Сударыня!
Вам угодно, чтоб я написал вам легенду о происхождении поцелуя.
Вы знаете, что повиноваться вашим очаровательным капризам — лучшее из моих удовольствий. Требуйте, пока в нашем маленьком романе не получу право требовать я. Требуйте всего, что вам будет угодно. Итак…
На этот раз я с тем большим удовольствием исполню ваше маленькое требование, что, будучи в Индии, я слышал там легенду о происхождении поцелуя.
Да, поцелуй, как и многое хорошее, родился в Индии. И первыми устами, которых коснулся поцелуй, были уста красавицы Лотос.
Она была самою красивою из девушек её города, славившегося красотой.
Жрецы и воины, раджи и певцы, юноши и зрелые мужи — все были у её ног.
И, кажется, только один идол во всём Бомбее не потерял головы от красоты маленькой Лотос.
И вот что однажды записала Лотос в своём дневнике.
Барышни Индии тоже вели свои дневники.
Лотос записывала свои победы и сны на листе того царственного цветка, который мы называем «Victoria regia».
Это самый пышный и благоуханный из цветов, но бойтесь того момента, когда он расцветает: первое дыхание веет ядом.
Вот что писала Лотос на благоухающих ядовитых лепестках:
«Мне снился страшный сон. Тенистый старый сад. Мохом обросшая скамья. И я, без мыслей, без желаний, пришедшая укрыться сюда от палящих лучей солнца, от страстных речей моих поклонников, отдохнуть от песен, вздохов, возгласов восторга. Солнце заходило. Кто-то показался на повороте дороги. Я в изумлении поднялась с места. Это был идол нашего храма. О, он не походил на тех, от кого я убежала сюда. Он не любил, он только позволял себя любить. Он никогда не сделал бы первого шага. А между тем я ему нравилась. Немножко. По крайней мере, мне так казалось. Нравиться идолу? Но ведь это ж было во сне! И это мне льстило. Потому что он был идолом, оракулом, богом. Его приговоров боялись. В его предсказания верили все. И во сне мне казалось, что я употребляла все усилия, чтобы разжечь его страсть. Так и теперь я употребила к этому все средства. Я завела с ним разговор, немножко смелый, немного насмешливый, немного вызывающий. Мы стояли у дерева. Расстояние между нами всё уменьшалось. И когда я уже чувствовала его дыхание, читала желание в его глазах… Когда на устах его уже не играла улыбка… Когда, вся облитая заходящим солнцем, я откинула голову и почти коснулась его плеча… Он вдруг покачал головой, улыбнулся и, пожимая мне руку, сказал: — Я спасаюсь! Уж очень ты хороша сегодня, маленькая Лотос. Я прислонилась к дереву. Да, я довольна, довольна потому, что он не потерял интереса в моих глазах. Потому, что он всё ещё будет раздражать моё самолюбие и действовать на моё воображение».
Странно! Проснувшись, Лотос ни о чём не могла думать, кроме идола. Это было так же похоже на любовь, как и на любопытство. Впрочем, кто же поймёт, где у женщины кончается одно и начинается другое. Кто сумеет ответить, что толкает девушку в первый раз в объятья: любовь или любопытство?
Трепещущая Лотос взошла в сумрачный храм, где стоял идол, холодный, бесстрастный, улыбающийся тою вечною загадочною улыбкой, которою улыбаются индийские боги. Эта улыбка похожа на ту вечную, широкую и злобную улыбку, которою скалит свои зубы череп, — улыбка смерти над жизнью.
Не сознавая, что она делает, Лотос, взобралась на пьедестал и стояла теперь к идолу близко, как во сне. Её тянуло к этому идолу, холодному, бесстрастному. Как вдохнуть в него жизнь?
Лотос ближе и ближе приближала своё лицо к лицу идола и чувствовала, как камень делается теплее от её дыхания.
Её губы почти касались губ идола. Почти… И вдруг она почувствовала, что губы идола коснулись её уст.
Это не она, это идол сделал движение.
С лёгким криком отшатнулась она прочь…
Глаза идола горели. Яркие краски сбежали, и его лицо было теперь бледно. Идол больше не улыбался.
В тишине храма прозвучал стук меча и венца, выпавших из его рук, и руки идола протянулись, чтоб обнять Лотос.
Лёгким, гибким и быстрым движением Лотос выскользнула из его объятий и рассмеялась звонким, серебристым смехом.
— Теперь я знаю, что и ты такой же, как все. Благодарю тебя, мрачный бог. За одну минуту страсти и желания ты дал мне средство сводить с ума даже богов.
А идол стоял перед ней, снова улыбаясь своей вечной улыбкой, смеясь над всем и, быть может, теперь над собой.
Таков был первый поцелуй, раздавшийся в мире.
Как видите, сударыня, поцелуй предназначался для богов, а не для людей.
Для людей это слишком сильное средство. И вот почему люди слишком теряют голову от поцелуя.
Будем же благоразумны.
И будем довольствоваться в нашем маленьком флирте взглядом, пожатием руки.
Поцелуй, это — нечто слишком героическое для нас.