о прибытии двух португальских монахов и двух братьев-англичан ко двору персидского шаха и о том, как шах решился отправить посольство к восьми христианским государям
В то время когда мир и спокойствие царили во владениях шаха Аббаса1, гордого столькими победами как над [внутренними] врагами, так и над сопредельными странами, пробыл к персидскому двору Мухаммед-Ага, великий чауш2 Турции, в сопровождении 300 благородных особ. Посол предложил шаху отправить своего 12-летнего сына Софи Мирзу, наследника престола, к константинопольскому двору, где ему будет оказан радушный прием и почет. На это шах, хорошо знакомый с жестокостями и коварством оттоманского двора, отвечал, что он слуга своего сына (ибо в Персии настоящим государем становится наследный принц, как скоро он родился), что он готов, пожалуй, отправиться ко двору его величества для изъявления ему почтения (на это, хотя бы сын и захотел послать его, не согласились бы государственные сановники), но что сам государь ехать не желает. Посол был немало раздосадован этим ответом; но еще более был раздражен шах смелостью посла, за которой скрывались хитрость и обман, ибо все клонилось к тому, чтобы умертвить персидских наследников (как обыкновенно делают оттоманские государи). Шах Аббас, в знак того, что он проник в намерения султана, велел вырвать бороду у его посла и в таком виде отправил его к Мухаммеду -- поругание, весьма обычное между этими государями. То был старый долг: Мухаммед должен был вспомнить об оскорбительной шутке своего отца Амурата с персидским послом во время торжеств в Константинополе, когда в самый разгар праздника обрушились подмостки, с умыслом устроенные непрочно.
В это время прибыл ко двору шаха в сопровождении 32 человек англичанин по имени дон Антонио Шерли3, проживавший в Казвине4, и объявил, что он двоюродный брат шотландского короля и что, будучи хорошо известен всем христианским королям, отправлен ими в качестве посланника вести переговоры с государем Персии о заключении с ними союза для войны против общего врага, турецкого султана.
Этот христианский вельможа приехал как раз в то время, когда персидский шах решился отправить посольство через португальскую Индию со многими дарами, впрочем, только к одному испанскому королю. Но дон Антонио сообщил шаху, что в Европе, на Западе, есть много других могущественных христианских королей, которые желали бы вступить в союз с его величеством против турецкого султана, и что поэтому следовало бы шаху снарядить посольство с письмами и подарками также и к этим государям. Шах согласился, приказал сделать все нужные приготовления и самому дону Антонио велел ехать с персидским посланником. Дон Антонио указал государей, к коим следовало ехать; их было 8: римский первосвященник, германский император, короли испанский, французский и польский, венецианская синьория, английская королева и шотландский король.
Все необходимые приготовления были сделаны, и дон Антонио оставил в Персии своего младшего брата с 15 англичанами, причем персидский шах назначил для них дом и достаточное содержание, как приличествовало особе, за которую он себя выдавал.
В это время прибыли по дороге через Индию и Ормузское5 царство, два португальских монаха, уроженцы Лиссабона: один -- доминиканец, другой -- францисканец. Доминиканец назывался фра Николай де Мело6. Эти монахи, весьма радушно шахом принятые, еще больше побуждали его отправить посольство: шах называл их отцами и оказывал им большое внимание, так что они попросили у него рекомендательных писем к его святейшеству и к католическому величеству королю Испании, и шах велел написать для них письма и дать отдельно от других.
Дон Антонио совершил свое путешествие через Грецию в турецкой одежде, как человек, хорошо знакомый с языком, но [нам] невозможно было там проехать, а путь на Индию был сопряжен с продолжительным морским плаванием, и потому было решено совершить путешествие через Татарию и Московию. Итак, были сделаны все необходимые приготовления, и его величество дал свои царские письма и открытые листы во все свои земли и области, через которые мы должны были проезжать, верительные грамоты7 и деньги, дабы все наше путешествие, равно, и англичан, было совершено на счет персидского шаха8. Были назначены знатные персияне для сопровождения посланника. Получив напутствие от шаха и простившись с ним в Испагани9, где теперь пребывает двор, мы выехали в год от воплощения Христова 1599-й, в четверг пополудни, 9 июля.
Попрощавшись с его величеством и придворными сановниками, мы в путевом порядке и дорожной одежде отправились в таком составе: посланник по имени Хусейн-Али-Бек10, 4 знатных людей и 15 слуг, 2 монаха, дон Антонио11, 5 переводчиков и 15 англичан. У нас было 32 верблюда, нагруженных подарками, лошади и вьючных животных, необходимых для указанного числа людей.
Разнообразно было настроение отъезжавших: одни уезжали веселыми, другие -- печальными, хотя всем шах дал царское слово щедро наградить нас: но слезы родственников, горесть друзей, печаль и скорбь жен, отцов и детей были столь велики, что мы поспешили покинуть столицу в тот же вечер и направились в город Кашан.
Наше путешествие от Испагани до Кашана продолжалось 4 дня; 2 дня мы отдыхали в Кашане и затем прибыли в город Кум, а на другой день в город Сава. От Савы ехали 3 дня и прибыли в город Казвин, прежнюю резиденцию персидских шахов, как мы сказали при описании этих областей. Здесь мы пробыли 8 дней, потому что шах приказал взять из этого города подарки для христианских государей сверх тех, которые мы везли. Так мы и сделали.
Выехав из Казвина, прибыли через 5 дней в Гилянь12, землю иного языка, хотя, как мы сказали при описании ее, также короны персидской. Эта область примыкает к морю Бакинскому, или Кользуму13, и мы должны были здесь сесть на корабль; поэтому пробыли 10 дней, занятые необходимыми приготовлениями. Сюда прибыли многие наши друзья и родственники кроме тех, которые все время нас сопровождали; и когда мы уезжали из Испагани, и [теперь] {Здесь и далее в скобках приводятся варианты, данные в публикации 1899 года.}, когда садились на корабль, все они попрощались с нами, весьма опечаленные, а мы пустились в плавание.
Это море не было хорошо известно древним, которые даже до времен Августа Цезаря думали, что оно продолжается до соединения с океаном. Арабы называли его закрытым морем. Оно имеет 800 миль в длину и 600 в ширину, принимает много полноводных рек, и по этой причине, как некоторые говорят, его вода не очень горька и не очень солона; но я, который плавал по нему и не раз пробовал вкус его воды, могу уверить, что она довольно густая и горько-соленая. Главные реки, впадающие в это море, -- Кесез (Кизил-узен)14, Гейкон (Гигон, Аму), Теуссо (Терек?), Кар (Кура) и Волга, которую там называют Эдер и по которой мы плыли, о чем скоро будем говорить.
Сев на корабль, мы через сутки прибыли на островок в этом море, населенный рыбаками, ибо в той стороне великое изобилие разнообразной рыбы; особенно много ловят морских собак15, коих шкуры доставляют большую выгоду, так как их продают для перевозки в них оливкового масла. Здесь мы пробыли сутки, выжидая хорошей погоды, и на следующий день, когда море казалось спокойным, пустились в путь. Тут ясно обнаружилась малоопытность наших корабельщиков, ибо, едва мы проехали 3 или 4 мили, поднялась такая буря, что ветер разорвал паруса и мы не раз опасались утонуть. Правду сказать, большинство персиян мало знакомы с мореплаванием, и многие даже не знали, что есть опасность погибнуть: мы смеялись над монахами, которые плакали и готовились к смерти. Буря продолжалась всю ночь, и на рассвете мы очутились у той же пристани, где сели на корабль.
Высказывалось мнение, не высадиться ли нам и не вернуться ли ко двору, так как, видимо, нет небесного соизволения на то, чтобы мы совершили это путешествие, но боялись негодования шаха, и потому, когда снова наступила хорошая погода, мы опять пустились в путь. В 2 дня мы проплыли то расстояние, которое прошли сначала, и на третий день прибыли к пристани, не имеющей строений, но густо заселенной людьми, которые живут, как бедуины, со своими стадами и верблюдами. По племени они кочевые татары16, а земля их зовется землей Великого Тамерлана татарского и также подвластна персидскому шаху. Образ жизни этого народа грубый и малоразумный: ходят полуобнаженные, надевая только род штанов или короткую рубаху; бедны и весьма смирны, так что легко принимают всякого в свою страну. Нас они угощали обильно и щедро животными из своих стад в течение 15 дней, что мы там пробыли по причине полного затишья на море, не позволяющего кораблю все это время двинуться. В этой земле, которая называется Минксзлак (Мангышлак), есть персидский идол17, весьма почитаемый туземцами и иностранцами, и мы принесли ему много даров и жертв, чтобы он послал нам попутный ветер. Встретив персиянина, который также отправлялся с нами, и дождавшись благоприятного ветра, мы пустились в путь. Мы находились в плавании 2 месяца, потому что в дурную погоду приставали к берегу; а будь погода все время хорошая, мы не пробыли бы в пути и 12 дней. Под исход этих двух месяцев мы вошли в залив Каспийского моря, где вода была чистая и пресная. Это, вероятно, тот самый залив, о котором говорит Хуан Ботеро в своих известиях; впрочем, это скорее бухта, чем залив. Следует сказать, что вода здесь пресная от рек, впадающих в этот лиман; но что в море вода горькая, видно из того, что, когда ветер и вихрь гонят воду из лимана в реки, вода их становится горькой, как желчь, в чем я сам убедился. Эти реки называют реками земли Идель.
В 30 лье18 от этого лимана к северу начинаются земли, принадлежащие в Азии московскому государю, и первая из них -- христианский город по имени Астаркан (Астрахань). Корабельщики повезли одного персиянина и одного англичанина на маленьком судне к главному начальнику города, находившегося в 30 лье от того места, где стоял корабль, который по причине мелководья не мог двигаться дальше, а так как размеры его были велики, то при всяком ветре ему грозила большая опасность. Поэтому, когда обрушился на нас шквал, нам казалось, что мы погибли, поэтому мы выбросили в море тысячу фанег19 пшеницы и муки, большое количество съестных припасов и немало сундуков с одеждой и ценными вещами, чем, очевидно, буря была укрощена.
Когда миновала эта опасность, вернулись ездившие в город. Начальник города прислал с ними несколько чиновников на 4 галерах и съестных припасов. Нас пересадили на галеры, а корабль взяли на буксир. Когда мы приехали и высадились, нам устроили весьма торжественный прием при огромном стечении народа. Здесь мы застали другого посланника от персидского шаха; он ехал в Московию со свитой в 300 человек20.
Тут мы отдыхали 16 дней. Нам предлагали обильное угощение, а по наступлении осени в этой земле было множество арбузов и яблок отличного вкуса. Земля эта приятна, но еще приятнее была она для нас, ибо начальник, поставленный здесь великим князем Московии, велел объявить через глашатаев, чтобы никто не смел брать денег за то, что мы потребуем и возьмем, под страхом быть наказанным 200 ударами кнута.
В Астрахани 5000 жителей. Все дома их деревянные, только крепость, очень сильная, где живет главный начальник, выстроена из камня; стены ее значительной высоты и толщины. Она охраняется весьма бдительно множеством ратников, и доступ в нее можно получить только по особому разрешению. Церквей много; они невелики и наполнены очень маленькими лакированными изображениями святых, перед каждым святым весь день горит свеча. Только туземцы могут входить в церкви, а иностранцев в них не пускают.
Астрахань -- один из тех городов, о которых говорит Ботеро в своих известиях, что там живут татары ордами, как евреи жили коленами; однако собственно татары бродят по полям, как бедуины, и только христиане-московиты населяют застроенные места.
Город расположен на берегу реки Волги, или Эдера. Сюда съезжается множество купцов из Московии, Армении, Персии и Турции. Главный предмет его торговли -- соль. Ботеро говорит, что этот город отстоит от моря на один день пути; но я как очевидец утверждаю, что и при самой благоприятной погоде с трудом достигнешь его в 2 дня. Этот город некогда был разрушен Тамерланом Великим, да и теперь немало терпит во время войн с персиянами и турками.