Потоки
1
В широких берегах мутно плещется Обь. На той стороне, за темной просекой таежного леса, синеют горы.
Сегодня праздничный день. На Сизовской пристани шумливая разноцветная толпа ждет снизу пароход.
Щелкают кедровые орешки. Между яркими группами молодых девушек -- зелеными и желтыми, голубыми и красными -- шныряют звонкоголосые ребятишки.
Снизу медленно поднимается большой пароход.
-- Гляди, гляди, пароход, однако.
Десятки загорелых, обветренных рук тянутся к глазам, строят из ладоней козырьки.
-- Никак "Комерсант"?
-- "Комерсант" и есть.
Пароход все ближе и ближе. Уж виднеются гуляющие на верхней палубе пассажиры. На капитанском мостике, как большой снежный ком, блестит белым кителем капитан. Лениво хлопая плицами, пароход медленно подползает к пристани.
-- Ти-ха-ай! Сто-оп! Трави носовую! Э, черт, держи причал!
Бросили сходни. По бокам сходней тотчас же выросли два милиционера.
-- Приготовь документы!
Толпа ринулась с парохода.
-- Гляди, гляди, китаезы!
Их было трое. Один большой, широкоплечий. У него блестящая черная коса ниже колен. Двое других поменьше, оба стриженые, круглоголовые. На всех узкие синие кофты, широкие синие штаны, подвязанные у щиколоток. На ногах мягкие остроносые, с толстой войлочной подошвой туфли. За спиной у китайцев по большому холщовому тюку. Двое стриженых гнутся под их тяжестью, а высокий будто подушку пуховую на спине держит, а не тюк пятипудовый.
На пристани китайцев густо обсыпали мужики и бабы, парни и девки. Смешливая любопытная детвора продирается вперед, чуть не под ноги китайцам.
-- Ходя, ходя, че продаешь?
Китайцы улыбаются узкими щелками глаз. На смуглых желтых лицах светлыми бликами играет солнце.
-- Моя не плодаешь. Моя квалтила нада.
-- Бабоньки, коса-то, коса-то!
-- Гляди, всамделишная!
Щупают косу китайца, осторожно дергают, -- может, обманная, привязанная.
-- Вот бы вам, девки, такую.
-- Хо-хо-хо!
-- Хи-хи-хи!
Высокий китаец поблескивает веселыми огоньками глаз, сверкает ровными белыми зубами.
-- Твоя коса, моя коса, ты мадама, я нет мадама.
Толпа грохает дружным хохотом.
-- Ах, лешак те задави!
-- Хо-хо-хо!
-- Хи-хи-хи!
-- Шутник, однако, язву ему в бок!
Китаец оглядывает толпу.
-- Моя квалтила нада.
-- Фатеру? Где ж те, ходя, фатеру найти? Отвести их к Лыскину Якову, у него изба просторная и квартиранта завсегда держит.
Мальчишки гурьбой бросились проводить китайцев к Якову Лыскину. На улице китайцев догнали милиционеры, проверявшие на пристани документы.
-- Стой, ходя! Иди за нами!
Китайцы остановились.
-- Моя квалтила нада.
-- Что вы за люди? Идем в волость!
Китайцы полезли было за документами. Один из милиционеров сердито махнул рукой!
-- Ты мне документы не суй! Может, они у те подложные. Идем в волость!
Мальчишки всей гурьбой тронулись за китайцами.
-- Вы куда? Кшишь! -- погрозил милиционер.
Ребятишки отбежали в сторону и пошли за китайцами несколько поодаль.
Привели китайцев в волостную управу.
-- Вот, старший, китайцев пымали, думаем, не шпиены ли.
Старший милиционер принял важный начальнический вид, сурово сдвинул брови.
-- Паспорта смотрели?
-- Смотрели.
-- Ну?
-- Да кто их знает, будто в порядке.
-- Покажьте мне.
Китайцы поспешно подали документы. Старший стал вполголоса читать:
-- Китайские подданные: Сун-Сен, Кванг-Син-Юн, Шуан-Ли... Да, гм... Правильные документы, торговать разрешается...
-- А может, в узлах что, -- многозначительно посмотрел на старшего один из милиционеров, -- китайцы народ продувной, посмотреть бы в узлах-то.
Старший задумался.
-- Гм, да... Ну-ка, ходя, развязывай.
Китайцы присели на корточки, развязали узлы. Милиционеры долго рылись в хрустящих полотнах, в пересыпанных блестками шелках, в шелковых сарпинках, шарфиках. Отобрали каждому по шарфику, по паре белых с широкими прошивками наволочек, по три пары носков, по паре мохнатых полотенец.
-- Ну, иди, купеза, торгуй... Не возбраняется.
Китайцы связали узлы, взвалили себе на плечи и вышли. Сун-Сен спустился с крыльца волостной управы, остановился, задумчиво посмотрел на равнодушные лица товарищей, покачал головой и сказал негромко:
-- Не холосо!
Кванг-Син-Юн кивнул:
-- Не холосо!
Оба вместе посмотрели на Шуан-Ли. Шуан-ли оглянулся на волость.
-- Сволоць!
Из волости вышел один из милиционеров с узелком под мышкой. Добродушно улыбнулся китайцам.
-- Слышь-ка, ходя, ступай к Лыскину Якову, у него фатера есть.
-- Квалтила нада, -- равнодушно сказал Сун-Сен, поправляя на спине узел.
-- Ну вот, и пойдем со мной, покажу где, мне все одно по пути.
2
С пароходом "Коммерсант" вернулся в Сизовку ходок Иван Бодрых.
Собрался у волостной управы народ, вышел Иван на высокое волостное крыльцо, стукнул могучим кулаком по крылечным перильцам.
-- Шабаш, братцы, бунтовать надо!
-- Пошто?
-- По старому повертывают, все земли помещикам!
-- О?!
-- Ну?!
-- Культурное, говорят.
Шумным прибоем расплескались мужичьи голоса. Тесно сгрудились вокруг Ивана.
-- Это Кардинское-то культурное? Да что они там самогону облопались! Пашем мы, сеем мы, всю работу как себе, так и ему.
-- Я и говорю в управе земельной, -- пашем, говорю, нашими лошадьми, нашей орудьей, как себе, так и ему. И урожай, говорю, как у нас, так и у него. Бывает и лучше, бывает и хуже, смотря по земле, какая земля, да по времю еще. Нельзя, говорят, культурное у Кардина именье, по закону нельзя, порядок надо.
-- По-ря-док, паря.
-- Нечего сказать, хорош порядок. От такого порядка не поздоровится!
-- Какой это порядок: подати плати, за землю плати.
-- Без податей сулили.
-- Сколько разов ее оплатили.
-- Сталыть, опять земли помещикам?
-- Так, однако!
-- Бунтовать надо, вот што!..
3
В этот же день к вечеру у Ивана Бодрых собрались гости. Задымилась на столе пенная медовуха, загулял крепкий, ядреный самогон.
Шумно, весело, дым коромыслом.
В самый разгар к прочному, из восьмивершковых бревен, Иванову дому с узлом на спине подошел Сун-Сен. Заглянул к Ивану в окно.
-- Мадама, бабелену нада?
Бодрых выглянул в окно.
-- А те, ходя, самогону надо? Иди в избу.
Сун-Сен, весело осклабившись и блестя узкими щелками глаз, вошел в избу.
Гости обступили китайца.
-- Че болтаешь, купеза?
-- Бабелену нада? Своя фаблик бабелена, холосый фаблик, мадама.
-- Вот, лешак, болтат почем зря, ничего не разберешь.
-- Салпинка, мадама, солковый салпинка нада?
-- Сарпинку шелковую продать хочешь?
Сун-Сен радостно закивал головой.
-- Салпинка, салпинка солковый. Бабелена своя фаблик.
-- Как те понимать, ходя?
Бабы догадались.
-- Должно быть, паплин своей фабрики.
Сун-Сен сбросил тюк на пол, присел на корточки, развязывает.
-- Гляди, развязывает, однако. Ходя, зачем развязываешь?
Бодрых рассмеялся.
-- Вот, язва! Иди, кум, сарпинку бабам покупать!
Пьяный мужик, широколицый и рыжий, с крошечным облупленным носом, подошел к Сун-Сену. Постоял, подумал, вскинул на китайца осоловелые глаза и, нахмурившись, строго спросил:
-- А те, ходя, Советы нада?
Сун-Сен быстро закивал головой, радостно затараторил:
-- Нада, нада, Советы нада.
Рыжий мужик закрутил головой, глубокомысленно хмыкнул.
-- Вишь ты, нехристь, а понимат, что к чему. Слышь, кум, понимат китаец-то, Советы, говорит, надо.
-- А ты как думаешь? Он, китаец-то, пролетарский, тоже понимат, что в пользу ему, а что во вред.
4
По всей Сизовке шепотом широким стелется:
-- Слыхал, паря, славгородские мужики бунтуют.
-- Ну?!
-- Волостные земства прогнали, Советы опять посадили.
-- Че, паря, видать, и нам надо?
-- Каменские тоже Советы хочут, а в иных местах уж и посадили.
-- Теперь пойдут везде бунты.
-- Пойдут. Без бунтов никак не обойдешься.
-- Не обойдешься, где обойтись.
-- Слышь, паря, китайцы-то...
-- Ну?
-- Советы, говорят, надо. У Ивана Бодрых мужики самогонку пили, так, вишь, китаец-то и явился. Советы, говорит, надо, везде Советы, только у вас, дураков, земская управа.
-- А китаец, должно, от них, паря, подосланный.
-- Беспременно подосланный. Тюки-то за спиной для видимости таскают.
-- Не иначе так. Вишь, самый большой здесь ходит, с косой который, а стриженых, сподручных, по деревням послал.
-- Советы, говорит, надо.
-- Вот где загвоздка-то.
-- Загвоздка, паря. Гляди, тут и штаб какой-нибудь у нас под боком, а мы, как слепые, ничего не видим.
-- Видать, и нам бунтовать...
-- Бунтовать, делать больше нечего.
-- Послать к славгородским да каменским, бунтуем, мол.
-- К Петрухину послать, слышь, Петрухин везде орудует.
-- Оружья нет, как без оружья.
-- Ну, нет, копни только, фронтовики-то все с ружьями домой приходили. У милиционеров отберем. Пик понаделаем на манер казачьих...
...В воскресенье, после обедни, мужики потянулись к волостной управе. Собирались небольшими кучками, расходились, вновь собирались. Шум становился все сильнее и сильней, все громче и громче отдельные голоса.
Толпа сгрудилась у волостного крыльца.
-- Зови управу!
На крыльцо вышел председатель управы и два члена.
-- Ну, че, мужики, расшумелись?
-- Советы желаем!
Из толпы вышел Иван Бодрых, неторопливо поднялся на крыльцо.
-- Вот что, товарищи-граждане, как мы, значит, желаем Советы, то вам уходить и дела все и печати передать.
-- Ну-к что ж, -- сказал председатель, -- оно и нам легче.
-- Конечно, легче, -- подтвердили члены управы.
-- Только вот что, мужики, -- обратился председатель к толпе, скрывая улыбку в пушистой бороде, -- неловко без сопротивленья... там, кто знает... вы бы для прилику побили нас нешибко.
Мужики нехотя помахали руками, -- подбили глаз председателю, обоим членам управы раскровянили зубы.
-- Вот так-то спокойнее, -- сказал один из членов управы, сплевывая кровь из разбитых зубов, -- а то не знай, как тут еще будет...
Толпа оживленно и весело шумела. Настроение у всех было праздничное, всех так и подмывало что-нибудь сделать необычное.
-- Ну, становись теперь с нами Советы выбирать.
Председатель и члены управы спустились с крыльца. За ними пошел и Бодрых.
-- Не слазь, Иван, с крыльца, тебя в Совет желаем!
-- Желаем!.. Ивана Бодрых желаем!
Бодрых на минуту приостановился, чуть подумал и вернулся назад.
-- Я для общего дела согласен, товарищи-граждане. Еще кого желательно в Совет?
-- Лыскина Якова!
-- Молодых Петра!
Молодых и Лыскин поднялись на крыльцо.
Толпа грохнула в сотни корявых ладоней.
-- Просим! Орудуйте, советчики!
-- Мимо сходки, собирая в морщинки желтое лицо и весело склабясь, проходил Сун-Сен.
-- Ходя, Советы надо?
-- Нада, Советы нада.
-- Вишь, надо, говорит.
-- Ах, язвило б те!.. надо, говоришь?
-- Нада, Советы нада.
Сун-Сен смотрит в веселые лица мужиков, весело поблескивает прищуренными глазками. Сбросил наземь тюк со спины, сел на него.
Мужики обступили китайца со всех сторон.
-- Как те звать, ходя?
-- Сун-Сен.
-- Сенька, должно, по-нашему.
-- Сун-Сен радостно соглашается.
-- Сен-Ка, Сен-Ка.
На волостном крыльце наскоро переговаривается новый Совет. Иван Бодрых поднимает вверх руку.
-- Товарищи, не расходись! Совет сейчас устроит заседание, и мы вам резолюцию.
Советчики пошли в волостную управу. Через полчаса вынесли постановление:
-- Как, значит, мы теперь бунтуем, то быть нам и Советом, и штабом. Приказы всему населению сполнять без разговоров. Всем, у кого есть оружие, тащить в Совет. По три человека отправиться за милиционерами и доставить немедленно в штаб с оружием в руках. Штоб никакого сопротивления не было, в случае чего, милиционеров связать...
Через час к штабу привели трех милиционеров. У каждого по мужику сбоку, мужик сзади. Штаб приказал запереть милиционеров в амбар. У амбара поставили часового.
Потянулись мужики с оружием. Скоро перед штабом выросла кучка: двенадцать ружей, восемь шашек, пять револьверов.
Бодрых любовно перебирает оружие.
-- Антилерия!
5
На пристани оживление. Десятка три вооруженных мужиков, во главе со штабом, столпились у бортов, озабоченно смотрят вверх по реке.
-- Скоро пароход?
Пристанской приказчик почтительно останавливается в нескольких шагах.
-- Теперь скоро, товарищ Бодрых, вот-вот покажется из-за поворота. Потому и не видать, поворот тут.
Бодрых подошел к приказчику, сурово посмотрел ему в глаза и поднес к самому носу приказчика огромный коричневый кулак.
-- Как примал, так и примай пароход. Только смотри, чтобы ни-ни. Башку снесу!
Приказчик попятился.
-- Помилуйте, товарищ Бодрых, как я сам из народа, пролетарий, значит, тоже понимаю, как и что. Не извольте беспокоиться.
Из-за поворота показался пароход. Среди мужиков прошло легкое волнение.
-- Идет, идет.
Бодрых поправил упорно слезавшую на затылок фуражку, потрогал револьвер в кармане и скомандовал:
-- С оружием которые, прячься!
Мужики рассыпались по конторке.
Пароход, сделав широкий полукруг, грузно, боком подошел к пристани. Штаб: Иван Бодрых, Яков Лыскин, Молодых Петр -- впереди.
Сбоку, на видном месте, приказчик. Снимает картуз, вытирает ладонью потную лысину, думает:
"Эх, мигнуть бы только капитану, чтоб не бросал сходни".
Бодрых точно угадал приказчиковы мысли, чуть покосился суровыми глазами в сторону приказчика. Тот с глубоким вздохом надвинул картуз.
-- Принимай сходни!
Народ с парохода бросился к сходням.
Штаб направил в толпу револьверы.
-- Стой!
За штабом словно из земли выросли мужики с ружьями, пиками, шашками.
Толпа шарахнулась обратно.
-- Что? Что такое?
Штаб двинулся на пароход. За штабом два десятка вооруженных мужиков, десяток остался у сходней.
Зычно несется по пароходу голос начальника штаба -- Ивана Бодрых:
-- Отдавай оружие, никаких наказаньев не будет, ежели кто добром!
В первом классе увидали трех офицеров.
-- Ваше оружие, господа офицеры!
Офицеры переглянулись.
-- Мы без оружия.
Бодрых усмехнулся.
-- Ну што, барин, врешь, время тянешь, покажьте ваши каюты!
В каютах у офицеров нашли по револьверу, по шашке.
Иван укоризненно покачал головой:
-- Говорил, штобы добром, теперь сами виноваты, на себя пеняйте.
Офицеров свели на берег.
Внизу, в третьем классе, тихо перешептывались между собой пятеро солдат с ружьями. К солдатам подошел штаб.
-- Вы вот што, ребята, ружьишки-то давайте, а сами поезжайте с богом.
-- Вы бунтуете, товарищи? -- спросил один из солдат.
-- Бунтуем, Совет у нас.
-- И мы с вами.
-- Ладно, ступай на берег.
Тут же, в рубке первого класса, штаб устроил заседание. На обсуждение поставили два вопроса: что делать с пароходом и как поступить с офицерами. Молодых внес предложение.
-- Пустить пароход без последствиев.
Штаб предложение единогласно принял.
-- Пускай везде о нашем восстании знают.
Разговор об офицерах затянулся дольше. Молодых настаивал, что офицеров надо признать как врагов народа, взятых с оружием в руках, и прикончить на месте. Бодрых предлагал оставить офицеров заложниками, может, на что и пригодятся. Яков Лыскин тянул больше к Ивану. В конце концов постановление было вынесено:
Взятых с оружием в руках офицеров признать контрреволюционерами и саботажниками и запереть в амбар заложниками.
И тут же вынесли еще одно постановление:
-- Известить соседей -- ивановских, чусовских и прочих, что сизовские бунтуют и чтобы бунтовать всем вместе... Послать гонцов к Петрухину, сказать, что желаем присоединиться.