(Времена доисторические)
Он описан Горьким.
Это -- Гордеев-отец в романе "Фома Гордеев"1.
Но еще раньше его написал Островский.
Это -- Дикой из "Грозы".
Он начал водоливом на барже и кончил "королем Волги"2.
Когда его спрашивали:
-- Гордей, сколько у тебя баржей? -- он отвечал:
-- Сядь на бережок да посиди часок. Пробежит десять баржей. Девять моих, десятая покедова чужая.
Он был самолюбив. Нижегородские судовладельцы:
-- Дохли от конкуренции.
Фрахт на нефть сбили так, что работали себе в убыток. Решили собраться на бирже и прийти к соглашению. Но на Гордея Чернова как раз в это время:
-- Нашел запой.
-- Звать или не звать?
-- Куда ж пьяного? Думали даже:
-- Не отложить ли, пока Гордей пить перестанет? Но это некоторым "почище" показалось обидным:
-- Что же это, господа судовладельцы? Ждать, пока пьяный человек проспится?
-- Как решили, так и будет. Накинем, -- и все. Потом ему скажем.
-- Один против всех не пойдет.
-- Чай, себе не злодей!
Гордей кончил пить.
Узнал про решение судовладельцев:
-- Без него.
И это ему показалось:
-- Обидно.
На следующее биржевое собрание он явился опухший, дикий, безобразный, с перепоя.
И... со скрипкой под мышкой.
Сообщить Гордею о состоявшемся постановлении было поручено одному пароходчику-барону3:
-- Как самому политичному.
Благовоспитанный барон скользящей походкой подлетел к Чернову и приятным баритоном приветствовал:
-- Здравствуйте, Гордей Иванович!
Чернов посмотрел на него сверху вниз:
-- Здравствуй!
-- А мы тут, Гордей Иванович, пока вы больны были...
Так!
-- Пока вы больны были... Собрались, знаете, и порешили... Фрахта4 режут... Решено поднять на копейку. Как ваше мнение?
Гордей взял скрипку, провел по ней смычком, издал какой-то дикий звук. Барон выждал.
-- Так как же, Гордей Иванович?
Гордей снова "заиграл" на скрипке. Барон еще подождал.
-- Надеемся, что вы, уважаемый Гордей Иванович, не пойдете против общего решения. И к тому же против своих интересов!
Гордей "заиграл".
-- Примыкаете или не примыкаете? Гордей "заиграл"5.
Барон пожал плечами и отошел:
-- Не проспался.
"Знающие" судовладельцы, глядя на эту комедию, головами покачали:
-- Выкинет штуку!
На следующий день Гордей Чернов объявил, что сбавляет фрахт еще на копейку.
Все взвыло кругом. Накинулись на бедного барона:
-- Все вы! С барским-то гонором! "Не ждать же пьяного!" А по-нашему: богатого человека во всяком виде почти! "Берусь все устроить!" Вот тебе и устроил. Дипломат!
Барон чуть не плакал.
-- Он пошутил! Просто дикая шутка!
Но Гордеевой шутке конца не наступало.
Он держал низкую цену.
Сам терпел убытки.
Но зато все кругом трещало и рушилось.
Масса судовладельцев разорилась.
А он скупал у них за бесценок баржи.
И тем наверстывал свои убытки.
"Покедова чужих" баржей на Волге стало еще меньше.
Его корили:
-- Гордей, что делаешь? Людей режешь!
Он смеялся:
-- А когда едят, завсегда режут! Чего они, черти полосатые, без меня решали? "Болен". Да, может, у меня, у пьяного, такое на уме, чего им, тверезым, в лоб не влетит!
Он был фантазер.
Построил в устьях Волга какую-то невиданную, колоссальную баржу:
-- Своего изобретения.
Речная полиция "взъелась".
-- В таком виде барже плавание разрешить, Гордей Иванович, невозможно. Необходимы переделки. Мы вам техника пришлем. Он укажет.
-- Техника?
Гордей приказал налить баржу нефтью, вывести в море и сжечь.
-- Нынче всякий техник станет мне, Гордею Чернову, указывать!
Он был как-то в Москве в ресторане "Мавритания"6.
Вернулся к себе в Нижний и позвал архитектора Иванова.
-- Можешь мне дом на манер "Мавритании" выстроить?
-- В мавританском стиле?
-- Во.
-- Отчего же?
-- Черти.
Архитектор принес чертежи и рисунки.
Гордей посмотрел, разорвал и бросил.
-- "Мавритании" не видал, а берешься. Сам строить буду!
И начал строить "по памяти".
По своим чертежам.
Через два месяца что-то дикое и пестрое было готово.
Возвышалось в гордеевском саду, на откосе.
Но войти в эту "Мавританию" никто не решался.
Чернова во время стройки предупреждали подрядчики:
-- Гордей Иванович, рухнет!
-- Умней меня хочешь быть? Деньги платят -- и строй!
Но теперь он и сам видел, что:
-- Дело ненадежное.
Отстроил и оставил. И сам туда не ходил.
Дом превратился в его "ахиллесову пяту".
-- Ежели бы не "Мавритания", с Гордеем никакого бы сладу не было.
Как Дикой, он:
-- Не любил платить денег.
Вечно судился с водоливами, с артелями рабочих.
Держал адвоката.
"Доходил до Сената".
Адвокат "не выдерживал":
-- Гордей Иванович! Ведь все равно платить придется. Еще с нас же судебные издержки присудят.
-- Твое ли это дело? Тебе деньги платят, ты и судись.
-- Гордей Иванович! Ведь всех денег пятьдесят рублей платить надо, а просудим полтораста!
-- А тебе что? Моих денег жалко? Так ты с меня ничего и не бери, ежели жалостливый!
И пояснял:
-- С этим народом иначе нельзя. Пущай походят, ежели с моим расчетом не согласны!
Случалось, что в Нижнем скоплялось пять-шесть артелей, не согласных "с расчетом Гордея Ивановича".
Люди сидели без копейки денег, ходили жаловаться по властям.
Губернатор призывал к себе Чернова.
-- Гордей Иванович, это нескладно. Голодная орава у меня по Нижнему ходит!
Чернов смотрел мрачно.
-- На то, ваше превосходительство, есть суд и Правительствующий Сенат. Дело гражданское, и тебе, ваше превосходительство, беспокоиться нечего!
Губернатор, -- Н.М. Баранов, -- соглашался:
-- Ты прав, Гордей Иванович... Кстати, у тебя там "Мавритания" выстроена. Так нужно будет, чтоб комиссия осмотрела.
-- Да в ней никто не живет.
-- Это уж дело мое. Раз выстроено жилое помещение, -- необходим осмотр. Так когда же архитектору Иванову сказать, чтоб с комиссией шел?
-- Ваше превосходительство! Не срами! Ну их к черту, всем галманам заплачу, только не срами на весь Нижний!
-- Ну, так вот уговор: или все артели разочти до завтра, или комиссию пришлю.
И в тот же вечер Гордей, ругаясь на чем свет стоит, уплачивал рабочим все сполна.
Не мог самолюбивый Гордей, чтобы комиссия нашла его -- его постройку никуда не годной.
И чтобы "архитекторишка" Иванов, который и настоящей "Мавритании" отроду не видывал, его "Мавританию" признал:
-- Не соответствующей строительным правилам.
Губернаторы, речная полиция, округ путей сообщения, всевозможные комиссии, "господа", "бароны", -- было для Гордея Чернова:
-- Нож вострый!
-- Мудрят! Указывают!
Он говорил это с презрением невыразимым.
-- Я по Волге водоливом ходил. Я на Волге в "короли" вышел. Я на Волге каждую морду знаю. Меня на Волге каждая морда по имени-отчеству знает. А мне предписывают! Мне указывают! Меня, как мальчонку махонького, наставляют! Как ходить, да где стоять, да куды причаливать! Целую жизнь порядкам учат! Волга! Волга ко мне в карман течет, а они о ней в Петербурге, не видя, рассуждают!
Все у него шло хорошо.
Конкурентов "резал и ел".
Деньги. Почет.
-- Волга в карман текла.
"Покедова чужих" баржей становилось все меньше и меньше. А Гордею Чернову было:
-- Скучно.
Так скучно, что запоем пил.
Весь Нижний диву давался:
-- Мужик -- ума палата, а запьет -- дурак дураком. Что вытворяет!
В саду "Медведь", на ярмарке, взял и на зеркале бриллиантовым перстнем вексель написал:
"Должен Анютке 1000 рублей. Г. Чернов".
Когда "запой кончился", -- ему предъявили зеркало.
-- Плати!
-- Нешто по зеркалам платят? Почем известно, что мой почерк руки? Может, сами накорябали.
-- В таком случае предъявим зеркало ко взысканию.
И зеркало повезли в ярмарочную полицию.
-- Огласка будет, Гордей Иванович. Срам на весь Нижний: присудят, свидетели были.
-- Черт с вами, получай пятьсот.
-- Зачем пятьсот! Три тысячи.
-- Писано: тысячу!
-- Так то на бумаге: написано "тысяча", и плати тысячу. А зеркальные векселя дороже.
-- Черт с вами. Получай две!
И вдруг этот делец и безобразник исчез.
Ушел из дома и больше не вернулся.
Вся Волга зашумела:
-- Гордей Чернов сбежал! Запутался!
Все, кто имел с ним дела, взвыли:
-- Жулик!
Учредили конкурс.
Но дела оказались в полном порядке.
Все решили:
-- Чудак!
Как ни старались конкурентных дел мастера, как ни распродавалось за бесценок имущество, но не только все долги были покрыты, -- осталось еще несколько сот тысяч остатка.
Все сказали:
-- Самодур!
Через несколько времени стало известно, что Гордей Чернов на Старом Афоне7 постригся в монахи.
Бросил все и ушел в монастырь.
Решили:
-- Богатырь!
-- Волжский богатырь!
Так жил и так кончил с собой Гордей Чернов.
Чего-то недоставало ему всю жизнь. Среди миллионов, среди "могущества", среди "славы". Чего?
Если б ему сказать, что, при его богатстве, при его "могуществе", при его действительном, настоящем знании дел, страны, людей, ему недостает:
-- Политической власти! -- Гордей Чернов, наверное, посмотрел бы с удивлением и сказал:
-- Замолол!
Он сам не знал:
-- Чего ему еще нужно?
Ему было только:
-- Скучно так жить!
Чтоб ему все указывали:
-- Как мальчонке! Ему! На Волге!
Но Петербург -- петербургские канцелярии чувствовали себя сильными, никого "из страны" на помощь к себе не звали и сами правили той самой Волгой, которая Гордею:
-- В карман текла.
И Гордею Чернову было:
-- Скушна.
Он тосковал, как сильный человек, от безделья. Ясного сознания, чего именно ему не хватает, у "волжского богатыря" не было.
Он только "жалился", что с ним обращаются:
-- Как с мальчонкой!
И такая жизнь представлялась ему:
-- Настоящей дрянью.