Княжеская власть - столь же исконный и столь же повсеместный институт, как и вече. У отдельных славянских племен "княженья" упоминаются задолго до призвания Рюриковичей. Корни этой власти скрываются в доисторическом патриархальном быту, и в виде пережитка свадебные песни сохранили названия "князя" и "княгини" применительно к новобрачным. Но и в историческое время сохранились еще остатки племенных князей. В договоре с греками 907 г. перечисляется дань на города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полотьск, Ростов, Любеч "и на прочая городы, по тъмъ бо городомъ седяху велиции князи подъ Ольгомъ суще"; по договору 911 г. посланные пришли "отъ Олга, великого князя рускаго, и отъ всехъ, иже суть подъ рукою его, светлыхъ и великихъ князь". Древляне рассказывали Ольге о своих добрых князьях, "иже роспасли суть Деревьскую землю"; за одного из них, Мала, Ольга получила предложение выйти замуж. Однако с размножением Рюриковичей только члены этого княжеского рода занимали столы древнерусских княжений.
Князь - необходимый элемент в составе государственной власти всех русских земель; ни одна из них не может обойтись без князя. Те исключительные моменты в жизни той или иной земли, когда ей приходилось испытывать последствия вакантности стола, изображаются современниками как бедственные и опасные для целости страны. Так, когда кн. Ростислав Мстиславич после смерти Вячеслава не сумел удержать Клева и ушел оттуда в Смоленск, то киевлянам предложил свои услуги черниговский кн. Изяслав Давидович: "хочю к вамъ поехати". При всей нелюбви к черниговским князьям киевляне приняли предложение. И вот почему: "они же боячеся половець, зане тогды тяжко бяше кияномъ, не осталъ бо ся бяше у нихъ ни единъ князь у Киевъ, и послаша... рекуче: поеди Киеву, ать не возмуть насъ половци; ты еси нашь князь" (Ипат. лет. 1154 г.). После убийства Андрея Боголюбского жители Ростова, Суздаля, Переяславля и Владимира поспешно съезжаются для выбора ему преемника: "по кого хочемъ послати в своихъ князехъ? намъ суть князи муромьскые и рязаньскыи близь в суседехъ, боимся льсти ихъ, еда поидуть внезапу ратью на насъ, князю не сущю у насъ" (Лавр. лет. 1175 г.). В обоих случаях боязнь внешней опасности заставляет принимать меры к скорейшему замещению стола. Но и интересы внутреннего порядка требовали того же. Владимир Мономах не сразу пришел в Киев на зов киевлян, и в Киеве начались грабежи. Поэтому снова зовут его кияне и предупреждают: "аще ли не поидеши, то веси, яко много зло уздвигнеться, то ти не Путятинъ дворъ, ни соцькихъ, но и жиды грабити, и паки ти поидуть на ятровь твою и на бояры и на манастыръ, и будеши ответь имелъ, княже, оже ти манастыре разъграбять" (Ипат. лет. 1113 г.).
Не составлял исключения и вольнолюбивый Новгород; и он не мог существовать без князя, хотя и враждовал очень часто со своими князьями. В 1140 г. новгородцы выпросили у кн. Всеволода Ольговича себе князем его брата Святослава, с которым, однако, не могли ужиться за его злобу и насилие, и в том же году просили у Всеволода его сына. Но тот успел только дойти до Чернигова, как новгородцы объявили Всеволоду: "не хочемъ сына твоего, ни брата, ни племени вашего, но хочемъ племени Володимера". Они желали иметь своим князем Изяслава Мстиславича. Не желая уступать Новгорода Владимировичам, Всеволод уступил им город Берестие под условием, чтобы не ходили в Новгород: "Новогорода не березета, ать седять сами о своей силе, кде князя не налезуть". Новгородцы, узнав об этом "и не стерпяче бесъ князя седити, и ни жито к нимъ не идяше ни отколе же", послали просить князя у Юрия, с которым раньше враждовали (Ипат. лет. 1140 - 1141 гг.). Итак, за отсутствием князя Новгороду грозило бедствие, так как прекратился подвоз хлеба. При таких условиях Новгород не брезгует и нежелательным кандидатом.
В составе государственной власти каждого княжения князь занимал по сравнению с вечем существенно иное положение, так как был органом постоянно и повседневно действующим. Он был поэтому представителем власти в земле, и в его компетенцию входили все вопросы, касающиеся внешней и внутренней государственной жизни страны. На обязанности князя прежде всего лежит поддержание внешнего мира и защита земли от внешнего врага. Но вместе с тем князь - охранитель внутреннего мира, установитель и блюститель порядка, или наряда. По преданию князья и призваны были "володеть и судить". Они - правители и судьи, так как все несложные отрасли древнего управления и суда находятся в их непосредственном заведовании. Отсюда ясно, почему ни одна земля не может обойтись без князя: за отсутствием представителя власти остаются неудовлетворенными те или другие насущные нужды государственной жизни.
Политическое положение князя в земле и обусловливалось прежде всего необходимостью для населения иметь представителя власти в лице какого-либо князя. С другой стороны, без поддержки населения князь не в состоянии был провести никакого дела, так как не имел в своем распоряжении достаточно сильных и независимых от народа исполнительных органов. При таких условиях авторитет князя определяется степенью доверия к нему со стороны населения, силою единения князя с народом. Чем большим доверием земли пользуется данный князь, тем положение его было прочнее, авторитет - сильнее. Желая доказать угорскому королю свою силу, князья Вячеслав и Изяслав велели передать ему: "а все ти скажуть твои мужи и брать твой Мьстиславъ, како ны Богъ помоглъ, и пакы како ся по насъ яла Руская земля вся и чернии клобуци" (Ипат. лет. 1151 г.). Князья, народные любимцы, как Владимир Мономах, Мстислав Ростиславич, Всеволод Юрьевич и др., бесспорно обладали более обширною властью, сравнительно со многими князьями, только в силу доверия к ним народа. Про Мстислава Ростиславича современник заметил, что "не бе бо тое земле в Руси, которая же его не хотяшеть, ни любяшеть, но всегда бо тосняшеться на великая дела" (Ипат. лет. 1178 г.). Конечно, такому князю не спешили ставить каких-либо ограничительных условий о пределах правящей власти и способах ее проявления. Наоборот, князь, внушающий недоверие или подозрение, должен был давать населению обязательства или обещания даже по мелким вопросам текущего управления и суда. Игорь Ольгович должен был целовать крест киевлянам в том, что не только удалит судных тиунов своего брата Всеволода, но будет впредь назначать таковых лишь с одобрения населения (Ипат. лет. 1146 г.: "а се вамъ и тивунъ, а по вашей воли").
На почве недоверия могли возникать постоянные столкновения у князя с народом. Без взаимных уступок они грозили князю потерею стола. Неугодному князю нередко указывали "путь чист" из города. Предотвратить такой исход было возможно только в том случае, если князь найдет себе поддержку хоть в части населения, в какой-либо вечевой партии. Но и противная князю партия могла найти себе союзника в лице другого князя, претендента на данный стол. Исход такой борьбы зависел, конечно, от соответствия сил борющихся. Князя, вынужденного покинуть стол, мог ожидать ряд тяжелых невзгод: имущество его и его сторонников иногда делалось жертвою грабежа, а иной раз князя временно лишали свободы, чтобы оградить на ближайшее время землю от враждебных действий разгневанного князя. Так это случилось, например, с Всеволодом Мстиславичем, которого новгородцы посадили в епископль двор с женою, детьми и тещей и продержали под строгим караулом в заключении два месяца (Синод, лет. 1136 г.). Только по исключению дело доходило даже до посягательства на жизнь князя. Такая трагическая судьба постигла Игоря Ольговича киевского и Андрея Боголюбского.
Итак, отношения князя к народу покоились преимущественно на взаимном доверии, степенью которого определялись и подробности условий в заключаемых при занятии стола или по поводу возникших недоразумений договорах князей с населением земли.
Князья Рюриковичи как члены одного владетельного рода не стояли изолированно между собой. Между ними постоянно возникали вопросы о взаимных отношениях как по делам о распределении столов, так и при выработке междукняжеских соглашений. Чем же определялись эти отношения в том и другом случае?
Распределение столов между князьями. Пока число представителей княжеского рода было незначительно и под их властью были объединены отдельные земли, вопрос о распределении столов не возбуждал никаких споров: власть переходила от отца к сыну и от брата к брату. Но как только появилось несколько претендентов на одну и ту же волость, между князьями возникли столкновения, и со смерти кн. Ярослава это сделалось общим явлением политического быта древней Руси, Успела ли практика выработать какие-либо общие правила к примирению этих враждующих интересов соперничающих князей? Можно ли говорить о каких-либо началах, регулирующих преемство княжеских столов?
Впервые в исторической литературе определенный ответ на этот вопрос предложен был С.М. Соловьевым в его труде "Взаимные отношения между князьями Рюрикова дома" (М., 1847). Его выводы и до сих пор продолжают находить сторонников в среде исследователей, а потому и нельзя эти выводы оставить без разбора. По мнению Соловьева, в древнее время господствовал родовой быт, проникавший и даже заменявший все стороны общественной и государственной жизни. И отношения между князьями регулировались началом родового старшинства, по которому происходило и распределение столов между князьями. Каждый князь занимал соответственный своему старшинству стол. Это значит, что существовали две лестницы: лестница князей, на которой каждый князь занимал ступень соответственно своему старшинству, и лестница городов, расположенных по ступеням по их политическому значению. За смертью князя его ступень занимает следующий за ним по старшинству, а вместе с тем передвигается со своего стола на стол умершего, передавая свой стол князю, следующему за ним по старшинству, и т.д. Князья, значит, передвигались со стола на стол по степени старшинства, путем "лЪствичнаго восхождешя" с младшего стола на более старший, пока не достигали старейшего Киевского стола. Хотя в отдельных случаях этот порядок мог нарушаться, но в существенных чертах продержался до тех пор, пока не начал распадаться родовой быт. В подтверждение этих наблюдений С.М. Соловьев указал несколько документальных данных. Уже при сыновьях Ярослава столы распределяются согласно этому правилу: старший сын получил Киев, второй, Святослав, - Чернигов, третий, Всеволод, - Переяславль, далее Игорь - Владимир-Волынский и Вячеслав - Смоленск. Через три года Вячеслав умер, "и посадиша Игоря Смолиньске, из Володимеря выведше". Через 19 лет Изяслав вынужден был покинуть Киев, который был занят Святославом, а Всеволод занял Чернигов (Лавр. лет. 1057 и 1073 гг.). В конце XII в. правило лестничного восхождения формулировано словами черниговского князя Ярослава Всеволодовича в ответ на предложение князей Всеволода Юрьевича, Рюрика и Давида Ростиславичсй навсегда отказаться от притязаний на Киев: "не буди мнъ отлучитися великого стола, и главы и славы веса Руси Клева, но якоже и отъ прадедъ нашихъ лестницею кождо восхожаше на великое княженiе Юевское, сице же и намъ и вамъ, лествичнымъ восхождешемъ кому аще Господь Богь дасть взыти на великое княженiе великаго Кiева, сего братiе не разаряйте, ни пресецайте, да не Божiй гневъ на себе привлецете, хотяще едины во всей Руси господствовати" (ПСРЛ. Т. X. С. 26 (1196 г.)).
Заслугой проф. В.И. Сергеевича является как истинное разъяснение указанных фактов, так и вообще выяснение вопроса о порядке распределения столов. Почему Игорь перемещен в Смоленск на место Вячеслава - неясно, так как не видно, что он был младше Вячеслава, а скорее - старше, ибо поставлен при перечислении братьев выше его. Святослав занял Киев не по праву старшинства, а насильно изгнав Изяслава из Киева. Наконец, известие о лестничном восхождении сохранилось в позднем Никоновском летописном своде, куда это выражение было внесено современником XVI в. из местнических счетов. В Ипатовском своде слова черниговского князя переданы иначе: "ажь ны еси вменилъ Кыевъ тоже ны его блюсти подъ тобою и подъ сватомъ твоимъ Рюрикомъ, то в томъ стоимъ; ажь ны лишитися его велишь отъинудь, то мы есмы не угре, ни ляхове, но единого деда есмы внуци; при вашемъ животъ не ищемъ его, ажь по васъ, кому Богь дасть" (Ипат. лет. 1195 г.). Итак, все эти данные нимало не говорят в подтверждение того, что столы распределялись по единому началу родового старшинства. Мало того. Надо признать, что вообще не существовало какого-либо единого порядка в преемстве столов.
Очень нередко столы захватывались силою. Это называлось - "добывать", "налезать" стол. Изяслав Мстиславич не хотел уступить Киева дяде своему Юрию и на просьбы епископа помириться с дядею отвечал: "добылъ семи головою своею Киева и Переяславля" (Ипат. лет. 1149 г.). Он действительно силою захватил стол под Игорем Ольговичем. Когда кияне стали звать к себе Изяслава, указывая на то, что не хотят быть у Ольговичей "акы въ задничи", то он сказал: "любо си голову положто передъ вами, любо си налезу столь деда своего и отца своего" (Там же. 1146 г.). Захватная политика применяется и к занятию вакантных столов. Претенденты на освободившийся стол друг перед другом спешат поскорее занять его. Во время одной из битв Изяслава с дядей Юрием убит был союзник первого, черниговский князь Владимир Давидович. Изяслав советует брату убитого, Изяславу Давидовичу, поскорее ехать в Чернигов и занять стол, что тот и сделал, и на другой день был уже в Чернигове и "седе на столь брата своего". В то же время спешил к Чернигову союзник Юрия, кн. Святослав Ольгович, другой претендент на Черниговское княжение. Но он "бъ тяжекъ теломъ, и трудилъся бе бежа", и из Городца послал вместо себя племянника, "а самъ не може ехати". Однако посланный застал уже стол занятым (Ипат. лет. 1151 г.). Несколько лет спустя Святослав занял стол в Чернигове и умер черниговским князем. В момент его смерти в Чернигове не было ни сына его, ни племянника Святослава Всеволодовича. Вдова и дружина покойного князя извещают сына его Олега: "княжеi не стряпай, еди вборзъ, Всеволодичь бо недобръ жилъ съ отцомъ твоимъ и с тобою; ачи что замыслить лихое?" А епископ шлет Всеволодовичу грамоту с извещением: "стрый ти умерлъ, а по Олга ти послали, а дружина ти по городомъ далече, а княгини седить въ изуменьи с детьми, а товара множество у нея; а поеди вборзъ, Олегь ти еще не въехалъ, а по своей воли възмеши рядъ с нимъ" (Там же. 1164 г.). "Beati possidentes" было правилом, хорошо известным уже в древности.
В политике захвата берет верх тот из соперничающих князей, на стороне которого перевес в ловкости, энергии, влиянии, а главное - в силе. И любимому князю население может отказать или не принять его, если его противники значительно сильнее. Привязанные к Изяславу кияне и черные клобуки говорили ему: "княжеi сила его велика (Юрiя), а у тебе мало дружины... не погуби насъ, ни самъ ни погыни; но ты нашь князь, коли силень будеши, а мы с тобою, а ныне не твое веремя, поеди прочь". Изяслав должен был согласиться с этим. "Наю не веремя нынъ есть", говорит он Вячеславу: "поеди ты, отце, въ свой Вышегородъ, а язъ поеду въ свой Володимирь; язъ же пакы по сихъ днехъ како ны Богь дасть" (Ипат. лет. 1150 г.).
Но соперники могут условливаться и идти на взаимные уступки. В своих притязаниях каждый ссылается на доводы, оправдывающие, по его мнению, его образ действий. В подтверждение своих лучших прав князья приводят: 1) физическое старшинство, 2) начало отчины, 3) народное избрание. Но кроме этих начал, имеющих значение в порядке преемства столов, столы занимались еще по воле занимающих их князей, а со времени татарского завоевания еще и по ханским ярлыкам, т.е. по распоряжению ханов.
Старшинство лет давало в древнее время значительные преимущества. С ним связана большая опытность, а опыт практической жизни был почти единственной школой образования. Более старший опытнее, разумнее и образованнее младшего. Старший князь поэтому пользуется большим влиянием, лучшими связями, а вместе с тем целым рядом преимуществ по сравнению с младшим. При таких неравных условиях молодому князю трудно конкурировать со старшим и естественно, что старшему отдается преимущество перед младшим и в соперничестве из-за столов. Но лучшие качества старшего - отнюдь не закон природы. Ловкие и энергичные князья опережают не только своих сверстников, но и князей старшего поколения. И это могло быть нередким исключением. А при таких условиях ссылка на старшинство не имела, конечно, решающего значения. Святослав и Всеволод Святославовичи изгнали из Киева старшего брата Изяслава, и его стол занял Святослав. Феодосии Печерский хотя и обличал князя, "яко неправедно створша и не по закону седша на столь томъ, яко отца си, брата старейшаго прогнавша", но убеждения чтимого старца не оказали никакого влияния. Изяслав Мстиславич по старшинству должен был уступить Киев дяде своему Юрию, но боролся с ним за Киев. Желая устранить ссылку дяди на старшинство, он пригласил совладетелем себе дядю Вячеслава, который оправдывал свои права на Киев ссылкой на старшинство: "Гюрги мнъ брать есть, но моложий мене, а язъ старъ семь, а хотелъ быхъ послати к нему и свое старишиньство оправити, ци будеть ны ся судити предъ Богомъ, а Богь на правду призрить". Он послал сказать Юрию: "язъ тебе старей семь не маломъ, но многомъ, азъ уже бородать, а ты ся еси родилъ; пакы ли хощеши на мое старишиньство поъхати" (Ипат. лет. 1151 г.) Но и на этот раз ссылка на старшинство делу не помогла. А Ростислав Владимирович, захвативший Тмуторакань под Глебом Святославовичем, ушел из города, как только узнал, что идет на него дядя Святослав, "не убоявься его, но не хотя противу стрыеви своему оружья взята". Но как только Святослав, "посадив снова в городе сына Глеба, ушел, Ростислав опять выгнал двоюродного брата" (Там же. 1065 г.).
Итак, в подтверждение своих прав на стол князья нередко ссылаются на старшинство; но часто эти ссылки не имеют никакого успеха. Это подтверждает Нестор в своем "Чтенiи о житiи и о погубленiи блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба", указывая, что "многи бо суть ныне детьскы князи не покоряющеся старейшимъ и супротивящеся имъ". Но, кроме того, следует заметить, что наряду со старшинством естественным возникло понятие о старшинстве искусственном, фиктивном. И младший князь мог быть назван старейшим, если ему удавалось занять лучший стол. В этом смысле в памятниках встречаются выражения: "искать старейшинства", "положить на комъ, дать кому старейшинство". Не подлежит сомнению, что под старшинством здесь надо понимать лучший стол. Во время борьбы Ростиславичей с Ольговичами за Киев Ярослав Изяславич Луцкий предложил свои услуги сначала Ольговичам, "ища собъ старешиньства въ Олговичехъ, - и не ступишася ему Кыева. Онъ же сослався с Ростиславичи и урядися с ними о Кыевъ... Ростиславичи же положиша на Ярославъ старейшиньство и даша ему Кыевъ" (Ипат. лет. 1174 г.). Константин Всеволодович вел борьбу с младшим братом Юрием за Владимир. Союзники первого, Мстислав Мстиславич и Владимир псковский, убеждают своих противников: "мы пришли есмя, брате князь Юрьи и Ярославе, не на кровопролитие, крови не дай Богь створити, да до того управимся; мы есмы племенници себе, а дадимъ старейшиньство кн. Костянтину, а посадите и в Володимеръ, а вамъ земля Суздальская вся" (Сузд. лет. 1216г.). Старший брат оказался не на старшем столе, а потому ведутся переговоры о том, чтобы дать ему старшинство, т.е. старший стол.
Отчиной (вотчиной) называлось все то, что переходило к детям после отцов, как полученное от дедов называлось дединой. Из сферы имущественных отношений эти понятия были перенесены и на отношения политические. Князь называл стол свой отчиной, если этот стол был некогда занят его отцом. В распределении столов это начало отчины сказалось очень рано, так как у отцов было естественное желание передавать столы своим детям. Еще Владимир св. выделил Полоцк сыну своему Изяславу от Рогнеды по совету бояр, на суд которых Владимир передал свое столкновение с Рогнедой; бояре сказали: "уже не убий ея, детяти деля сего, но въздвiгни отчину ея и дай ей с сыномъ своимъ" (Лавр. лет. 1128 г.). Постепенно это начало все более укоренялось, но все же не сделалось общим правилом и не могло сделаться, так как на один и тот же стол и одновременно могли быть предъявлены притязания несколькими князьями, отцы которых ранее занимали этот стол. Когда умер Всеволод Ярославич, то сразу открылись столы киевский, черниговский и переяславский. По праву отчины на киевский стол могли быть предъявлены притязания Изяславичами, Святославичами и Всеволодовичами. Перед смертью Всеволод вызвал в Киев сыновей Владимира и Ростислава. Находясь в Киеве, Владимир Мономах оказался в более выгодном положении, однако не решался занять киевский стол. Он сказал: "аще сяду на столь отца своего, то имамъ рать съ Святополкомъ взяти, яко есть столъ преже отца его былъ", и послал за Святополком, а сам пошел в Чернигов, брат же его Ростислав - в Переяславль (Лавр. лет. 1093 г.). Но на Чернигов имел такое же право, как Святополк на Киев, Олег, который и явился с половцами добывать Чернигов под Владимиром. Мономах сначала затворился в городе, но скоро уступил его Олегу и ушел "на столъ отень Переяславлю". На Любечском съезде князья заключили ряд, в силу которого столы распределены по отчинам: "кождо да держить отчину свою: Святополкъ Кыевъ Изяславлю, Володимерь Всеволожю, Давыдъ и Олегь и Ярославъ Святославлю" (Там же. 1097 г.). Но этот договор не устранил притязаний на Киев ни Мономаха с его потомством, ни Ольговичей черниговских. В конце XII века Мономаховичи предъявили Ольговичам требование: "како вы не искати отцины нашея, Кыева и Смоленьска, подъ нами, и подъ нашими детми, и подо всимъ нашимъ Володимеримь племенемь: како насъ розделилъ дедъ нашь Ярославъ по Дънепръ, а Кыевъ вы не надобе". Выше указано, по каким основаниям Ольговичи это требование отвергли. Итак, начало отчины играет важную роль в распределении столов, но не исключительную и не решающую.
Призвание князя на стол населением играло бесспорно важную роль в решении вопроса о преемстве стола. Князьям необходимо было считаться с волею народа, и в подтверждение своих прав они на эту волю ссылаются. Изяслав Давидович черниговский занял Киев по приглашению киян в трудное для них время. Но на Киев предъявил права Юрий Долгорукий и послал сказать Изяславу: "мне отцина Киевъ, а не тобе". Изяслав Давидович не мог, конечно, соперничать с Юрием и отвечал: "ци самъ семь ехалъ Киевъ? посадили мя кияне, а не створи ми пакости; а се твой Киевъ" (Ипат. лет. 1155 г.). Здесь столкнулось начало отчины с началом призвания и одержало верх. Но бывало и обратное. Киевляне признали преемником Всеволода Ольговича его брата Игоря, но затем пригласили Изяслава Мстиславича и мотивировали свое призвание ссылкой на то, что не хотят быть у Ольговичей, "аки въ задничи".
Распоряжение столом по воле занимающего его князя имело также серьезное значение в делах о замещении столов. В период времени от завещания Ярослава Мудрого, распределившего волости между своими сыновьями, и кончая завещанием Всеволода Юрьевича, можно указать целый ряд подобных актов. Но при всяких ли условиях личное распоряжение князя могло осуществиться? Первоначальная летопись не содержит никаких указаний на то, при каких условиях приводилась в исполнение воля Ярослава. Но нам известно, что передачу владимирского стола Юрию Всеволод гарантировал крестным целованием всех жителей волости, а Ярослав получил назначенный ему в удел Переяславль лишь после выраженного одобрения всех переяславцев. О замещении киевского стола после смерти сына Мономахова Мстислава сохранилось два известия. По одному брат Мстислава Ярополк сел на столе в силу призвания: "людье бо кыяне послаша по нь" (Лавр. лет. 1132 г.). По другому - Мстислав умер, "оставивъ княжение брату своему Ярополку, ему же и дети свои съ Богомъ на руцъ предасть" (Ипат. лет. 1133 г.). И в первом известии далее указано, что Мстислав с Ярополком урядились о детях Мстислава, и Ярополк тотчас же выполнил условия этого ряда. Поэтому надо думать, что Мстислав передал стол брату своему по соглашению с киевлянами. Оставить стол своему сыну он не мог, так как сын был молод, а такому князю удержаться в Киеве было весьма трудно. В пользу своих детей Мстислав мог только выговорить обязательство с брата удержать за ними Переяславль, что тот и выполнил. Много труднее оказалось положение Всеволода Ольговича, когда он задумал передать киевский стол брату своему Игорю. Чтобы провести этот план, он должен был войти в соглашение с возможными претендентами на Киев. Для этого он пригласил братьев, Игоря и Святослава, Владимира Давидовича и Изяслава Мстиславича и сказал им: "Володимиръ посадилъ Мьстислава сына своего по себе в Киевъ, а Мьстиславъ Ярополка брата своего, а се я мольвлю: оже мя богъ поиметь, то азъ по собе даю брату своему Игореви Киевъ". На этом князья и целовали Всеволоду крест, но после долгих прений. Про Изяслава Мстиславича замечено, что "много замышлявшу ему, нужа бысть целовати крестъ". Обеспечив за братом стол со стороны князей-претендентов, Всеволод позднее, уже разболевшись, призвал киян в Вышгород и просил их: "азъ семь велми боленъ, а се вы брать мой Игорь, иметесь по нь". Кияне отвечали: "княжеi ради, ся имемь". Тогда Всеволод в сопровождении Игоря пришел в Киев и "съзва Киянъ вси; они же вси цъловаше к нему крестъ, рекуче: ты намъ князь" (Ипат. лет. 1145 и 1146 гг.). Итак, Всеволод мог распорядиться киевским столом лишь при посредстве целого ряда предварительных договоров с князьями и народом. Распоряжаться же столами лишь по собственному усмотрению князья, конечно, не могли.
Со времени завоевания Руси татарами важную роль в распределении столов играют ханы. Князья ездят в Орду и получают от ханов утверждение на свои вотчинные столы. Кн. Ярослав Всеволодович в 1243 г. ездил к Батыю, который встретил его с честью и сказал: "Ярославеi буди ты старей всемъ княземъ в Русскомъ языцъ". В 1244 году и другие князья "поъхаша в Татары к Батыеви про свою отчину; Батый же почтивъ я честью достойною и отпустивъ я, расудивъ имъ, когождо въ свою отчину" (Лавр. лет.). Тот же порядок продолжался и после. Но нельзя сказать, что воля хана сделалась единою силою при замещении столов. Сохраняют свое значение и старые начала. Например, после смерти Ярослава брат его Святослав "седе в Володимери на столь отца своего, а сыновци свои посади по городомъ, якоже бе имъ отець урядилъ Ярославъ" (Лавр. лет. 1247 г.). На этот раз дело обошлось без всякого вмешательства хана. Но в следующем году Михаил Ярославич Хороборит "согна съ великого княжеiна Владимерскаго дядю своего великого кн. Святослава Всеволодичя и самъ сяде на великомъ княженiи въ Володимери" (ПСРЛ. Т. X. С. 137). В том же году Михаил был убит в войне с литовцами, и Святослав снова занял великое княжение; в Орду же он поехал только в 1250 году. Итак, захват, старшинство, отчина, а для Новгорода и призвание вовсе не устранены со времени татарского завоевания.
Отношения между князьями с того момента, как появилось несколько князей, занимающих особые столы, изображались в исторической литературе весьма различно. Старые историки представляли себе Древнюю Русь, разделенную на уделы, объединенной в той мере, насколько удельные князья признавали авторитет великого князя Киевского. Н.М. Карамзин полагал, что "Ярослав, разделив Россию на княжения, хотел, чтобы старший сын его, называясь великим князем, был главою отечества и меньших братьев и чтобы удельные князья, оставляя право наследства детям, всегда зависели от киевского, как присяжники и знаменитые слуги его" (Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. III. Гл. VII). А. М. Рейц первый указал на то, что "Ярослав, разделив владения своим сыновьям, основал союзное государство, в коем наследники князей были подчинены верховной власти старшего брата, княжившего в Киеве" (Рейц А.М. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836. С. 78). С.М. Соловьев свел эти отношения на почву родовых отношений и утверждал, что "старший князь, как отец, имел обязанность блюсти выгоды целого рода, думать и гадать о русской земле, о своей чести и о чести всех родичей, имел право судить и наказывать младших, раздавал волости. Младшие князья обязаны были оказывать старшему глубокое уважение и покорность, иметь его себе отцом в правду, ходить в его послушании, являться к нему по первому зову, выступать в поход, когда велит" (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 5-е изд. Т. П. С. 5).
Все эти мнения не могут быть приняты, так как источники не содержат никаких указаний на подчинение одних князей другому, кроме зависимости князей родных детей от князя-отца (см. разбор мнения С.М. Соловьева в кн.: Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. II. С. 353 - 370). К тому же ни один из князей до конца XII в. и не назывался великим. Иногда так титулуют наших князей книжники; но они прилагают к ним и титул царя. Но что такие прозвания не имели реального значения, явствует из того, что великими князьями называли и подручных кн. Олегу князей. Наоборот, каждый владетельный князь, как представитель независимой волости, по своему положению юридически равен каждому владетельному князю. Поэтому в междукняжеских отношениях вместо подчинения всех одному великому или старшему можно, скорее, отметить принцип равного достоинства князей, который нашел свое выражение в братстве князей. В повседневных отношениях и в договорах князья именуют друг друга братьями. Но как в одной княжеской семье братья различаются по старшинству, причем старший из них обыкновенно получал лучший стол, так и вообще между князьями, именуемыми братьями, могли быть старейшие братья, или старейшины, просто братья и братья молодшие. Это различие в братстве могло соответствовать естественному различию в старшинстве лет, но могло разойтись с ним, так как и старшинство могло быть условным или фиктивным. Конечно, между самостоятельными и независимыми князьями были более могущественные и слабые; последние фактически постоянно должны были уступать сильным, которые считались и назывались старейшими, а слабые - молодшими братьями без соответствия физическому старшинству. Иногда в виде особого почета один князь называет другого отцом. Юрий Долгорукий старшему своему брату Вячеславу говорит: "ты мне еси яко отецъ" (Ипат. лет. 1151 г.). Отцом называют того же Вячеслава и его племянники Изяслав и Ростислав. Но это почетное отцовство не имеет ничего общего с отцовством естественным, и названный отцом не приобретает никаких прав над своим названным сыном. Юрий вовсе не подчинился требованию Вячеслава уступить ему Киев, хотя счел Вячеслава своим отцом; а Вячеслав, всем обязанный Изяславу, хотя и получил прозвание отца, но сам называет Изяслава так: "а ты же мой сынъ, ты же мой брать" (Там же. 1150 г.).
Но если все владетельные князья равны по их достоинствам, как представители независимых волостей, то не существовало ли каких-либо элементов объединения для всех древнерусских княжений? В исторической литературе можно найти утвердительные ответы на этот вопрос. Н.И. Костомаров доказывал, что самобытные земли стремились к федерации, что Русь начинала облекаться в федеративный строй, но этому помешало татарское завоевание. Элементами объединения послужили: 1) единство происхождения и языка, 2) единство религии и 3) единство княжеского рода. Но это все элементы культурной связи, а не политической. Проф. М.Ф. Владимирский-Буданов идет дальше. Он указывает "начала государственного объединения всех русских земель". Эти начала нашли свое выражение в следующем: "На единстве княжеского рода и национальном единстве Русской земли основывается союз князей, постоянно признаваемый в принципе, хотя весьма часто нарушаемый в действительности. Союз состоит из равных друг другу членов, именуемых братьями. Союз основывается не на договорном начале; напротив, иногда частные договоры двух или нескольких князей клонятся к его нарушению... Действия союза простираются как на внешние, так и на внутренние (междукняжеские) отношения... Права и постановления союза осуществляются преимущественно посредством княжеских съездов... Съезд для решения общерусских дел предполагает участие всех князей, но в действительности ни один съезд не имел фактической полноты, что не лишало думы князей ее общерусского значения. Постановления думы были обязательны для прочих не участвовавших в съезде".
Но что же такое союз князей и его орган - княжеские съезды? Действительные это факты или акты идеального сознания? Если союз признавался лишь в принципе и весьма часто нарушался практикой, если съезды предполагают лишь участие всех князей, а действительность не знает ни одного такого съезда, то не следует ли отсюда заключить, что все это существовало не в действительной жизни, а в сознании современников? Это, может быть, общественные идеалы, факты из истории общественного сознания, а не из истории учреждений. При господстве обычного права наличность учреждения констатируется однообразным повторением одних и тех же действий или явлений, а не принципиальными признаниями или предположениями.
Княжеские съезды, однако, хотя и не в качестве органа союза князей, - бесспорный исторический факт. Князья съезжались для совместного обсуждения и решения интересующих их вопросов. Но интересы князей весьма различны. Поэтому съезжаются гораздо чаще немногие из наличных князей. Съезды со значительным числом участвующих составляют редкое исключение, а съезда всех наличных князей и указать нельзя. На съезде, естественно, принимают участие заинтересованные. Несочувствующего или даже противника можно было только силою принудить явиться на съезд. А кому нужен такой советник? Святополк и Мономах приглашали Олега черниговского: "пойди Кыеву, да порядъ положимъ о Русьстей земли предъ епископы, и предъ игумены, и предъ мужи отець нашихъ, и предъ людми градьскыми, да быхомъ оборонили Русьскую землю оть поганыхъ". Под влиянием каких-то наветов Олег отнесся к этому зову с большим недоверием: он решил, что его заманивают для расправы с ним, и отвечал: "несть мене лепо судити епископу, ли игуменомъ, ли смердомъ". Говорят, что Олег был наказан союзною экзекуциею князей за то, что неисполнение постановления съезда или отказ от участия в нем без причины влекли наказания для виновных. Но Святополк и Мономах пошли войной на Олега по следующему точно указанному ими поводу: "да се ты ни на поганыа идеши, ни на советъ к нама, то ты мыслiши на наю и поганымъ помагати хочеши" (Лавр. лет. 1096 г.). Заподозрили в Олеге союзника поганых и потому объявили ему войну. При Мономахе княжеские съезды созывались сравнительно чаще, так как этот князь сумел сплотить княжеские интересы. На Любечском съезде шестеро князей не только распределили между собой княжения по отчинам, но заключили еще следующий договор: "да, аще кто отсель на кого будеть, то на того будемъ вси и кресть честный". Но единение князей продержалось недолго: в том же году совершилось ослепление Василька по инициативе кн. Давида Игоревича и при содействии Святополка. Узнав об этом, Мономах приглашает черниговских князей исправить зло, и все вместе шлют к Святополку с требованием: "что се зло створилъ еси в Русьстъй земли, и вверглъ еси ножь в ны? чему еси ослепилъ брать свой? аще ти бы вина кая была на нь, обличилъ бы и предъ нами; а ныне яви вину его". Святополк оправдывался тем, что ему была нужда "своее головы блюсти" и что вся вина лежит на Давиде (Лавр. лет. 1097г.). Последний, правда, был наказан, но только в силу принятого князьями обязательства на Любечском съезде. А со смертью Мономаха рознь между князьями умножилась, и общие действия князей, по предварительному соглашению на съездах, сделались еще более редкими. Таков был съезд в Киеве 1170 г., когда был предпринят общий поход на половцев. Но наряду с этим можно отметить и ряд неудавшихся съездов. Кн. Святослав Всеволодович, "сгадавъ со сватомъ своимъ Рюрикомъ", пошли на половцев и остановились у Олжич в ожидании Ярослава черниговского; но Ярослав, встретив их, сказал: "нынъ, брать, не ходите, но срекше веремя, оже дасть Богь, на лето пойдемь". Князья послушали Ярослава и возвратились (Ипат. лет. 1183 г.). Те же Святослав и Рюрик предприняли общий поход на Галич, но во время похода заспорили о разделе Галича, "и тако не урядившеся и возвратишася во свояси" (Там же. 1189 г.). При таких условиях как можно считать княжеские съезды органом объединения всех князей? Наоборот, надо признать, что в Древней Руси не существовало никаких элементов политического объединения между обособленными княжениями и отдельными князьями, кроме междукняжеских соглашений.
Литература
Сергеевич В.И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 98 - 327; 2) Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1908. Т.П. С. 150 - 370; ср.: Тарановский Ф.В. Отзыв о соч. В.И.Сергеевича "Древности русского права". Юрьев, 1911. С. 68 - 86; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 37 - 45, 69 - 76; Соловьеве. М. 1) Об отношении Новгорода к великим князьям. М.. 1846; 2) История отношений между князьями Рюрикова дома. М., 1847; Лашнюков И.В. О междукняжеских и общественных отношениях в древнейшем периоде нашей истории // Речи, произнесенные в торжественном собрании Лицея кн. Безбородко. Киев, 1856; Костомаров Н.И. Мысли о федеративном начале Древней Руси // Костомаров Н.И. Исторические монографии. СПб., 1863. Т. 1; 2-е изд. СПб., 1872.