Глядя сегодня вечером на скромный ужин в домике Бринкеров, никто и не заподозрил бы, какое изысканное угощение спрятано неподалеку. Ханс и Гретель, уплетая по ломтю черного хлеба и запивая его чашкой воды, мечтательно поглядывали на посудный шкаф, но им и в голову не приходило отнять хоть крошку у отца.
-- Он поужинал с удовольствием, -- сказала тетушка Бринкер, кивнув в сторону кровати, -- и сейчас же заснул. Ах, бедняга, не скоро он окрепнет! Ему до смерти хотелось опять посидеть, но, когда я притворилась, будто соглашаюсь и готова поднять его, он раздумал... Помни, дочка, когда у тебя самой будет муж -- хотя до этого, может быть, еще далеко, -- помни, что тебе не удастся им верховодить, если ты станешь ему перечить. "Смирная жена -- мужу госпожа"... Постой! Постой! Не глотай большими кусками, Гретель! С меня хватило бы двух таких кусков на целый обед... Что с тобой, Ханс? Можно подумать, что на стене у нас завелась паутина.
-- Да нет, мама, просто я думал...
-- О чем думал?.. Ах, и спрашивать нечего, -- добавила она изменившимся голосом. -- Я сама только что думала об этом самом. Да-да... нечего стыдиться, что нам хочется узнать, куда девалась наша тысяча гульденов; но... ни слова отцу об этих деньгах. Ведь все и так ясно: он ничего о них не знает.
Ханс в тревоге поднял глаза, опасаясь, как бы мать, по обыкновению, не разволновалась, говоря о пропавших деньгах. Но она молча ела хлеб, откусывая маленькими кусочками, и с грустью смотрела в окно.
-- Тысяча гульденов, -- послышался с кровати слабый голос. -- Да, они, наверное, очень пригодились тебе, вроу, в эти долгие годы, пока твой муж сидел сложа руки.
Бедная женщина вздрогнула. Эти слова окончательно погасили надежду, засиявшую в ней с недавних пор.
-- Ты не спишь, Рафф? -- спросила она срывающимся голосом.
-- Нет, Мейтье, и я чувствую себя гораздо лучше. Я говорю, что не напрасно мы копили деньги, вроу. Хватило их на все эти десять лет?
-- Я... я... у меня их не было, Рафф, я...
И она уже готова была рассказать ему всю правду, но Ханс предостерегающе поднял палец и прошептал:
-- Не забывай, что говорил нам меестер: отца нельзя волновать.
-- Поговори с ним, сынок, -- откликнулась тетушка Бринкер, вся дрожа.
Ханс подбежал к кровати.
-- Я рад, что ты чувствуешь себя лучше, -- сказал он, наклоняясь к отцу. -- Еще день-два, и ты совсем окрепнешь.
-- Да, пожалуй... А надолго ли хватило денег, Ханс? Я не слышал, что ответила мать. Что она сказала?
-- Я сказала, Рафф, -- запинаясь, проговорила тетушка Бринкер в отчаянии, -- что их уже нет.
-- Ничего, жена, не расстраивайся! Тысяча гульденов на десять лет -- не так уж много, да еще когда надо воспитывать детей; зато вы на эти деньги жили безбедно... Часто ли вы болели?
-- Н-нет, -- всхлипнула тетушка Бринкер, вытирая глаза передником.
-- Ну, будет... будет, женушка, чего ты плачешь? -- ласково промолвил Рафф. -- Как только я встану на ноги, мы живо набьем деньгами другой кошелек. Хорошо, что я все рассказал тебе про них, перед тем как свалился.
-- Что ты мне рассказал, хозяин?
-- Да что я эти деньги зарыл. А мне сейчас приснилось, будто я не говорил тебе об этом.
Тетушка Бринкер вздрогнула и подалась вперед. Ханс схватил ее за руку.
-- Молчи, мама! -- шепнул он, торопливо отводя ее в сторону. -- Нам надо вести себя очень осторожно.
Она стояла, стиснув руки, едва дыша от волнения, а Ханс снова подошел к кровати. Дрожа от нетерпения, он проговорил:
-- Это, наверное, был неприятный сон. А ты помнишь, когда ты зарыл деньги, отец?
-- Да, сынок. Это было перед рассветом, в тот самый день, когда я расшибся. Накануне вечером Ян Кампхейсен что-то сказал, и я заподозрил, что он не очень-то честный человек. Он один, кроме твоей матери, знал, что мы скопили тысячу гульденов... И вот в ту ночь я встал и зарыл деньги... Дурак я был, что усомнился в старом друге!
-- Бьюсь об заклад, отец, -- сказал Ханс, посмеиваясь и знаком прося мать и Гретель не вмешиваться, -- что ты сам позабыл, где ты их закопал.
-- Ха-ха-ха! Ну нет, не забыл... Спокойной ночи, сын мой, что-то меня опять ко сну клонят.
Ханс хотел было отойти, но не посмел ослушаться знаков, которые ему делала мать, и сказал мягко:
-- Спокойной ночи, отец!.. Значит, как ты сказал? Где ты зарыл деньги? Ведь я был тогда совсем маленьким.
-- Под молодой ивой за домом. -- проговорил Рафф Бринкер сонным голосом.
-- Ах, да... К северу от дерева -- ведь так, отец?
-- Нет, к югу. Да ты и сам небось хорошо знаешь это место, постреленок... ты, уж конечно, там вертелся, когда мать отрывала деньги. Ну, сынок... тихонько... подвинь эту подушку... так. Спокойной ночи!
-- Спокойной ночи, отец! -- сказал Ханс, готовый заплясать от радости.
В эту ночь луна, полная и яркая, взошла очень поздно и пролила свой свет в маленькое окошко. Но ее лучи не потревожили Раффа Бринкера. Он спал крепко, так же как и Гретель. Только Хансу и его матери было не до сна.
Сияя радостной надеждой, они поспешно снарядились и выскользнули из дому. В руках они несли сломанный заступ и заржавленные инструменты, много послужившие Раффу, когда он был здоров и работал на плотинах.
На дворе было так светло, что мать и сын видели иву совершенно отчетливо. Промерзшая земля была тверда, как камень, но Ханса и тетушку Бринкер это не смущало. Они боялись одного: как бы не разбудить спящих в доме.
-- Этот лом -- как раз то, что нам нужно, мама, -- сказал Ханс, с силой ударив ломом по земле. -- Но почва так затвердела, что ее нелегко пробить.
-- Ничего, Ханс, -- ответила мать, нетерпеливо следя за ним. -- Ну-ка, дай и я попробую.
Вскоре им удалось вонзить лом в землю; потом выкопали ямку, и дальше пошло легче.
Они работали по очереди, оживленно перешептываясь. Время от времени тетушка Бринкер бесшумно подходила к порогу и прислушивалась, желая убедиться, что муж ее спит.
-- Вот так новость будет для него! -- приговаривала она смеясь. -- Все ему расскажем, когда он окрепнет. Как мне хотелось бы нынче же ночью взять и кошель и чулок с деньгами в том виде, в каком мы их найдем, да и положить на кровать, чтобы милый отец их увидел, когда проснется!
-- Сначала нужно достать их, мама, -- задыхаясь, проговорил Ханс, продолжая усердно работать.
-- Ну, в этом сомневаться нечего. Теперь-то уж они от нас не ускользнут! -- ответила она, дрожа от холода и возбуждения, и присела на корточки рядом с ямой. -- Может статься, мы найдем их запрятанными в тот старый глиняный горшок, который у нас давным-давно пропал.
К тому времени и Ханс начал дрожать, но не от холода. К югу от ивы он разрыл большое пространство на фут в глубину. Сокровище могло теперь показаться с минуты на минуту...
Между тем звезды мерцали и подмигивали друг другу, как бы желая сказать: "Ну и диковинная страна эта Голландия! Чего только здесь не увидишь!"
-- Странно, что милый отец спрятал их на такой глубине, -- проговорила тетушка Бринкер, слегка раздосадованная. -- Да, бьюсь об заклад, что земля тогда была мягкая... А какой он догадливый, что заподозрил Яна Кампхейсена! Ведь Яну тогда верили все. Не думала я, что этот красивый малый, такой веселый, когда-нибудь попадет в тюрьму!.. Ну, Ханс, дай и мне поработать... Чем глубже мы копаем, тем легче, правда? Мне так жалко губить иву, Ханс... Мы не повредим ей, как думаешь?
-- Не знаю, -- рассеянно ответил Ханс.
Час за часом работали мать и сын. Яма становилась все шире и глубже. Стали собираться тучи, и, проплывая по небу, они отбрасывали на землю таинственные тени. И, только когда побледнели звезды и луна и появились первые проблески дневного света, Мейтье Бринкер и Ханс безнадежно посмотрели друг на друга. Они искали тщательно, с отчаянным упорством, взрыли всю землю вокруг дерева: и к югу от него, и к северу, и к востоку, и к западу... Денег не было!