Источники текста
ПМ -- Подготовительные материалы (наброски, заметки). См. наст. том, стр. 230. Хранятся: ИРЛИ, ф. 100, No 29499.ССХБ.19 (1 л., 2 стр.); ГБЛ, ф. 93.1.2.12 (2 стр. в переплетенной тетради); см.: Описание, стр. 74. Публикуется впервые.
ИР -- Наборная рукопись. Автограф с поправками. В переплетенной тетради. Хранится: ГБЛ, ф. 93.1.2.12; см.: Описание, стр. 77. Публикуется впервые.
ДП -- Дневник писателя за 1877 г. Апрель. СПб., 1877 (цензурное разрешение 3 мая 1877), стр. 95--109.
Печатается по тексту ДП со следующими исправлениями по HP:
Стр. 115, строка 38: "не помню" вместо "не помню".
Стр. 116, строка 24: "перед желанием" вместо "перед желаниями".
Ранний набросок (к первым трем разделам рассказа) датируется приблизительно первой половиной апреля; второй -- концом апреля.
26 апреля 1877 г. Достоевский вместе с коротким сопроводительным письмом прислал метранпажу М. А. Александрову конец первой главы апрельского номера "Дневника писателя". Из письма к Александрову от 28 апреля очевидно, что Достоевский уже отправил в типографию очередные страницы "Сна смешного человека": "Присылаю Вам продолжение с 7-й по 12-ю страницу включительно, начинать же в строку с последнего слова в корректуре. Тут фраза была не окончена". Без интервалов посылались в типографию и последующие разделы рассказа. В письме от 30 апреля Достоевский сообщал метранпажу: "...посылаю 5 страниц. Хорошо бы, если бы и сегодня, подобно вчерашнему, мне прислали эти 5 страничек вечером для корректуры, о тем чтоб взять их завтра в 8 часов". Днем позже, 2 мая, в письме к Александрову: "...вот конец рассказа <...> Поскорее бы корректуру и к цензору: боюсь чтоб чего не вычеркнули". Примечательны в последнем письме опасения Достоевского придирок цензуры, к счастью, на этот раз оказавшиеся напрасными.
1
"Сон смешного человека" имеет такой же жанровый подзаголовок ("Фантастический рассказ"), как и "Кроткая". Но в "Кроткой" "фантастична" лишь избранная Достоевским форма повествования (см. наст. изд., т. XXIV, стр. 5--6). Другое дело "фантастичность" "Сна смешного человека", проникающая самую суть произведения. Это "фантастичность" во многом того же рода, как и в высоко ценимых Достоевским "Пиковой даме" Пушкина, "Петербургских повестях" Гоголя, {О близости другого "фантастического" рассказа Достоевского ("Бобок") к "Запискам сумасшедшего" Гоголя см.: наст. изд., т. XXI, стр. 403.} "Русских ночах" Одоевского, произведениях Э. По и Э. Гофмана.
Достоевский в письме к Ю. Ф. Лбаза от 15 июня 1880 г. коснулся природы фантастического в "Пиковой даме": "... верх искусства фантастического. И Вы верите, что Германн действительно имел видение, и именно сообразное с его мировоззрением, а между тем в конце повести, то есть прочтя ее. Вы не знаете, как решить: вышло ли это видение из природы Германна или действительно он один из тех, которые соприкоснулись с другим миром, злых и враждебных человечеству духов. (NB. Спиритизм и учения его)".
Подобного же рода двусмысленность (два пласта, реальный и фантастический, без обозначения четких границ) присутствует и в рассказе Достоевского: сон рожден "природой" самоубийцы-прогрессиста и в то же время настаивается на "реальности" особого рода -- соприкосновении с другими и высшими мирами. Даже больше; сон и жизнь уравнены -- "философские" синонимы: "Сон? что такое сон? А наша-то жизнь не сон?" (стр. 118).
В набросках к первым трем разделам рассказа упомянут Э. По там, где говорится о снах: "Одно с ужасающей ясностью через другое перескакивает, а главное, зная, например, что брат умер, я часто вижу его во сне и дивлюсь потом: как же это, я ведь знаю и во сне, что он умер, а не дивлюсь тому, что он мертвый и все-таки тут, подле меня живет" (стр. 231). Рядом с приведенным рассуждением о странностях и особенностях сновидений Достоевским сделана пометка: "У Эдгара Поэ".
Достоевский, как об этом свидетельствует его предисловие к трем рассказам По, помещенным в январском номере "Времени" (1861), был знаком с переводами Ш. Бодлера произведений американского писателя (см.: наст. изд., т. XIX, стр. 281). М. А. Турьян считает, что слова Достоевского ("Допускает, что умерший человек, опять-таки посредством гальванизма, рассказывает о состояния души своей..." -- см. там же, стр. 88) относятся к рассказу По "Месмерическое откровение" (1844). Мистер Вэнкерк, добровольный "подопытный" герой рассказа По, действительно последние слова произносит как бы из другого мира, а в состоянии, в котором пребывает человек в месмерическом сне, есть нечто близкое смерти: "...оно по своим признакам очень близко напоминает смерть, или, во всяком случае, напоминает скорее именно ее, чем какое-либо другое известное нам естественное состояние человека" (По, стр. 515). Человек, погруженный в столь необыкновенное состояние, начинает постигать такие явления, которые обычно ему недоступны; "более того, уму его чудодейственно сообщаются высота и озаренность..." (там же). Особенно должны были заинтересовать Достоевского рассуждения о месмерическом сне Вэнкерка -- рационалиста и скептика, но в чем-то и мистика, смутно подозревающего, что душа бессмертна: "Умозрення, пожалуй, и занятны и по-своему небесполезны, но для постижения духа нужно что-то другое <...> я лишь смутно чувствовал в себе душу, но разумом -- не верил <...> Бодрствующему во сне рассуждения и вывод -- то есть причина и конечный результат -- даны нераздельно. В естественном же состоянии причина исчезает, и остается -- да и то, пожалуй, лишь частично -- один результат" (там же, с. 516). Вэнкерку "опыты" помогают постичь истину, подобно тому как "бодрствующий" во сне "смешной человек" обретает ощущение счастья и полноты жизни: в том и другом случаях это знание иррациональное, сверхчувственное.
Вполне логично также предположить, что, создавая "фантастический рассказ". Достоевский припомнил и "Повесть Скалистых гор" (1844), герой которой отвергает нереальность происшедшего с ним и так рассуждает о снах: "Вы скажете теперь, конечно, что я грезил; но это не так. В том, что я видел и слышал, что ощущал и что думал, не было ничего от характерных особенностей сна, которых ни с чем не спутаешь. Всё было строго согласовано и реально. Сначала, сомневаясь в своем бодрствовании, я предпринял серию проверок, которые скоро убедили меня, что я действительно не сплю. Ведь если кто-либо спит и во сне подозревает, что он спит, то попытка проверить подозрение всегда завершается успехом, а спящий просыпается почти немедленно" (там же, стр. 500). Именно, ктати, в этом рассказе По герой повествует о своей смерти и ощущениях после нее: "Долгие минуты <...> моим единственным чувством, единственным ощущением, было ощущение тьмы и небытия, сознания смерти. Наконец, мою душу как бы пронизал внезапный, резкий словно электрический удар. С этим толчком вернулось чувство упругости и света. Этот последний я не увидел -- я его только почувствовал. Почти в то же мгновенье я, казалось, поднялся над землей, но я не обладал никаким телесным, видимым, слышимым или осязаемым воплощением <...> Подо мною лежал мой труп со стрелою в виске, с сильно вздувшейся обезображенной головой. Однако всего этого я не видел -- я это чувствовал. Ничто меня не трогало. Даже мой труп представлялся мне чем-то совсем посторонним. Желаний у меня не было, но что-то все-таки побуждало меня к движению <...> меж тем происшедшее но потеряло своей живости -- и даже теперь я ни на миг не могу заставить свой разум считать это сном" (там же, стр. 501--502).
В сознании и памяти Достоевского, очевидно, слились и контаминировались идеи и сюжеты различных произведений По: в первую очередь "Месмерического откровения" и "Повести Скалистых гор" -- фантастический фон для "фантастического рассказа" "Сон смешного человека". Важнее, конечно, не близость отдельных эпизодов и мыслей в "Сне смешного человека" и рассказах По (во многом условная), а жанровая однородность, как ее понимал Достоевский.
Небольшая статья Достоевского об Э. По хорошо объясняет природу фантастичного в таких произведениях писателя, как "Бобок" и "Сон смешного человека". Достоевский писал о "внешней" фантастичности произведений По: "Но это еще не прямо фантастический род. Эдгар Поэ только допускает внешнюю возможность неестественного события (доказывая, впрочем, его возможность и иногда даже чрезвычайно хитро) и, допустив это событие, во всем остальном совершенно верен действительности" (см. наст. изд., т. XIX, стр. 88). Так и в рассказе Достоевского фантастическое присутствует как невероятное допущение -- одно "странное соображение", вопрос возникает у героя перед сном и там "реализуется"). Сам сон можно назвать собственно фантастическим элементом в рассказе Достоевского, но он рожден сердцем и рассудком героя, обусловлен реальной жизнью и многими нитями с ней связан. В сон переносятся земные реалии -- револьвер, соседи, петербургские холод и сырость; космическая темнота -- продолжение апокалиптического пейзажа (петербургский вечер 3 ноября). {"Пусть это фантастическая сказка, -- писал Достоевский Ю. Ф. Абаза в уже цитированном ранее письме, -- но ведь фантастическое в искусстве имеет предел и правила. Фантастическое должно до того соприкасаться с реальным, что Вы должны почти поверить ему".}
Достоевского покорило профессиональное литературное искусство По ("техника"), в рассказах которого "сила подробностей" и "сила воображения" не просто размывают границу между реальным и фантастическим, но создают живую и впечатляющую иллюзию реальности фантастического: "... вы до такой степени ярко видите все подробности представленного вам образа или события, что наконец как будто убеждаетесь в его возможности, действительности, тогда как событие это или почти совсем невозможно или еще никогда не случалось на свете" (см. наст. изд., т. XIX, стр. 89). Среди опубликованных в журнале "Время" рассказов По "Черный кот", пожалуй, выделяется особенно. Здесь "сила подробностей" доведена до осязаемой, сверхъестественной точности: описание стона старика ("Вдруг я услыхал тихий стон и понял, что это стон смертельного страха <...> Это был подавленный звук, который вырывается из глубины души, переполненной ужасом. Он был мне коротко знаком"); еще конкретнее передан стук сердца: "... вдруг мне послышался чужой, неясный, быстрый звук, подобный тому, какой производят часы, завернутые в хлопчатую бумагу. Мне хорошо был знаком и этот звук" (Вр, 1861, No 1, стр. 234).
Столь же конкретно передает и свои "загробные" ощущения герой Достоевского: "... я почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам пальцев на ногах..."; "Но вот вдруг, на левый закрытый глаз мой упала просочившаяся через крышу гроба капля воды, за ней через минуту другая, затем через минуту третья, и так далее, и так далее, всё через минуту <...> А капля всё капала, каждую минуту и прямо на закрытый мой глаз" (стр. 109, 110).
Обостренность и изощренность слуха убийцы По -- прямое следствие его патологического состояния, но он, как и "смешной человек", настойчиво опровергает банальное мнение "здоровой" среды: "Да! я был, -- как и теперь я, -- нервозен, очень, очень, страшно нервозен; но зачем вы хотите называть меня сумасшедшим? <...> Вы воображаете, что я сумасшедший. Сумасшедшие ничего не понимают, но посмотрели бы на меня" (Вр, 1861, No 1, стр. 232). Герой По, частично предвосхищая рассуждения Свидригайлова о привидениях (а его Раскольников склонен признать сумасшедшим), излагает преимущества своего особенно нервозного состояния: "Болезнь изощрила мои чувства, а не испортила, не притупила их. В особенности тонко было у меня чувство слуха. Я слышал всё на небе и на земле. Я слышал многое в аду. Так я сумасшедший?" (там же). Рассуждение же Свидригайлова прямо подводит к проблематике рассказа Достоевского: "Привидения -- это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир" (см. наст. изд., т. VI, стр. 221).
"Смешной человек" вступает в "соприкосновение с другим миром" (вернее, мирами, галактиками) во сне. В рассказе Достоевского отсутствует патологический элемент, но зато очень выпукло и ясно выставлен идеал -- живой образ золотого века. {Достоевский в том же предисловии, воздавая должное художническому искусству По, решительно отдает предпочтение другому мастеру "фантастического рода" -- Гофману, потому что у последнего "есть идеал, правда иногда не точно поставленный; но в этом идеале есть чисто га, есть красота действительная, истинная, присущая человеку". И далее о "Коте Мурре": "Что за истинный, зрелый юмор, какая сила действительности, какая злость, какие типы и портреты, и рядом -- какая жажда красоты, какой светлый идеал!" (см. наст. изд., т. XIX, стр. 89).}
Бахтин, исследуя рассказ "под углом зрения исторической поэтики жанра", выделяет, в частности, такие разновидности "меннипеи", к которым восходит произведение Достоевского, -- "Сонную сатиру" и "Фантастические путешествия" (Бахтин, стр. 197). {Справедлива аналогия рассказа Достоевского и с мистерией: "... здесь, как в мистерии, слово звучит перед небом и перед землею, то есть перед всем миром" (там же, стр. 206).} Помимо античных авторов он называет целый ряд европейских писателей XVI--XIX вв., модифицировавших названные виды меннипеи. в том числе Кеведо, Гриммельсгаузена, Сирано де Бержерака, Шекспира, Кальдерона, Грильпарцера, Вольтера, Жорж Санд, Чернышевского. {Отразился в рассказе и интерес писателя к астрономии: в библиотеке Достоевского были два издания книги К. Фламмариона "История неба" (СПб., 1875, 1879), его же "Небесные светила" (М., 1865) и книга Шепфера "Противоречия в астрономии" (СПб., 1877). См.: Библиотека, стр. 161.}
С уверенностью можно говорить о том, что в поле внимания Достоевского -- автора "Сна смешного человека" -- была большая статья Н. Н. Страхова "Жители планеты", опубликованная в январском номере "Времени" (1861) и включенная затем автором в книгу "Мир как целое" (1872), {Книга Страхова послужила писателю "одппм из источников при работе" над рассказом (Фридлендер, стр. 36).} и мистическое сочинение Э. Сведенборга (1689--1772) "О небесах, о мире духов и об аде" (Лейпциг, 1863), подаренное 8 января 1879 г. писателю его переводчиком А. Н. Аксаковым. {См. комментарий И. Л. Волгина к публикации "Неизвестные страницы Достоевского" (ЛН, т. 86, стр. 72--73).}
Отношение Достоевского к статье Страхова вряд ли было целиком положительным. Со многими ее положениями он принципиально согласиться не мог, особенно с иронически-снисходительными словами об утопиях и утопистах: "Человек недоволен своею жизнью; он носит в себе мучительные идеалы, до которых никогда не достигает; и потому ему нужна вера в нравственное разнообразие мира, в бытие существ более совершенных, чем он сам <...> человек считает возможным, что сущность его нравственной жизни может проявиться б несравненно лучших формах, чем она является на земле <...> Мы улетаем мысленно к счастливым жителям планет, чтобы отдохнуть от скуки и тоски земной жизни" (Вр, 1861, No 1, стр. 20). Сам Страхов менее всего склонен предаваться мечтаниям и утопиям. Современные земля и человек представляются ему венцом мироздания; Страхов пишет о "непревосходимости человека", являющегося "совершеннейшим существом" (там же, стр. 39).
В статье Страхова приводятся мнения Лапласа, О. Конта, Фурье, Г. Гейне; цитируются "Разговоры о множество миров" Б. Фонгенеля и книга Гюйгенса "Зритель мира, или О небесных странах и их убранстве". Сочувственно и подробно пересказывается и цитируется Страховым повесть Вольтера "Микромегас". Достоевский собирался написать в манере Вольтера "Русского Кандида" (см. наст. изд., т. XVII, стр. 14, 444). "Сон смешного человека" в известном смысле может быть назван "Русским Микромегасом".
Герой Достоевского менее всего безумный утопист, беспочвенный мечтатель, все время сбивающийся с дороги. Он -- пророк, возвещающий "в чине" безумца {Таинственный посетитель в "Братьях Карамазовых" говорит о высоком смысле проповеди и деятельности пророков-человеколюбцев: "... хоть единично должен человек вдруг пример показать и вывести душу из уединения на подвиг братолюбивого общения, хотя бы даже и в чине юродивого. Это чтобы не умирала великая мысль..." (см. наст. изд., т. XIV, стр. 270).} высшую истину миру. И увиденный им сон пророческий. В следующий выпуск "Дневника писателя" Достоевский собирался дать статью о пророках и пророчествах (см. стр. 261--266). Под естественным даром пророчества Достоевский понимает "способность предчувствия <...> в высших степенях своих" -- редкую, исключительную, и в связи с этим вспоминает Сведенборга и его пророчества в недавно подаренной писателю Аксаковым "удивительной" книге "О небесах, о мире духов и об аде": "Он написал несколько мистических сочинений и одну удивительную книгу о небесах, духах, рае и аде, как очевидец, уверяя, что загробный мир раскрыт для него, что ему дано посещать его сколько угодно и когда угодно, что он может видеть всех умерших, равно как всех духов и низших и высших и иметь с ними сообщение" (стр. 262). {В "психологическом" отношении такова же и участь "смешного человека": он страстно верит в истинность увиденного сна, вышедшего "из души и сердца" героя; другие же смеются над его верой, считая его сон "бредом" и "галлюцинацией".}
Возможно, что внимание Достоевского привлекли рассуждения Сведенборга о множестве населенных миров: "... все планеты, видимые для глазу в нашей солнечной системе, суть такие же земли, и <...> кроме их вселенная полна бесчисленным множеством других, которые точно так же исполнены жителей <...> человек мог бы увериться во множестве земель вселенной из того, что звездное небо необъятно и полно несчетных звезд, из которых каждая, на своем месте и в своей системе, есть рассадники небес, -- тот не может не верить, что всюду, где есть земля, там есть и люди" (Сведенборг, стр. 335--336). {Духи с планеты Меркурий "сказали" Сведенборгу, "что есть земли, обитаемые людьми, не только в нашем подсолнечном мире, но и вне его, в звездном небе, и что количество этих земель несчетное" (там же, стр. 338).}
В этой "истине" убеждается и герой Достоевского, совершивший с небесным спутником головокружительный полет через галактики к "звездочке" и удивившийся, обнаружив там разительное сходство с его землей: "И неужели возможны такие повторения во вселенной, неужели таков природный закон?.." (стр. 111).
Герой Достоевского думает и говорит во сне после "самоубийства", по это не человеческая речь, а нечто иное: "И я вдруг воззвал, не голосом, ибо был недвижим, но всем существом моим..." (стр. 110). Его прекрасно понимает небесное существо, которое "имело как бы лик человеческий". Это "темное", загадочное существо лишь изредка отвечает на вопросы "землянина" и каким-то сверхъестественным и в то же время очень действенным образом влияет на него, читая в мыслях и сердце: "Что-то немо, но с мучением сообщалось мне от моего молчащего спутника и как бы проницало меня" (стр. 111).
"Ангелы" Сведенборга сообщаются с прибывшими на небеса людьми, вживаясь в их образ, усваивая язык, биографию и индивидуальные человеческие особенности (Сведенборг, стр. 166). Человек, согласно мистическим фантазиям Сведенборга, умирая и обращаясь в духа, сохраняет все качества и свойства, присущие ему в земной юдоли: "У человека-духа те же внешние и внутренние чувства, какие были даны ему на земле: он видит как прежде, слышит и говорит как прежде, познает обонянием, вкусом и осязанием как прежде; у него такие же наклонности (affectionés), желания, страсти; он думает, размышляет, бывает чем-ниоудь затронут или поражен, он любит и хочет как прежде <...> Прп нем остается даже природная память его; он помнит всё, что, живучи на земле, слышал, видел, читал, чему учился, что думал с первого детства своего до конца земной жизни..." (там же, стр. 370--371).
"Смешной человек" после "смерти" ведет себя таким же образом, как и в жизни, удивляясь тому обстоятельству, что он, будучи мертвым, чувствует и рассуждает. Конечно, идеи Сведенборга не больше, чем иллюстрация к отдельным эпизодам и мыслям рассказа Достоевского. Здесь нет прямых совпадений, нет и заимствования. Сочинение Сведенборга создало своеобразное мистико-астрономическое настроение. Достоевский мистику почти всецело устранил, переведя ее в план "поэтики" и психологии сновидений. Но возможно, что именно книга известного спиритуалиста натолкнула Достоевского на мысль о создании "фантастического рассказа" с героем -- сновидцем и пророком, совершающим путешествие к звездочке. Вероятно, книга Сведенборга своим "удивительным" содержанием оживила в памяти писателя представление о "месмерических" произведениях Э. По. А это воспоминание предопределило во многом жанр "фантастического рассказа" и природу фантастического в произведении Достоевского.
2
"Фантастический рассказ" -- единственное художественное произведение в составе "Дневника писателя" за 1877 г. -- занимает в творчестве Достоевского особое место. По мнению M. M. Бахтина, "поражает предельный универсализм этого произведения и одновременно его предельная же сжатость, изумительный художественно-философский лаконизм" (Бахтин, стр. 199). {"По своей тематике "Сон смешного человека" -- почти полная энциклопедия ведущих тем Достоевского..." (Бахтин, стр. 201).}
Рассказ "Сон смешного человека" -- кульминация в развитии одного из центральных, постоянных мотивов творчества Достоевского -- золотого века. Вслед за Сен-Симоном и другими утопистами Достоевский веровал в то, что подлинный золотой век, то есть общество, основанное на братских и гуманных началах, не давно перевернутая, а будущая, предстоящая страница истории человечества. {Знаменитый эпиграф, предпосланный Сен-Симоном "Рассуждениям литературным, философским и промышленным" ("Золотой век, который слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас" -- Сен-Симон, т. II, стр. 273), был девизом петрашевцев. Не утратил он своей актуальности и позднее как для Салтыкова-Щедрина, так и для Достоевского. Прямой аллюзией (с грустно-реалистической и частично полемической окраской) на "хрестоматийные" слояа французского утописта является реплика Парадоксалиста в "Дневнике писателя" 1876 г.: "Золотой век еще весь впереди, а теперь промышленность..." (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 87).} Это общество должно разрешить все мучительные, "проклятые" вопросы и недоумения эпохи "цивилизации".
Отражение в "Сне смешного человека" идей французских утопистов (А. Сен-Симона, Ш. Фурье, В. Консидерана, Б. Анфаптена) многократно отмечалось в литературе о Достоевском. {См., например: В. Л. Комарович. "Мировая гармония" Достоевского. -- В кн.: Атеней. Историко-литературный временник, 1924, кн. 1--2, стр. 139; Н. А. Xмелевская. Об идейных источниках рассказа Ф. М. Достоевского "Сон смешного человека". -- Вестник Ленинградского университета, 1963, вып. 2. Серия литературы, истории, языка. No 8, стр. 137--140. Хмелевская приводит интересные параллели отдельных сюжетных линий в рассказе Достоевского и романе В. Консидерана "Судьба общества" (1834--1838), а также обнаруживает аллюзии из "Путешествия в Икарию" Э. Кабе (1840) и "Города солнца" Т. Кампанеллы (1623).}
Обычно Достоевский противопоставляет "коноводов" утопического социализма тех времен, когда "понималось дело еще в самом розовом и райско-нравственном с соте" (см. наст. изд.. т. XXI. стр. 130), представителям позднейшего. "политического" и "делового" социализма (второй половины XIX в.), отдавая предпочтение первым. Имена "коноводов" французского утопического социализма Достоевский упоминает в февральском выпуске "Дневника писателя" 1877 г., воссоздавая историю движения: "... лет сорок назад все эти мысли и в Европе-то едва начинались, многим ли и там были известны Сен-Симон и Фурье -- первоначальные "идеальные" толковники этих идей, а у нас <...> знали тогда о начинавшемся этом новом движении на Западе Европы лишь полсотни людей в целой России" (стр. 55). "Идеальными" мыслителями называет Сен-Симона и Фурье Достоевский потому, что они придавали большое значение этическим проблемам: "... прежде, недавно даже, была <...> нравственная постановка вопроса, были фурьеристы и кабетисты, были спросы, споры и дебаты об разных, весьма тонких вещах. Но теперь предводители пролетария всё это до времени устранили" (стр. 59).
Эти и другие (почти идентичные по смыслу приведенным) высказывания автора "Дневника писателя" позволяют точно судить о том, что было близко Достоевскому в идеях французских социалистов-утопистов и что он решительно отвергал как "пагубное" и нелепое. Достоевский и в 1840-е годы многого не принимал в утопиях Фурье и Э. Кабе (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 315, 340), как и другие петрашевцы, в частности В. А. Милютин, иронически писавший в статье "Мальтус и его противники" о том "общественном устройстве", "которое придумал Фурье для блага человечества, по которым человечество, вопреки надеждам фурьеристов, может весьма легко и не воспользоваться..." (Милютин, стр. 144). {"Пагубной" считал Достоевский ту черту воззрений некоторых французских утопистов, которую Милютин называл "стремлением к излишней централизации, к излишнему подчинению частных интересов интересу общему" (там же. стр. 354).}
Сердцевина рассказа Достоевского -- пророческий, историко-философский "сон героя, который делится на 3 этапа: 1) пробуждение "смешного человека" после "смерти" и полет с небесным спутником к звездочке; 2) картина жизни счастливых обитателей планеты -- "детей солнца"; 3) конец золотого века на безгрешной земле; описание эпохи обособления и войн.
Счастливая планета до "грехопадения" и изобретения "науки" -- идеализированное прошлое земли. {Развитие с прямыми заимствованиями сна Ставрогина и "фантазии" Версилова (см. наст. изд., т. XII. стр. 320; т. XVII, стр. 312--313).} Достоевский рисует общество невинных людей, чье счастье обусловлено неведением, которое ничего не стоило смутить и "развратить" одному "прогрессисту" и "гнусному петербуржцу". Очевидна условность переноса Достоевским картины идеального человеческого общежития на другую планету. Речь, в сущности, идет о счастливой поре детства человечества, и "живой образ" прекрасных иноземлян восходит к античным представлениям об утраченном золотом веке -- бесчисленным вариациям в средневековой и новой европейской литературе "темы" Геспода ("Труды и дни"); "Само описание земного рая выдержано в духе античного золотого века..." (Бахтин, стр. 205).{} об этом достаточно ясно говорится и в самом рассказе Достоевского: "Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили <...> в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и наши согрешившие прародители..." (стр. 112; курсив наш, -- Ред.).
Универсальность сна ("предания всего человечества") позволяет в литературные и идейные "источники" рассказа зачислить почти всю старую и новую европейскую литературу. С большей определенностью можно, однако, говорить об одном литературном произведении как настоящем литературном "источнике" -- "Дон-Кихоте" Сервантеса.
Еще в набросках к "Идиоту" писатель предусматривал ввести в роман речь Мышкина о рае -- своеобразную параллель монологу Дон-Кихота (ч. I, гл. XI): "Вдохновенная речь Князя (Дон-Кихот и желудь)" (см. наст. изд., т. IX, стр. 277, 468).
Ряд мотивов и идей речи Дон-Кихота отразился в картине "рая", увиденного во сне "смешным человеком": органическое единство человека с природой и животным царством; мир, согласие, любовь, естественно присущие свободному союзу людей, не знающих, что такое ложь, лицемерие, личный произвол, сладострастие.
Особенно сближает речь Дон-Кихота и сновидение героя Достоевского контрастное и скорбное противопоставление идеала и действительности, тоска по красоте и иной справедливой и чистой жизни всех: "Блаженны времена и блажен тот век, который древние назвали золотым, -- и не потому, чтобы золото, в наш железный век представляющее собой такую огромную ценность, в ту счастливую пору доставалось даром, а потому, что жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое. В те благословенные времена всё было общее. Для того, чтоб добыть себе дневное пропитание, человеку стоило лишь вытянуть руку и протянуть ее к могучим дубам, и ветви их тянулись к нему и сладкими и спелыми своими плодами щедро его одаряли. <...> Закон личного произвола не тяготел над помыслами судьи, ибо тогда еще некого и не за что было судить. Девушки <...> всюду ходили об руку с невинностью <...> не боясь, что чья-нибудь распущенность, сладострастием распаляемая, их оскорбит <...> Ныне же, в наше подлое время, все они беззащитны, хотя бы даже их спрятали и заперли в новом каком-нибудь лабиринте наподобие критского, ибо любовная зараза носится в воздухе. <...> С течением времени мир все более и более полнился этом" (Сервантес, т. I, стр. 127--129).
В рассказе Достоевского противопоставление прекрасного идеала и "подлой" действительности значительно резче и трагичнее, чем в речи героя Сервантеса; близость отдельных мотивов вне сомнения. {Достоевскому в год создания "Сна смешного человека" особенно часто вспоминался роман Сервантеса. В январском выпуске он пишет о "древнем легендарном рыцаре", его бескорыстном и великом служении идеалу, уподобляя герою Сервантеса себя и других "интеллигентных" русских людей, верующих в золотой век, "общечеловечность": "Вы верите (да и я с вами) в общечеловечность, то есть в то, что падут когда-нибудь, перед светом разума и сознания, естественные преграды и предрассудки, разделяющие до сих пор свободное общение наций эгоизмом национальных требований, и что тогда только народы заживут одним духом и ладом, как братья, разумно и любовно стремясь к общей гармонии. Что ж <...> может быть выше и святее этой веры вашей?" (стр. 19).
Сон о прекрасной земле, увиденный героем Достоевского, родствен и другим утопиям и идиллиям, в частности описанию патриархальной жизни черногорцев ("европейского оазиса") в романе Ш. Нодье "Жан Сбогар" (1818).}
Пронизана также и античными аллюзиями картина "рая" в рассказе. А грустная и кровавая летопись жизни счастливых людей после "развращения" -- это история земли в самом сжатом очерке, в которую попали и вполне конкретные "реалии": "Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтоб сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили гильотину". Но это не просто горестно-иронический обзор заблуждений человечества с опорой на античные и позднейшие представления о происхождении наук и искусств из людских страстей и пороков. Достоевский создает неповторимый, резко индивидуальный очерк истории человечества, пропитанный мотивами мучительной и экстатической любви к земле и мирозданию, страдания и жестокого сладострастия. В этот очерк Достоевский вводит антипозитивистскую полемику -- развенчание "полунаучного" кредо, самоубийственного, с точки зрения писателя, для человечества: "Знание выше чувства, сознание жизни -- выше жизни. Наука нам дает премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья -- выше счастья".
"Смешной человек" объявляет войну позитивистским принципам "научной" переделки мира. Аналогичной была и позиция Достоевского, полемизировавшего в "Дневнике писателя" 1876 г.: "Люди вдруг увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли и личности, что кто-то у них всё украл разом <...> Настанет скука и тоска: всё сделано и нечего более делать, всё известно и нечего более узнавать. Самоубийцы явятся толпами, а не так, как теперь, по углам; люди будут сходиться массами, схватываясь за руки и истребляя себя все вдруг, тысячами, каким-нибудь новым способом, открытым им вместе со всеми открытиями" (см. наст. изд., т. XXII, стр. 34). {Ср. с другими вариантами "рая" без бога: "фантазия" Версилова ("последний день человечества") -- наст. изд., т. XIII, стр. 378--379; "Геологический переворот" Ивана Карамазова -- т. XV, стр. 83.}
Размышления Достоевского о самоубийцах нашли отражение в рассказе о злосчастиях, обрушившихся после падения на обитателей благословенной планеты: "Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве" (стр. 117). {Эти страницы Достоевского (равно публициста и художника) восходят к апокалиптической фантазии В. Ф. Одоевского "Последнее самоубийство" (антимальтузианский памфлет), в которой "пророки отчаяния" философски обосновывают логичность и необходимость для человечества всеобщего самоубийства: "Куда же еще укрыться от жизни? мы переступили за пределы самого невыразимого! чего ждать еще более? мы исполнили наконец все мечты в ожидании мудрецов, нас предшествовавших" (В. Ф. Одоевский. Русские ночи. Л., "Наука", 1975, стр. 58). В завершение люди земли, взявшись за руки, взрывают себя.}
Финал рассказа (оптимистический и торжественный) резко контрастирует с тягостно-мрачной прелюдией к сну. До сна "смешной человек" принадлежит к традиционному в творчестве Достоевского типу подпольных героев-парадоксалистов; ближе всего он к Кириллову (и Ставрогину) в "Бесах", Крафту в "Подростке" и к "самоубийце от скуки, разумеется материалисту" "Приговора", который истребляет себя, так как не может быть "счастлив под условием грозящего завтра нуля" (см. наст. изд., г. XXIII, стр. 147). {Тот же "нуль" фигурирует и в размышлениях "смешного человека" перед сном (стр. 107--108).} После сна -- это человек, взывающий "к вечной истине", "живой образ" которой пробудил петербургского прогрессиста: "...в один бы день, в один бы час -- всё бы сразу устроилось!" (стр. 119). {Ср.: "Ну что, -- подумал я, -- если б все <...> захотели, хоть на миг один, стать искренними и простодушными <...> Что если б каждый <...> вдруг узнал, сколько заключено в нем прямодушия, честности, самой искренней сердечной веселости, чистоты, великодушных чувств, добрых желаний, ума <...> И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною. И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках?" (см. наст. изд.. т. XXII. стр. 12--13. Подробнее о развитии темы золотого века см.: Фридлендер, стр. 34--43). Также см.: Н. И. Пруцков. Утопия или антиутопия? -- В сб.: Достоевский и его время, стр. 80--108; И. Ф. Бельчиков. "Золотой век" в представлении Ф. М. Достоевского.-- В кн.: Проблемы теории и истории литературы. М., 1971, стр. 357--367.} Для свершения такого чуда достаточно "только" одного, но всеобщего условия: "Главное -- люби других как себя, вот что главное, и это всё, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться" (стр. 119).
Идеал "смешного человека" близок основному завету "нового христианства" Сен-Симона: ""Люди должны относиться друг к другу как братья". Этот высший принцип содержит в себе всё, что есть божественного в христианской религии" (Сен-Симон, т. II, стр. 365; также см.: наст. изд., т. VII, стр. 380--381). А слова героя рассказа Достоевского ("...я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле",-- стр. 118) перекликаются с другим тезисом французского утописта: "Истинное христианство должно сделать людей счастливыми не только на небе, но и на земле" (Сен-Симон, т. II, стр. 398). {Подобно Ш. Фурье, Достоевский понимал, что современное ему "цивилизованное" общество является миром навыворот, в котором "девять десятых индивидуумов, лишенные плодов развития социальной жизни, приведены к участи Тантала, мучимые видом благ, нужду в коих они испытывают" (Фурье, т. IV, стр. 325).}
Современная Достоевскому критика рассказ, в сущности, не заметила. В периодической печати появился только один и незначительный отклик: Н. В. Успенский (за подписью: В. Печкин) в обзоре "Заметки" подробно пересказа! рассказ, иронически акцентировав внимание читателя на словах "современный русский прогрессист и гнусный (курсив Успенского, -- Ред.) петербуржец" и заключив издевательским пожеланием "автору "Дневника писателя" скорейшего выздоровления" (Сын отечества, 1877, 15 мая, No 20, стр. 270--271).
Прижизненных переводов "Сна смешного человека" на иностранные языки не было.
Стр. 106. Девочка была лет восьми ~ бросилась от меня к нему. -- Развитие мотива, впервые в творчестве Достоевского прозвучавшего в "Униженных и оскорбленных" (см. наст. изд., т. III, стр. 212--213).
Стр. 106. Штос -- карточная игра.
Стр. 107--108. Но ведь если я убью себя ~ какое мне тогда дело и до стыда, и до всего на свете? -- Ранее, в "Бесах", Николай Ставрогин задавал себе подобные вопросы: "Я иногда сам представлял <...> если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и... смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: "Один удар в висок, и ничего не будет". Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячелетие так ли?" (см. наст. изд., т. X. стр. 187).
Стр. 108....мне вдруг представилось одно странное соображение ~ Ощущал ли бы я за тот поступок стыд или нет? -- Почти такая же гипотеза волновала и Ставрогина: "Положим, вы жили на луне <...> вы там, положим, сделали все эти смешные пакости <...> Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю лупу. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли?" (см. наст. изд., т. X, стр. 187).
Стр. 108. Сны, как известно, чрезвычайно странная вещь ~ с ним происходят во сне вещи совсем непостижимые. -- Это (и другие) рассуждение о снах во многом автобиографично (Достоевскому часто снился умерший старший брат M. M. Достоевский), и оно непосредственно развивает мысли о природе и психологии снов в "Преступлении и наказании" (см. наст. изд., т. VI, стр. 45--46) и "Идиоте" (см. наст. изд., т. VIII, стр. 377--378). Достоевский склонен был придавать некоторым собственным снам мистbко-пророческое значение (об этом подробнее см.: Б. Бурсов. Личность Достоевского. Л., 1974, стр. 397--400).
Стр. 110. "Это Сириус?" -- спросил я... -- Об этой звезде (в созвездии Большого Пса) много сообщается в книге К. Фламмариона, имевшейся в библиотеке Достоевского: "Сириус был замечен как самое блестящее светило на эфирном своде <...> самая яркая на Небе звезда, Сириус. <...> Египтяне, наблюдавшие по утрам, назвали Сириуса пламенным, потому что за его утренним появлением следовали летние жара и зной" (К. Фламмарион. История неба. СПб., 1875, стр. 107, 133, 45S; см. там же, стр. 135--137).
Стр. 112. ... Греческий архипелаг...-- Острова в Эгейском море, колыбель европейской цивилизации.
Стр. 113....я убежден, что они как бы чем-то соприкасались с небесными звездами, не мыслию только, а каким-то живым путем. -- Эти мельком высказанные "смешным человеком" идеи подробно развивает Зосима в рассуждении "О молитве, о любви и о соприкосновении мирам иным": "Многое на земле от нас скрыто, по взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живей связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло всё, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе" (см. наст. изд., т. XIV, стр. 290--291). Алеше Карамазову (в главе "Кана Галилейская") дано познать "истинность" этого поучения Зосимы: "Как будто нити ото всех этих бесчисленных миров божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, "соприкасаясь мирам иным"" (там же, стр. 328; см. т. XV, стр. 569). В записной тетради 1880--1881 гг. Достоевский отмечает "упорное" и "постоянное" убеждение человечества в "соприкосновении мирам иным".
Идеи, с явной мистической окраской, о соприкосновении иным мирам имеют давнюю, античную традицию, сильно видоизмененную христианской литературой. Отражение этих идей чувствуется и в космологических концепциях Ш. Фурье, с которыми Достоевский, конечно, был хорошо знаком. Так, в трактате "Объяснение некоторых линий всеобщих судеб" Фурье утверждал, что "всё, начиная с атомов вплоть до небесных тел, образует картину свойств человеческих страстей", обещая читателям, что в будущих трудах "будет доказано при помощи законов социального движения, что ваши души обойдут эти планеты на протяжении вечности и что вечное блаженство, надежду на которое дают вам религии, будет зависеть от благосостояния других планет, где ваши души соединятся с материей после того, как проведут восемьдесят тысяч лет на планете, на которой мы обитаем <...> исчисление, которое откроет вам счастье, каким наслаждаются на других небесных телах, даст вам в то же время средства ввести на вашей планете благосостояние, весьма близкое к благосостоянию самых счастливых времен" (Фурье, т. I, стр. 136--137).
Стр. 110....но никогда я не замечал в них порывов того жестокого сладострастия ~ единственным источником почти всех грехов нашего человечества. -- Мотив сладострастия начиная с "Униженных и оскорбленных" -- один из самых устойчивых в творчестве Достоевского. "Смешной человек" говорит о сладострастии значительно резче и трагичнее, чем Дон-Кихот в своей речи об утраченном золотом веке (см. стр. 404). Мысль героя рассказа ближе к тезисам Руссо в знаменитом трактате "Рассуждение о происхождении и основании неравенства между людьми" (1754): "Среди страстей, которые волнуют сердце человека, есть одна, пылкая, неукротимая, которая делает один пол необходимым другому; страсть ужасная, презирающая все опасности, опрокидывающая все препятствия; в своем неистовстве она, кажется, способна уничтожить человеческий род, который она предназначена сохранять. Во что превратятся люди, став добычей этой необузданной и грубой страсти, не знающей ни стыда, ни удержу, и оспаривающие повседневно друг у друга предметы своей любви ценою своей крови <...> Вместе с любовью просыпается ревность; раздор торжествует, и нежнейшей из страстей приносится в жертву человеческая кровь" (Жан-Жак Руссо. Трактаты. М., "Наука", 1969, стр. 67, 77).
Стр. 114....я часто не мог смотреть, на земле нашей, на заходящее солнце без слез... -- Постоянный в творчестве Достоевского символ, неотделимый от образа золотого века (см.: С. Н. Дурылин. Об одном символе у Достоевского. -- В кн.: Достоевский. Сборник статей. M., 1928, стр. 163--199).
Стр. 115. Как скверная трихина, как атом чумы ~ безгрешную до меня землю. -- Мотив, частично восходящий к апокалиптическому сну Раскольникова в эпилоге "Преступления и наказания" (см. наст. изд., т. VI, стр. 419; т. VII, стр. 399).
Стр. 116. Но у нас есть наука, и через нее мы отыщем вновь истину... -- Ср. со словами таинственного посетителя в "Братьях Карамазовых": "Никогда люди никакою наукой и никакою выгодой не сумеют безобидно разделиться в собственности своей и в правах своих. Всё будет для каждого мало, и всё будут роптать, завидовать и истреблять друг друга" (см. наст. изд., т. XIV, стр. 275).
Стр. 116--117. Явились праведники ~ Над ними смеялись или побивали их каменьями. -- Аллюзии из Библии, неразрывно связанные в сознании Достоевского с "Пророком" М. Ю. Лермонтова (1841). В. В. Тимофеева-Починковская в воспоминаниях "Год работы с знаменитым писателем" рассказывает о чтении Достоевским стихотворения Лермонтова и приводит его слова: "Желчи много у Лермонтова, -- его пророк -- с бичом и ядом... Там есть они!" (Достоевский в воспоминаниях, т. II, стр. 174). Ср. со словами Зосимы: "Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтят тех, коих замучили" (см. наст. изд., т. XIV, стр. 292).
Стр. 117....прямо потребовали всего иль ничего. -- Ср. с рассуждениями Достоевского о некоторых современных ему западноевропейских течениях "политического социализма" в статье "Злоба дня в Европе" (стр. 59--61).
Стр. 119....в один бы день, в один бы час -- всё бы сразу устроилось! -- Ср. со словами брата Зосимы Маркела, который, с точки зрения доктора, впал "от болезни <...> в помешательство": "... жизнь есть рай, и все мы в раю, да не хотим знать того, а если бы захотели узнать, завтра же и стал бы на всем свете рай <...> и одного дня довольно человеку, чтобы всё счастие узнать. Милые мои, чего мы ссоримся, друг перед другом хвалимся, один на другом обиды помним: прямо в сад пойдем и станем гулять и резвиться, друг друга любить и восхвалять, и целовать, и жизнь нашу благословлять" (см. наст. изд., т. XIV, стр. 262).
Стр. 119. Главное -- люби других как себя, вот что главное... -- Истина, "которую биллион раз повторяли", -- завет Христа (Евангелие от Марка, гл. 12, ст. 31), с точки зрения многих героев Достоевского, как и самого писателя, неисполнимый для современного человека, даже противоречащий исторически и биологически сложившейся природе человека.
Стр. 119. Прежний приговор суда, состоявшийся еще в прошлом году, был кассирован сенатом... -- О суде над крестьянкой Екатериной Корниловой (ок. 1856--1878), совершившей преступление в состоянии аффекта, Достоевский писал в "Дневнике писателя" 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 136--141).
Стр. 119....начальница женского отделения тюрьмы... -- А. П. Борейша.
Стр. 120. Состав присяжных заседателей был особенно замечателен. -- В отчете об этом судебном заседании, обнаруженном нами лишь в одной газете -- "Петербургском листке" (1877, 1 мая, No 82, рубрика "Суд", подзаголовок "Покушение на убийство. Дело крестьянки Екатерины Прокофьевой, слушанное во 2 отд<елении> с.-петербургского окружного суда 22 апреля 1877 г."), фамилии присяжных не названы, а Екатерина Прокофьева Корнилова названа Прокофьевой по ошибке.
Стр. 120. Показание ее о характере Корниловой было очень веско и в ее пользу. -- В упомянутом отчете анонимного обозревателя газеты "Петербургский листок" в связи с этим отмечалось: "Смотрительница дома предварительного заключения г-жа Борейша показала, что Прокофьева поступила в мае или июне, лицо обыкновенно имела сердитое, отвечала грубо; потом, когда была переведена в общее помещение, сделалась гораздо добрее, приветливее, вела себя хорошо, родившегося в тюрьме ребенка очень любит...".
Стр. 120. ... замечателен был подбор экспертов ~ всё известности и знаменитости в медицине... -- В "Петербургском листке" поименованы, "в качестве экспертов, доктора: Никитин. Флоринскbй, Дюков, Гаудемап, Янпольский". Достоевский не преувеличивал, говоря об их "известности п знаменитости в медицине". В. Н. Никитин (род. 1850) к моменту суда над Корниловой занимал в Николаевском военном госпитале должность ассистента при клинике внутренних болезней женских врачебных курсов. Позднее -- доцент Военно-Медицинской академии и профессор клинического института вел. кн. Елены Павловны. Кроме диссертации на степень доктора медицины -- автор двадцати печатных трудов на русском, немецком и французском языках. В. М. Флоринский (1833--1899) -- акушер-гинеколог, доктор медицинских наук (1861). С 1863 г. -- адъюнкт-профессор Медико-Хирургической академии по кафедре акушерства. С 1877 г. -- профессор Казанского университета по кафедре гинекологии. С 1885 г. -- попечитель Западно-Сибирского учебного округа. Один из организаторов Томского университета. Автор крупных и многочисленных работ по акушерству, гинекологии, патологии женских болезней и т. п. П. А. Дюков (1834--1889) -- врач-психиатр. В 1863 г. защитил докторскую диссертацию. Автор многочисленных статей по судебной психиатрии, печатавшихся во "Врачебных ведомостях", "Русской медицине", "Вестнике психиатрии". С 1867 г. -- старший врач клиники душевных болезней. Сведения о Гаудемане и Янпольском в справочной литературе не обнаружены.
Стр. 120....трое заявили не колеблясь, что болезненное состояние, свойственное беременной женщине, весьма могло повлиять на совершение преступления... -- Согласно отчету, помещенному в "Петербургском листке", болезненное состояние подсудимой не вызвало сомнений у двух экспертов. "Никитин, -- отмечалось в отчете, -- объяснил, что, получив известие о происшествии, он усомнился, чтоб его мог сделать человек в здравом уме, и хотя по освидетельствовании Прокофьевой не нашел признаков какой-либо психической болезни, но нашел усиленное сердцебиение, прилив крови <...> Прослушав судебное следствие, свидетель приходит к тому убеждению, что Прокофьева действовала в ненормальном состоянии. Доктор Янпольский сказал, что хотя судебное следствие дало мало материалов, чтоб составить определенное мнение, но из того, что он слышал, можно вывести заключение, что Прокофьева была больна".
Стр. 120. Один лишь доктор Флоринский с этим мнением был не согласен... -- В "Петербургском листке" заключение этого медика было сформулировано следующим образом: "Акушер Флоринский заявил, что у женщин под влиянием беременности часто являются непреодолимые симпатии или антипатии, которые непременно продолжаются все время беременности; в настоящем же случае этого не было, ничто не обнаруживает непреодолимого отвращения Прокофьевой к девочке, а потому нельзя прийти к убеждению, чтобы она была психически больна".
Стр. 120. Последним показывал известный наш психиатр Дюков. Он говорил почти около часу... -- Пространное выступление этого эксперта изложено в отчете репортера "Петербургского листка" лишь в форме краткого и сухого резюме: "Доктор Дюков заявил положительно, что как самый факт преступления, так и обстоятельства предыдущие и последующие доказывают ненормальность умственных способностей Прокофьевой". О хронической ненормальности подсудимой, проявлявшейся задолго до преступления, говорили и другие свидетели: "Мать подсудимой показала, что была больна горячкой, когда кормила дочь грудью, росла она болезненная, часто жаловалась на боль в голове и животе"; что с дочерью ее "несколько раз были припадки; она тряслась и падала где попало...". Сама подсудимая "объяснила, что часто страдала головного болью, что однажды на квартире у матери ей на голову упала икона и хотя не пробила голову, но у ней долго была опухоль...".
Стр. 120....сам прокурор, несмотря на свою грозную речь, отказался от обвинения в преднамеренности... -- В отчете "Петербургского листка" эта речь не цитируется, по упомянуто, что "обвинял товарищ прокурора Кессель". Прокурором Окружного суда в Петербурге был Владимир Константинович Случевский (см.: ЛН. т. 83. стр. 637).
Стр. 120. ... присяжный поверенный Люстиг... -- Репортер "Петербургского листка" ограничился упоминанием лишь фамилии этого защитника подсудимой. В. И. Люстих (1843--1015) -- адвокат, с 1871 г. -- присяжный поверенный округа С.-Петербургской судебной палаты. С 1874 г. -- член совета присяжных и впоследствии неоднократный его председатель.
Стр. 120.... присяжные удалились и менее чем через четверть часа вынесли оправдательный приговор... -- Данные отчета "Петербургского листка" не согласуются с этим утверждением Достоевского: "Присяжные после продолжительного совещания (курсив наш. -- Ред.) вынесли оправдательный приговор, встреченный аплодисментами со стороны публики".
Скептическое отношение определенной части публики к решению суда и несогласие ее с Достоевским, который первый высказал догадку об аффекте и активно способствовал пересмотру дела Корниловой, нашло отражение в печати. Автор фельетона "Беседа" (подпись: Наблюдатель), напечатанного в газете "Северный вестник" (1877, 8 мая, No 8), писал с возмущением: ""Муж оправданной,-- пишет г-н Достоевский <...> увез ее в тот же вечер <...> и она, счастливая, вошла опять в свой дом". Как трогательно. Но горе бедному ребенку, если он остался в том доме, куда вошла "счастливая" <...> "Аффект беременности" -- ну, выдумано повое жалкое слово. Как бы силен этот аффект ни был, однако женщина под влиянием его не бросалась ни на мужа, ни на соседних жильцов. Весь аффект ее исключительно предназначался для той беззащитной девочки, которую она тиранила целый год без всякого аффекта". Достоевский взял этот фельетон на заметку (см.: Д, Письма, т. III, стр. 273) и пространно ответил на него в декабрьском выпуске "Дневника писателя" 1877 г. (см. наст. изд., т. XXVI).
Стр. 121. В прошлом году, из-за моей поездки летом в Эмс для лечения болезни... -- Летом 1876 г. Достоевский был в Эмсе с 8 (20) июля по 6 (18) или 7 (19) августа (см.: Гроссман, Жизнь и труды, с. 250, 251).
Стр. 121....по усилившейся еще более моей болезни... -- Подразумевается эмфизема легких.
Стр. 121....я принужден выдать и майский No с июньским вместе ~ первых числах июля. -- Дата цензурного разрешения майско-июньского выпуска "Дневника писателя" за 1877 г. -- 8 июля.
Стр. 121....июльский и августовский NoNo ~ выйдут тоже в августе. -- Дата цензурного разрешения этих номеров "Дневника писателя" -- 10 сентября 1877 г.
Стр. 121. С сентября же месяца NoNo "Дневника" начнут опять выдаваться аккуратно... -- Несколько запоздали сентябрьский (дата цензурного разрешения -- 6 октября) и декабрьский (цензурное разрешение 15 января 1878 г.) выпуски "Дневника писателя" за 1877 г.
Стр. 121. Уезжая из Петербурга... -- Лето 1877 г. семья Достоевских проводила в усадьбе И. Г. Сниткина (брата А. Г. Достоевской) "Малый Прикол" в десяти верстах от городка Мирополье Суджанского уезда Курской губернии. В конце июня 1877 г. Достоевский выехал оттуда в Петербург для выпуска майско-июньского номера "Дневника писателя". Обратно из Петербурга писатель выехал 17 июля 1877 г.
Стр. 122. Из книги предсказаний Иоанна Лихтенбергера, 1528 года. -- Речь идет, по-видимому, об имеющемся в библиотеке Британского музея кёльнском издании: "Pronosticatio Jnhannis Lichtonbergors, quani olim scripsit super magna illa Saturni ac Jovis conjunctioue, quae fuit anno MCCCCLXXXIIII, praeterea ad eclypsim solis anni sequentis videlicet LXXXV, durans in annum usque MDLXVII, jam dcnuo subiatis mendis, quibus scatebat, pluribus, quam diligentissime excussa. [Coloniae], 1328" ("Предсказание Иоанна Лихтенбергера, которое он некогда написал в связи с великим соединением Сатурна с Юпитером, которое было в 1484 году, а также в связи с солнечным затмением в следующем, то есть 1485 году, простирающееся до года 1567, вновь тщательно очищенное от многочисленных важных погрешностей, которыми оно изобиловало. [Кёльн], 1528").
Стр. 122. Один из наших молодых ученых нашел в Лондоне, в королевской библиотеке... -- Имеется в виду, по всей вероятности, Владимир Сергеевич Соловьев (1853--1900), занимавшийся в 1875--1876 гг. в крупнейших библиотеках Европы, в том числе и в библиотеке Британского музе а (см.: Фрагменты "Дневника писателя". Публикация И. Л. Волгина. -- ЛН, т. 86, стр. 61-62).
Стр. 122. ... один старый фолиант ~ издание 1528 года... -- Фолиантом в собственном смысле этого слова (т. е. книгой формата in-folio -- в половину печатного листа) кёльнское издание 1528 г. не было: оно напечатано in-octavo (в восьмую долю листа).
Стр. 122. Экземпляр ~ может быть, единственный в свете. -- Экземпляр Британского музея не является единственным.
Стр. 122. В туманных картинах изображается в этой книге будущность Европы и человечества. -- "Предсказание" Иоанна Лихтенбергера (биографических сведений об авторе его почти не сохранилось) представляет собой, как это видно уже из заглавия, астрологический прогноз на несколько десятилетий; оно было напечатано впервые в 1488 г. в Страсбурге на латинском языке, а затем многократно переиздавалось в конце XV--XVI в. на латинском, немецком и итальянском языках и было весьма популярно в Западной Европе. "Предсказание" Лихтенбергера было тесно связано со своим временем, несмотря на мистическую отвлеченность. Оно появилось в период острого общественного кризиса, накануне Реформации -- массовых антикатолических и антифеодальных выступлений XVI в. В это время получают широкое распространение всевозможные "пророчества", "предсказания", "откровения", в которых отразились и надежды на будущее, и страх перед ним: "Сущность бывших в Германии в ходу предсказаний составляет ожидание великого императора, стоящее в связи с представлениями об антихристе <...> Страшные кровопролития, война и восстания, моровая язва, голод и наводнение, новые ереси <...> и на заднем плане, по большей части, антихрист и светопреставление -- таковы были постоянно повторявшиеся указания пророчеств <...> Почти постоянно в этих картинах будущего изображалась гибель владычества попов и возвышение униженных и бедных <...> Между современными пророками наибольшую известность приобрел тогда Иоганн Лихтенбергер из Майнца, предсказания которого своей не терявшей силы популярностью даже гораздо позднее обратили на себя внимание Лютера. Он -- верный сторонник императора и обращается с предостережениями к курфюрстам, но в то же время он возвещает победу Писания над императорским и церковным правом, предсказывает проповедь Евангелия, появление боготворимого народом пророка и большое восстание против властей" (Фридрих фон Бецольд. История Реформации в Германии, т. I. СПб., 1900, стр. 151--152). "В 1527 г. он (Лютер, -- Ред.) написал предисловие к новому изданию (на немецком языке, -- Ред.) предсказаний Лихтенбергера, не преминувши, разумеется, выразить свое пренебрежение к астрологии" (там же, т. II, стр. 82). См. также: Joh. Friedrich. Astrologie und Reformation. München, 1864; I. Franck. Johann Lichtenberger.-- In: Allgemeine deutsche Biographie, Bd 18. Leipzig. 1883. S. 538--542.
Позднее интерес к книге Лихтенбергера, естественно, уменьшился, однако известны издания "Предсказания", относящиеся к XVII и XVIII вв. (среди них вышедшие в Англии и Нидерландах), которые преследовали цель соотнести астрологические выкладки Лихтенбергера с современностью и использовать их для новых прогнозов. В России же имя Лихтенбергера получило некоторую известность лишь благодаря Достоевскому: так, в энциклопедии Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона появилась небольшая заметка о Лихтенбергере, все сведения в которой заимствованы из "Дневника писателя" (см.: Энциклопедический словарь, т. XVIla. СПб., 1896, стр. 856).
Стр. 122. Помещаю лишь те строки, которые мне сообщили... -- Достоевский стремился передать сообщенные ему "строки" с максимальной точностью. 20 июня 1877 г. он писал метранпажу М. А. Александрову: "На первых страницах пойдет латинский текст. Напечатайте не петитом, а обыкновенным шрифтом, и непременно через строчку латинского с русским, точь-в-точь так, как увидите в оригинале. Латинский текст переведен подсловно, то есть под каждым латинским словом соответствующее русское. Надо так и набирать и печатать". И тут же добавлял: "NB. (самое главное). Ради бога, дайте прокорректировать латинский текст кому-нибудь знающему латинский язык".
Сопоставление приводимых Достоевским "строк" с имеющимися в ГПБ майнцским изданием 1492 г. (Pronostiealio latina... Maguntina, 1492) и парижским 1530 г. (Prognosticatio Johannis LichtenLergers... Parisis, 1530), весьма близкими по основному тексту, показывает, что данный в "Дневнике писателя" текст представляет собой монтаж отдельных фрагментов "Предсказания", преследующий, по-видимому, цель выделить среди других "сюжетную линию" "великого восточного орла" (т. е. относящееся к судьбе великой восточной империи) и вместе с тем придать ей большую обобщенность, чтобы предсказываемое астрологом укрепление могущества Германии в XVI в. можно было истолковывать применительно к событиям XVIII--XIX вв. Так, первое предложение взято из главы XIII (л. 14; нумерация глав и листов дастся по парижскому изданию 1530 г.); следующий фрагмент (от "Exsurget aquila grandis..." до "...alios montes super-bissimos...") цитируется с сокращениями из главы VI (л. 9 об.), причем словоформа "in Oriente" ("на Востоке") добавлена, a "annis quinque" ("пять лет") заменено на "annis multis" ("годы многие"); последнее предложение взято из главы XVIII (л. 16).
Стр. 122....как факт, не лишенный некоторого любопытства. -- Интерес Достоевского к средневековым предсказаниям но был чем-то исключительным для своего времени: во второй половине XIX в. продолжали появляться все новые издания и толкования старых пророчеств -- такие, например, как собрание предсказаний знаменитого астролога XVI в. М. Нострадамуса: "Les Oracles de Michel de Nostredame.... t. I--II. Paris, 1867" или же сборник пророчеств с истолкованиями: "La prophétie d'Orval... avec les concordances historiques de 1793 à nos jours et les événements à accomplir en 1883, 1893, 1908 et 1911. Deuzième édition augmentée de prophéties sur le Pape Saint et le Grand Monarque. Lausanne, 1871" ("Пророчество аббатства д'Орваль.. с историческими соответствиями от 1793 г. до наших дней и перечнем событий, которые должны совершиться в 1883, 1893, 1908 и 1911 годах. Издание второе, с добавлением пророчеств о святом Папе и великом монархе. Лозанна, 1871"; на эту книгу мог обратить внимание Достоевского H. H. Страхов, в личной библиотеке которого имелся экземпляр данного издания, в настоящее время хранящийся в библиотеке Ленинградского государственного университета).
Стр. 123....не война ли наша с Европой 22 года назад?.. -- Крымская война 1853--1855 гг. В ней в союзе с Турцией воевали против России Франция, Англия и Сардиния.
Стр. 123. В 1528 году еще не было королевы Елизаветы. -- Т. е. Елизаветы Тюдор (1533--1603) -- королевы Англии с 1558 г., не вступившей в брак и не оставившей потомства.
Стр. 123. "Столица, подвергшаяся нашествию, похожа на девицу, потерявшую свою девственность". -- Имеются в виду слова, сказанные Наполеоном в августе 1812 г. в Смоленске пленному русскому генералу Н. А. Тучкову (1775--1838), которому он доказывал невыгодность Для России дальнейшего сопротивления, пытаясь использовать Тучкова для передачи Александру I предложения о мире: "... я займу Москву, и какие б я меры ни принимал к сбережению ее от разорения, никаких достаточно не будет: завоеванная провинция или занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь свою. Что хочешь после делай, по чести возвратить уже невозможно" (П. А. Тучков. Мои воспоминания о 1812 годе. -- РА, 1873, No 10, стб. 1963). Это высказывание приводится и в романе Л. Н. Толстого "Война и мир" (т. III, ч. 3, гл. XIX).
Стр. 123...."Те пусть полежат и подождут; русского-то всякий подымет, а французик-то чужой, его наперед пожалеть надо". -- Почти точная цитата из мемуаров "Князь Александр Сергеевич Меншиков в рассказах бывшего его адъютанта Аркадия Александровича Панаева", напечатанных в "Русской старине". Делясь своими воспоминаниями об Инкерманском сражении, проигранном защитниками Севастополя 24 октября 1854 г., А. А. Панаев отмечал: "Подъехав к 6-му бастиону, я заметил, что солдатики наши несли на ружьях и на носилках большею частию все раненых французов, и на вопрос мой: неужели наши раненые все уже подобраны? получил в ответ, что своих-то всякий подымет, а французика-то тоже жалко" (PC, 1877, No 5, стр. 69). Далее Панаев писал: "Опрашивая страдальцев (раненых французов, подобранных русскими солдатами, -- Ред.), я получил от всех выражение искренней признательности за участие, оказываемое им русскими" (там же, стр. 70). Аналогичные сведения о великодушии русских солдат во время Крымской войны Достоевский мог почерпнуть в книге французского профессора А. Рамбо (1842--1905) "Французы и русские" (Franèais et Russes -- Moscou et Sévastopol. 1812--1854. Par Alfred Rambaud, professeur à la Faculté des lettres de Nancy. Paris, 1877). В хронике "Вестника Европы" отмечалось, что эта книга написана с учетом "всего, что было у нас издано в "Русском архиве" и "Русской старине" по поводу 12-го года и осады Севастополя, включая сюда и рассказы графа Льва Толстого <...> Прочтите, например, -- указывалось в той же хронике, -- главу "Севастопольские типы"; эта глава читается как роман, а между тем это -- действительная история, в которой автору принадлежит только невольная симпатия к героям, сражавшимся с его же соотечественниками" (ВЕ, 1877, No 2, стр. 891, 892).
Стр. 124. Сущность дела он понимает превосходно ~ он четыре уже столетия как ее понимает. -- В 1453 г. Константинополь был завоеван турками. Приблизительно с этой даты Достоевский ведет отсчет четырех столетий, в течение которых русский народ понимает, по его определению, "сущность дела", т. е. причины конфликта между Россией и Турцией.
Стр. 124.... дожил он до великого дня, когда двадцать лет тому назад... -- Подразумевается 1857 г. -- год опубликования царских рескриптов о подготовке освобождения крестьян от крепостной зависимости.
Стр. 124. Я видал и разбойников, страшно много наделавших зверства ~ сами умели осудить себя... -- Достоевский подробно рассказывает об этом в "Записках из Мертвого дома" (см. наст. изд., т. IV, стр. 40--41, 46-47, 51, 63 и др.).
Стр. 124. А "блаженнейший папа, непогрешимый наместник божий"... -- Достоевский иронизирует над догматом о непогрешимости папы Пия IX в делах веры, провозглашенным на Ватиканском соборе 18 июля 1870 г. Собор происходил с 8 декабря 1869 г. по 20 октября 1870 г.
Стр. 124. ... отходя к богу ~ разве не пожелал он победы туркам и мучителям христианства над русскими ~ за то только, что, по его непогрешимому определению, турки всё же лучше русских еретиков, не признающих папу? -- Папа Пий IX умер в 1878 г. Достоевский имеет в виду речь папы, произнесенную 30 апреля (н. ст.) 1877 г. В связи с этим газета "Московские ведомости" (1877, 30 апреля, No 104, корреспонденция "Из Вены. 5 мая (23 апреля)"; подписана буквой Z.) сообщала: "Телеграф известил на днях, что на аудиенции, данной савойским пилигримам, папа завел речь о русско-турецкой войне. В этой речи он буквально говорит так: "В это самое время выставила еретическая великая держана Многочисленное войско для наказания неверной державы, жалуясь на то, что эта последняя несправедливо управляет и утесняет многочисленных своих подданных, исповедующих учение православное. Война уже началась. Не знаю, которая из этих двух держав победит, но знаю, что на одной из этих держав, которая называет себя православною, по есть схизматическая, тяготеет рука правосудного бога за бесчеловечные преследования католиков...". Далее в этой корреспонденции приводилась выдержка из документа, напечатанного в пражской газете "Покрок" и представлявшего собою ответ городской думы города Младый Болеслав (Юнгбунцлау) на предложение местного викария и декана подписаться под адресом папе Пию IX по случаю его пятидесятилетнего епископского юбилея: "Мы были бы вправе ожидать, что папа, как христианский епископ, будет молиться богу о даровании победы христианскому оружию против вековых притеснителей христианских народов, -- по ожидать того, что заявлено теперь папой, никто из нас не мог. Мы, славяне -- чехи, вместе со всеми другими славянскими народами без различия вероисповедания, сочувствуем более всего русским ратникам, в которых видим защитников идеи человечества и славянской народности и не перестанем всего душой и постоянно желать им полной победы в этой борьбе, начатой за высшие права человечества". В той же корреспонденции сообщались любопытные сведения о характере некоторых воинственных выступлений на съезде католического духовенства в Вене (1 мая п. ст. 1877 г.). По словам корреспондента, в этих выступлениях говорилось "о стремлении поглотить все национальности в высшем единстве католической веры, высказанном, между прочим, с такою бесцеремонностию, что даже и столь ярый католик, как чешский магнат граф Клйм-Мартинец счел себя вынужденным заявить противное тому мнение. Господа члены съезда говорили, что "для них, как католиков, существует лишь один нравственный закон, заповедуемый церковию и ее верховным непогрешимым главою -- папою". Некоторые горячились даже до того, что заговорили "о необходимости безусловно подчиниться" все "уравновешивающей власти церкви", как "то было в средние века" и пр. в этом роде".
Аналогично чехам против речи Пия IX протестовали католикп-хор-ваты, входившие в состав Австро-Венгрии (см.: МВед, 1877, 14 мая, No 110, статья "Из Вены. От нашего корреспондента 19(7) мая"; подписана буквой Z.).
Исключительное раздражение Достоевского в связи с речью папы Пия IX к савойским пилигримам вызвали еще два обстоятельства. В газете "Московские ведомости" (1877, 13 мая, No 115, отдел "Последняя почта") сообщалось, что 9 мая (н. ст.) 1877 г. "Порта отправила <...> в Рим" телеграмму "с выражением признательности папе за его речь в пользу Турции...". Через несколько дней в "Последней почте" той же газеты (1877, 22 мая, No 123) была помещена телеграмма: "Из Сараева телеграфируют в "Post", что монах тамошнего францисканского монастыря Фра-Мартино велел, как слышно, по особому приказанию папы, служить молебны о даровании победы турецкому оружию над схизматическою Россией".
Стр. 125. ... какое же третье-то из незаконных? И какое же законное-то? -- "Третьим из незаконных" Достоевский считает магометанство, или исламизм, а единственно законным -- православие. II здесь ощущается враждебно-полемическая реакция на слова и заявления Пия IX. Комментируя речь 30 апреля, официальные корреспонденты русских газет констатировали, что она возбудила презрение к Пию IX даже в такой классически католической стране, как Италия. Так, в корреспонденции "Из Рима. 8 мая (26 апреля)", подписанной буквой Б. и напечатанной 5 мая 1877 г. в "Московских ведомостях" (No 109), отмечалось: "По общему мнению, высказанное римским первосвященником озлобление против России и сочувствие к исконной притеснительнице христианства, Турции, ясно свидетельствуют об ослаблении умственных способностей святого отца и о влиянии на него иезуитов, особенно усилившихся по смерти кардинала Антонелли".
Стр. 125....время это еще только предшествовало войнам великой протестантской реформации... -- Очевидно, подразумеваются две войны: 1) воина немецких протестантов ("Шмалькальдонский союз") против императора Священной римской империи Карла V (1500--1558), начавшаяся в 1546 г. и закончившаяся в следующем году поражением протестантов; 2) война 1547--1552 гг., в которой немецкие протестанты возобновили войну против Карла V и добились победы. Аугсбургским религиозным миром 1555 г. победы и завоевания протестантов были санкционированы и упрочены.
Стр. 125. ... потом, особенно в протестантских армиях, всегда появлялись исступленные "пророки" из самих сражавшихся... -- Возможно, имеется в виду вооруженное сопротивление французских протестантов в конце XVII в. Когда после отмены в 1685 г. Нантского эдикта, предоставлявшего гугенотам свободу вероисповедания, усилились преследования протестантов, они в свою очередь пытались отстаивать в неравной борьбе свои права. Особенно напряженной была обстановка в горных местностях южной Франции, где протестанты действовали весьма решительно и где мистические тенденции гугенотского движения проявились наиболее ярко: не страшась преследований, сотни людей объявляли себя боговдохновенными пророками (так называемые "севеинские пророки"). Предводители крестьянского восстания камизаров 1702--1704 гг. (Кавалье, Раванель и др.) также воодушевляли народ своими пророчествами. См.: L. Fignier. Histoire du merveilleux dans les temps modernes, t. II. Paris, 1860, p. 177--426; A. Dubois. Les prophètes cévenols. Strasbourg, 1861.
Стр. 125....нахожусь теперь в Курской губернии. -- См. примеч. к стр. 121.
Стр. 127....я даже справлялся кой в каких изданиях, и в одном из них -- именно в одном из тех, которые пошли вдруг, произвели впечатление быстрое, внезапное... -- Подразумевается, по всей вероятности, газета "Новое время", издателем которой с 29 февраля 1876 г. стал А. С. Суворин. Такое заключение подтверждается замечанием Достоевского в записной тетради 1876--1877 гг.: ""Нов<ое> вр<емя>" -- газету, которую я читаю не всегда с большим удовольствием, по успех которой показывает, до какой степени надоел "Голос"..." (см. наст. изд., т. XXIV, стр. 274).
Стр. 127....один из ближайших участников ~ залился неудержимым смехом. -- По-видимому, речь идет о самом Суворине -- человеке общительном, самоуверенном и склонном к юмору.
Стр. 128. ... таинственный незнакомец из драмы Лермонтова "Маскарад" -- колоссальное лицо, получившее от какого-то офицерика когда-то пощечину и удалившееся в пустыню тридцать лет обдумывать свое мщение. -- Достоевский контаминирует два разных эпизода из драмы "Маскарад" (см.: Лермонтов, т. V, стр. 360, 361 и 396--402). Незнакомец "обдумывал" свое мщение Арбенину семь лет.
Стр. 130....даже Гоголь в "Переписке с друзьями" советовал приятелю со и даже приводил, какие именно... -- В главе XXII "Переписки с друзьями" Гоголь советовал помещику следующим образом поступать с крестьянином, проявляющим неуважение к "примерным хозяевам": "... того распеки тут же при всех; скажи ему: "Ах ты невымытое рыло"". И далее: "Мужика не бей! Съездить его в рожу еще не большое искусство. Это сумеет сделать и становой, и заседатель, и даже староста; мужик к этому уже привык и только что почешет слегка у себя в затылке. Но умей пронять его хорошенько словом; ты же на меткие слова мастер. Ругни его при всем народе, но так, чтобы тут же обсмеял его весь народ. Это будет для него в несколько раз полезней всяких подзатыльников и зуботычин. Держи у себя в запасе все синонимы молодца для того, кого нужно подстрекнуть, и все синонимы бабы для того, кого нужно попрекнуть, чтобы слышала вся деревня, что лентяй и пьяница есть баба и дрянь. Выкопай слово еще похуже, словом -- назови всем, чем только не хочет быть русский человек" (Гоголь, т. VIII, стр. 323, 324). В данном случае Достоевский солидарен с Белинским, который возражал Гоголю в знаменитом "зальцбруннском" письме: "А выражение: ах ты, неумытое рыло! Да у какого Ноздрева, какого Собакевича подслушали Вы его, чтобы передать миру как великое открытое в пользу и назидание русских мужиков..." (Белинский, т. X, стр. 214).
Стр. 130. ... ругается он скорее машинально, чем с нравственною утонченностью, скорее по привычке... -- Ср. это заключение Достоевского с его наблюдениями в очерке "Маленькие картинки" -- наст. изд., т. XXI, стр. 108.
Стр. 131....этакой человек может представить собою чрезвычайно серьезный литературный тип, в романе или повести. -- В конце главы Достоевский вновь говорит о том, что "идею" об "этаком человеке" попробует "вставить в роман". Этот неосуществившийся замысел интересен определенной связью с гоголевской традицией. Как у гоголевского Поприщина, у задуманного Достоевским героя "фигуры нет", "остроумия нет", "связей никаких". Далее прямо говорится о том, что задуманный герой -- "наш Поприщин, современный нам Поприщин <...> что он такой же самый Поприщин, как и первоначальный, только повторившийся тридцать лет спустя".
Стр. 134...."что позор, позор вздор, позора боятся теперь лишь аптекари"... -- Перефразировка сентенции Поприщина в "Записках сумасшедшего": "Черт возьми! Что письмо! Письмо вздор. Письма пишут аптекари..." (Гоголь, т. III, стр. 211).
Стр. 136. " И мило, и благородно", -- как выражается частный пристав у Щедрина о подобном же случае. -- Подразумевается эпизод из третьей главы "Современной идиллии" (см.: Салтыков-Щедрин, т. XV, стр. 42). Глава эта была напечатана в четвертой книжке журнала "Отечественные записки" за 1877 г.
Стр. 136. Давненько-таки я не живал в русской деревне. -- Эта фраза -- возможно, ироническая перелицовка первой строки неждановского стихотворения "Сон" из романа Тургенева "Новь" ("Давненько не бывал я в стороне родной..." -- см.: Тургенев, Сочинения, т. XII, стр. 230).
Стр. 136. Г-н Буренин, отправившийся корреспондентом на войну, рассказывает в одном из своих писем... -- Буренин писал: "На последней станции перед Плоештами в наш вагон пришел какой-то русский, очень почтенного вида, с высоким челом, с седыми кудрями, с картинными манерами -- одним словом, по фигуре тип человека сороковых годов. Когда он разговорился с нами, то действительно оказалось, что это последний из могикан тех неисправимых западников, которые до сих пор хранят, как святыню, свои западнические традиции и, невзирая ни на какие события, не поступаются прежними взглядами. Он постоянно живет за границей, находя, что в России "ничего путного все еще делать нельзя" <...> Он говорил очень много и не без остроумия издевался над славянофилами и их <...> праздными фантазиями насчет "возрождения" и "преобразования" Болгарии.
"Скажите, пожалуйста, -- иногда саркастически смеялся "последний из чистых западников", -- вы, как корреспонденты, должны знать все: правда ли, что славянофилы московские, ввиду занятия Болгарии, выслали уже сюда надзирателей за будущими московскими колоколами на болгарских церквах? <...> Да, помилуйте, это еще что! Я из самых достоверных источников слышал, что на днях в особом вагоне из Москвы привезут сюда тень покойного А. С. Хомякова, пророка славянства. Да-с, и кажется, под особым конвоем <...>"
В таком вкусе, -- резюмировал Буренин, -- шутил и иронизировал закоренелый западник. По правде сказать, его шутки, довольно пошловатые, производили впечатление весьма жалкое: ввиду близких крупных событий странно издеваться с мелкой партионной точки зрения над делом, во всяком случае вышедшим из границ кружковых стремлений и ставшим делом всей России, всего народа. Но эти последние могикане западничества решительно неисправимы: они ничего не забывают и ничему не учатся у событий, они живут своей мелкой иронией и в ней одной находят свое спасение и свое дело..." ("Дневник корреспондента, 28-го мая". -- НВр, 1877, 7 (19) июня, No 456).
Стр. 137.... почувствовались в руках выкупные... -- Согласно положениям об отмене крепостного права, освобождаемые крестьяне обязаны были уплатить своим прежним владельцам определенную сумму (выкупные) за землю, отходившую к ним в качестве личной собственности.
Стр. 137.... русская личная поземельная собственность в полнейшем хаосе, продается и покупается со меняет даже вид свой, обезлесивается... -- О хищническом уничтожении лесов в России Достоевский упоминал с тревогой также в "Дневнике писателя" за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 41) и 1881 г. (гл. 1, § 2).
Стр. 138. Это ведь из-за деспотизма им до сих пор не выдавали заграничных паспортов... -- Подразумеваются принципиально несхожие законы о выдаче заграничных паспортов, действовавшие при Николае I и Александре II. В 1851 г. Николай 1 ограничил до двух лет срок пребывания дворян за границей и приказал с каждого лица, упоминаемого в заграничном паспорте, взимать пошлину в размере двухсот пятидесяти рублей за каждое полугодие. С воцарением Александра II по закону от 26 августа 1856 г. эти ограничения и препятствия, затруднявшие получение заграничного паспорта, были устранены.
Стр. 138. ... рантьеров... -- Рантье (от франц. rentier) -- лица, живущие на проценты с отдаваемого в ссуду капитала, на доходы с акций и т. п.
Стр. 138. ... эти Лукуллы... -- Люций Люциний Лукулл (106--57 до н. э.) -- римский полководец, имя которого стало нарицательным. Прославился необычайной роскошью, излишествами и пирами, вошедшими в поговорку ("Лукуллов пир").
Стр. 140....всё то же самое, об чем я говорил и в прошлом году. -- Подразумевается "Дневник писателя" 1876 г. (июль--август, гл. 3; см. наст. изд., т. XXIII, стр. 77--84).
Стр. 140....дипломатический язык, известно, французский язык; русский же язык довольно знать лишь и грамматически. Но так ли это? Вопрос этот ~ до того еще нерешенный, что недавно даже в печати о нем заговорили, хоть и косвенно, по поводу сочинений г-на Тургенева на французском языке. -- Достоевский искусно использует в своих публицистических целях полемику консервативной и либеральной прессы с Тургеневым -- в связи с тем, что некоторые его художественные произведения, в частности "Рассказ отца Алексея", вышли в переводе на иностранный язык несколько раньше появления их русского оригинала в журнале "Вестник Европы". Суворин, без разрешения и даже без ведома автора, поместил в своей газете обратный перевод рассказа Тургенева (под названием "Сын попа"), сопроводив его следующим редакционным примечанием: "Этот не являвшийся еще на русском языке рассказ И. С. Тургенева помещен в февральских нумерах "République des Lettres"" (см.: НВр, 1877, 6 и 7 апреля, NoNo 395 и 396). Тургенев назвал этот поступок Суворина "бесцеремонным", после чего издатель "Нового времени" выступил с "Открытым письмом к И. С. Тургеневу". Пренебрегая этическими нормами, Суворин писал о "непатриотичности" поведения Тургенева: "Когда кокотка встретит новый фасон платья, когда она увидит последнюю модную картинку -- сколько хлопот ей предстоит для того, чтоб облечься в этот модный костюм. Русский писатель, появляющийся первоначально на иностранном языке, напоминает эту франтиху..." (НВр, 1877, 24 апреля, No 413). Вскоре в газете "Новое время", в фельетоне Буренина "Литературные очерки", Тургеневу было предъявлено обвинение в незнании русской грамматики и русского языка (НВр, 1877, 29 апреля, No 418). Суворина и Буренина поддержал критик газеты "Голос", обращавший внимание читателей на "суетность" Тургенева и на его не только литературную, но и политическую "измену" родине (Письмо Тургенева редактору "Le Temps". -- Г, 1877, 26 мая, No 104; см. также: Тургенев, Сочинения, т. XV. стр. 173--174). Недоброжелательным было и суждение о тургеневской повести "Сон", высказанное парижским корреспондентом газеты "Московские ведомости" (МВед, 1877, 2 мая, No 106).
Полемика вокруг Тургенева в значительной степени обусловила написание настоящей главы "Дневника писателя". Но совершенно особую роль в этом отношении сыграл фельетон "О правах писателя в частности и человека вообще, размышление по поводу писем г-д Тургенева и Суворина...", подписанный псевдонимом "Один" (быть может, это псевдоним А. В. Эвальда -- 1836--1898) и напечатанный в газете "Санкт-Петербургские ведомости". Отметив, что благодаря тесным историческим связям у народов Западной Европы долгов время "был один общий литературный и политический (или дипломатический) язык -- латинский"; что у западноевропейских народов "писать не на своем языке, а на чужом не считалось ни преступлением, ни изменою своему отечественному языку", Один писал в заключение своего фельетона: "Большинство авторов пишут на своих родных языках главнейшим образом потому, что они только их и знают. Но многие авторы, знавшие хорошо иностранные языки, не стесняли себя границами только родного языка. Не далее как Пушкин, этот наиболее народный наш писатель, создал несколько произведений (хотя небольших) на французском языке. Гейне был еврей, но всю жизнь писал или по-немецки, или по-французски, и, сколько я помню, никому в голову не приходило отучать его от этой привычки <...> Все это я пишу не в защиту собственно И. С. Тургенева, который, конечно, лучше меня сумеет защитить свое право и свою свободу. Я почел долгом защитить вообще свободу авторского права, на которое посягает г-н Суворин" (СПбВед, 1877, 1 мая, No 119).
Своим оппонентам и защитникам Тургенев ответил, кроме письма редактору "Lo Temps", тремя письмами, опубликованными в газете "Наш век" (см.: Тургенев, Сочинения, т. XV, стр. 168--172, 175--176). Особенна убедительно прозвучало третье из этих писем ("Наш век", 1877, 13 мая,. No 72), в котором Тургенев писал: "Корреспондент "Московских ведомостей" наговорил небылицу, которая меня нисколько не трогает; но задел он меня, точно так же, как защитник мой, г-н Один, тем, что приписывает мне эту способность сочинительствовать на чужом наречии. В течение моей литературной карьеры я подвергался самой разнообразной брани, иная была мне неприятна <...> но обиду, именно обиду наносили мне только те господа, которые уверяли, что я могу писать -- и писать на французском языке <...> Быть в состоянии писать, сочинять, на двух языках и не иметь никакой оригинальности -- эти два выражения в моих глазах совершенно тождественные, а потому пользуюсь случаем и спешу заявить, что я никогда ни разу не писал (в литературном смысле слова) иначе", как на своем родном языке" (Тургенев, Сочинения, т. XV, стр. 175-176).
Стр. 142....такая-то, например, королева рассердила фаворитку такого-то короля, вот и произошла от того война двух королевств. -- Достоевский иронизирует не только над "херувимчиками", но, по-видимому, и над историками (возможно, в том числе и над И. К. Кайдановым).
Стр. 143. ... возьмите, например, графа Кавура -- это ль был не ум, это ль ne дипломат? Я потому и беру его, что за ним уже решена гениальность... -- Оценка результатов государственной деятельности графа Камилло Бензо Кавура (1810--1861) близка к резкому отношению "Современника" к этому итальянскому либеральному политику (в статье Чернышевского "Граф Кавур" -- С, 1861, No 6; в статье Добролюбова "Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура" -- С, 1861, NoNo 6--7). Чернышевский утверждал: "Кавур был человек довольно дюжинный". В этом пункте Достоевский-полемист был согласен с Добролюбовым и Чернышевским. Обращаясь к Чернышевскому, он отмечал в записной тетради 1860--1862 гг.: "Если кто с вами согласен, что Кавур был человек довольно дюжинный, так это мы. Если кто мог негодовать вместе с вами, что такая дюжинная душа властвует над всеми, вопреки гениальным, из умения воровски пользоваться гениальными мыслями, так это мы" (см. наст. изд., т. XX, стр. 154--155). Слова "за ним уже решена гениальность" иронически намекают на непререкаемый авторитет, которым пользовался Кавур в среде русских либералов. В связи с этим достаточно отметить, что даже Тургенев (в своих "Литературных и житейских воспоминаниях", опубликованных в 1869 г.) сетовал на покойного Добролюбова за "несвоевременное" и ошибочное, по его определению, осуждение либеральной политики Кавура и парламентаризма вообще (см.: Тургенев, Сочинения, т. XIV, стр. 34).
Стр. 143. ... "великий зверь на малые дела"! -- Цитата из басни И. А. Крылова "Воспитание льва" (1811).
Стр. 145....а только туману лет сто назад напустили, из видов, и тоже дипломатических... -- По-видимому, Достоевский имеет в виду намеки западноевропейской дипломатии на русско-турецкую войну 1768--1774 гг. и ее результаты. Эта успешная для России война закончилась Кючук-Кайнарджийским договором (10 июля 1774 г.), по которому Турция признала покровительство России над Молдавией и Валахией и обязалась облегчить положение христианского населения Балканского полуострова.
Стр. 146. Этот храбрый генерал... -- Мак-Магон. В записной тетради 1875--1876 гг. есть такая помета, сделанная под впечатлением толков о французском президенте в иностранной прессе: "Мак-Магон. Честный солдат, храбрый солдат, по все это, чтоб не сказать, что он умный солдат. Вот про "умного-то" и никто не говорил" (наст. изд., т. XXIV, стр. 97).
Стр. 146. ... почти везде побежденный... -- Мак-Магон воевал более или менее успешно лишь во французских колониях в Африке. Во время франко-прусской войны 1870--1871 гг. он был одним из бездарных руководителей французской армии.
Стр. 146. ... а в дипломатии отличившийся коротенькой фразой: " J'y suis et j'y reste"... -- См. ниже, стр. 425.
Стр. 147. ... в пространной истории Кайданова есть одна величайшая из фраз. -- Достоевский цитирует далее не совсем точно. У Кайданова: "Глубокая тишина царствовала в Европе в то время, когда Фридерик Великий закрывал глаза свои навеки; но никогда подобная тишина не предшествовала столь сильной политической буре, каковая вскоре последовала во всей Европе" (И. Кайданов. Руководство к познанию всеобщей политической истории. Третье издание, исправленное и дополненное. Часть третья. История новая, или трех последних веков, продолженная до 1818 года. СПб., 1827, стр. 279). И. К. Кайданов (1782--1843)--профессор Царскосельского Лицея, автор многократно переиздававшихся учебников по русской и всеобщей истории.
Стр. 147. ... а в Петербурге, у нас, еще задолго перед сим красовался мраморный бюст Вольтера. -- Возможно, речь идет об одном из двух бюстов Вольтера, находящихся и поныне в коллекциях Эрмитажа. Автором первого из них, выполненного по заказу Екатерины II около 1770 г., была ученица знаменитого Фальконе Мари Анна Колло (1748--1821), а автором второго, созданного также по заказу императрицы и несравненно более значительного по своему художественному достоинству, -- Жан Антуан Гудон (1741--1828), реалистически запечатлевший Вольтера в последний год его жизни (1778) (см.: Жаннетта Мацулевич. Французская портретная скульптура XV--XVIII веков в Эрмитаже. Л.--М., 1940, стр. 60--62 и раздел "Иллюстрации" в той же книге -- табл. 28 и 32). Достоевский мог сам видеть эти скульптурные портреты (широкий доступ в Эрмитаж был открыт с 1866 г.) или же почерпнуть сведения о них из статьи В. В. Стасова "Три французских скульптора в России", опубликованной незадолго до написания настоящей главы "Дневника писателя". Ошибочно приписывая оба бюста Гудону, Стасов писал о нем в своей статье: "... у нас в России <...> сохранилось несколько самых капитальных, самых великолепных его созданий. В Эрмитаже есть два его бюста Вольтера (один маленький, в парике, другой в натуральную величину, с ленточной повязкой на голове...)" (ДНР, 1877, No 4, стр. 348).
Стр. 149....и уже перешедшая через Дунай... -- Русские войска форсировали Дунай 15 июня 1877 г.
Стр. 151....не та единственно формула этого протестантства, которая определилась при Лютере... -- См. выше, стр. 7--8, 359.
Стр. 154. Явились Интернационалка... -- Имеется в виду Интернационал -- Международное товарищество рабочих, основанное в 1864 г. в Лондоне под руководством К. Маркса. Достоевский, основываясь на информации в тогдашней дворянско-монархическон русской п буржуазной западноевропейской печати, не мог иметь сколько-нибудь верного представления о программе и характере деятельности этой первой массовой организации пролетариата.
Стр. 154.... вследствие внезапного клерикального переворота во Франции. -- Достоевский имеет в виду уход в отставку (16 мая 1877 г.) республиканского министерства Жюля Симона (1814--1896) под давлением президента Мак-Магона -- бонапартиста по своим убеждениям (Мак-Магон направил Жюлю Симону письмо с выражением недовольства его политикой, после чего последовала "смена кабинета"). Это событие встревожило Европу как предвестие возможной международной войны. Западноевропейское и русское общество считало смену министерства во Франции результатом происков клерикалов, руководимых из Ватикана -- резиденции папы Пия IX. В "Последней почте" "Московских ведомостей" (1877, 22 мая, No 123) отмечалось: "Из Рима пишут в ультрамонтанскую "Germania", что католики обязаны папе падением министерства Жюля Симона. По словам корреспондента, Пий IX не мог вынести, что бывший президент совета уличал его во лжи в публичном заседании палаты депутатов, и поручил своему нунцию в Париже передать маршалу Мак-Магону, что Ватикан разорвет сношения с французским правительством. "Маршал президент,-- заключает корреспондент "Germania", -- был, разумеется, сильно взволнован сообщением монсиньора Мелии, и в скором времени найден был предлог положить конец администрации Жюля Симона"".
Комментируя отношение к этому событию со стороны французской печати и общественности, газета "Московские ведомости" (1877, 15 мая, No 117, отдел "Последняя почта") отмечала: "Та же газета ("France",-- Ред.) сообщает полученную ею из Вены шифрованную депешу от 19 мая, в которой сказано: "Государственный удар во Франции произвел здесь общую панику. В последние двенадцать часов в газетах появляются энергические статьи. Повсюду говорят: "Нет более Франции! Кабинет Броля не просуществует более трех месяцев". Общественное мнение единодушно считает переворот 16 мая результатом ультрамонтанских интриг..."". Корреспонденция "Из Парижа", помещенная в газете "Московские ведомости", обращала внимание на политику западноевропейских клерикалов, предупреждая о "католическом заговоре". "Судя по впечатлению, произведенному во всей Европе переменой министерства в Париже, ваши читатели моглп убедиться, -- писал автор корреспонденции, -- что я не преувеличил его значение, когда в письме, отправленном несколько часов спустя после этой перемены, я придал ему значение настоящего coup d'état (государственного переворота, -- Ред.), которого лозунг вышел из Ватикана и который может иметь самые пагубные последствия для будущности Франции <...> Несколько лет тому назад один известный государственный человек сказал, что, дабы понимать современные события Западной Европы, необходимо не упускать из виду, что в ней существуют две почти одинаковые силы, обе обладающие самою могущественною организацией, какую свет когда-либо выдвигал, силы, между которыми идет борьба не на живот, а на смерть. Одна из этих сил -- прусская армия, другая -- иезуиты. Бисмарк и патер Беке держат в своих руках нити почти всех происходящих в Западной Европе событий, и борьба, идущая между протестантскою Германией, с одной стороны, и поклонниками Силлабуса, с другой, будет в своих результатах одним из самых выдающихся факторов в истории цивилизации XIX столетия <..."> (МВед, 1877, 24 мая, No 125).
Стр. 155. ... имея столь гениальных предводителей во главе... -- См. выше, стр. 43 и примеч. к ней.
Стр. 155. Еще не успели выйти германские войска из Франции... -- Достоевский писал о французах в журнале "Гражданин" (1873, No 38): "... у них на днях произошел один факт, конечно, предвиденный и знаемый всеми уже давным-давно, но непременно смутивший всех как нечто неожиданное. В официальном журнале от 4 (16-го) сентября было напечатано: "Конфлан и Жарни, последние занятые местности, были очищены вчера в 7 часов вечера. В 9 часов немецкие войска перешли границу. Территория освобождена окончательно"" (см. наст. изд., т. XXI, стр. 180).
Стр. 155. ... как он уже ясно увидел, что слишком мало было сделано "кровью и железом"... -- Словами "кровью и железом" (или наоборот) выражался принцип внешней и внутренней политики Бисмарка -- как до, так и после франко-прусской войны 1870 г. Считаясь с возможностью новой войны с быстро оправившейся от поражения Францией, Бисмарк стремился к тому, чтобы, в случае возобновления конфликта, последняя оказалась в изоляции от других европейских держав.
Стр. 155. ... Наполеону нельзя уже было воротиться в Париж императором иначе, как по милости короля Прусского. -- Сдавая крепость Седан и находящуюся в нем армию, Наполеон III униженно писал прусскому королю Вильгельму (вскоре провозглашенному императором Германии), явно рассчитывая на его поддержку в сохранении статуса покачнувшейся "второй империи": "Дорогой мой брат, так как я не сумел умереть среди моих войск, мне остается вручить свою шпагу Вашему величеству. Остаюсь Вашего величества добрым братом. Наполеон" (Всемирная история, т. VI. М., 1959, стр. 599). Через 2 дня, 4 сентября 1870 г., в Париже была провозглашена республика.
Стр. 155. Не всегда тоже будут и столь мало даровитые генералы, как Мак-Магон... -- Главнокомандующий французской армией Мак-Магон во время битвы за Седан находился в этой крепости. В результате седанского погрома свыше ста тысяч французов, в том числе 139 генералов, среди которых был и Мак-Магон, попали в плен.
Стр. 155. ... или такие изменники, как Базен. -- См. наст. изд., т. XXI, стр. 487. Измене Базена и суду над ним Достоевский посвятил свои очередной обзор "Иностранные известия" в No 43 журнала "Гражданин" за 1873 г. (см. там же, стр. 211--216).
Стр. 156. ... побежденный враг со вдруг уплатил три миллиарда контрибуции разом и не поморщился. -- В июле 1872 г. Франция провела заем для выплаты контрибуции, который был перекрыт в 12 раз. Затем французское правительство добилось возможности выплатить досрочно оставшиеся 3 миллиарда: в сентябре 1873 г. произошло полное освобождение территории страны.
Стр. 156. Правда, до последнего внезапного приключения во Франции... -- Подразумевается "клерикальный переворот" во Франции 16 мая 1877 г.
Стр. 157. Почему он так дальновидно озаботился заручиться итальянским союзом... -- Бисмарк "заручился" этим союзом накануне войны с Австрией, начавшейся 17 июня 1866 г.
Стр. 158. Конклав -- собрание высших сановников католической церкви, кардиналов, для избрания нового папы.
Стр. 158. Папа, поверженный и заключенный в Ватикане... -- После занятия Рима итальянскими войсками (20 или 21 сентября 1870 г.) Пий IX демонстративно объявил себя "узником Ватикана" и не покидал его пределов.
Стр. 158. ... издающий аллокуции... -- Аллокуция -- обращение папы к коллегии кардиналов с речью по какому-нибудь важному церковному или политическому вопросу. В первой половине 1877 гг. особое внимание Достоевского было привлечено по крайней мере тремя речами, или алло-куциями, Пия IX. В газете "Московские ведомости" (1877. 2 марта, No 50, отдел "Последняя почта") отмечалось: "Итальянские газеты и корреспонденции сообщают, что во всех городах Италии подписываются протесты против закона о предупреждении злоупотреблений духовенства, частию для устрашения Сената, частию из повиновения Пию IX, изрекшему в одной из своих последних аллокуций: "Действуйте, действуйте! Действие, не достигающее цели сегодня, приготовляет успех на завтра"". Б данном случае подразумевалась, по всей вероятности, аллокуция от 12 марта (п. ст.) 1877 г. (см.: МВед, 1877, 4 июня, No 136, отдел "Последняя почта"). После того как закон о злоупотреблениях духовенства не был утвержден Сенатом, а закон о гарантиях, ограждающих свободу существования папства, остался в силе, в "Гражданине" (1877, 11 мая, No 18) была напечатана корреспонденция А. Биберштейна "Из Италии", в которой отмечалось: "... папа, имея полную свободу говорить и делать, что ему вздумается, произнес недавно речь, в которой требует, в самых резких выражениях, иностранного вмешательства во внутренние дела Италии". Самое неблагоприятное впечатление на Достоевского произвела речь Пия IX на приеме савойских пилигримов 30 апреля 1877 г. (см. выше, стр. 413--414).
Стр. 158. ... и силлабусы... -- Силлабус (по-гречески -- перечень) -- так называлось приложение к папской энциклике (окружному посланию) от 8 декабря 1864 г. с перечислением восьмидесяти "заблуждений", противоречащих учению католической церкви. Полное его название: "Sillabus complectens praecipios nostrae aetatis errores" ("Перечень, содержащий основные заблуждения нашего времени").
Стр. 158. ... принимающий богомольцев... -- Почти всю первую половину 1877 г. Пий IX принимал пилигримов, стекавшихся в Рим из Европы и Америки для празднования пятидесятилетия со дня возведения его в звание епископа.
Стр. 158. ... и умирающий... -- Во время ежедневных приемов пилигримов Пий IX неоднократно терял сознание вследствие общей старческой слабости.
Стр. 158. ... огромнейшая идея мира, идея, вышедшая из главы диавола во время искушения Христова в пустыне... -- Подразумевается искушение Христа властью, о котором рассказывается в Евангелии: "И возведя его на высокую гору, диавол показал ему все царства вселенной во мгновение времени. И сказал ему диавол: тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если ты поклонишься мне, то все будет твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от меня, сатана; написано: господу богу твоему поклоняйся, и ему одному служи" (Евангелие от Луки, гл. 4, ст. 5--8). Там же говорится о неудавшемся искушении Христа хлебом и чудом.
Эти и аналогичные суждения Достоевского о католицизме и социалистах, "поддавшихся" вместе с католиками трем искушениям дьявола, легли в основу замысла главы "Великий инквизитор" в романе "Братья Карамазовы" (см.: наст. изд., т. XV, стр. 198, 408--409, 481--483).
Стр. 158. ... идея, живущая в мире уже органически тысячу лет... -- Т. е. со времен упрочения католицизма. Вполне самостоятельной церковной организацией католицизм стал в XI в., после разделения церквей.
Стр. 159. Во Франции за последние годы образовалось парламентское большинство ~ Предводители их отличались сдержаностью и необычным еще у них благоразумием. -- Имеется в виду послевоенный курс буржуазного республиканского большинства, руководимого такими политиками, как Гамбетта, Дюфор, Жюль Симон, Греви и др.
Стр. 159. Очень тоже пригодилась потом эта идея правительству Наполеона III. -- 31 мая 1850 г. Законодательное собрание Франции провело в жизнь закон о выборах, по существу лишавший права голоса большую часть рабочих. С целью упрочения своей популярности в народных массах Наполеон III, тогда еще только президент, начал борьбу с Законодательным собранием за отмену этого закона. Благодаря этой борьбе, имевшей в значительной степени демагогический характер, будущий император прослыл защитником демократических норм общественной жизни. Закон о всеобщем голосовании был восстановлен Наполеоном III сразу после государственного переворота 2 декабря 1851 г.
Стр. 159....монархия, как, например, Наполеона III, выражала даже как бы попытки войти в соглашение с социалистами... -- Будучи узником в крепости Гам (за вторую попытку бонапартистского государственного переворота), Наполеон III написал брошюру "Extinction du paupérisme" ("Уничтожение бедности"; издана в Париже в 1844 г.). Констатируя в этой брошюре, что рабочий класс получает вознаграждение за свой труд часто в зависимости от случая и произвола и, работая, ничем не владеет, Наполеон III обосновывал мысль о том, что рабочих надо сделать собственниками. Он предлагал построить за счет государства фермы, в которых были бы поселены пролетарии. Брошюра эта, задуманная и написанная под влиянием Луп Блана (1811--1882), вызвала сочувствие к Наполеону в среде социалистов. Следствием заигрывания наполеоновской империи с социалистами были также введение закона о всеобщем голосовании и отмена закона о запрещении стачек (1864 г.).
Стр. 161. ... клерикальное большинство сената разрешило Мак-Магону разогнать республиканцев. -- В отделе "Последняя почта" "Московские ведомости" (1877, 111 июня, No 143) сообщали: "16 июня происходило открытие французских палат при многочисленном стечении публики. В Сенате герцог де-Броль <...> прочел послание маршала Мак-Магона о распущении Палаты депутатов посреди глубочайшего молчания..." На этом заседании Палаты один из ее членов, республиканец Бетмон, "выражая осуждение акту 16 мая <...> предложил вопрос, на какие силы предполагает опереться правительство? "Силы эти, -- продолжал оратор, -- временная коалиция трех монархических партий. Но разве это союз? Вас три партии: орлеанисты, легитимисты, бонапартисты. Вы, легитимисты, колебались; ваша совесть была неспокойна, но вы получили приказ из Рима. Клерикальная связь соединяет эти три враждебные фракции. Итак, собственно говоря, против нас действует клерикализм. Приближение департаментских и общинных выборов возбудило тревогу; предчувствовалось изменение в большинстве Сената. Очевидно было, что мы сильны доверием страны. Тогда акт 16 мая решен был клерикального партией и исполнен"". Выступивший затем Гамбетта утверждал, что "акт 16 мая был клерикальным coup d'état, и в заключение объявил, что торжество коалиции (бонапартистско-легитимистско-орлеанистской, -- Ред.) будет сигналом войны междуусобной или внешней". В следующем номере "Московских ведомостей" сообщалось: "Париж, 22 (10) июня. После речей Берто, Брюно и Лабуле сенат приступил к голосованию и большинством 150 голосов против 130 принял предложение о распущении палаты".
Стр. 161....ибо если кто будет вредить при избрании папы, то, уж конечно, он. -- Достоевский опирается не только на свои представлений о католичестве в отношении канцлера Бисмарка к притязаниям римских пап на неограниченную светскую власть в Западной Европе и во всем мире, но и на факты, зафиксированные русской печатью. В газете "Московские ведомости" (1877, 18 мая No 119, отдел "Последняя почта") отмечалось: "В генуэзской "Movimento" от 21 мая сказано, что князь Бисмарк настаивает чрез посредство г-на фон Кейделля, германского посла, чтоб итальянское правительство приняло относительно папства энергическое и суровое положение вследствие недавней агитации и постоянных папских интриг, которые имеют целию встревожить общественное спокойствие, оскорбить национальное чувство и нарушить неприкосновенность территории не только в Италии, но и в Германии".
Стр. 162. Во французских газетах (и в наших) все благонамеренные люди сильно уверены, что клерикалы непременно сломают себе ногу на следующих выборах во французскую палату. -- В газете "Новое время" (1877, 3 (15) июня, No 452, отдел "Внешние известия") сообщалось: ""République Franèaise" следующим образом обрисовывает настоящее положение: "Самостоятельная политика Мак-Магона пришла к концу. Если Мак-Магон действительно отрекся от власти в пользу деятелей 16-го мая и если переворот 16-го мая действительно был делом Ватикана, то будет интересное зрелище, если результат будущих выборов окажется таким же республиканским, может быть, еще более либеральным"". Днем раньше в той же газете (НВр, 1877, 2 (14) июня, No 451, отдел "Внешние известия") было помещено изложение произнесенной в Амьене речи лидера республиканцев Гамбетты (1838--1882). Он "высказал мнение, что нынешний кризис может иметь только благоприятный исход для Франции и либеральных учреждении. Согласие всех фракций левой стороны, сказал он, не будет иметь временного характера, а упрочится с течением времени все более и более. Все 363 члена левой стороны будут вновь избраны народом, который поручит им защиту закона и державной воли Франции. <...> В день выборов Франция выразит то мнение, которое она неоднократно выражала в течение последних шести лет".
Стр. 162--163. Французские республиканцы ~ убеждены, что вся activité dévorante новоразосланных префектов и мэров ровно ничего не добьется... -- Префект -- правитель; то же, что губернатор в царской России. Мэр -- глава муниципалитета, т. е. городского или сельского самоуправления. Не считаясь с волей таких правительственных учреждений, как Палата депутатов и Сенат, Мак-Магон, после "клерикального переворота" 4 (16) мая 1877 г., сместил префектов-республиканцев, занимавших свои посты на законном основании, и назначил новых, известных своими монархически-бонапартистскими убеждениями. Сделано это было для того, чтобы накануне предстоящих выборов в Палату депутатов (осень 1877 г.) подавить или по крайней мере нейтрализовать республиканское влияние в провинциях. Вопреки опасениям Достоевского, эта акция не принесла результата, на который рассчитывали поборники реставрации бонапартистского режима. Не желая себя компрометировать, некоторые префекты, назначенные Мак-Магоном в обход закона, отказывались занять предложенные им посты.
Стр. 163. ... затем клерикалы будут выгнаны, а может быть, и сам Мак-Магон вместе с ними. -- Этот прогноз республиканцев оказался точным. На выборах в Палату депутатов 2(14) октября 1877 г. бонапартисты и клерикалы потерпели поражение. В течение последующих лет влияние буржуазной республиканской партии, руководимой Гамбеттой, продолжало расти. 19(31) января 1879 г. президент-бонапартист Мак-Магон ушел в отставку.
Стр. 163. Воскликнут, что это старое средство, что его уже несколько раз употребляли, например, Наполеоны! -- Подразумеваются жестокие подавления недовольства масс, которыми был ознаменован переход Наполеона I и Наполеона III к единолично-деспотической, императорской форме правления.
Стр. 163. Как римский император упадки империи, он может затем объявить, что отныне "будет сообразоваться лишь с мнением легионов". -- С 235 по 284 г. в Риме произошла смена 19 "законных" императоров и более 30 узурпаторов. Эти события явились яркими свидетельствами нравственного упадка и распада Римской империи. Достоевский, конечно, хорошо помнил герценовскую характеристику скульптурных изображений древних римлян, вырытых в окрестностях Рима и собранных Пием VII в одной из галерей Ватикана: "... с одной стороны, плотское и нравственное падение, загрязненные черты развратом и обжорством, кровью и всем на свете, безо лба, мелкие, как у гетеры Гелиогабала, или с опущенными щеками, как у Галбы <...> Но есть и другой -- это тип военачальников, в которых вымерло все гражданское, все человеческое, и осталась одна страсть -- повелевать; ум узок, сердца совсем нет -- это монахи властолюбия; в их чертах видна сила и суровая воля. Таковы гвардейские и армейские императоры, которых крамольные легионы ставили на часы к империи" (Герцен, т. VIII, стр. 62--63).
Стр. 163. В недавней речи своей к войскам маршал Мак-Магон говорил именно в этом смысле, и войска приняли его весьма сочувственно, -- 1 июля н. ст. 1877 г. маршал Мак-Магон произвел смотр "войскам всех родов оружия, расположенным в Париже и его окрестностях", после чего обратился к ним с следующим воззванием: "Солдаты! Я доволен вашею выправкой и стройностью выполненных вами движений <...> Я уверен, что вы поможете мне поддержать уважение ко власти и законам при исполнении миссии, которая возложена на меня и которую я выполню до конца" (см.: МВед, 1877, 26 июня, No 158, отдел "Последняя почта"). Германской официозной печатью это воззвание было воспринято как очередное грозное предвестие надвигающейся войны.
Стр. 163...." J'y suis et j'y reste"; то есть: "Сел и не сойду..." Дальше этой фразы он, как известно, не пошел... -- По поводу победы французских буржуазных республиканцев на выборах 1876 г. газета "Голос" (1876, 15 марта, No 75) писала почти с благоговением: "Французская республика находится ныне в распоряжении людей самых благонадежных в политическом отношении <...> Против всяких насильственных потрясений обеспечивает страну президент республики <...> Упрочение ныне устроившегося образа правления во Франции, республиканского только по форме, но с учреждениями, возможными в любой монархии, -- это вопрос об обеспечении спокойствия не только самой французской нации, но и всей Европы". Иронически комментируя прогнозы "Голоса" о миролюбии мак-магоновского правительства, Достоевский отмечал в записной тетради 1875--1876 гг.: "Но забыли, что республики вечно будет в подозрении. И что у президента (которого так чтит армия, с удовольствием замечает "Голос") ни одной политической мысли в голове, кроме j'y suis et j'y reste <...> Тут пример Наполеона Il 1-го" (наст. изд., т. XXIV, стр. 166). Враждебное и презрительное отношение Достоевского к бонапартисту Мак-Магону усиливается после "клерикального переворота" 4(16) мая 1877 г. Достоевский здесь намекает на следующее заявление французского президента, перепечатанное "Московскими ведомостями" (1877, 21 мая, No 122, отдел "Последняя почта"): "В "Moniteur universel" сообщают, что вечером 25 мая, во время приема, происходившего в Елисейском дворце, маршал Мак-Магон выразил некоторым политическим людям свои идеи о настоящем положении, и вот что он сказал им, между прочим: "Я сознаю, что исполнил великую обязанность. Я оставался и всегда буду оставаться в пределах строгой законности. Я поступил так потому, что я охранитель конституции..." (курсив наш, -- Ред.)".
Генерал Трошю так объяснял поведение Мак-Магона: "Одна французская газета передает, что генерал Трошю, узнав о катастрофе 16 мая, воскликнул: "Это повторение марша на Седан!" При этом генерал рассказал о своем участии в великом военном совете в Шалонском лагере, на котором обсуждался вопрос, куда направить стоявшую там армию, находившуюся под начальством маршала Мак-Магона: на прикрытие Парижа или же на Седан. Маршал <...> колебался тогда между чувством патриотизма, которое подсказывало ему необходимость отступить к Парижу, дабы защитить столицу, и чувством преданности династии, которое отклоняло его от этого шага <...> Маршал обнаружил тогда нерешительность своего характера. Генералу Трошю удалось убедить его в необходимости движения на Париж <...> Но по дороге он снова подпал под влияние окружавших его бонапартистов <...> и армия предприняла свое роковое движение на Седан. "Отступившись от республиканского большинства, заметил генерал Трошю, маршал повторил свой тогдашний маневр: 16 мая есть новый марш на Седан. Результат будет тот же: маршал будет вынужден передать команду другому"" (МВед, 1877, 19 пюня, No 151). Возможно, именно эта трактовка нерешительных действий маршала Мак-Магона во время франко-прусской войны 1870 г. и накануне "клерикального переворота" 16 мая 1377 г. побудила Достоевского иронически сравнить маршала с Аяксом.
Стр. 164. ...в случае нужды можно и совсем обойтись без Шамбора и без Бонапарта... -- Шамбор (1820--1883), внук Карла X (1757--1836), был одним из претендентов на французский престол, когда (в начале 1870-х годов) существование республиканского образа правления во Франции вновь оказалось под угрозой. Достоевский неоднократно упоминал о Шамборе в "Дневыпке писателя" за 1873 г. (см. наст. изд., т. XXI, стр. 182--185, 482; а также: т. XXII, стр. 92).
Стр. 164....все официозные органы печати, находящиеся под влиянием князя Бисмарка, прямо уверены в неминуемой войне. -- "Из Берлина, -- сообщали "Московские ведомости", -- телеграфируют <...> что в передовой статье газеты "Post" сказано: "С ружьем в руках ожидаем, что родит вулкан Франции. Страна эта находится накануне плебисцита. Республика во Франции означает для Европы мир; монархия, опирающаяся на ультрамон-танов, неизбежно приведет к войне"" (МВед, 1877, 23 июня, No 155). В том жз номере газеты была напечатана еще одна телеграмма аналогичного содержания: "Берлин, 4 июля (22 июня). "Провинциальная корреспонденция", воспроизводя заключительные слова приказа Мак-Магона по войскам парижского гарнизона, присовокупляет: "Эти слова дают понять всю серьезность теперешнего положения вещей во Франции"". Отношение Бисмарка к последним политическим событиям во Франции было так охарактеризовано в корреспонденции "Из Берлина": "Князь Бисмарк, не спускающий глаз с Запада, твердо убежден, что из тамошних отношений возникнет для Германии необходимость войны. Для проницательного государственного человека клерикально-бонапартистско-легитимистское министерство Броля -- Фурту, которое не остановится ни перед чем, чтобы только утвердиться, само собою являет величайшую опасность для мира. Для истого монархиста, -- нашего имперского канцлера, -- гарантией мира является только господство республики во Франции. Император Вильгельм думает, однако, иначе" (МВед, 1877, 27 июня, No 159).
В число немецких газет, выражавших уверенность в неизбежности "всеобщей европейской войны", русской печатью упоминалась также "National Zeitung" (см.: МВед, 1877, 4 июня, No 136, передовая "Москва,3июня").
Стр. 164. Вся надежда, если маршал Мак-Магон вдруг испугается всего, что взял на себя, v остановится, как некогда Аякс, в недоумении среди дороги. -- Иронически сравнивая бонапартиста Мак-Магона, совершившего но указке из Ватикана "клерикальный переворот", с одним из героев гомеровской "Илиады", Достоевский подразумевает следующие строки: "Зевс же, владыка превыспренний, страх ниспослал на Аякса: Стал он смущенный и, щит свой назад семикожный забросив, Вспять отступал, меж толпою враждебных, как зверь, озираясь..." (Го мер. Илиада, Одиссея. М., 1967, стр. 195. Перевод Н. Гнедича).
Помимо высказывания генерала Трошю (см. выше, стр. 425), прибегнуть к ироническому уподоблению Мак-Магона оробевшему Аяксу, отступающему в окружении врагов, могло побудить Достоевского и заключение о политическом одиночестве французского маршала, сформулированное на страницах газеты "Новое время" (1877, 1 (13) июня, No 450, отдел "Последние известия"): "...маршал убедился наконец, что один он с партией "Appel au peuple" не справится с возбужденными умами <...> Внутри страны так же, как и за границей, "честный солдат" не находит союзников, он стоит в изолированном положении...".
Стр. 165. ... стоя перед Дунаем -- "немецкой рекой"... -- Достоевский здесь, возможно, опирается на содержание передовицы "Московских ведомостей", так информировавшей русское общество о прениях в германском рейхстаге, происходивших 14 (26) апреля 1877 г.: "... г-да Иерг и Виндгорст (представители клерикально-католической партии в рейхстаге. -- Ред.) <...> прямо заявили <...> о своей глубокой ненависти к России, которая является-де на Балканском полуострове покровительницею "схизмы", а во-вторых, эти ораторы указывали на то, что Германия вовсе не так мало заинтересована в судьбе Балканского полуострова, как старался уверять князь Бисмарк. Г-н Иерг, как баварец, объяснил, что его отечество есть страна придунайская и потому не может относиться равнодушно к судьбе низовьев этой реки <...> Возражая г-ну Иергу, г-н Ласкер в свою очередь заметил, что и по его мнению не следует допускать, чтобы Россия допилась настоящей войной каких-либо односторонних своих интересов <...>
Таков был общий характер прений, происходивших в германском имперском сейме по поводу возгоревшейся войны. Представители правительства хранили глубокое молчание, и в то время, как противная ему партия, не стесняясь, высказывала свои дышащие злобой нападки на Россию, ораторы преданных правительству фракций не нашли сказать ни слова сочувствия России" ( МВед, 1877, 20 апреля, No 94).
Возгласы о "Дунае -- немецкой реке" энергично раздавались в Австро-Венгрии. Имея в виду ежедневные колебания австро-венгерской официозной печати в оценках международной политической ситуации, сложившейся в результате начала русско-турецкой войны 1877 г., венский корреспондент "Московских ведомостей" сообщал: "Так, вчера, например, в "Венгерской корреспонденции", органе графа Андраши (австро-венгерский министр иностранных дел, венгр по происхождению, -- Ред.), говорилось, что "Австро-Венгрия перестанет быть нейтральною и объявит России войну в то мгновение, когда Россия возымеет намерение "ославянить" устья Дуная. Война в данном случав уже не будет происходить на турецкой территории, а перенесется-де в Галицию и Польшу, и Австрия найдет-де себе помощь в Англии и Германии". Последняя мысль почему-то выплыла опять на поверхность мозгов здешних мадьяро-турецких политиков, и, быть может, они долго еще развивали бы ее на все лады, приняв за тему известное изречение, что "Дунай -- немецкая река", если бы не заставил замолкнуть ораторов "великий молчальник" Мольтке. Его известная речь в рейхстаге произвела здесь сильное впечатление..." (МВед, 1877, 28 апреля, No 102). В дальнейшем, е связи с "клерикальным переворотом" во Франции, воспринятым как предвестие возможной общеевропейской войны, внимание западноевропейских держав еще в большей степени переместилось "с Востока на Запад". Но и в этой политической ситуации австро-венгерская печать на вопрос о том, "что случится, если Россия, раздавив Турцию, сохранит дли себя устья Дуная и обратит Дунай в славянскую реку", отвечала весьма категорическим образом: "В таком случае мы начнем войну с Россией, ибо Дунай должен оставаться рекой австро-венгерскою и немецкою" (МВед, 1877, 30 мая, No 131).
Стр. 166....министры Мак-Магона изо всех сил ~ уверяют французов и весь свет, что Франция не начнет войны. -- "Московские ведомости" (1877, 15 мая, No 117) сообщали: "В "Moniteur universel" от 19 мая сказано, что члены кабинета сообщили <...> о своем твердом намерении энергически подавлять <...> всякое действие и писание, которые могли бы встревожить страну и ввести ее в заблуждение относительно намерений президента республики. Всякий раз, когда в избранных неполитических собраниях, или на сходках, или в газетах будет заявляемо, что цель или последствие действий главы государства есть война, или что он готовит государственный удар, кабинет воспользуется правами, которые предоставляет ему закон, и не дозволит никому вводить в заблуждение или волновать общественное мнение". Несколько позже заверение в миролюбивых намерениях Франции было сформулировано в циркуляре председателя совета министров и министра юстиции герцога де Броля, опубликованном в "Journal officiel" от 29 мая 1877 г. В заключение этого циркуляра, предлагавшего генеральным прокурорам Франции обратить особое внимание на "заговор клеветы" в оппозиционной республиканской среде, говорилось: "Ничто не может более повредить нашим добрым отношениям к союзным нациям, как уверение, что во Франции существует секта или партия настолько преступная, чтобы желать возбуждения в Европе бедствий новой войны) (МВед, 1877, 26 мая, No 127).
Стр. 167. Тут Бокль, тут даже Дрепер. -- Достоевский имеет в виду труд английского историка и социолога Г. Т. Бокля (1821--1862) "История цивилизации в Англии" (см. наст. изд., т. V, стр. 384) и книгу американского химика, физиолога и историка Дж. В. Дрепера (1811--1882) "История умственного развития в Европе" (1864).
Стр. 168. ... адресы вздор... -- Подразумевается реакция либералов на изъявления патриотических чувств и сочувствия славянству, получившие большое распространение еще до официального объявления войны. Адресы поступали от городов и городских учреждений, религиозных и общественных организаций, училищ и т. п. Подробные сведения о них пунктуально помещались почти в каждом номере "Московских ведомостей" (см., напр.: МВед, 1877, 9 февраля. No 33, отдел "Телеграммы").
Стр. 169. ... скажу словечко о "прямолинейных" ~ Эти бьют в одну точку, и их ни за что не собьешь с этой точки... -- Подразумеваются те же самые либералы, скептически относившиеся к русскому патриотическому движению, получившему большой размах после объявления войны Турции (12 апреля 1877 г.). Определение "прямолинейные либералы" было употреблено в фельетоне Суворина "Недельные очерки и картинки" (НВр, 1877, 3 (15) апреля, No 392; см. также: наст. изд., т. XXIV, стр. 274).
Стр. 169. Из армии доносятся известия о геройстве, о самоотверженности русских, как солдат, так и офицеров. Тут молодежь ~ Они идут впереди солдат, они бросаются первые в опасность... -- По-видимому, Достоевский имеет в виду широко обсуждавшееся в русской печати потопление русскими морскими офицерами, матросами и солдатами двух турецких броненосцев на Дунае. Так, например, газета "Русский мир" (1877, 20 мая (1 июня), No 133) сообщала: "Броненосец, взорванный 14 мая нашими моряками, назывался "Хивзи-Рахман" и по своей конструкции совершенно одинаков со взорванным 29 апреля "Лютфи-Джелилем"". Выше приводились биографические сведения о лейтенантах Ф. В. Дубасове, А. П. Шестакове, И. Л. Петрове и мичманах М. Я. Бале и В. П. Персине. Описанию взрыва одного из упомянутых броненосцев газета "Русский мир" (1877, 26 мая (7 июня)) посвятила статью "Ночь на 14-е мая".
Стр. 170. Недавний рассказ о простолюдине, обнявшем в слезах в Успенском соборе Черняева... -- Достоевский не совсем точен в припоминании деталей следующего "рассказа" корреспондента газеты "Русский мир": "В пятницу, 17 сего июня, в 12 часов дня в Казанском соборе, что на Никольской, было совершено благодарственное молебствие по случаю победы, одержанной черногорцами над армией Сулейман-паши <...> К 12 часам к церкви, на простом извозчике, подъехал какой-то генерал и быстро прошел в церковь. По народу пронеслась весть, что М. Г. Черняев <...> Когда молебствие кончилось, из церкви повалил народ, но выход ему положительно был загражден другою наружною массою народа. В дверях показались М. Г. Черняев и И. С. Аксаков; разом вся масса народа заколыхалась, шапки полетели вверх и раздались крики "Да здравствует Черняев!" Аксаков с супругой едва успели сесть в экипаж, Михаила же Григорьевича толпа оттерла, и он никак не мог добраться до экипажа и вынужден был пешком направиться к Иверским воротам. Толпа не только не уменьшалась, но все более и более увеличивалась <...> вдруг из толпы выдвинулся какой-то старик лет 75-ти и, со слезами на глазах, подошел к М. Г. Черняеву, который обнял старика и поцеловал его" (РМ, 1877, 19 июня (1 июля), No 163).
Стр. 170. Как не появиться Копейкиным, "так сказать, кровь проливавшим"... -- Слова, взятые в кавычки, -- неточная цитата из "Повести о капитане Копейкине" (см.: Гоголь, т. VI, стр. 581, 582, 584).
Стр. 170--171....Россия не с одной уж Турцией ведет войну...-- Подразумевается оказывавшаяся Англией щедрая помощь Турции вооружением, деньгами, продовольствием, доенной консультацией и т. п. 1(13) мая 1877 г. Суворин писал в своем очередном фельетоне "Недельные очерки и картонки": "...почва Дуная получила первый дар -- пробитый турецкий броненосец опустился на дно славянской реки, и русалки Дуная рассматривают это английское изделие, купленное на английские деньги. Они скользят по его броне, спускаются в его каюты, садятся на его пушки и весело хохочут..." (НВр, 1877, No 420).
В корреспонденции "С театра войны" (МВед, 1877, 4 мая, No 108) сообщалось: "Из Константинополя телеграфируют в "Международное Телеграфное Агентство" от 30 апреля (12 мая): "Уже несколько дней как три английских офицера интендантского ведомства деятельно собирают справки относительно подробностей, касающихся провианта и мест, удобных для его хранения. Они ежедневно имеют совещания с сераскиром и, по-видимому, довольны полученными ими сведениями. Английский посол г-н Лейярд употребляет все усилия, чтоб оживить настроение Порты, обещая в частных беседах с турецкими министрами, что Англия впоследствии, в последних числах июня (по новому стилю), окажет Турции помощь"".
Стр. 171....турецкими армиями руководят английские генералы...-- Достоевский пользуется следующей газетной информацией: "По словам "Neue Freie Presse", Россия протестовала против образа действии английского уполномоченного при турецкой азиатской армии, который всеми силами старается помогать турецким операциям" (МВед, 1877. 15 июня. No 147, отдел "Телеграммы"); "В "Новое время" пишут из Константинополя, от 22 мая, что генерал Кемпбалл находится в Эрзеруме; девятнадцать английских офицеров, возвратившихся из Малой Азии, отправились на болгарские пункты, которым наиболее угрожает опасность" (там же, 2 июня, No 134, отдел "Телеграммы"); "В "С. Петербургские ведомости" сообщают, что английский офицер, руководивший действиями турецких войск в битве у Зейдекана (в районе турецкой крепости Каре. -- Ред.), ранен" (там же, 15 июня, No 147, отдел "Телеграммы").
Стр. 171. ... английские офицеры воздвигают многочисленнейшие укрепления на английские деньги... -- Еще до начала русско-турецкой войны газета "Новое время" сообщала о спешном возведении укреплений вокруг города Рущук на Дунае: "Всеми работами руководят два английских инженера, препротивные фигуры <...> В белых фуражках, в каких-то бархатных коротких курточках, с сигарами в зубах, они целый день рыскают по окрестностям, верхом на горячих местных лошадках и беспощадно хлещут гуттаперчевыми хлыстами заленившихся солдат-рабочих; восемь раз счетом я натыкался на красивое зрелище подобной гуманной расправы..." (НВр, 1877, 15 (27) марта, No 375, корреспонденция Н. Каразина "В воинствующей Турции").
С начала военных действий число подобных сообщений резко возросло. Так, передовая "Московских ведомостей" (1877. 11 мая. No 113) сообщала в связи с взятием русскими войсками (5 (17) мая 1877 г.) турецкой крепости Ардаган: "Укрепления самого Ардагана слабы и не могли бы представить особых затруднений разрушительному действию артиллерии; но в последнее время оборона его была усилена постройкой отдельных фортов и батарей, в планировке которых принимали участив английские инженеры". В том же номере (см. отдел "Телеграммы") сообщалось: "В Константинополь ежедневно прибывает множество английских офицеров; оборонительные работы производятся в обширных размерах; реквизируются лошади, рабочие и деньги". (См. также: МВед, 1877, 16 мая. No 118, отдел "С театра войны").
Стр. 171. ... флот английский ободряет Турцию продолжать войну... -- Английский военный флот, введенный (по распоряжению английского премьер-министра лорда Биконсфилда) в Средиземное море для "ободрения" Турции и устрашения России, базировался на острове Мальта.
Стр. 171....чуть ли не явились (в азиатской Турции) уже английские войска... -- Достоевский опирался, в частности, на следующие газетные сообщения: "В "Новое время" телеграфируют из Константинополя от 6 мая, что здесь ждут прибытия в июне английского корпуса, наехало много английских офицеров, которые снимают помещения для оккупационного корпуса" (МВед, 1877, 9 мая, No 112, отдел "Телеграммы"); "Судя по чрезвычайному накоплению госпитальных средств. Англия приготовляется к сухопутной демонстрации" (МВед, 1877, 1 июня, No 133, отдел "Последняя почта").
Стр. 171. Я уже передавал однажды, что в Москве, в одном из приютов, где наблюдают маленьких болгарских детей сироток ~ есть одна больная девочка... -- См. стр. 44.
Стр. 172. Выдав в Петербурге мой запоздавший май-июньский выпуск "Дневника"... -- Цензурное разрешение на выход в свет майско-июньского выпуска "Дневника писателя" дано 8 июля 1877 г. Газетное сообщение о выходе его в свет 12 июля 1877 г. было помещено в газете "Новое время" от того же числа (см.: НВр, 1877, No 491, отдел "Среди газет и журналов"). Достоевский называет этот выпуск "запоздавшим" потому, что он был сдвоенным (май-июнь).
Стр. 172....и возвращаясь затем в Курскую губернию... -- См. примеч. к стр. 121.
Стр. 172. ... поговорил кой о чем с одним из моих давних московских знакомых ~ мнение которого глубоко ценю. -- Возможно, речь идет об Н. С. Аксакове, Достоевский в письме к А. Г. Достоевской от 16 июля 1877 г. сообщал о своем намерении встретиться с ним в Москве.
Стр. 172. ... чтобы посетить места первого моего детства ~ но давно уже перешедшую во владение одной из наших родственниц. -- Речь идет о деревне Даровое, в которую Достоевский отправился из Москвы 18 или 19 июля 1877 г. По этому поводу А. Г. Достоевская писала в своих воспоминаниях: "Ввиду тою, что летом 1877 года Федор Михайлович чувствовал себя вполне здоровым, я уговорила его на обратном пути из Петербурга в Мирополье остановиться в Москве и оттуда съездить в Даровое. Федор Михайлович так и сделал и прожил у своей сестры В<еры> М<ихайловны> Ивановой (к которой перешло имение) двое суток <...> Заходил Федор Михайлович и в избы мужиков, своих сверстников, из которых многих он помнил <...> Поездка в Даровое доставила много воспоминаний, о которых муж по приезде передавал нам с большим оживлением" (Достоевская, А. Г., Воспоминания, стр. 313--314).
Стр. 172. ... это маленькое и незамечательное место оставило ~ впечатление на всю потом жизнь... -- Возможно, детское впечатление, пережитое Достоевским в Даровом, которое он описал в "Мужике Марее" (см. наст. изд., т. XXII, стр. 46--50).
Стр. 174....сельские учителя ~ столь важная по значению в будущем, новая корпорация... -- Основание "корпорации" сельских учителей относится к середине 1860-х годов, после того, как вступило в силу положение о начальных народных училищах (14 июля 1864 г.). До 1864 г. специальных учреждений (учительских семинарий) для подготовки учителей в низшие учебные заведения не существовало.
Стр. 175. "Здесь терпение и вера святых", как говорится в священной книге. -- Слова в кавычках -- цитата из "Откровения святого Иоанна Богослова", гл. 13, ст. 10.
Стр. 175. ... я только что увидал, в первый раз, объявление в газетах о выходе отдельно восьмой и последней части "Анны Карениной" ~ по поводу взгляда автора на Восточный вопрос и прошлогоднюю войну. -- Объявление о выходе в свет восьмой части "Анны Карениной" появилось в газетах: МВед, 1877, 14 июля, No 175; 17 июля, No 178; "Современные известия", 1877, 17 июля, No 194. В дальнейшем это объявление перепечатывалось "Московскими ведомостями" (см.: МВед, 1877, 21 июля, No 182; 29 июля, No 188; 31 июля, No 190).
О разногласиях редакции "Русского вестника" с Л. Н. Толстым по поводу Восточного вопроса см. ниже, примеч. к стр. 175.
Стр. 175. ... автор предоставлял им право на какие угодно оговорки и выноски, если они с ним не согласны. -- Здесь и далее Достоевский пересказывает и отчасти цитирует следующее сообщение, появившееся в "Русском вестнике" и интерпретированное затем, с оттенком иронии, в "Новом времени": "В майской книжке "Русского вестника", на стр. 472-й, находится заметка относительно непоявления в этой книжке последних глав романа "Анна Каренина", и вот ее содержание: "В предыдущей книжке под романом "Анна Каренина" выставлено: "Окончание следует". Но со смертью героини собственно роман кончился. По плану автора, следовал бы еще небольшой эпилог листа в два, из коего читатели могли бы узнать, что Вронский в смущении и горе после смерти Анны отправляется добровольцем в Сербию и что все прочие живы и здоровы, а Левпн остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев. Автор, быть может, разовьет эти главы к особому изданию своего романа*'. Зная из самых верных источников настоящую причину непоявления в ".Русском вестнике" последних глав романа "Анна Каренина", считаю долгом донести до сведения публики всю истину. Роман не кончился со смертью героини, а конец его был уже набран для "Русского вестника" и готовился к печати, но не напечатан только потому, что автор не согласился исключить из него, по желанию редакции, некоторые места; редакция же с своей стороны не согласилась печатать без выпуска, хотя автор предлагал редакции сделать всякие оговорки, какие бы она нашла нужными" (НВр, 1877, 14 (26) июня, No 463, "Письмо в редакцию", подписанное буквами Г. С.).
Стр. 176....в это лето я изъездил до четырех тысяч верст... -- Цифра "до четырех тысяч верст" складывается из двух поездок из Петербурга в Курскую губернию плюс заезд в деревню Даровое.
Стр. 176.... "Семнадцать тысяч наших легло, только сейчас была телеграмма!" Смотришь -- ораторствует какой-нибудь паренек, лицо у него выражает какое-то зловещее упоение... -- За одиннадцать дней до встречи Достоевского с "пареньком" на железнодорожной станции между Москвой и Даровым "Московские ведомости" сообщали: "В "Новороссийский телеграф" пишут из Полтавы, что там 9 мая появилась и в короткое время обошла весь город телеграмма следующего содержания: "В Добрудже было генеральное сражение; жаркий бой продолжался 12 часов. Нашими войсками проложен путь около Шумлы к Балканам, турки отброшены к Варне. Потеря наших: 4700 пало, 17 000 ранено; турок вчетверо более. Взято 113 знамен и 186 орудий"". Далее "Московские ведомости" писали, что в связи с этой телеграммой было произведено расследование, в результате которого служащий полтавской конторы, некто "Приходько признан виновным в распространении ложных слухов, за что и подвергнут штрафу в размере 20 рублей, а в случае несостоятельности -- аресту на семь дней. Обвиняемый остался доволен тем, что безобразная шутка обошлась ему так дешево" (МВед, 1877, 8 июня, No 169, отдел "Последняя почта").
Стр. 177. Накануне же, восемнадцатого, было Плевненское дело. -- 18 июля 1877 г. -- день неудачного штурма осажденной Плевны, во время которого русские войска потеряли свыше семи тысяч человек убитыми и ранеными.
Стр. 177. ... почти ни одного дня не остается публика без депеш главнокомандующего. -- Депеши главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича (1831--1891), печатались в газете "Правительственный вестник" и перепечатывались затем другими русскими газетами.
Стр. 181. Я прочел его в газете "Новое время" и не знаю, был ли он перепечатана еще где-нибудь. -- Здесь и ниже Достоевский пересказывает, а в следующем параграфе "Дневника писателя" обильно цитирует судебное "дело" Джунковских, изложенное "в сжатом виде" газетой "Новое время" (1877, 23 июня, No 472, "Второй лист", отдел "Судебная хроника", подзаголовок "Калужский окружной суд").
Стр. 183....помнится, как адвокат, в процессе Кронеберга ~ имел в виду доказать, что клиент его не подходит ни под одну из этих статей... -- Подразумевается адвокат В. Д. Спасович и толкование им "Уложения о наказаниях" при защите Кронеберга, истязавшего свою семилетнюю дочь. Достоевский подробно писал об этом в "Дневнике писателя" за февраль 1876 г. (см. наст. изд., т. XXII).
Стр. 185..... по-видимому, это люди, имеющие образование ~ любившие прекрасное и высокое. -- "Прекрасное и высокое" -- понятия, восходящие к эстетике XVII--XVIII вв. См. наст. изд., т. XV, стр. 569, 591.
Стр. 193. ... "сократить времена и сроки". -- Деяния святых апостолов, гл. 1, ст. 7.
Стр. 193. ... Левин ~ говорит про себя, что он сам народ. -- Цитата из XV гл. восьмой части "Анны Карениной".
Стр. 193. Этого Левина я как-то прежде, говоря об "Анне Карениной", назвал "чистый сердцем Левин". -- Левин назван так в февральском выпуске "Дневника писателя" за 1877 г. (см. стр. 58).
Стр. 194....что "такого непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть". -- Слова в кавычках принадлежат Константину Левину, выражающему, по замечанию Достоевского, точку зрения самого Толстого (см.: "Анна Каренина", часть восьмая, гл. XV).
Стр. 194. Взгляд его, впрочем, вовсе не нов и не оригинален. Он слишком бы пригодился ~ людям далеко не последним по общественному положению... -- Здесь и выше можно подозревать выпад Достоевского против петербургского либерально-западнического "Вестника Европы". В напечатанной в этом журнале статье "Еще несколько слов по южнославянскому вопросу" были такие полемические строки: "Одним из заблуждений воинствовавшей печати было, между прочим, что свои славянские идеи она, не задумываясь, объявляла идеями русского общества, народа, России, -- когда <...> не имела на это никаких достаточных оснований. В самом деле, откуда знала печать о настроениях и желаниях России, <...> мы, при настоящем нашем знании народной жизни и при трудности сближения с ней, не можем говорить ничего решительного о взглядах народа на такие далекие и мудреные предметы, как славянский вопрос. <...> Всего менее воинствующая печать компетентна была говорить о "России", которую, собственно говоря, могла представлять только правительственная дипломатия...". (ВЕ, 1877, No 3, стр. 374--375, подписана буквами А. П.). Достоевский мог намекать на А. Н. Пыпина, автора этой статьи, как и на редактора "Вестника Европы" -- профессора M. M. Стасюлевича.
Стр. 194.... утверждают многие ~ что в лице Левина автор во многом выражает свои собственные убеждения и взгляды, влагая их в уста Левина чуть не насильно и даже явно жертвуя иногда при этом художественностью... -- Возможно, подразумевается статья О. Ф. Миллера "Гениальная маниловщина" (НВр, 1877, 29 августа, No 539), в которой есть такие строки: "Увы! Левин в этой книжке окончательно играет роль хора в древней трагедии: устами его, очевидно, говорит сам гр. Л. Толстой. В книжке "Ясной Поляны" он являлся учащимся у самого народа, как и чему учить народ; в лице Левина он воображает себя воспринимающим от народа ту простую высшую мудрость, которая сразу дает ему то, чего не могла ему дать ни положительная наука, ни отвлеченная философия!".
Стр. 196....весною поднялась наша великая война для великого подвига... -- Война с Турцией формально началась в день объявления царского манифеста 12 апреля 1877 г.
Стр. 196. ... несмотря на все временные неудачи... -- Подразумеваются главным образом три попытки русской армии (в июле--августе 1877 г.) овладеть превращенной в турецкую крепость Плевной. Во время этих боевых действий русские войска понесли серьезные потери. Неудачи под Плевной заставили русские войска отступить с болгарской территории южнее Балкан и укрепляться на Шипкинском перевале.
Стр. 196. ... Европа ~ должна не верить тому, о чем объявили мы ей, начиная войну... -- Подразумеваются строки из царского манифеста 12 апреля 1877 г.: "Всем <...> известно то живое участие, которое мы всегда принимали в судьбах угнетенного христианского населения Турции. Желанно улучшить и обеспечить положение его разделял с нами и весь русский народ, ныне выражающий готовность на новые жертвы для облегчения участи христиан Балканского полуострова...". Далее в манифесте говорилось о том, что Россия вступает в войну, исчерпав все мирные средства воздействия на Турцию, оставшуюся "непреклонною в своем решительном отказе от всякого действительного обеспечения безопасности своих христианских подданных...".
Стр. 196. "Великий восточный орел взлетел над миром, сверкая двумя крылами на вершинах христианства"... -- Неточная цитата из "Предсказания" Иоанна Лихтенбергера, которому посвящен специальный параграф первой главы "Дневника писателя" за май--июнь 1877 г. (см. стр. 122--123).
Стр. 196. ... поступок России со принимается Европой ~ за варварство "отставшей, зверской и непросвещенной" нации... -- Достоевский отзывается на антирусские корреспонденции. Сообщая о злорадных толках триестинских немцев о "бессилии России", о "ее военной несостоятельности", корреспондент "Московских ведомостей" резюмировал: "Всё это мои почтенные спутники пережевывали с большим аппетитом, припевая к каждому доводу: "Россия страна дикая, варварская, и европейской цивилизации грозит серьезная опасность"" (МВед, 1877, 21 июля, No 182, анонимный очерк "По берегам Далматии"). См. также ниже примеч. к словам: "Даже друзья наши, отъявленные, форменные...".
Стр. 196....способной на низость и глупость затеять в наш век что-то вроде преждебывчшх в темные века крестовых походов... -- Здесь очевидна полемическая реакция Достоевского на скептические суждения о христианской миссии царской России на Балканах, высказывавшиеся английской печатью. Один из корреспондентов "Daily News" писал о болгарских легионерах, действовавших за Дунаем бок о бок с русской армией: "... перед их глазами носится наконец сладкое ожидание близкой мести расе, державшей в течение четырех веков под своим игом Болгарию. Серебряное изображение креста мерцает при лунном сиянии на их шапках, но это крест рыцарей крестовых походов, а не знак, служащий эмблемой милосердия и всепрощения" (НВр, 1877, 2 (14) июля, No 481, отдел "Последние известия", очерк "Саривор, в Болгарии..."). Возможно, Достоевский полемизирует и с анонимным автором "Журнальных заметок" в журнале "Дело", представлявших собою рецензию на первые четыре номера "Военного сборника" за 1877 г. и первые три выпуска "Дневника" за тот же год. "Если верить всему тому, что пишут наши российские публицисты, -- отмечалось в этой рецензии, -- то можно подумать, что наступили времена крестовых походов. А между тем, если б "Военный сборник", кроме голого изложения исторических фактов, поискал в их внешней шелухе более существенного содержания, то он увидел бы, что идея теперешней войны далеко не та, какой ее выкликают г-н Суворин и г-н Достоевский" (Д, 1877, No 6, стр. 57). Далее рецензент писал о Достоевском: "Какой чудак-мечтатель! Мечтатель потому, что до сих пор верит в возможность крестовых походов, в то время как Европа уже давно пережила период религиозного воодушевления, а в России он и не бывал; насущные же потребности нового времени и переворот, созданный в жизни народов новейшими изобретениями, дали всему европейскому и русскому мышлению совсем иной характер..." (там же, стр. 63--64).
Стр. 196. Даже друзья наши, отъявленные, форменные, так сказать, друзья, и те откровенно объявляют, что рады нашим неудачам. Поражение русских милее им собственных ихних побед, веселит их, льстит им. -- Под "форменными" друзьями Достоевский иронически подразумевает Австро-Венгрию и Германию (о чем свидетельствует намек на "собственные ихние победы" во время франко-прусской войны), с которыми в 1873 г. Александр II заключил так называемый "союз трех императоров". Формулируя свое заключение о "радости" этих "друзей" России в связи с ее военными "неудачами", Достоевский опирался на следующие сообщения русской печати: 1) "Известие о неудачах русского оружия на Балканском полуострове вызвало в немецкой части населения Венгрии еще больший восторг, нежели среди чистокровных мадьяр" (НВр, 1877, 4 августа, No 514, отдел "Внешние известия"); 2) ""Россия -- государство низшего порядка", слышим мы ежедневно от наших западных недругов; да и друзья наши того же мнения, только они высказывают его не без притворного сожаления... В одной распространенной берлинской газете недавно было сказано при оценке последствий плевненской неудачи: "Правда, в конце концов мы желаем русским одержать победу над турками, однако не можем скрыть некоторого самодовольного удовольствия, что победа достается им не легко. <...> События новейшего времени нисколько не повлияли на чувства и намерения, коренящиеся в народном сознании Германии по отношению к ее восточной соседке. По-прежнему русские остались в наших глазах народом азиатским, не цивилизованным, отсталым в своем государственном развитии, и далеко еще русским до нас, несмотря на все их успехи за последние десятки лет" (там же, 10 августа, No 520, "Ежедневное обозрение"); 3) "Бисмарку совсем не за что любить нас, и поверьте, что в глубине души он очень рад нашим поражениям <...> Россия теряет свой военный престиж, а это на руку немцам (там же, 15 (27) августа, No 525; отдел "Внешние известия").
Стр. 197. Нам отвечают они, что всё это лишь исступленные гадания, конвульсьонерство, бешеные мечты, припадки, и спрашивают от нас доказательств, твердых указаний и совершившихся уже фактов. -- Есть основания полагать, что здесь, продолжая полемику с анонимным автором "Журнальных заметок", напечатанных в "Деле", Достоевский пользуется определениями и фразеологией своего оппонента, но несколько их гиперболизирует. Так, автор процитированных выше "заметок" (см. стр. 433) неоднократно называл Достоевского мечтателем. Рецензент "Дела" писал также о "Дневнике": "Г-н Достоевский вовсе и не подозревает, что в его мечтаниях решительно нет никакого фактического содержания, и мыслит он не реально, а бог знает как -- хоть святых вон выноси" (Д, 1877, No 6, стр. 63).
Стр. 198....Европа, эта "страна святых чудес"! -- Слова в кавычках -- цитата из стихотворения А. С. Хомякова "Мечта" (1835).
Стр. 198. Знаете ли вы, как дороги нам эти "чудеса"... -- Под "чудесами" подразумеваются процветавшие на Западе философия, наука, искусства, литература, идеи гуманизма, свободы, равенства и братства, вера в счастливое будущее человечества и т. п. Об этом свидетельствует поэтическое "перечисление" их в подразумеваемом Достоевским стихотворении Хомякова:
Там солнце мудрости встречали наши очи,
Кометы бурных сеч бродили в высоте,
И тихо, как луна, царица летней ночи,
Сияла там любовь в невинной красоте.
Там в ярких радугах сливались вдохновенья,
И веры огнь живой потоки света лил!..
О, никогда Земля от первых дней творенья
Не зрела над собой столь пламенных светил!
Стр. 198....нам дорога эта страна -- будущая мирная победа великого христианского духа, сохранившегося на Востоке... -- И здесь мысль Достоевского вновь перекликается с "мечтой" Хомякова:
Но горе! Век прошел, и мертвенным покровом
Задернут Запад весь. Там будет мрак глубок...
Услышь же глас судьбы, воспрянь в сиянье новом,
Проснися, дремлющий Восток!
Стр. 198. Это один из виднейших членов тех пяти или шести наших беллетристов, которых принято, всех вместе, называть почему-то "плеядою". -- Речь идет об И. А. Гончарове, с которым в семидесятые годы Достоевский встречался редко, но дружелюбно.
Стр. 199. -- Это вещь неслыханная, это вещь первая. Кто у нас, из писателей, может поравняться с этим? -- По существу аналогичный отзыв Гончарова о романе Толстого был зафиксирован несколько раньше А. С. Сувориным, в его статье ""Анна Каренина" и ее общественное значение": ""Из нас, стариков, только один Толстой еще умеет писать", говорил мне на днях один из талантливейших русских писателей, который напрасно так рано хоронит себя" (НВр, 1877, 13 (25) мая, No 432). Об отношении Достоевского к "Анне Карениной" см. стр. 51--63 и в статье Г. М. Фридлендера "Достоевский и Лев Толстой (статья вторая)" -- Материалы и исследования, т. III, стр. 67--91.
Стр. 199. Бесспорных гениев со всего только три: Ломоносов, Пушкин и частию Гоголь. -- Нечто подобное, но в связи с "Войной и миром", Достоевский утверждал в письме к H. H. Страхову (24 марта (5 апреля) 1870 г.): "...Вы говорите, что Л. Толстой равен всему, что есть в нашей литературе великого. Это решительно невозможно сказать! Пушкин, Ломоносов -- гении. Явиться с "Арапом Петра Великого" и с Белки<ны>м, -- значит, решительно появиться с гениальным новым словом, которого до тех пор совершенно не было нигде и никогда сказано. Явиться же с "Войной и миром", -- значит, явиться после этого нового слова, уже высказанного Пушкиным, и это во всяком случае, как бы далеко и высоко ни пошел Толстой в развитии уже сказанного в первый раз, до него, гением, нового слова".
Стр. 199. В Пушкине две главные мысли -- и обе заключают в себе прообраз всего будущего назначения и всей будущей цели России... -- Положения об этих двух главных мыслях, нашедших отражение в творчестве Пушкина, развивались Достоевским уже в статьях 1860-х годов (см. наст. изд., т. XVIII, стр. 69, 99; т. XIX, стр. 114. 119--139).
Стр. 199. Он человек древнего мира ~ он и поэт Востока. -- Эта характеристика Пушкина частично восходит к словам Гоголя, который писал о поэзии Пушкина в статье "О лиризме наших поэтов": "И как верен его отклик, как чутко его ухо! Слышишь запах, цвет земли, времени, народа. В Испании он испанец, с греком -- грек, на Кавказе вольный горец, в полном смысле этого слова..." (Гоголь, т. VIII, стр. 384). Там же Гоголь писал о русской поэзии: "Поэзия наша пробовала все аккорды, воспитывалась литературами всех народов, прислушивалась к лирам всех поэтов, добывала какой-то всемирный язык затем, чтобы приготовить всех к служенью более значительному" (там же, стр. 407). См. также: Белинский, т. VII, стр. 333, 437.
Стр. 200. Вся теперешняя плеяда наша работала лишь по его указаниям... -- Подразумеваются последователи Пушкина и продолжатели его дела: Тургенев, Гончаров, Островский, Толстой и Некрасов.
Стр. 202....не пришли еще времена и сроки. -- Достоевский неточно цитирует ответ Христа апостолам: "... не ваше дело знать времена или сроки, которые отец положил в своей власти" (Деяния святых апостолов, гл. 1. ст. 7).
Стр. 202....указан исход. Он гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его... -- Достоевский допускает ошибку. На самом деле речь идет об "исходе", то есть "примирении" Каренина с Вронским у постели больной Анны, происходящем не "в предпоследней", а в IV части романа (см. стр. 52).
Стр. 202. Но потом, в конце романа, в мрачной и страшной картине падения человеческого духа... -- Речь идет о седьмой части "Анны Карениной".
Стр. 202....столько назидания для судьи человеческого, для держащего меру и вес... -- См.: "Откровение св. Иоанна", гл. VI, ст. 5.
Стр. 203. Даже самые щекотливые вещи ~ ни малейшей кривизны. -- Возможно, что Достоевский под "щекотливыми вещами" подразумевал поиски Левиным истинной веры, суждения его о церкви и особенно -- критику богословских сочинений А. С. "Хомякова (часть восьмая, гл. IX).
Стр. 203....Левин много прочитал: ему знакомы и философы... -- Левин, "убедившись, что в материалистах он не найдет ответа <...> перечитал и вновь прочел и Платона, и Спинозу, и Канта, и Шеллинга, и Гегеля, и Шопенгауэра -- тех философов, которые не материалистически объясняли жизнь" (часть восьмая, гл. IX).
Стр. 203. ... м позитивисты... -- Из знакомых Левину философов позитивистского толка в восьмой части романа Толстого (см. гл. XIV) упомянут Герберт Спенсер (1820--1903).
Стр. 203. И вот вдруг он встречает мужика... -- Далее цитируется с небольшими пропусками конец гл. XI--XIII (из восьмой части романа "Анна Каренина").
Стр. 204. ... все ~ могут понять, что надо любить ближнего как самого себя. -- Слова эти -- напоминание о второй заповеди Христа: "... возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Евангелие от Марка, гл. 12, ст. 31).
Стр. 204. -- Откуда взял я это ~ неразумно. -- Цитируется гл. XII восьмой части романа. Курсив Достоевского.
Стр. 204.... не могли себе и представить "всего объема того ~ чем они живут". -- Здесь и ниже с небольшими изменениями цитируется гл. XIII восьмой части романа "Анна Каренина".
Стр. 205. Левин ~ это барич, московский барич средне-высшего круга, историком которого и был по преимуществу граф Л. Толстой. -- Еще в письме к H. H. Страхову (18 (30) мая 1871 г.) Достоевский говорил нечто подобное о творчестве Тургенева и Толстого: "А знаете -- ведь это все помещичья литература. Она сказала все, что имела сказать (великолепно у Льва Толстого). Но это в высшей степени помещичье слово было последним. Нового слова, заменяющего помещичье, еще не было, да и некогда". См. также наст. изд., т. XVI, стр. 142--143.
Стр. 206. Он объявляет, что "непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть"... -- См.: "Анна Каренина", часть восьмая, гл. XV.
Стр. 206. ... "один вот так размахивает руками". -- Неточная цитата из п. XIV восьмой части романа. У Толстого: "Ужасно страшный! И вот так руками делает, -- сказала Таня, поднимаясь в тележке и передразнивая Катавасова".
Стр. 206....гости тотчас же принимаются за мед и за Восточный вопрос. -- См. гл. XV и XVI восьмой части "Айны Каренипой".
Стр. 206. ... профессорчик, человек милый, но глуповатый. -- Товарищ Левина по университету, профессор естественных наук Катавасов. Ниже (см. стр. 209) Достоевский называет Катавасова "дурачком" за его "глупую выходку" -- сентенцию по поводу нейтралитета России в сербо-турецкой войне 1876 г.: "В том-то и штука, батюшка, что могут быть случаи, когда правительство не исполняет воли граждан, и тогда общество заявляет свою волю..." ("Анна Каренина", часть восьмая, гл. XV).
Стр. 206....издал в Москве какую-то ученую книгу о России ~ но книга вдруг лопнула... -- О книге Сергея Ивановича Кознышева ("плод шестилетнего труда") "Опыт обзора основ и форм государственности в Европе и в России" было "сказано несколько презрительных слов" в "Северном жуке", и после того как на нее появилась отрицательная рецензия "в серьезном журнале", "наступило мертвое, и печатное и изустное, молчание..." ("Анна Каренина", часть восьмая, гл. I).
Стр. 207. Сергей Иванович и в прежних частях проведен был в комическом виде весьма искусно... -- В части шестой (гл. III) все обитатели левинского дома уверены, что Сергей Иванович вот-вот сделает предложение Вареньке. Однако Левин выражает сомнение в способности "удивительного" Сергея Ивановича на такой поступок: "... он так привык жить одною духовною жизнью, что не может примириться с действительностью, а Варенька все-таки действительность". И ниже: "Не то что не может влюбиться... но у него нет той слабости, которая нужна...". Сергей Иванович принадлежит к чуждому Толстому типу людей, в "методическом уме" которых все раз навсегда взвешено и решено.
Стр. 207. Зато из неудачнейших лиц -- это старый князь. -- Князь Щербацкий, отец Кити.
Стр. 207--208. Вот и я ~ а не братьями славянами... -- Цитируется XV глава восьмой части романа. В скобках иронический комментарий Достоевского. Далее с пропусками и небольшими неточностями цитируются XV и XVI главы. Курсив везде Достоевского.
Стр. 210. ... князь Милан Сербский ~ против своего "сюзерена". -- Подразумеваются упреки князю Милану в анонимном политическом обозрении, напечатанном в газете "Голос" за два дня до объявления Сербией войны Турции. В нем были такие строки: "Телеграммы, идущие из разных европейских центров, почти единогласно говорят о предстоящем объявлении войны Сербией Турции <...> но, все-таки, трудно понять, каким образом Сербия может объявить войну Турции <...> Сербия -- вассальное княжество, признающее над собою главенство Турции. Князь Милан, в строго законном смысле, подданный султана Мурада V-го. Объявлять войну своему сюзерену он не может. Если белградское правительство возьмет на себя формальный почин враждебных действий, то это будет восстание, а не война, и, в таком случае, европейские кабинеты обязаны будут отнестись к борьбе, начавшейся на берегах Дрины, с точки зрения несочувственной сербам и должны будут отказаться от заступничества за них в случае, если борьба даст перевес туркам" (Г, 1876, 18 июня, No 167, отдел "Заграничные известия").
Эти нарекания по адресу князя Милана, его правительства и сербского движения были восприняты с раздражением публицистами славянофильско-патриотической ориентации. Так, О. Ф. Миллер, оперируя историческими аналогиями и сопоставлениями, писал в статье "До чего наконец договорился "Голос"": "... Россия во время оно состояла в вассальных отношениях к Золотой Орде или нет? <...> Россия в свое время платила Орде дань, как теперь ее платит Турции Сербия. Имел право вассал Иоанн III перестать платить эту дань своему сюзерену Ахмету и растоптать его басму (или же русский народ сочинил сочувственное предание о подобном поступке Иоанна)? Имел ли право великий князь московский выступить с войском на берега Угры, а архиепископ Вассиан. при виде его праздного стояния на ней, опасаться, чтобы он не сделался бегуном и предателем христианским, поддавшись "благоразумным" советам своих бояр, "поноровников бесерменских"? Тот же Вассиан, когда прямо внушал Иоанну, что клятва верности, когда-то данная Орде его предками, нимало не должна его связывать, совершал политическое преступление или патриотический подвиг? "Когда клятва по нужде бывает, то нам повелено разрешать от нее и прощать, и мы прощаем и разрешаем, и благословляем тебя -- не как на царя, но как на разбойника, и хищника, и богоборца, ибо лучше, солгав, спасти жизнь, нежели, истинствовав, погибнуть... и уподобиться окаянному оному Ироду, который не хотел нарушить клятвы и погиб". Эти исторические слова того же Вассиана -- что такое они? Кощунство и святотатство или широта политически-христианского взгляда верного слуги и земли, и церкви? А если сербский митрополит Михаил, знакомый, надо думать, с русской историей получше <...> "Голоса", вспомнит про нашего Вассиана и в этом же духе заговорит со своим народом? <...> Статьи, подобные последней статье "Голоса", можно бы назвать изменой славянству, если бы такие статьи могли приниматься серьезно <...> "Голос" самым пошленьким образом подслуживается -- сам не знает кому и чему" (НВр, 1876, 20 июня (2 июля), No 110).
Стр. 210....но уже несколько известный по прежним, довольно успешным действиям своим в Средней Азии... -- Имеется в виду деятельность М. Г. Черняева в должности начальника особого западносибирского отряда в 1864--1865 гг., а также его пребывание на посту губернатора Туркестанской области (1865--1866).
Стр. 210. На службу он был принят и зачислен, но вовсе не главнокомандующим сербской армией ~ в России, долго державшийся. -- Главнокомандующим всей сербской армией был князь Милан, а Черняев командовал Тимоко-Моравской армией сербов, разбитой турками под Дюнишем 17 октября 1876 г. (см.: Н. П-ов. Воспоминания добровольца. -- PB, 1877, No 5, стр. 238).
Стр. 210. Всех добровольцев со очень не много тысяч... -- По данным, приводившимся газетой "Московские ведомости", русских добровольцев в Сербии было 3300 человек. По свидетельству же английского полковника Мак-Ивера, вступившего в сербскую армию добровольцем и командовавшего в ней сводным кавалерийским отрядом, к моменту его отъезда из Белграда "во всей Сербии было не более 3000 русских" (Русский сборник, т. I, ч. 2, стр. 90).
Стр. 210. ... провожала их в Сербию со стрюцкими он считает и добровольцев. -- Достоевский имеет в виду цитируемое им несколько ниже следующее суждение Левина о добровольцах: "... в восьмидесятимиллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы -- в шайку Пугачева, в Хиву, в Сербию..." ("Анна Каренина", часть восьмая, гл. XV). Эти суждения Левина близки к характеристикам русских добровольцев-дворян в очерках Г. И. Успенского "Из Белграда", печатавшихся в "Отечественных записках" в конце 1876 -- начале 1877 г. По наблюдениям Успенского, в этой категории добровольцев встречались люди не только "бесшабашные" и отпетые, но и явные "скоты" и нравственные "уродцы" (см.: ОЗ, 1877, No 1, стр. 109, 117--120). Возможно, полемизируя с Толстым, Достоевский возражал одновременно и Глебу Успенскому.
Стр. 211....объявлялись факты поражающие, характерные, которые записались, запомнились и не забудутся, и оспорены быть уже не могут.-- В числе таких "фактов", "записанных" и особенно запомнившихся Достоевскому, было "величайшее самоотвержение" первого русского добровольца Киреева.
Достоевский, конечно, обратил внимание и на многие другие проявления сознательного отношения народа к борьбе славян Балканского полуострова за свою независимость. Так, например, в печати сообщалось, что на молебствии в Казанском соборе "по случаю решительной победы черногорцев над турками" один старик-крестьянин, припав к плечу генерала Черняева "и заплакав", сказал: "Ты, батюшка, второй Минин" (НВр, 1877, 21 июня (3 июля), No 470, отдел "Среди газет и журналов"). Та же газета отмечала, что во время проводов Черняева из Москвы в Петербург к нему протиснулся крестьянин "весьма благообразного вида" и подал письмо следующего содержания: "Сочувствуя душевно вашей деятельности на пользу славян и России, желая вознаградить под вашим командованием наиболее отличившихся нижних чинов, просим распределить между воинами по вашему усмотрению при сем прилагаемые триста рублей, при первом сражении с врагом. Засим желаем вам полного успеха. Крестьяне Л. Вальков Московской губернии Подольского уезда, Поликарп Иванов того же уезда" (там же, 15 (27) июня, No 464, "Второй лист", отдел "Внутренние известия").
Стр. 211....что же до добровольцев, то как не случиться в их числе, рядом с высочайшим самоотвержением в пользу ближнего (NB. Киреев), и просто удальству, прыти, гульбе и проч. и проч. -- О Н. А. Кирееве см.: наст. изд., т. XXIII, стр. 69, 385--386. Далее Достоевский отчасти признает справедливость свидетельств русской печати о бесшабашной "гульбе", которой предавалась определенная часть русских добровольцев в Сербии. Образчики ее были запечатлены в упоминавшихся выше письмах-очерках Г. И. Успенского "Из Белграда". В этих очерках фигурировали, например, "лица", которые, подойдя к "обеденному столу штабных офицеров Черняева, требовали: "Давайте шампанского, а не то разденусь и закричу!"" (ОЗ, 1876, No 12, отдел "Современное обозрение", стр. 173). Комментируя подобные дикие требования и "закипевшую" вслед за ними "свалку", Успенский резюмировал: "... в этой драке, кроме ненависти к штабу, к штабным непорядкам, было много мести за что-то другое, совершенно постороннее и штабу, и славянской идее, и сербской войне, тут была месть против всего, что отняло у человека право пить шампанское, к которому человек этот привык, тут была месть за то. что какая-то сволочь не слушается барина, привыкшего думать, что слова "я деньги плачу" -- всемогущи. В какой мере подобного рода привычки, воспитанные в глубине крепостного права и темного царства, пригодны для сербского дела, судить не нам..." (там же, стр. 174). Еще две цитаты из очерков Успенского текстуально перекликаются с комментируемым отрывком "Дневника": "Люди, преданные России, славянству, и люди, которым, без помощи славянского Комитета, не было бы случая попить, погулять, словом, вспомнить помещичью или боевую старину, -- всё это пришло сюда с своими целями..." (там же, стр. 182. -- Курсив наш, -- Ред.). "...один из наших (конечно, в пьяном виде) съел, напоказ своей удали, целую солонку с красным кайенским перцем и, обжигая рот каждым глотком, приговаривал (действительно, не моргнув глазом, не поморщившись): "Вот как у нас..."" (ОЗ, 1877, No 1, стр. 114). Тревожные сообщения о подобных фактах появлялись также в либеральных и даже в сугубо "патриотических" изданиях (см.: ВЕ, 1877, No 3, стр. 371, 372-- 373; PB, 1877, No 5, стр. 231).
Стр. 211...."что частные люди не могут принимать участия в войне без разрешения правительства"... -- Цитата из "Анны Карениной" (часть восьмая, гл. XV). Курсив Достоевского.
Стр. 212.... утверждают, что народ не понимал ничего ~ что всё было искусственно возбуждено журналистами для приобретения подписчиков и нарочно подделано Рагозовыми и проч., и проч. -- Достоевский возмущается рядом скептических суждений Левина и "старого князя" (отца Кити и Долли) в XV и XVI гл. восьмой части "Анны Карениной". Так, заявление брата Сергея Иваныча (гл. XV): "В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом "нечестивых агарян". Народ услыхал о страданиях своих братии и заговорил" -- Левин парирует "уклончиво": "Может быть... но я не вижу...". В той же главе старый князь восклицает с недоумением: "Да кто нее объявил войну туркам? Иван Иваныч Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадам Шталь?". В следующей главе подвергаются насмешкам "редакторы": "Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что судьбы народа и славян... и всё это?".
Стр. 213. ... намек насчет шаек Пугачева действительно тоже наклевывался... -- Подразумеваются некоторые газетные сообщения, в свете которых часть добровольцев представала людьми, снискавшими дурную славу нарушителей общественного спокойствия задолго до отправки их в Сербию. В связи с этим А. Н. Пыпин писал в статье "Еще несколько слов по южнославянскому вопросу": "... в некоторых случаях общество знало вперед, какого сорта людей посылает оно (между прочим) в Сербию: еще летом прошлого года мы с недоумением прочли в газетах письмо из Одессы, где корреспондент простодушно радовался, что в отряде добровольцев, отправившихся в Сербию, Одесса сбыла более сотни людей, отсутствие которых должно было споспешествовать ее собственному спокойствию! Говорят, что в иных крупных городах заведомо делалось то же самое" (ВЕ, 1877, No 3, стр. 373).
Стр. 213....из этого действительно составили целую загадку в известных кружках: "Как, дескать, народ только вчера услыхал о славянах, ничего-то он не знает, ни географии, ни истории, и на-вот -- вдруг полез на стену за славян, полюбились они ему так вдруг очень!" -- Достоевский полемически перефразирует "клубного старичка" князя Щербацкого и Константина Левина. Первый утверждает, что "народ и знать не знает" балканских славян, а Левин вторит ему в раздумье: "Писаря волостные, учителя, и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, о чем идет дело". В следующем параграфе Достоевский прямо говорит о Левине: "... его сбило с толку соображение, что народ не знает истории и географии" (Курсив наш, -- Ред.). Можно предположить также, что Достоевский полемизирует с А. Н. Пыпиным, который в статье "Еще несколько слов по южнославянскому вопросу" упрекал "воинствовавшую печать" за то, что "свои славянские идеи она, не задумываясь, объявляла идеями русского общества, народа" (см. выше примеч. к стр. 194). В той же статье Пыпина говорилось о "массе" русского общества, "почти и не знавшей о существовании славянства" к моменту основания славянских комитетов и т. п. (см.: ВЕ, 1877, No 3, стр. 383).
Стр. 214....с самого крещения земли русской... -- Крещение Руси, с которым связывалось "начало народа русского и его государства", относят к 861 или 862 гг. Тысячелетие России праздновалось 8 сентября 1862 г.
Стр. 214....начали устремляться из нее паломники во святые земли, ко гробу господню, на Афон и проч. -- Святой землей называлась Палестина. Гроб Господень -- главная христианская святыня, по преданию, находится в церкви Воскресения в Иерусалиме. Афон -- город и гора на восточном выступе греческого полуострова Халкидика, омываемого Эгейским морем. Первый крупный монастырь на Афоне (Лавра) был основан в 963 г. визаитийским монахом Афанасием. Тесные связи между афонскими монастырями и Русью начали устанавливаться с XI в. В XII в. центром русских монахов на Афоне стала так называемая обитель Пантелеймона. В афонских монастырях сохранилось огромное количество греческих и славянских рукописей, икон и предметов декоративно-прикладного искусства.
Стр. 214. Еще во время крестовых походов ходил в Иерусалим один игумен ~ принят королем Иерусалимским "Балдвином", что прекрасно описал в хождении своем. -- Подразумевается русский игумен Даниил (ум. 1122) и его "хождение" от Царьграда в Палестину, сохранившееся в большом количестве списков под разными названиями ("Житие и хождение Даниила, русский земли игумена", "Паломник Даниила игумена", "Странник", "Книга глаголемая Странник"). Благодаря точности наблюдений и описаний "святых мест", этот памятник имеет большое значение при изучении топографии Палестины XII в.
С текстом "хождения" Даниила Достоевский познакомился, по всей вероятности, по одному из следующих изданий: Путешествия русских людей по Святой Земле, ч. 1. Изд. И. П. Сахарова. СПб., 1839; сборник И. П. Сахарова "Сказания русского народа", т. II, кн. 8. СПб., 1849; Путешествие игумена Даниила по Святой Земле в начале XII-го века (1113--1115). Издано археографическою комиссиею под редакцией А. С. Норова. С его критическими замечаниями (с приложением карты Палестины, плана Иерусалима и снимков с рукописей). СПб., 1864.
В издании А. С. Норова (1795--1869) непосредственно тексту "хождения" предшествует пространное заглавие: "Паломник Данила Мниха. Сказание о пути иже есть к Иерусалиму, и о градах, и о самом Граде Иерусалиме, и о местех честных, иже около града, и о церквах святых". В гл. XIV этого издания (стр. 104) упоминается "князь Иерусалимский именем Балдвин". Это Балдуин I (Balduin), король иерусалимский с 1100 по 1118 г., младший брат герцога Готфрида Бульонского (ок. 1060--1100) -- одного из предводителей первого Крестового похода (1096 и след. годы).
Стр. 214. ... паломничество на Восток, ко святым местам, не прекращалось и до наших дней.-- В 1872 г. в России была издана книга: "Палестина и Афон. Письма святогорца Серафима. Для народного чтения". Сам Достоевский любил читать "Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и св. земле постриженника святые горы Афонские инока Парфения" (изд. 2-е, испр., М., 1856), которое ценил за "наивность изложения" (см. наст. изд., т. XII, стр. 336). Годы жизни инока Парфения (наст. имя и фамилия Петр Аггеев) -- 1807--1868.
Стр. 214. ... святыми местами и всеми тамошними восточными христианами овладели нечестивые агаряне, магометане, турки... -- Главное средоточие "святых мест" -- Палестина, в которой, согласно евангельским источникам, родился, проповедовал свое учение и был распят Иисус Христос, была захвачена турками в 1517 г. Еще раньше (1453 г.) под их ударами пал Константинополь -- многовековой центр и оплот восточного христианства.
Завоевание турками Балканского полуострова началось в 1356 г. Вся Болгария была завоевана ими в 1393 г., вся Сербия -- в 1521-м, почти вся Греция -- к 1460 г. В 1463 г. пала Босния, около 1467 г. Герцеговина, в 1476 г. Молдавия.
Агаряне -- древнее собирательное наименование мусульманских народов. По библейскому преданию, рабыня -- египтянка Агарь стала наложницей Авраама во время бесплодия его жены Сары и родила от него сына Измаила, ставшего впоследствии вождем арабских племен в Аравийской пустыне.
Стр. 214. ... Четьи-Минеи... -- памятник древнерусской литературы поучительно религиозного содержания, в котором по месяцам и числам располагались жития святых православной церкви, сведения о праздниках и т. п. О Четьих-Минеях Достоевский упоминает в романе "Идиот" (см. наст. изд., т. VIII, стр. 10; т. IX, стр. 428).
Стр. 214. Всенощная -- вечерняя церковная служба у православных христиан.
Стр. 215. Слышал я потом эти рассказы даже в острогах у разбойников, и разбойники слушали и воздыхали. -- Достоевский вспоминает свое пребывание на каторге.
Стр. 215. ... устремлялись ко святым местам русским, в Киев, к Соловецким чудотворцам.-- "Святыми местами" в Киеве считались киевский Софийский собор и Киево-Печерский монастырь (Киево-Печерская лавра). Под соловецкими чудотворцами подразумеваются, очевидно, "преподобные" Зосима и Савватий, основавшие в XV в. Соловецкий монастырь на одном из Соловецких островов в Белом море, а также "преподобные" Герман и Иринарх.
Стр. 215. Некрасов, создавая своего великого "Власа..." -- См. стр. 57--61.
Стр. 215....в пользу "братьев-славян", как выражались прошлого года официально, а теперь как выражаются почти в насмешку. -- Официальным выражением расположения к "братьям-славянам" была речь Александра II, произнесенная 29 октября 1876 г. в Кремле на приеме "московского дворянства и городского общества". В ней были такие слова: "... вам уже известно, что Турция покорилась моим требованиям о немедленном заключении перемирия, чтобы положить конец бесполезной резне в Сербии и Черногории <...> Я знаю, что вся Россия, вместе со мною, принимает живейшее участие в страданиях наших братии по вере и происхождению... " (НВр, 1876, 31 октября (12 ноября), No 243, отдел "Ежедневное обозрение". -- Курсив наш, -- Ред.). На эту речь, ставшую одним из предвестий русско-турецкой войны 1877--1878 гг., дворянство и купечество многих городов и губерний России ответило верноподданническими адресами, в которых выражалась готовность прийти на помощь "братьям-славянам" по первому призыву царя. Ироническое употребление слов "братья-славяне" Достоевский обнаружил прежде всего в речах князя Щербацкого ("Анна Каренина", часть восьмая, гл. XV. Соответствующий отрывок Достоевский цитирует выше, стр. 207--208, 436). Затем он мог иметь в виду характерные упреки князя В. П. Мещерского одесскому городскому голове Новосельскому за нетактичную критику болгарских таможенных чиновников. "Говоря про болгар, -- отмечал Мещерский, -- г-н Новосельский умышленно и насмешливо пишет: Братья Болгаре, и затем передает факт о пошлине, требуемой на Черноводской таможне с махорки. Вслед за тем идет речь о русских, проливающих кровь за этих братьев болгар <...> Неужели г-н Новосельский не мог подумать и о том, что, пуская в печать столь легкомысленно пущенные обвинения против болгар в массе и насмешливо называя их "братьями", он подстрекает к раздражению сотни тысяч русских и всю русскую армию <...> Мы уверены даже, что если бы г-н Новосельский позаботился о предупреждении и устранении тех же затруднений и недоразумений до отправления грузов, а не после их отправления, ему бы не пришлось смущать русское сердце насмешками над братьями-болгарами" (МВед, 1877, 28 августа, No 214, заметка "По поводу депеши одесского городского головы к великому князю главнокомандующему)". Протест против "неуместной выходки" одесского головы был заявлен и в "Ежедневном ободрении", напечатанном в том же номере "Московских ведомостей".
Стр. 215....даже самые святые места, Иерусалим, Афон, принадлежат иноверцам. -- Иерусалим принадлежал туркам с 1517 по 1917 г. Афон находился под их властью до 1913 г., когда была провозглашена полная государственная независимость Греции.
Стр. 215. Он даже двадцать с лишком лет тому назад ~ когда покойный государь начинал свою войну с Турцией, а потом с Европой, кончившуюся Севастополем. -- "Двадцать с лишком лет тому назад" -- точнее после июня 1854 г., когда русские войска под дипломатическим давлением Австрии вынуждены были покинуть территорию Дунайских княжеств, -- истязаниям подверглись сербы и болгары. А. Н. Пыпин писал по этому поводу в 1877 г.: "Подозревая Россию в завоевательных планах, искренно или неискренно опасаясь призрака панславянской империи, Европа уже давно стала к России в недоверчивое положение, какое мы видим теперь. Турция, за свой страх и досаду, просто мстила на несчастных болгарах и сербах, как мстила на них после дунайского похода в Крымскую войну и как мстила в прошлом и нынешнем году" (А. П. <А. Н. Пыпин>. Еще несколько слов по южнославянскому вопросу. -- ВЕ, 1877, No 3, стр. 385).
Крымской войне 1853--1856 гг. предшествовали длительные дипломатические трения из-за "святых мест" между Россией, с одной стороны, и Турцией, Францией и Англией -- с другой.
Начиная войну с Турцией, "покойный государь", т. е. Николай I, не предвидел того, что продолжать ее ему придется с выступившей на стороне турок коалицией западноевропейских держав (Франция, Англия, Сардиния). Кроме того, опасаясь вторжения со стороны Австро-Венгрии, царь и русское правительство вынуждены были держать наготове огромный контингент войск на юго-западной границе России. Севастополь пал после одиннадцатимесячной героической обороны в конце августа 1855 г.
Стр. 215. Тогда тоже, в начале войны, пронеслось сверху слово о святых местах... -- Достоевский имеет в виду манифесты Николая I. В первом из них (от 14 июня 1853 г.), оповещавшем о решении царя "двинуть войска <...> в придунайские княжества", вместе с тем говорилось: "Мы и теперь готовы остановить движение наших войск, если Оттоманская Порта обяжется свято соблюдать неприкосновенность православной церкви" (СПбВед, 1853, 16 июня, No 131). Во втором манифесте (от 20 октябре 1853 г.), данном уже после объявления Турцией войны России, тоже говорилось о необходимости "защиты на Востоке православной веры, исповедуемой и народом русским" (там же, 22 октября, No 233). Непосредственно же о "святых местах" упоминалось в опубликованном в 1876 г. письме Николая I турецкому султану от 24 января 1853 г.: "Облеченный вполне моим доверием, он (новый русский посол в Турции кн. А. С. Меншиков, -- Ред.) передаст вашему величеству словесно чувства прискорбия и удивления, мною испытанные, при получении известий о решении, вами принятом в последнее время по делу о святых местах в Палестине" (М. И. Богданович. Восточная война 1853--1856 годов, т. 1. СПб., 1876, стр. 40). Николай I особенно раздражен был тем, что в результате интриг католикам-французам удалось добиться от султана права на обладание ключами от Вифлеемского храма (см.: ДНР, 1877, No 8, стр. 343). Подробные сведения о предшествовавших Крымской войне дипломатической борьбе православной России с католической Францией из-за прав на "святые места" и безрезультатных хотя и длительных переговорах России с Турцией по тому же поводу см. в названном сочинении Богдановича (т. 1, стр. 15--65, 88, 91--92 и др.).
Стр. 216....если бы они согласились отречься от креста ~ все пощажены и награждены, -- это-то уже, конечно, народу было известно). -- См. также стр. 12--17.
Стр. 216. ... пронесся слух про русского генерала, поехавшего помогать христианам... -- Подразумевается генерал М. Г. Черняев.
Стр. 217... чтоб Россия, его отечество, стала наконец походить на другие "просвещенные европейские государства". -- Выраженное здесь и ниже ироническое отношение к "Просвещенности" "европейских государств", не высказавших сочувствия угнетенным славянам Балканского полуострова, перекликается с речью И. С. Аксакова, произнесенной на первом общем собрании Московского благотворительного общества 1 мая 1877 г. В этой речи были такие слова: "Уже развевается за русскими пределами наше русское знамя, подъятое за возвращение свободы и человеческих прав угнетенным, уничиженным, презренным высокомерною в своем просвещении Европой православным славянским племенам" (МВед, 1877, И мая, No 113.-- Курсив наш, -- Ред.).
Стр. 219. Книга вышла всего 2 1 / 2 месяца назад... -- Цензурное разрешение восьмой части "Анны Карениной", напечатанной в Московской типографии Риса, помечено 25 июня 1877 г. Это издание сопровождалось справкой: "Последняя часть "Анны Карениной" выходит отдельным изданием, а не в "Русском вестнике" потому, что редакция этого журнала не пожелала печатать эту часть без некоторых исключений, на которые автор не согласился". Первое объявление о выходе в свет восьмой части "Анны Карениной" появилось в МВед, 1877, 14 июля, No 175. См. выше, стр. 430, примеч. к словам "... я только что увидел, в первый раз, объявление...". Таким образом, указаны" Достоевского о выходе восьмой частя романа Толстого "2 1/2 месяца назад" не совсем точно. Книга вышла несколько позже: в конце июня -- начале июля.
Стр. 219....a 2 1 / 2 месяца назад уже совершенно известно было, что все бесчисленные рассказы о бесчисленных мучениях и истязаниях славян -- совершенная истина, -- истина, засвидетельствованная теперь тысячью свидетелей и очевидцев всех наций. -- В январе 1877 г. вышло в свет бесплатное приложение к журналу "Гражданин" -- "Русский сборник", т. I, ч. 1--2, в котором была перепечатана повесть "Кроткая". В этом же сборнике были напечатаны: 1) "Впечатления сербской войны -- мемуарные очерки английского полковника Мак-Ивера, вступившего добровольцем в Сербскую армию и командовавшего сводным кавалерийским отрядом в армии генерала Черняева" и 2) "Турецкие зверства в Болгарии. Письма особенного комиссара лондонских "Ежедневных новостей"" ("Daily news") Дж. А. Мак-Гэхена.
Публикация писем Мак-Гэхена в "Русском сборнике" предварялась следующим извлечением из книги главы правительственной оппозиции в английском парламенте В. Гладстона "Болгарские жестокости и Восточный вопрос": "Первая тревога, относительно болгарских неистовств, была пробита <...> в "Ежедневных новостях" от 23 июня (1876 г., -- Ред.). Я чувствителен ко многим услугам, постоянно оказываемым свободным журнализмом человечеству, свободе и справедливости <...> Но <...> из всех этих услуг, те, которые были оказаны в этом случае "Ежедневными новостями", чрез посредство их заграничной корреспонденции, -- были самыми вескими и могу сказать, -- самыми блестящими. Мы теперь знаем <...> что их снесение подтверждается отчетами, полученными германским правительством" (Русский сборник, т. I, ч. 2, стр. 93). Далее следовало анонимное русское "Введение" к корреспонденциям Мак-Гэхена, в котором характеризовался метод расследования турецких зверств Мак-Гэхеном и его помощниками: "Исследование было независимое. Оно ничем не обязано ни британскому посольству в Константинополе, ни турецкому правительству. Очевидная независимость открыла комиссии такие источники извещения, которые оставались бы закрытыми для тех, кто показался бы подозрительным обиженному населению. Люди шли навстречу и доказывали скверную очевидность своих обид. Но они были не единственными свидетелями. Иностранные консулы, греческие резиденты, немецкие чиновники турецкого правительства и американские наставники свободно засвидетельствовали одно и то же" (там же, стр. 97--98). Полемизируя далее с Толстым и его героем Константином Левиным по поводу турецких зверств, Достоевский оперирует фактами, заимствованными главным образом из этих источников.
Стр. 219. С живых людей сдирается кожа в глазах их детей... -- Это утверждение основано на ранее упомянутом в "Дневнике писателя" рассказе московского "приятеля" Достоевского о болгарских детях, размещенных в московских приютах (см. стр. 44). Достоевский мог прочесть в газетах и о русских солдатах, которые, "отступая <...> видели", как их раненые товарищи "немедленно убивались наступавшим неприятелем", причем "с некоторых предварительно сдирали кожу и потом подымали на штыки" (НВр, 1877, 27 июля (8 августа), No 506, отдел "Последние известия"; телеграмма из Винницы, помеченная 22 июля (3 августа)).
Стр. 219. ... в глазах матерей подбрасывают и ловят на штык их младенцев... -- Достоевский цитирует характерный отрывок из "письма" Мак-Гэхена от 10 августа 1876 г.: "... турки <...> вынимали детей из колыбелей штыками, бросали их на воздух; снова подхватывали на штыки, -- и швыряли в головы кричавших в ужасе матерей" (Русский сборник, т. I, ч. 2, стр. 138).
Стр. 219....одному двухлетнему мальчику, в глазах его сестры, прокололи иголкой глаза и потом посадили на кол... -- Впервые об этой трагедии Достоевский рассказал, со слов посетителя Московского приюта для болгарских детей, в самом конце майско-июньского выпуска "Дневника писателя" за 1877 г. (см. стр. 171).
Стр. 221. Недавно только, в двух или трех из наших газет, была проведена мысль ~ ввести репрессалии с отъявленно-уличенными в зверствах и мучительствах турками? -- Вопрос о "репрессалиях" против турок был поставлен русской печатью после представления в английский парламент (июль 1877 г.) так называемой "Синей книги", содержавшей "документы" о "русских военных жестокостях" на Балканах. Лживость этих "документов", сфабрикованных турецким правительством и его "европейскими клевретами", очень скоро стала очевидной для "всей беспристрастной европейской печати". Несмотря на это, английские министры "не нашлись сказать в палатах ни одного слова для удовлетворения чести армии, которую они позволили оклеветать в своих "Синих книгах", и для осуждения турецкого правительства, которому они содействовали в распространении лжи" ( Г, 1877, 29 июля (10 августа), No 168, передовая "Санктпетербург 28-го июля". В этой же передовой упоминалась газета "Journal de St.-Pétersbourg", продолжающая "с возрастающею живостью полемику против великобританского правительства по поводу представленных им парламенту документов..."). Не рассчитывая на раскаяние турок и содействие "английских министров" в пресечении зверств, газета "Голос" продолжала: "Почин в этом правом деле приходится взять на себя самой России <...> Это обстоятельство заставляет возвратиться к затронутому уже нами в No 163-й <...> вопросу об учреждении на театрах войны международной комиссии для исследования образа действий воюющих и всех фактов, оглашенных в печати и в официальных документах <...> зверства турецких полчищ, не сдерживаемых даже их собственными начальниками, непременно требуют военных репрессалий, без которых наши войска не могут продолжать бой с турками, соблюдая европейские правила войны. Без этих репрессалий, которые только и могут в иных случаях унять разгулявшихся азиатских зверей, наши войска и местные мирные народонаселения были бы преданы в жертву самых страшных, ничем не оправдываемых испытаний" (там же). За несколько дней до появления в печати процитированных передовиц "Голоса" по вопросу о репрессалиях высказалась газета "Современные известия" (1877, 19 июля, No 196, стр. 2).
Стр. 221. Они убивают пленных и раненых после неслыханных истязаний, вроде отрезывания носов и других членов. -- Достоевский контаминирует как свежие, так и более ранние данные печати о зверствах турецких войск. В хорошо известном ему очерке "Впечатления сербской войны", принадлежавшем перу английского полковника Мак-Ивера, было такое описание надругательств турок над ранеными сербскими и русскими солдатами, попавшими к ним в плен в боях под Делиградом (конец, сентября -- начало октября 1876 г.): "... иные лежали там, где пали, но все стали жертвами турецкого сострадания, которое есть не что иное, как подлое и дьявольское варварство. У одних отрезаны были уши, у других носы, или глаза вырезаны из головы, или язык из глотки, или руки и ноги отрезаны. Были и еще такие постыдные виды искажения, что и приличие не позволяет описывать их. Так они гнусны, так возмутительны..." (Русский сборник, т. I, ч. 2, стр. 82).
Стр. 221. У них объявились специалисты истребления грудных младенцев со хохот своих товарищей башибузуков. -- Ср.: "Явились даже особенные артисты своего дела -- башибузуки, изощрившиеся разрывать разом христианских младенцев, схватывая их за обе ноги" (НВр, 1877, 14 (26) августа, No 524, отдел "Последние известия". "По рассказам болгарских беглецов из долины Казанлыка").
Стр. 221. Министры султана уверяют, что не может быть умерщвления пленных, ибо "коран запрещает это". -- Достоевский имеет в виду следующее газетное сообщение: "По сведениям венской "Presse", драгоман одного из важнейших посольств в Константинополе осведомился на днях у одного из турецких министров об участи, постигшей русских пленных и раненых после плевненского сражения <...> Драгоман также коснулся слухов об избиении и истязаниях русских раненых в Шипкинском проходе. На это министр возразил, что он не верит этим слухам, так как Коран воспрещает мусульманам убивать пленных" (НВр, 1877, 24 августа (5 сентября), No 534, отдел "Последние известия", подотдел "На Шипке"). Газета "Московские ведомости", также перепечатавшая это сообщение, отметила, что оно появилось в венской "Presse" от 30 августа н. ст. 1877 г., и сопроводила последнюю его фразу (о запрещении Корана убивать пленных) саркастической репликой: "Тем дело, значит, и кончилось" (см.: МВед, 1877, 24 августа, No 211, отдел "Последняя почта"). Реплика означала сомнение в действенности дипломатического протеста Германии и других держав против несоблюдения Турцией одного из пунктов Женевской конвенции 1864 г. (см. следующее примеч.).
Драгоман (арабск.) -- официальный переводчик при дипломатических представительствах и консульствах на Востоке.
Стр. 221. Еще недавно человеколюбивый император германский с негодованием отверг официальную и лживую повсеместную жалобу турок на русские будто бы жестокости... -- Главными распространителями информации "о жестокостях, совершаемых будто бы русскими войсками", были турецкое министерство иностранных дел и турецкий посол в Германии Садуллах-бей (см.: МВед, 1877, 15 июня, No 147, отдел "Телеграммы"; 30 июля, No 189, вторая половина передовой "Москва, 29 июля"; 3 августа, No 193, отдел "Последняя почта"; 9 августа, No 197, отдел "Телеграммы"; 21 августа, No 208, передовая "Москва, 20 августа"). Измышления турецких дипломатов были опровергнуты рядом официальных и неофициальных документов русского и западноевропейского происхождения, в которых сообщалось вместе с тем о непрекращающемся недостойном обращении турецких войск с пленными и ранеными русскими солдатами и офицерами.
Германское правительство направило (около 8 (20) августа 1877 г.) в адрес турецкого правительства протест. В нем оно "напомнило Порте о постановлениях Женевской конвенции, к которой присоединилась и Порта. Вместе с тем германское правительство обратилось к прочим европейским державам с запросом, не пожелают ли они сделать подобные предложения в Константинополе" (НВр, 1877, 12 (24) августа, No 522, отдел "Телеграммы").
В связи с этими событиями "Московские ведомости" (1877, 23 августа, No 210, отдел "Последняя почта") напоминали, что по шестой статье Женевской конвенции 22 августа 1864 г. "все раненые и больные военные принимаются и пользуются уходом, к какой бы нации они ни принадлежали".
Замечание Достоевского о глубоком негодовании, проявленном Вильгельмом 1, -- пересказ резюме берлинского корреспондента "Daily News" 8 (20) августа 1877 г.: "В особенности император <...> высказывает крайнее негодование, которое делает честь его человеколюбию, и по его более или менее непосредственной инициативе германское правительство предприняло <...> решительный шаг..." (НВр, 1877, 16 (28) августа, No 526, отдел "Внешние известия". -- Курсив наш, -- Ред.).
Стр. 221. Говорят, они и теперь, когда их берут в плен, смотрят испуганно и недоверчиво, твердо убежденные, что им сейчас станут отрезать головы. -- Корреспондент "Нового времени" Н. Каразин писал: "Говорят <...> это даже подтверждали сами пленные, -- что турецким войскам якобы сообщено к сведению о необычайном варварстве русских, решившихся поголовно истребить все турецкое, -- им говорили, что русские никого из пленных в живых не оставляют и предают немедленно мучительнейшей смерти. Говорят будто бы, в этом предупреждении кроется причина стойкости и отчаянной храбрости турецких батальонов... Очень может быть, потому что мне не раз приходилось наблюдать пленных, -- и это ласковое, гуманное обращение с ними -- видимо было для них приятной неожиданностью" (НВр, 1877, 10 (22) июля, No 489). В "Новом времени" было напечатано также анонимное "письмо" из Казанлыка военного корреспондента английской "Times" при русской дунайской армии, в котором сообщалось: "Мы прошли мимо группы, человек в пятьдесят, раненых турок, у которых раны были заботливо перевязаны, как будто никогда и не существовало "кучи голов". Турки имели испуганный вид, так как онп не могли понять, чтобы русские были менее жестоки, нежели они сами" (там же, 1 (13) августа, No 511, отдел "Последние известия").
Стр. 221--222. Не беспокойтесь, когда их обезоружат, они будут делать и предавать халаты и мыло, как наши казанские татары, об чем уже я и говорил... -- Достоевский "говорил" об этом в сентябрьском выпуске "Дневника" за 1876 г. (см. наст. изд., т. XXIII, стр. 119--121).
Стр. 222...."Человек тоже, хоть и не хрестьянин". Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи, выразился: "Это армия джентльменов". -- Возможно, речь идет о корреспонденте английской "Times", письма которого цитировали "Московские ведомости". Английский корреспондент несколько раз то с возмущением, то иронически называл турок "джентльменами". Русскую же армию он не называл прямо "армией джентльменов", но обращение ее солдат и врачей с пленными характеризовал как подлинно джентльменское: "И лишь несколько шагов отсюда русские врачи перевязывали раны этих дикарей, и солдаты охраняли их от порывов мести своих товарищей, подавляя и собственное негодование, наполнявшее их сердца <...> с одной стороны, цивилизация, основанная на христианских началах, а с другой -- варварство и худшее, что может совершить зверская жестокость людей" (МВед, 1877, 4 августа, No 194, "Турецкие злодеяния в Шипкинском проходе"). Несколько раньше "джентльменство" русской армии подчеркивалось в сообщении из Систова корреспондента "Daily News": "... ни малейшая доля участия в деле разрушения не падает на ответственность русских солдат. Поведение их было безупречно в высшей степени. В самом разгаре боя они щадили противников и брали их в плен, по всем правилам цивилизованных армий. Они защищали своих пленников от насилия систовской черни. После взятия города они употребили все усилия, чтоб остановить грабеж" (НВр, 1877, 27 июня (9 июля), No 476, отдел "Последние известия").
Стр. 222. Когда болгары в иных городах спрашивали со "Имущество собрать и сохранить до их возвращения, поля их убрать и хлеб сохранить, взяв треть в вознаграждение за труд". -- Достоевский, по-видимому, контаминирует сведения из двух газетных корреспонденцпй с театра военных действий. В напечатанном "Московскими ведомостями" анонимном очерке "Переход е. п. в. главнокомандующего из Зимницы в Тырново и вступление в Тырново" сообщалось: "Чарбаджи (сельский старшина) спросил великого князя, разрешено ли забирать имущество бежавших турок. Его высочество ответил ему на это, "что они должны принять меры к охранению оставшегося имущества и отнюдь не допускать его расхищения. Урожаи должны быть убраны и сложены отдельно"" (МВед, 1877. 19 июля, No 180). Через десять дней в газете Суворина появилось второе сообщение, правда, без упоминания о главнокомандующем, но текстуально еще более близкое тому, что говорит о нем Достоевский: "Корреспондент "Кельнск<ой> газеты" пишет из Казанлыка от 10-го (22-го) июля <...> Для того, чтобы не погибла жатва, созревшая на турецких полях, владельцы которых бежали, будут приняты следующие меры: жатва будет убрана болгарами, которые за труд получат треть собранного хлеба и половину сена, между тем как остальное будет собственностью бежавших турок <...> по моему мнению, это единственное, что может быть сделано в этом случае" (НВр, 1877, 29 июля (10 августа), No 508, отдел "Последние известия").
Стр. 222. Слыхал ли Левин про наших дам, которые ~ туркам бросают цветы, выносят дорогого табаку и конфект? -- С театра военных действий пленных турок развозили на жительство во многие города южной и средней полосы России, вплоть до Владимира и Твери. Сначала отношение прессы к дамам, выказывавшим благосклонность к пленным, было благодушно-ироническим. Лишь иногда проскальзывали в нем нотки презрения. Представление об этом дает сообщение корреспондента "СПб. ведомостей" из Новочеркасска, перепечатанное, в извлечениях, многими газетами: "Вечером 30-го мая народ валил толпами по улицам нашего города. "Куда это вы стремитесь? -- спрашиваю знакомого. -- Турок, говорит, привезли. -- Где же они? -- В летнем госпитале. -- Раненые, что ли? -- Нет, не раненые, да там помещение, знаете ли, посвободнее" <...> Посреди госпитального двора, у бараков, в которых расположились пленники <...> кучки представителей и милых представительниц всех классов нашего городского общества... Барыни и барышни (в числе их даже классные дамы института) наперерыв, одна перед другою, старались поговорить с турками, -- если не словами, так знаками <...> Казалось, пленники нисколько не удивлялись тому, что публика их, в полном смысле слова, рассматривала... Через Мустафу (переводчика, -- Ред.) они не раз заявляли, что им очень нравится Новочеркасск и его жители, в особенности же -- дамы, каких "и в Турции не встретишь..." Пленники сделались героями дня: о них только у нас и было речи, -- многие приглашали их даже к себе обедать <...> причем турки совершенно забывали запрещение Мохамеда относительно вина <...> Пожили три денька, пора и ехать, -- и снова взволновался Черкасск... <...> Начались прощания знаками, рукопожатиями, -- появились даже букеты. Кому-то это не понравилось... "Черт знает что такое: и добровольцам букеты бросали, и туркам теперь бросают!?" Кто-то заикнулся о полиции -- и букеты исчезли... Вышла пресмешная сцена: встретив и угостив пленных дружелюбно, -- как и подобает цивилизованным победителям,-- мы проводили их громким смехом. Впрочем, этот невольный смех относился <...> не столько к пленникам, сколько к нашим, чересчур сентиментальным, хотя в то же время и очень трусливым, дамам, которые вздумали было бросать цветы к ногам побежденных... благо цветов у нас теперь много!" (СПбВед, 1877, 10 июня, No 158, отдел "Внутренние известия". Корреспонденция подписана инициалами К. Д.). Новочеркасскому корреспонденту "СПб. ведомостей" вторил тверской корреспондент газеты "Биржевые ведомости" (1877, 20 июня, No 144, отдел "Наши внутренние дела"): "Турки свободно гуляют по городу, а некоторые из наших сентиментальных барынь приезжают к ним на квартиру и дарят денег, чаю с сахаром, табаку и проч.".
Однако в июле--августе 1877 г., когда русская армия потерпела несколько тяжких поражений под Плевной и стало известно о жестоком обращении турок с пленными и ранеными русскими солдатами, дамы, ухаживавшие за пленными турками, стали предметом негодования и насмешек на страницах ряда органов русской печати. Кампанию против них открыли "Московские ведомости". Здесь, в корреспонденции "Из Усмани (Тамбовской губ<ернии>)", подписанной буквой N, отмечалось с сарказмом: "У нас в губернии ждут 500 пленных турок. О них идут толки. Кто говорит, что иные барыни ожидают встретить их на железной дороге с чаем, кофеем и сластями. Кто рассказывает, что велено кормить пленников бараниной с рисом и всеми восточными яствами, дабы они не чувствовали в гастрономическом отношении никакой разницы с восточными услаждениями мамона, и что даже будут развлекать их по-восточному, дабы они в плену не терпели лишений в наслаждениях по Корану" (МВед, 1877, 28 июля, No 187). Через две недели та же газета напечатала статью Т. Толычевой "Наши отношения к пленным". "В "Моск<овских> вед<омостях>", -- напоминалось в этой статье,-- было уже сказано несколько слов о чересчур любезном приеме, сделанном туркам в Усмани, а в Воронеже, в Твери, в Харькове их встречали с конфетами, цветами и папиросами. Утверждают даже, что к толпе передовых дам примешивались в иных местностях и лица должностные" (там же, 11 августа, No 199). Вспоминая далее об одном из эпизодов Отечественной войны 1812 года -- убийстве ожесточившимися крестьянами нескольких безоружных французов, беззаботно пировавших на пепелище сожженной ими русской деревни, Толычева резюмировала: "... мы полагаем, что в этих крестьянах более честности и нравственности, нежели в гуманных дамах, которых они оскорбляют своей необразованностью и грубостью. Они неделикатны в проявлениях своего гнева, не вымаливают милостивого расположения просвещенных наций, не понимают глубокомысленных теорий и громких фраз, зато не лгут пред своею совестью, не ругаются над страданием и смертью, над слезами и кровью, хотя неспособны в припадке чувствительности умиляться над палачами" (там же). Об отношении русской печати к "нашим дамам" см. также: СИ, 1877, 7 августа, No 215, отдел "Военные известия"; МВед, 1877, 10 августа, No 198, статья А. Зиссермана "Двуногие шакалы"; СИ, 1877, 18 августа, No 226, отдел "Внутренние известия"; НВр, 1877, 29 августа (10 сентября), No 539, отдел "Внутренние известия"; 11 (23) сентября, No 552, очерк А. Зиссермана "По пути. Харьков. 4 сентября".
Стр. 223. Так было в одной болгарской церкви, где нашли двести таких трупов, после разграбления города. -- Достоевский, очевидно, напоминает трагические факты, приведенные в "письмах" Дж. А. Мак-Гэхена "Турецкие зверства в Болгарии". Упоминаемый Достоевским "город" -- это болгарский город Батак, в котором в 1876 г. было около "девяти сот домов, с 8--9000 жителей". Но "останки и пепел двухсот женщин и детей, сожженных живыми", были обнаружены не в церкви, а на ступенях батакской школы. В "дворике" же церкви, расположенной напротив школы, "лежало три тысячи народу...". В Батаке было уничтожено 8200 мирных жителей, т. е. почти все его население (см.: Русский сборник, т. I, ч. 2, стр. 104, 117, 122, 123).