Печатается по черновому автографу, единственному источнику текста. Хранится: ЦГАЛИ, ф. 212, 1, 15, л. 66^ 66 об. (с. 129, 130); см.: Описание, стр. 129.
Частично опубликовано: Фридлендер, стр. 323; более полно: И. С. Зильберштейн и Л. М. Розенблюм. Наедине с самим собою. "Огонек", 1971, No 46, стр. 13; полностью: ЛН, 83, стр. 445, 446 (здесь же -- факсимиле, стр. 451).
В собрание сочинений включается впервые.
Планы эпизодов для неосуществленного романа "Отцы и дети" занесены Достоевским в рабочую тетрадь среди заготовок для мартовского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. По положению в тетради датируются 12--13 марта 1876 г.
В заметках художественно обобщены факты и ситуации, извлеченные автором из "текущей" газетной хроники конца 1875--начала 1876 г. и привлекавшие к себе в это время пристальное внимание Достоевского как художника и как публициста -- издателя "Дневника писателя". Но отраженный в них романический замысел есть одновременно и важный этап в истории разработки одной из центральных, "сквозных" тем творчества Достоевского.
Как мы знаем из писем И. С. Тургенева к В. П. Боткину от 26 марта (7 апреля) 1862 г. и к Ф. М. Достоевскому от 22 апреля (4 мая) 1862 г. (см.: Тургенев, Письма, т. IV, стр. 368 и 385), Достоевский был одним из немногих читателей романа Тургенева "Отцы и дети", по словам автора, верно понявшим его замысел. Мартовское (1862 г.) письмо Достоевского к Тургеневу с оценкой и изложением своего понимания романа до нас не дошло, но часть содержания этого письма мы можем восстановить на основании указанных двух писем Тургенева и истолкования Достоевским образа Базарова в "Зимних заметках о летних впечатлениях" (см.: наст. изд., т. V, стр. 59). Об истолковании Базарова Достоевским и возможном влиянии интерпретации Достоевского на эволюцию авторского понимания базаровского типа см.: К. И. Тюнькин. Базаров глазами Достоевского. В кн.: Достоевский и его время, стр. 108, 119.
Писатель не случайно чутко оценил значение тургеневских "Отцов и детей": обе главные -- переплетающиеся -- темы романа Тургенева: тема "нигилизма" и тема идеологического и нравственного столкновения "отцов" и "детей" с начала 1860-х годов занимали самого Достоевского. Вскоре в "Преступлении и наказании" (1866) Достоевский дал свою, отличную от Тургенева, трактовку близких общественных проблем. Здесь, в эпизодах, рисующих отношения Раскольникова и Дуни с матерью, можно видеть один из подступов Достоевского, в 1860-е годы, к трактовке темы "отцов" и "детей" (так или иначе занимавшей его уже в 1840-е годы -- в "Бедных людях" и "Неточке Незвановой", а затем получившей еще более широкое отражение в "Униженных и оскорбленных").
В несколько иной интерпретации тема "отцов" и "детей" поставлена в "Идиоте" (1868; ср.: родители и дочери Епанчины; Рогожин и его отец; Ипполит, Бурдовский, Коля Иволгин; Лебедев и его племянник и т. д.) и особенно в подготовительных материалах к нему, где более широко, чем в окончательном тексте романа, развита проблема взаимоотношений детей и взрослых, в том числе Мышкина (см.: наст. изд., т. IX, стр. 206--209, 218--242). В дальнейшем детская тема и мотив нравственно-идеологической преемственности и борьбы поколений на общественной арене у Достоевского раздваиваются: детская тема, в собственном смысле слова, получает свое развитие в "Вечном муже" (1870) и планах первой части "Жития великого грешника" (1869--1870), а общественно-идеологический аспект взаимоотношений между поколениями на грани 1860--1870-х годов разрабатывается в "Бесах" (1871--1872) (см.: наст. изд., т. XII, стр. 171--176). Новое объединение и трактовку этих тем, внушенную впечатлениями от русской молодежи после возвращения Достоевского в Россию в 1871 г., дает "Подросток" (1875).
В первый период работы над "Подростком", в начале августа 1874 г., Достоевский несколько раз определяет замысел романа тургеневской формулой: "отцы" и "дети" ("Не отец ли ОН (будущий Версилов, -- ред.) современный, а Подросток сын ЕГО (обдумать)"] "ИДЕЯ: ОТЦЫ и ДЕТИ -- ДЕТИ и ОТЦЫ. Ибо сын, намеревающийся быть Ротшильдом, -- в сущности идеалист, т. е. новое явление как неожиданное следствие нигилизма" -- см.: наст. изд., т. XVI, стр. 41 и 45). Однако роман, в значительной мере, в авторском понимании, посвященный указанной социально-психологической идее, уже через несколько дней получил заглавие "Подросток", а не "Отцы и дети".
В подготовительных материалах к роману, среди записей множества мелькавших в фантазии автора эпизодов, которые остались неиспользованными в окончательном тексте, есть несколько записей 1874-го и две 1875 г., непосредственно подводящие к замыслу "Отцов и детей" (187G).
Заметки 1874 г. относятся к начальному периоду работы над "Подростком", когда замысел романа еще не сложился (см., например: "Дети. Мать, вышедшая вторично замуж. Группа сирот. Сведенные дети. Боец за правду. Смерть измученной матери. Протест детей. Бежать? Идут на улицу. Боец один. Странствия, и т. д.", а также дальнейшие, близкие по времени, заметки: "Роман о детях...", "Заговор детей..." и т. д.-- наст. изд., т. XVI, стр. 5--6). Записи 1875 г., ввиду их краткости, приводим полностью:
1) "Мысли романов. Убийство жены. Дети от него убежали. Детки, детки, кто вам сказал?" {Ср. более раннюю запись (1872 г.) сюжета повести: "Дети, брат и сестра маленькие, убежали от отчима. Странствовання по Петербургу. Погибают (Отчим, характер сообщить с Мих<аила> H<иколаевича> <?>. Англичанин* (см.: наст. изд., т. XII, стр. 8).}
2) Убиение жены. M-me Bovari (прошлого года на плите сжарил)" (ср. выше, стр. 431).
Закончив "Подростка", Достоевский рассматривал это произведение лишь как первый приступ к замыслу своих "Отцов и детей" и предполагал вскоре вернуться вновь к его разработке. Об этом он печатно заявил в первом (январском) выпуске "Дневника писателя" за 1876 г., посвященного той же теме (см.: Фридлендер, стр. 291--308):
"Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении. Поэма готова и создалась прежде всего, как и всегда должно быть у романиста. Я возьму отцов и детей по возможности из всех слоев общества и прослежу за детьми с их самого первого детства.
Когда, полтора года назад, Николай Алексеевич Некрасов приглашал меня написать роман для "Отечественных записок", я чуть было не начал тогда моих "Отцов и детей", но удержался, и слава богу: я был не готов. А пока я написал лишь "Подростка" -- эту первую пробу моей мысли" ( ДП, 1876, гл. I, подглавка 2).
Комментируемый план как раз и является отражением следующего этапа обдумывания замысла "Отцов и детей" -- этапа промежуточного между "Подростком" (1875) и "Братьями Карамазовыми" (1879--1880), где та же проблема вновь всплывает в отношениях между отцом и сыновьями Карамазовыми, а также в историях Лизы Хохлаковой и "мальчиков". Судя по положению в тетради, план "Отцов и детей" не только разрабатывался параллельно с формированием мартовского номера "Дневника писателя" -- скорее всего автор в это время обдумывал, не включить ли ему начало романа (или ряд предназначавшихся для него эпизодов) в состав "Дневника" так же, как было несколько позднее с романом "Мечтатель" (о связи этих двух замыслов см. ниже, стр. 437). Однако указанное намерение не было осуществлено: никаких других материалов 1876 г., связанных с замыслом "Отцов и детей", в рабочих тетрадях Достоевского не сохранилось. Очевидно, дальше публикуемых планов романа авторская работа в это время так и не двинулась.
Как видно из заметок Достоевского, в основу романа писатель собирался положить те факты русской общественной жизни и судебной хроники 1870-х годов, которые в это же время находились в поле его зрения как публициста и широко отражены в "Дневнике писателя" за 1876 г. В качестве персонажей романа намечены "мальчик", сидящий в колонии для малолетних преступников, муж, убивший свою жену на глазах у "девятилетнего сына", мальчик-подкидыш, "дети, бежавшие... от отца". В одном из эпизодов Достоевский намеревался художественно пересказать "всю историю Кронеберга" (отца, истязавшего свою малолетнюю дочь), процессу которого писатель посвятил ряд страниц "Дневника" за 1876 г.; далее он хотел ввести в роман сцены во фребелевской школе, критическую характеристику новейших учительниц и т. д.
"В замысле Достоевского, -- справедливо пишут исследователи, -- несколько сюжетов развиваются параллельно и вместе создают картину всеобщей неустроенности: социальной, семейной, трагического существования отцов и детей <...> Основной фон будущего романа, как и в "Преступлении и наказании", -- жизнь обездоленных людей большого города, где не только взрослые, но и дети несчастны, а некоторые, те, что постарше, иногда и порочны". {И. С. Зильберштейн и Л. М. Розенблюм. Наедине с самим собою. "Огонек", 1971, No 46, стр. 13. Ср.: Л. М. Розенблюм. Творческие дневники Достоевского. ЛН, т. 83, стр. 69--74.}
План романа складывается из набросков отдельных сюжетов, ситуаций, иногда из простого номинального обозначения будущих персонажей. Несколько сюжетов, организующих большой материал, сцепляются в целое единством темы: исследуется одна социально-этическая проблема -- отношения между отцами и детьми в рамках шаткой семьи. Характерная и общая черта всех типов отношений -- в том, что "дети" берутся в самом прямом смысле слова -- это маленькие дети, школьники, гимназисты, которые пока не стали еще символом нового, художественным выражением будущей России. На первых ступенях замысла "Отцов и детей" молодое поколение, силы грядущей России, предстает в очень неразвитом состоянии, как прямой объект родительской воли. Но взятые со своей пассивной стороны "абстрактные" образы маленьких беспомощных детей могут получить громадный общественный и философско-обобщающий смысл. Вспомним, какие разные значения получает этот образ в системе романа "Братья Карамазовы" -- и дети из исповеди Ивана, и "дитё" Мити, и обратившееся в покорных детей несчастное бунтующее племя Великого инквизитора, -- и нам станет ясно, о чем идет речь. С другой стороны, и образ "отцов" может быть так же осмыслен в разных ассоциативных планах. Это, разумеется, родители в прямом смысле, но это и понятие, вызывающее представление об иерархическом строе общества, об авторитарных ценностях, восходящих к первоистокам, к древним патриархальным временам. С другой стороны, "отцы" и "дети" -- символ представлений о причинно-следственных связях между прошлым, настоящим и будущим в историческом процессе, представлений о сдерживающих силах прошлого и об ответственности людей перед будущим.
Как в "Преступлении и наказании", в планах "Отцов и детей" совершается акт устранения героем нравственного принципа, а вслед за тем осознание им собственной вины. Но в отличие от Раскольникова "отец" из набросков об отцах и детях, осознав свою вину, ищет прощения не у сообщества людей, вынужден раскаяться не перед человечеством вообще, но, прежде всего, перед одним существом, близким ему, принадлежащим ему и имеющим в то же время особую власть над ним. Раскаиваясь в преступлении, он беспокоится не столько о нарушении им основ человеческого общежития, и, возможно, не столько о том, как погасить муки собственной совести, сколько о нравственных последствиях свершившегося для его сына. Герой "Отцов и детей" тяготится, видимо, не тем, что совершенное пм преступление исключает его из сообщества людей (то, что знают о нем люди, его не так заботит, как то, как его запомнят, как его поступок отзовется в будущем).
Осенью 1876 г. Достоевский, по-видимому, думал вернуться к замыслу "Отцы и дети", о чем свидетельствует запись в рабочей тетради в октябре 1876 г.: "Текущее. Октябрь-ноябрь. Осмотреть старый материал сюжетов повестей (Из романа, Дети, Девушка с образом)". Но осуществлен в это время был лишь последний из перечисленных сюжетов -- "Кроткая" (ДП, 1876, ноябрь, гл. I).
Роман "Отцы и дети" не был написан, но главные его социальные и этические проблемы трансформировались в романе "Братья Карамазовы".
Стр. 6. Мальчик сидит в колонии для малолетних преступников...-- 27 декабря 1875 г. Достоевский в сопровождении А. Ф. Кони посетил колонию для малолетних преступников в Петербурге, за Охтой, близ Пороховых заводов, желая познакомиться с содержавшимися там детьми и условиями их жизни. Посещение это Достоевский описал в январском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г. (гл. II, § 3). Сохранился рассказ об этом посещении А. Ф. Кони (Кони, т. 8, стр. 38). Ср.: Фридлендер, стр. 292--293; ЛН, 83, стр. 365, 367, 472--474.
Стр. 6. Муж убил жену...-- Ср. две другие заметки 1875 г. (см. выше, стр. 432), где намечена та же завязка.
Стр. 7. Отец ~ узнает, что сын его не его, а от любовника.-- Мотив, близкий к повести "Вечный муж" (1870). Здесь Трусоцкий также узнает после смерти жены, из ее писем, что Лиза -- дочь Вельчанинова (см.: наст. изд., т. IX).
Стр. 7. Тип мечтателя. (Смотри в старых книжках).-- Имеется в виду запись, находящаяся среди подготовительных материалов к "Подростку": "ЛИЦО: (ТИП). Мечтатель ~ (подробнейше описать)" (см.: наст. изд., т. XVI, стр. 49, а также выше, стр. 94 и 152).
Стр. 7. Мальчик три дня у Спаса под престолом.-- Сюжет, несколько раз записанный в рабочей тетради этого времени. Как и ряд других фигурирующих в настоящих заметках, он, по-видимому, извлечен из газет за 1876 г., но источник его пока не установлен.
Стр. 7. Американская дуэль...-- Дуэль на пари с обязательством проигравшего покончить с собой. Ср. другую заметку Достоевского в той же рабочей тетради: "Американская дуэль; какая низость, какая мерзость!"
Стр. 7. Аполлонова нога.-- Заметку, проясняющую смысл данной записи, находим в подготовительных материалах к "Подростку": "Баня. Аполлонова нога. Зачем вам жениться. Можете на содержание пойти" (наст. изд., т. XVI, стр. 37). В древнегреческой мифологии бог Аполлон -- идеал юношеской красоты; соответственно, Аполлонова нога в приведенном анекдоте в устах того, кто пользуется (возможно, иронически) этим определением, -- символ мужской силы и прелести.
Стр. 7. ... история Кронеберга.-- Дело С. Кронеберга (Кроненберга), обвинявшегося в жестоком истязании своей дочери Марии, слушалось в первом отделении Петербургского окружного суда в январе 1876 г. Отчет об этом деле, закончившемся оправданием отца-истязателя, публиковался в газете "Голос", No 24--29 от 24--29 января (5--10 февраля н. ст.) 1876 г. Взволнованное изложение и глубокий психологический анализ дела Кронеберга Достоевский дал в главе второй февральского выпуска "Дневника писателя" за 1876 г. Речь защитника Кронеберга В. Д. Спасовича, который казуистически оправдывал обвиняемого мнимой порочностью его семилетнего ребенка, Достоевский рассматривал как характерный образчик либерально-адвокатской софистики; Достоевский пародировал его позднее в речи адвоката Мити -- Фетюковича в романе "Братья Карамазовы".
Стр. 7. ... с Сусловой, свидетельствующей о пороках девочки.-- Имеется в виду, по всей вероятности, не возлюбленная Достоевского и автор мемуаров о нем "Годы близости с Достоевским" (М., 1928), писательница и педагог Аполлинария Прокофьевна Суслова (1840--после 1916), а ее младшая сестра, одна из первых в России женщин-врачей -- Надежда Прокофьевна Суслова-Эрисман, с которой писатель также был знаком и которую считал своим другом. О А. П. и Н. П. Сусловых и их взаимоотношениях с писателем см.: А.С. Долинин. Достоевский и Суслова. Сб. Достоевский, II, стр. 153--258; а также его заметку о Н. П. Сусловой -- Д, Письма, т. I, стр. 578.
Стр. 7. Митрофания.-- См. выше, стр. 392.
Стр. 7. Не жена, а Прокопия или Агафония.-- Женские имена, искусственно образованные по аналогии с именем "Митрофания" от мужских имен, принадлежащих соответствующим католическим святым (или одноименным православным великомученикам).
Стр. 7. Рассказ Феди о Крымске и о своем брате.-- Под Федей здесь имеется в виду, по-видимому, племянник и крестник Достоевского, сын его старшего брата, Федор Михайлович "младший" (1842--1906), пианист, ученик А. Г. Рубинштейна. Он пмел двух младших братьев -- Михаила (1846--1896) и умершего в возрасте около полутора лет Николая (1854--1856). Крымск -- город на Северном Кавказе.
Стр. 7. В фребелевской школе... -- Фребелевские школы (от имени немецкого педагога, последователя Песталоцци, Фридриха Вильгельма Августа Фребеля (1782--1852), отца "детских садов", стремившегося создать систему воспитания, основанную на соединении обучения с заботой о развитии активности ребенка) были в 1870-х годах новым для России явлением, часто привлекавшим к себе внимание печати. В 1871 г. в С.-Петербурге было основано Фребелевское общество. Об интересе Достоевского к педагогическим идеалам Фребеля и к фребелевским школам свидетельствует листок из подготовительных материалов к "Братьям Карамазовым" (см.: наст. изд., т. XV, стр. 199; ЛН, т. 86, стр. 490).
Стр. 8. Тут отец -- Кронеберг.-- См. примеч. к стр. 7.
Стр. 8. Жемчужников и "Богородица". О поэте А. Н. Жемчужникове и об отношении к нему Достоевского см. выше, стр. 251, 417--418. "Богородица" -- название православной молитвы. Смысл данной записи, за отсутствием других проясняющих ее смысл материалов, расшифровать не удалось.
Стр. 8. ... с Ольхиным -- Павел Матвеевич Ольхин (род. 1830), преподаватель и директор Курсов стенографии в Петербурге; ученицей его была А. Г. Достоевская.
МЕЧТАТЕЛЬ
Печатается по черновым автографам, единственным источникам текста.
Хранятся: ЦГАЛИ, ф. 212, 1. 15, л. 66, 72, 94 (с. 107, 108, 186а); ф. 212, 1. 16, л. 5--7, 18, 29, 35, 41, 168--170 (с. 11, 29, 47, 178--180); см.: Описание, стр. 129.
Частично опубликовало: Фридлендер, стр. 324; более полно (фрагмент No 3): Л. M. Розенблюм. Неосуществленный замысел Достоевского. "Известия АН СССР. Серия литературы и языка", 1971, т. XXX, вып. 5, стр. 473--474; полностью: ЛН, 83, стр. 446, 470, 523, 526, 535, 590, 591, 617, 618 (здесь же -- факсимиле, стр. 585).
В собрание сочинений включается впервые.
Записи в рабочей тетради разбросаны среди заметок для "Дневника писателя" 1876 г. Датируется по положению в тетради (и с учетом авторской датировки поправок) временем с марта--апреля 1876 г. по январь 1877 г.
Тема "Мечтателя" -- одна из центральных, сквозных в творчестве Достоевского. Впервые обобщенная характеристика мечтателя дается им в фельетонах "Петербургская летопись" (1847); автор уделяет здесь особое внимание социально-психологическому истолкованию типа петербургского интеллигентного мечтателя как характерного, исторически закономерного продукта общественной жизни России 1840-х годов. Вскоре после этого создаются "Белые ночи" (1848) с центральной фигурой рассказчика -- Мечтателя {Его ближайшим предшественником можно считать Ордынова из повести "Хозяйка" (1846; наст. изд., т. II).} (наст. изд., т. II), во многом предвосхищающей тип психологически различных центральных героев позднейших повестей и романов 1860-х годов (Иван Петрович в "Униженных и оскорбленных", Человек из подполья, Раскольников и т. д.). "Мы <...> такие мечтатели. Без практической деятельности человек поневоле станет мечтателем", -- пишет Достоевский вновь в 1861 г. в статье "Вопрос об университетах" (Вр, 1861, No 12, стр. 99). Тему "мечтательства" разрабатывает и несколько более ранний фельетон "Петербургские сновидения в стихах и прозе" (Вр, 1861, No 1).
Уже в 1860-х годах, в частности в "Ряде статей о русской литературе" (1861) и в разговорах Порфирия Петровича с Раскольниковым в "Преступлении и наказании", тема "мечтательства" получает для Достоевского отчетливое философско-историческое истолкование. "Мечтательство" осмысляется здесь как одна из характерных черт представителя послепетровского, "петербургского", периода русской истории -- оторванного от народа, одинокого дворянского или разночинного интеллигента, противостоящего господствующей, жестокой и бесчеловечной системе социальных отношений, мысль которого вследствие оторванности образованных классов от "почвы" способна стать вместилищем самых "фантастических" и неожиданно парадоксальных идеи. Как на литературный прообраз типа петербургских мечтателей Достоевский в "Подростке" (1875) указывает на пушкинского Германца (из "Пиковой дамы"), ведя от него родословную собственных своих "фантастических" героев -- мечтателей и парадоксалистов, мучеников идеи, "заблудившихся" (по его словам из рабочей тетради 1876 г.) в собственном сознании.
В период работы над "Подростком" Достоевский набрасывает в записной книжке среди характеристик других типов, задуманных для романа, характеристику мечтателя, которого он был намерен "подробнейше описать" (см.: наст. изд., т. XVI, стр. 49). Позднее он собирался использовать ее в работе над незавершенным романом "Отцы и дети", обдумывание которого непосредственно предшествовало замыслу особого романа "Мечтатель", возникшему (о чем свидетельствует рабочая тетрадь) в качестве ответвления одной из сюжетных линии ненаписанных "Отцов и детей" (см. выше, стр. 6, 430).
Помимо печатаемых в настоящем томе фрагментов, о замысле романа "Мечтатель" мы знаем из письма С. В. Ковалевской к Достоевскому 1876-- 1877 гг. Ковалевская пишет здесь, что во время болезни ей "вспомнился" один "рассказ" Достоевского из будущего романа, и предлагает писателю свои вариант развития его идеи:
"У меня как-то на днях тоже была лихорадка; я долго не могла успокоиться, и мне всё вспоминался один ваш рассказ из вашего будущего романа о "Мечтателе". Я даже мысленно всё развивала вашу идею, и мне бы ужасно-хотелось, чтоб вы написали что-нибудь в этом роде. Я представляю себе так: человека бедного, живущего очень уединенно, сосредоточенною жизнью и состарившегося на какой-нибудь машинально умственной работе (например, хоть счетчика при обсерватории). Вследствие каких-нибудь внешних обстоятельств в нем развивается непреодолимое желание разбогатеть во что бы то ни стало. Он начинает выслеживать способ для этого с тою же терпеливою одностороннею последовательностью, с которою всю жизнь вычислял пути планет. И вот ему на ум приходит что-нибудь в роде адских часов Томаса. {В "Новом времени" за вторую половину марта и апрель 1876 г. печаталось объявление о том, что в музее И. Б. Гасснера в Пассаже показывается адская часовая машина убийцы Томаса. Демонстрация этого музейного экспоната вызвана была историей, происшедшей 11 декабря 1875 г. в порту города Бремергафен (Германия). Американец Томас устроил начиненную динамитом адскую машину, которая должна была в определенный момент в открытом море взорвать пароход с застрахованным Томасом на большую сумму грузом (хлопком). Американец надеялся разбогатеть на страховой премии за свой груз. Но Томас плохо рассчитал завод машины, взорвавшейся при погрузке парохода. От взрыва погибло много людей, в том числе сам Томас (по другой версии, он застрелился).} Целые годы придумывает он и усовершенствует детали своей машины; наконец она готова, и он пускает ее в дело. При этом мысль о его жертвах, о тех людях, которые должны погибнуть от его машины, совсем ему как-то в голову не приходит. Даже мысль о богатстве отступает на второй план. Он просто влюблен в свою машину, его математическую, помешанную голову пленяет именно та точность, с которою она действует; ему нравится, что он может вычислить минута в минуту, когда корабль пойдет ко дну. Корабль с машиною отплывает, старик как-то совершенно успокаивается. В самый вечер катастрофы он даже ни разу не вспоминает о машине; вдруг он чувствует внутреннее сотрясение; смотрит на часы -- настала минута. И вот тут ему вдруг отвратительно ясно становится, что он сделал. Старик, конечно, сходит с ума. Но дальше фантазия моя уже нейдет". {С. В. Ковалевская. Воспоминания и письма. Изд. АН СССР, М., 1961, стр. 245, 495, 496.}
В заметках из записных тетрадей отражено несколько последовательных этапов развития замысла романа "Мечтатель". Как видно из первой тетради, тема "мечтателя" вначале переплеталась в сознании писателя с замыслом ранее задуманного романа "Отцы и дети" (см. выше, стр. 432); в мартовском наброске (фрагмент No 1) Мечтатель, воспитывающий сына после смерти жены и "мало занимающийся" им, но "духовно" воспламеняющий его, -- член неустроенной семьи, история которой вплетается в клубок других подобных же историй, намеченных для разработки в романе "Отцы и дети". Через несколько дней Достоевский начинает обдумывать состав ближайшего, апрельского номера "Дневника писателя" и набрасывает два варианта его оглавления:
1) "Состав апрельскою номера.-- Чурила.-- Сборник казанский.-- Иваншце.-- Спиритизм.-- Мечтатель.-- Герцоговиицы (1) и восточный вопрос <...>";
2) "Чурила.-- Казанский сборник.-- Иваншце.-- Спиритизм.-- Мечтатель.-- Воспитатель<ный> дом или что-нибудь сенсационное".
В конце той же тетради находим перечень тем: "Мечтатель". "Великий инквизитор и Павел". "Великий инквизитор со Христом" и т. д. (см. выше, стр. 14).
Состав апрельского номера 1876 г. уточняется во второй тетради:
1) "Состав No апрельского.-- Высунутый язык.-- Авсеенко.-- О войне.-- Спиритизм.-- Мечтатель <...>".
2) "Окончательный состав апрельского No. 1) Авсеенко с обширностью. Кстати о славянстве. 2) Спиритизм. 3) Мечтатель (его биография). 4) Надо бы герцоговинцев. 5) Откуда явятся лучшие люди? 6) И о войне".
"18 апреля, просто: Авсеенко и Мечтатель, без Спиритизма. Мечтатель, приезд и отец, война и спиритизм -- всё от Мечтателя".
Из приведенных записей нами извлечены печатаемые в настоящем томе фрагменты No 2 и 3.
Фрагмент No 4, как видно из его положения в тетради и из контекста, представляет собой дальнейшую разработку пункта программы апрельского номера "Дневника", обозначенного во всех приведенных перечнях словом "Мечтатель".
Не написав биографии Мечтателя для апрельского выпуска "Дневника", Достоевский возвращается к обдумыванию эпизода о нем в конце апреля, при планировании следующего выпуска журнала:
1) "Майский No <...> Мечтатель.-- Язык {Ср. выше "Высунутый язык", а также стр. 9.} и отец <...>"
2) "Воспитательный дом, аффект. 1) Мечтатель 2) Каирова.
И далее: "Начало романа. Мечтатель <...>" (см. выше, фрагмент No 5, стр. 9).
Ни в апрельском, ни в майском номере "Дневника писателя" эпизод "Начало романа "Мечтатель" не появился. Но начиная с апрельского выпуска "Дневника" за 1876 г. в нем появилось другое лицо -- Парадоксалист, носитель своеобразной остро отточенной иронической диалектики, ставший с этого времени постоянным собеседником и оппонентом автора. Причем при внимательном чтении апрельского выпуска "Дневника" обнаруживается, что задуманный Достоевским Мечтатель и Парадоксалист из "Дневника писателя" -- если не одно и то же лицо, то во всяком случае мыслились автором как психологические двойники. В специальной подглавке втором главы "Дневника" за апрель 1876 г., озаглавленной "Парадоксалист", где впервые фигурирует этот персонаж, автор представляет его читателю в следующих словах: "Кстати, насчет войны и военных слухов. У меня есть один знакомый парадоксалист. Я его давно знаю. Это человек совершенно никому не известный и характер странный: он мечтатель. Об нем я непременно поговорю подробнее. Но теперь мне припомнилось, как однажды, впрочем уже несколько лет тому назад, он раз заспорил со мной о войне. Он защищал войну вообще и, может быть, единственно из игры в парадоксы. Замечу, что он "статский" и самый мирный и незлобивый человек, какой только может быть на свете и у нас в Петербурге" (ДП, 1876, апрель, гл. II, подглавка 2, "Парадоксалист").
И далее, закончив свой спор с Парадоксалистом, защищающим вслед за Кантом, Гегелем и Прудоном войну как стимул общественного развития, Достоевский заключает: "Я, конечно, перестал спорить. С мечтателями спорить нельзя" (там же; курсив наш, -- ред.). {Позднее, намечая в записной тетради 1876--1877 гг. программу августовского выпуска "Дневника" за 1876 г., где вновь должен был по первоначальному его плану появиться Парадоксалист, Достоевский замечает, возвращаясь к характеристике его как "мечтателя": "
Глава 3-я. Разговор с парадоксалистом. Я сказал, что он был мечтатель. Я объясню, какого рода были его мечты.-- "А ведь я был два раза влюблен"". Вместо главы третьей Парадоксалист со своими мечтами появился в четвертой главе печатного текста июльско-августовского номера "Дневника"
(ДП, 1876, июль и август, гл. IV, подглавки 1--5).}
В первом из приведенных отрывков Парадоксалист прямо назван "мечтателем", причем здесь же романист обещает в будущем вернуться к этому персонажу на страницах "Дневника" и поговорить о нем "подробнее". Обещание это ведет к замыслу "начала романа" о Мечтателе при обдумывании следующего, майского выпуска "Дневника" с намерением выполнить данное слово. Однако оно тут же берется назад, так как автор "не вправо писать роман" из-за необходимости выполнить другие обещания, касающиеся состава майского номера "Дневника", данные в конце первой главы апрельского выпуска (подглавка 4, заключение). Лишь осенью, в начале ноября 1876 г. Достоевский возвращается к замыслу романа "Мечтатель", собираясь, по-видимому, поместить начало его в ноябрьском номере "Дневника". Но, набросав 6 ноября план No 6, Достоевский через несколько дней начинает работу над "фантастическим рассказом" "Кроткая", который и появляется в ноябрьском номере вместо ранее задуманного "Мечтателя", причем некоторые из психологических черт, первоначально закрепленных за образом Мечтателя, в измененном и переакцентированном виде переходят к герою "Кроткой". Последний набросок, по-видимому связанный с работой над романом "Мечтатель", -- диалог между отцом и его сыном (Мечтателем) (фрагмент No 7). Диалог этот помечен: "январь" (1877 г.). Позднее Достоевский к замыслу романа уже не возвращался.
В романе "Мечтатель" Достоевский, судя по наброскам, по верному замечанию исследователей, намеревался показать (возвращаясь в этом отношении в какой-то мере к проблематике "Белых ночей") "осознание трагедии мечтательства самим героем". {И. С. Зильберштейн и Л. М. Розенблюм. Наедине с самим собою. "Огонек", 1971, No 46, стр. 13.} Его герой остро воспринимает зло и несправедливость жизни; из-за них он, по собственному признанию, "застрелился бы", "если б не мечтал". Но "мечтательство" героя -- не только сила его, но и проклятие: помогая ему снести тяжесть жизни и спасая его "от отчаяния", мечты уводят его в мир фантазии, смягчая для него трагизм бытия; тем самым они свидетельствуют о слабости героя, который "не осмеливается принять истину со всеми последствиями". Из-за склонности героя к мечтам живущая в его душе вечная, неутолимая потребность "быть правдивым и честным" не получает осуществления. После ряда попыток вырваться из "мечтательного мира" в "действительный", "стряхнуть паралич мечтательности и стать человеком" герой наброска -- жертва "одной из болезней века", по заключительной оценке автора, -- кончает с собой, так и не освободившись от своей болезни и не найдя пути, ведущего к воссоединению даже с самыми близкими ему людьми -- женой и сыном.
Стр. 8. Scroudge et Marly.-- Скрудж и Марлей -- купцы-компаньоны, персонажи "Рождественской песни в прозе" (A Christmas Carol in prose, 1843; русск. перевод -- 1844) Ч. Диккенса.
Стр. 8. Жену только воображает, что сжег... -- Ср. запись сюжета о сожженной жене -- выше, стр. 432.
Стр. 8....железо-конная дорога.-- Более обычное наименование: конно-железная -- дорога, имеющая железные (или стальные) рельсы, но которым тяга вагонов осуществляется лошадьми. В России первые конно-железные дороги появились в 1830--1840-х годах. Пассажирское конно-железное движение в Петербурге было открыто в 1862 г. О несчастных случаях на конно-железной дороге нередко сообщалось в 1870-х годах в петербургских газетах, в хронике происшествий.
Стр. 8....война и спиритизм -- всё от Мечтателя.-- Темы, намеченные Достоевским для разработки в апрельском номере "Дневника писателя" за 1876 г. Из них была осуществлена "от мечтателя" ("Парадоксалиста") главка о войне ( ДП, 1876, апрель, глава II, подглавка 2 -- см. выше, стр. 438). Следующий же раздел (подглавка 3, "Опять только одно словцо о спиритизме") написан не от лица парадоксалиста, а от лица автора "Дневника", который в начале этого раздела предупреждает: "Опять у меня не осталось места для "статьи" о спиритизме, опять отлагаю до другого No".
Стр. 9. Два критика.-- По-видимому, эта запись представляет программу задуманного фрагмента, не вошедшего в печатный текст майского номера "Дневника писателя" за 1876 г. и фигурирующего в рабочей тетради также под другим обозначением -- "Ответ критикам L. Преступление и наказание". Фрагмент этот в двух вариантах впервые опубликован по черновой рукописи А. С. Долининым в кн.: Ученые записки Ленингр. гос. педагогического института им. M. H. Покровского, т. IV, факультет языка и литературы, вып. 2, Л., 1940, стр. 317--318.
Стр. 9....за мной две статьи.-- Первая -- о "несостоятельности" элитарной дворянско-аристократической культуры и о "народных началах", вторая -- о спиритизме. Ср.: ДП, 1876, апрель, гл. 1, подглавка 4 и гл. II, подглавка 3, где в следующем номере "Дневника" обещаны обе эти статьи.
Стр. 9....как сон женщины в "Пугачевцах"...-- "Пугачевцы" (1873--1874) -- исторический роман русского писателя-беллетриста графа Е. А. Салиаса де Турнемир (1840--1908), с одним из путевых очерков которого "Эпоха" полемизировала в 1864 г. (см.: ЛН, т. 83, стр. 192) и о "легкомыслии" которого Достоевский, лично знавший его как сотрудника "Гражданина", презрительно пишет в своей записной тетради 1875--1876 гг.; причисляя его к числу несимпатичных ему деятелей, примкнувших к "консервативной части общества" и характеризуемых писателем как "подлецы". В XXI главе VI части романа Салиаса рассказывается о "случайно забредшей в голову героини" мечте повторить подвиг Юдифи и убить Пугачева: "Параня стала припоминать, что она видела во сне светлого юношу в серебряной одежде, такого, какой он написан на южных вратах алтаря <...> И для девушки, истомленной голодом и молитвой, мечта стала долгом" (Е. Салиас. Пугачевцы, т. 3. М., 1874. стр. 208, 209).
Стр. 9....спасла его от отчаянья и от ригоризма вопросов.-- Ср. запись о Петре I в записной тетради за май 1876 г.: "Петр Великий хлопотал о ближайшей пользе, по мы не знаем его предчувствия. В жизни его мечтательность), ригоризм <?>, с вопросами философскими он не мог быть знаком..."
Стр. 9....отказ от дуэли...-- Сходный мотив встречается в ряде набросков и планов Достоевского 1870-х годов (см.: наст. изд., т. XI, стр. 31--33) и использован в повести "Кроткая" ( ДП, 1876, ноябрь).
Стр. 9. ... как бы он мечтал стать перед ней героем, влюбить ее в себя.-- Этот мотив также использован в "Кроткой".
Стр. 9. история Карла Иванов < ича? > и выбросившейся девушки.-- Сохранившийся фрагмент "Истории Карла Ивановича" см. выше, стр. 12. Газетное сообщение о выбросившейся из окна с образом в руках девушке -- швее Марье Борисовой ("Новое время", 1876, No 215, 3 октября), сразу же привлекшее внимание Достоевского и несколько раз упоминаемое в его записной тетради за октябрь--ноябрь 1876 г., легло в основу повести "Кроткая" ( ДП, 1876, ноябрь, а также ЛН, т. 83, стр. 83 (статья Л. М. Розенблюм) и 650 (комментарий И. З. Сермана)).
Стр. 10. ... что тебя из Америки привело вспомнить елку Христову в родительском доме.-- Заинтересовавшая Достоевского еще в начале 1870-х годов тема об устремлении части радикальной русской молодежи в поисках свободы в Америку и о возвращении ее на родину после глубокого разочарования в американских буржуазных порядках получила отражение ранее в романе "Бесы" (1871--1872) и подготовительных материалах к нему (см.: наст. изд., т. X, стр. 111--112; т. XII, стр. 291). Ср.: ДП, 1873, гл. XVI, "Одна из современных фальшей".