Рано утром я отправился на Иордан.
Тропинка шла между пышными, густолиственными зарослями, от которых веяло свежестью утра. Капли росы сверкали на солнце, вспыхивали красными, синенькими, золотыми огнями, и вся заросль казалась обсыпанной бриллиантами.
Иордана не видно. Священная река скромно прячется в зелени. Если смотреть с горы, спускаясь в долину, вы видите только среди зелени тёмную, извилистую аллею деревьев. Это и есть Иордан.
Он бежит и вьётся среди густой аллеи плакучих ив, нависших над ним и глядящихся в его мутные, белые воды.
Иордан недавно вступил в берега после весеннего разлива, и приходилось идти по вязкой, топкой, покрытой илом земле.
Из зарослей я вышел в маленькую прогалинку и увидел священную реку.
По преданию, это то место, где происходило крещение.
Иордан здесь делает излучину.
Он выбегает из-за поворота, разливается среди нависших над ним деревьев, плещется об отлогий берег и вновь убегает, скрываясь в тёмной, густой зелени.
Он производит впечатление глухой, маленькой речки, каких много в средней полосе России.
В первую минуту кажется, что вода совсем не движется. Он весь мутный и молочно-белый, состоит из маленьких омутов. Всюду, куда ни поглядишь, вертятся маленькие воронки. От них тихо разбегаются струйки, бегут и с тихим плеском скрываются у корней нависших над рекой, печальных, задумчивых ив.
Солнце, ярко сияющее, глядит в мутные воды священной реки, и они вспыхивают яркими, золотыми блёстками.
Тишина. Только тихий плеск и журчанье воды у корней береговых деревьев, -- словно сотни маленьких ручейков, журчат там. Да птицы звонко перекликаются в густых зарослях.
Глядишь, слушаешь эту тихую музыку журчанье и плеск воды и свист перекликающихся птиц, и кажется, что стоишь где-то на родине, в средней полосе России, на берегу маленькой лесной речки.
Родным, близким и дорогим веет от этого пейзажа.
Иордан производит сильное впечатление на паломников. От этой реки на них веет родным, близким сердцу пейзажем, и священная река кажется им ещё более дорогой и бесконечно милой.
На прогалинке какой-то предприимчивый араб наскоро сколотил палатку, продаёт бутылки, в которые паломники берут иорданскую воду, и варит турецкое кофе.
-- Карош вода! Карош вода! -- рекомендует он, предлагая чашечки душистого, ароматного кофе.
Налитая в бутылку, мутная вода быстро, в несколько минут, отстаивается и превращается в кристально-светлую, прозрачную, чистую.
-- Никогда не портится! -- объясняет араб.
В зарослях слышится молитвенное пение. Ближе и ближе, и на полянку вереницей выходят паломники в длинных, белых рубахах, повязанных цветными поясками, с зелёными пальмовыми ветвями в руках.
Они крестятся при виде священной реки и с пением тропарей входят в воду.
Суетливый араб указывает им место, где можно купаться.
Каждый из паломников трижды окунается в воду с головой, и, среди всплесков воды, это пение среди реки звучит так странно, так красиво.
Такая оригинальная картина, -- эти люди в белых рубашках, по пояс стоящие в воде с поднятыми над головой зелёными ветвями.
А вода кругом вспыхивает, блещет, горит золотыми искрами под лучами солнца. Тихо плещется и журчит под длинными ветвями нависших ив. В зарослях тихим свистом перекликаются птицы. Где-то в зелени заливается малиновка.
И эти голоса птиц, и тихий плеск воды, и золотые искры, и пение молитв, и голубое безоблачное небо, -- всё это сливается в тихий, стройный, благоговейный гимн.