В этом Петрограде, оглушённом собственным шумом, доведённом до неистовства собственным криком, истеричном, обезумевшем, живущем не тем, что есть, а что ему кажется, в этом галлюцинирующем, в этом докрасна накалённом Петрограде есть свои добела накалённые уголки.

Это -- Петроградская и Выборгская сторона.

Петроградскую, -- эту когда-то "тихую Петербургскую сторону", -- кидает с полюса на полюс.

В первые дни революции она была последним оплотом "протопоповских войск" -- полиции.

Во всём Петрограде уж торжествовала революция. Везде был мир и радость.

А у нас, на Петроградской стороне трещали пулемёты полиции, и пачками стреляли солдаты.

Из своих окон я видел, как брали семь пулемётов. На церковной колокольне, на чердаках высоких домов.

Я спрашивал по телефону:

-- Как в городе?

-- Полное спокойствие. Везде радостные толпы людей. Всё кончено!

А я за пять минут перед этим смотрел в бинокль, как на углу, в лавочке, шла отчаянная борьба.

Лавка была освещена висячей лампой, которая пригасала при залпах и снова разгоралась, освещая всё, что делалось.

Я видел выстроившихся у стены шесть или семь тёмных фигур.

Полицейские.

Они следили за тем, не шевельнётся ли дверь.

И, вероятно, при каждом подозрительном шорохе, давали залп.

Дружный. По команде.

Но вдруг дверь, очевидно, внезапно распахнулась.

Оттуда засверкали огни массы беспорядочных выстрелов.

Вместо залпа, полицейские отвечали отдельными выстрелами.

И всё стихло.

Я видел два-три выстрела сделанных вниз, в кого-нибудь на полу.

Лампа погасла.

Осторожно, медленно появилась и стала двигаться свечка.

При её свете я видел какие-то тёмные фигуры, которые нагибались и что-то поднимали.

А в высоком доме напротив, в угольном окне верхнего этажа, во всё время боя вспыхивала электрическая люстра. Ровно, правильно. Четыре раза вспыхнет. Пауза. Опять четыре раза вспыхнет. Сигнализировали.

И перед тем, как люстре погаснуть окончательно, из форточки, в спину солдатам, спешно, один за другим просверкало несколько выстрелов.

А в это время мне телефонировали радостные голоса:

-- В Петрограде всё спокойно. Общая радость.

Вскоре я уехал, и когда вернулся, через две недели, -- наша Петроградская сторона была уже.

-- Оплотом ленинцев.

Во "дворце" Кшесинской помещался их штаб.

Там, где шла азартная игра в железную дорогу, шла теперь азартная игра, ставкой в которой была Россия и её будущее.

С Каменноостровского проспекта мне телефонировали:

-- Ужас! Проходят с чёрными знамёнами!

-- Да хоть с полосатыми! Только бы проходили!

Изменчивая Петроградская сторона!

Выборгская -- постоянна и верна себе.

С 27 февраля на Выборгской стороне ещё никто не улыбнулся.

С того момента, как раздали оружие, Выборгская сторона не выпускает из рук винтовки.

По всей России Выборгская сторона больше всех дрожит за свободу.

Дрожит и заставляет дрожать.

Если завтра во главе России станет г-н Ленин, Выборгская сторона и тогда не выпустит из рук винтовки.

Тогда быть может, больше, чем теперь.

Когда весь Петроград торжествовал победу, Выборгская сторона знала один только лозунг:

-- Опасность!

Изо всего, что до сих пор сказано, издано, написано, сделано, -- ей доставил некоторое удовлетворение, кажется, только приказ N 1.

С тех пор она не сделала ни шагу ни вперёд, ни назад.

Для неё не наступило ещё 1 марта.

У неё всё ещё 28 февраля.

Во всякой революции, во всякой столице, есть такой квартал.

Это -- явление обычное, по-видимому, неизбежное и, следовательно, естественное.

Во время великой французской революции таким очагом ни с чем не примирявшегося, беспрерывного восстания был "квартал св. Антуана".

Здесь по ночам всегда на окнах горели свечи, -- по обычаю того времени, чтобы видно было, что делается в комнатах, не готовится ли контрреволюция.

Здесь по десяти раз в день ударяли в набат.

И беспрестанно гремел барабан, сзывая жителей на "сбор":

-- На защиту свободы.

Правда, "права человека и гражданина", которые сделали французскую революцию великой и бессмертной, были созданы не в квартале св. Антуана.

Но многие дни, омрачившие память великой революции, наполнившие отчаянием сердца Франции и заставившие её искать спасения в Наполеоне, -- родились именно в квартале св. Антуана.