9 июня 1876 г. Петербург

9-го июня. Среда

С.-Петербург.

Милостивый государь

Федор Михайлович!

Позвольте утрудить Вас прочтением этих строк, которые и пишу в роковое для меня время, когда бы, казалось, незачем и писать, но я вчера прочел Ваш майский No Дневника и там нашел несколько строк, относящихся к моему теперешнему состоянию и к моей, вчера же, только что принятой решимости. Вы в главе "Одна несоответствующая идея"1 говорите: "Есть, наконец, и парадоксалисты, иногда очень честные, но большею частию бездарные; те, особенно если честны, кончают беспрерывными самоубийствами" и далее: "Русская земля как будто потеряла силу держать на себе людей".2 Не знаю, как другие, но я себя парадоксалистом не считаю, однако большинство знающих меня считают парадоксами мои убеждения или большую их часть. Например, Вы вот упомянули слово: независимость? Я этой идеи, этого понятия, как не вытекающего из сути вещей, как не имеющего почвы и raison d' ê tre 4 -- вовсе не признаю. Это отвлечение и отвлечение невозможное. Где она, независимость? Что есть независимость? Все одно за другое цепляется, одно другому подчиняется - независима только одна та сила, сила бытия и необходимости, т<о> е<сть> то, что одни называют Богом, другие клеточкой, третьи неизвестным, недоступным духом одним словом "Великая Та й на". Но тайна и останется тайной, а в этом-то именно и заключается весь смысл нашего существования, весь цикл условий, в котором стоит мир. Вы видите, что атеизм (по крайней мере, так понимают его), { Так в подлиннике. } но прошу Вас, не относитесь к этому слову с предвзятыми идеями и даже чувствами, так как в Вас, как в христианине и глубоком христианине, чувство всегда идет вперед... Мне хочется лишь спросить Вас, прав ли я или нет, и для этого скажу предварительно два слова о себе. Я не мыслитель, я даже необразованный человек. Я был в учил<ище> Правоведения, что, кроме легкомыслия и пошлости, можно было оттуда вынести? (Не говорю о той условной, специальной и мизерной честности, о которой много кричали в былое время -- она кое-что микроскопическое, но все-таки сделалась, хотя с формальной, поверхностной точки зрения). Дух воспитания был скверный, нравственная сторона безобразна колоссально! Поощрялись мелкие, жалкие стремления, порывания к отличиям, лакейство и вместе с тем ублюдочное самомнение. Преподавание (при мне) шло плохо. Кое-кто кое-как и кое о чем читал. Взяли было Павлова 5 (профессора ученого и человека великолепного), да сейчас же и прогнали -- зараза, мол! Обращение пожарного майора, Директора, ученого автора блистательной монографии о русском государственном цвете, и всей свиты его -- было недостойное. Розги (при мне, повторяю) были не только акциомой, но каждую субботу появлялись в виде правильной строевой, так сказать, и неизбежной дёрки. И так далее, и т. д.! Кажется, не ахти какое воспитание и образование. Я был уже во 2-м классе (на предпоследнем курсе), когда вследствие необдуманной и, конечно, ненужной и глупой дерзости должен был оставить этот храм будущих жрецов Фемиды. И вот сперва судьба бросила меня на службу, но там я не ужился тоже. Отвратительное домашнее воспитание и школьная выправка приносили свои плоды: легкомыслие, отсутствие принципов, задач, непонимание полное как себя, так и вообще смысла жизни!.. Не ужившись на противном мне бюрократическом поприще, я попробовал прожить несколько лет в деревне, занимаясь хозяйством, природой и чтением. Я уже начал чувствовать прилив новых ощущений и даже силу какую-то. Я стал читать критически... Ренан прельстил меня, Милль был глубоко симпатичен, Бокль открывал мне смысл истории, но Дарвин, вот кто все во мне перевернул, весь строй, все мысли -- я упивался этой новой, ясной и, главное, положительно-точной картиной мира! Я сделался другим человеком. Фейербах докончил в области духа то, что Дарвин начал в области фактов. Я потерял чувство (т<о> е<сть> религию), но приобрел мысль и убеждение.6 Однако случай меня в жизни не баловал. Целым рядом несчастно сцеплявшихся обстоятельств (уж конечно, не без вины и ошибок с моей стороны) -- и дошел до безысходного положения, я так ловко устроился, что пришлось убедиться, что и лишний человек, дурная, сорная трава, не опора, а бремя для семьи (а у меня 3-ое детей -- вот кого жалко покинуть, а надо). Я здраво, математически верно определил безысходность положения и весь вред моего существования и решился умереть (семья, понятно, обеспечена более или менее -- да и помощь ей и нравственная и физическая тоже обеспечена). Как Вы полагаете: не тяжело ли земле носить таких субъектов?.. Поветрие самоубийства может быть лишь между гимназистами, жалкими, слабыми девушками да еще между мучениками-пролетариями, -- но самоубийство -- результат всестороннего обсуждения всех шансов, самого смысла жизни и своего собственного я -- это не преступление и даже не ошибка, это -- право. И в истории бывали примеры самоубийств, логически необходимых, поражавших своею грандиозностью (напр<имер> Николай I. -- Узкий политик, деспот, что угодно, но характер цельный, выдержанный, -- chevalies de ses idées!7 - до конца себе верный. -- Увидел он, что стал невозможен, и предпочел смерть уступкам и унижению в своих верованиях и убеждениях. -- Тип цельный, повторяю, и смерть его -- великая картина!). Куда хуже эти водянистые, размазанные черты, которые мы видим в основе всех нынешних дел. Правая рука дает, а левая отнимает украдкой. Даны великие реформы, а главное, то, без чего реформы не стоят ни гроша, то, что должно предшествовать политическим правам народа, - то не дано! Я разумею настоящие, свободные и обязательные народные школы, а не à la граф Толстой (министр),8 не с дворянской стражей. (Волка стеречь овец не ставят!) Оттого-то долго еще людей не будет, и дело будет идти вкривь и вкось! Судьи не умеют вопроса поставить, присяжные лишены концепции и смелости, неумелы и робки. Адвокаты -- разбойники и шулера. Гадко! а земства? а дума? а община? Где единодушие, где смелая и честная правда? Где понимание своего дела? Все идет ощупью, шатко, путаясь, кое-как, неуверенно и лишь с трепетом справляясь, время от времени: так ли сказано в реформ-указе? Да, гадко и скверно, м<илостивый> г<осударь>, и в будущем сколько еще горя, ошибок и бедствий! И жить-то на Русской земле нельзя, уж лучше Батый, Иоанн IV, все что угодно, а не эта двуличная, полицейско-либеральная комедия, без людей и принципов! Бежать надо, и многие бегут. Была бы возможность, пошел бы умирать к боснякам,9 но -- не имея возможности -- решился покончить с земным, беру маленькую и миленькую игрушку, поиграю ею одно мгновение и всему конец! Несколько дней и осталось для деловых, необходимых распоряжений, и потому, если хотите и найдете время, напишите словечко. Я Вас очень полюбил и уважаю, даром что Вы мистик, но Вы -- честная душа, а много ли таких? Делайте свое дело -- человечество Вас не забудет. Поверите ли, я в дверях могилы, а на сердце стало тихо, мирно и ясно! В мать-природу иду. Из нее и в нее. Вот и Тайна! Не она ли?

Уважающий Вас N. N.

P. S. Если соблаговолите ответить, то немедля, время дорого. Адрес: С.-Петербургский почтамт, post restante -- г-ну X. Y. Z. с девизом: "От веры к неверию" или лучше: "Ответ на исповедь".

Печатается по подлиннику: ИРЛИ. No 29 956.

Судя по сохранившемуся конверту, письмо, не заставшее Достоевского в Петербурге, было переслано ему по почте в Старую Руссу и дошло до адресата 12 июня 1876 г.

Среди июньских записей в тетради 1876 г. Достоевский отметил: "Письмо самоубийцы" (24, 223).

Достоевский, по-видимому, ответил на письмо X. Y. Z., однако сведений об этом не сохранилось. Возможно, что "письмо самоубийцы" вызвало у Достоевского желание еще раз обратиться к теме самоубийства и поспорить со своим корреспондентом в июльско-августовском выпуске "Дневника писателя". В записной тетради 1876 г., где зафиксированы разные программы содержания этого выпуска, есть и такая запись:

"

Глава 3-я. ПАРАДОКСАЛИСТ. ПУТАНИЦА МНЕНИЙ.

Слово я есть до того великая вещь, что бессмысленно, если оно уничтожится. Тут не надо никаких доказательств. Всякое доказательство несоизмеримо. Мысль, что я не может умереть, -- не доказывается, а ощущается. Ощущается как живая жизнь" (24, 234).

Замысел этот не был реализован, однако, несомненно, письмо X. Y. Z. осталось в сознании Достоевского и послужило материалом, наряду с другими источниками, для дальнейших рассуждений писателя на подобные темы.

1 Статья Достоевского называется "Одна несоответственная идея". "Дневник писателя" на 1876 г., майский выпуск, глава вторая, подглавка II.

2 Цитаты из статьи "Одна несоответственная идея", см.: 23, 24.

3 О "самой высшей независимости" или "полной независимости духа" Достоевский заговорил в конце I подглавки второй главы майского выпуска "Нечто об одном здании. Соответственные мысли" (23, 23 24) и продолжил этот разговор в подглавке "Одна несоответственная идея": "Я сказал, однако, сейчас: "независимость"? Но любят ли у нас независимость -- вот вопрос. И что такое у нас независимость? Есть ли два человека, которые бы понимали ее одинаково; да и не знаю, есть ли у нас хоть одна такая идея, в которую хоть кто-нибудь серьезно верит?" (23. 24).

4 ...raison d'être -- разумное основание, смысл {франц.).

5 Вероятно, имеется в виду Платон Васильевич Павлов (1823--1895), известный историк и общественный деятель, автор работ по русской истории XVI--XVII вв. Был профессором в Московском и Киевском университетах, в 1859 г. переведен в Петербург, а в 1861 г. избран профессором Петербургского университета. Однако в 1862 г. был выслан в Ветлугу за публичную лекцию о тысячелетии России. Блестяще начавшаяся научная карьера Павлова была прервана в самом ее расцвете. Вернувшись из ссылки в 1866 г., Павлов преподавал статистику в Петербурге, а затем уехал в Киев. Видимо, приглашение его в училище Правоведения относится к 1860 или 1861 г.

6 Ренан Жозеф-Эрнест (1823--1892) -- французский писатель, историк и филолог-востоковед. Как и Д. Ф. Штраус (1808--1874), в ряде своих трудов Ренан критически исследовал Новый Завет и доказывал, что Иисус Христос был исторической личностью, а не Сыном Божиим. Об отношении Достоевского к Ренану см.: Кийко Е. И. Достоевский и Ренан // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1980. Т. 4. С. 106--122.

Милль Джон Стюарт (1806--1873) -- английский философ-позитивист и экономист. Главный социологический труд сто -- "Основания политической экономии" (пер. Н. Г. Чернышевского), имеющий некоторую социалистическую окраску, оказал большое влияние на русскую экономическую школу. В книге Милля "О подчиненности женщин" затронут женский вопрос.

Бокль Генри Томас (1822--1862) -- выдающийся английский историк. Главный труд его -- "История цивилизации в Англии" (1858--1861). Бокль установил, что развитие человечества происходит на основании объективных законов, подобно тому, как на основании объективных физических законов происходит развитие в мире природы.

Дарвин Чарльз Роберт (1809--1882) -- основоположник научной теории органического мира. Главный труд его "Происхождение видов" вызвал широкий резонанс 13 мировой, в том числе и русской, науке и публицистике.

Фейербах Людвиг (1804--1872) --немецкий философ-материалист, произведший "переворот в области метафизических идей" (Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 274) в сознании русских мыслителей уже в 1840-е гг. Материализм Фейербаха стал философской основой для развития социалистических идей в русском обществе (там же).

Весь этот пассаж корреспондента Достоевского с перечислением имен особо чтимых им авторов является невольной или, напротив, осознанной полемикой с Достоевским. В "Дневнике писателя" 1873 г. в статье "Одна из современных фальшей" (Гражданин. 1873. 10 дек. No 50) Достоевский, говоря об отрицательном воздействии атеизма и материализма на нашу идейную молодежь, писал: "Заметьте, господа, что все эти европейские высшие учители наши, свет и надежда наша, все эти Милли, Дарвины и Штраусы преудивительно смотрят иногда на нравственные обязанности современного человека <...> Вы засмеетесь и спросите: к чему вздумалось мне заговорить непременно об этих именах? А потому, что трудно и представить себе, говоря о нашей молодежи, интеллигентной, горячей и учащейся, чтоб эти имена, например, миновали ее при первых шагах ее в жизни" (21, 132). Подробнее об отношении Достоевского к Миллю и Дарвину см.: 21, 457.

7 ...chevalies de ses idées -- рыцарь идеи (франц.).

8 Речь идет о министре народного просвещения гр. Д. Л. Толстом (1823--1889), стороннике классического образования, проведшем в 1871 г. реформу среднего образования и утвердившем 30 июля 1871 г. новый гимназический устав, согласно которому только окончившие гимназический курс с двумя древними языками имели право поступать в университет. В 1874 г. Толстой издал положение о начальных училищах, для надзора за которыми были учреждены должности инспекторов.

9 Намек на освободительную борьбу балканских славян против Турции. Босняки -- жители Боснии, славянской провинции, находившейся под властью Турции.