у одного из мужиков ружье, стал прицеливаться в Петра Петровича.
-- Отпустите нас, мы дадим вам за себя выкуп. За что вы хотите сделать нас несчастными? Отпустите! -- с дрожью в голосе обратился к мужикам Левушка.
-- Слышь, староста, не отпустить ли их? На винцо нам дадут деньжонок, -- тихо сказал старосте Федот.
Он был мужик миролюбивый, жалостливый; ему жалко стало своих постояльцев, и он уже раскаялся в том, что взбудоражил мужиков и натравил их на своих постояльцев. Поэтому он стал упрашивать старосту и мужиков.
Однако староста и мужики ломались.
-- Никак невозможно отпустить, потому как беглые. К начальству надо их предоставить.
-- Ну, прах вас возьми, делайте, что хотите! Только из моей избы убирайтесь ко всем чертям! -- сердито крикнул Федот, выведенный из терпения.
-- Как смеешь ругаться! Да знаешь ли ты, разбойник, кого ругаешь? Ведь ты мир честной ругаешь!
-- Хорош мир, нечего сказать. Бабьим умом вы все живете, вот что! -- выругался Федот и вышел из избы.
Староста отдал приказ мужикам взять "маляров" и ихних баб и заключить в пустой сарай под замок.
Сопротивление было бесполезно. Что значат трое против полусотни мужиков, и притом еще вооруженных? Наши бедняки волей-неволей принуждены были покориться своей участи, мужики же решили послать нарочного в Питер и оповестить начальство о "малярах", а пока держать их в сарае.
И вот старый майор Гвоздин, его племяш с женою и Захар с Дуней очутились в холодном сарае под замком.
Староста не ограничился одним замком, а поставил к запертой двери сарая двух мужиков с дубинками, наказав им строго-настрого стеречь "беглых".
В бессильной злобе Храпунов стал стучать руками и ногами в дверь сарая.
-- Ты чего безобразишь? Что стучишь? -- крикнул один из мужиков, стоявший с дубиной у запертой двери.
-- Мы замерзнем.
-- Не замерзнете.
-- Вы, злодеи, хуже разбойников!
-- Добрая барыня, вот, вот моя шуба. Ложитесь на солому и оденьтесь ею; вы согреетесь, -- проговорил старик Захар, дотоле молчавший и угрюмо сидевший в углу сарая, и, сняв с себя свою овчинную шубу, подал ее Марусе.
-- Нет, Захар, я у тебя не возьму шубы, ведь ты сам замерзнешь.
-- Возьми, боярыня, я старик, если и замерзну, обо мне плакальщиков не будет, пожил на белом свете, пора и на покой, -- попытался возразить Захар, однако ему пришлось опять надеть на себя шубу, потому что Маруся ни за что не решилась воспользоваться ею.
Между тем страшный холод донимал как господ, так к слуг. Мужики, стоявшие на страже, ругались, а затем оба, не вынесши холода и побросав свои дубинки, обратились в бегство. Их манили теплая изба и горячая печь.
-- Никак наши сторожа ушли? -- проговорил Петр Петрович прислушиваясь. -- Да, да! Ну, и слава Богу? Ночью выломаем дверь, и тогда мы будем спасены.
Однако сделать это нашим заключенным не пришлось, так как они скоро услыхали, что кто-то у двери их тюрьмй ломает замок, а затем дверь сарая быстро отворилась, и заключенные увидали мужика Федота. Тот поспешно проговорил:
-- Выходите скорее.
-- Как, ты нас освобождаешь? -- радостно воскликнул Левушка Храпунов.
-- Это ты и замок сломал? -- спросил у Федота майор.
-- Знамо, я. Да чего же вы не выходите? Иль вам по нраву пришлось сидеть в холодном сарае?
Старик майор, его племянник с женою, Захар и Дуня поспешно вышли из сарая. Был вечер, и на улице была темнота; мороз стал немного помягче, падал снежок.
-- Идите за мной, я выведу вас за околицу, -- проговорил Федот, обращаясь к старому майору и его спутникам.
Они пошли беспрекословно и вышли за околицу. Пройдя еще некоторое расстояние, Федот проговорил:
-- Дорога вам прямая, идите, меня не поминайте лихом...
-- Вот тебе за услугу, возьми! -- И майор протянул было Федоту руку с деньгами.
-- Спасибо, не надо. Покаюсь вам: ведь я мужиков-то сбил, потому подозрительными, опасными людьми вы мне показались, впрочем, в том больше виновата моя баба, она самонравная, вот и сбила меня. Ну, за это ей не миновать потасовки.
И Федот хотел идти, но майор спросил его:
-- А в Питер мужика посылали с известием о нас?
-- Посылали.
-- Дело плохо... пожалуй, за нами будет погоня.
-- Да, не миновать вам ее. А пока ее еще нет, вам скорее бежать надо, -- посоветовал Федот.
-- А куда бежать, да еще ночью-то? Мы и дороги не знаем. Эх, видно, нам пропадать придется, -- чуть не плача, промолвила Маруся.
-- Зачем пропадать, сударка? А вы послушайте-ка меня: верстах в пяти отсюда, в стороне от дороги, стоит водяная мельница. Мельник -- мой кум и приятель, звать его Максимом. Ступайте к нему, пообещайте денег, и он вас укроет. Вот видите дорогу-то? Так по ней, никуда не сворачивая, и ступайте, сами на мельницу наткнетесь.
Федот быстро зашагал обратно в свою деревню, а наши путники поспешили выйти на указанную им дорогу.
По словам Федота, до мельницы было всего верст пять, но на самом деле наши путники шли чуть не три часа и подошли к ней измученные, усталые.
Мельница казалась полузаброшенной и стояла в лощине, в полуверсте от проселочной дороги, и была окружена почти вся лесом; амбар или сарай, где мололи, был полуразрушен, покосился набок; близ этого сарая стоял небольшой, в три оконца, домик мельника.
На мельнице было полнейшее безмолвие. Снег перестал, небо очистилось, из-за туч величаво выплыла луна.
Едва только Захар подошел к воротам, чтобы постучать, как его учуяли собаки и подняли страшный лай.
-- Цыц, цыц, проклятые! Угомону на вас нет! Что вы, на кого лаете? Иль гостя незваного-непрошеного учуяли? -- послышался Захару голос со двора.
Старый слуга постучал.
-- Батюшки, да никак кто-то стучит? Так и есть. Кто стучит, что надо?
-- Отопри, Христа ради, пешеходам.
-- Вы на ночлег, что ли?
-- Да, да, на ночлег. Пусти, мы хорошо тебе заплатим, -- сказал Левушка Храпунов, подойдя к воротам. -- Нас твой кум Федот к тебе прислал.
-- Кум Федот прислал? Так бы давно и сказал. Входите, рад гостям! Хоть гости вы и ночные, незваные, нежданные, а все же я вам рад.
Проговорив эти слова, мельник впустил к себе на двор путников.
Петр Петрович объяснил мельнику, за какой помощью они пришли к нему.
-- Что же, это можно, моя мельница стоит в стороне, сыщики не скоро до нее доберутся. Укрывать я стану, только не жалейте денег, -- проговорил мельник. -- Под моим домишкой есть подполье, там, если нужда придет, вы и укроетесь. А пока ложитесь-ка спать, утро вечера мудренее.
Изба мельника была довольно поместительна и разделена холодными сенями на две половины; в передней жил мельник, а в задней -- его работник и старуха. Передняя изба разделялась перегородкой на две горницы, и наши путники расположились в избе мельника очень удобно: за перегородкой поместились Маруся и ее служанка Дуня. Петр Петрович и Левушка Храпунов легли на широких скамьях, одевшись полушубками, а старик Захар не решался ложиться.
-- Вы, господа милостивые, спите, а я посижу, постерегу, -- говорил он, усаживаясь около самой двери в сени.
Пожелав своим постояльцам доброй ночи, мельник пошел спать в заднюю избу, и скоро настала тишина, прерываемая легким храпом измученных путников.
Не спал один только верный слуга. Он долго крепился, долго боролся со сном. Но все же последний осилил его, и старый Захар крепко заснул, сидя у двери.
Долго ли спал Захар, он не помнил, только громкий собачий лай разбудил его. Он открыл глаза, взглянул в оконце: было совершенно еще темно.
Вдруг до слуха Захара долетел громкий стук в ворота. Это заставило старика-слугу вскочить на ноги; он бросился в сени и столкнулся там с мельником.
-- Стучат. Верно, сыщики? Надо будить своих, -- тихо сказал он Максиму.
-- Постой, надо наперед узнать, кто стучит. Ступай буди своих, а я сейчас приду, только поспрошаю, кто стучит. -- И, проговорив это, мельник подошел к воротам и спросил: -- Кто стучит не в урочный час?
-- Я. Отпирай скорее ворота, старый филин, с почетом гостя принимай! -- раздался за воротами звонкий голос, показавшийся мельнику знакомым.
-- Да неужели государь Артемий Петрович? -- с удивлением воскликнул он.
-- Он и есть. Ну же, не морозь меня, отпирай ворота.
-- Сейчас, сейчас, государь...
Ворота заскрипели на петлях и отворились.
На двор на лихой тройке вкатил кабинет-министр Артемий Петрович Волынский; он сам правил, стоя в расписных санях, а кучер сидел без дела на облучке.
С низкими поклонами встретил Максим дорогого гостя.
-- Здорово, старый лесовик, здорово. Не ждал, не чаял гостя? -- выпрыгивая из саней и бросая вожжи кучеру, ласково промолвил Волынский. -- А я к тебе прямо из гостей.
-- В гостях изволил быть, государь?
-- В гостях, у Бирона! И чуть было там не задохнулся... Так вот к тебе проветриться приехал.
-- Добро пожаловать, добро пожаловать. Только не обессудь, государь, побудь немного на дворе, а я горницу для твоей милости приберу, -- с низким поклоном проговорил мельник, желавший выиграть время и припрятать в подполье своих постояльцев.
Но это ему не удалось.
-- Ничего, при мне приберешь. Ты знаешь, я не взыскателен. Да ну же, веди меня в горницу. -- И, проговорив это, Волынский направился в избу, но, отворив дверь горницы, несколько удивленный, отступил, увидев там наших путников.
-- Что у тебя за люди? -- грозно крикнул Артемий Петрович на мельника.
-- Постояльцы, государь, пешеходы...
-- Живей огня!
-- Сейчас, государь, сейчас.
Пока мельник отпирал ворота и разговаривал с Волынским, Захар разбудил своих крепко спавших господ и сказал им о стуке в ворота.
Майор, Левушка и Маруся поспешили надеть на себя полушубки и с нетерпением ждали прихода мельника, который обещался спрятать их в подполье.
Вот отворилась дверь, и вместе с мельником вошел Артемий Петрович.
Храпунов и майор узнали его по голосу, а когда мельник принес огонь, то Волынскому не трудно было узнать своего чиновника и его дядю, несмотря на то, что на них были надеты мужицкие полушубки.
-- Ба, ба, старые знакомцы!.. Храпунов, вот не чаял я здесь встречи с тобою... А ты, господин майор, как очутился на мельнице? -- спросил у них Артемий Петрович.
-- Злодейка-судьба привела нас сюда, ваше превосходительство, -- за себя и за дядю ответил Левушка.
-- Да, да, злодейка-судьба... Понимаю, понимаю. Ты бежал из крепости, перерядился мужиком... Но ты, господин секунд-майор, зачем так нарядился? Постой-ка... если я не ошибаюсь, это -- твоя жена? -- спросил у Храпунова Волынский. -- И она мужичкой одета?.. Что все это значит?
-- Дозвольте, я все вам объясню, ваше превосходительство, -- проговорил майор и без утайки рассказал Волынскому о всех событиях последнего времени и своем участия в деле освобождения Левушки.
С большим вниманием выслушал рассказ Волынский, а когда старик окончил, то, обращаясь к нему и Храпунову с женою, проговорил:
-- Вы на воле и бояться сыщиков вам нечего, я -- ваша заступа!.. Я свезу вас к себе в дом, и вы пока у меня погостите. Тебе, Храпунов, я выпрошу прощение у государыни во что бы то ни стало. В моем доме вы будете в полной безопасности... Итак, мы сейчас поедем в Питер, а ваши дворовые до моего дома дойдут пешком... Согласны?
-- Как и чем нам возблагодарить вас, ваше превосходительство? -- с чувством проговорил Храпунов.
-- Своей преданностью отблагодари меня, Храпунов, в ней я теперь нуждаюсь, так как вступаю в открытый бой с ненавистным нам всем Бироном. Кто кого осилит? На его стороне сила...
-- А на вашей правда, она же, ваше превосходительство, выше солнца, -- заметил Петр Петрович.
-- Я прямо от этого конюшенного герцога. Он смел открыто при мне смеяться над нашим добрым народом. Я не вытерпел этого и вступился за народ. Кажется, даже обругал Бирона, он смертельно побледнел и, от злобы кусая губы, сказал мне: "Вы, господин кабинет-министр, объявляете мне войну... Посмотрим, чья возьмет".
-- Правда поборет кривду, ваше превосходительство.
-- Я надеюсь на Божью и на вашу помощь, господа!.. Гей, Максимушка, выводи мне коней за ворота, мы сейчас едем! -- крикнул Волынский мельнику.
Немного спустя, тройка лихих коней мчалась вихрем по дороге к Петербургу.
В санях сидели Петр Петрович и Храпунов с Марусей. Конями правил сам Волынский.
Несколько не доезжая до Петербурга, навстречу тройке Волынского показалась другая тройка, только много хуже. В санях сидело человек пять солдат и два приказных, о чем можно было легко догадаться по их особой одежде.
-- Сворачивай с дороги! Задавлю! -- грозно крикнул Артемий Петрович, помахивая вожжами.
-- Задавишь, к ответу притянут, -- злобно проговорил один из приказных.
-- Прочь, говорю, с дороги!.. Пущу на вас коней -- и праха не останется.
-- А ты не безобразь, господин Артемий Петрович, мы по государынину делу едем, -- проговорил другой приказный.
-- А, крапивное семя, чернильная душонка! Ты знаешь, кто я, и не хочешь мне дорогу уступить? Ну так я научу тебя вежливости. -- и Волынский, схватив кнут, выскочил из саней и стал по чему попало хлестать приказного.
Тот взвыл и стал просить у солдат себе помощи.
Однако последние, узнав, что повстречавшийся с ними -- кабинет-министр, не посмели заступиться. Ременный кнут в сильной руке Волынского продолжал гулять по спине и голове приказного, и Волынский только тогда оставил несчастного, когда кнутовище переломилось на части.
-- Жаль, плети нет еще под руками, а то бы я показал тебе, как не давать дорогу кабинет-министру! -- крикнул Артемий Петрович и быстро вскочил в свои сани.
-- Я буду жаловаться герцогу! -- погрозил приказный.
-- Жалуйся, твоего герцога из конюшни я не боюсь, -- крикнул в ответ Волынский.
Приказный состоял при канцелярии герцога Бирона и прозывался Занозой. Он пользовался особым расположением Бирона, считался правою рукою Шварца, начальника бироновской канцелярии, и был послан с солдатами и своим помощником, чтобы изловить бежавшего Храпунова.
Заноза, проклиная Волынского, въехал в ту деревню, где несколько времени тому назад остановились для ночлега майор Гвоздин, Храпунов с женою и их слуги, и потребовал старосту, который, как мы уже знаем, послал в Петербург нарочного с известием, что в их деревне появились сомнительные люди.
-- Где у тебя сумнительные люди? Подавай нам их! -- крикнул старосте Заноза, думавший, что в числе их окажется и бежавший Храпунов.
-- Были, да сплыли, господин приказный! -- почесывая голову ответил староста.
-- Как так? Убежали? Ну, ты за них ответишь.
-- Чем же я виноват? Я всех пятерых приказал посадить в сарай под замок и сторожей приставил, а людишки-то и убежали. Сторожа-то, вишь, замерзли, ушли погреться, а как вернулись, видят -- замок сломан, дверь отворена, а арестантов и след простыл.
-- Кто же сломал замок и выпустил арестантов?
-- Думается нам, что наш же мужик Федотка, его это дело... потому он говорил, чтобы мы выпустили арестантов.
-- Подавай сюда Федотку, -- грозно крикнул Заноза, а когда мужичонку привели к нему, грозно крикнул: -- Ты сломал замок и выпустил арестантов?
-- Никак нет! Зачем я стану ломать да выпускать?
-- Говори правду! Не то плетей и пыток отведаешь!
-- За что? Я невиновен.
-- Гей, в кандалы его, -- приказал Заноза солдатам, и злополучный Федотка очутился с тяжелыми кандалами на руках и на ногах. -- Вали его в сани, в тайной канцелярии дознаемся правды.
Эти слова повергли Федота в ужас, и он дрожащим голосом спросил приказного:
-- Ну, а если я скажу, то пытать меня не будут?
-- Скажешь правду, пытки избежишь.
-- Я... я скажу... повинюсь. Я выпустил арестантов!
-- Молодчик, нечего сказать, а плетей тебе все же не миновать.
-- Вот-те раз! А если я скажу тебе, господин приказный, где накрыть арестантов, так ты меня не тронешь?
-- Ну, черт с тобой, не трону и отпущу.
-- Побожись! Божбе поверю, а словам нет.
-- Ах ты разбойник! Ты еще приказы мне вздумал читать? Да я прикажу всю твою гунявую бороденку по волоску выдергать. Сказывай, не то сейчас у меня плетей отведаешь.
Федотка струсил и тихо проговорил:
-- У моего кума они, у Максима, на мельнице.
-- Показывай дорогу, пес! Гайда на мельницу! -- крикнул приказный и, схватив Федотку, впихнул его в сани.
Через несколько времени мельник Максим, проводив Волынского легший спать, был разбужен страшным стуком в ворота. Он решил не отпирать их, но они, по приказу Занозы, были взломаны, а вслед затем, стуча ружьями, солдаты и Заноза вошли в избу мельника.
Пошли обычные спросы и допросы. Максим упорствовал и не говорил, что у него был Волынский и увез его постояльцев. Тогда приказный велел солдатам пытать его. Мельник не вынес пытки и рассказал правду.
-- Садись, Ванька, и записывай по пунктам, что станет показывать мельник, -- приказал Заноза своему помощнику.
Тот молча сел к столу, разложил на нем бумагу, поставил медную чернильницу, висевшую у него на шнурке, достал гусиное перо и приготовился записывать показания.
-- Сказывай, был ли у тебя кабинет-министр Артемий Волынский? -- сурово спросил Заноза у мельника.
-- Был, -- слабым от пытки голосом ответил Максим.
-- Что он у тебя делал?
-- Ничего, только взял с собою неведомых мне людей, которые попросились у меня на ночлег...
-- Значит, те люди тебе не ведомы? А сколько их было?
-- Пятеро просили у меня ночлега: три мужика и две бабы.
-- С Волынским ехало только два мужика и баба, а где же остальные?
-- Те пошли пешком.
-- Ладно, мы их захватим на дороге. Допрос кончен, собирай, Ванька, бумагу, -- проговорил Заноза, обращаясь к своему помощнику, после чего приказал крепко скрутить мельника и тащить в сани, где уже находился Федотка.
Вся ватага двинулась в Петербург, но Захара и Дуни не нашли.
Сдав мельника Максима и Федота по приезде в Петербург в острог, Заноза чуть не со слезами рассказал своему начальнику Шварцу о жестокосердом поступке с ним кабинет-министра Волынского и об увозе последним с мельницы важных преступников.
-- Что же это за преступники? -- спросил Шварц.
-- Неведомо какие, а только важные. Так говорят мужики той деревни, где они остановились на ночлег. Из них двое мною привезены и посажены в острог.
-- Хорошо, как-нибудь я сделаю допрос этим мужикам, только не скоро, у меня крайне много важных дел...
-- Я просил бы вас, господин Шварц, сделать о том донесение его светлости, -- проговорил Заноза, -- потому что в этом деле замешан кабинет-министр Волынский.
-- Да, да, Волынский. Это важно для его светлости. Я сейчас же поеду с докладом. Ты тоже поедешь со мною, -- после некоторого раздумья, проговорил Шварц.
Оба они поспешили к Бирону.
Шварц тотчас же был принят Бироном, а потом был также потребован и Заноза. Изгибаясь в три погибели, переступил тот порог кабинета герцога.
-- Ты видел, как Волынский вез в своих санях преступников? -- спросил у него Бирон.
-- Так точно, ваша светлость.
-- Сколько же их с ним было?
-- Всех пятеро, а в санях у Волынского только трое. Остальные, говорят, пешком пошли, ваша светлость. Как ни старался я их встретить или догнать, но не смог.
-- Волынский тебя бил?
-- Больно бил, ваша светлость; кнутом хлестал. Хорошо, что на мне тулуп был, а то захлестал бы до смерти.
-- Ну хорошо, ступай, я сегодня же доложу императрице, что ее кабинет-министр делает свой дом пристанищем для важных преступников.
Заноза, опять изгибаясь в три погибели, ушел.
-- Долее продолжаться так не может, Волынский становится дерзок. Он прямо и смело идет против меня, но я положу скоро этому конец! -- громко проговорил Бирон.
-- Волынский идет скорыми шагами к своей погибели, ваша светлость, не сознавая сам того, -- ответил Шварц.
-- Да, да, он погибнет! Он должен погибнуть, и это случится скоро. Шварц, непременно узнайте, кто такие преступники, которых смеет укрывать у себя Волынский!
-- Слушаю, ваша светлость.
Между тем Артемий Петрович Волынский, всегда беспечный и легкомысленный, не сознавая той опасности, которой он подвергался, и не обращая внимания на грозную тучу, нависшую над ним, привез в свой роскошный дом бежавшего из крепости Храпунова, его жену и старика-майора, отвел им отдельное помещение, обласкал их и обещал свое покровительство и помощь.
Но это его великодушие удваивало только те вымышленные проступки, которые находили у Волынского его враги.
-- Смею спросить, ваше превосходительство, что вы думаете с нами делать? -- спросил у Волынского Левушка.
-- Как что делать? Вы будете у меня жить, пока я не испрошу у государыни тебе прощения.
-- Может быть, государыня и простит меня, но Бирон...
-- А до герцога из конюшни нам нет дала!
-- Ну, как ни говори, ваше превосходительство, а жить племяшу в твоем доме опасно, отсюда как раз угодишь в тайную канцелярию, -- вступился в разговор секунд-майор. -- Чай, Бирону давно известно, что мы в твоем доме проживаем, у него везде есть уши и глаза, -- добавил он.
-- Я не боюсь Бирона и его начальству не подчиняюсь. Было время, и я заблуждался и гнул шею перед этим выходцем ада, но довольно, теперь я плюю на него, -- запальчиво крикнул Артемий Петрович.
Однако Левушка и Гвоздин убедили его, что жить им в его доме опасно и необходимо покинуть Петербург.
Решено было на следующий день ранним утром тихонько выехать на лошадях Волынского в его Тульскую усадьбу, а чтобы избежать опасности в дороге, они порешили все нарядиться в такую одежду, в которую обыкновенно одевалась многочисленная дворня Волынского, то есть прикинуться его дворовыми людьми. Волынский за своею подписью выдал им грамоту, в которой говорилось, что он отпускает в свою тульскую вотчину дворовых холопов и двух девок.
Но этому, как увидим далее, не суждено было осуществиться.