Дом бывшего первосвященника Анны, тестя Каиафы, находился в двух шагах от дома Тайной Вечери. Христа вели из Гефсимании той же дорогой, по которой Он шёл наЕлеонскую гору, долиной Страшного суда. Быть может, здесь, на обрывах Сиона, стояли слуги первосвященника и тревожно всматривались в красные точки факелов, мелькавшие в глубине тёмной Иосафатовой долины:
-- Удалось ли взять ненавистного первосвященникам Назарея?
На месте, где был дом Анны, теперь храм женского армянского монастыря, примыкающего к зданиям армянского патриархата. Обширные дворы патриархата теперь заполнены армянами, пришедшими в Иерусалим на праздник Пасхи со всех уголков своей родины.
Едва вы входите сюда, как вас поражают крик, шум, гам всей этой толпы. Народ волнуется. Глаза горят. Страстные споры. Энергичные жесты. Как будто здесь кипит ссора и вот-вот дойдёт до кровавой схватки.
Какая разница с той картиной, которую вы видите на дворе русских построек. Толпа паломников и глубокая тишина. Вся эта толпа кажется подавленной теми впечатлениями, которые она переживает. Громкий разговор здесь заставил бы с изумлением оглянуться на говорящих. Если и беседуют, то тихо, вполголоса. как беседуют в храме, когда богослужение ещё не началось. Но и такие беседы редки. В толпе чаще всего слышится только вздох, там и сям паломники читают Евангелие, Деяния св. апостолов, Псалтырь.
Какая разница между сосредоточенными, углублёнными в себя северянами и этими восточными людьми, пылкими, экспансивными, шумно делящимися теми впечатлениями, которые их поразили в течение дня.
-- О чём такие споры? -- спросил я у своего каваса, понимающего по-армянски.
-- Всё по поводу священного огня, пойдёт или не пойдёт в этом году их патриарх с крестным ходом вместе с греческим патриархом. Каждый год, Бог знает с каких пор, идёт этот спор между армянами и греками, три года тому назад из-за этого целую свалку в храме устроили.
И вся эта толпа фанатичная, экзальтированная, готова идти драться, добиваться силой, чтоб их патриарх был допущен к крестному ходу.
С патриаршего двора, из этой шумной Толпы, вы спускаетесь на несколько ступенек и вступаете в тихую женскую обитель. Узенькие проходы-коридоры между зданиями. Крашеные решётчатые, завешенные занавесками окна келий. И гробовая тишина.
Нас встретила помощница настоятельницы, бодрая, подвижная, маленькая старушка, с живыми глазами, в которых светится столько простой, трогательной веры, когда она указывает места, освящённые преданием. Для неё нет сомнений: предание и истина одно и то же.
От дома Анны не осталось ничего, кроме одного священного места, на которое указывает предание.
В левом углу большого храма, теперь пустого и молчаливого, небольшой, красиво выложенный изразцами придел. Престол, в виде мраморной плиты, вделанной в нишу. Место под этим престолом осенено лампадами.
-- Здесь, -- говорит старая монахиня, опускаясь на колени и показывая рукою на место под престолом, -- здесь стоял Спаситель пред судом Анны.
На этом месте, говорит предание, стоял Христос, спокойно отвечая на яростные вопросы Анны. Здесь Его, в рабьем усердии, ударил один из слуг по ланите, говоря:
-- Так ли Ты отвечаешь первосвященнику?
К этому месту на коленях подвигалась теперь толпа армянских женщин. Шепча молитвы, со слезами на глазах.
Дойдя до священного места, они падали ниц, лежали на полу, и по вздрагивавшим плечам можно было видеть, что они рыдают. Так лежали они по несколько минут и затем припадали с поцелуем к тому месту, которого касалась стопа Спасителя в скорбный час.
Передвигаясь при помощи рук, ползла по полу к этому священному месту молодая женщина, разбитая параличом.
Её ноги бессильно тащились по плитам пола за её туловищем, приподнятым на вытянутых руках.
Она теряла силы, руки сгибались, она падала на пол и лежала так, рыдая, вздрагивая плечами.
До священного места оставалось ещё несколько шагов. Целая вечность для несчастной параличной.
-- Отчего не помогут ей?
-- Нет, нет... Пускай она сама.
Да и несчастная женщина, услышав, что разговор идёт о ней, взглянула с таким испугом.
-- Я сама... сама...
Она отдыхала и снова ползла. На её измученном, покрытом слезами лице было написано такое страдание. В глазах, полных слёз, горела такая надежда и вера. Она ждала, быть может, чуда...