То время зависти достойно:
Поэт и «небожитель» Ли
Скандировал за чаркой винной
По нескольку стихов подряд.
*Умом цветистым, ртом узорным
Он выделялся средь других.
В руках не кисть, а вихрь и тучи,
Искусством древних превзошел.
Бохай и дальние заставы
Он в страх поверг своим письмом
И ту, что «государства крушит»,
Воспел и песнею пленил.
Не говори: талант и гений
Теперь исчез для нас навек.
Вблизи Бяньши, при лунном свете,
Его увидим мы всегда.
Рассказывают, что в эпоху*Тан во времена императора*Сюаньцзуна жил талантливый человек по фамилии Ли, по имени Бо, по прозвищу «Утренняя звезда». Был он внуком в девятом поколении Ли Гао — «воинственного и сиятельного», «возвышенного и мудрого» императора*Западной Лян; родом Ли Бо был из области Цзиньчжоу, что в провинции Сычуань. Однажды его матери приснилось, что она зачала от звезды*Чангэн, и она родила. Звезду, которую она видела во сне, называли также «Утренней звездой», так что*и в имя, и в прозвище мальчика включили название звезды. Ли Бо, о котором идет речь, от рождения был красив и изящен, телосложения был удивительно правильного. Движения его были порывисты, поступь легка, как у небожителей. В десять лет он уже прекрасно разбирался в классических книгах и династийных историях. Раскроет бывало рот, и уж готово литературное сочинение. Все хвалили его и говорили, что у него «цветистый ум и узорчатый рот»; были даже такие, которые считали его бессмертным духом, спустившимся на землю. Поэтому его и прозвали «Ли, небожитель».
Стихи, которыми одарил нас*Ду из Палаты работ, свидетельствуют обо всем этом:
Был необычный гость у нас недавно,
Его все величали «небожитель».
Опустит кисть — трепещут дождь и ветер,
Стихи готовы — плачут черти, духи.
Блестящими стихами он прославлен,
Известных современников затмил он.
Поэзии великое светило,
Останутся в веках его творенья.
Кроме всех данных ему прозвищ, Ли Бо еще сам называл себя «Отшельником из*Цинляни ». Всю свою жизнь он любил вино. Нисколько не стремясь к служебной карьере, он мечтал только о том, чтобы обойти всю страну, повидать все знаменитые горы и перепробовать все прекрасные вина в Поднебесной. Сначала он поднялся на горы*Эмэй, потом поселился в*Юньмэне; покинув Юньмэн, он жил отшельником в Чжуци, что в горах*Цзулайшань, где с*Кун Чаофу и другими — всего их было шесть человек — дни и ночи пил вино. Всех их так и прозвали: «шесть отшельников из Чжуци». Однажды кто-то сказал Ли Бо, что самое лучшее вино в Учэне, что в области*Хучжоу, и он направился туда, не посчитав расстояние в тысячу*ли далеким. Пришел в винную лавку, расстегнулся и стал пить — так, будто бы рядом никого и не было. Как раз в это время мимо проходил военный инспектор, некий Цзя Е. Когда до его слуха донеслись громкие песни, он послал одного из своей свиты узнать, кто это поет. В ответ Ли Бо произнес такие стихи:
Отшельник из Цинляни я,
Я — «небожитель»,
Скрываюсь я от славы в винных лавках
Уж тридцать весен.
Военному инспектору Хучжоу
Зачем я нужен?
Будда-жулай по имени Цзиньсу —
Вот, кто мой предок!
Удивленный таким ответом военный инспектор воскликнул:
— Уж не сычуаньский ли это Ли, «небожитель»! Я о нем давно слышал.
Инспектор пригласил Ли Бо к себе, десять дней пил с ним и, на прощанье щедро одарив поэта, сказал:
— Цинляньскому высокому таланту получить*синий или бордовый шнур у печати не трудней, чем подобрать с земли былинку. Почему бы вам не поехать в*Чанъань и не принять участие в*столичных экзаменах?
— При нынешних правителях, — ответил Ли Бо, — в государственных делах царит беспорядок и хаос, честность и справедливость совершенно исчезли; те, кто занимаются попрошайничеством и вымогательством, поднимаются на высокие посты; тот, кто дает взятки, получает ученую степень. Если не прибегнуть к этим средствам, то обладай ты мудростью*Мэна и*Куна или талантами*Чао и*Дуна — все равно ничего не достигнешь. Поэтому я отдал всего себя стихам и вину, и на мне уже не смогут сорвать свой гнев несправедливые экзаминаторы.
— Хоть все это и так, — заметил Цзя Е, — но кто вас не знает? Стоит вам лишь приехать в Чанъань, как наверняка найдется человек, который даст вам рекомендацию и похлопочет за вас.
Последовав совету Цзя Е, Ли Бо отправился в Чанъань. Однажды, прогуливаясь по дворцу «Полярной звезды», он повстречался с придворным ученым*Хэ Чжичжаном. Каждый назвал свою фамилию и имя. Новые знакомые очень понравились друг другу. Хэ Чжичжан пригласил поэта в винную лавку, сбросил там с себя шапку, украшенную золотом и соболями, и обменял ее на вино.
Пили они до самой ночи. Затем ученый пригласил поэта к себе домой, где сам уложил его в постель. За это время новые знакомые сблизились, как родные братья. На следующий день Ли Бо перенес свой багаж в дом Хэ Чжичжана. Ежедневно беседовали друзья о стихах и пили вино. Хозяин и гость получали истинное наслаждение от общения друг с другом.
Время летит быстро. Незаметно подошел срок экзаменов.
— Этой весной, — сказал Хэ Чжичжан, — главным экзаминатором будет Ян Гочжун, брат*Ян Гуйфэй и наставник императора, а надзирателем—президент Военной палаты Гао Лиши. И тот, и другой падки до денег. И если у вас, мудрый брат мой, не найдется для них золота или серебра, чтобы подкупить их, то пусть ваши познания достигают небес, все равно не удастся вам повидать императора. К счастью, и тот, и другой мне знакомы; попробую написать им письмо, чтобы предупредить о вас и попросить их протекции; может быть, они мельком и взглянут на мое письмо.
Несмотря на то, что Ли Бо не нуждался в протекции, так как был человеком необычайно талантливым, ему все же пришлось согласиться с предложением друга: ведь добиться успеха на экзаменах было делом далеко не легким; к тому же поэту не хотелось перечить человеку, который от всей души хотел ему помочь. Итак, Хэ Чжичжан написал письмо и послал его наставнику императора Яну и президенту Военной палаты Гао. Последние, вскрыв письмо, возмутились:
— Хэ Чжичжан сам получил от Ли Бо деньги, — ехидно улыбаясь, заметил один из них, — а нам послал пустое письмо и хочет за наш счет быть добрым. Ладно, возьмем себе на заметку; если среди экзаменационных сочинений попадется подписанное Ли Бо, сразу же отвергнем его, какое бы оно там ни было — хорошее или плохое, — даже смотреть на него не станем.
На третий день третьей луны начались столичные экзамены. Сюда, чтобы представить свои сочинения, собрались все таланты Поднебесной. Ли Бо, у которого талантов было хоть отбавляй, взмахнул только кистью — и сочинение было готово; так что поэт передал экзаминатору свой свиток первым. Ян Гочжун, заметив, что на листке стоит имя Ли Бо, даже не проглядев написанного, небрежно кистью перечеркнул все и сказал:
— Такой ученый годится разве только на то, чтобы растирать мне тушь!
— И на это он не годится, ему впору только одевать мне чулки или стаскивать сапоги! — добавил Гао Лиши и приказал вытолкнуть Ли Бо вон. Действительно, правду говорят:
Не стремись, чтобы экзаменационное сочинение угодило Поднебесной,
Стремись только, чтобы экзаменационное сочинение угодило экзаминаторам.
Ли Бо был возмущен тем, что экзаминаторы отвергли его сочинение. Вернувшись домой, он поклялся, что рано или поздно добьется своего и не успокоится до тех пор, пока не заставит Ян Гочжуна растирать ему тушь, а Гао Лиши снимать с него сапоги.
— Не стоит волноваться! — уговаривал его Хэ Чжичжан. — Оставайтесь пока спокойно у меня. Через три года снова будут экзамены; сменят экзаминаторов, и нет сомнений в том, что вы выдержите.
Друзья целыми днями пили вино, сочиняли стихи, и так незаметно — день за днем, месяц за месяцем — прошел целый год.
Однажды совершенно неожиданно в столицу прибыли послы из далекой страны с письмом от своего князя. К Хэ Чжичжану был послан гонец с высочайшим приказом от императора. Придворному ученому поручалось встретить послов и сопроводить их в гостиницу.
На следующий день, когда государственный секретарь внутреннего дворца принял от послов письмо, Сюаньцзун приказал созвать всех ученых, состоящих при императорской Академии. Послание распечатали, но никто не мог понять ни слова.
— Эти знаки не что иное, как*отпечатки лап животных и птиц. Наши познания слишком ничтожны, и мы не можем разобрать ни одного слова, — доложил императору один из придворных ученых отбивая поклоны перед*золотыми ступенями.
Услышав такие речи, император вызвал к себе придворного экзаминатора Ян Гочжуна и приказал ему прочитать письмо. Тот хоть и уставился на письмо обоими глазами, но увидел в нем не больше слепца — тоже ничего не мог разобрать. Тогда император опросил все гражданские и военные чины при дворе, но и среди них не нашлось никого, кто бы мог разобраться в письме. Не зная, добрые или злые речи содержатся в послании, император пришел в ярость.
— Зря я держу при дворе так много гражданских и военных чинов, — с гневом обрушился он на придворных, — ведь среди них нет ни одного настоящего ученого, который мог бы вывести своего императора из затруднительного положения. Если мы не разберем письма, что ответим, с чем отпустим послов? Только опозорим себя и станем посмешищем для других. Страна, приславшая к нам гонцов, с пренебрежением отнесется к нашей династии и уж наверно приведет в движение щиты и копья, чтобы вторгнуться на нашу землю. Как поступить в таком случае?
И император установил трехдневный срок. Если за этот срок никто не сможет расшифровать варварского послания, то все будут лишены жалованья; если за шесть дней никого не найдется, — все будут лишены должностей; если за девять дней никто не прочтет, все будут строго наказаны, а на их места назначат других — мудрых и достойных, которые смогут поддержать престиж государства.
Как только вышел этот императорский указ, чиновники притихли, никто больше не осмеливался итти к императору с докладом, а сам император впал в полное отчаянье.
Ли Бо узнал о том, что случилось во дворце, от своего друга, который, вернувшись с аудиенции, сразу же рассказал о затруднениях императора. Выслушав друга, Ли Бо, надменно улыбаясь, сказал:
— Как жаль, что я, Ли Бо, в прошлом году не имел успеха на экзаменах, не получил чина и теперь не могу облегчить положения нашего императора.
— Я думаю, что большая ученость и возможности моего мудрого брата безусловно таковы, что он сможет прочесть это донесение, — возразил Хэ Чжичжан, немало удивленный ответом Ли Бо. — Мне следовало бы явиться к императору с докладом, чтобы поручиться за вас, почтеннейший.
На следующий день Хэ Чжичжан прибыл ко двору. Во время аудиенции Хэ Чжичжан вышел вперед из рядов придворных и обратился к императору со следующими словами:
— Разрешите доложить вашему императорскому величеству, что у меня в доме живет талантливый человек по фамилии Ли, по имени Бо. В знаниях своих он достиг многого и мог бы разобрать письмо, которое так волнует нашего императора. Кроме него, никто не сможет этого сделать.
В ответ на доклад император послал в дом Хэ Чжичжана гонца с приказом, в котором высочайше повелевал Ли Бо явиться во дворец.
— Я простолюдин из далеких краев, без талантов и знаний, — ответил Ли Бо императорскому гонцу. — Теперь при дворе императора много чинов, все они люди глубоко ученые. Зачем же обращаться к такому невежде, как я? Я не осмелюсь явиться ко двору, так как боюсь, что оскорблю тем самым знатных придворных.
Последние слова «оскорблю тем самым знатных придворных» Ли Бо сказал умышленно, имея в виду уязвить Ян Гочжуна и Гао Лиши.
Посол вернулся во дворец и доложил обо всем императору.
— В чем причина того, что Ли Бо не пожелал выполнить приказ императора и явиться на аудиенцию? — спросил Сюаньцзун у Хэ Чжичжана.
— Я знаю, что Ли Бо превзошел всех своими талантами, а познания его так велики, что приводят людей в изумление. Однако в прошлом году на государственных экзаменах его сочинение было отвергнуто экзаминаторами, а его самого вытолкнули за дверь. Сегодня, когда вы послали за ним, ему, конечно, было стыдно явиться ко двору в одежде простолюдина. Прошу вас, ваше императорское величество, оказать милость и послать за ним какого-либо знатного вельможу. Нет сомнения, что тогда он выполнит императорский указ.
— Принимаю во внимание ваш доклад и высочайше жалую Ли Бо степенью*цзиньши, — произнес император. —*Пусть Ли Бо наденет фиолетовый халат, золотой пояс, шапку из тонкого шелка и, имея при себе дощечку из слоновой кости, явится ко мне на аудиенцию. А вам, сановник, — продолжал император, обращаясь к Хэ Чжичжану, — придется побеспокоиться: самому отправиться за ним и привести его во дворец. Не отказывайтесь от моего поручения.
Взяв императорский указ, Хэ Чжичжан возвратился домой, попросил Ли Бо прочесть указ и рассказал ему, как император настойчив в своем желании повидать мудрого человека. Ли Бо надел платье, пожалованное ему императором, посмотрел в сторону дворца, поклонился в знак благодарности императору, сел на коня и вслед за академиком отправился во дворец.
Сюаньцзун, сидя на троне, ожидал прихода Ли Бо.
Приблизившись к золотым ступеням, Ли Бо по всем правилам древнего церемониала отвесил императору поклон, пожелал ему многих лет жизни, поблагодарил за оказанную ему милость и, склонив голову, замер перед ним. Как только император увидел Ли Бо, он обрадовался, словно бедняк обрел богатство, словно слепец увидел свет, словно голодный получил еду, словно над высохшей землей появились облака. Сюаньцзун раскрыл свои золотые уста и яшмовым своим голосом обратился к поэту:
— К нам прибыло послание из далекой страны, но нет человека, который мог бы его разобрать. Поэтому я специально послал за вами, достойнейший, чтобы вы избавили нас от унижения.
— Знания мои так ничтожны, что я не прошел на экзаменах. Наставник императора отверг мое сочинение, а президент Военной палаты приказал вытолкнуть меня за дверь. Теперь, когда вы получили это письмо, почему бы не приказать экзаминаторам ответить на него и тем самым избавиться от длительного пребывания здесь чужестранцев. Я всего лишь отвергнутый*сюцай, если я не смог угодить экзаминаторам, как смогу я угодить самому императору?
— Я знаю все о вас, достойнейший. Вы не должны отказываться, — возразил император и приказал одному из слуг подать Ли Бо послание, чтобы он удостоил его взглядом. Мельком взглянув на письмо, Ли Бо ехидно улыбнулся и, повернувшись к трону, стал переводить послание придворным языком того времени. Речь его текла плавно, как поток. В послании говорилось:
«Великий кэду страны Бохай посылает письмо танскому императору. С тех пор как ты занял Корею и приблизился к нашему государству, твои пограничные войска неоднократно захватывали наши земли. Думаю, что все это происходит по твоей воле. Теперь я не желаю больше терпеть этого. Посылаю тебе гонцов для объяснений. Ты должен уступить нам сто семьдесят шесть городов Кореи, а у меня найдутся хорошие вещи, которые я подарю тебе взамен. Лекарственные травы с горы *Тайбо, холст из *Наньхая, барабаны из *Чжачэна, олени из *Фуюя, свиньи из *Чжэнсе, кони из *Шуайбиня, парча из *Вочжоу, карпы из рек *Мэй и То, сливы из *Цзюду, груши из *Лоюя— всего получишь понемногу. Если же ты и на это не согласишься, я подыму войска, которые вступят с тобой в отчаянную битву. Тогда посмотрим, кто потерпит поражение и кто победит!».
Когда чтение письма было закончено, чиновники невольно переглянулись друг с другом и только могли вымолвить: «Как они смели?». Лицо императора стало грустным. После долгого молчания император, наконец, обратился к собравшимся:
— Ныне или в будущем, когда наши враги подымут войска, чтобы захватить Корею, какой план мы должны принять, чтобы дать отпор?
Придворные в ряду гражданских и в ряду военных чинов стояли неподвижно, как истуканы, не смея вымолвить ни слова. Тогда Хэ Чжичжан выступил вперед и со следующими словами обратился к императору:
— Трудно сосчитать, сколько людей погибло, когда император*Тайцзун трижды ходил войной на Корею, и все же одержать победу не удалось, а императорские кладовые из-за этой войны совершенно опустели. К счастью,*Гайсувэнь умер, старший сын его Наньшэн поссорился из-за власти со своим младшим братом и провел наши войска на вражеские земли. Император*Гаоцзун призвал почтенных генералов Ли Цзи и Се Жэнгуя, собрал миллион отважных солдат, и все же победить врага им удалось только после сотни мелких и крупных сражений. Теперь, когда наше государство уже давно находится в состоянии мира, когда нет генералов и нет солдат, если только копья и щиты снова прядут в действие, трудно поручиться за безусловную победу. Война повлечет за собой разруху и бедствия, которым не известно когда настанет конец. Хотелось бы услышать мудрое мнение вашего величества.
— Если так, то какой же ответ послать им? — спросил император.
— Попробуйте спросить Ли Бо, — посоветовал Хэ Чжичжан, — безусловно он сумеет ответить, как надо.
Тогда император подозвал Ли Бо и спросил у него совета.
— Почтительно докладываю императору, — произнес Ли Бо, — пусть это дело не тревожит ваших священных дум. Прикажите послам завтра прйтти во дворец. Я при них, пользуясь их же письменными знаками, отвечу на послание их князя. Слова и выражения, которые я употреблю в письме, оскорбят и опозорят это государство и принудят его кэду смиренно покориться.
Тогда император спросил, что означает слово «кэду».
— У бохайцев принято называть князя кэду, — ответил Ли Бо, — все равно, как уйгуры называют своего князя кэхань, тибетцы — пуцзань, инородцы Юньнани — чжао, а*келантанцы — симовэй. Каждый народ по-своему называет своего правителя.
Император, увидев, как обстоятельно Ли Бо отвечает на его вопрос, так обрадовался, что на следующий же день произвел его в члены придворной Академии. Во дворце «Золотых колокольчиков» в честь Ли Бо был устроен пир. Мелодии*гун и шан несколько раз сменяли друг друга. Лютни и арфы звучали в гармонии. Наложницы императора подносили вино, красавицы-служанки передавали кубки. Император предложил Ли Бо расстегнуться и пить без всяких церемоний. Ли Бо пил без конца и вскоре напился до бесчувствия, так что тело его совершенно ослабло. Император приказал евнухам унести его и здесь же, во дворце, устроить на ночь.
На следующий день в*пятую стражу император начал аудиенцию.
* Плеть тишинытри раза прозвучала.
Гражданские, военные чины в порядке стали по бокам.
Ли Бо еще не успел очнуться от опьянения, как евнухи стали торопить его на аудиенцию к императору. После того как была закончена церемония приема всех чиновников, Сюаньцзун приказал пригласить в тронный зал Ли Бо. Когда император увидел, что лицо поэта все еще носило следы опьянения, а глаза были подернуты пеленой, как у слепого, он приказал одному из придворных слуг распорядиться, чтобы в императорской кухне приготовили кислый рыбный суп, несколько отрезвляющий от вина. Вскоре слуга вернулся, неся на подносе чашку рыбного супа. Увидев, что суп так горяч, что от него идет пар, император царственной своей рукой взял палочки из слоновой кости и, помешивая суп, поднес его новому члену императорской Академии. Ли Бо опустился перед императором на колени, выпил суп и сразу же почувствовал себя бодро и приятно.
Чиновники, на глазах которых все это происходило, увидев, до чего дошел Император в своей благосклонности к Ли Бо, удивились и в то же самое время обрадовались. Они были удивлены тем, что император нарушил обычные правила этикета, а обрадованы тем, что император нашел нужного человека. Только Ян Гочжун и Гао Лиши были печальны, и лица их выражали неудовольствие.
Император приказал ввести послов. После того как послы совершили обряд приветствия и поклонения императору, Ли Бо в своем фиолетовом платье и атласной шапке, легкий и порывистый, как небожитель, подошел к трону и взял послание. Прислонившись к колонне, поэт прочел послание иноземцев без запинки, не ошибаясь ни в одном знаке.
Послы, изумленные, молча слушали.
— Ваше ничтожное государство, — сказал Ли Бо, обращаясь к послам, — вышло из рамок приличия. Сердце нашего мудрого императора широко, как небо, и вашим поступкам он не придает никакого значения. Поэтому император приказал мне ответить на ваше письмо. Вам надлежит только молчать и слушать.
Послы в трепетной дрожи упали на колени на ступеньки престола. Император распорядился поставить рядом с троном табурет, украшенный драгоценными металлами и редкими камнями, принести тушечницу, сделанную из*хотанской яшмы, кисть из кроличьего волоса с ручкой из слоновой кости, палочку туши с прекрасным ароматом*«слюны дракона», цветную бумагу, разрисованную золотыми цветами, и разложить все это в должном порядке. Затем пригласил Ли Бо занять место на табурете и набросать ответное послание.
— Слуга вашего величества во время вчерашнего пира запачкал свои сапоги, — доложил Ли Бо. — Смею надеяться, что вы окажете императорскую милость и разрешите мне снять сапоги и очистить носки, тогда я смогу занять свое место.
*Сын неба, вняв просьбе Ли Бо, приказал младшему евнуху снять с Ли Бо сапоги.
— Ваш слуга еще хочет сказать кое-что, — снова обратился Ли Бо к императору, — но я лишь тогда осмелюсь доложить, если ваше величество заранее простит мое безрассудство.
— Что бы ни сказал почтеннейший, я не стану его винить, — пообещал император.
— Когда в прошлом году я вошел в*Весенние дворцовые ворота, чтобы держать экзамен, наставник императора отверг мое сочинение, а президент Военной палаты прогнал меня прочь. Теперь, когда я вижу, как эти два человека возглавляют группы придворных вашего величества, мне очень не по себе. Прошу вас своим яшмовым голосом приказать Ян Гочжуну держать мою тушечницу и растирать тушь, а Гао Лиши снять с меня сапоги и носки. Только тогда слуга вашего величества приобретет нужное ему спокойствие, взмахнет кистью, набросает письмо и ответит за вас иноземцам. Иначе я не смогу выполнить вашего приказа.
Так как император нуждался в Ли Бо и боялся перечить его воле, то ему ничего другого не оставалось, как приказать Ян Гочжуну держать тушечницу, а Гао Лиши снять с поэта сапоги и вычистить его носки. Оба сановника отлично понимали, что Ли Бо, опираясь на временное расположение и милость к нему императора, решил таким образом отомстить им за пренебрежение, оказанное поэту на прошлых экзаменах, и за их слова о том, что такой ученый годится только для того, чтобы растирать тушь или снимать сапоги. Но что им было делать? Не смея ослушаться императорского приказа, они действительно, как говорят, могли сердиться, но не могли ничего сказать.
Часто говорят об этом и так:
Враждующим — не связываться лучше,
А свяжутся — тогда прощай покой.
Другого оскорбишь — сам будешь оскорблен ты,
Оговоришь кого — тебя оговорят.
Ли Бо, надменный и довольный, одел очищенные от грязи носки, поднялся по коврику и расселся на парчевом табурете. Ян Гочжун стоял подле него как слуга, держа в руке тушечницу и растирая тушечную гущу. Ранги их были так неравны, как же могло случиться, спросите вы, что Ли Бо, академик, сидел, а Ян Гочжун, наставник государя, стоял подле, как слуга? Все это происходило потому, что император в своей любви и благосклонности к Ли Бо, который вместо него должен был ответить на послание страны Бохай, пренебрег правилами этикета. Ян Гочжун, получив приказ растирать тушь и не получив от императора разрешения присесть, вынужден был прислуживать стоя. Ли Бо левой рукой погладил бороду, в правую руку взял тонкую*кисть из чжуншаньской кроличьей шерсти и безостановочно стал водить ею по пятицветной бумаге. Мгновение — и письмо, устрашившее Бохай, было готово. Знаки были написаны ровно, один к одному, и без малейшей ошибки. С почтением положил Ли Бо письмо на драконов стол.
Взглянув на письмо, сын неба очень удивился: все оно было написано знаками чужой письменности, и все знаки были ему незнакомы. Он дал взглянуть на письмо придворным. Те тоже изумились. Тогда император приказал Ли Бо прочесть письмо вслух.
Повернувшись лицом к трону, громко и четко Ли Бо начал читать свой ответ по-китайски:
«Император великой танской империи, царствующий под девизом *„Начало добра“, высочайше повелевает бохайскому кэду. Никогда яйцо не соперничало с камнем, а змея не вступала в бой с драконом. Когда наша династия по велению неба стала править страной, то с первых же дней мы обладали всеми четырьмя морями. Наши генералы храбры, солдаты превосходны, панцыри наши крепки, оружие остро. *Каган Селиизменил союзу с нами и был захвачен в плен. Цари Тибета почитают нас и приносят клятвы верности. *Силлавосхваляет нашу доблесть и посылает нам гимны, вытканные на узорчатой парче. Из Индии мы получаем птиц, умеющих говорить, Персия посылает нам змей, ловящих крыс, а Византия — собак, которых впрягают в повозку вместо лошадей. Белых попугаев присылают к нам из Келантана. Жемчуг, сверкающий в темноте, присылают из *Линьи. *Курыканпосылает нам в дар знаменитых коней. Непал посылает нам отборные яства. Все трепещут в страхе перед нами и ищут нашего покровительства, покупают себе спокойствие и добиваются мира с нами. Когда Когурё пошло против повеления неба, небесная кара со всей силой обрушилась на него, и династия, существовавшая девять тысяч лет подряд, в одно утро была уничтожена. Разве это не результат их вины, выразившейся в неповиновении небу? Разве это не может служить ясным зеркалом для каждого, кто собирается восстать против нас? Что ж тут говорить о вашем ничтожном заморском государстве, каком-то придатке Кореи, которое по сравнению с нашей Срединной империей не больше, чем маленький удел, и у которого солдат, лошадей, запасов продовольствия в десять тысяч раз меньше, чем у нас. Ваш кэду не что иное, как мушка, которая от злости пришла в неистовство, стала дерзкой и наглой и забыла о послушании. Как только мы пошлем свою армию, кровь потечет на девять тысяч ли. Вы станете нашими пленниками, так же как Сели, и ваше государство постигнет судьба Когурэ. Хотя наша душа широка и всеобъемлюща, но мы приведены в ярость вашей непокорностью и безрассудством. Торопитесь раскаяться в своем поступке и впредь из года в год выполняйте свои обязанности данников. В противном случае вы будете истреблены и станете посмешищем для других стран. Трижды подумайте об этом! Таков мой указ!»
Император был страшно доволен таким ответом. Он приказал Ли Бо еще раз прочесть письмо бохайским послам и приложил к посланию императорскую печать.
Ли Бо приказал президенту Военной палаты Гао Лиши одеть ему сапоги и только после этого, сойдя со своего почетного места, приказал послам выслушать императорский указ. Внушительным и строгим тоном читал Ли Бо ответ императора. Послы Бохая с землистым от страха лицом замерли перед императором. Им ничего не оставалось, как поклониться императору, пожелать ему долгих лет жизни и покинуть дворец. Академик Хэ Чжичжан провожал послов до ворот столицы.
— Кто это только что читал приказ императора? — спросил один посол другого.
— Это ученый по фамилии Ли, по имени Бо, член императорской Академии, — разъяснил им Хэ Чжичжан.
— При дворе вашего императора так много различных чинов, как же могло случиться, что президента Военной палаты заставили снимать сапоги, а наставника государя — держать тушечницу? — поинтересовались послы.
— Наставник государя, конечно, знатный вельможа, президент Военной палаты — приближенный императора, но и тот, и другой не больше, чем самые знатные чины среди людей. А Ли Бо — это бессмертный, спустившийся на землю для того, чтобы помочь нашей небесной династии. Кто же с ним может сравниться?
«Ли Бо… в правую руку взял тонкую кисть… и… стал водить ею по пятицветной бумаге».
Со склоненной головой покинули послы столицу танской империи. Вернувшись на родину, они рассказали своему князю все, что с ними случилось при танском дворе. Князь Бохая, прочитав письмо танского императора, испугался и стал держать совет со своими людьми.
«Если небесной империи помогает бессмертный святой, можно ли с ней враждовать?» — рассудили при дворе кэду, и танскому императору тут же была послана грамота, в которой кэду объявлял о своем смирении, о готовности ежегодно платить дань и присылать раз в год своих гонцов к его двору. Но об этом потом.
Переходим ко второй части нашего рассказа.
Глубоко уважая Ли Бо, император хотел предоставить ему высокую должность при дворе.
— Мне не нужно никакой высокой должности, — сказал Ли Бо императору, — я хотел бы только, как*Дун Фаншо, не зная никаких забот, бродить повсюду, говорить и делать все, что мне ни вздумается и являться к моему императору по первому его зову.
— Если вы, сударь, не желаете служить, я могу вас одарить всем, чего вы только ни пожелаете: золотом, белым нефритом, удивительным жемчугом, редчайшими драгоценными камнями.
— Мне не нужно ни золота, ни яшмы, — ответил Ли Бо. — Я хотел бы только сопровождать императора в его поездках по стране и выпивать в день две тысячи чарок лучшего вина. Больше мне ничего не надо.
Император знал, что Ли Бо человек необыкновенный, и не стал ему перечить.
С этих пор Сюаньцзун непрерывно устраивал для Ли Бо пиры, оставлял поэта ночевать во дворце «Золотых колокольчиков» и советовался с ним в делах управления государством. Милости императора к поэту с каждым днем увеличивались.
Как-то раз Ли Бо ехал на лошади по улицам столицы и вдруг услышал звуки гонга и барабана. Это приближался палач, который тащил за собой арестантскую повозку. Ли Бо остановил его и спросил, кого он везет. Оказалось, что это офицер из*Бинчжоу, которого арестовали за какой-то проступок и сейчас везут казнить на главную площадь. Ли Бо заметил, что человек, сидевший в арестантской телеге, был красив и выглядел очень браво. Ли Бо спросил у преступника, как его фамилия и имя.
—*Моя фамилия Го, мое имя Цзыи, — громко и четко ответил преступник.
Необычный вид арестанта говорил о том, что он, безусловно, принадлежит к тем людям, которые могли бы стать опорой и надеждой государства.
— Остановись здесь, — приказал Ли Бо палачу, — и подожди, пока я повидаю императора и возьму на поруки арестанта.
Кто бы посмел ослушаться Ли Бо! Ведь все знали его как «святого, сошедшего с небес», которому император собственной своей царственной рукой размешивал рыбный суп.
Ли Бо повернул лошадь и прямым путем направился во дворец, где стал просить свидания с императором. Вымолив у императора приказ о помиловании, он сам направился на главную площадь, прочел царский указ, открыл арестантскую повозку, выпустил Го Цзыи и выразил надежду, что тот искупит свою вину геройским подвигом. Го Цзыи поклонился своему благодетелю, поблагодарил его за спасение жизни, обещал никогда не забывать его доброты и при случае, как говорится,*«держать для него во рту яшмовое кольцо» или*«сплести для него лассо из травы». Но оставим пока историю с Го Цзыи, так как она не является, собственно, предметом нашего рассказа.
В то время при дворе больше всего ценились цветы мутаояо, привезенные императору в дар из*Янчжоу. Это те же пионы, которые у нас называются мудань, только во времена Тан их называли мутаояо. Во дворце было посажено четыре куста таких пионов, и цвели они каждый своим цветом: яркокрасным, темно-фиолетовым, бледно-розовым и чисто-белым.
Сюаньцзун пересадил эти цветы к беседке «Пьян ароматом» и здесь любовался ими вместе со своей фавориткой Ян Гуйфэй, а музыкантам из* «Грушевого сада» приказал восхвалять новые цветы игрой на струнных инструментах.
— Как станем мы здесь, перед Ян Гуйфэй, новые цветы воспевать старыми ариями? — заметил император.
И тогда Сюаньцзун дал приказ главному певцу «Грушевого сада» Ли Гуйняню позвать Ли Бо и привести его во дворец. От одного из евнухов Ли Гуйнянь узнал, что Ли Бо направился на чанъаньский рынок в винную лавку. Поэтому Ли Гуйнянь, никуда не сворачивая, прямым путем направился туда. Не успел он подойти к площади, как услышал, что из большой многоэтажной винной лавки раздается чья-то песня:
Три кубка — постигаю *Путь великий,
Пять мер — и я с природою сливаюсь.
Но вдохновение, что черпаю в вине я,
Не таково, чтоб трезвым передать.
— Кто же этот пьяница, как не Ли Бо! — догадался Ли Гуйнянь и большими шагами стал взбираться по лестнице. Когда он поднялся наверх, его взгляду представился Ли Бо, одиноко сидящий за маленьким столиком. На столе стояла ваза с веточкой лазоревого персикового цветка. Один, сидя напротив цветка, Ли Бо наливал себе вино. Поэт был уже совершенно пьян, но все еще не выпускал из рук огромного кубка.
— Император пребывает в беседке «Пьян ароматом» и приказывает вам поскорей притти, — сказал Ли Гуйнянь, подойдя к Ли Бо.
Услышав, что речь идет об императорском приказе, посетители винной лавки повскакали с мест и подошли посмотреть, в чем дело. Ли Бо, раскрыв осоловевшие глаза, посмотрел на Ли Гуйняня и прочел ему строку из стихотворения*Тао Юаньмина:
Я пьян и спать хочу,
Прошу вас, уходите!
Затем он закрыл глаза и притворился спящим. Ли Гуйнянь, который ждал от Ли Бо любой выходки, подал знак из окна своим людям, и те мигом поднялись к нему. Не дав Ли Бо и слова вымолвить, они схватили его, на руках понесли к выходу, посадили на пегую лошадь «Яшмовый цветочек» и двинулись в путь, поддерживая поэта справа и слева. Ли Гуйнянь, подстегивая лошадь, ехал сзади. У башни «Пяти фениксов» их уже ожидал евнух, посланный императором специально, чтобы поторопить Ли Бо и доложить ему о разрешении императора въехать во дворец прямо на лошади. Ли Бо, поддерживаемый Ли Гуйнянем и евнухом, подъехал прямо к гарему, проехал мимо пруда «Процветания и радости» и приблизился к беседке «Пьян ароматом». Увидев, что Ли Бо сидит на лошади еще совсем пьяный, с плотно сомкнутыми глазами, император велел евнухам рядом с беседкой расстелить цветной ковер и помочь поэту сойти с лошади. Когда император подошел к Ли Бо и увидел, что у него изо рта течет слюна, он сам стер ее своим рукавом.
— Я слышала, — сказала Ян Гуйфэй, — что если холодной водой опрыснуть лицо, может пройти опьянение.
Тогда император приказал евнухам набрать воды из пруда «Процветания и радости», а женской прислуге набрать эту воду в рот и опрыскивать Ли Бо.
Пробудившись ото сна и увидев перед собой императора, поэт пал ниц и произнес:
— Я пьяный «небожитель» и заслуживаю десять тысяч смертей. Прошу вас простить меня!
Император поднял Ли Бо и сказал:
— Сейчас, когда мы с великой госпожой любуемся пионами, нам необходимы новые арии. Я побеспокоил вас, уважаемый, зная, что вы сумеете написать три строфы на размер*«Чистых и ровных мелодий».
Ли Гуйнянь подал поэту бумагу с золотыми цветами. Ли Бо, все еще пьяный, взмахнул кистью — и три строфы тотчас были готовы:
I. *В облаке вижу я платье твое,
Вижу лицо твое в нежном цветке.
*Ветер весенний перила обмел,
Ты, как цветок, окропленный росой.
Ты не являешься там, на горе,
Яшмой средь прочих красавиц в толпе,
Знаю, что можно увидеть тебя
У *«Изумрудных террас»при луне.
II. Редкой красы ароматный цветок
Запах свой нежный сгущает в росе.
Мыслью о тайном свиданье с тобой
Душу напрасно терзаю свою.
*В ханьских дворцах, разрешите спросить,
Кто походил на тебя красотой?
Только *«Летящая ласточка»та,
Сильная новым нарядом своим.
III. *«Крушащая царство»и славный цветок
Нежной улыбкой друг друга дарят:
Знают, что сам император сейчас
Ласковый взор свой на них устремил.
Вечных забот о делах и тоски
Больше я в сердце своем не ношу.
В домике «Пьян ароматом», в тени,
Я, опершись на перила, стою.
— Разве не превосходит Ли Бо своим небесным талантом всех ученых из императорской Академии! — сказал Сюаньцзун, проглядывая стихи и не переставая хвалить их прелесть. Затем он приказал Ли Гуйняню переложить стихи на музыку. Музыканты из «Грушевого сада» заиграли на струнных и духовых инструментах. Император вторил им, играя на яшмовой флейте. Когда песнь была окончена, Ян Гуйфэй сложила шелковый платочек, которым помахивала в такт музыке, и несколько раз поклонилась императору в знак благодарности.
— Не меня следует благодарить, а нашего ученого! — сказал ей император.
Тогда она взяла богато разукрашенный драгоценный кубок, наполнила его*силянским вином и приказала служанке поднести Ли Бо. Император же разрешил Ли Бо свободно гулять по дворцу, а евнухам приказал сопровождать поэта и угощать его лучшим вином так, чтобы он пил столько, сколько ему захочется.
С этих пор император приглашал Ли Бо на каждый придворный пир. Ян Гуйфэй тоже оценила и полюбила поэта.
Гао Лиши, который глубоко ненавидел поэта за историю с сапогами, ничего не мог против него предпринять. И вот, однажды, когда фаворитка императора снова пела куплеты «Чистых и ровных мелодий», сочиненные Ли Бо, и, опершись на перила, вздыхала от восхищения, к ней подошел Гао Лиши. Посмотрев вокруг и убедившись, что поблизости никого нет, он, пользуясь удобным моментом, обратился к фаворитке со следующими словами:
— Низкий ваш раб сначала предполагал, что, как только государыня услышит эти куплеты Ли Бо, негодование и злость овладеют ею. Как же получилось совсем обратное?
— На что же мне злиться? — удивилась фаворитка.
— «Только „Летящая ласточка“ та, сильная новым нарядом своим», — процитировал Гао Лиши строку из «Чистых и ровных мелодий». — Так вот, — продолжал он, — та самая «Летящая ласточка» — это Чжао, жена Чэнди, императора династии*Западной Хань. Теперь можно часто встретить картины с изображением воина с золотым подносом в руках. На подносе нарисована танцовщица с поднятыми руками — это и есть та самая Чжао, «Летящая ласточка». У нее была тонкая и гибкая талия, легкая и изящная поступь, а рука дрожала от тяжести цветочной веточки. Любовь, которую к ней питал император Чэнди, и милости, которые он ей оказывал, были ни с чем не сравнимы. Кто мог предположить, что «Летящая ласточка» тайно встречается с неким Янь Чифэном? Однажды, когда Чэнди вошел во дворец, он услышал, что в тайнике за стеной раздается чей-то кашель, извлек оттуда Янь Чифэна и убил его. Хотел убить и императрицу Чжао, но ее младшая сестра Хэдэ спасла ее от смерти. Так до конца своей жизни и не входила «Летящая ласточка» в покои императора. Теперь, когда Ли Бо сравнил вас, государыня, с «Летящей ласточкой», он, конечно, хотел опозорить и оклеветать вас. Как вы об этом сами не подумали?
Дело в том, что Ян Гуйфэй в то время своим приемным сыном сделала чужеземца*Ань Лушаня. Она имела с ним тайные свидания и в самом дворце, и за его пределами. При дворе все об этом знали, в слепом неведении оставался один Сюаньцзун. Гао Лиши своей историей о «Летящей ласточке» ранил Ян Гуйфэй в самое сердце. Теперь она при каждом свидании с императором с затаенной злобой стала говорить о том, что Ли Бо, — стоит ему только напиться, — легкомыслен и сумасброден, что он не соблюдает тех правил поведения, которых должен придерживаться подданный. Почувствовав, что Ян Гуйфэй разлюбила поэта, император перестал приглашать его на пиры и оставлять ночевать во дворце. Ли Бо же решил, что император, поверив наговорам Гао Лиши, собирается отдалить его от престола. Тогда поэт стал просить разрешения покинуть дворец. Император не дал на это своего согласия, и Ли Бо, совсем потеряв себя, стал еще больше пьянствовать. Хэ Чжичжан,*Ли Шичжи, Ван Цзинь, Цуй Цзунчжи, Су Цзинь, Чан Сюй, Цзяо Суй стали его друзьями по вину. Современники Ли Бо называли всю эту компанию «Восемь бессмертных пьяниц».
Скажу здесь, между прочим, что император на самом деле любил и уважал Ли Бо и несколько остыл к нему лишь потому, что теперь редко мог с ним встречаться. Когда император увидел, что у поэта пропала всякая любовь ко двору и что он уже несколько раз просил разрешения вернуться на родину, он обратился к нему со следующими словами:
— Вы стремитесь к свободе и независимости и хотите уйти от света. Разрешаю вам, уважаемый, на некоторое время удалиться с тем, чтобы по первому моему зову снова явиться ко двору. Но как я смогу отпустить вас в горы с пустыми руками после неоценимых услуг, которые вы мне оказали? Просите и вы получите от меня все, что захотите.
— Мне ничего не надо, — ответил Ли Бо, —*меня вполне удовлетворит, если в моем посохе найдутся деньги на вино, чтобы каждый день быть под хмельком.
Тогда император подарил Ли Бо золотую дощечку с надписью. Надпись гласила:
«Ли Бо — талантливый ученый, свободный от дел, которому разрешено странствовать по стране. Лавки, которые попадутся ему на пути, обязаны поить его вином, а государственные кладовые — давать взаймы деньги: областное управление — выдает ему тысячу гуаней, уездное — пятьсот. Военные и гражданские чины или простолюдины, не оказавшие при встрече с ученым должного ему уважения, будут рассматриваться как нарушающие императорский указ».
Кроме того, император подарил поэту тысячу*ланов золота, парчевый халат, яшмовый пояс, лошадь из императорской конюшни и дал ему свиту сопровождающих из двадцати человек. Ли Бо, земно кланяясь, благодарил императора за его доброту. Помимо всего прочего Сюаньцзун преподнес ему два букета цветов из императорского парка и три кубка вина из императорских погребов. На глазах императора Ли Бо сел на лошадь и покинул дворец. Все придворные попросили отпуск и, захватив с собой вино, отправились провожать поэта. Миновав улицы Чанъаня, вся процессия направилась прямо к Чантину, что в десяти ли от столицы. Здесь чарки и винные кувшины беспрерывно передавались из рук в руки. Только Ян Гочжун, наставник государя, и Гао Лиши, президент Военной палаты, ненавидевшие поэта, не пошли провожать его. Хэ Чжичжан и остальные шесть друзей поэта по вину проводили Ли Бо за сто ли от столицы. Три дня провели друзья, наслаждаясь обществом друг друга, и только после этого расстались.
В собрании стихотворений Ли Бо имеется стихотворение «Возвращаясь в горы, покидаю своих друзей по*„Золотым воротам“ ».
Есть в нем такие строки:
Указ получил я,
Украшенный фениксом красным.
И вдруг разошелся
Меня застилающий дым.
Но как-то с утра
От ворот с золотыми конями
Летучей полынью
Помчался я, вихрем гоним.
От дел удалившись,
*«Мотивы Дунъу»напеваю,
Но в песне короткой
Не вылиться чувствам моим.
Я эти стихи
Написал, чтоб проститься с друзьями,
Теперь на челне
Поплыву к рыбакам я простым. [2]
Ли Бо в парчевом платье, в шапке из тонкого шелка сел на лошадь и отправился в путь. Всю дорогу он называл себя «сановником в парчевой одежде». Само собой разумеется, что он пил вино в каждой встречавшейся ему на пути лавке и брал деньги в государственных кладовых.
В один прекрасный день он в конце концов добрался до родных мест в области Цзиньчжоу. Здесь он встретился со своей женой, госпожой Сюй, Когда в областном управлении стало известно, что поэт вернулся на родину, все стали приходить к нему в гости и поздравлять с возвращением. Не было дня без попойки. Дни уходили, месяцы проходили, и незаметно прошло полгода.
— Хочу уйти из дому, побродить по горам и рекам, — сказал однажды Ли Бо жене.
И вот, переодевшись сюцаем, спрятав на теле золотую дощечку, дарованную ему императором, и захватив с собой слугу, он сел на здорового осла и направился куда глаза глядят. В каждой области, в каждом уезде по своей золотой дощечке получал он вино и деньги. Однажды, когда Ли Бо подходил к границам уезда*Хуаиньсянь, до него дошли слухи, что начальник этого уезда жаден до денег и творит всяческое зло народу. Ли Бо решил проучить жадного начальника. Подъехав к уездному управлению, он велел слуге отъехать подальше, а сам, сидя задом наперед на осле, три раза подряд проехал перед самыми воротами уездного управления. В это время начальник уезда сидел в зале присутствия и разбирал дела.
— Какое безобразие! Какое безобразие! Как смеет он смеяться над*«отцом и матерью народа»? — закричал начальник уезда, когда увидел из окна эту картину, и тотчас приказал своим подчиненным задержать незнакомца и привести его на допрос. Ли Бо притворился пьяным и не стал отвечать на вопросы начальника уезда. Тогда начальник уезда велел тюремщику арестовать Ли Бо и посадить его в тюрьму с тем, чтобы, когда тот отрезвится, подробно опросить арестованного и решить это дело. Ли Бо повели в тюрьму. Увидев конвоира, Ли Бо погладил бороду и громко рассмеялся ему в лицо.
— Вероятно, это сумасшедший, — сказал вслух конвоир.
— Совсем я не сумасшедший! — ответил Ли Бо.
— Раз ты не сумасшедший, — продолжал конвоир, — изволь дать подробные показания: что ты за человек и как посмел приехать сюда на осле оскорблять нашего начальника?
— Если тебе нужны мои показания, принеси бумагу и кисть!
Когда тюремный надзиратель положил на стол бумагу и кисть.
Ли Бо оттолкнул его:
— Отойди в сторону и жди, пока я напишу.
— Посмотрим, что напишет этот сумасшедший, — сказал с усмешкой надзиратель.
Ли Бо написал:
«Дает показания человек из Цзиньчжоу по фамилии Ли, по имени Бо. В четырнадцать лет он был уже полон литературных талантов. Взмах его кисти заставлял плакать злых и добрых духов. Он из числа чанъаньских „восьми бессмертных“ и „отшельников из Чжуци“. Он написал письмо, устрашившее государство Бохай, и слава о нем разнеслась по всей стране. Несколько раз приезжала за ним императорская колесница, дворец „Золотых колокольчиков“ служил ему ночным кровом, императорская рука размешивала ему суп, своим платьем император отирал ему слюну. Президент Военной палаты Гао Лиши снимал с него сапоги, а наставник государя Ян Гочжун растирал для него тушь. Сам император разрешал ему въезжать на лошади прямо во дворец, а какой-то начальник уезда не разрешил ему въехать в управление на осле! Прошу посмотреть на золотую дощечку: она все вам объяснит».
Окончив писать, он передал свой листок с показаниями надзирателю. Тот, прочитав показание арестованного, безумно испугался:
— Уважаемый ученый, — взмолился надзиратель, низко кланяясь Ли Бо, — пожалейте глупого ничтожного человека, который только выполняет чужие приказания и не свободен в своих поступках. Возлагаю все свои надежды на то, что вы будете великодушны и простите меня.
— Ты тут, конечно, не при чем, — ответил Ли Бо. — Прошу тебя только передать начальнику уезда, что я прибыл сюда с императорским указом и хочу знать, за какую вину меня подвергли аресту. Тюремный надзиратель с поклоном поблагодарил Ли Бо и поспешил представить его показания начальнику уезда. Когда надзиратель рассказал своему начальнику об императорском указе на золотой дощечке, тот почувствовал себя, как маленький ребенок, который впервые слышит раскаты грома и не может найти места, куда спрятаться. Ему ничего не оставалось, как последовать за надзирателем в тюрьму и представиться Ли Бо. Земно кланяясь, жалобным тоном обратился он к поэту:
— У ничтожного чиновника, как говорится,*«есть глаза, а не сумел он разглядеть горы Тайшань». Вдруг сразу ослеп. Умоляю вас, пожалейте, простите меня.
По городу разнесся слух об этом происшествии, и все местные чиновники пришли к Ли Бо с поклоном. Они попросили его пройти в присутственный зал и занять там главное место. Когда церемониал представления всех чиновников был закончен, Ли Бо достал золотую дощечку с императорским указом и показал ее всем присутствующим. На дощечке было написано:
«Военные и гражданские чины или простолюдины, не оказавшие при встрече с ученым должного ему уважения, будут рассматриваться как нарушающие императорский указ».
— Как же мне наказать вас? — спросил собравшихся Ли Бо.
Склонив головы, чиновники начали церемонно кланяться поэту.
— Мы заслуживаем десять тысяч смертей! — разом произнесли они.
Увидев, какой жалкий, умоляющий вид у всех этих чиновников, Ли Бо рассмеялся и сказал:
— Все вы получаете от государства жалование, зачем же еще грабить народ и богатеть за его счет? Если вы дадите слово прекратить свои прежние безобразия, я вам прощу вашу вину.
Услышав такие слова, все чиновники в почтительном смирении сложили на груди руки и поклялись никогда больше не совершать злодеяний. Затем в зале присутствия устроили большой пир и угощали ученого. Три дня подряд пили они с Ли Бо и только тогда расстались. С этих пор начальник уезда, как говорят, вымыл свое сердце, очистил свой ум и стал добрым правителем.
Когда об этом деле прослышали в других областях, то стали поговаривать, что ученый специально послан императором из столицы для тайных наблюдений за нравами и обычаями в различных районах. Поэтому не было ни одного правителя и чиновника, который из жадного не превратился бы в бескорыстного, из злого — в доброго.
Ли Бо объездил уделы*Чжао, Вэй, Янь,*Цзинь,*Ци,*Лян,*У и*Чу, и не было ни одной горы или речки, которую бы он не посетил. За это время он еще больше пристрастился к стихам и вину. Потом, когда разразилось восстание Ань Лушаня и император переехал в Сычуань, когда во время военного мятежа был казнен Ян Гочжун, а в буддийском монастыре задушили фаворитку императора Ян Гуйфэй, Ли Бо скрывался от беды в горах*Лушань.
В это время князь области*Юн по фамилии Лин занимал пост наместника пограничных юго-восточных провинций и замышлял, пользуясь смутой в стране, завоевать своей области независимость. Прослышав о незаурядных талантах Ли Бо, он заставил поэта, как говорят,*«спуститься с горы» и предложил ему*«ложную должность». Ли Бо отказался повиноваться князю, за что был оставлен под арестом в его доме. Вскоре в городе*Линъу на престол вступил сын Сюаньцзуна —*Суцзун. Новый император вернул*обе столицы, а на должность главнокомандующего императорскими войсками назначил Го Цзыи. Когда до Суцзуна дошли слухи о мятежных планах юнского князя Лин, он приказал Го Цзыи двинуть войска, чтобы покарать мятежника. Войска юнского князя были разбиты. Воспользовавшись этим, Ли Бо бежал из плена. Ему удалось добраться до устья реки*Синьянцзян, но там оказалась застава, и он был схвачен как повстанец одним из командиров. Ли Бо привели к Го Цзыи — главнокомандующему императорскими войсками. Увидев перед собой Ли Бо, Го Цзыи велел всем удалиться, сам снял с Ли Бо веревки, усадил на почетное место, поклонился ему до земли и сказал:
— Если бы тогда на Восточной площади Чанъани вы, милостивейший государь, не спасли мне жизнь, разве могла бы сейчас произойти эта встреча?
Затем он распорядился подать вино, а сам то и дело извинялся за причиненное поэту беспокойство. Главнокомандующий армией всю ночь писал доклад императору. В докладе Го Цзыи доказывал, что Ли Бо был жертвой клеветы, напоминал императору о заслугах Ли Бо перед троном, о послании, устрашившем Бохай, и рекомендовал Суцзуну использовать таланты поэта на служение трону.
Действительно, совершишь благодеяние и тебя отблагодарят.
Правильно говорят:
Сбитые ливнем листок и былинка
В море сойдутся, куда б ни упали.
Так вот и люди: скитаясь по свету,
Где только в жизни ни встретят друг друга?
Теперь уже Ян Гочжун был казнен, а Гао Лиши сослан в далекие края. Сюаньцзун вернулся в столицу и жил при дворе как отец правящего императора Суцзуна. Сюаньцзун расхваливал перед сыном удивительные таланты Ли Бо и склонил императора призвать поэта на должность советника. Ли Бо, подумав о том, как заблуждаются все чиновники, находя удовольствие в придворной жизни и лишаясь независимости и свободы, отказался от должности и расстался с Го Цзыи. На маленькой лодке поплыл он по озеру*Дунтинху к*Еяну. Оттуда направился к*Цзиньлину. Причалил лодку к берегу реки Бяньши и здесь же, на воде, стал пить вино. Луна в эту ночь светила так ярко, что кругом было, как днем. Вдруг Ли Бо совершенно отчетливо услышал звуки музыки, исходящие откуда-то с горизонта и постепенно все приближающиеся. Только до Ли Бо доходили эти звуки, никто из лодочников их не слышал. На реке поднялся сильный ветер, и из воды показалась рыба-кит с усами длиною в несколько*чжанов. К Ли Бо подошли два бессмертных отрока, держа в руках бунчуки.
— Верховный владыка приглашает владыку звезд занять свое прежнее место, — сказали они, обращаясь к Ли Бо.
Лодочники от испуга попадали со своих мест, но вскоре очнулись и увидели, как Ли Бо, сидя на спине кита, взвился в воздух и стал удаляться в том направлении, откуда доносились звуки музыки. На следующий; день об этом происшествии рассказали Ли Янъину, начальнику уезда*Тусянь, где все это происходило, а тот написал по этому поводу доклад императору. По приказу императора на горе Бяньши был выстроен храм «небожителю» Ли Бо.
Два раза в год — весной и осенью — приносились в нем жертвы.
При династии*Сун в*год «Великого мира и процветания государства» какой-то ученый в лунную ночь плыл на лодке по реке Бяньши и заметил приближающийся с запада парчевый парус. К носу лодки была приделана белая дощечка, на которой стояли два знака «Отец поэзии». Тогда ученый громким голосом произнес две строки:
Кто там осмелился на лодке
Себя назвать поэзии отцом?
Пусть разрешит мне проглядеть
Свои изящные стихи.
Кто-то на лодке, вторя стихам, ответил:
В ночной тиши скандировать стихи
Ну, право же, не подобает,
Не то Медведица со страха упадет
И здесь, в реке, боюсь, замерзнет.
Ученый был очень удивлен таким ответом. Только собрался он подъехать к лодке и поговорить с поэтом, как лодка причалила к берегу. Из нее вышел человек в парчевом платье, в шапке из тонкого шелка; легкой и быстрой, как у небожителя, походкой направился он прямо к храму «небожителя» Ли Бо. Ученый пошел вслед за ним. Вошел в храм, а там и следов человеческих не было. Тогда лишь он понял, что вторивший ему поэт был Ли Бо.
До сих пор, когда говорят о знаменитых поэтах и бессмертных пьяницах, в первую очередь называют Ли Бо.
В письме, что в трепет привело Бохай,
Талант небесный увидали.
Сам император суп ему мешал
И подносил рукою царской.
Кита большого как-то оседлав,
Вознесся к небу он и скрылся.
По скалам бьет бурливая река,
Звуча тоскою по поэту.