На слѣдующій день, 16-го августа, Габріэль прибылъ въ Сен-Кентень.
У городскихъ воротъ встрѣтилъ его Жанъ Пекуа.
-- А, наконецъ-то вы здѣсь, графъ! сказалъ честный ткачъ:-- я былъ увѣренъ, что вы пріѣдете,-- но, къ-несчастью, очень-поздно, да, очень-поздно!
-- Какъ, очень-поздно? спросилъ пораженный его словами Габріэль.
-- Да, къ-сожалѣнію: госпожа Діана де-Кастро, кажется, просила васъ прибыть сюда 15-го августа?
-- Но, сказалъ Габріэль:-- она не обращала-особеннаго вниманія на это число; она не говорила, для чего нужно ей мое присутствіе.
-- Графъ, продолжалъ Жанъ Пекуа:-- вчера, 15-го августа, госпожа де-Кастро, или, вѣрнѣе, сестра Беата, дала вѣчный обѣтъ, по которому она сдѣлалась монахинею невозвратно для свѣта.
-- А! поблѣднѣвъ вскричалъ Габріэль.
-- Но еслибъ вы были здѣсь, сказалъ Жанъ Пекуа: -- можетъ-быть, вы успѣли бы остановить то, что теперь уже совершено навсегда.
-- Нѣтъ, мрачно отвѣчалъ Габріэль: -- нѣтъ, я не могъ бы, не долженъ былъ бы, я не захотѣлъ бы противиться ея намѣренію. И нѣтъ сомнѣнія, что само Провидѣніе удержало меня въ Кале. Сердце мое дѣйствительно разбилось бы отъ своего безсилія передъ такою жертвой, и бѣдная душа, посвятившая себя Богу, можетъ-быть, больше страдала бы отъ моего присутствія, нежели сколько она должна была страдать въ эту торжественную минуту отъ моего удаленія.
-- О, сказалъ Жанъ Пекуа: -- она была не одна.
-- Да, отвѣчалъ Габріэль:-- вы тоже были тамъ, ты, Жанъ, и Бабетта, и ея друзья...
-- Не мы одни были тамъ, грасъ, замѣтилъ Жанъ Пекуа: -- возлѣ сестры Беаты находилась и ея мать.
-- Кто! госпожа де-Пуатье? вскричалъ Габріэль.
-- Да, графъ, сама госпожа Пуатье. Получивъ письмо отъ своей дочери, она тотчасъ пріѣхала изъ своего уединенія Шомонъ-сюр-Оаза, и присутствовала вчера при обрядѣ посвященія. Вѣроятно, теперь ее можно встрѣтить у новопосвященной.
-- Но зачѣмъ, вскричалъ съ ужасомъ Габріэль: -- зачѣмъ госпожа де-Кастро посылала за этою женщиной?
-- Но, сударь, она сказала Бабеттѣ, что все-таки эта женщина приходится ей матерью.
-- Все равно! сказалъ Габріэль: -- теперь я начинаю думать, что мнѣ должно было пріѣхать сюда. Если госпожа де-Пуатье пріѣхала, то вѣрно не за тѣмъ, чтобъ сдѣлать добро или исполнить свой долгъ. Сейчасъ же отправляюсь въ монастырь бенедиктинокъ. Хотите ли ѣхать со мною, любезный Жанъ? Я спѣшу больше, чѣмъ когда-нибудь, увидѣть госпожу де-Кастро. Кажется, она нуждается во мнѣ. Скорѣе въ дорогу!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Габріэль Монгомери, котораго ждали еще наканунѣ, былъ введенъ безъ всякаго затрудненія въ пріемную комнату монастыря.
Діана уже была здѣсь съ своею матерью.
Габріэль, увидѣвъ Діану послѣ столь долгой разлуки, блѣдный и печальный, въ порывѣ неудержимаго увлеченія, упалъ на колѣни передъ рѣшоткою, навсегда разлучившею ихъ другъ отъ друга.
-- Сестра! сестра! проговорилъ онъ.
-- Братъ мой! отвѣчала ему съ нѣжностью сестра Беата.
Слеза медленно покатилась по ея щекѣ, но въ то же время Діана улыбалась ангельскою улыбкой.
Габріэль, обернувшись немного, примѣтилъ другую Діану -- госпожу де-Пуатье. Она смѣялась, какъ могутъ смѣяться только демоны.
Но Габріэль съ беззаботнымъ презрѣніемъ отвернулся отъ нея, и взоромъ и мыслью предался сестрѣ Беатѣ.
-- Сестра моя! повторилъ онъ съ жаромъ и тоскою.
-- Вѣроятно, вы называете ее сестрою по Іисусу Христу, потому-что еще вчера она называлась госпожею де-Кастро? холодно замѣтила Діана де-Пуатье.
-- Что хотите вы сказать? Боже мой, что хотите вы сказать? спросилъ Габріэль, вставъ и дрожа невольно.
Діана де-Пуатье, не давая прямаго отвѣта, обратилась къ своей дочери:
-- Дитя мое, теперь, я думаю, настала минута обнаружить тайну, о которой говорила я тебѣ вчера, и которую, кажется, я не въ-правѣ больше скрывать отъ васъ.
-- О, что все это значитъ? вскричалъ въ безпамятствѣ Габріэль.
-- Дитя мое, спокойно продолжала госпожа де-Пуатье:-- не затѣмъ только, чтобъ благословить тебя, я вышла изъ убѣжища, въ которомъ живу почти два года, благодаря графу Монгомери.-- Не ищите никакой насмѣшки въ моихъ словахъ, милостивый государь, сказала она иронически, отвѣчая на движеніе Габріэля.-- Я знаю, что вы довольны, успѣвъ извлечь меня, силою или нѣтъ, изъ міра безчестнаго и развратнаго. Теперь я счастлива! На меня сошла милость Божія, и любовь къ Богу наполняетъ все мое сердце. Въ благодарность за это, я спасаю васъ отъ грѣха, можетъ-быть, даже отъ преступленія.
-- О, что это значитъ? сказала въ свою очередь сестра Беата, дрожа отъ ужаса.
-- Дитя мое, продолжала Діана де-Пуатье съ адскимъ равнодушіемъ:-- еще вчера я могла бы однимъ словомъ остановить на твоихъ губахъ священный обѣтъ, который ты готовилась произнести. Но смѣла ли я, бѣдная грѣшница, такъ счастливая теперь освобожденіемъ отъ всѣхъ земныхъ оковъ, -- смѣла ли я отнять у небесъ душу, свободную и цѣломудренную, которая отдавала себя имъ? Нѣтъ -- и я молчала.
-- Не смѣю догадываться, не смѣю!.. прошепталъ Габріэль.
-- Но сегодня, мое дитя, продолжала бывшая любимица короля:-- сегодня я прерываю молчаніе, видя, что печаль и гнѣвъ господина Монгомери обнаружили вамъ вполнѣ его мысль. Но вамъ должно забыть другъ друга, да, вамъ должно. Еслибъ онъ постоянно лелѣялъ себя мыслію, что ты можешь быть его сестрою, дочерью графа Монгомери, онъ, не чувствуя упрековъ совѣсти, вспомнилъ бы о тебѣ, -- и это было бы преступленіемъ!.. преступленіемъ, въ которомъ я не хочу быть соучастницей, я, только вчера вступившая на дорогу спасенія. Итакъ, знай, Діана: ты не сестра графа, но дѣйствительно дочь Генриха II, убитаго графомъ на роковомъ турнирѣ...
Сестра Беата вскрикнула въ ужасъ и закрыла лицо обѣими руками.
-- Вы лжете! съ гнѣвомъ вскричалъ Габріэль:-- да, вы лжете!.. Гдѣ доказательства, что не лжете?
-- Вотъ они, спокойно отвѣчала Діана де-Пуатье, подавая ему бумагу.
Габріэль схватилъ бумагу дрожащею рукою и съ жадностью началъ читать.
-- Это, какъ видите, пцсьмо, написанное вашимъ отцомъ за нѣсколько дней передъ смертью, продолжала госпожа де-Пуатье: -- онъ жалуется, какъ видите, на мою строгость, но рѣшается терпѣть, въ надеждѣ, что я скоро буду его женою, и что любовникъ только сберегъ вполнѣ чистое блаженство для супруга... Въ подлиности чиселъ и именѣ, написанныхъ здѣсь, кажется, нельзя сомнѣваться; не правда ли? Теперь вы видите, господинъ Монгомери, что вамъ грѣшно было бы мечтать о сестрѣ Беатѣ, потому-что никакія узы крови не соединяли васъ съ тою, которая теперь не принадлежитъ здѣшнему міру. Избавляя васъ отъ такого грѣха, надѣюсь, что я вполнѣ и даже слишкомъ отплатила вамъ за блаженство, которымъ наслаждаюсь, благодаря вамъ, въ своемъ уединеніи. Теперь мы квиты, графъ, и больше мнѣ нечего говорить вамъ.
Въ-продолженіе этой насмѣшливой рѣчи, Габріэль уже прочиталъ роковое письмо; сомнѣваться было напрасно: оно говорило Габріэлю, какъ голосъ его отца, вставшаго изъ гробницы засвидѣтельствовать истину.
Когда несчастный молодой человѣкъ поднялъ блуждающіе глаза, Діана де-Кастро лежала безъ чувствъ у налоя.
Габріэль бросился къ ней, но, остановленный толстою желѣзною рѣшоткой, онъ обернулся, и увидѣлъ на губахъ Діаны де-Пуатье улыбку гнуснаго самодовольствія.
Обезумѣвъ отъ печали, онъ съ поднятою рукою подошелъ на два шага къ госпожѣ де-Пуатье, но вдругъ остановился, ужаснувшись самого-себя, ударилъ себя рукою по лбу и вскричалъ:
-- Прости, Діана! Прости!.. и убѣжалъ изъ залы.
Еще одна секунда, и онъ убилъ бы эту безстыдную мать, какъ ехидну.
У воротъ монастыря, Жанъ Пекуа съ безпокойствомъ ждалъ графа Монгомери.
-- Не спрашивайте меня, не спрашивайте ни о чемъ! закричалъ ему Габріэль, и видя, что честный Пекуа смотрѣлъ на него съ печальнымъ удивленіемъ, прибавилъ нѣсколько спокойнѣе: -- прости мнѣ, Жанъ; кажется, я теряю разсудокъ. Видишь ли, я не хочу думать, и чтобъ скрыться отъ своей мысли, бѣгу въ Парижъ. Если хочешь, другъ, проводи меня до воротъ города, гдѣ я оставилъ свою лошадь. Но, ради Бога, не говори обо мнѣ, говори о себѣ...
Почтенный ткачъ, столько же изъ послушанія Габріэлю, сколько изъ желанія развлечь его, разсказалъ о томъ, какъ Бабетта живетъ въ добромъ здоровьѣ и сдѣлалась матерью маленькаго Пекуа; какъ братъ его, Пьеръ, завелъ оружейную Фабрику въ Сен-Кентенѣ; какъ, наконецъ, въ прошломъ мѣсяцѣ, они получили отъ одного пикардійскаго рейтара извѣстіе о Мартэнѣ-Геррѣ и услышали, что онъ живетъ счастливо съ своею Бертрандой.
Но должно признаться, что Габріэль, оглушенный горестью, не ясно понялъ или разслушалъ этотъ радостный разсказъ.
Однакожь, прибывъ съ Жаномъ Пекуа къ парижскимъ воротамъ, онъ дружески подалъ руку горожанину.
-- Прощай, другъ мой, сказалъ ему Габріэль: -- благодарю за доброе расположеніе. Напомни обо мнѣ всѣмъ, которыхъ ты любишь... Я счастливъ, узнавъ о твоемъ счастіи... Вы, которымъ дано въ удѣлъ благоденствовать, вспоминайте иногда обо мнѣ, которому суждено страдать...
Слезы брызнули изъ глазъ Жана Пекуа... Габріэль не дожидался другаго отвѣта, вскочилъ на лошадь и помчался въ галопъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Судьба какъ-будто хотѣла, чтобъ всѣ несчастія разомъ обрушились на голову Габріэля. Кормилица его, Алоиза, не дождавшись возвращенія своего господина, умерла, послѣ краткой болѣзни, до его пріѣзда въ Парижъ.
На другой день, Габріэль пошелъ къ адмиралу Колиньи.
-- Господинъ адмиралъ, сказалъ ему Монгомери:-- я знаю, что преслѣдованіе и религіозныя войны не замедлятъ начаться снова, не смотря на всѣ усилія предупредить ихъ. Теперь я могу т не только свою мысль, но и шпагу защитѣ реформы. Жизнь моя годится только служить вамъ: возьмите ее и не щадите. Притомъ, въ вашихъ рядахъ мнѣ всего лучше сражаться противъ одного изъ своихъ враговъ, и окончательно наказать другаго.
Габріэль думалъ о королевѣ-правительницѣ и коннетаблѣ.
Напрасно было бы говорить, что Колуньи съ восторгомъ принялъ неоцѣнимаго помощника, столько разъ уже доказавшаго ему свою храбрость и энергію.
Исторія графа дѣлается съ этихъ поръ исторіей религіозныхъ войнъ, обагрившихъ кровью царствованіе Карла IX.
Габріэль Монгомери игралъ страшную роль въ этихъ войнахъ, и его имя, произносимое при каждомъ важномъ событіи, заставляло блѣднѣть Катерину Медичи.
Когда, послѣ рѣзни, бывшей въ Васси, въ 1562 году, Руанъ и вся Нормандія открыто объявили себя въ пользу гугенотовъ, главнымъ виновникомъ возстанія всей провинціи былъ -- графъ Монгомери.
Въ томъ же году, графъ Монгомери оказалъ чудеса храбрости въ битвъ при Др е.
Онъ же, какъ говорятъ, выстрѣломъ изъ пистолета ранилъ коннетабля Монморанси, главнокомандующаго войсками, и окончательно довершилъ бы его участь, еслибъ принцъ Парсвень не защитилъ коннетабля.
Извѣстно также, какъ черезъ мѣсяцъ послѣ этой битвы, гдѣ Балафре вырвалъ побѣду изъ неискусныхъ рукъ коннетабля, благородный герцогъ Гизъ былъ предательски убитъ, у Орлеана, фанатикомъ Польтро.
Монморанси, избавившись отъ своего соперника, но въ то же время лишившись своего союзника, былъ, въ 1567 году, еще несчастнѣе въ битвѣ при Сен-Дени, нежели въ сраженіи при Др е.
Шотландецъ, Робертъ Брюсъ, принуждалъ его сдаться. Монморанси отвѣчалъ на это предложеніе, ударивъ Брюса въ лицо ефесомъ шпаги. Въ то мгновеніе кто то выстрѣлилъ изъ пистолета: пуля впилась въ бокъ коннетаблю, и онъ упалъ смертельно-раненный.
Сквозь облако крови, которая бросилась въ глаза Монморанси, онъ узналъ лицо Габріэля.
Коннетабль умеръ на слѣдующій день...
Графъ Монгомери не замедлялъ ударовъ противъ своихъ прямыхъ враговъ, непобѣдимый, неотразимый.
Когда Катерина Медичи спросила, кто возвратилъ Беарнъ королевѣ наваррской и заставилъ признать принца беарнскаго генералиссимусомъ гугенотовъ,-- ей отвѣчали: Монгомери.
Когда, на другой день послѣ варѳоломеевской ночи (1572 г.), королева-мать, пылая нетерпѣливымъ мщеніемъ, спрашивала имена не тѣхъ, которые погибли, но тѣхъ, которые спаслись -- ей назвали прежде всѣхъ графа Монгомери.
Монгомери, вмѣстѣ съ Лану, бросился въ Ла-Рошель. Городъ выдержалъ девять большихъ приступовъ, и королевская армія потеряла сорокъ тысячь человѣкъ. Наконецъ, Ла-Рошель получилъ свободу по капитуляціи, и Габріэль вышелъ невредимый изъ огня битвы.
Потомъ Габріэль проникъ въ Сансерръ, осажденный губернаторомъ беррійскимъ. Монгомери, какъ уже извѣстно читателямъ, владѣлъ искусствомъ защищать крѣпости. Горсть Сансеррцевъ, вооруженныхъ только палками съ желѣзнымъ остріемъ, противодѣйствовала, въ-продолженіе четырехъ мѣсяцевъ, корпусу, составленному изъ шести тысячь солдатъ. Крѣпость сдалась на капитуляцію, и жители Сансерра, подобно жителямъ Ла-Рошели, получили свободу и обезпеченіе ихъ личности.
Катерина Медичи съ возрастающимъ гнѣвомъ видѣла, какъ ускользалъ отъ ея рукъ старинный и неуловимый непріятель.
Монгомери оставилъ воспламененный Пуату и отправился раздувать огонь въ усмиренной Нормандіи.
Отправившись изъ Сен-Ло, онъ въ три дня взялъ Карантанъ и истребилъ всѣ военные припасы въ Валонѣ. Все нормандское дворянство стало подъ его знамена.
Катерина Медичи и король тотчасъ собрали три арміи и приказали обнародовать въ Першѣ и Манѣ всеобщее ополченіе. Начальникомъ королевскихъ войскъ былъ сдѣланъ герцогъ Мартиньйонъ.
Въ этотъ разъ, Монгомери не сражался болѣе. Дѣйствуя въ рядахъ реформаторовъ, онъ имѣлъ, однакожь, свою армію, такъ же какъ король свою.
Габріэль задумалъ удивительный планъ, обѣщавшій блистательную побѣду.
Предоставивъ Мартиньйону осаждать Сен-Ло, Монгомери тайно оставилъ городъ и пошелъ на Данфоръ, куда Францискъ дю-Галло долженъ былъ привести къ нему всю конницу изъ Бретани, Анжу и области Ко. Съ такою силою, Габріэль намѣревался неожиданно напасть у Сен-Ло на королевскую армію, которая, находясь между двумя огнями, была бы истреблена окончательно.
Но измѣна сразила непобѣдимаго. Какой-то предатель извѣстилъ Мартиньйона о тайномъ отъѣздѣ Монгомери въ Данфоръ, въ сопровожденіи только сорока всадниковъ.
Мартиньйонъ не столько заботился о взятіи Сен-Ло, сколько о взятіи самого Монгомери и, поручивъ осаду одному изъ своихъ генераловъ, поспѣшилъ къ Данфору съ двумя полками, шестью-стами всадниковъ и сильною артиллеріей.
Всякій, на мѣстѣ Габріэля Монгомери, сдался бы тотчасъ, не пытаясь на безполезное сопротивленіе; но Габріэль, съ четырьмя десятками людей, захотѣлъ состязаться съ арміей.
Надо читать въ исторіи Де-Ту разсказъ объ этой невѣроятной осадѣ.
Данфоръ держался двѣнадцать дней. Въ-теченіе этого времени, графъ Монгомери сдѣлалъ семь отчаянныхъ вылазокъ. Наконецъ, когда городскія стѣны были пробиты насквозь, и качаясь уже принадлежали непріятелю, Габріэль оставилъ ихъ и удалился сражаться въ башнѣ, называемой башнею Гильйома де-Беллема.
Съ Монгомери было только тридцать человѣкъ.
Мартиньйонъ приказалъ начать аттаку. У него было пять большихъ пушекъ, пять-сотъ кирасировъ изъ дворянъ, семь-сотъ мушкетеровъ и сто цикеровъ.
Осада продолжалась пять часовъ. Старая башня выдержала шестьсотъ пушечныхъ выстрѣловъ.
Вечеромъ, у Монгомери осталось только шестнадцать человѣкъ, но онъ еще не сдавался и провелъ ночь, поправляя брешь, какъ простой работникъ.
Приступъ начался поутру. Между-тѣмъ, Мартиньйонъ получилъ ночью новыя вспомогательныя войска, такъ-что вокругъ башни Гильйома де-Беллема и ея семнадцати воиновъ стояло пятнадцать тысячь солдатъ и восьмнадцать пушекъ.
Осажденнымъ недоставало не мужества, но пороха.
Монгомери, не желая достаться живымъ въ руки непріятелей, хотѣлъ приколоть себя шпагою; но Мартиньйонъ послалъ къ нему парламентера, который поклялся Габріэлю именемъ своего начальника, что онъ получитъ полную свободу удалиться.
Монгомери сдался, повѣривъ клятвѣ. Ему должно было бы, однакожь, вспомнить примѣръ Кастельно.
Въ тотъ же день, Габріэля связали и отослали въ Парижъ. Наконецъ, онъ былъ въ рукахъ Катерины Медичи! Правда, его захватили предательски, но для нея это было все равно! Карлъ IX умеръ, Генрихъ III еще не возвратился изъ Польши, и Катерина была всемогущею королевой-правительницей.
Монгомери, представленный на судъ парламента, былъ пригововоренъ къ смерти, 26 іюня 1574 года.
Четырнадцать лѣтъ онъ сражался съ женою Генриха II.
27-го іюня, графъ Монгомери былъ возведенъ на эшафотъ и обезглавленъ, а тѣло его четвертовали.
Катерина Медичи присутствовала при совершеніи казни.
Такъ кончилъ свою жизнь этотъ необыкновенный человѣкъ, одинъ изъ самыхъ сильныхъ и самыхъ прекрасныхъ характеровъ шестнадцатаго столѣтія. Онъ постоянно являлся на второмъ планѣ, но являлся достойнымъ перваго.
Смерть Габріэля вполнѣ оправдала слова Нострадамуса:
...Enfin, l'aimera, puis, las! le tuera
Dame du roy.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Діана де-Кастро не узнала объ его казни: она умерла въ предъидущемъ году, настоятельницей монастыря бенедиктинокъ въ Сен-Кентенѣ.
"Отечественныя Записки", NoNo 4--12, 1847