ВЪ НОВОМЪ СВѢТѢ.
Сокращенный перевод с английского Варвары Кошевич (1900).
ГЛАВА I.
Отплытіе "Золотого Жезла".
Гвардеецъ такъ быстро успѣлъ увѣдомить своихъ о происходившемъ въ Версали, что наши путешественники опередили королевскій указъ. Раннимъ утромъ, проѣзжая селеніемъ Лувье, они увидѣли голый трупъ на навозной кучѣ и узнали отъ ухмылявшагося сторожа, что это -- гугенотъ, умершій нераскаявшимся; но такія явленія и раньше бывали не рѣдкостью, такъ что вовсе не служили признакомъ перемѣны въ законодательствѣ. Въ Руанѣ все было тихо, и капитанъ Ефраимъ еще до наступленія вечера водворилъ ихъ, вмѣстѣ съ тѣмъ имуществомъ, какое они усрѣли захватить, на своей бригантинѣ (старинное двухмачтовое судно), Золотомъ Жезлѣ. Это было маленькое суденышко; но въ такое время, когда люди пускались въ море на простыхъ лодкахъ, предпочитая королевскому гнѣву свирѣпость стихій, оно могло считаться прекраснымъ убѣжищемъ. Въ ту же ночь капитанъ поднялъ якорь и началъ медленно двигаться впередъ по извилистой рѣкѣ.
А плыть приходилось очень медленно. Свѣтила неполная луна, и дулъ вѣтерокъ съ востока; рѣка изгибалась такъ причудливо, что иногда вела ихъ какъ будто назадъ, а не впередъ. Въ длинныхъ плесахъ они ставили парусъ, и ихъ несло быстро; но часто приходилось спускать обѣ лодки и съ трудомъ подвигать корабль при помощи веселъ. Работу эту исполняли подшкиперъ Томлинсонъ изъ Салема и шестеро величавыхъ новоанглійскихъ матросовъ въ широкополыхъ шляпахъ. До наступленія утра за то-же дѣло пришлось взяться Амосу Грину, де-Катина и даже старому купцу, такъ какъ матросы понадобились для парусной работы. Наконецъ, уже на зарѣ, рѣка сдѣлалась шире: берега разступились, образуя воронкообразный лиманъ. Ефраимъ Саваджъ понюхалъ воздухъ и бодро зашагалъ по палубѣ, сверкая своими острыми, сѣрыми глазами. Вѣтеръ сталъ утихать, но былъ еще достаточно силенъ, чтобы двигать корабль.
-- Гдѣ дѣвица?-- спросилъ онъ.
-- У меня въ каютѣ,-- отвѣтилъ Амосъ Гринъ. -- Я подумалъ, можетъ быть она тамъ устроится на время переѣзда.
-- А гдѣ же ты самъ будешь спать?
-- Сколько лѣтъ я довольствовался кучкой еловыхъ вѣтокъ и березовой коры! Что можетъ быть лучше этой палубы изъ гладкой, бѣлой сосны и моего одѣяла?
-- Очень хорошо. Старикъ и его племянникъ, тотъ, что въ голубомъ кафтанѣ, могутъ занять обѣ свободныя койки.
-- Но что такое съ этимъ старикомъ? Ему, будто, не по себѣ.
Старый купецъ, перегнувшись черезъ поручни, съ грустнымъ лицомъ и потухшими глазами глядѣлъ на красную извилистую струю позади, которая отмѣчала путь въ Парижъ. Адель также вышла на верхъ и, ничуть не думая о грозившихъ ей въ будущемъ опасностяхъ и бѣдахъ, принялась грѣть холодныя руки отца и шептать ему на ухо слова любви и утѣшенія. Но они доплыли до того мѣста, гдѣ въ тихой, спокойной рѣкѣ начиналъ ощущаться грозный отзвукъ морского прибоя. Старикъ съ ужасомъ смотрѣлъ на корабельный носъ, слѣдя, какъ бушпритъ (наклонная мачта на носу судна) медленно встаетъ все выше, и какъ можно крѣпче ухватился за поручни, которыя начали ускользать изъ подъ его рукъ.
-- Мы всегда въ рукѣ Божіей,-- прошепталъ онъ,-- но, Адель! какъ ужасно чувствовать, что Его пальцы движутся надъ тобою!
-- Пойдемте со мною, дядя,-- сказалъ де-Катина, просовывая свою руку подъ руку старика".-- Вы давно уже не отдыхали. И тебя, Адель, прошу: поди, сосни, моя бѣдняжка, ты должно быть устала дорогою. Подите, исполните мою просьбу; а когда вернетесь, то и Франція и горе наше будутъ далеко позади.
Когда отецъ и дочь покинули палубу, де-Катина снова пошелъ на корму къ Амосу и капитану.
-- Я радъ, что спустилъ ихъ внизъ, Амосъ,-- сказалъ онъ,-- потому что боюсь, какъ бы не было еще хлопотъ.
-- Какихъ?
-- Вонъ бѣлая дорога идетъ вдоль южнаго берега рѣки. Въ теченіе послѣдняго получаса я два раза видѣлъ всадниковъ, скакавшихъ по ней во весь опоръ. Тамъ, подальше, гдѣ шпили и колокольни, находится городъ Гонфлёръ, и какъ разъ туда скакали эти люди. Но въ такой часъ летѣть такъ безумно могутъ лишь королевскіе гонцы. О! смотрите! Вотъ еще третій!
На бѣлой полоскѣ, которая вилась по зеленымъ лугамъ, показалось черное пятнышко, то исчезая за купами деревьевъ, то появляясь вновь, и очень быстро подвигаясь къ начинавшему обозначаться вдали городу. Капитанъ Саваджъ раздвинулъ подзорную трубу, чтобы взглянутъ на всадника.
-- Да, да,-- сказалъ онъ, задвигая ее вновь.-- Это, безъ сомнѣнія, солдатъ. Я вижу, какъ сверкаютъ ножны, которыя висятъ у него на бакбордѣ {Бакбордъ -- лѣвая сторона корабля.} Думаю, что вѣтеръ долженъ посвѣжѣть. Тогда мы удеремъ отъ всего, что только находится во французскихъ водахъ; но теперь галера или вооруженная лодка нагонятъ насъ легко.
Де-Катина, хотя самъ плохо говорилъ по англійски, привыкъ, въ бытность свою въ Америкѣ, понимать англійскую рѣчь, и съ тревогою поглядѣлъ на Амоса Грина.
-- Боюсь, не навлечь бы намъ бѣды на этого добраго капитана,-- сказалъ онъ.-- За дружбу съ нами онъ можетъ лишиться и корабля, и груза. Спросите его, не лучше ли ему спустить насъ на сѣверный берегъ, откуда мы можемъ пробраться въ Нидерланды?
Ефраимъ Саваджъ бросилъ на пассажира взглядъ, нѣсколько утратившій свою суровость.
-- Молодой человѣкъ,-- сказалъ онъ -- я вижу, что вы поняли мои слова.
Де-Катина утвердительно кивнулъ головой.
-- Такъ я вамъ скажу, что меня трудно напугать. Всякій вамъ это скажетъ, кто только плавалъ со мною. Я только крѣпче стисну руль и держу свой курсъ, пока на то Божья воля. Такъ вотъ какъ!
Де-Катина опять кивнулъ, хотя съ трудомъ понималъ морской языкъ капитана.
-- Мы поравняемся съ этимъ городомъ черезъ десять минутъ и тогда узнаемъ, что тамъ готовится для насъ. А пока разскажу вамъ исторію, которая покажетъ вамъ, съ какимъ человѣкомъ вы плывете. Теперь тому лѣтъ десять, какъ я плавалъ на "Скороходѣ" между Бостономъ и Джемстоуномъ: видите ли, возилъ на югъ лѣсной матеріалъ, шкуры, мѣха; а на сѣверъ -- табакъ да патоку. Разъ ночью, при порядочномъ вѣтрѣ съ юга, налетѣли мы на рифъ, миляхъ въ двухъ къ востоку отъ мыса Мей, и тотчасъ пошли ко дну, пробивши въ кузовѣ такую дыру, точно насъ насадили на колокольню одной изъ вотъ этихъ Гонфлёрскихъ церкквей. Хорошо. На утро, полощусь это я въ водѣ, держусь за обломокъ передней реи; а земли почти не видно и ни товарищей, ни корабельнаго кузова нѣтъ и слѣда. Мерзъ-то я не особенно,-- была еще ранняя осень, и три четверти туловища я могъ выставлятъ изъ воды; -- но ѣсть и пить хотѣлось, и былъ я весь, какъ избитый. Подтянулъ я поясъ на двѣ дырки потуже, затянулъ гимнъ, и давай смотрѣть вокругъ. Ну, и увидѣлъ больше чѣмъ хотѣлъ! Въ пяти шагахъ отъ меня была большая акула, длиною съ мою рею. Весело болтать въ водѣ ногами, когда рядомъ такой звѣрекъ готовъ ими полакомиться!
-- Боже мой! -- воокликнулъ французъ. -- Какъ же это она васъ не съѣла?
Маленькіе глазки Ефраима Саваджа замигали при этомъ воспоминаніи:-- Я самъ ее съѣлъ! -- сказалъ онъ.
-- Что?-- воскликнулъ Амосъ.
-- Да, да! при мнѣ былъ большой складной ножъ, вотъ какъ этотъ, въ карманѣ, и я все время лягалъ ногами, чтобы отпугивать звѣря; а самъ до тѣхъ поръ стругалъ свою рейку, пока не отпилилъ отъ нея добрый кусокъ и не завострилъ его съ двухъ концовъ, какъ меня училъ когда-то одинъ пріятель съ рѣки Делавара. Потомъ я сталъ поджидать свою рыбу и пересталъ лягаться: она на меня и кинулась, точно коршунъ на цыпленка. Но только что повернулась она животомъ вверхъ, я всунулъ лѣвую руку съ острымъ деревомъ ей прямо въ пасть, и давай угощать ее ножомъ. Тутъ она было назадъ; но я держался крѣпко, и она нырнула со мною такъ глубоко, что я думалъ, ужь не увижу свѣта. Я почти задохся, пока мы всплыли на поверхность, но она плыла ужь на спинѣ и съ двадцатью дырами въ брюхѣ. А я добрался до своей реи, потому что мы проплыли подъ водою сажень пятьдесятъ, и какъ только къ ней прицѣпился, такъ и сталъ безъ памяти.
-- А потомъ?
-- Ну, какъ пришелъ въ себя, то было тихо, а мертвая акула колыхалась рядомъ со мной. Я подплылъ къ ней на моей реѣ, отмоталъ аршинъ-другой ея оснастки, затянулъ въ мертвую петлю хвостъ акулы, другой конецъ веревки привязалъ къ реѣ, чтобъ ее не могло унести; а потомъ принялся за дѣло и въ недѣлю съѣлъ ее всю, вплоть до хвоста. Пилъ я дождевую воду, которую собиралъ въ свою куртку, и когда меня взяла "Греси" изъ Глостера, я былъ такъ толстъ, что едва смогъ влѣзть на бортъ. Вотъ что разумѣетъ Ефраимъ Саваджъ, любезный мой, когда говоритъ, что его не легко напугать!
Пока пуританинъ разсказывалъ свои воспоминанія, его глаза обращались то на небо, то на хлопающіе паруса. Вѣтеръ дулъ порывами, и холстъ то надувался, то болтался, какъ тряпки. А no небу быстро бѣжали ряды барашковъ, и на нихъ-то поглядывалъ капитанъ съ такимъ видомъ, будто разрѣшалъ задачу. Корабль теперь былъ противъ Гонфлёра, на разстояніи около полумили отъ него. У пристани стояло нѣсколько шлюпокъ и бриговъ, и цѣлая флотилія рыбачьихъ лодокъ медленно входила въ гавань. Но все было тихо и на набережной и въ укрѣпленіи, построенномъ въ формѣ полумѣсяца, надъ которымъ развивался бѣлый флагъ съ золотыми лиліями. Пристань все быстрѣе отодвигалась назадъ, по мѣрѣ того какъ свѣжѣлъ вѣтеръ. Де-Катина, глядя назадъ, почти убѣдился въ неосновательности своихъ опасеній, какъ вдругъ они воскресли съ новой силой.
Изъ за угла мыса выскочила длинная, темная лодка, пѣня воду своимъ быстролетящимъ носомъ и десятью парами веселъ, которыя вздымались у бортовъ. Изящный бѣлый значокъ висѣлъ надъ ея кормою, а солнце играло на тяжелой мѣдной коронадѣ (старинное морское орудіе). Лодка была полна людей, и сверканіе металла показывало, что они вооружены съ головы до ногъ. Капитанъ навелъ на нихъ подзорную трубу и засвисталъ, а потомъ еще разъ посмотрѣлъ на небо.
-- Тридцать человѣкъ,-- сказалъ онъ,-- и дѣлаютъ по три узла, пока мы проходимъ два. Вы, сударь, отправляйтесь-ка внизъ, а то вашъ голубой кафтанъ еще подведетъ насъ подъ бѣду. Господь призритъ на людей своихъ, если только они воздержатся отъ безумія. Откройте этотъ люкъ, Томлинсонъ. Такъ! Будьте готовы захлопнуть его, когда я свистну. Гдѣ Джимъ Стуртъ и Гирамъ Джефферсонъ? Поставьте ихъ у люка. Бакбордъ! Бакбордъ! Держи полнѣе! Ну, Амосъ, и вы, Томлинсонъ, идите сюда, я скажу вамъ словечко.
Всѣ трое стали совѣщаться, стоя на ютѣ и поглядывая на погоню. Вѣтеръ крѣпчалъ несомнѣнно и рѣзко дулъ имъ въ лицо, когда они смотрѣли назадъ; но онъ еще не установился, и лодка быстро нагоняла ихъ. Имъ уже были видны лица солдатъ, сидѣвшихъ на кормѣ, и огонекъ зажженаго фитиля въ рукѣ пушкаря.
-- Эй вы! -- крикнулъ съ лодки офицеръ на безукоризненномъ англійскомъ языкѣ.-- Поверните, или мы будемъ стрѣлять!
-- Кто вы такіе и что вамъ нужно?-- рявкнулъ Ефраимъ Саваджъ голосомъ, который можно было услышать съ береговъ.
-- Мы посланы отъ имени короля за нѣкіими гугенотами изъ Парижа, которые сѣли на вашъ корабль въ Руанѣ.
-- Бросай рею назадъ и стой! -- скомандовалъ капитанъ.-- Спусти фалрепъ (веревочная лѣстница) и гляди въ оба! Такъ! Теперь мы готовы для встрѣчи.
Передняя рея описала дугу назадъ, и корабль остановился, качаясь на волнахъ. Лодка скользнула вдоль него, наведя на него свою пушку, а отрядъ солдатъ держалъ ружья наготовѣ, чтобы открыть по первой командѣ огонь. Офицеръ, подвижной юноша, съ торчащими, какъ у кота, усами, въ минуту очутился на палубѣ и обнажилъ шпагу.
-- Идите сюда, вы двое! -- распорядпися онъ.-- Вы, сержантъ, стойте здѣсь, у фалрепа! Бросьте вверхъ веревку: ее можно привязать къ этой стойкѣ. Ну, вы тамъ, не дремлите и будьте готовы стрѣлять! А вы пойдете со мною, капитанъ Лемуанъ. Кто капитанъ на этомъ кораблѣ?
-- Я, сударь,-- покорно отвѣтилъ Ефраимъ Саваджъ.
-- У васъ съ собой три гугенота?
-- Какъ? Какъ? Да развѣ они -- гугеноты? Я видѣлъ, что имъ хотѣлось поскорѣе уѣхать; но такъ какъ они заплатили за проѣздъ, то я и не сталъ мѣшаться въ ихъ дѣла. Старикъ, его дочь и молодой человѣкъ около вашихъ лѣтъ въ какой-то ливреѣ?
-- Въ мундирѣ, сударь! Это мундиръ лейбъ-гвардейцевъ. За ними-то мы и явились.
-- И вы хотите забрать ихъ?
-- Непремѣнно.
-- Бѣдные люди! Мнѣ ихъ жаль.
-- Мнѣ также; но распоряженія начальства необходимо исполнять.
-- Совершенно вѣрно. Ну, такъ старикъ спитъ у себя на койкѣ; дѣвица -- внизу, въ каютѣ; а тотъ спитъ въ трюмѣ, куда намъ пришлось его сунуть, потому что нѣтъ другого помѣщенія.
-- Спитъ, вы говорите? Такъ намъ лучше всего накрыть его врасплохъ.
-- А вы не побоитесь одинъ-то? У него, правда, нѣтъ оружія, но только онъ рослый молодецъ. Не кликнуть-ли вамъ человѣкъ двадцать изъ лодки?
Самъ офицеръ думалъ нѣчто подобное; но слова капитана задѣли его самолюбіе.
-- Пойдемте со мной, капралъ,-- сказалъ онъ.-- По этой лѣстницѣ, вы говорите?
-- Да, внизъ по лѣстницѣ и потомъ прямо. Онъ лежитъ между двумя тюками сукна.
Ефраимъ Саваджъ взглянулъ вверхъ, и въ углахъ его строгаго рта заиграла улыбка. Теперь вѣтеръ свистѣлъ въ снастяхъ, и мачтовыя штанги гудѣли, какъ струны. Амосъ Гринъ небрежно облокотился около французскаго сержанта, который стерегъ конецъ веревочной лѣстницы, между тѣмъ какъ подшкиперъ Томлинсонъ, держа въ рукахъ шайку воды, обмѣнивался замѣчаніями на убійственномъ французскомъ языкѣ съ экипажемъ лодки, находившейся подъ тѣмъ бортомъ, у котораго онъ стоялъ.
Офицеръ медленно спустился внизъ по лѣстницѣ, которая вела въ трюмъ, а капралъ послѣдовалъ за нимъ и поровнялся грудью съ палубой, когда его начальникъ былъ уже внизу. Замѣтилъ ли молодой французъ что нибудь въ лицѣ Ефраима Саваджа, или испугался мрака, въ которомъ очутился, только внезапное подозрѣніе возникло въ его умѣ.
-- Назадъ, капралъ! -- крикнулъ онъ. -- Я думаю, что намъ лучше наверху.
-- А я думаю, что вамъ лучше внизу, другъ мой!-- произнесъ капитанъ, понявшій намѣреніе офицера по его движенію. Надавивъ подошвою сапога на грудь капрала, онъ далъ толчокъ, отъ котораго тотъ вмѣстѣ съ лѣстницей, полетѣлъ внизъ на офицера. А морякъ одновременно свистнулъ, и въ ту-же минуту люкъ былъ захлопнутъ и закрѣпленъ по обѣ стороны желѣзными болтами.
Сержантъ обернулся на шумъ паденія; но Амосъ Гринъ, который ждалъ этого движенія, принялъ его въ объятія и перекинулъ черезъ бортъ въ море. Въ ту же секунду перерублена была соединительная веревка, передняя рея со скрипомъ приняла прежнее положеніе, а изъ шайки соленая вода полилась на пушкаря и его пушку, туша фитиль и промачивая порохъ. Градъ пуль со стороны солдатъ засвистѣлъ въ воздухѣ и забарабанилъ по обшивкѣ; но корабль качался и прыгалъ на короткихъ рѣчныхъ волнахъ, и цѣлить было невозможно. Напрасно гребцы налегали на весла; напрасно пушкарь, какъ безумный, трудился надъ фитилемъ и зарядомъ. Лодка сбилась съ пути, а бригантина летѣла впередъ съ надутыми нарусами. Пафъ! выстрѣлила наконецъ канонада, и пять дырокъ въ гротѣ (главный парусъ) показали, что зарядъ картечи попалъ слишкомъ высоко. Второй выстрѣлъ не оставилъ по себѣ никакихъ слѣдовъ, а при третьемъ она была уже слишкомъ далеко. Полчаса спустя отъ сторожевой лодки осталось только маленькое темное пятнышко на горизонтѣ съ золотою искоркою съ одного бока. Все болѣе расходились низменные берега, все шире становилась равнина синихъ водъ впереди, дымъ Гавра уже казался облачкомъ на сѣверномъ горизонтѣ, а капитанъ Ефраимъ Саваджъ шагалъ по своей налубѣ съ лицомъ, по обыкновенію, суровымъ, но съ прыгающими огоньками въ сѣрыхъ глазахъ.
-- Я зналъ, что Господь призритъ на людей своихъ,-- говорилъ онъ спокойно. -- Теперь мы стоимъ на вѣрномъ пути, и въ насъ не попадетъ ни комочка грязи отсюда до бостонскихъ холмовъ. Ты пилъ слишкомъ много французскихъ винъ, Амосъ, въ послѣднее время, пойдемъ-ка, отвѣдаемъ настоящаго бостонскаго пива.