Черновые наброски к главам первой (ЧН 1, второй (ЧН 2 ) и третьей (ЧА 1 )
ЧН 1
Пришел с прощением всех увлечений и крайностей.
(Это я усиленно подчеркиваю.)
Но не моя речь составила, таким образом, событие, а то, что славянофилы приняли вполне их главный вывод о законности наших стремлений в Европе.
ЧН 2
<1>
Если б умер кто, на Куликовом поле, право, было бы приятно.
И Пушкин именно таких разумел: Мстислав, князь Курб<ский> иль Ермак. Этот и потомков не оставил и не аристократ -- стала быть, Пушкин именно разумел доблесть, доблестных предков -- не давить хотел он аристократическим происхождением, да и кого давил Пушкин, боже мой!
Но его раздражали, его дразнили аристократом писаки русские, между прочим Булгарин.
Почему не ответить хоть и Булгарину, хотя бы в шуточных стихах?
Превозносились { Было начато: Дразнили его} перед ним вельможеством и действительно происшедшие от Митюшки-целовальника.
Стихотворение могло и идти всем в ответ.
Во всяком случае гордиться { Далее было начато: пред<ком>} происхождением от Мстислава по крайней мере так же простительно, как и от Митюшки-целовальника, ибо есть гордившиеся демократизмом и происхождением от Митюшки-целовальника.
Понявший и правду его, что наметил уже в иноке-летописце.
Но ведь несчастен и Онегин? Позвольте, тут другой вопрос, я вот как думаю.
Вдовой.
Его умилительной любви к народу. Эти казаки, подталкивающее > его на виселицу: небось -- нет, он не пропустил этой черты.
А сам Пугачев озверел и добродушная русская душа, русский плут
Сам великий госуд<арь>
Серьезно
Эти все, эти все картины
Никогда еще ни один русский писатель не соединялся так духовно и родственно с народом.
До сих пор всё это господа, об народе пишущие.
И эта черта в Пушкине столь ярка, что ее нельзя не заметить и не отметить как главнейшую, его особенность, какой ни у кого не бывало. Тут такая особенная черта, что ее нельзя не заметить.
Всемирная отзывчивость. Пушкин -- положительное подтверждение этой мысли.
NB. Отметив так этого скитальца, гениальным чутьем своим, угадав его первый в русской действительности с исторической судьбой его, отметив этот отрицательный тип, Пушкин дал начиная с Татьяны и типы положительные.
инок
Инок -- не идеал, всё ясно и осязательно, он есть и не может не быть.
Даже и теперь как господа.
А главное в правду свою Пушкин верит, никогда не подпадет высокомер<ию>.
Это Белкин посмотрел на Капитанскую дочку. Один тон рассказа.
Это рассказывает старинный человек, как будто тут и нет искусства, сам наивно написавший, не подпишись Пушкин, то можно подумать, что эта рукопись действительно найдена, можно ошибиться.
В этом сродстве духа с родною почвою и самое полное доказательство правды, пред которым всякая мысль о подделке, об идеализации исчезает, стушевывается.
Небось, небось -- не пропустил же Пушкин этой черты.
Чуть соприкоснулся с почвой, стал на великую дорогу. Великая дорога -- это соприкосновение с великими идеалами общечеловеческими, это и есть назначение русское.
Ибо назначение русского человека -- есть всеевропейское и всемирное, оставаясь русским. Но что значит в этом смысле остаться самостоятельно русскими. Оно именно и значит, внести примирение в европейские противуречия, { Над строкой вписан вариант: всё примирить, все европейские противоречия} дать исход европейской тоске, вместить с братской любовью в свою душу всех наших братьев великого арийского племени и, может быть, впоследствии, в конце концов, изречь окончательное Слово всепримирения, всесоединения в великой и общей гармонии братства евангельского, { Между строк вписано: Христов} единения людей. Вот какую надежду оставил нам Пушкин. И действительно: взгляните на третий период его деятельности: Коран, древний Рим, Испания, Англия.
И как подумать, что деятельность эта только что начиналась. Мои слова могут показаться кому-нибудь восторженно преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что я их высказал. Этому должно было быть высказанным. Я же сам твердо верю в правду мною высказанного.
Славянофильство и западничество.
Нет строгих разделений, организм.
NB. Это не есть подражание, не усвоение. Это перерождение.
NB. Дух народа -- усвоение всего общечеловеческого. Позволительно думать, что природа или таинственная судьба, устроив так дух русский, устроила это с целью. С какою же? А вот именно братского единения в апофеозе последнего слова любви, братства и равенства и высшей духовной свободы -- лобызания друг друга в братском умилении.
И это нищая-то Россия.
Царь небесный в рабском виде.
И Христос родился в яслях.
Это -- не мечта.
NB. После Пушкина это не мечта. Пушкин -- факт.
<2>
2) Слышится вера в русский характер, вера в его необъятную духовную силу, а как вера, стало быть, и надежда, великая надежда на { Было: в} русского человека.
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни,--
сказал он сам потом.
Вся деятельность Пушкина в этом 2-м периоде есть {Вся деятельность ~ есть вписано, не закончено. }
3) Но что поражает, это умилительное.
Я не говорю о величавом образе инока.
Посмотрим Медведя.
Сказка о Медведе -- всё это сокровища для будущих художников, для будущих { Далее было: творцов} работников { Над строкой вписан вариант: деятелей} на этой ниве. Положительно можно сказать: не было бы Пушкина, { Перед: не было бы Пушкина -- помечено: 1) (эта помета соотносится с пометами 2) и 3)).} не было бы и последующих талантов, которые бы не проявились бы и не выразились, несмотря на всю свою силу. Но и не в творчестве, не в поэзии лишь одной дело: не было бы Пушкина, не определилась бы, может быть, в такой самостоятельной силе, в какой это явилось потом, -- наша вера в нашу русскую самобытность, наша сознательная уже теперь надежда в наши народные силы и в твердый грядущий путь нашей деятельности (наше отношение к европейскому гению, наше умение различать среди европейских гениев -- духов добрых и злых).
Вот перед этим-то грядущим Пушкин и стоит перед нами как указание и пророчество. Но чтоб разъяснить эти силы, надо 3-й самостоятельный период. {Вот перед этим-то ~ период, вписано. }
Байрон. 1-й период. Говорят о каких-то подражаниях.
NB. "Цыганы".
Разве бывают с такой страстною духовною силою подражатели? В "Цыганах", например, поэме, бесспорно относящейся к первому периоду деятельности Пушкина.
Одно написано раньше, другое позже.
Он не у себя, он не дома. Он не знает, что ему у себя делать, { Далее было: на своей ниве} и чувствует себя у себя же самого {у себя же самого вписано. } чужим; там, в тех счастливых, по его мнению, странах, где жизнь, кажется ему, кипит горячим, стремительным ключом, полна, самостоятельна. Правда, он болен { Между строк вписано: Фурье} уже и вечным идеалом. Это тот же Алеко, искавший идеала. -- Правда, и он любит родную землю, но родной правде {родной правде вписано. } он не доверяет, верит в невозможность работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность глядит с грустной насмешкой. Не такова Татьяна: у той инстинкт, у той крест и тень ветвей.
Но манера глядеть свысока заставила его и не узнать { Над строкой начато: не от} Татьяну, что не "нравственный эмбрион" она только. Правда, мешала л светская манера, фатство, рабство и лакейство души перед авторитетом. Явись Чайльд-Гарольд оттудова, из своего места, и влюбись в маленькую девочку Татьяну, { Над строкой вписан вариант: туда, в эту деревню, и заметь Татьяну} покажи ей уважение, и Онегин тотчас же был бы поражен { Выше вписано: на нее} и удивлен, конечно на время, тотчас же бы оценил высоко прелестную девушку и на время возвел бы ее в свой идеал. Ибо никакая Татьяна не наполнила бы проклятую, беспредметную тоску его. Навеки оторвавшись от почвы, он не знает и не понимает никакой жизни. {Ибо никакая Татьяна ~ никакой жизни, вписано. } Но этого не случилось, там все Зарецкие и Ленские, которых он презирает откровеннейшим образом. Он отделался фатской проповедью, хотя и показал себя честным человеком.
Но вот он встречает ее уже знатной придворной дамой. Нет, она не то, что Онегин. Кто сказал, что ее уже успел развратить модный свет и тщеславие -- если не развратить, то по крайней мере испортить и отравить -- нет, у ней всё те же крест и тень ветвей и 1-ый идеал в душе. О, как она искренна в ту минуту! Но зачем же она не отдалась Онегину? Кому верна, зачем верна? -- Тому, кто ее любит. Тут трагедия. Соблазнительная честь.
О, не мщение женщины, но зачем же она не отдалась ему.
Кто он? Нет, это он нравственный эмбрион.
Ведь он забыл ее совершенно и, увидя в светлом величии.
Молодой казак, именно молодой, а не старый.
Светская повесть -- "Пиковая дама".
Великий государь. Ах, как это добродушно и хорошо.
Зверства с русской добротой. {Ведь он забыл ~ русской добротой, разрозненные наброски на полях. }
<3>
Откликнуться на все духи --
Думаете ли вы, что это есть в западной литературе, так ведь это чудо, ведь надо же это сознать. Это столь оригинально, { Далее было: что и} и в этом-то и есть пророчество. В чем же пророчество?
Алеко, стремление к мировому идеалу. Беспокойный человек. Фантастическая жизнь у цыган. И вот при первом столкновении обагряет руки кровью. Его прогоняют.
Оставь нас, гордый человек.
Не то чтобы цыганы были тот идеал общества, но даже и цыганам-то он не годится. Переделать весь мир -- и чуть личность -- кровь. Мы -- нет у нас закона. {Мы -- нет у нас закона, вписано между строк. }
Овладей собою сначала и увидишь рай. Это уже указание, это уже русским духом повеяло. { Между строк вписано: а. Но тут б. Не <нрзб.> } Не безграничная личность, а смирись, подчини себя себе, овладей собою, -- что, впрочем, и есть самое сильное проявление личности, а не требуй прав человечества, не то первый позовешь на помощь закон. Да, тем и кончишь. {не то первый ~ и кончишь, вписано. } Когда ты первый их не достоин и первый в этом идеальном обществе производишь диссонанс своей злобой и жадностью наслаждений даром, за которые ничем нравственно не хочешь платить. Такой силы мысль -- не есть только подражание.
Скоро Пушкин перешел во 2-ой период. Это не строго отмежевано. {Это ~ отмежевано, вписано. } Еще в "Онегине" в 1-х главах слышится.
Но посмотрим на Онегина, разве это не всецело русский человек, русская тоска тогдашнего времени. Это тоже Алеко -- оторванный от почвы.
Европа и удел всего арийского племени нам так же дороги, как Россия, -- удел всего арийского племени есть русское дело, родное нам, прирожденное, наша сущность, наш идеал.
4-й период. Может быть, Пушкин дал бы великие положительные типы красоты русской.
Все эти славянофильства и западничества -- всё это лишь одно великое недоразумение, правда, исторически необходимое в просыпающемся русском сознании, но которое, конечно, исчезнет, когда русские люди взглянут прямо на вещи в глаза.
Овладей собою и узришь правду и станешь достойнейшим праведником -- наступит и для тебя золотой век.
Это { Выше вписано: Ведь} мысль русская, ее сознает и народ, он читает ее в жизни первых христианских подвижников, побеждавших себя и плоть свою и выраставших до страшного значения силы, видевших Христа так, что и земля не могла вместить их.
Их прошлое для нас -- дорогие и родные могилы, их будущее -- это наше родное дело, наш идеал братства племен и народов.
Удел той бедной и презираемой еще нами земли, которую в рабском виде царь небесный исходил благословляя. Чего нам стыдиться -- нашей бедности и нищеты. И Христос родился в яслях. Но вот мы выставляем поэта, дух которого откликнулся на все духи...
Пушкин явился как раз в самом начале правильного самосознания нашего и деятельности нашей после петровской реформы, и появление его чрезвычайно осветило нашу дорогу. В этом смысле Пушкин есть и пророчество и указание. Я делю деятельность Пушкина на три периода, был бы, может быть, и четвертый период, но бог судил иначе, и смерть взяла нашего великого поэта в самом полном развитии его духа и сил. Я не буду смотреть критически. {Я не буду смотреть критически, вписано. } Говорят, он в первом периоде (строгих разграничений нет). Онегин как бы начинается еще в 1-ый период, а кончается в самой полной силе второго.
Моя мысль о пророчестве и таинственности для нас значения Пушкина.
Фантастический Алеко (в противуположность Онегину) реально пришел к цыганам и вот обагряет руки кровью и что же, даже цыганам не годится, не то что для мирового идеала. {Фантастический Алеко ~ мирового идеала, вписано. } Это тот гордый и страдающий человек, жаждущий мирового счастья, который первый, чуть коснется до него, потребует закона терзающего и казнящего. { Между строк вписано: 1. Чуть не по нем. 2. ничего не понял и <?>}
О, эту мысль сознает и народ, и хоть не всегда исполняет ее в своем смрадном и угнетеннеишем разврате, но чтит ее со слезами, { Вместо: чтит ее ~ слезами -- было: молится ей} как святыню, верит ей и молится ей со слезами. {со слезами вписано. } О, пока еще он знает ее в том, что ему всего драгоценнее в религиозных идеалах своих -- в святынях, величии умерщвленной плоти и овладении духом своим до высочайших размеров свободы и { Далее было: силы} нравственной силы. { Абзац обведен фигурной скобкой и отмечен знаком: NB}
И тогда узришь Христа, не убьешь и не растерзаешь, а простишь и полюбишь, не призовешь защиты закона себе в помощь, -- ибо сам исполнишь его.
Это тот же Алеко, но в более реальной постановке.
Пушкин реалист как<их> еще не бывало у нас.
От своих отстал, к чужим не пристал, жаждущий внешних идеалов -- внешней спасающей силы. Укажите ему тогда систему Фурье, который еще тогда был неизвестен, и он с радостью бы поверил в нее и бросился бы работать для нее, и если б его сослали за это куда-нибудь, почел бы себя счастливым. Нашлась бы внешняя мировая деятельность -- до 1-го разочарования, разумеется. Но тогда еще не было системы Фурье. Полюбить же работу тогда, как и теперь, {тогда, как и теперь вписано. } было немыслимо, стать своим между своими была немыслимо. Не то что не в моде, a просто немыслимо, a проста абсурдом. Идеалов в своей земле у него не было. И вот Татьяну он не узнал. Явись Чайльд-Гарольд.
Нет, если кто был нравственный эмбрион, так это он, Онегин.
NB. Стань она вдовою, она и тогда бы не пошла за ним. {NB. Стань она ~ за ним. вписано. } Если б она верила в него, она бы пошла за ним. { Далее было: может быть} Русская женщина идет, если верит. Это она доказала. Но во что было верить Татьяне?
В подражаниях никогда не появляется столько самостоятельности страдания и той глубины самосознания, которую выразил Пушкин в своем Алеко. Не говорю уже о творческой силе и стремительности духа, которой не было бы, если б он только подражал. Представляет уже русскую мысль, уже начало мощной: самостоятельности. Действительно в типе Алеко слышится мощная самостоятельность. {Действительно в типе ~ самостоятельность, вписано. }
Пушкин уже отыскал этого страдальца, в котором отразился век и соврем<енный> человек, и нашел, { Было: отыскал} конечно, в себе самом, а не у одного только Байрона. { Вместо: в себе самом, а не у одного только Байрона -- было: в себе гораздо более, чем у Байрона} Конечно, гораздо более в себе, чем у Байрона.
Наши фантазеры, наши скитальцы продолжают и до сих пор свою деятельность и если не ходят в цыганские таборы, то ходят в народ, ибо тот же в них недуг, что в Алеко и Онегине -- всё тот же человек, только в разное время явившийся и в разных видах осуществившийся. {и в разных видах осуществившийся вписано. } Это общий русский тип, во весь теперешний век. Правда, огромное большинство русских, как тогда, {как тогда вписано. } служит и, конечно, {и, конечно, вписано. } мирно в чиновниках, или в казне, или в железных дорогах, но ведь это только ... ведь главный-то нерв этих русских. Коснись этих чиновников звук и мысль, озарись их ум самосознанием, и они запоют то же самое. Что же поет Онегин. О, он тоскует, что под ним нет почвы, хотя в Алеко еще и не умеет этого правильно высказать.
Один еще на ногах, а другой уже дошел до запертой двери. Что в том, что один еще и не начинал думать, { Далее было: еще} а другой уже дошел до запертой двери. Всех одно ожидает, если не поворотят на спасающий путь.
Сват Иван, Медведь -- это любование, это любовь.
Умилительная любовь. (Не в той и другой ловко и умно подмеченной черте народного быта и характера, столь мастерски явившейся в последующих писателях и у самых лучших из них, всё еще с некоторой высокомерностью взгляда, всё еще с оттенком чего-то из другого общества и быта, а просто какая-то умилительная любовь к народу, к душе его и вере, преклонение пред величием духа его.)
Много бы сделал, да и прикосновение к народу открыло вдруг Пушкину новые горизонты 3-го периода его деятельности (Европа). Самое важное. {Много бы сделал ~ Самое важное, вписано. }
3-ий период. Жадная русская душа, возлюбившая столь много в народе русском, соединившаяся с ним и прикоснувшаяся к почве, как бы разом окрепла и ощутила в себе богатырские силы и невиданные широчайшие стремления. Да, воссоединение с гениями Европы есть { Далее было:[назн<ачение>] цель и} исход русской силы к величайшей цели.
Но, однако же, вот явилась душа, вместившая все духи и гении мира, не внешне, а органически, как бы свое родное -- и это уже есть указание, пророчество и указание.
Финал "Онегина": русская женщина, сказавшая русскую правду, -- вот чем велика эта русская поэма.
Тут другой вопрос: не кому и чему отдана, а кому и чему отдаться? Да если б она освободилась, она бы не пошла за ним.
Прозвучал темперамент женщины, и это нам как бы дороже, что она не совсем Мадонна, не совсем идеал. Тут мучение, тут трогательно; тут человек!
О, она уже давно поняла его, она еще там, в глуши, девушкой, почти поняла его.
Увидеть барский дом нельзя ли
. . . . . . . . . . . . . .
Уж не пародия ли он?
И Христос родился в яслях, может, и у нас родится { Было: явится} Новое Слово.
Пока, однако, у нас Пушкин.
Духи и гении Европы это недаром, этим многое обозначается, вот тут-то и пророческое значение Пушкина. {Духи и гении ~ пророческое значение Пушкина, вписано. }
<4>1
1 На с. 1 помета А. Г. Достоевской: Из Пушк. (Не напечатано.)
Памятник Пушкину воздвигнут, и мы празднуем день справедливого воздаяния от земли Русской и от общества Русского величайшему из русских поэтов. А между тем еще так недавно, да и теперь конечно, существует и ходит множество мнений, перешедших в убеждение об ограниченности Пушкина, об ограниченности его политического ума, об ограниченности его гражданских воззрений, нравственного развития, подозревают в душе его осадок крепостничества. { Далее было: будто бы <нрзб.> } Признают за ним {за ним вписано. } -- это-то уже почти все -- значение величайшего художника, но в чрезвычайном уме Пушкина и высоком нравственном развитии его весьма и весьма еще многие сомневаются. Не останавливает и соображение, что великий поэт наш был в то же <время> одним из образованнейших людей нашего времени. По сочинениям его видно, что ему близко знакома была всемирная литература, что он прочел очень, очень много, что он интересовался такими книгами из европейских литератур, которые совсем почти и неизвестны были кому-нибудь из русских его эпохи. Что же до сомнения в уме его, { Вместо: до сомнения в уме его -- было: до ума его} то сомневающихся не оста<но>вил даже, например, хоть образ Онегина, { Далее начато: в его} воплотившего в себя тоску наивысше развитого русского человека своего времени. Не одною только бессознательно художественною силою создан этот сильный и глубокий образ и тип, но и совершенно сознательным и осмысленным вникновением в появление его между нами. Пушкин объясняет его сам от себя лично, как автор, { Далее было: говорит об нем} судит его сознательно во многих строфах своего бессмертного романа, заставляет и героиню свою, Татьяну, { Далее было начато: от<части>} догадаться о нем и сознать его хоть отчасти, спросить себя:
Уж не пародия ли он?
Это и тип Чацкого, столь сбивчивый, столь самоуверенный, бранящий Москву и французский язык, бранящий фраки, кричащий, что нам надо занять хоть у китайцев
Премудрого у них незнанья иноземцев, { Было: заграницы}
и между тем бегущего из России за границу. Если б Сознательно нарисовал его таким бессмертный поэт, то вышел бы и тип бессмертный и правдивый. Но Грибоедов { Далее было начато: взгл<янул>} сам взглянул на свой тип не отрицательно, а положительно, и сам уверовал в "ум" своего героя и вышло -- сбивчивость. Не таков Онегин: это тип твердый, глубоко осмысленный, это истинное {истинное вписано. } изображение страдающего, оторванного от русской почвы интеллигентного русского человека, живущего на родине как бы не у себя, желающего стать чем-нибудь и не могущего быть самим собою. { Далее было: Пушкин} Повторяю, Пушкин глубоко сознательно создал этот тип -- и Пушкина { Было: его} ли не считать умнейшим и глубочайшим русским человеком своего времени, хотя бы за этот только им созданный тип. <л.1> Но, однако же, сомневаются, приписывают ему несвойственное, толкуют об нем до комичного ошибочно. Один из известнейших современных русских писателей свидетельствует, что он видел Белинского, с комической яростью напавшего на "отсутствующего", как выразился этот писатель, Пушкина за его два стиха в "Поэт и Чернь":
Печной горшок тебе дороже,
Ты пищу в нем себе варишь!
"И, конечно, твердил Белинский (продолжает писатель), сверкая глазами и бегая из угла в угол. Конечно дороже. Я не для себя одного, я для своего семейства, я для другого бедняка в нем пищу варю, -- и прежде, чем любоваться красотой истукана -- будь он распрофидиевский Аполлон, -- мое право, моя обязанность накормить своих и себя, { Было: его} назло всяким негодующим баричам и виршеплетам!" И уж если такой человек, как Белинский, написавший (по крайней мере доселе) всех более и всех лучше о Пушкине, разъяснивший { Далее было: его} нам его значение во многом весьма удовлетворительно, -- если Белинский, повторяю я, назвал Пушкина барином и виршеплетом за грубую будто бы ошибку великого поэта в гражданском и нравственном воззрении его на искусство, то уж сколько, должно быть, было от других, низших чем Белинский, когда идея попала на улицу, { Далее было: сколько} -- осмеяний, хулений, осуждений, ругательств над низким уровнем мировоззрения поэта, за его "гражданскую несостоятельность", за "крепостническую неразвитость"! А между тем какая комическая ошибка. Какое смешное и грубое заключение! Вообразить только, что такого великого ума человек, как Пушкин, станет кричать со своего возвышения народу (то есть простецам, мужикам) и укорять их за то, что им их печной горшок дороже истукана, требовать от них понимания искусства, бранить мужика, мещанина -- или кого еще. Ну, положим, даже и чиновника его, Станционного смотрителя, которого так симпатично и задушевно создал Пушкин, -- бранить, их за то, что они прежде чем восхищаться "красотой истукана" -- стараются накормить из печного горшка их голодные семейства! Я для другого бедняка в нем пищу варю! -- восклицает Белинский, -- и этот излишек добродетельного обличения не для красоты только слога вставлен, а, очевидно, из подозрения, что Пушкин и нравственно был так низко развит, что не понимал, что бедняка, безо всякого сомнения, надо накормить прежде, чем любоваться истуканом. { Далее было: Иначе не бегал бы Белинский из угла)} Если б не подозревал Белинский нравственной несостоятельности { Далее было: хотя} в этом случае Пушкина, то нечего было бы бегать ему из угла в угол, как повествует свидетель. И такая глупость, такое нравственное ничтожество приписывается, однако ж, Пушкину! А между тем какой вздор!
Еще в Евангелии сказано, чего Пушкин конечно не мог не знать, самим Христом: "Не одним хлебом будет жив человек". Значит, наравне { Было: рядом} с духовной жизнию признано за человеком полное право есть и хлеб земной. Как мог Пушкин не знать и <л. 2> не понимать такой простой мысли, что народу { Было: человеку} надобно есть, и надобно прежде всего: тут ждут хлеба дети, которым уже никакого нет {нет вписано. } дела до истукана и до стихов поэта Пушкина. Как могло прийти в голову, что Пушкин мог сердиться на народ за тог что он { Далее было: прежде} не любуется его стихами или Аполлоном Бельведерским прежде чем съест что-нибудь из своего горшка! Конечно тут горшок дороже -- и Пушкину ли это не знать. И не смешная ли идея, что укоряет { Было начато: гово<рит>} он за горшок бедняков, мужиков, то есть настоящий народ, и называет их { Далее было: чернью} за это чернью. Да они { Было: мужики} и не знали может быть, что Пушкин существует? Да они и читать не умеют! {Да они и читать не умеют! вписано. } Нелепость обвинения, однако ж, не остановила его.
Не ту чернь разумел Пушкин -- и это очевидно, не дурак же он был совсем, не мальчик пятилетний. { Далее начато: Тут главный ст<их>} Он разумел "светскую чернь" и еще тех, которых он укорил словами: "тебе бы пользы всё", и это главный стих в стихотворении: из светской черни и из богачей толстосумов есть очень многие, и были и при Пушкине, {и были и при Пушкине вписано. } которые покупают истуканов, Аполлонов Бельведерских, и готовы были бы тратить на них даже большие деньги, {и готовы были бы ~ деньги вписано. } и ставят их не то что на своей лестнице, но даже в хоромах своих, в зале или в кабинете. И, уже не беспокойтесь, так отлично знают, что рыночная цена истукану гораздо дороже горшка, равна, может быть, десяти тысячам горшкам.
Скажут, что Пушкин корил { Было: разумел} не народ, а бедных чиновников, разночинцев, одним словом, всех тех, которым так важен печной горшок. Но разве это не всё равно, что народ?
Тех же, { Далее было начато: котор<ые>} из разночинцев, не столь нуждающихся в горшке, и свет ничего нет дурного укорить за матерьялизм привычек, за плотоядность инстинктов, за животность желаний, за жаждут отличий, те действительно смотрят на искусство как на игрушку, но в таком случае печной горшок обращается уже в чин, в черни же Пушкин корил бы ту же необразованность>. { Далее было: Но не на это, очевидно, не на это истратил Пушкин столько силы и энергии в своем бессмертном и глубоком стихотворении.}
Но есть еще чернь толстосумы, невежественная чернь.
Пищу варить, пищу самолюбия, упиваться гордостью, тут сравнение с горшком народным лишь для силы выражения. Точно так же как чернью, "народом" названы { Далее было: грубые} непосвященные, то есть светская чернь, грубые толстосумы, по крайней мере те, которые умеют читать стихи и знают, что такое стихи.
Но и не это одно, не толстосумов, тут глубокий вопрос об искусстве. И право, Пушкин не на них истратил столько энергии и сил.
Чернь образованности.
Чернь в критиках <?>. {Скажут, что Пушкин ~ Чернь в критиках <?> разрозненные наброски на полях. } <л. 1 об.>
ЧА 1
Ихнее общество сложилось не по-нашему, не на Христе, а на. Римской империи.
Христианство не освящает рабство, как легкомысленно, с резвостью ребенка, вы готовы вывесть (и рады вывести).
Затем устраивает свое общество. Мы свое. Оба различно.
Теперь мы долж<ны>
Да, конечно, народн<ая> правда и народн<ый> идеал, как я объяснил их выше, конечно, вам должны быть чужды и противны. Вы совершенно общественные учреждения, воспитывающие в человеке если не христианские, то гражданские доблести, конечно, ставите вм<есто> того, что наш народ считает абсолютной и незыблемой правдой, но во что вы не верите. А пока мы не можем справиться даже с таким разногласием.
Не сложились национально. Подождите, кто же мешает народу как не вы, выдумавшие самую фантастическую идейку возносить народ до себя (и на ней успокоились).
Церковь стоит. Рим доживает.
У нас общественные идеалы находятся в процессе развития, да, но вы не будете в них участвовать, как дурная трава. Виноватее всего вы, что до сих пор еще в процессе развития ваше слепое преклонение пред формулой, которая завтра же рухнет и мешает русскому народу. Кто его держит за руки. Ваши ошибки!
Запад справился со своими идеями. Поистине достойно профессора науки и русского публициста.
Где же они справил<ись>. Завтра рухнет. 94-й год. 30 000. Когда Бабеф. Буржуазия. Народ уже слышал слово. Тен. Утонет в вине. Вы гордитесь, когда это случится, смотрите, гораздо скорее, чем вы думаете -- да при первой огромной политической войне, а элементы { Далее было: ее обхватили} густо лежат в Европе. Франция и Пруссия. Англия, сосущая всех как лимон. России, всем мешающей, разве выдержать год войны. Элементы братства <?>. Мы еще и не знаем, как мы сильны. И рухнет всё -- и богатства. { Далее было начато: Нечего} Об нас разобьется. Нечего нам там учиться общественным идеалам, у нас свои есть.
С чем там они справились.
Да, господа, я либеральнее, мои идеалы и либеральнее ваших, я смело говорю это.
Антихрист.
(вы тут подсчитали)
Ах, вы
нового поклонения?
умирание
Слово Антихриста.
Теперь понятна и буря в стаканчике. Да как он смел.
Вот именно о том, как силен русский народ.
Клеветники?
А мы-то куда же. А нас-то куда же теперь денут?
Либералы справились.
Да, повторяю аксиому -- либерал враг народа.
Вы задались фантазией вознести народ до себя -- взялись развратить народ до себя -- посмотрим, удастся ли вам. Грядут новые люди, любящие народ и преклоняющиеся перед народной правдой. Встречает их общество, уставшее от ваших шаблонных уроков и европейских лекций.
Куда нас теперь денут.
Да если поклонение, то и желание всеслужения становится абсурдом, невозможностью.
Неужели восторг был оттого, что мы всех могущественнее и длинноголовее.
Серьезность этого момента восторга испугала вас. А в обществе есть элементы, которые жаждут подвига, утешающей мысли, обетованного дела, а стало быть, общество уже не хочет удовольствоваться нашим либеральным хихиканием над Россией и принять наше учение о вековечном бессилии России { Далее было: если} без европейцев. А только России такая роль! и из-за этого восторги. А нас-то куда же?
Вот все и принялись утешать себя.
Во-1-х, умные люди разбили, зачем же вы опалу на своих, оплевали, осталось утешение.
Объяснили разными поводами: всеобщим настроением ("Страна") говорили или не говорили все люди бывалые. Отчего же оно не выходило до этого часу. Нет, попробуйте-ка, подите-ка сами, скажите, как вас примут. Но вы успокоились, речь оплевали, признали нулевою, ничтожною, победа, дескать, за нами, и теперь не надо спрашивать: куда же нас теперь денут?
в стаканчик
Зосима. Гейден. Вот вы говорили Коробочка-христианка
-- помещик-христианин
-- Верно не было христиан настоящих.
-- Что за религия, скажете вы, если нет христиан, потому что так трудно быть христианином.
-- Это уже вопрос, быть или не быть христианству.
-- К счастью, не вотировалось, как было в 93-м году.
-- Да и много ли нужно праведников?
-- Тут другая политическая экономия.
-- Ну сколько нужно республиканцев?
-- Сохранить бы идеал. Хотя бы двое принесли жертву. Историки не знают. Смирение.
Вы пишете о рабстве. Павел.
Христианство не освящает рабство. Туманы <?> исчезают со светом.
-- Будущий Шекспир и выносить.
-- Вы не верите? Это уже есть. Освобожденный мужик подает Руку.
Поговорим о христианстве как о нравственной идее, перейдем теперь к общественным идеям. Их нет вовсе.
Вам главное показать, до какой степени я мельче вас: я-то< дескать, всего только "религиозен" и всё основываю на самосовершенств <овании>, а вы прямо и благородно смотрели на гражданств<енность>. С одной стороны, какая отсталость, с другой -- какой благородный жест <?>
Он отвлеченен, он ясно и в полноте не видит, и он не может быть не горд, и не только перед Держимордой горд, но и перед всей Россией.
Были умы, что и перед всем миром гордились и всё создание божие презирали.
Но у нас обыкновенно Европа в идеале, и скита лещ наш тоже попирал каблуком свою сиволапую родину.
Что христианство и самосовершенствование, идея, дескать,: скудна, а у нас-то идеалы гражданские. Это пошире-с, следовательно, вы ретроград, вы отстали, а мы-то как шагаем, мы-то как шагаем, мы-то с Европой в стремлениях равняемся. Ну и книги вам в руки. Только позвольте поговорить.
Несколько лекций по поводу одной лекции, прочитанной мне г-ном Градовским, с обращением к г-ну Градовскому.
Запад провалится.
Вы скажете, { Было начато: зам<етите>} может быть, хороша ли ваша любовь к Европе после таких слов.
А разве я рад тому (что он провалится). Нет, я с упованием смотрю. Народ западный свергнет ту гнусную оболочку, в которой его заключили, и кончит тем, что найдет Христа. Может быть, к нам и придет за ним, к народу нашему великому, и тогда все обнимемся и запоем новую песнь.
Меттерних. И за это мнение мы в 49-м году еще ответили, когда вы были студентом.
Я знаю, мне скажут со всех сторон, что не стоило и смешно писать такой длинный ответ на вашу статью. Ног клянусь, я не для вас писал и не для утоления моего самолюбия. Я для других писал. Я намерен с будущего года "Дневник писателя" издавать. Так вот это мой profession de foi, "пробный номер".
Отыскался критик, соединяющий безотчетность нападений с искусною комильфотностью.
Развратить народ до себя.
Да неужели же вы думаете, что народ согласится стать такою же безличностью как и вы (да не вы, не вы, г-н профессор, я не про одного говорю).
И наконец, мы не дадим, мы не подчинимся, мы не простим, не выйдет. С кем и с чем? С народом.
Бездна { Далее было: маленьких} человечков выскочила: "А мы-то куда же теперь?"
Мои идеалы шире ваших.
Положим, время и место не позволяют. Но впоследствии, когда вы узнаете, может быть, и вы перед ними преклонитесь. Тем более, что ваши гражданские идеалы воистину мечты и абсурды, которые никогда сбыться не могут, а у меня действительность, которая уже есть и пребывает.
У вас гражданские идеалы одно, а христианство другое. По-нашему, по-русски это неделимо. Гражданским должно быть христианство, а христианин уже поневоле гражданином, ибо мы христианство принимаем в идее, а не в слове и не в букве, как вы.
И составили огромный контингент нашего абсентеизма, объявившегося тотчас же по освобождении крестьян.
Общественная идея из нравственной. След<овательно>, самосовершенствованию главн<ая> роль. Да позвольте наконец, что такое идея гражданская вообще говоря.
Удивить.
Я уже сказал, что с нравственн<ых> начинается, с религиозных
Римское государство. Бог -- под земл<ею>
Компромисс
Одна в государство, друг<ая> сохранила Христа.
и государство в церковь
Ваш идеал и мой. Ваш мельче, нам нельзя высказаться.
У нас шире
2 половинки
Меттерних.
Муравейник.