Пока Данглар, вдохновляемый ненавистью, старается очернить своего товарища в глазах арматора, последуем за Дантесом, который, пройдя всю улицу Каннебьер, миновал улицу Ноайль, вошел в небольшой дом по левой стороне Мельянских аллей, быстро поднялся по темной лестнице на пятый этаж и, держась одной рукой за перила, а другую прижимая к сильно бьющемуся сердцу, остановился перед полуотворенной дверью, через которую можно было видеть всю каморку. В этой каморке жил его отец.
Известие о прибытии "Фараона" не дошло еще до старика, который, взобравшись на стул, дрожащей рукой поправлял настурции и ломоносы, обвивавшие его окошко. Вдруг кто-то обхватил его сзади, и он услышал знакомый голос:
-- Отец!
Старик вскрикнул и обернулся. Увидев сына, он бросился в его объятия, весь бледный и дрожащий.
-- Что с вами, отец? -- спросил юноша с беспокойством. -- Вы больны?
-- Нет, нет, милый Эдмон, сын мой, дитя мое, нет! Но я не ждал тебя... Ты застал меня врасплох... это от радости. Боже мой! Мне кажется, что я умру!
-- Успокойтесь, отец, это же я. Все говорят, что радость не может повредить, вот почему я так прямо и вошел к вам. Улыбнитесь, не смотрите на меня безумными глазами. Я вернулся домой, и все будет хорошо.
-- Тем лучше, дитя мое, -- отвечал старик, -- но как же все будет хорошо? Разве мы больше не расстанемся? Расскажи же мне о твоем счастье!
-- Да простит мне господь, что я радуюсь счастью, построенному на горе целой семьи, но, видит бог, я не желал этого счастья. Оно пришло само собой, и у меня нет сил печалиться. Капитан Леклер скончался, и весьма вероятно, что благодаря покровительству Морреля я получу его место. Понимаете, отец? В двадцать лет я буду капитаном! Сто луидоров жалованья и доля в прибылях! Разве мог я, бедный матрос, ожидать этого?
-- Да, сын мой, ты прав, -- сказал старик, -- это большое счастье.
-- И я хочу, чтобы на первые же деньги вы завели себе домик с садом для ваших ломоносов, настурций и жимолости... Но что с вами, отец? Вам дурно?
-- Ничего, ничего... сейчас пройдет!
Силы изменили старику, и он откинулся назад.
-- Сейчас, отец! Выпейте стакан вина, это вас подкрепит. Где у вас вино?
-- Нет, спасибо, не ищи, не надо, -- сказал старик, стараясь удержать сына.
-- Как не надо!.. Скажите, где вино?
Он начал шарить в шкафу.
-- Не ищи... -- сказал старик. -- Вина нет...
-- Как нет? -- вскричал Дантес. Он с испугом глядел то на впалые бледные щеки старика, то на пустые полки. -- Как нет вина? Вам не хватило денег, отец?
-- У меня всего вдоволь, раз ты со мною, -- отвечал старик.
-- Однако же, -- прошептал Дантес, отирая пот с лица, -- я вам оставил двести франков назад тому три месяца, когда уезжал.
-- Да, да, Эдмон, но ты, уезжая, забыл вернуть должок соседу Кадруссу; он мне об этом напомнил и сказал, что если я не заплачу за тебя, то он пойдет к господину Моррелю. Я боялся, что это повредит тебе...
-- И что же?
-- Я и заплатил.
-- Но ведь я был должен Кадруссу сто сорок франков! -- вскричал Дантес.
-- Да, -- пролепетал старик.
-- И вы их заплатили из двухсот франков, которые я вам оставил?
Старик кивнул головой.
-- И жили целых три месяца на шестьдесят франков?
-- Много ли мне надо, -- отвечал старик.
-- Господи! -- простонал Эдмон, бросаясь на колени перед отцом.
-- Что с тобой?
-- Никогда себе этого не прощу.
-- Брось, -- сказал старик с улыбкой, -- ты вернулся, и все забыто. Ведь теперь все хорошо.
-- Да, я вернулся, -- сказал юноша, -- вернулся с наилучшими надеждами и с кое-какими деньгами... Вот, отец, берите, берите и сейчас же пошлите купить что-нибудь.
И он высыпал на стол дюжину золотых, пять или шесть пятифранковых монет и мелочь.
Лицо старого Дантеса просияло.
-- Чье это? -- спросил он.
-- Да мое... ваше... наше! Берите, накупите провизии, не жалейте денег, завтра я еще принесу.
-- Постой, постой, -- сказал старик улыбаясь. -- С твоего позволения я буду тратить деньги потихоньку; если я сразу много накуплю, то еще, пожалуй, люди подумают, что мне пришлось для этого ждать твоего возвращения.
-- Делайте, как вам угодно, но прежде всего наймите служанку. Я не хочу, чтобы вы жили один. У меня в трюме припрятаны контрабандный кофе и чудесный табак; завтра же вы их получите. Тише! Кто-то идет.
-- Это, должно быть, Кадрусс. Узнал о твоем приезде и идет поздравить тебя со счастливым возвращением.
-- Вот еще уста, которые говорят одно, между тем как сердце думает другое, -- прошептал Эдмон. -- Но все равно, он наш сосед и оказал нам когда-то услугу! Примем его ласково.
Не успел Эдмон договорить, как в дверях показалась черная бородатая голова Кадрусса. Это был человек лет двадцати пяти -- двадцати шести; в руках он держал кусок сукна, который он согласно своему ремеслу портного намеревался превратить в одежду.
-- А! Приехал, Эдмон! -- сказал он с сильным марсельским акцентом, широко улыбаясь, так что видны были все его зубы, белые, как слоновая кость.
-- Как видите, сосед Кадрусс, я к вашим услугам, если вам угодно, -- отвечал Дантес, с трудом скрывая холодность под любезным тоном.
-- Покорно благодарю. К счастью, мне ничего не нужно, и даже иной раз другие во мне нуждаются. (Дантес вздрогнул.) Я не про тебя говорю, Эдмон. Я дал тебе денег взаймы, ты мне их отдал; так водится между добрыми соседями, и мы в расчете.
-- Никогда не бываешь в расчете с теми, кто нам помог, -- сказал Дантес. -- Когда денежный долг возвращен, остается долг благодарности.
-- К чему говорить об этом? Что было, то прошло. Поговорим лучше о твоем счастливом возвращении. Я пошел в порт поискать коричневого сукна и встретил своего приятеля Данглара.
"Как, ты в Марселе?" -- говорю ему.
"Да, как видишь".
"А я думал, ты в Смирне".
"Мог бы быть и там, потому что прямо оттуда".
"А где же наш Эдмон?"
"Да, верно, у отца", -- отвечал мне Данглар. Вот я и пришел, -- продолжал Кадрусс, -- чтобы приветствовать друга.
-- Славный Кадрусс, как он нас любит! -- сказал старик.
-- Разумеется, люблю и притом еще уважаю, потому что честные люди редки... Но ты никак разбогател, приятель? -- продолжал портной, искоса взглянув на кучку золота и серебра, выложенную на стол Дантесом.
Юноша заметил искру жадности, блеснувшую в черных глазах соседа.
-- Это не мои деньги, -- отвечал он небрежно. -- Я сказал отцу, что боялся найти его в нужде, а он, чтобы успокоить меня, высыпал на стол все, что было у него в кошельке. Спрячьте деньги, отец, если только соседу они не нужны.
-- Нет, друг мой, -- сказал Кадрусс, -- мне ничего не нужно; слава богу, ремесло мастера кормит. Береги денежки, лишних никогда не бывает. При всем том я тебе благодарен за твое предложение не меньше, чем если бы я им воспользовался.
-- Я предложил от сердца, -- сказал Дантес.
-- Не сомневаюсь. Итак, ты в большой дружбе с Моррелем, хитрец ты этакий?
-- Господин Моррель всегда был очень добр ко мне, -- отвечал Дантес.
-- В таком случае ты напрасно отказался от обеда.
-- Как отказался от обеда? -- спросил старый Дантес. -- Разве он звал тебя обедать?
-- Да, отец, -- отвечал Дантес и улыбнулся, заметив, как поразила старика необычайная честь, оказанная его сыну.
-- А почему же ты отказался, сын? -- спросил старик.
-- Чтобы пораньше прийти к вам, отец, -- ответил молодой человек. -- Мне не терпелось увидеться с вами.
-- Моррель, должно быть, обиделся, -- продолжал Кадрусс, -- а когда метишь в капитаны, не следует перечить арматору.
-- Я объяснил ему причину отказа, и он понял меня, надеюсь.
-- Чтобы стать капитаном, надобно немножко подольститься к хозяевам.
-- Я надеюсь быть капитаном и без этого, -- отвечал Дантес.
-- Тем лучше, тем лучше! Это порадует всех старых твоих друзей. А там, за фортом Святого Николая, я знаю кое-кого, кто будет особенно доволен.
-- Мерседес? -- спросил старик.
-- Да, отец, -- сказал Дантес. -- И теперь, когда я вас повидал, когда я знаю, что вы здоровы и что у вас есть все, что вам нужно, я попрошу у вас позволения отправиться в Каталаны.
-- Ступай, дитя мое, ступай, -- отвечал старый Дантес, -- и да благословит тебя господь женой, как благословил меня сыном.
-- Женой! -- сказал Кадрусс. -- Как вы, однако, спешите; она еще не жена ему как будто!
-- Нет еще, но, по всем вероятиям, скоро будет, -- отвечал Эдмон.
-- Как бы то ни было, -- сказал Кадрусс, -- ты хорошо сделал, что поспешил с приездом.
-- Почему?
-- Потому что Мерседес -- красавица, а у красавиц нет недостатка в поклонниках; у этой -- особенно: они дюжинами ходят за ней.
-- В самом деле? -- сказал Дантес с улыбкой, в которой заметна была легкая тень беспокойства.
-- Да, да, -- продолжал Кадрусс, -- и притом завидные женихи; но, сам понимаешь, ты скоро будешь капитаном, и тебе едва ли откажут.
-- Это значит, -- подхватил Дантес с улыбкой, которая едва прикрывала его беспокойство, -- это значит, что если бы я не стал капитаном...
-- Гм! Гм! -- пробормотал Кадрусс.
-- Ну, -- сказал молодой человек, -- я лучшего мнения, чем вы, о женщинах вообще и о Мерседес в особенности, и я убежден, что, буду я капитаном или нет, она останется мне верна.
-- Тем лучше, -- сказал Кадрусс, -- тем лучше! Когда женишься, нужно уметь верить; но все равно, приятель, я тебе говорю; не теряй времени, ступай объяви ей о своем приезде и поделись своими надеждами.
-- Иду, -- отвечал Эдмон.
Он поцеловал отца, кивнул Кадруссу и вышел.
Кадрусс посидел у старика еще немного, потом, простившись с ним, тоже вышел и вернулся к Данглару, который ждал его на углу улицы Сенак.
-- Ну что? -- спросил Данглар. -- Ты его видел?
-- Видел, -- ответил Кадрусс.
-- И он говорил тебе о своих надеждах на капитанство?
-- Он говорит об этом так, как будто он уже капитан.
-- Вот как! -- сказал Данглар. -- Уж больно он торопится!
-- Но Моррель ему, как видно, обещал...
-- Так он очень весел?
-- Даже до дерзости; он уже предлагал мне свои услуги, как какая-нибудь важная особа; предлагал мне денег, как банкир.
-- И ты отказался?
-- Отказался. А мог бы взять у него взаймы, потому что не кто другой, как я, одолжил ему первые деньги, которые он видел в своей жизни. Но теперь господин Дантес ни в ком не нуждается: он скоро будет капитаном!
-- Ну, он еще не капитан!
-- Правду сказать, хорошо было бы, если бы он им и не стал, -- продолжал Кадрусс, -- а то с ним и говорить нельзя будет.
-- Если мы захотим, -- сказал Данглар, -- он будет тем же, что и теперь, а может быть, и того меньше.
-- Что ты говоришь?
-- Ничего, я говорю сам с собою. И он все еще влюблен в прекрасную каталанку?
-- До безумия; уже побежал туда. Но или я очень ошибаюсь, или с этой стороны его ждут неприятности.
-- Скажи яснее.
-- Зачем?
-- Это гораздо важнее, чем ты думаешь. Ведь ты не любишь Дантеса?
-- Я не люблю гордецов.
-- Так скажи мне все, что знаешь о каталанке.
-- Я не знаю ничего наверное, но видел такие вещи, что думаю, как бы у будущего капитана не вышло неприятностей на дороге у Старой Больницы.
-- Что же ты видел? Ну, говори.
-- Я видел, что каждый раз, как Мерседес приходит в город, ее провожает рослый детина, каталанец, с черными глазами, краснолицый, черноволосый, сердитый. Она называет его двоюродным братом.
-- В самом деле!.. И ты думаешь, что этот братец за нею волочится?
-- Предполагаю -- как же может быть иначе между двадцатилетним детиной и семнадцатилетней красавицей?
-- И ты говоришь, что Дантес пошел в Каталаны?
-- Пошел при мне.
-- Если мы пойдем туда же, мы можем остановиться в "Резерве" и за стаканом мальгского вина подождать новостей.
-- А кто нам их сообщит?
-- Мы будем на его пути и по лицу Дантеса увидим, что произошло.
-- Идем, -- сказал Кадрусс, -- но только платишь ты.
-- Разумеется, -- отвечал Данглар.
И оба быстрым шагом направились к назначенному месту. Придя в трактир, они велели подать бутылку вина и два стакана.
От старика Памфила они узнали, что минут десять тому назад Дантес прошел мимо трактира.
Удостоверившись, что Дантес в Каталанах, они сели под молодой листвой платанов и сикомор, в ветвях которых веселая стая птиц воспевала один из первых ясных дней весны.