Данглар следил глазами за Эдмоном и Мерседес, пока они не скрылись за фортом Св. Николая; потом он снова повернулся к своим собутыльникам. Фернан, бледный и дрожащий, сидел неподвижно, а Кадрусс бормотал слова какой-то застольной песни.
-- Мне кажется, -- сказал Данглар Фернану, -- эта свадьба не всем сулит счастье.
-- Меня она приводит в отчаяние, -- отвечал Фернан.
-- Вы любите Мерседес?
-- Я обожаю ее.
-- Давно ли?
-- С тех пор как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее.
-- И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того чтобы искать средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между каталанцами.
-- Что же, по-вашему, мне делать? -- спросил Фернан.
-- Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в мадемуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, как сказано в Евангелии.
-- Я уж нашел было.
-- Что именно?
-- Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что, если с ним что-нибудь случится, она убьет себя.
-- Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются.
-- Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит.
-- Болван! -- прошептал Данглар. -- Пусть она убивает себя, мне какое дело, лишь бы Дантес не был капитаном.
-- А прежде чем умрет Мерседес, -- продолжал Фернан с твердой решимостью, -- я умру.
-- Вот любовь-то! -- закричал Кадрусс пьяным голосом. -- Вот это любовь так любовь, или я ничего в этом не понимаю!
-- Послушайте, -- сказал Данглар, -- вы, сдается мне, славный малый, и я бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но...
-- Да, -- подхватил Кадрусс, -- говори.
-- Любезный, -- прервал его Данглар, -- ты уже почти пьян; допей бутылку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших дел надобно иметь свежую голову.
-- Я пьян? -- вскричал Кадрусс. -- Вот тоже! Я могу выпить еще четыре такие бутылки: это же пузырьки из-под одеколона! Папаша Памфил, вина!
И Кадрусс стукнул стаканом по столу.
-- Так вы говорите... -- сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая окончания прерванной фразы.
-- Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли.
-- Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, верно, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу.
И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде:
Все злодеи -- водопийцы,
Что доказано потопом.
-- Вы говорили, -- продолжал Фернан, -- что хотели бы помочь моему горю, но, прибавили вы...
-- Да. Но чтобы помочь вашему горю, надо помешать Дантесу жениться на той, которую вы любите, свадьба, по-моему, легко может не состояться и без смерти Дантеса.
-- Только смерть может разлучить их, -- сказал Фернан.
-- Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, -- прервал его Кадрусс, -- а Данглар у нас умник, хитрец, ученый, он докажет вам, что вы ошибаетесь. Докажи, Данглар. Я поручился за тебя. Докажи, что Дантесу не нужно умирать; притом жалко будет, если Дантес умрет. Он добрый малый, я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дантес!
Фернан, досадливо махнув рукой, встал из-за стола.
-- Пусть его, -- сказал Данглар, удерживая каталанца, -- он хоть пьян, а не так далек от истины. Разлука разделяет не хуже смерти; представьте себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит их точно так же, как могильный камень.
-- Да, но из тюрьмы выходят, -- сказал Кадрусс, который, напрягая остатки соображения, цеплялся за разговор, -- а когда человек выходит из тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит.
-- Пусть! -- прошептал Фернан.
-- Притом же, -- заметил Кадрусс, -- за что сажать Дантеса в тюрьму? Он не украл, не убил, не зарезал...
-- Замолчи! -- прервал его Данглар.
-- Не желаю молчать! -- сказал Кадрусс. -- Я желаю, чтобы мне сказали, за что сажать Дантеса в тюрьму. Я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дантес! -- И он осушил еще стакан вина.
Данглар посмотрел в окончательно посоловевшие глаза портного и, повернувшись к Фернану, сказал:
-- Теперь вы понимаете, что нет нужды убивать его?
-- Разумеется, не нужно, если только, как вы говорите, есть средство засадить Дантеса в тюрьму. Но где это средство?
-- Если хорошенько поискать, так найдется, -- сказал Данглар. -- А впрочем, -- продолжал он, -- чего ради я путаюсь в это дело? Ведь меня оно не касается.
-- Не знаю, касается ли оно вас, -- вскричал Фернан, хватая его за руку, -- но знаю, что у вас есть причины ненавидеть Дантеса. Кто сам ненавидит, тот не ошибается и в чужом чувстве.
-- У меня причины ненавидеть Дантеса? Никаких, даю вам слово. Я видел, что вы несчастны, и ваше горе возбудило во мне участие, вот и все. Но если вы думаете, что я стараюсь для себя, тогда прощайте, любезный друг, выпутывайтесь из беды как знаете.
Данглар сделал вид, что хочет встать.
-- Нет, останьтесь! -- сказал Фернан, удерживая его. -- Не все ли мне равно в конце концов, ненавидите вы Дантеса или нет. Я его ненавижу и не скрываю этого. Найдите средство, и я все исполню; только не смерть, потому что Мерседес сказала, что она умрет, если убьют Дантеса.
Кадрусс, опустивший голову на стол, поднял ее и посмотрел тяжелым и бессмысленным взглядом на Фернана и Данглара.
-- Убьют Дантеса! -- сказал он. -- Кто собирается убить Дантеса? Не желаю, чтобы его убивали. Он мне друг, еще сегодня утром он предлагал поделиться со мной деньгами, как поделился с ним я. Не желаю, чтобы убивали Дантеса!
-- Да кто тебе говорит, что его хотят убить, дурак! -- прервал Данглар -- Мы просто шутим. Выпей за его здоровье, -- продолжал он, наполняя стакан Кадрусса, -- и оставь нас в покое.
-- Да, да, за здоровье Дантеса! -- сказал Кадрусс, выпивая вино. -- За его здоровье!.. За его здоровье!.. Вот!..
-- Но... средство?.. средство? -- спрашивал Фернан.
-- Так вы еще не нашли его?
-- Нет, ведь вы взялись сами...
-- Это правда, -- сказал Данглар. -- У французов перед испанцами то преимущество, что испанцы обдумывают, а французы придумывают.
-- Ну так придумайте! -- нетерпеливо крикнул Фернан.
-- Человек! -- крикнул Данглар. -- Перо, чернил и бумаги!
-- Перо, чернил и бумаги? -- пробормотал Фернан.
-- Да, я бухгалтер: перо, чернила и бумага -- мои орудия, без них я ничего не могу сделать.
-- Перо, чернил и бумаги! -- крикнул, в свою очередь, Фернан.
-- На том столе, -- сказал трактирный слуга, указывая рукой.
-- Так подайте сюда.
Слуга взял перо, чернила и бумагу и принес их в беседку.
-- Как подумаешь, -- сказал Кадрусс, ударяя рукой по бумаге, -- что вот этим вернее можно убить человека, чем подкараулив его на опушке леса! Недаром я пера, чернил и бумаги всегда боялся больше, чем шпаги или пистолета.
-- Этот шут не так еще пьян, как кажется, -- заметил Данглар. -- Подлейте ему, Фернан.
Фернан наполнил стакан Кадрусса, и тот, как истый пьяница, отнял руку от бумаги и протянул ее к стакану.
Каталанец подождал, пока Кадрусс, почти сраженный этим новым залпом, не поставил или, вернее, не уронил стакан на стол.
-- Итак? -- сказал каталанец, видя, что последние остатки рассудка Кадрусса утонули в этом стакане.
-- Итак, -- продолжал Данглар, -- если бы, например, после такого плавания, какое совершил Дантес, заходивший в Неаполь и на остров Эльба, кто-нибудь донес на него королевскому прокурору, что он бонапартистский агент...
-- Я донесу! -- живо вскричал каталанец.
-- Да, но вам придется подписать донос, вас поставят на очную ставку с тем, на кого вы донесли. Я, разумеется, снабжу вас всем необходимым, чтобы поддерживать обвинение, но Дантес не вечно будет в тюрьме. Когда-нибудь он выйдет оттуда, и тогда горе тому, кто его засадил!
-- Мне только и нужно, чтобы он затеял со мною ссору.
-- А Мерседес? Мерседес, которая возненавидит вас, если вы хоть пальцем тронете ее возлюбленного Эдмона!
-- Это верно, -- сказал Фернан.
-- Нет, нет, -- продолжал Данглар, -- если уж решаться на такой поступок, то лучше всего просто взять перо, вот так, обмакнуть его в чернила и написать левой рукой, чтобы не узнали почерка, маленький доносец следующего содержания.
И Данглар, дополняя наставление примером, написал левой рукой косыми буквами, которые не имели ничего общего с его обычным почерком, следующий документ, который и передал Фернану.
Фернан прочел вполголоса:
-- "Приверженец престола и веры уведомляет господина королевского прокурора о том, что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле "Фараон", прибывшем сегодня из Смирны с заходом в Неаполь и Порто-Феррайо, имел от Мюрата письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету в Париже.
Если он будет задержан, уличающее его письмо будет найдено при нем, или у его отца, или в его каюте на "Фараоне".
-- Ну вот, -- сказал Данглар, -- это похоже на дело, потому что такой донос никак не мог бы обернуться против вас самих, и все пошло бы само собой. Оставалось бы только сложить письмо вот так и надписать: "Господину королевскому прокурору". И все было бы кончено. -- И Данглар, посмеиваясь, написал адрес.
-- Да, все было бы кончено, -- закричал Кадрусс, который, собрав последние остатки рассудка, следил за чтением письма и инстинктивно чувствовал, какие страшные последствия мог иметь подобный донос, -- да, все было бы кончено, но это было бы подло! -- И он протянул руку, чтобы взять письмо.
-- Именно потому, -- отвечал Данглар, отодвигая от него письмо, -- все, что я говорю, и все, что я делаю, это только шутка, и я первый был бы весьма огорчен, если бы что-нибудь случилось с нашим славным Дантесом. Посмотри!
Он взял письмо, скомкал его и бросил в угол беседки.
-- Вот это дело! -- сказал Кадрусс. -- Дантес -- мой друг, и я не хочу, чтобы ему вредили.
-- Да кто же думает ему вредить! Уж верно, не я и не Фернан! -- сказал Данглар, вставая и посматривая на каталанца, который искоса поглядывал на бумагу, брошенную в угол.
-- В таком случае, -- продолжал Кадрусс, -- еще вина! Я хочу выпить за здоровье Эдмона и прекрасной Мерседес.
-- Ты и так уж слишком много пил, бражник, -- сказал Данглар, -- и если еще выпьешь, то тебе придется заночевать здесь, потому что ты не сможешь держаться на ногах.
-- Я? -- с пьяным хвастовством сказал Кадрусс, поднимаясь. -- Я не могу держаться на ногах? Бьюсь об заклад, что взберусь на Аккульскую колокольню и даже не покачнусь.
-- Хорошо, -- прервал Данглар, -- побьемся об заклад, но только завтра. А сегодня пора домой. Дай мне руку и пойдем.
-- Пойдем, -- отвечал Кадрусс, -- но мне не требуется твоей руки. А ты идешь, Фернан? Идешь с нами в Марсель?
-- Нет, -- сказал Фернан, -- я пойду домой, в Каталаны.
-- Напрасно; пойдем с нами в Марсель, пойдем.
-- Мне незачем в Марсель, я не хочу туда.
-- Как ты сказал? Не хочешь?.. Ну ладно, как хочешь! Вольному воля... Пойдем, Данглар, а этот господин пусть идет в Каталаны, если ему угодно.
Данглар воспользовался уступчивостью Кадрусса и повел его по марсельской дороге. Но только, чтобы оставить Фернану более короткий и удобный путь, он пошел не вдоль набережной Рив-Нев, а к воротам Сен-Виктор. Кадрусс, шатаясь, следовал за ним, повиснув у него на руке.
Пройдя шагов двадцать, Данглар обернулся и увидел, как Фернан бросился к измятому письму, схватил его и, выскочив из беседки, побежал к городу.
-- Что же он делает? -- сказал Кадрусс. -- Он соврал: сказал, что пойдет в Каталаны, а сам идет в город. Эй, Фернан! Ты не туда идешь, приятель!
-- Это у тебя в глазах мутится, -- прервал Данглар, -- он идет прямо к Старой Больнице.
-- Правда? -- сказал Кадрусс. -- А я бы поклялся, что он свернул направо... Верно говорят, что вино -- предатель.
-- Дело как будто на мази, -- прошептал Данглар, -- теперь уж оно пойдет само собой.