Солнце уже заходило, когда Петер увидел вдали маленький домик, который столько лет назывался "домом идиота". Около него ходили две девочки.

Одна была в серой заплатанной кофте, синей юбке, полинявшем синем фартуке и старом, плотно прилегающем к голове чепчике. Гансу были хорошо знакомы все эти принадлежности костюма. Он тотчас же узнал и быстрые тоненькие ножки в огромных, похожих на лодки, башмаках. Это, без всякого сомнения, Гретель.

Другая девочка была одета гораздо наряднее: в хорошенькой юбке, красной кофточке, изящном чепчике, концы которого развевались над золотыми серьгами, и в маленьких кожаных башмаках. Да, это Анни.

Девочки ходили, обнявшись, взад и вперед около дома и так энергично кивали и качали головами, как будто решали важные государственные дела.

-- Ура! Я нашел работу! -- воскликнул Ганс, быстро подходя к ним.

Услышав его голос, Метта вышла из дома, и он рассказал ей о своей удаче. Мать тоже могла порадовать его. Отец чувствовал себя настолько хорошо, что сидел почти весь день, а потом лег и заснул "спокойно, как ягненочек".

-- Ну, теперь моя очередь, -- сказала Анни, отводя Ганса в сторону. -- Твои коньки проданы, и я принесла тебе деньги.

-- Семь гульденов! -- с изумлением воскликнул Ганс, сосчитав монеты. -- Да это втрое дороже того, что я заплатил за них!

-- Ну и что? Дороже, так дороже, -- спокойно сказала Анни.

-- Мы должны вернуть покупателю лишние деньги, -- заявил мальчик.

-- Нет, я не стану возвращать их, -- возразила Анни. -- Коньки уже проданы, и дело кончено. -- Потом, заметив, что слова ее огорчают Ганса, она прошептала: -- Не думай, что тут вышло какое-нибудь недоразумение или ошибка. Покупатель сам настаивал на том, чтобы заплатить семь гульденов. Ты веришь мне?

-- Верю, -- ответил Ганс.

Метта очень обрадовалась, увидев столько денег, но узнав, что Ганс получил их за коньки, которыми так дорожил, вздохнула и грустно взглянула на него.

-- Бедный мальчик! -- воскликнула она. -- Это большое лишение для тебя!

-- Ничего, мама. Когда разбогатеем, купим другие.

-- Долго придется ждать этого, сынок, -- ответила Метта и, понизив голос, прибавила: -- Мы могли бы разбогатеть, если бы не Ян Камп. Это он вырыл наши деньги, Ганс, вырыл много лет тому назад. Уж поверь мне!

-- Очень может быть, -- согласился Ганс. -- Ну, мама, нам лучше всего забыть об этих деньгах. Они во всяком случае пропали. Не будем больше думать о них.

-- Это легко сказать, Ганс. Я постараюсь, но едва ли это удастся мне, в особенности теперь, когда бедному отцу нужны и хорошая пища, и все удобства... Господи, да куда же девались девочки? Ведь они только сию минуту были здесь.

-- Я сейчас найду их!

-- Постой, постой, сынок, не двигайся! Смотри-ка, ведь это кролик. Должно быть, бедный зверек страшно проголодался, если решился выйти из своей норки в такой холод. Я сейчас принесу ему крошек.

Она вошла в дом и через минуту вернулась обратно. Но ни Ганса, ни кролика уже не было: они оба исчезли.

Метта подошла к задней стороне дома и увидела детей. Анни сидела на пне, а Ганс и Гретель стояли около нее.

-- Как красиво, настоящая картинка! -- воскликнула Метта, с восхищением глядя на них. -- Уж на что хороши картины, которые я видела в большом доме, в Гейдельберге, а и там не было ни одной такой хорошенькой. Я не говорю про своих детей: в них нет ничего особенного. Но ты, Анни, точь-в-точь добрая волшебница!

-- Неужели? -- смеясь сказала Анни. -- Хорошо же, пусть так оно и будет. Слышите, Ганс и Гретель? Я добрая волшебница и позволяю каждому из вас высказать какое-нибудь желание. Оно будет исполнено. Чего ты желаешь, Ганс?

-- Я желаю найти то, что искал здесь ночью, -- серьезно ответил Ганс.

Гретель расхохоталась, а Метта пожала плечами и ушла к мужу.

Добрая волшебница вскочила и три раза топнула ногой.

Добрая волшебница вскочила и три раза топнула ногой...

-- Твое желание будет исполнено, -- торжественно проговорила она и, вынув из кармана стеклянную бусинку, подала ее Гансу. -- Зарой это на том месте, где я стояла, и прежде чем взойдет месяц, ты найдешь то, что искал.

Гретель снова расхохоталась.

-- Как осмеливаешься ты смеяться над волшебницей! -- воскликнула Анни, нахмурив брови. -- В наказание за это твое желание не исполнится.

-- Да ведь я же ни о чем не просила тебя, -- весело сказала Гретель. -- У меня нет никакого желания.

Анни отлично сыграла свою роль. Она грозно взглянула на Гретель и удалилась с видом оскорбленного достоинства.

-- Прощай, прощай, добрая волшебница! -- закричали Ганс и Гретель.

-- Прощайте, смертные! -- обернулась та и побежала домой.

-- Какая она милая и веселая! -- воскликнула Гретель. -- А ведь ей приходится целые дни сидеть в комнате со своей бабушкой... Что это значит, Ганс? Что такое ты хочешь делать?

-- Погоди и увидишь!

Ганс вошел в дом и тотчас же вернулся с заступом.

-- Я хочу закопать свою волшебную бусинку! -- сказал он.

* * *

Рафф Бринкер все еще крепко спал. Метта взяла из своего небольшого запаса маленький кусочек торфа, положила его на горячую золу и пошла позвать детей.

-- Мама, мама, иди сюда! -- крикнул Ганс, увидев ее.

-- Господи помилуй! -- пробормотала она. -- Что такое случилось?

-- Иди скорее! -- прерывающимся от волнения голосом повторил Ганс, изо всей силы работая заступом. -- Смотри! Это то самое место -- на юг от пня! И как мы не подумали об этом ночью? Ведь пень остался от старой ивы, которую мы срубили прошлой весной, потому что от нее ложилась слишком большая тень на картофель. А маленькой ивы тогда и в помине не было... Ура!..

Метта не могла произнести ни слова. Она упала на колени около Ганса в ту самую минуту, когда он вытащил из земли старый глиняный горшок.

Опустив в него руку, мальчик вынул один кирпич, потом другой, третий и наконец старый чулок и темный, покрытый плесенью, мешочек! Они были набиты деньгами.

О, как счастливы были Метта и ее дети! Как они смеялись и плакали от радости! Как они пересчитывали свои сокровища, когда принесли их домой. Удивительно, что Рафф не проснулся от всего этого шума. И ему, должно быть, снилось что-то хорошее, потому что он улыбался во сне.

У Бринкеров был на этот раз великолепный ужин. Теперь уже незачем было беречь вкусные вещи и прятать их в шкафу.

-- Мы завтра купим отцу всего свежего, -- сказала Метта и поставила на стол холодное мясо, белый хлеб, студень и вино. -- Ну-с, милости прошу! Садитесь и кушайте, детки!

* * *

Ложась в постель, Анни раздумывала о том, что мог потерять Ганс. Должно быть, перочинный ножик. Как будет смешно, если он его найдет!

А Ганс видел во сне, что он пробирается через чащу, где на каждой веточке висят горшки с золотом, часы, коньки и блестящие бусы.

* * *

Утром в тот же день, когда отыскалась тысяча гульденов, объяснилась и история часов, которые в течение десяти лет так тщательно хранила Метта. Часто, когда приходила страшная нужда и дети голодали, она думала о том, что хорошо бы продать часы, но каждый раз удерживалась от искушения. "Нет, нет, -- говорила она. -- Будь что будет, а я не забуду последней просьбы мужа!"

-- Спрячь их и береги хорошенько, -- сказал он жене и не успел прибавить ничего больше, так как к ним вбежал один из его товарищей и крикнул, что началось наводнение.

Рафф тотчас же схватил свои инструменты и бросился из дому, а потом его принесли с разбитой головой, и он лишился рассудка.

Когда Ганс ушел искать работу в Амстердам, а Гретель, управившись по хозяйству, отправилась собирать ветки, сучья и щепки, Метта достала часы и, сдерживая волнение, подала их мужу.

-- К чему было ждать, пока отец удосужится разъяснить все? -- говорила она потом Гансу. -- Понятно, мне хотелось поскорее узнать, откуда взялись эти часы.

Рафф повертел их в руках и внимательно посмотрел на привязанную к ним и тщательно выглаженную черную ленточку. В первую минуту он как будто не узнал их.

-- Так, так, теперь я припоминаю эти часы! -- наконец сказал он. -- Это ты вычистила их так, что они блестят, как новенький гульден?

-- Я, -- ответила Метта, кивнув головой.

Рафф снова взглянул на часы.

-- Бедный юноша! -- пробормотал он и глубоко задумался.

Метта не выдержала: это было уж слишком.

-- Бедный юноша? -- довольно резко повторила она. -- Неужели же ты думаешь, Рафф, что я бросила вязанье и стою здесь только для того, чтобы слушать какие-то загадки? Расскажи мне, откуда взялись эти часы.

-- Ты это знаешь давно. Я тогда же объяснил тебе все, -- сказал Рафф, с изумлением взглянув на нее.

-- Нет, ты ничего не говорил мне.

-- Неужели? Ну, в таком случае ни к чему и поднимать этот вопрос. Пока я лежал здесь, как живой мертвец, бедный юноша уже, наверное, успел умереть. Да мне и тогда казалось, что он не жилец на этом свете!

-- Послушай, Рафф Бринкер! -- воскликнула Метта, вспыхнув и с трудом переводя дыхание. -- Я не потерплю, чтобы ты так обращался со мной... с женой, которая всегда любила тебя и ухаживала за тобой! Это стыд... Это позор!..

-- Как же обращаюсь я с тобой, Метта?

-- Как? -- передразнила она его. -- А так, как обращаются все мужья с женами, которые делили с ними и горе...

-- Метта!

Рафф наклонился и протянул к ней руки; на глазах его были слезы. В ту же минуту Метта бросилась перед ним на колени и схватила его за руки.

-- Господи, что я наделала... довела моего бедного мужа до слез! -- воскликнула она. -- Прости меня, Рафф... я виновата... я обидела тебя! Мне показалось очень обидным ничего не узнать о часах после того, как я ждала целых десять лет. Но теперь я уже ни слова не скажу о них и не стану расспрашивать тебя. Спрячем их подальше. Из-за них мы чуть не поссорились, да еще так скоро после того, как Бог вернул мне тебя.

-- Ничего, ничего, Метта, -- сказал Рафф, целуя ее. -- Уж тебе-то непременно следует знать, как было дело. Мне только не хотелось говорить об этом, не хотелось разглашать тайну умершего человека.

-- Почему же ты думаешь, что этот юноша умер? -- спросила Метта, взяв в руку часы и усевшись на кончик скамеечки, стоявшей под ногами мужа.

-- Трудно объяснить это, -- ответил Рафф.

-- Может быть, он показался тебе больным?

-- Нет, не то. Но он был взволнован, страшно взволнован.

-- Не сделал ли он чего дурного... Какого-нибудь преступления?

Рафф кивнул.

-- Убийство? -- прошептала Метта, не решаясь взглянуть на него.

-- Похоже на то, жена.

-- Ты пугаешь меня, Рафф! Ты говоришь так странно и весь дрожишь... Я должна знать все!

-- Я дрожу потому, что у меня озноб, Метта. Благодарение Богу, на моей душе нет греха.

-- Выпей немножко вина, Рафф. Ну, теперь тебе будет получше... Так ты говоришь, что он совершил преступление?

-- Да, как будто убийство. Он сам сказал мне это, но я не поверил ему. Это был славный юноша, с открытым лицом и таким же прямым, честным взглядом, как у нашего мальчика. Он только выглядел не таким смелым и решительным, как Ганс.

-- Да, понимаю, -- прошептала Метта, боясь прервать рассказ мужа.

-- До того дня я ни разу не встречался с ним, -- продолжал Рафф. -- Он казался страшно перепуганным и был бледен, как смерть. Подойдя ко мне, он схватил меня за руку и сказал: "Вы, по-видимому, честный человек"...

-- Ну, в этом он не ошибся! -- выразительно проговорила Метта.

Рафф растерянно взглянул на нее.

-- А? Что такое? На чем я остановился, Метта?

-- Ты говорил, что юноша схватил тебя за руку, -- сказала она, тревожно глядя на него.

-- Да, так. Прошлое вспоминается мне так тяжело... Кажется каким-то сном.

-- Что же тут мудреного! -- со вздохом сказала Метта, нежно гладя его руку. -- Не будь у тебя такой умной головы -- ее, наверное, хватило бы на дюжину обыкновенных людей, -- ты никогда не пришел бы в себя... Так юноша схватил тебя за руку и сказал, что ты кажешься ему честным человеком... Ну, еще бы!.. Когда же это было? В полдень?

-- Нет, рано утром, до восхода солнца.

-- В тот самый день, когда ты упал с плотины? Я помню, что ты встал тогда задолго до рассвета... Так он схватил тебя за руку...

-- Да, и я увидел его бледное, испуганное лицо. "Мне нужно проехать несколько миль вниз по течению реки, -- сказал он. -- Не возьметесь ли вы отвезти меня?" "Я не лодочник", -- ответил я. "Дело идет о жизни или смерти, -- настаивал он. -- Ради Бога, помогите мне. Видите вон ту лодку -- ее не закрепили и не убрали весел. Я бы мог взять ее и уехать один, но не смогу вернуть сюда чужую лодку. Умоляю вас, исполните мою просьбу!" Я согласился и проехал с ним миль восемь, а потом он попросил меня причалить и сказал, что теперь пойдет по берегу. "Мне кажется, я могу довериться вам, -- прибавил он глухим, дрожащим голосом. -- Я совершил преступление... клянусь Богом, неумышленно... но человек умер! Мне придется бежать из Голландии!"

-- Кого же он убил, Рафф? Говорил он тебе?

-- Не помню, может быть, и говорил. Тогда я сказал, что мне, как честному голландцу, уважающему законы своей страны, не следовало бы помогать ему в таком деле. "Клянусь Богом, я невиновен!" -- воскликнул он и взглянул на меня такими же честными, ясными глазами, как у Ганса. А потом он выпрыгнул на берег, а я изо всей силы налег на весла, спеша поскорее вернуться назад.

-- Наверняка это была лодка Яна Кампа, -- довольно ядовито заметила Метта. -- Кто же другой бросил бы так свою лодку с веслами?

-- Да, его. Надеюсь, он придет повидаться со мной в воскресенье, если узнает о моем выздоровлении... Так что, бишь, я говорил?

-- Что юноша выпрыгнул на берег, а ты уехал. Но о часах ты до сих пор не сказал ни слова. Мне кажется, совсем не честным путем они ему достались.

-- Какой вздор, Метта! -- воскликнул Рафф. -- Он был одет очень богато, и часы были, конечно, его собственные.

-- Зачем же он дал их тебе? -- спросила Метта, тревожно глядя на огонь, куда давно следовало бы подбросить торф.

-- Да ведь я же говорил тебе, -- сказал Рафф, с изумлением взглянув на нее.

-- Мне хотелось бы послушать еще раз, -- пробормотала Метта.

-- Хорошо. Когда я причалил к берегу, он снял часы и подал их мне. "Я вынужден бежать из Голландии, -- сказал он, -- и решаюсь довериться вам. Отдайте эти часы моему отцу, но не сегодня, а через несколько дней. И скажите, что их посылает его несчастный сын. Скажите, что если он когда-нибудь впоследствии пожелает, чтобы я вернулся к нему, я не посмотрю ни на какую опасность и вернусь. Пусть он в таком случае пошлет письмо... пошлет письмо"... Нет, не могу припомнить, куда нужно было послать письмо... Бедный юноша! -- грустно прибавил Рафф, взяв у жены часы. -- Его отец так и не получил их!

-- Не беспокойся, Рафф, я отнесу их, как только вернется Гретель. Она уже скоро придет... А где живет отец этого молодого человека и как его фамилия?

-- Не знаю, Метта, ничего больше не знаю. Я как сейчас вижу лицо юноши и его большие глаза, помню, как он дал мне часы. А дальше все заволакивается каким-то туманом, и у меня в голове поднимается шум, как будто во время наводнения.

-- Знаю, знаю, Рафф: со мной было то же самое после лихорадки. Ты устал, пора ложиться в постель. Не понимаю, куда запропастилась Гретель!

Метта отворила дверь и крикнула: "Гретель! Гретель!"

-- Отойди в сторону, жена, -- сказал Рафф, наклоняясь вперед и стараясь заглянуть в дверь. -- Как бы мне хотелось выйти хоть на минутку на свежий воздух!

-- Нет-нет, пока еще нельзя, -- возразила Метта. -- Я скажу доктору, что тебе не сидится дома, и, если он позволит, я завтра закутаю тебя потеплее и немножко пройдусь с тобой. Ну, я затворю дверь, а то ты совсем замерзнешь... Вон и Гретель бежит по каналу. У нее полон фартук сучьев и щепок.

Захлопнув дверь, Метта обернулась к мужу, и на лице ее появилось выражение и радости, и испуга.

-- Как? Ты один, без моей помощи, дошел до постели, Рафф? Ведь ты мог упасть!

Она помогла мужу лечь и накрыла его новым одеялом, а Рафф пробормотал, что завтра ни за что не ляжет в постель.

-- Мне и самой кажется, что так, -- с улыбкой сказала Метта. -- Вон каким молодцом стал ты похаживать по комнате!

Когда Рафф закрыл глаза, Метта взяла свое вязанье и села около постели.

-- Если ты припомнишь фамилию этого человека, Рафф, -- осторожно начала она, -- я отнесу часы сейчас же, пока ты будешь спать. Гретель с минуты на минуту придет домой.

Рафф покачал головой: он не мог припомнить фамилию.

-- Уж не Бумпгоффен ли это? -- продолжала Метта. -- У него было два сына, Герард и Ламберт, и, кажется, оба они пошли по дурной дороге.

-- Может быть, -- сказал Рафф. -- Посмотри, не вырезано ли на часах каких-нибудь букв? Это могло бы помочь нам.

-- Господи помилуй. Да ты стал еще умнее и догадливее прежнего, -- радостно воскликнула Метта, схватив часы. -- Ну, так и есть. Тут три буквы -- Л, Д и Б. Это, наверное, Ламберт Бумпгоффен. Не понимаю только, к чему приплелась тут буква Д. Впрочем, это были знатные господа, а знатные люди очень часто дают своим детям по два имени.

-- Очень может быть, что ты права, Метта. Отнеси часы Бумпкинсам.

-- Я не знаю никаких Бумпкинсов, Рафф. Я тебе говорю про Бумпгоффенов.

-- Да, да, отнеси им.

-- Какой ты чудак, Рафф! Как же я отнесу им часы, когда они все уехали в Америку четыре года тому назад? Однако, тебе давно пора спать: ты утомился и побледнел. Подождем до завтра -- утро вечера мудренее... А, юфрау Гретель! Наконец-то вы явились!