КАК ДЬЯВОЛ ПОЯВИЛСЯ В УЭВЕРЛИ
Был день первого мая, когда празднуется память св. апостолов Филиппа и Иакова, Год -- тысяча триста сорок девятый от Рождества Христова.
С третьего часа до шестого и с шестого до девятого преподобный Джон, аббат Уэверли, сидел в своем кабинете, выполняя высокие обязанности своего служения. Вокруг, на много миль во все стороны, простирались плодородные, цветущие владения, хозяином которых он состоял. В центре высились обширные здания аббатства с церковью и монастырскими кельями, странноприимным домом, госпиталем и сборной залой; везде кипела жизнь. В открытое окно слышался тихий гул голосов братьев, которые ходили внизу, в приемной, занимаясь благочестивыми разговорами. Из церкви доносились отдаленные звуки грегорианского напева, то падавшие, то поднимавшиеся,-- это регент занимался со своим хором; внизу, в зале поучений, раздавался пронзительный голос брата Петра, объяснявшего послушникам правила св. Бернарда. Аббат Джон встал, чтобы расправить окоченевшие члены. Он взглянул на зеленые монастырские луга и на грациозную линию готических арок, которые окаймляли закрытую галерею, служившую местом прогулки для монахов. Попарно, в своих черных и белых одеждах, ходили они взад и вперед с опущенными головами. Некоторые, более прилежные, принесли с собой книги и, сгорбившись и наклонив лица к белым листам, сидели на солнце, иллюминируя книги св. писания; перед ними лежали лепешки краски и пачки золотых листиков. Тут же были и граверы со своими резцами и грабштихелями. Цистерцианцы не отличались такой ученостью и знанием искусств, как родственный им орден бенедиктинцев, но все же библиотека в Уэверли была наполнена драгоценными книгами и в ней постоянно находились благочестивые ученые. Но более всего прославились цистерцианцы своими полевыми работами. Из сада или с полей в монастырь постоянно входили загорелые монахи с грязной киркой иди лопатой в руках, с подобранными по колено рясами. Тучные зеленые заливные луга, усеянные овцами с густой шерстью десятины, засеянные хлебными злаками, очищенные от сорных трав и вереска, виноградники на южном склоне горы Круксберри, хенклийские рыбные садки, осушенные и засеянные овощами френшэмские болота, громадные голубятни -- все вокруг обширного аббатства носило явные следы трудов ордена.
Аббат смотрел на своих многочисленных покорных подчиненных, и его полное цветущее лицо сияло мирным удовольствием. Как и все главы преуспевающих аббатств, аббат Джон -- четвертый по счету этого имени -- был человек разнообразных талантов, Посредством избранных орудий его воли он управлял обширными владениями и поддерживал порядок и благопристойность среди большого количества людей, ведших холостую жизнь. Аббат требовал суровой дисциплины от низших и в то же время с тонкой дипломатичностью относился к высшим. Он вел пространные дебаты с соседними аббатами и лордами, с папскими легатами и при случае даже с самим его величеством королем. Многое нужно было ему знать. Богословские вопросы, вопросы архитектуры, лесоводства, агрономии, дренажа, юриспруденции -- все поступало на решение аббата. Он держал в руках весы правосудия во всей местности вокруг аббатства, на несколько миль. Навлечь на себя его гнев для монахов значило подвергнуться посту, изгнанию в более строгий монастырь и даже заточению в цепи. И на светского человека он мог наложить какое угодно наказание, за исключением смертной казни, но в руках у него было гораздо более страшное орудие -- отлучение от церкви. Такова была власть аббата, и потому не было ничего удивительного в том, что румяное лицо его носило властное выражение, а братья, взглянув наверх и увидев в окне смотрящее на них серьезное лицо, принимали еще более кроткий и смиренный вид, чем обыкновенно.
Кто-то постучал в дверь. Аббат вспомнил о делах и вернулся к письменному столу. Он переговорил уже с казначеем и приором, с раздавателем милостыни, с капелланом и с лектором; но вошедший высокий худой монах, явившийся по зову аббата, был самым важным и в то же время самым несносным из его агентов. То был брат ключарь -- Сэмюэл, обязанность которого, соответствующая обязанности управляющего у светского человека, состояла в том, что он наблюдал за всеми материальными интересами монастыря и вел все дела с внешним миром, подчиняясь только аббату. Брат Сэмюэл был худощавый жилистый старик с резкими, суровыми чертами лица, в выражении которого не было ничего одухотворенного; напротив, оно ясно показывало, что ему постоянно приходилось иметь дело с простым рабочим миром, Под мышкой одной руки он держал громадную счетную книгу; в другой руке у него была большая связка ключей -- знак его должности и в минуты гнева орудие наказания, о чем свидетельствовали шрамы на головах крестьян и светских братьев.
Аббат тяжело вздохнул, так как и ему приходилось много страдать от своего усердного помощника.
-- Ну, чего желаете, брат Сэмюэл? -- спросил он.
-- Святой отец, я должен доложить вам, что продал шерсть мастеру Болдуину из Винчестера на два шиллинга за тюк дороже, чем в прошлом году, потому что цена поднялась из-за падежа овец.
-- Хорошо сделали, брат мой.
-- Должен еще сказать вам, что я выселил Вата, лесника, из коттеджа, так как он еще не уплатил арендной платы, которая должна была быть внесена к Рождеству, а также и налога на куриц на прошлый год.
-- У него жена и четверо детей, брат мой.
Аббат был добрый, снисходительный человек, хотя
я склонный подчиняться влиянию своего более сурового подчиненного.
-- Это правда, святой отец; но если я спущу ему, то как же мне спросить аренду с лесников в Петтенгэме или с крестьян в деревне? Подобного рода известия распространяются из дома в дом, и куда денется тогда богатство Уэверли?
-- Что еще, брат Сэмюэл?
-- О рыбном садке.
Лицо аббата прояснилось. Он был знаток в этом деле. Правила ордена лишили его более нежных радостей жизни, и потому он тем сильнее пользовался предоставленными.
-- Ну как насчет хариусов, брат мой?
-- Хорошо, святой отец; но в аббатском пруду околели карпы.
-- Карпы могут жить только на песчаном дне. И сажать их надо в известной пропорции по три самца на одну самку, брат ключарь; а место должно быть защищено от ветра, каменистое и песчаное, около аршина в глубину, с ивами и травой по берегам. Для линей -- тина, брат мой; для карпов -- песок.
Ключарь нагнулся, и на лице его появилось выражение, указывавшее на то, что он принес дурные вести.
-- В аббатском пруду появилась щука, -- сказал он.
-- Щука! -- в ужасе крикнул аббат. -- Это все равно как если бы волк появился в нашей овчарне. Как попала в пруд щука? В прошлом году не было щук; не выпадает же щука весной вместе с дождем и снегом. Надо будет осушить пруд, а не то придется нам в великом посту питаться треской, и братья у нас сильно переболеют, пока наступление Пасхи не разрешит нас от воздержания.
-- Пруд будет осушен, святой отец. Я уже отдал приказание. Потом на его илистом дне мы посадим огородные овощи, а, собрав их, вернем воду и посадим рыбу из нижнего пруда так, что она может разжиреть на тучном жнивье.
-- Прекрасно! -- воскликнул аббат, -- В каждом хорошем хозяйстве, по-моему, должно быть три рыбных садка -- один, сухой, для трав, другой, Мелкий, для только что родившихся и годовалых рыб и третий -- глубокий -- для крупной и столовой рыбы. Но все же вы так и не рассказали мне, как попала в пруд щука.
Судорога гнева пробежала по суровому лицу ключаря, и ключи загремели в костлявой руке.
-- Молодой Найгель Лорин,-- сказал он. -- Он поклялся, что сделает нам неприятность, и исполнил свою клятву.
-- Как вы узнали это?
-- Шесть недель тому назад видели, как он изо дня в день ловил щук в Френшэмском озере. Два раза его встречали по ночам со связкой соломы под мышкой в Хенклийской долине. Ну, я готов побиться о заклад, что солома была сырая и в ней лежала щука!
Аббат покачал головой.
-- Много я слышал о диких выходках этого юноши; но если вы говорите правду, то он перешел всякие границы. Плохо было и то, когда он убил королевскую лань в Вулмере или разбил голову торговцу Гоббсу, так что тот пролежал неделю между жизнью и смертью в нашей больнице и только искусное лечение травами брата Питера спасло его. Но пустить щуку в аббатский пруд... зачем ему было проделать такую дьявольскую штуку?
-- Затем, что он ненавидит Уэверлийское аббатство, святдй отец; он клянется, что мы завладели землей его отца.
-- Тут есть некоторая доля правды.
-- Но, святой отец, мы владеем только тем, что присудил нам закон.
-- Верно, брат мой, но между нами можно сознаться, что на весы правосудия оказывал влияние более тяжелый кошелек. Когда я прохожу мимо старого дома и вижу престарелую женщину с покрасневшим лицом, с печальными, мрачными глазами, в которых выражаются те проклятия, которых она не смеет высказать, я всегда желаю, чтобы у нас были другие соседи.
-- Это легко устроить, святой отец. Именно о том я и хотел поговорить с вами. Нет ничего легче для нас, как выгнать их из этой местности. Исков наберется лет за тридцать, и я ручаюсь, что доктор прав, наш адвокат Уилкинг найдет столько недоимок, неустоек и задержек арендной платы, а также процессов о сене, что этим людям, настолько же бедным, насколько и гордым, придется продать крышу над их головой, чтобы заплатить все следуемое. Через три дня они будут у нас в руках.
-- Это старинная и почтенная семья. Мне бы не хотелось поступать с ней слишком жестоко.
-- Вспомните о щуке в садке для карпов!
При этой мысли сердце аббата ожесточилось.
-- Действительно, это была дьявольская проделка. А мы только что пустили туда хариусов и карпов. Ну, ну, закон -- все же закон, и если его можно употребить против них, то все это будет на законном основании. Что же, вы предъявили им наши заявления?
-- Управляющий пошел вчера вечером с двумя слугами в замок, чтобы переговорить о деле, но вернулся назад бегом, а за ним с яростью гнался этот безумец. Он мал ростом и худощав, но в минуты гнева в нем сила нескольких людей. Управляющий божится, что в другой раз пойдет не иначе как с пятью-шестью стрелками.
Аббат покраснел от гнева при этом новом оскорблении.
-- Я научу его, что слуги Св. Церкви, хотя бы и принадлежащие к ордену св. Бернарда, а потому самые кроткие и смирные, все же могут защитить себя от дерзких буянов. Идите вызовите этого человека в суд аббатства. Пусть он явится завтра в капитул после третьего часа.
Но осторожный ключарь покачал головой.
-- Нет, святой отец, время еще не приспело. Дайте мне, пожалуйста, три дня, чтобы собрать все доказательства против него. Помните, что отец и дед этого беспокойного сквайра были оба знаменитые люди и первые рыцари на службе самого короля, что они жили, окруженные почестями, и умерли при исполнении своих рыцарских обязанностей. Леди Эрментруда Лорин была придворной дамой матери короля. Роджер Фриц-Алэн из Фернгэма и сэр Гюг Уолкотт из Гилдфордского замка были товарищами по оружию отца Найгеля и родственниками ему по женской линии. И без того уже идут разговоры о том, что мы жестоко поступили с ними. Поэтому мое мнение, что нам надо быть осторожными и ждать, пока чаша не переполнится.
Аббат раскрыл рот, чтобы ответить на слова ключаря, как вдруг внизу среди монахов раздался необычный взволнованный говор. Со всех сторон слышались взволнованные вопросы и ответы. Ключарь и аббат с изумлением взглянули друг на друга при таком нарушении дисциплины и порядка со стороны их хорошо обученного стада, как вдруг на лестнице раздались быстрые шаги; кто-то поспешно отворил дверь, и в комнату вбежал монах с бледным лицом.
-- Отец аббат! -- крикнул он. -- Увы! увы! Отец Джон умер, и преподобный субприор умер, и дьявол появился в поле!..