Когда присяжные, наравне с судьями, будут участвовать в определении меры наказания, исчезнут с лица земли жестокие приговоры присяжных.
Такие приговоры, что сами присяжные, услыхав, к какому наказанию приговорён обвинённый ими человек, бледнеют от ужаса и хватаются за голову:
-- Что мы сделали?
Незнание присяжными закона, что от них теоретически требуется, на практике иногда встречается, но приносит ужасные плоды.
Если в чём можно обвинить наш суд присяжных, так это в жестокости.
Он вовсе не мягкий, он ужасно жестокий суд. И в этом можно убедиться на Сахалине.
Что эта за страшная куча, где случайные, невольные виновники несчастий свалены в одну груду со злодеями и извергами.
Ведь довольно сказать, что чуть не половина каторги состоит из мужиков, пришедших сюда "за убийство во время драки".
Всё это одна и та же история. В праздник напились, подрались и нечаянно ударили так, что человек Богу душу отдал. Большинство не помнит даже, как и случилось.
Среди них очень много добрых, хороших мужиков. Таких даже большинство, почти все они таковы.
Неужели же человек, который, правда, раз в жизни напился до беспамятства, заслуживает за такое страшное преступление, чтоб его навсегда разлучили с родиной, с родными, близкими, лишили всех человеческих прав, сравняли с профессиональными убийцами, грабителями, пороли и драли за каждое слово, по каждому малейшему поводу?
Если бы присяжным заседателям дано было право не только определять вину, но и точно её взвешивать, -- оценивать её соответствующим наказанием, -- никто из этих случайных виновников несчастья не попал бы на каторгу. Они потерпели бы наказание, но наказание, соответствующее их вине, а не такое незаслуженное.
А теперь...
Если вы примете во внимание всю эту массу только по несчастью каторжного народа, вы увидите, что из 82 проц. обвинительных приговоров тоже 82 проц. приговоров ещё и, помимо воли, жестоких.
И что суд присяжных по обвинению в чём-чем, но в "излишней мягкости" следует считать "по суду оправданным".