Вчера наложение ареста, сегодня положение адюльтера. Это так же плохо, как и возможно. Я опасаюсь еще большей катастрофы. Вчера у нас сажа загорелась... Это, должно быть, очень неприятно, когда горят. Все-таки я бы лучше хотела сгореть в огне, чем быть отправленной на продажу в магазин.
В три часа пополудни хорошенькая женщина с робким и порочным видом бросилась на шею к моему хозяину, который, вероятно, ждал ее, потому что был только в нижнем белье из тонкого полотна, в желтых шелковых носках и в лакированных туфлях. Он был, впрочем, очень хорош. Мужчины, подобно женщинам, в неодетом виде бывают особенно интересны. Его широкая волосатая грудь, выдающаяся вперед; его могучие руки и ноги, с крепкими, как канат, мускулами, его плоский живот, бычья шея, на которой мускулы натягивались как если бы они были из стали -- все это вместе составляло замечательную фигуру, действительно способную увлечь такую хрупкую и простенькую женщину, как Валентина.
Я все больше и больше обожала хозяина. Его богемское существование меня бесконечно забавляло. Красивая дама с карими глазами уже давно не была у нас, и всю мою привязанность, всю мою любовь к ней я перенесла на своего хозяина.
Прошло уже около часу, как они с Валентиной болтали всякий вздор, тот вздор, который служит прелюдией к более серьезным вещам, как вдруг раздался звонок.
Я забыла сказать, что Валентина была одета немногим лучше его -- на ней были только рубашка, чулки и ботинки -- ботинки всегда снимаются в последний момент. Ах! если бы не было ботинок, честное слово, дамы были бы всегда нагими.
Как бы предчувствуя, Валентина воскликнула:
-- Мой муж!
-- Ты шутишь! -- сказал мой хозяин. -- Почему это может быть твой муж? Разве он был настолько любезен, что предупредил тебя?
-- Я уверена, что это мой муж, -- возразила Валентина. -- Я погибла, погибла! Ах! Боже мой! Где мне спрятаться?
Мой хозяин бросил наполеоновский взгляд на Валентину и оценил ее состояние.
-- Иди сюда, -- сказал он.
У двери еще раз позвонили. И почти тотчас же раздался голос:
-- Именем закона, отворите!
Тем временем Валентина, присев на корточки, поместилась под креслом, сократившись там, насколько могла. Это было неплохо; до сих пор я видала женщин, которые никак не могли уместиться на таком тесном пространстве. Красная бахрома опустилась так, что ничего не было видно.
-- Не шевелись! -- прошептал мой хозяин. Он свернул в один пакет шляпу и одежду и запихнул все это в деревянный ящик, почти в тот самый момент, когда отмыкали дверь. Затем он взял газету.
В прихожей раздались быстрые и в то же время осторожные шаги.
Мой хозяин сидел на мне в своем странном костюме, придвинув ноги к огню, и как будто читал газету.
Как стая диких зверей, ворвались в комнату несколько человек.
Муж, бледный от волнения, от ужасного волнения рогоносца, сопровождаемый полицейским комиссаром, испускал какое-то рыканье...
-- Ах! Несчастные! Я им покажу!.. Где ты, недостойная женщина?
-- Ты скоро кончишь? -- хладнокровно спросил мой хозяин, решившись наконец встать. -- Где это ты получил воспитание? Мой старый Альберт, ты меня очень удивляешь! Я полагал, что ты воспитаннее...
Тот продолжал кричать:
-- Где моя жена?
-- Твоя жена? Твоя жена! Но ты с ума сошел! Ее нет здесь, твоей жены! Зачем ей быть здесь?
-- Она здесь! Она меня обманывает! Я ее проследил! Ты ее любовник!
И он повернулся к комиссару с налившимися кровью глазами, из которых, однако, катились слезы.
-- Найдите ее, господин комиссар! Я ее убью...
-- Спокойнее, сударь, спокойнее! Мы будем искать, и, если m-me Люрси здесь, мы ее найдем. Нет ли у вас женщины, сударь?
-- Я ее не вижу, -- отвечал мой хозяин. -- Но я не поручусь, что под мужской одеждой этого слесаря не скрывается женщина.
-- Нам не до шуток теперь, сударь. Нас сюда пригласил М. Люрси, один из ваших друзей, чтобы застать у вас на месте преступления неверную жену.
-- Люрси с ума сошел, господин комиссар. Это мой друг детства, я его очень хорошо знаю; семи лет от роду он очень важно говорил: "Я женюсь, но буду рогоносцем". Он женился, и ему хочется быть рогоносцем. Ему только этого недостает для полного счастья. Я очень сожалею, что не могу доставить ему такого удовольствия. Я люблю m-me Люрси; она очень изящная женщина; я к ней чувствую большую симпатию; но я вам клянусь, что она не моя любовница.
В общем, мой хозяин не лгал: Валентина действительно не была его любовницей; они еще не имели для этого времени.
Пока они разговаривали, агенты, осматривавшие помещение, подошли к комиссару:
-- Здесь нет этой женщины, -- сказали они.
-- Тьфу, пропасть! -- воскликнул мой хозяин.
-- Почему вы не открывали нам, сударь? -- очень любезно спросил его комиссар.
-- Потому что не был предупрежден о вашем визите, я его не предчувствовал; я думал, что это какая-то рожа пришла. Я не знаю, кто из вас звонил, но я полагал, что это брильщик...
-- Нас было несколько, -- сказал, смеясь, комиссар.
Один агент, присев на корточки, смотрел под кровать; другой ощупывал самую кровать.
-- Не хотите ли вы, господин агент, заглянуть в футляр моих часов?
-- Но, однако, она вошла сюда! -- вопил обманутый муж, взбешенный тем, что еще не уверился в своем несчастье.
-- Ты глуп, Люрси, -- сказал мой хозяин. -- Ты полагал, что тебе наставили рога; теперь ты имеешь доказательство, что этого нет, и вместо того, чтобы быть в восторге, ты продолжаешь ныть. Тебе уже, видно, очень хочется, чтобы это было.
-- Я видал, как Валентина вошла в этот дом.
-- Здесь около сорока квартир; почему же ты хочешь, чтобы она была у меня? Не представляешь ли ты себе, что я единственный мужчина после тебя, который может нравиться твоей жене? Это мне очень льстит. Господа, я думаю, что ваша миссия окончена. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы согласились удалиться. Я сегодня не дома обедаю; уже половина пятого, а я очень долго одеваюсь... Мне нужно хорошенько принарядиться, я обедаю у одной графини.
-- Извините меня, сударь, -- сказал комиссар, -- если я причинил вам неприятности. Обязанность заставляет должностных лиц повиноваться мужьям в опасности.
-- Я понимаю и вполне вам сочувствую, господин комиссар. Что же касается тебя, Люрси, то остерегайся, я тебя ненавижу, я тебя презираю, ты еще услышишь обо мне.
Он проводил их до двери, но вдруг какая-то идея пришла ему вдруг в голову.
Все уже почти спустились по лестнице, когда он позвал:
-- Господин комиссар, подымитесь, пожалуйста, еще раз по этой лестнице. Я бы вам хотел рассказать о покушении на кражу, жертвой которой я недавно сделался по милости судебного пристава Сусебрика. На две минуты только.
Комиссар вернулся один.
-- Стаканчик портвейну, господин комиссар? И поговорим по-дружески. Вы прекрасный человек, я вас очень уважаю.
Перед ними стояло три стакана портвейна.
-- Как вы думаете, ведь мой друг Люрси заслуживает того, чтобы я его сделал рогоносцем?
-- О! конечно! -- воскликнул любезный комиссар.
-- Ну и хорошо, что вы так посоветовали: если Бог, т.е. Валентина, этого захочет, то это будет. Ты хочешь, Валентина? -- крикнул он.
-- Да, -- раздался из-под кресла голос.
Комиссар вскочил.
-- Позвольте мне представить вас очаровательнейшей в мире женщине, -- сказал мой хозяин. -- Но закройте глаза, не глядите. Не пытайтесь открыть моего тайного места.
Комиссар не сплоховал.
Мой хозяин приподнял кресло; из-под него показалась во всем блеске своей помятой красоты Валентина.
-- О! У меня судороги в ногах, -- просто сказала она.
Мой хозяин представил их друг другу.
-- Откуда вы пришли, madame? -- воскликнул комиссар.
-- Ах, сударь, и не говорите об этом. Это мой секрет. Но если мой супруг прибегнет еще раз к вашей помощи, то действуйте быстрее. Что было бы, если бы у меня судороги начались на пять минут раньше!..
Комиссар поклялся всеми святыми, что в следующий раз он постарается.
Когда он ушел, Люрси тут же стал рогоносцем. А мой хозяин и Валентина были очень счастливы по этому поводу.