Среди известий о событиях X - XIII вв. памятники нередко упоминают о совещаниях князей с их дружинами. В Русской Правде, например, читаем, что Владимир Мономах "по Святополце созва дружину свою на Берестовемь: Ратибора, киевьско тысячьского, Прокопью, белогородьского тысячьского, Станислава, переяславьского тысячьского, Нажира, Мирослава, Iiванка Чюдиновича, Олгова мужа, и оуставили до третьяго реза" (Тр. сп. Ст 48; Кар. сп. Ст. 66). О Долобьском съезде сказано в летописи: "Богъ вложи в сердце княземъ рускымъ Святополку и Володимиру, и снястася думати на Долобьскъ; и седе Святополкъ с своею дружиною, а Володимеръ с своею въ единомь шатре. И почата думати" (Лавр. лет. 1103 г.). Святослав Всеволодович черниговский, нарушив крестное целование к Ростиславичам нападением на Давида, "съзва всъ сыны своя и моложьшюю братью... и дружину свою, и поча думати" (Ипат. лет. 1180 г.).
Какую же княжескую дружину здесь разумеют памятники: старшую или младшую? Очень часто те же памятники упоминают о думе князя со старейшею дружиною, передними или лепшими мужами, с боярами. Когда Святослав Ольгович узнал об убиении брата Игоря, то "съзва дружину свою старейшюю и яви имъ" (Ипат. лет. 1147 г.). О смерти Святослава Ольговича немедленно извещают сына его Олега; "се же створи княгини, сгадавши съ пискупомъ и с мужи князя своего с передними" (Там же. 1164 г.). Юрий Долгорукий хотел передать Киев Вячеславу, но "бояре же размолвиша Дюргя, рекуче: брату твоему не удержати Киева; да не будеть его ни тобе, ни оному. Дюргеви же послушавшю бояръ" (Там же. 1150 г.). Но можно отметить, хотя и редкие, указания летописи на совещание князей не с одною старшею, а со всею дружиною. Во время борьбы Изяслава и Ростислава с Юрием и его союзниками отмечен такой эпизод: "И то услышавша Изяславъ и Ростиславъ... и начаста думати с мужи своими и с дружиною и с черными клобукы" (Ипат. лет. 1147 г.). Позднее о тех же князьях сказано: "съзваша бояры свое и всю дружину свою, и нача думати с ними" (Там же. 1149 г.). Простое сопоставление числа случаев совещаний со старшею дружиною и со всею дружиною указывает, как надлежит понимать те места летописи, где речь идет о совещании с дружиною, без указания с какою именно: тут надо понимать совещания со старшею дружиною. Эта догадка подтверждается самими памятниками: Русская Правда глухо говорит сначала, что Мономах созвал свою дружину, а далее указывает, что в состав совещания вошли тысяцкие и мужи княжие. Когда Изяслав Мстиславич получил известие об убийстве Игоря, то "рече своей дружинъ", что будут подозревать его в этом убийстве. В ответ на слова князя "реша ему мужи его" (Ипат. лет. 1147 г.). Дружина и здесь оказалась состоящей из княжих мужей.
Указанное выше различие между старшей и младшей дружиной дает возможность установить, кто были обычные советники князя; это княжие мужи или бояре. Такое значение бояр как советников князя отмечено и в памятниках. После половецкого поражения северский кн. Игорь воскликнул: "где бояре думающей, где мужи храборьствующеи, где рядъ полечный" (Ипат. лет. 1185 г.). В отличие от павших воинов - мужей бояре назывались думающими или думцами.
Но участие в княжеском совете было ли исключительным правом бояр, или князь мог совещаться с кем-либо помимо бояр? Летопись указывает и такие факты. Про Всеволода Ярославича сказано, что под старость он "нача любитi смыслъ уныхъ, и светь творяше с ними; си же начаша i заводити и негодовати дружины своея первыя" (Ипат. лет. 1093 г.). Святополк захватил половецких послов, явившихся с мирными предложениями, "не здумавъ с болшею дружиною отнею и стрыя своего, советь створи с пришедшими с нимъ" (Лавр. лет. 1093 г.). Святослав Всеволодович черниговский решается напасть на Давида Ростиславича, "сдумавъ с княгинею своею и с Кочкаремъ, милостьникомъ своимъ, и не повидъ сего мужемь своимъ лепшимъ думы своея" (Ипат. лет. 1180 г.). Но такое устранение обычных советников от участия в княжеском совете сопровождается большею частию неблагоприятными последствиями для самого князя и для управляемой им страны. Совещания Всеволода с юными советниками повлекли за собой то, что "людемь не хотъти княжъе правдъ, i начаша тивунъ его грабити, людии продаяти, сему неведущю у болезнъхь своихъ". "Мужи смыслении" едва убедили Святополка не выступать одному против половцев, а просить помощи у Мономаха. Святослав черниговский ничего не успел в борьбе с Ростиславичами, а только навлек на себя укор в нарушении крестного целования. Из самого рассказа об этих событиях видно, что современник отмечает устранение обычных советников как нарушение обычного правила. По другому случаю летописец восклицает: "Лютъ бо граду тому, в немь же князь унъ, любяй вино нити съ гусльми и съ младыми светшкы" (Лавр. лет. 1015 г.). Восстание галицких бояр против своего кн. Владимира летописец объясняет тем, что князь "бъ любезнивъ питию многому, и думы не любяшеть с мужми своими" (Ипат. лет. 1188 г.). Итак, устранение бояр из состава совета было явлением исключительным, ненормальным.
Но в X в. на княжеских советах кроме бояр участвуют еще "старцы градскiе" или "старейшины по всемъ градомъ". Возвратившись с похода на ятвягов, Владимир с народом решил принести жертвы богам; "и реша старци и боляре: мечемъ жребий на отрока и девицю". Для решения вопроса о новой вере Владимир "созва боляры своя и старци градьскиъ", которые посоветовали послать для испытания мужей. Когда посланные вернулись, князь опять "созва боляры своя и старца" и предложил посланным: "скажите пред дружиною". Тот же князь на пиры "съзываше боляры своя, и посадники, старейшины по всемъ градомъ" (Лавр. лет. 983, 987 и 996 гг.). Одни полагают, что эти старцы были земские бояре в отличие от княжеских и что в XI в. они не упоминаются более потому, что княжеские и земские бояре слились между собою (?) (М.Ф. Владимирский-Буданов). Другие думают, что старцы - "это образовавшаяся из купечества военно-правительственная старшина торгового города. Но в XI в. городовая старшина, т.е. те высшие чиновники, тысяцкий с сотскими, которые сидели в думе кн. Владимира, теперь назначались князем из его дружины и не были уже представителями городских миров" (В.О. Ключевский).
Помимо обычного состава думы в нее входят по временам с конца X в. и духовные власти, епископы и игумены. Представители духовенства пользуются бесспорно большим влиянием при княжеских правительствах. Но они действуют гораздо чаще не как члены княжеской думы, а помимо ее; иначе летопись упоминала бы об актах думания не только с дружинами и называла бы думающими и думцами не одних только бояр.
Итак, обычными и постоянными советниками князей были бояре. Но нельзя думать, что в каждом совещании принимали участие все состоящие при князе его мужи. Одни из них могли занимать должности посадников, быть в посольствах, пребывать, наконец, в своих селах; а если совещания происходили во время похода, то иные из старших дружинников могли быть оставлены в стольном городе. Немногие указания памятников о числе советников по тому или иному делу перечисляют то 5, то 6, то 7 княжих мужей. Надо думать, что в совещаниях обыкновенно принимали участие все наличные думцы князя.
Думы князя с дружиною составляли повседневное явление политической жизни Древней Руси. В обычном порядке вещей князь ничего не предпринимал, "не поведавъ мужемъ лепшимъ думы своея", "не сгадавъ съ мужьми своими". О Владимире св. сказано, что он "бе бо любя дружину, и с ними думая о строи земленемъ, и о ратехъ, и о уставь земленемъ". Мономах в поучении детям советует им вставать до восхода солнца и, помолясь Богу, "съдше думати с дружиною, или люди оправливати, или на ловъ ехати" (Лавр. лет. 996 и 1096 гг.). В житии Феодосия Печерского рассказано, что он, возвращаясь рано утром из загородного дворца князя, встречал по дороге бояр, отправлявшихся к князю на совет.
Но если совещания с боярами столь обычны и постоянны, то естественно, что политическое положение князя в значительной мере определяется составом его советников, их качеством. Поэтому в "Слове Даниила Заточника" сказано: "князь не самъ впадаетъ во мнопя въ вещи злыа, но думцы вводять. Съ добрымъ бо думцею князь высока стола додумается, а съ лихимъ думцею думаеть и малаго стола лишенъ будеть" (ПДП. СПб., 1889. Т. LXXXI. С. 21 - 23).
Порядок совещаний князя с его думцами характеризуется теми же чертами, как и совещания на вечах. В качестве вольных сотрудников князя его думцы держали себя на совещаниях вполне свободно и могли спорить с князем. После поражения киевского ополчения половцами, когда Изяслав Ярославич с дружиною и ополчение прибежали в Киев, то "людiе сотвориша вече на торговищи", а в то же время "Изяславу же съдящю на сенехъ с дружиною своею, начата прътися со княземъ" (Лавр. лет. 1068 г.). Разногласия могли, конечно, произойти и в среде думцев. В один из моментов борьбы с Юрием Изяслав с братом Ростиславом и с Ярополком совещались с дружиною, "хотя поехати к Гюрьги на ону сторону за Трубежь". Но тут произошло разногласие: "мужи же ему едини молвяху: княжеi не езди по немъ... друзии же понуживахуть его, рекуче: поеди, княже, не упустимъ его прочь. Изяславъ же то слышавъ оть обоихъ, излюби поехати" (Ипат. лет. 1149 г.). Смысл прений заключался в том, чтобы отразить доводы противной стороны, поставить ее в невозможность возражать. На Долобьском съезде возникли разногласия у Мономаха с дружиной Святополка. Но Мономах привел такие доводы, что "не могаша противу ему отвещати дружина Святополча" (Ипат. лет. 1103 г.). В случаях столкновения мнений у князя с его дружиной одержать верх могла та или другая сторона. Памятники отмечают тот и другой исход таких столкновений. Мономах и "дружина Ратиборова чадь начаша думати о погубленi, Итларевы чади (половецкого посла). Володимеру же не хотящу сего створити". Каждая из сторон привела свои доводы, и в результате "послуша ихъ Володимерь" (Ипат. лет. 1095 г.). Вячеслав, Изяслав и Ростислав, возвратясь в Киев под напором войска Юрия, созвали братию "и почаша думати. Изяславъ же с братомъ своимъ Ростиславомъ всегда хотяшеть противу имъ бится; дружина же Вячеславля и Изяславля и Ростиславля, и всихъ князий, устягывахуть оть того, и кияне, наипаче же чернии клобуци отъ того устягоша". После обмена мнениями князья "послушавше дружины своея и киянъ и черныхъ клобуковъ" (Там же. 1151 г.). В обоих случаях князья подчинялись мнениям своих дружин. Но известны противоположные случаи. В походе против черниговских князей Ростислав получил весть о смерти в Киеве дяди своего Вячеслава и "нача думати (с союзными князьями) и с мужи своими, хотя пойти Чернигову. Мужи же боряняхуть ему, рекучи". Они советовали ему прежде вернуться в Киев, заключить новый ряд с киянами и тем предотвратить опасность внезапного нападения Юрия. "Ростиславъ же всего того не послуша, но пойде на Изяслава на Давыдовича к Чернигову" (Ипат. лет. 1154 г.). Под 1149 г. рассказано об Андрее Юрьевиче, что его "дружина, приъздяче к нему, жаловахуть: что твориши, княже? и поеди, княже, прочь; аже ли добудемъ сорома? Андрей же не послуша ихъ, но възложи надежю на Богъ, пережда до света" (Там же).
Когда одна из сторон упорно настаивает на проведении своего взгляда, другой стороне остается троякий исход: или согласиться с доводами по существу, или подчиниться мнению для устранения разрыва, или, наконец, с таким же упорством настаивать на своем мнении. В последнем случае без взаимных уступок с обеих сторон был неизбежен полный конфликт между сторонами. При свободе отношений или князь мог отпустить своих думцев или думцы могли покинуть своего князя. Памятники, однако, не указывают случаев разрыва отношений из-за различия в мнениях. Но можно предположить, что "в случае столкновения мнений обе стороны соображали, стоит ли дело того, чтобы из-за него разрывать взаимные связи и расходиться. Так разногласие разрешалось не обязанностью мнений одной стороны для другой, а возможностью навязать свое мнение противной стороне" (В.О. Ключевский).
Высокое положение княжеских думцев, с одной стороны, повседневное участие их в обсуждении и решении текущих вопросов всей политической жизни земли - с другой, указывают на то, что компетенция княжеской думы определяется тем кругом дел, о которых князю необходимо посоветоваться с ближайшими своими сотрудниками. Компетенция думы сливается таким образом с компетенцией князя: какого-либо самостоятельного ведомства, отдельного от ведомства князя, у княжеской думы и не было. И в памятниках можно действительно найти подтверждение тому, что любой вопрос внешней и внутренней политики той эпохи мог стать предметом обсуждения князей с их думцами.
Практика совещаний князей с их дружинами служит единственным материалом для решения основного вопроса о политическом значении княжеской думы. В исторической литературе по этому вопросу существует значительное разногласие. Одни исследователи считают думу органом управления с чисто совещательным значением, так как князья призывали на совещания кого хотели и только тогда, когда хотели. Эта точка зрения впервые была выставлена проф. В.И. Сергеевичем. Из числа его последователей одни всецело примкнули к его мнению, другие - с некоторыми уклонениями. Позднее проф. В.И. Сергеевич не счел возможным говорить о думе как и об органе управления; он не считает думу и учреждением: дума князей с мужами "это только акт думания, действие советывания князя с людьми, которым он доверяет". Князья имели советников, а не совет. Но советников избирает сам князь и вследствие этого состав их определяется его доброю волею; воля же князя определяется его пониманием окружающего, которое определяется вкусами князя, его привычками, способностями и пр. Проф. В.И. Сергеевич пошел далее: на вопрос - был ли князь обязан иметь советников - он категорически отвечает: "конечно, нет". Но он не указал и не мог указать ни одного князя, у которого не было бы советников. На это проф. Сергеевич мог, конечно, заметить, что князья имели советников в силу их доброй воли, а не по обязанности. За отсутствием, однако, писаных уставов о княжеских правах и обязанностях последние выясняются единственно из господствующей практики. А эту практику прекрасно подметил и формулировал сам проф. Сергеевич. "Княжие мужи и бояре, - говорит он, - составляют высший класс служилых людей, переднюю дружину князя. Эти лучшие служилые люди и суть обыкновенные думцы князя. Понятно, почему. Давать советы могут только опытные в делах люди, а такими и были "старшие" или "передние мужи". Согласно этому нормальному порядку вещей сложилось и общественное мнение относительно того, кто должен быть советником князя. Это должны быть пожилые, опытные люди, старые и верные слуги князя". И далее; "пока служба была вольная и князь не мог приказывать своим вольным слугам, думцы князя могли в значительной степени ограничивать его усмотрение. Князю надо было убеждать думцев в целесообразности своих намерений. Общее действие возможно было только тогда, когда думцы соглашались с князем. В противном случае князю приходилось отказываться от задуманного им действия". "Но эта зависимость князя от думцев была не безусловная. Князь мог действовать и помимо воли своих вольных слуг. Он мог действовать и без всякой думы. Но такой способ действия всегда представлял для него серьезные опасности. Служилые люди, мнением которых князь не дорожил, оставляли его и переходили к другому, у которого надеялись найти большее к себе внимание. Необходимым следствием такого ухода являлась слабость князя и упадок его власти".
Иным путем подошел к решению того же вопроса проф. В.О. Ключевский. Он признает, что "князю принадлежит выбор советников; он мог изменять состав своего совета, но не считал возможным остаться совсем без советников, мог разойтись с лицами, но не мог обойтись без учреждения". Княжеская дума "была учреждением постоянным, действовавшим ежедневно". Но каков ее политический авторитет? "Имела ли она обязательный для князя и решающий голос или была только совещательным собранием, к которому князь обращался за справкой, когда хотел, оставляя за собой решающее слово? Думаем, что не может быть и речи ни о совещательном, ни об обязательном голосе". Проф. В.О. Ключевский предполагает, что в договор князя с дружинниками едва ли могло входить условие о совещании или о "сиденьи въ думе о делахъ". "Но если обычай совещаться с боярами не мог считаться правом последних, то нарушение его создавало важные неудобства для обеих сторон... Совещание с боярами было не политическим правом бояр или обязанностью князя, а практическим удобством для обеих сторон... Из совокупности условий вытекала для князя и практическая необходимость совещаться с боярами, и возможность не принять их мнение в ином случае. Смешивать политическую обязательность с практической необходимостью - значит рисковать утратить самое понятие о праве... Обязательность - понятие из области права, а необходимость - простой факт". Необходимо, однако, иметь в виду, что в сфере обычного права факт и право не только не могут быть противополагаемы, но нередко не могут быть и разграничены: право рождается из фактов, в фактах, т.е. в практике, выражается и практикой поддерживается. Явления, порождаемые практической необходимостью, служат самой благоприятной почвой для создания господствующей практики, т.е. для зарождения и укрепления обычного правила.
Проф. Н.П. Загоскин хотя и считает княжескую думу лишь совещательным учреждением и состав ее "чисто случайным", но признал, что "дружинники смотрят на совещания, на думу с ними князей, как на свое неотъемлемое право", и что князь считал себя обязанным в силу самого порядка вещей обо всем думать со своими дружинниками... фактическая необходимость думы с ними сводилась для него почти к юридической обязанности. Но если принять этот вывод во второй его части, то остается непонятным, как примирить его с первою частью вывода.
Научной заслугой проф. М.Ф. Владимирского-Буданова является окончательное выяснение политического значения княжеской думы: он признал ее необходимым элементом в составе государственной власти каждой земли. Этот третий элемент в составе государственной власти является элементом аристократическим, так как думцами князя были лучшие люди земли - княжие мужи и бояре. Господствующая практика указывает, что князья обязаны были совещаться со своими боярами. Уклонения от выполнения этого обычного правила влекли для князей весьма печальные результаты. На некоторые из них указано было выше. Но памятники содержат и более яркие подтверждения этого наблюдения. Дорогобужский князь Владимир Мстиславич, состоя в крестном целовании с киевским князем Мстиславом Изяславичем, задумал напасть на него и о своей думе объявил своим боярам. Но дружина отвечала князю: "о собе еси, княже, замыслилъ; а не едемъ по тобе мы того не ведали". Старшие дружинники отказали своему князю в содействии на том основании, что он все дело затеял без всякого с их стороны участия и без их ведома. Князь, однако, возомнил, что он может обойтись и без своих бояр, и ответил на их заявление, указав на детских: "а се будуть мои бояре". Но превратить младших дружинников в старших княжеским словом было невозможно. Хотя князь и отправился в поход на соединение со своими союзниками Берендичами, но скоро убедился, что без поддержки настоящих бояр военный поход невозможен. Берендичи, увидев одного князя, встретили его словами: "ты намъ тако молвяше, братья вси со мною суть; а кое есть Андреевичь Волидимиръ, и Ярославъ, и Давыдъ? но се ездиши одинъ и без мужий своихъ, а насъ перельстивъ... и начаша въ нь пущати стрелы, и удариша князя двема стрелама". Для Берендичей было достаточно отсутствия при князе его мужей для того, чтобы счесть его льстецом и превратиться из союзников во врагов. Тут только князь должен был признать: "язъ уже погинулъ и душею и жизнью" (Ипат. лет. 1169 г.). Решимость князя обойтись без содействия своих бояр привела его к окончательной гибели.
Обязательность для князя совещаться со своими боярами наглядно выражена в словах дружинников киевского князя Мстислава Изяславича. Этот князь отпустил от себя двух дружинников за то, что холопы их украли княжеских коней. Отпущенные, по злобе на князя, оговорили его князьям Давиду и Рюрику, будто Мстислав хочет их захватить. Когда Мстислав узнал о таком подозрении на него, то ужаснулся мыслью "и яви дружинъ своей... И реша ему дружина его: княжеi не лапь (необдуманно) ти велита брата крестъ целовати: це да будуть злии человеци, завидяче твоей любви, юже къ братье имееши, вложили будуть зло слово?., а ты всякъ правь предъ Богомъ и предъ человекы; тобе без насъ того нелзе было замыслити, ни створит и, а мы вси ведаемъ твою истиньную любовь къ всей братье" (Ипат. лет. 1170 г.). Итак, сами дружинники хорошо сознают, что князь без их содействия не может не только ничего совершить, но даже ничего серьезного и задумать. А если бы какой князь отважился поступать вопреки этому правилу, то его ожидала судьба дорогобужского князя: "слабость князя и упадок его власти". Но кто же враг самому себе? Политические интересы каждого князя создают для него практическую необходимость обращаться за советом и содействием к своим боярам. А интересы политики, изо дня в день повторяющиеся, порождают все государственные порядки и не могут не найти отражения и в государственном строе.
Литература
Сергеевич В.И. 1)Вече и князь. М., 1867. С. 359 - 362; 2) Древности русского права. 3-е изд. СПб.. 1908. Т.Н. С. 381 - 334; Владимирский-Буданов М.Ф. 1) Новые исследования о боярской думе // СГЗ. СПб., 1880. Т. VIII. С. 104 - 121; 2) Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 45 - 52; Загоскин Н.П. 1) Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань, 1875. С. 28 - 44; 2) История права Московского государства. Казань, 1879. Т.П. С. 1 - 21; Ключевский В.О., Боярская дума Древней Руси. 3-е изд. М., 1902. Гл. I и II; Малиновский И. Рада Великого княжества Литовского в связи с боярской думой Древней России. Ч. I. Боярская дума Древней России. Томск, 1903; Тельберг Г. Несколько замечаний о междукняжеских сеймах в Древней Руси // ЖМНП. 1905. N 6.