Если мы хотим правильно судить о старейшей христианской общине в том виде, как она первоначально создалась в Иерусалиме вокруг двенадцати апостолов, то мы, безусловно, должны представлять ее себе состоящей из благочестивых иудеев, для которых то сознание, что Иисус из Назарета был Мессией и что Он, взятый на короткое время на небо, очень скоро придет вторично, чтобы воздвигнуть Царствие Божие, Деян. 3, 21, было лишь побуждением удвоить благочестивое рвение и стремиться достигнуть в своей среде осуществления идеала иудейского благочестия. При этом отношение к Закону было еще весьма наивным. Учение Иисуса, ставившего человека выше субботы и любовь выше обрядовых обязанностей, уничтожало Закон так же мало, как и подобные же пророческие изречения, которые наряду с Законом признавались священными словами Бога. Толкование Закона Иисусом было исполнением, а не нарушением его: он углубил понимание заповедей и придал им внутренний смысл. Они остались в силе, а вместе с ними и весь Закон. Само собой разумеется, что ученики Иисуса, как все благочестивые иудеи, исполняли обычные заповеди: соблюдали субботу, совершали праздничные паломничества, посещали храм, где и приносили свои жертвы. Они были верны Закону в смысле соблюдения обряда так же, как и во всех других отношениях. Их христианские воззрения, если здесь можно говорить о таковых, их вера в Мессию выражались в более строгом отношении к обязанностям, в удвоенном рвении.

Но ученики Иисуса с самого начала создали общину, которая первоначально носила семейный характер, затем, все расширяясь, тесно сплачивалась внутри и до известной степени отделяла себя от внешнего мира. И в этом тесно замкнутом кругу, отчасти, вероятно, незаметно для самих его членов, развились нравы, носившие в себе зародыш новой жизни. В Деян. 2, 42 говорится, что принятые в общину через крещение, т. е. через очистительную воду, постоянно пребывали в учении апостолов, в общении, в преломлении хлеба и молитвах. Такой путь создания общины был вполне обычен в Израиле того времени. Лучшую аналогию представляют общинные дома эссеев. Однако вовсе нет необходимости объяснять развитие подобных христианских образований эссейским влиянием. Христианским общинам недостает прежде всего самого главного установления эссеев -- монастырского коммунизма.

Правда, мы привыкли с первоначальной христианской общиной связывать именно мысль об общности имущества. И нельзя отрицать, что в Деяниях апостолов мысль эта действительно встречается. Но она, безусловно, является одной из идеальных черт, которыми автор этого сочинения возвеличивает образ первоначальной общины. Сам Лука, подобно многим из своих современников, мечтает о коммунизме. Уже в Евангелии он наметил эту идею легкими штрихами, в Деяниях апостолов Лука развивает ее подробнее. Но факты, которые он сам приводит, противоречат этой идее. Это тот же процесс идеализации, который мы находим и у пифагорейцев: в то время все более древние источники предполагают частную собственность, поздние неопифагорейцы, приблизительно современники Луки, утверждают, что Пифагор с самого начала ввел общность имущества. Несомненно то, что живой дух общественности сказался в горячей готовности взаимной помощи: κοινὰ τὰ τῶν φίλων; неверно, однако, то, что отказ от собственного имущества в пользу общины был законом. Совершенно так же дело обстояло и в первоначальной общине. Братская любовь не знала границ; как это правильно изображает Лука, никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее, Деян. 4, 32. Готовность жертвовать заходила в отдельных случаях даже так далеко, что некоторые продавали свое недвижимое имущество и вырученные деньги предоставляли в распоряжение общин; примером тому служат Варнава, 4, 36 сл., и жаждавшие его славы Ананий и Сапфира, 5, 1 сл. Но это были исключения, резко бросавшиеся в глаза. Не может быть и речи об общем правиле, об обязанности отказываться в пользу общины от частной собственности, как то рисует Лука.

Во всяком случае, жизнь этих первых христиан носила резко выраженный общинный, даже семейный характер. Происходили регулярные собрания, и нередко даже устраивались общие трапезы, причем имелась в виду преимущественно помощь бедным. Различные факты, как, например, только что упомянутая забота о прокормлении, Деян. 6, 1, свидетельствуют о том, что в общине было много бедноты; за это сильно говорит также и то, что при соглашении, происходившем между Павлом и иерусалимскими авторитетами, последние сочли необходимым испросить материальную поддержку у языческо-христианских общин Павла, Гал. 2, 10. Бедность могла быть результатом частью того, что галилеяне бросили свое имущество во время переселения в Иерусалим, отчасти же того, что в порыве своего первого воодушевления они пренебрегали работой и раздаривали свое имущество. Однако в общине были и зажиточные христиане, например известная Мария, мать Иоанна Марка, имела в Иерусалиме благоустроенный дом и слуг, Деян. 12, 12. При этом мы видим, что слуги и служанки (ср. 2, 18) также принадлежали к общине верующих. Радость привратницы Роды при неожиданном появлении Петра служит доказательством того, как тесно эта рабыня была связана с семьей; одинаковая вера сглаживала существовавшие сословные неравенства. Женщины являются полноправными членами общины или, лучше сказать, семьи (ср. 2, 17), так, например Мария, мать Господа, 1, 14, и только что упоминавшаяся Мария. Самостоятельна и Сапфира наряду со своим мужем, 5, 7 сл. Петр -- глава семьи, наряду с ним стоят двенадцать апостолов. Только в этом смысле и можно говорить об организации. Если нужна физическая работа, как, например, при погребении сочлена, то выступают добровольно младшие члены общины, 5, 6, 10; 8, 2.

Основываясь на свидетельстве Деяний апостолов о первых годах существования первоначальной общины, мы можем еще заключить, что молодую, постоянно возраставшую общину оживляло глубокое вдохновение; радость исповедания Иисуса, как Мессии, не оставляла ее и в страдании. Впрочем, о преследовании христиан в это первое время можно говорить так же мало, как и о блестящей общественной деятельности апостолов.

Последняя, если бы она была, должна была бы, конечно, повлечь за собой преследование; но в таком случае община была бы очень скоро уничтожена. То обстоятельство, что вожди народа не увидели на этот раз опасности движения, задушенного, по их мнению, смертью Иисуса, и не думали о том, чтобы энергично противостоять ему, объясняется опять-таки тем, что небольшая группа веровавших в Мессию вначале не отличалась по внешнему поведению от других иудеев и что члены ее вполне усвоили идеал тогдашнего иудейства, ревностно исполнявшего Закон.

Другой вопрос, как обстояло дело с осуществлением этого идеала. Лука, который, видимо, стремится выставить первоначальную общину в лучшем свете, сохранил нам, однако, два рассказа, показывающие, что не все было так, как должно было быть.

Прежде всего это случай с Ананием и Сапфиром. Подстрекаемые честолюбием -- последовать примеру Варнавы, который заслужил высокую похвалу за свой геройский отказ от имущества в пользу общины, -- они думают сделать то же самое. Но они не решаются отдать общине всю выручку за свои поля и оставляют, умалчивая об этом, часть из вырученной от продажи суммы для себя, причем, однако, хотят сделать вид, что поступили так же бескорыстно, как Варнава, и достойны такой же чести. То, о чем идет здесь речь, есть просто ложь, а не утайка какого-нибудь обязательного взноса; ложь тем более отвратительная, что она пользуется мантией бескорыстной любви, чтобы прикрыть ею честолюбие. Силой своего пророческого духа вскрывает Петр обман, и внезапная смерть обоих супругов, являющаяся карательным чудом, очищает общину от виновных. Этот момент, очевидно, заставил Луку сообщить нам об этом случае: святость общины реагирует, как бы сама собою, на каждое, хотя бы самое ничтожное, нарушение. Мы можем не сомневаться в этом и все же взглянуть на вопрос с несколько иной точки зрения: мы можем видеть здесь доказательство тому, что в первоначальной общине не все ее члены были вполне святыми, но что в нее вкрадывалось нечто человеческо-греховное. Но мы не будем отрицать, что здесь господствовал нравственный дух, который не допускал внутри общины того, что вне ее очень часто случалось безнаказанно. Это Святой Дух, который, карая, восстает против грехов.

Вторым примером из Деяний апостолов являются внутренние распри, возникающие в общине между евреями и эллинистами, между чистокровными иудеями, которые, никогда ни покидая священной почвы Палестины, вполне сохраняют отцовский -- арамейский -- язык и отцовские нравы, и теми, которые добровольно или поневоле, в качестве военнопленных или купцов, частью недавно переселились в языческий мир, частью жили здесь в течение нескольких поколений; они усвоили и мировой -- греческий -- язык и в некоторых отношениях смягчили строгость нравов. Благочестие и любовь к родине вернули их опять в священный город, конечно, не только на время праздничного паломничества, но частью, по крайней мере, на постоянное жительство. В Иерусалиме они продолжали крепко держаться чужих привычек, греческого языка и нравов, и потому настоящие иудеи смотрели на них с презрением, как на полуиудеев, и отчасти ставили их на одну ступень с прозелитами, В обычной жизни противоречие не выступало слишком резко. Эллинисты держались отдельно, имели свои собственные синагоги. Но христианская община соединила в себе и тех и других и таким образом обнаружила противоречие. Эллинисты жаловались, что им не оказывали должного внимания, что при ежедневном раздаянии пищи заботились меньше об их бедных. Кажется, что жалоба была небезосновательна: община как бы подтверждает это, избирая из числа эллинистов семь мужей, которым поручается производить раздачу. Для автора Деяний апостолов, сообщающего нам об этом, и в этом случае важнейшим моментом является то, что Дух Божий, пребывавший в апостолах, быстро и верно устранил и это нарушение общинного мира введением нового института семи мужей. Мы признаем, что это учреждение является доказательством силы нравственного духа, который, создавая порядок, умеет использовать для общего блага каждую из наличных сил. При этом нам следует также оценить характер этой первой "должности" в христианской общине, созданной с целями призрения бедных. Очевидно, как и "должность проповедника" двенадцати апостолов, это была безусловно добровольная почетная обязанность, которая не поглощала всех сил принявшего ее на себя. Стефан находит наряду с ней время для обширной проповеди Евангелия. Но для нас наиболее важным является свидетельство о том, что и первоначальная община знала уже раздоры партий и ссоры.

Идеализированная картина Луки отмечает лишь эти два пятна. Исторически было бы необоснованно делать отсюда тот вывод, что в нравственной жизни первоначальной общины не было никаких других темных сторон; с другой стороны, столь же бесцельно было бы высказывать какие бы то ни было соображения относительно их возможного характера. Состояние первоначальной общины, под непосредственным руководством апостолов, не было райским состоянием, но это было время благочестивого иудейского рвения и спокойного развития в христианском духе.