Он был полон самых лучших намерений!
Тёплою весеннею ночью иду по Харькову, мимо "Астраханской" гостиницы.
На веранде Рощин. Перед ним огромная бутылка коньяку и малюсенькая рюмка.
Расцеловались.
-- Садись. Коньяку хочешь? Пить бросил.
-- Видно!
-- Ты сначала узнай, который день эту бутылку пью. На текущем счету стоит. Дешевле, понимаешь. Видишь, сколько отпито? Три рюмки. В три дня. По рюмке каждый вечер. Бросил! Баста! Для горла...
Заря зарделась на востоке.
Рощин требовал новую бутылку.
-- Извините, всё заперто-с!
-- Ты давно не ел горячей колбасы?
-- Лет пять.
-- Я лет восемь. Теперь, брат, понимаешь, как раз готова горячая колбаса. Рюмка водки и колбаса. Едем колбасу искать!
И, направляясь нетвёрдою походкой к выходу, Рощин наставительно говорил:
-- Ты понимаешь, с тех пор, как бросил пить, совсем перестал кашлять! Для горла хорошо. Для горла я!
В Киеве он однажды обрадовал меня известием:
-- Капиталист! Коплю деньги!
-- Да ну?
-- Факт. Шестьсот рублей уж у Соловцова лежит. Живу, ем в гостинице. За всё Соловцов платит. Мне в день на руки рубль. Больше не нужно. Зачем мне больше: живу, ем в гостинице. А остальные у Соловцова. Целее. И уговор: мне ни копейки.
-- Строго!
-- Понимаешь, надоело. Ну, что это, на самом деле? Никогда ни копейки.
-- Разумеется!
-- Нет, ты не смейся. Серьёзно. Накопится денег, поеду за границу. Необходимо, знаешь. Ты куда, думаешь, мне поехать: в Италию или в Швейцарию? Раз у меня есть деньги...
В тот же вечер проектировался маленький товарищеский ужин. Рублей по десяти с человека.
И Рощин с хитрым-прехитрым видом отозвал меня в сторону.
-- Знаешь, что? Вместо того, чтобы наличные деньги тратить, пригласим всех ко мне в гостиницу. Кормят отлично, шампанское то же самое.
-- Да ведь дорого будет стоить!
-- Что ж такого? Соловцов заплатит!
-- Да ведь из твоих же?
-- Да ведь не наличными! Ты это пойми!
Не ребёнок?
Через несколько дней я встретил Соловцова.
-- Ну, что рощинские сбережения?
Он посмотрел на меня юмористически:
-- В Киевскую лавру едет, вместо Швейцарии. И здесь горы! Нашли человека! В гостинице занял и ко мне со счётом прислал. У меня просить, говорит, "было совестно".
Всю жизнь он говорил:
-- Величайшее, брат, счастье на свете -- это носить ключ от своего номера в кармане!
И всю жизнь жил не один.
Под чьим-нибудь башмаком. И из-под этого башмака рвался.