ДОМ ЛОРИНОВ
В июле 1348 года в промежутке между праздниками св. Бенедикта и св. Свитина в Англии произошло странное событие: с востока появилась чудовищная, грозная, пурпурового цвета туча, медленно подымавшаяся по безмолвному небу. Под тенью этой странной тучи листья осыпались с деревьев, птицы прерывали свое чириканье, а домашний скот и овцы в трепете собирались у изгородей. Мрак пал на всю страну; люди стояли, устремив глаза на странную тучу, с тяжестью на сердце. Они пробирались к церкви, где дрожащие священники благословляли и исповедовали дрожащий народ. В воздухе не летало ни одной птицы, не доносилось шелеста лесов, никаких обычных звуков природы. Все было тихо и неподвижно; только большая туча медленно подвигалась вперед по черному горизонту. На западе виднелось чистое летнее небо, а с востока медленно ползла эта мрачная туча, пока не исчезла последняя синяя полоса и все огромное небесное пространство не обратилось в громадный свинцовый свод.
Тогда пошел дождь. Он шел целый день, и целую ночь, и целую неделю, и целый месяц так, что люди забыли о голубом небе и солнечном свете. Дождь не был силен, но он шел постоянно и беспрерывно и был холоден; людям надоело его шлепанье и плеск, надоело слышать шум капель, падавших с карнизов зданий. Все та же густая зловещая туча с падавшим из нее дождем переходила от востока к западу. Благодаря постоянной завесе дождя люди, стоя на пороге своих жилищ, могли видеть только на расстоянии полета стрелы. Каждое утро они смотрели на небо, надеясь, что туча разорвется, но глаза их постоянно встречали все ту же бесконечную тучу, так что наконец они перестали смотреть на небо и отчаяние проникло в их сердца при мысли, что перемены не будет никогда.
Дождь шел и в день св. Петра в веригах [1 августа.], и в Рождество Пресвятой Богородицы, продолжал идти и в день Михаила Архангела. Хлеба и сено, промокшие и почерневшие, сгнили в полях, потому что не стоило убирать их. Овцы, равно как и телята, околевали, так что к дню св. Мартина, когда нужно было солить мясо на зиму, почти не было ни баранины, ни телятины. Опасались голода, но впереди было нечто худшее, чем голод.
Дождь наконец перестал, и осеннее солнце светило на грязную и пропитанную водой землю. От сырых сгнивших листьев подымались гнилые испарения под зловонным туманом, окутывавшим леса. Поля были покрыты громадными грибами невиданных размеров и невиданных цветов -- пунцового, лилового, коричневого и черного. Казалось, больная земля вся покрылась грязными гнойными нарывами, ржавчина и мох испестрили стены, а из земли вместе с этой вредной жатвой появилась смерть. Люди умирали -- барон в замке, свободный поселянин на ферме, монах в аббатстве, виллан [Крестьянин в средневековой Англии, аналог российского крепостного. (Прим. ред.)] в своей мазанке из прутьев. Все дышали одними и теми же ядовитыми испарениями и умирали одинаковой смертью. Никто из захворавших не выздоравливал, и болезнь была у всех одна и та же -- большие нарывы, бред и черные пятна, по имени которых и называлась болезнь. Всю зиму трупы разлагались по дорогам, так как некому было хоронить их. Наконец пришла весна с солнцем, здоровьем, весельем -и смехом -- самая зеленая, самая прелестная и нежная изо всех весен, когда-либо бывавших в Англии, но только половина жителей Англии могла оценить ее. Другая половина ушла вместе с пурпуровой тучей.
Но именно в этих испарениях смерти и разложения родилась более светлая и свободная Англия. В этот мрачный час зародилась первая заря новой жизни. Только сильным подъемом духа и переворотом страна могла сбросить цепи, в которых держала ее железная феодальная система. Теперь, после года смерти, появилась новая страна. Бароны полегли рядами. Ни высокая башня, ни глубокий ров не могли удержать простого коммонера [Человек незнатного происхождения. (Прим. ред.)], разрушавшего их. Жестокие законы ослабели вследствие недостатка тех, кто поддерживал их, а раз они ослабели, то их было уже невозможно ввести вновь. Земледелец не хотел оставаться рабом. Узник разбил свои оковы. Дела было мною, а людей для него мало. Поэтому небольшое количество оставшихся хотело быть свободными людьми, ставило свои условия и работало, где хотело и на кого хотело. Черная смерть расчистила путь великому восстанию, которое вспыхнуло через тридцать лет и сделало английских крестьян самыми свободными людьми своего класса в Европе.
Но мало было людей настолько проницательных, чтобы предвидеть, что из зла может выйти добро. В данное время в каждой семье царили печаль и разорение. Погибли скот, несобранная жатва, необработанная земля -- все источники богатства исчезли в одно время. Богатые стали бедными, а те, которые уже были бедны, и в особенности люди благородного происхождения, очутились в ужасном положении. По всей Англии низшее дворянство оказалось разоренным потому, что у него, кроме войны, не было источников и оно жило трудами других. Для многих замков настали плохие времена; особенно плохо было в замке Тилфорд, где проживали в продолжение многих лет поколения благородного рода Лоринов.
Было время, когда Лоринам принадлежала вся страна -- от северной низменности до озер Френшэма, когда их угрюмый замок, возвышавшийся над зелеными лугами, которые лежат по краям реки Уэй, был сильнейшей крепостью от Гилдфорда на востоке и до Винчестера на западе. Но потом наступила война баронов; король употребил своих саксонских подданных как бич, которым он наказал своих норманнских баронов, и замок Лорин, подобно множеству других, был сметен с лица земли. С этого времени Лорины, потерявшие много поместий, жили в доме, составлявшем вдовью часть женщин их семьи. У них осталось достаточно средств для довольства, но недостаточно для роскоши. Затем началось судебное дело с Уэверлийским аббатством; цистерцианцы [Католический монашеский орден; основан в конце XI столетия; первый монастырь располагался неподалеку от французского города Дижона. (Прим. ред.)] предъявили свои права на их богатейшие земли, а от остальных потребовали различных налогов, пошлин, которыми так изобиловала феодальная эпоха. Тяжба продолжалась много лет, и, когда окончилась, люди церкви и люди закона поделили между собой все богатство поместья. Остался только старый замок, из которого в каждом поколении появлялся воин, поддерживавший честь своего имени, и серебряный щит которого с пятью красными розами появлялся всегда в авангарде. В маленькой часовне, где отец Мэттью совершал ежедневно обедню, было двенадцать маленьких бронзовых фигур -- представителей дома Лоринов. Двое из них лежали с перекрещенными ногами в знак того, что участвовали в крестовых походах. Шестеро стояли, попирая ногами львов, так как умерли на войне. Только четверо лежали со своими Охотничьими собаками в знак того, что скончались в мире. В 1349 году от этого знаменитого, но обедневшего -- вдвойне обедневшего от закона и чумы -- рода осталось в живых только двое -- леди Эрментруда Лорин и ее внук. Муж леди Эрментруды пал, пораженный шотландской стрелой, при Стирлинге, а ее сын Юстэс, отец Найгеля, умер геройской смертью за девять лет до начала этого рассказа в морском бою при Слюпса, сражаясь на носу норманнской галеры. Одинокая старуха, ожесточенная и вся ушедшая в свою скорбь, заперлась, словно сокол в клетке, в своей комнате, смягчаясь только в обществе воспитанного ею мальчика. Вся нежность и любовь ее натуры, скрытые от других настолько, что они и не подозревали о существовании в ней этих чувств, изливались на Найгеля. Она не отпускала его от себя, а он, со свойственным тому времени уважением к авторитету старших родственников, не решился бы никогда уехать без ее благословения и согласия. Таким образом вышло, что Найгель с сердцем льва и кровью сотни воинов, трепетавшей в его жилах, в двадцать два года вел мирную жизнь, обучая своих соколов и дрессируя собак, которые жили сообща с хозяевами в большом зале с земляным полом.
Старая леди Эрментруда видела, как внук с каждым днем становился сильнее и мужественнее; правда, он был мал ростом, но мускулы у него были стальные, а душа огненная. Со всех сторон, из Гилфордского залива, с места турнира в Фэрнгеме, до нее доходили слухи о подвигах Найгеля, о его лихом наездничестве, о великодушной храбрости, об умелом обращении с оружием. Но, несмотря на все это, она, муж и сын которой были отняты у нее жестокой смертью, не могла вынести мысли, что этот последний Лорин, последний отпрыск знаменитого старого древа, должен разделить участь отца и деда. С тяжестью на сердце, но с улыбкой на устах переносил Найгель свою скучную жизнь, а леди Эрментруда все откладывала печальный день разлуки: то до лучшей жатвы, то до тех пор, когда уэверлийские монахи отдадут захваченные ими владения Лорина, то до смерти дяди, который, умирая, должен был оставить Найгелю денег на снаряжение, то под каким-либо другим предлогом. Да и действительно, Тилфорд нуждался в присутствии мужчины, так как распря между аббатством и замком еще не была закончена и монахи под различными предлогами продолжали оттягивать у соседа куски его поместья. Над извивающейся рекой, среди зеленых лугов подымались небольшая квадратная башня и высокие серые стены угрюмого аббатства; день и ночь звучал его хриплый колокол, угроза и предмет ужаса для малочисленных обитателей замка.
В сердце этого большого цистерцианскош монастыря и начинается наша хроника. Мы опишем вражду между монахами и домом Лоринов, происшествия, вызвавшие эту вражду, появление Чандоса, странный турнир на Тилфордском мосту и три подвига, давшие Найгелю возможность осуществить страстное желание его сердца. В романе "Белый Отряд" уже упоминалось о том, каков был Найгель Лорин. Любящие его могут теперь узнать, почему он стал таким человеком. Оглянемся же назад и взглянем на зеленую арену Англии. Декорация такая же, как и теперь,-- те же холмы, равнины, реки; актеры в некоторых отношениях совершенно похожи на нас; в других так отличаются от нас поступками и мыслями, что кажутся обитателями иного мира.