Конецъ.
Ирокезы не стали подвергать де-Катина грубому обращенію, когда втащили его изъ воды къ себѣ въ лодку. Для нихъ было такъ непонятно, чтобы человѣкъ могъ промѣнять безопасное убѣжище на положеніе плѣнника, что они приписали этотъ поступокъ сумасшествію, болѣзни, которая внушаетъ индѣйцамъ страхъ и уваженіе. Они даже не связали ему рукъ, разсуждая, что онъ не будетъ стараться убѣжать, такъ какъ очутился у нихъ добровольно. Два воина обшарили его, чтобы убѣдиться, что у него нѣтъ оружія, а затѣмъ онъ былъ брошенъ на дно, между двухъ женщинъ, пока лодка приставала къ берегу, чтобы предупредить осаждающихъ о приближеніи гарнизона изъ форта С. Луи. Затѣмъ она отчалила вновь и быстро достигла середины рѣки. Адель была смертельно блѣдна, и рука ея, когда мужъ положилъ на нее свою, была холодна какъ мраморъ.
-- Дорогая моя,-- прошепталъ онъ,-- скажи мнѣ, что ты невредима, что тебя не обидѣли ничѣмъ.
-- О! Амори! Зачѣмъ ты приплылъ? Зачѣмъ ты приплылъ? Охъ! Я думаю, что все могла бы вытерпѣть; но если они станутъ обижать тебя, я этого не вынесу.
-- Какъ же могъ бы я остаться, когда зналъ, что ты въ ихъ рукахъ? Я сошелъ бы съ ума.
-- Ахъ, меня только и утѣшала мысль, что ты въ безопасности!
-- Нѣтъ, нѣтъ. Мы прошли вмѣстѣ черезъ столько испытаній, что не должны разлучаться теперь. Что такое смертъ, Адель? И зачѣмъ намъ ея бояться?
-- Я не боюсь.
-- И я не ббюсь. Все будетъ, какъ угодно Богу. А то, что Ему угодно, въ концѣ концовъ, приведетъ къ добру. Если останемся живы, то сохранимъ это воспоминаніе, а если умремъ, то вмѣстѣ перейдемъ въ другую жизнь. Бодрись, моя родная! Ничего съ нами не будетъ дурного.
-- Скажите мнѣ,-- спросила Онега,-- живъ ли еще мой господинъ?
-- Да, онъ живъ и здоровъ.
-- Это хорошо. Онъ -- великій вождь, и я не жалѣю даже теперь, что взяла себѣ мужа изъ чужого народа. Но ахъ, мой сынъ! Кто отдастъ мнѣ его назадъ? Онъ былъ точно молодое деревцо, такой прямой и крѣпкій! Кто могъ бѣгать, какъ онъ, или прыгать, какъ онъ, или плавать, какъ онъ? Прежде чѣмъ это солнце встанетъ вновь, мы всѣ будемъ мертвы, и мое сердце радуется, потому что опять увижу моего мальчика.
Ирокезы усердно гребли, пока не уплыли отъ Св. Маріи по крайней мѣрѣ на десять миль. Затѣмъ они причалили въ небольшомъ заливѣ и вышли изъ лодки, вытащивъ за собою плѣнниковъ. Лодку понесли на плечахъ восемь человѣкъ и, пройдя съ нею нѣкоторое разстояніе, спрятали ее въ лѣсу, между двухъ свалившихся деревьевъ, положивъ на нее вѣтвей, чтобы скрыть ее изъ виду. Потомъ, послѣ короткаго совѣщанія, они пошли далѣе по лѣсу, гуськомъ, помѣстивъ трехъ плѣнныхъ въ середину. Всего было пятнадцать воиновъ,-- восемь впереди и семь сзади, вооруженныхъ мушкетами и быстроногихъ, какъ лани; поэтому о бѣгствѣ нечего было думать. Оставалось одно -- итти впередъ и съ терпѣніемъ ждать своей участи.
Цѣлый день длился ихъ тяжкій путь. Онъ пролегалъ между обширныхъ болотъ, по берегамъ синихъ лѣсныхъ озеръ, гдѣ сѣрый аистъ тяжело хлопалъ крыльями, взлетая изъ тростниковъ при ихъ приближеніи, или въ темпой тѣни лѣсовъ, гдѣ царятъ вѣчныя сумерки и гдѣ нѣтъ звуковъ, кромѣ паденія дикаго каштана или щелканья бѣлки на десять саженъ надъ головой. Онега обладала чисто индѣйской выносливостью, но Адель, несмотря на свои прежнія странствія, еще задолго до наступленія вечера почувствовала боль въ ногахъ и утомленіе. Поэтому де-Катина испыталъ облегченіе, когда, вдругъ, между деревьевъ замелькали яркіе отблески огня, и они пришли въ индѣйскій лагерь, гдѣ находилась въ сборѣ большая часть отряда, прогнаннаго изъ Св. Маріи. Здѣсь было и не мало женщинъ, пришедшихъ изъ селеній Могавковъ и Каюговъ, чтобы быть ближе къ воинамъ. Кругомъ были воздвигнуты вигвамы, образуя собою кольцо, и передъ каждымъ горѣли огни, надъ которыми висѣли на трехъ палкахъ котелки, гдѣ варился ужинъ. Въ серединѣ горѣлъ жаркій костеръ, состоявшій изъ вѣтвей, наваленныхъ въ видѣ круга, такъ что центръ этого круга образовывалъ открытую площадку футовъ двѣнадцати въ поперечникѣ. Въ серединѣ этой площадки находился столбъ, и къ нему было привязано что-то, все вымазанное краснымъ и чернымъ. Де-Катина быстро сталъ впереди Адели, чтобы не дать ей разглядѣть; но было слишкомъ поздно. Она вздрогнула, но не произнесла ни звука.
-- Значитъ, они уже начали,-- спокойно сказала Онега.-- Ну, слѣдующая очередь за нами, и мы покажемъ имъ, что умѣемъ умирать.
-- Они еще не сдѣлали намъ ничего дурного,-- сказалъ де-Катина.-- Можетъ быть, они насъ берегутъ ради выкупа или обмѣна.
Индіянка покачала головою.
-- Не обманывайтесь подобною надеждою,-- сказала она.-- Если они такъ кротки, какъ съ вами, то это -- вѣрный знакъ, что васъ берегутъ для казни. Вашу жену отдадутъ за кого нибудь изъ ихъ вождей, а мы съ вами должны умереть, потому что вы -- воинъ, а я слишкомъ стара.
-- Выдадутъ замужъ за Ирокеза! -- эти ужасныя слова наполнили сердца ихъ мученіемъ, какого не могла причинить самая мысль о смерти. Де-Катина опустилъ голову на грудь, покачнулся и упалъ бы, если бы Адель не схватила его за руку.
-- Не бойся, милый Амори,-- прошептала она.-- Все можетъ случиться, но только не это, потому что, клянусь, я не переживу тебя. Нѣтъ, пусть это будетъ грѣхъ; но если смерть не придетъ ко мнѣ, я сама пойду къ ней навстрѣчу.
Де-Катина взглянулъ внизъ, на нѣжное личико, которое теперь застыло въ неподвижномъ выраженіи твердой рѣшимости. Онъ зналъ, что будетъ такъ, какъ она сказала, и что во всякомъ случаѣ это послѣднее оскорбленіе не постигнетъ ихъ. Могъ ли бы онъ повѣрить прежде, что наступитъ такое время, когда его будетъ радовать увѣренность въ предстоящей смерти жены.
Когда они вошли въ ирокезское селеніе, сквавы и воины выбѣжали къ нимъ навстрѣчу, и имъ пришлось итти сквозь двойной рядъ ужасныхъ лицъ, которыя ухмылялись, кривлялись и выли, глядя на нихъ. Спутники провели ихъ сквозь эту толпу и оставили въ пустой хижинѣ. Въ ней висѣло нѣсколько ивовыхъ рыболовныхъ сѣтей, и куча тыквъ валялась въ углу.
-- Вожди придутъ и рѣшатъ, что съ нами дѣлать,-- сказала Онега.-- Вотъ они идутъ, и вы увидите, что я сказала правду, потому что знаю обычаи моего народа.
Минуту спустя, старый военный вождь, въ сопровожденіи двухъ молодыхъ богатырей, и бородатый полуголландецъ-полуирокезъ, руководившій нападеніемъ на помѣщичій домъ, приблизились и стали на порогѣ, глядл на плѣнниковъ и обмѣниваясь короткими горловыми звуками. Знаки Сокола, Волка, Медвѣдя и Змѣи показывали, что это -- представители четырехъ знаменитыхъ ирокезскихъ родовъ. Метисъ курилъ глиняную трубку и, однако, говорилъ больше всѣхъ, очевидно оспаривая одного изъ молодыхъ дикарей, который, наконецъ, какъ будто согласился съ его мнѣніемъ. Въ заключеніе, старый вождь сурово выговорилъ нѣсколько короткихъ словъ, и дѣло, повидимому, было рѣшено.
-- А ты,-- сказалъ Метисъ по французски, обращаясь къ Онегѣ,-- ты сегодня получишь хорошій урокъ за якшаніе съ врагами твоего народа.
-- Ахъ, ты, ублюдокъ! -- отвѣчала безстрагнная старуха.-- Тебѣ бы шляпу снятъ, когда говоришь съ тою, въ чьихъ жилахъ течетъ лучшая кровь Онондаговъ. Развѣ ты воинъ? Ты съ тысячью человѣкъ за спиной не сумѣлъ войти въ домикъ, который защищало нѣсколько бѣдныхъ землбдѣльцевъ! Неудивительно, что народъ твоего отца отвергнулъ тебя. Ступай копать землю или играть въ камешки, потому что въ лѣсахъ когда-нибудь ты можешь встрѣтить настоящаго мужчину, и тогда навлечешь позоръ на племя, которое усыновило тебя!
Злобное лицо Метиса совсѣмъ поблѣднѣло отъ этихъ презрительныхъ словъ плѣнницы. Онъ подошелъ къ ней и, схвативъ ее за руку, сунулъ ея указательный палецъ въ свою горящую трубку. Она не сдѣлала ни малѣйшаго усилія, чтобы освободиться, а продолжала сидѣть совершенно спокойно, глядя черезъ открытую дверь на заходъ солнца и на группы бесѣдующихъ индѣйцевъ. Онъ внимательно наблюдалъ за нею, въ надеждѣ услышать крикъ или подмѣтить судорогу боли на лицѣ; но, наконецъ, съ проклятіемъ выпустилъ ея руку и вышелъ изъ хижины. Она сунула за пазуху свой обугленный палецъ и засмѣялась.
-- Онъ никуда не годенъ! -- вскричала она. -- Онъ даже не умѣетъ мучить. Вотъ я такъ сумѣла бы заставить его кричать, ручаюсь! Но вы... что вы такъ блѣдны?
-- Я не могу видѣть такихъ ужасовъ! Ахъ, будь мы лицомъ къ лицу, я -- со шпагою, онъ -- съ какимъ угодно оружіемъ, клянусь, онъ заплатилъ бы за это кровью своего сердца!
Индіянка казалась удивленною.
-- Странно,-- сказала она,-- что вы думаете обо мнѣ, когда сами въ такомъ же положеніи. Вѣдь я угадала, какая судьба насъ ждетъ.
-- Ахъ!
-- Мы съ вами умремъ у столба, а ее отдадутъ тому псу, который только что ушелъ отсюда.
-- Адель! Адель! Что мнѣ дѣлать?! -- въ отчаяніи отъ своей безпомощности, онъ началъ рвать на себѣ волосы.
-- Нѣтъ, нѣтъ, Амори, я не побоюсь. Что значитъ смерть, если она соединитъ насъ навѣки!
-- Молодой вождь заступался за васъ: онъ говорилъ, что Великій Духъ поразилъ васъ безуміемъ, что вы поэтому и подплыли къ ихъ лодкѣ, и что гнѣвъ Божій грозитъ племени, которое привяжетъ васъ къ столбу. Но этотъ Метисъ сказалъ, что любовь часто нападаетъ на блѣднолицыхъ подобно безумію, и что любовь заставила васъ сдѣлать это. Тогда рѣшили, что вы. умрете, а ее онъ возьметъ къ себѣ въ вигвамъ, такъ какъ онъ былъ во главѣ отряда. Ко мнѣ же ихъ сердца жестоки, и меня казнятъ сосновыми лучинками.
Де-Катина прошепталъ молитву, чтобы ему дано было встрѣтить судьбу свою, какъ прилично воину.
-- Когда это будетъ?-- спросилъ онъ.
-- Теперь! Сейчасъ! Они пошли все приготовить. Но у васъ еще есть время, потому что начнутъ съ меня.
-- Амори, нельзя ли намъ умереть вмѣстѣ сейчасъ?-- сказала Адель, обнимая мужа.-- Если это -- грѣхъ, то онъ навѣрное простится намъ. Умремъ, милый! Покинемъ этихъ ужасныхъ людей и этотъ жестокій міръ. Уйдемъ туда, гдѣ мы найдемъ покой!
Глаза индіянки засіяли одобреніемъ.
-- Ты хорошо сказала, Бѣлая Лилія,-- проговорила она.-- Смотри: вотъ ихъ огни уже отражаются на стволахъ деревьевъ, уже слышно завываніе тѣхъ, кто жаждетъ нашей крови. Если вы умрете отъ собственныхъ рукъ, они лишатся зрѣлища, а ихъ предводителъ -- своей невѣсты. Такимъ образомъ, вы окажетесь побѣдителями, а они -- побѣжденными. Ты вѣрно сказала, Бѣлая Лилія: это для васъ -- единственное спасеніе.
-- Но какъ это сдѣлать?
Онега внимательно посмотрѣла на двухъ воиновъ, которые стерегли ихъ, стоя у дверей хижины. Они отвернулись, заинтересованные происходившими ужасными приготовленіями. Тогда она стала рыться въ многочисленныхъ складкахъ своего платья и вытащила маленькій пистолетъ съ двумя мѣдными дулами. На взглядъ это была игрушка, изукрашенная рѣзьбою и насѣчкою, какъ образецъ искусства парижскихъ оружейниковъ. Де-ла-Ну купилъ ее за красоту, когда въ послѣдній разъ былъ въ Квебекѣ; но, однако, она могла пригодиться при случаѣ и была заряжена на оба ствола.
-- Я взяла его для себя,-- сказала Онега, засовывая пистолетикъ въ руку де-Катина;-- но теперь хочу показать имъ, что сумѣю умереть, какъ умираютъ Онондаги, и что я -- достойная дочь ихъ вождей. Возьмите, потому что, клянусь, я сама не стану стрѣлять, развѣ только всажу обѣ пули въ сердце этого Метиса.
Трепетъ радости охватилъ де-Катина, когда его рука стиснула пистолетъ. Это былъ ключъ, которым могъ отворить имъ врата мира. Адель прислонилась щекой къ его плечу и засмѣялась отъ радости.
-- Ты простишь меня, дорогая?-- прошепталъ онъ.
-- Простить тебя! Я благословляю тебя и люблю всѣмъ сердцемъ и душею. Обними меня покрѣпче и помолимся въ послѣдній разъ.
Они вмѣстѣ упали на колѣни, но тутъ въ хижину вошли три воина и сказали своей соотечественницѣ нѣсколько отрывистыхъ словъ. Она встала съ улыбкой.
-- Меня ждутъ,-- сказала она,-- Прощайте и не забывайте Онегу.
Она снова улыбнулась и вышла изъ хижины, въ сопровожденіи воиновъ, быстрымъ и твердымъ шагомъ, точно королева, направляющаяся къ трону.
-- Теперь, Амори! -- прошептала Адель, закрывъ глаза и прижавшись къ нему еще тѣснѣе.
Онъ поднялъ пистолетъ, но тутъ же опустилъ его: глаза его расширились и приковались къ дереву, которое росло какъ разъ напротивъ открытой двери хижины.
Это была береза, очень старая и корявая; береста висѣла на ней клочьями, и весь стволъ былъ покрытъ мхомъ и плѣсенью. Сажени на полторы отъ корня главный стволъ дѣлился на двое, и вотъ въ этомъ-то раздвоеніи вдругъ показалась большая загорѣлая рука, которая торопливо замоталась изъ стороны въ сторону, дѣлая жестъ страстнаго отрицанія. Въ слѣдующую секунду передъ удивленными глазамы плѣнныхъ рука исчезла и замѣнилась головою, такъ же настойчиво качавшеюся изъ стороны въ сторону. Нельзя было по узнать этой темнокрасной, морщинистой кожи, большихъ, щетинистыхъ бровей и маленькихъ, сверкающихтэ глазокъ. Это былъ капитанъ Ефраимъ Саваджъ изъ Бостона!
Они еще не пришли въ себя отъ изумленія, какъ изъ глубины лѣса раздался пронзительвдй свистъ, и всѣ деревья, кусты и заросли начали изрыгать дымъ и пламя, при оглушительномъ трескѣ ружейной пальбы, засыпавшей всю поляну градомъ пуль. Ирокезскіе часовые увлеклись своимъ кровожаднымъ желаніемъ посмотрѣть, какъ будутъ умирать плѣиники; въ это время канадцы успѣли обойти Ирокезовъ и заключить ихъ лагерь въ кольцо огня. Иидѣйцы метались изъ стороны въ сторону, всюду встрѣчая смерть, пока не нашли и какого-то промежутка въ цѣпи нападающихъ, куда и бросились, точно стадо овецъ въ проломъ плетня. Они бѣжали по лѣсу, не переставая слышать свистъ пуль у самыхъ ушей, пока другой свистокъ не подалъ знака къ прекращенію погони.
Но одинъ изъ дикарей, прежде чѣмъ спасаться, рѣшилъ сдѣлать дѣло. Фламандскій Метисъ предпочелъ мщеніе безопасности! Кинувшись къ Онегѣ, онъ разрубилъ ей голову томагвокомъ, а затѣмъ, испустивъ свой военный кличъ, взмахнулъ окровавленнымъ топоромъ надъ головою и побѣжалъ въ хижину, гдѣ плѣнные еще стояли на колѣняхъ. Де-Катина увидалъ его издали, и дикая радость загорѣлась въ его взорѣ. Онъ всталъ, чтобы его встрѣтить, и пустилъ обѣ пули ему въ лицо. Минуту спустя подбѣжали канадцы; плѣнники почувствовали пожатія дружескихъ рукъ и, видя улыбки на знакомыхъ лицахъ Амоса Грина, Саваджа и дю-Люта, поняли, что и для нихъ, наконецъ, насталъ миръ.
-----
Такъ изгнанники достигли конца своихъ испытаній. Зиму они провели въ фортѣ Св. Людовика, а весною, когда Ирокезы перенесли войну на верхнее теченіе рѣки Св. Лаврентія, получили возможность перейти въ англійскія провинціи и по Гудзону-рѣкѣ добраться до Нью-Іорка, гдѣ ихъ радушно приняло семейство Амоса Грина. Дружба между обоими мужчинами такъ упрочилась общими воспоминаніями и пережитыми опасностями, что они сдѣлались компаніонами по торговлѣ мѣхами, и имя француза вскорѣ стало не менѣе извѣстно въ горахъ Мэна и по склонамъ Аллегановъ, чѣмъ было прежде -- въ салонахъ и корридорахъ Версаля. Со временемъ де-Катина построилъ себѣ домъ на Стетенъ-Айландѣ, гдѣ поселились многіе его единовѣрцы, и значительную часть своихъ торговыхъ барышей употреблялъ на помощь своимъ угнетаемымъ собратьямъ. Амосъ Гринъ взялъ въ жеиы голландскую дѣвушку изъ Шенектади, которая такъ подружилась съ Аделью, что этотъ бракъ еще тѣснѣе скрѣпилъ сердечныя узы, связывавшія обѣ семьи.
А капитанъ Ефраимъ Саваджъ въ цѣлости вернулся въ свой возлюбленный Бостонъ, гдѣ осуществилъ завѣтную мечту: построилъ себѣ кирпичный домикъ на возвышенности, въ сѣверной части города, откуда ему видны были корабли и на рѣкѣ, и на морѣ. Тамъ онъ и жилъ, уважаемый согражданами, которые сдѣлали его выборнымъ и членомъ городскаго управленія.
Такъ, среди всеобщаго почета, старый морякъ прожилъ долгіе годы, сдѣлавшіе его современникомъ слѣдующаго столѣтія, когда старческій взоръ его могѣ уже увидѣть ростущее величіе его родины.
Усадьба въ помѣстьѣ Св. Маріи скоро была возобновлена въ прежнемъ видѣ, но самъ помѣщикъ былъ уже не прежній съ той поры, какъ потерялъ жену и сына. Онъ похудѣлъ, сталъ озлобленнѣе, стремительнѣе, и безерестанно затѣвалъ походы въ ирокезскіе лѣса, гдѣ его отряды своими злодѣяніями превосходили самихъ дикарей. Наконецъ, насталъ день, когда онъ отправился въ такой походъ, изъ котораго не вернулись ни онъ, ни его соратники. Много страшныхъ таймъ хранятъ въ себѣ эти тихіе лѣса, и къ ихъ числу надо отнести судьбу Шарля де-ла-Ну, владѣльца Св. Маріи.
КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.