... об каком-нибудь самом мизерном холсте, об теплых сапогах и валенках в дорогу. Почем знать, может быть, самым задушевным образом сойдутся вот теперь-то, когда их развели, а прежде ссорились. {а прежде ссорились вписано. } И не попрекнут, может быть, друг дружку даже словом <?>, {даже словом <?> вписано. } а разве так только поохают на судьбу, себя одних, друг дружку и {одних, друг дружку и вписано. } жалеют. Почем знать?
Поверить трудно, как это { Далее было: иногда} просто и прозаично, п о шло <?> так происходит { Было: иногда происходит.} у этого люда, да и всегда почти, а не то что иногда. {а не то что иногда вписано. } Самое { Было: Самое большое и} трагическое будет то, {будет то вписано. } что завоют, может быть, в голос, когда будут прощаться на железной дороге в последнюю минуту. Завоет тут и девчонка, разинув { Было: безмерно разинув} рот до ушей, {разинув ~ ушей вписано. } на них глядя, а они, наверно, поклонятся оба каждый в свою очередь друг другу в ноги { Далее было: не взыщи} между вторым и 3-м звонком: {между ~ звонком вписано. } дескать, помни, прости, матушка, Елена Прокофьевна, не помяни лихом, а та ему: "Прости и ты меня, батюшка, { Далее было: за дурость.} виновата я во всем перед тобой", {виновата ~ тобой вписано. } а тут еще { Далее было: пожалуй} и грудной младенчик заголосит, который уже во всяком случае тут будет находиться -- возьмет ли его с собой она али у отца оставит. Одним словом, с нашим народом никогда поэмы не выйдет, это самый прозаический народ в мире. В Европе какой бы роман или поэма на эту тему могли бы выйти, да и обстановка не та: там горы, там замки, моря, { Было: реки} поток... { Далее было: Там, например, каторжный французик с необитаемого острова убежит и по тропическому лесу ходит 14 дней без пищи и питья, а по дороге ему встречаются боа-констрикторы и, представьте, его не съедают (смот<ри> ром<ан> Zola "Le ventre de Paris").} А у нас -- а у нас подаянные калачи в дорогу, да медные копейки, да поклоны в ноги. { Вместо: в ноги -- было: после 2-го и третьего звонка на дороге} Почти стыдно за наш народ. Ну, попробуйте описать это дело всё в повести, черту за чертой, начиная с попреков {попреков вписано. } молодой жены у вдовца, иногда {иногда вписано. } до швырка { Было: вышвыривания} из окна до той минуты, как та из окна поглядела вниз: расшибся ль младенец, и пошла каяться в часть -- виновата, дескать, до процесса потом в суде, о акушеркой до родин, { Далее было: заранее} еще в чреве матери каторжника за Грех его наказанного, до проводов, до поклона -- и уж какой бы, кажется, богатый материал, а ведь ничего не выйдет, кроме родного запаха лаптем и зипуном, а впрочем, что же я -- ведь главное тут взгляд и глаз. На чей глаз лапоть и зипун, а на другой, может, оно вышло бы лучше всех романов с гер<оями?> презрения. Всё это стихийно-русская глупость. { Далее было: и мерзость -- жизнь, за которую краснеть надо перед иностранцем.} Даже, может быть, вышло бы вовсе не так просто и прозаично. Даже всяких замков и потоков бы стоило и всяких героев с раздвоением и направлением. И чего, право, смотрят наши романисты. Вот описать черту за чертой, одну правду написать. Но вот беда, нужен взгляд и глаза. {Всё это ~ взгляд и глаза, вписано. }
Ведь вот, например, господин Алексе<й> Жемчуж<ников> смотрит на все наше народное движение в пользу братьев славян сего года с таким презрением, что даже стыдно за русский народ становится (прочти его статью в "Голосе"), {(прочти ~ в "Голосе") вписано. } ну, а на другой глаз ведь совсем другое дело нынешним летом у нас происходило. Тут глаз, тут взгляд. На иной глаз просто и более ничего, как лапти, необразованный кулак да шапками закидаем <?>, ну, а на другой так стоит {и более ничего ~ так стоит вписано. } всякой поэмы, { Было: всяких фантастических чудес} даже самой величавой и фантастической. По-моему, простого и не существует вовсе на свете, а есть только разные { Было: а. Как в тексте б. всякие} глаза у людей. { Вместо: глаза у людей -- было: глаза и взгляды.}
Но, видно, дело { Далее было начато: бедной} какой-то там бедной крестьянки показалось слишком мало скандальным, слишком немудреным и нелюбопытным сравнительно с высшими и мудреными чувствами -- например, Каировых -- и преступницу упрятали-таки { Было: присудили} в каторгу. {Но, видно ~ в каторгу, вписано. К октябрьскому наброску относятся также черновые записи на полях: Простота в этом случае состоит именно в желании добиться до nihil'a <ничто (лат.)> и до tabula rasa <чистый лист (лат.)> -- тоже в своем роде [искание правды и желание поскорее успокоиться] успокоение, ибо что проще нуля и начал и что <не закончено> Далее начато: 1. Тот же Теккерей и к стыду вашему относится. 2. Заметьте тоже, что в их вопросах заслышался опять Теккерей и к сты<ду> <не закончено > 3. С другой стороны, тот же Теккерей и к стыду <не закончено> См. также черновые записи к этому же наброску на полях ПМ n апрельскому выпуску "Дневника писателя": 1. Уж на что проще. До смешного просто. А между тем вовсе бы вышла повесть. А впрочем, мож<но> сделать и непросто. Мцыри. 2. Есть ли что-нибудь на свете просто. Всё от взгляда.}