И ненавистному "святому" рисовалась картина.
Окружный суд.
На скамье подсудимых господин почтенной наружности, с орденом на шее.
Защищают его Маклаков, Карабчевский и еще, для кассационных поводов, Пассовер.
-- Дело по обвинению статского советника такого-то в совершении, с заранее обдуманным намерением, доброго дела! -- объявляет председатель.
Секретарь читает обвинительный акт:
-- В ночь на такое-то число, по проезду такого-то бульвара, мещанка Забубенная, занимаясь нехорошим делом, подошла к проходившему неизвестному ей пожилому человеку, оказавшемуся статским советником таким-то, с предложением нехороших услуг. Но статский советник не только отклонил соблазнительное предложение, но дал Забубенной, так, ни за что, полтинник, сказав: "Если хочешь кушать, покушай. А на остальные мирно развлекись". Каковое происшествие было усмотрено стоявшим на углу постовым городовым бляха No 777, который задержал статского советника и представил его в участок, где и был составлен протокол. А статский советник, на утро, для удостоверения личности, был отправлен на дом с городовыми. При дальнейшем следствии статский советник от своего полтинника отрекся. Но вполне уличается показанием вышепоименованной мещанки. В виду чего и руководствуясь статьями уложения о награждении и поощрении добрых дел, статский советник и предается суду гг. присяжных заседателей, как уличенный в тайном творении милостыни и совершении добрых дел в публичном месте.
-- Подсудимый, сидите! -- спросил, вставая перед ним председатель, -- признаете вы себя виновным?
-- Нет! -- отвечал статский советник, густо покраснев, -- никакого полтинника у меня никогда и в заводе- то не было. Божиться только не следует, а то бы...
-- В виду проявленной подсудимым скромности, полагал бы приступить к допросу уличающих свидетелей! -- сказал прокурор, кланяясь подсудимому.
-- По просьбе моего клиента, прошу рассматривать дело об его добром деле при закрытых дверях! -- одним духом выпалил Маклаков.
- -- Настаиваю! -- крикнул Карабчевский и ударил кулаком по пюпитру.
-- Ну, уж нет! Извините! -- сказал председатель, приятно улыбаясь, -- это уж дудки! Из соседнего отделения позову еще больше публики!
-- Прошу занести в протокол! -- сказал Пассовер, накапливая кассационные поводы.
И суд приступил к допросу свидетельницы Забубенной.
-- Чем вы, дорогая свидетельница, занимаетесь?
-- Известно, чем женщина может займаться!
-- Расскажите нам, будьте любезны, как было дело?
-- Известно, шла я бульваром. Мужчина. Ну, я натурально ему: "Пухленький, возьми меня с собой!" А они, дай им Бог здоровья, не токмо мной не польстились. Но даже не обругали, что даже очень удивительно. А взаместо всего, вынули из кармана полтинничек, да и говорят: "Вот тебе, моя милая, откушай чего хочешь". А мне полтинник во как в те поры пригодился! Потому со вчерашнего башка во... пухла...
-- Не хорошо пить, но осуждать вас не решаюсь! -- - мягко сказал председатель. -- Что еще знаете?
-- Да что ж мне знать? Думала, судя по поступкам, фальшивый. Оказалось, полтинник по всей форме: полбутылки сейчас на него...
Подсудимый не выдержал.
С залитыми краскою щеками, он вскочил:
-- Неправда! Она вре...т.-с. я хотел сказать: ошибается. Никакого я ей полтинника не давал! Да и как бы я, дурной, гадкий человек, стал бы давать ни с того, ни с чего, ни за что, ни про что, полтинник?
Свидетельница вдруг окрысилась:
-- Что ж я: по твоему, украла, что ли, у тебя полтинник? Сам дал! И хожалый видел! Хожалый врать не будет! Нехорошо так, господин! Начали, как порядочные, а взаместо оказываетесь свинья свиньей!
-- Свидетельница, не осуждайте вашего брата! -- сказал председатель и обратился к дамам в публике:
-- Mesdames, пока мы здесь судим, посадите свидетельницу между собой и смягчите ей нравы.
Следующим допрашивался городовой No 777.
-- Так что стояли мы, ваши превосходительства, на своем посту, как городовому следовает. И смотрели, как насупротив форточники в окошко лезли. Фатеру очищать, стало быть. Оченно даже занятно. Но только как нам с 31-го числа ихняго брата, жулья, брать не приказано, то и смотрели мы для собственного удовольствия. Только вижу я: злоумышленник... Вот этот самый!
Городовой указал пальцем сначала на одного из защитников. Но потом подумал и перевел палец на статского советника:
-- Который на подсудимой скамейке сидит. Разумеется... Видим, что злоумышленник девицу к себе подозвал шлющую и, взаместо того, чтобы, как быть следует, вместе с ней куда поехать, -- ей сколько-то денег дал. "Пожри!" -- говорит. Мы его тут, конечно, за это за шиворот. И в участок.
-- Господа судьи! -- вскочил подсудимый.
При рассказе городового он сидел все время закрыв лицо руками.
Теперь его дергало.
-- Господа судьи! Подавлен уликами. Каюсь: лгал, гнусно лгал, запирался. Дал полтинник! Но, гг. судьи, ведь меня тут свидетели каким-то святым выставляют. Пожалейте меня! Ведь у меня тут жена, дети. Мне на них смотреть конфузно. Вы меня переконфузили! Да, может, я на девицу самые гнусные виды имел! Может, я на убожество ее польстился! Может, я ей полтинник-то из скаредности дал! Почем вы меня знаете, что я за кока с соком?! Может, я ей такие при этом соблазнительные слова говорил, что пожарный не выдержит!
-- Ну, уж врет, ваше превосходительство! -- прямоушно сказал городовой бляха No 777, -- ежели бы что, я бы суду доложил. Поступок, точно, был безобразный, -- но словами при этом не выражались!
-- Имеете еще чем дополнить судебное следствие? -- спросил председатель.
Г. Пассовер с тонким лицом пожелал:
-- Осмотреть полтинник!
--Пропит! -- отвечала за суд из публики Забубенная.
-- Ах-с, пропит-с! -- сказал г. Пассовер, видимо, удовлетворенный и записал, как кассационный повод.
Подсудимый сидел, закрыв снова лицо руками, и только повторял:
-- О, Господи! За что?
Речь прокурора была коротка, но выразительна.
-- Как в своей величайшей скромности.... и чисто девической стыдливости... подсудимый, хотя и дожил до почтенных седин... отказывается... но уличается... Что сделал бы всякий на его месте?
Тут прокурор дошел до величайшего пафоса.
-- Кто не соблазнился бы заманчивыми и лестными перспективами, которые сулила мещанка на бульваре? Кто, звеня в кармане презренным металлом, не эксплуатировал бы меньшего брата своего? Пропустил бы случай унизить его? Не купил бы тела его? Не загрязнил бы души?
В зале послышался даже мужской плач.
-- Кто прозевал бы?
-- Прозевал дурак! -- раздалось в зале.
-- Глас народа -- глас неба!., но сей статский... "поешь!" -- говорит... кровный полтинник... задаром! Задаром, гг. присяжные заседатели!! Вот что возмутительно... т.-е. я хотел сказать, похвально...
Прокурор еще не отделался от старых привычек: все ругать.
-- ...уверен... признаете факт... виновным.... с заранее обдуманным намерением... утверждаю, что сей полтинник нарочно и заработал, и в кармане носил, чтобы отдать именно Забубенной... заранее, быть может, ее высмотрел.... нарочно в гостях задержался... нарочно поздно пошел, чтобы встретить...
Закончил прокурор патетически:
-- Расцеловать его за это надо!
И с прокурорской свирепостью добавил:
-- На смерть зацеловать. Тут же!
Г. Маклаков был силен.
Он свел все на политическую почву.
Он уверял, что:
-- Какой же может быть подсудимый добрый гражданин, когда он кадет?
На что прокурор, против всяких правил, буркнул:
-- И среди кадетов есть отличные люди!
Председатель ему позвонил и послал воздушный поцелуй.
Г. Карабчевский, полный негодования, был потрясающ.
Он громил падение нравов.
-- Мы дали полтинник? Сознаемся. Ни за что? Сознаемся! Но что же сказать о стране, сколь же низко пали в ней нравы, если полтинник в червонец превращают? Если то, что человек дал ближнему полтинник безо всякой пакости, -- добрым делом, подвигом провозглашают. Не оправдывать надо, а закатать: зачем дал так мало?
Пассовер только пальцем на судей погрозился:
-- Я с вами, мои миленькие, в Сенате поговорю!
Подсудимый воспользовался последним словом среди сжимавших его горло рыданий:
-- Хоть признайте, что я действовал в запальчивости и раздражении. Я еще не так стар. Без полного разумения! Где же мне добрые дела с заранее обдуманным намерением совершать? Помилосердствуйте.
Присяжные были немилосердны.
И факт признали, и виновным:
-- С заранее обдуманным намерением, хотя и без корыстных намерений!
Даже снисхождения не дали.
Суд постановил:
-- Заключить подсудимого в объятия, всем судом проводить до дома с белыми флагами, выпустив по дороге двенадцать белых голубей на счет казны, и поздравлять его с добрым делом каждое воскресенье в течение двух лет открытками.
-- Чтобы и в почтамте и почтальоны все читали! -- добавил председатель.
Подсудимый не вынес.
Вскочил:
-- Целовать себя не позволю. Я в Сенате защиту найду! Я в Сенат на вас подам!
Но председатель только рукой махнул.
-- Да вам сенатор Варварин рта раскрыть не даст. И в Сенате вас расцелуют. Не скромничайте!
И приказал судебным рассыльным:
-- Гг. судебные рассыльные! Держите подсудимого за обе руки.
И первый пошел его целовать.
За ним присяжные.
Публика плакала от умиления.
Пораженные в самое сердце, закоренелые злодеи становились на колени, каялись, -- и тут же, у всех на глазах, исправлялись.