ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

Бракосочетаніе Сен-Люка.

Въ воскресенье карнавала 1578 года, послѣ народнаго праздника, когда на улицахъ утихалъ шумъ радостнаго, веселаго дня, начиналось роскошное празднество въ великолѣпномъ домѣ, недавно-выстроенномъ по другую сторону рѣки и почти противъ Лувра знаменитой фамиліей Монморанси,-- фамиліей, которая, находясь въ родственныхъ связяхъ съ королевскимъ домомъ, равнялась ближайшимъ членамъ его. Этотъ частный праздникъ, слѣдовавшій за народнымъ, былъ устроенъ по причинѣ бракосочетанія друга короля Генриха III и одного изъ самыхъ близкихъ любимцевъ его, Франсуа д'Эпине де-Сен-Люка съ Жанной де-Коссе-Бриссакъ, дочерью маршала Франціи.

Обѣденный столъ былъ въ Луврѣ, и король, неохотно согласившійся на этотъ бракъ, присутствовалъ на немъ съ строгостію во взорахъ, совершенно-несогласовавшеюся съ обстоятельствами. Самый костюмъ его не соотвѣтствовалъ выраженію лица: Генрихъ былъ въ платьѣ темно-каштановаго цвѣта, въ которомъ Клуэ изобразилъ его на свадьбѣ Жуаёза; и это королевское привидѣніе, серьёзное до величія, вѣяло холодомъ на всѣхъ присутствующихъ, особенно же на новобрачную, на которую посматривало оно искоса и исподлобья.

Однакожь, мрачный видъ короля посреди радостнаго праздника никому не казался страннымъ, потому-что причина его была одна изъ тѣхъ придворныхъ тайнъ, около которыхъ всѣ лавируютъ, какъ около придворныхъ скалъ, зная, что столкновеніе съ ними влечетъ за собою неминуемую погибель.

Тотчасъ по окончаніи стола, король быстро всталъ, и всѣ, даже тѣ, которые вполголоса сознавались, что охотно посидѣли бы еще за столомъ, должны были послѣдовать его примѣру.

Тогда Сен-Люкъ бросилъ взглядъ на жену, какъ-бы желая почерпнуть мужество изъ взоровъ ея и, подошедъ къ королю, сказалъ:

-- Государь, удостоите ли вы меня чести принять участіе въ балѣ, который я даю сегодня вечеромъ въ домѣ Монморанси, для вашего величества?

Генрихъ III оглянулся съ выраженіемъ, въ которомъ гнѣвъ боролся съ грустію, и какъ Сен-Люкъ, наклонившись предъ нимъ, умолялъ его нѣжнымъ голосомъ и кроткой улыбкой, то онъ отвѣчалъ:

-- Будемъ; хотя вы и не заслуживаете этого знака нашей дружбы.

Мадмуазель де-Бриссакъ, жена Сен-Люка, почтительно начала-было благодарить короля, но Генрихъ повернулся къ ней спиною, не отвѣчая на ея благодарность.

-- За что король сердитъ на васъ, мсьё де-Сен-Люкъ? спросила новобрачная своего мужа.

-- Другъ мой, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- я разскажу вамъ это послѣ, когда пройдетъ гнѣвъ его.

-- А пройдетъ ли онъ? спросила Жанна.

-- Непремѣнно, отвѣчалъ молодой человѣкъ.

Мадмуазель де-Бриссакъ была еще такъ недавно замужемъ, что не могла заставить мужа объяснить причину гнѣва короля; она преодолѣла на время свое любопытство, съ твердымъ намѣреніемъ дождаться минуты, когда ей можно будетъ предложить Сен-Люку условія, на которыя онъ по-певолѣ долженъ будетъ согласиться.

Итакъ, въ то время, когда начинается нашъ разсказъ, Генрихъ ждалъ короля въ великолѣпный домъ фамиліи Монморанси.

Пробило уже одиннадцать часовъ, а короля не было.

Сен-Люкъ пригласилъ на этотъ балъ всѣхъ друзей короля и своихъ собственныхъ; онъ включилъ въ приглашеніе принцевъ и друзей принцевъ, особенно старыхъ нашихъ знакомыхъ, герцога д'Алансона, сдѣлавшагося герцогомъ анжуйскимъ при вступленіи Генриха III на престолъ; но герцогъ анжуйскій не былъ на обѣдѣ въ Луврѣ, слѣдовательно, его нельзя было ожидать и въ домъ Монморанси.

Что касается до короля и королевы наваррскихъ, то они удалились въ Беарнъ и вступили въ открытую оппозицію, принявъ начальство надъ гугенотами.

Герцогъ анжуйскій также присоединился къ оппозиціи, но къ оппозиціи глухой и мрачной: онъ всегда старался держаться въ сторонъ, выдвигая, такъ сказать, впередъ тѣхъ изъ своихъ друзей, на которыхъ не подѣйствовалъ примѣръ ла-Моля и Коконна.

Очень-натурально, что его придворные ее жили въ согласіи съ придворными короля, и что между ними ежемѣсячно по два и по три раза бывали стычки, рѣдко проходившія безъ того, чтобъ одинъ изъ противниковъ не оставался на мѣстѣ или, по-крайней-мѣрѣ, не былъ опасно раненъ.

Что касается до Катерины, она достигла цѣли своихъ желаній. Возлюбленный сынъ ея возсѣдалъ на престолѣ, котораго она столько домогалась для него, или, лучше сказать, для себя. И она царствовала подъ его именемъ, стараясь, однакожь, показывать видъ, что удаляется отъ всѣхъ мірскихъ дѣлъ и заботится только о спасеніи души своей.

Сен-Люкъ, безпокоившійся о томъ, что ни одна особа изъ королевской фамиліи не являлась, старался утѣшить своего тестя, испуганнаго этимъ грознымъ обстоятельствомъ. Будучи, подобно всѣмъ, убѣжденъ въ дружбѣ короля Генриха къ Сен-Люку, герцогъ де-Бриссакъ надѣялся вступить въ союзъ съ любимцемъ, а между-тимъ выходило напротивъ: дочь его сдѣлалась женою человѣка, впавшаго въ немилость. Сен-Люкъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ внушить ему спокойствіе, котораго у него-самого не было, а друзья его, Можиронъ, Шомбергъ и Колюсь, въ великолѣпныхъ костюмахъ, какъ-бы сжатые въ богатыхъ полукафтаньяхъ и въ огромныхъ брыжжахъ, посреди которыхъ головы ихъ казались точно на блюдахъ, увеличивали это безпокойство ироническимъ соболѣзнованіемъ.

-- Ахъ, Боже мой! бѣдный другъ мой! говорилъ Келюсъ:-- и въ-самомъ-дѣлѣ начинаю думать, что теперь ты рѣшительно погибъ. Король сердитъ на тебя, что ты не послушался его совѣтовъ, а герцогъ анжуйскій сердится за то, что ты насмѣхался надъ его носомъ.

-- Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- король не приходитъ потому, что отправился въ гости въ Минимы Венсенскаго-Лѣса, а герцогъ анжуйскій потому, что влюбленъ въ какую-нибудь женщину, которую я забылъ пригласить.

-- Полно! сказалъ Можиронъ: -- развѣ ты не замѣтилъ, какую мину король дѣлалъ за столомъ? Не-уже-ли онъ походилъ на человѣка, готовящагося идти въ гости куда бы то ни было? Что же касается до герцога анжуйскаго, -- еслибъ причиной отсутствія его было то, что ты говоришь, отъ-чего жь бы придворнымъ его не прійдти? Посмотри, ни одного изъ нихъ нѣтъ! рѣшительное затмѣніе! даже Бюсси нѣтъ.

-- Э, господа! говорилъ герцогъ де-Бриссакъ, уныло покачивая головой:-- это похоже на совершенную немилость. Чѣмъ же, Боже мой! нашъ домъ, всегда столь преданный его величеству, могъ навлечь на себя его нерасположеніе?

И старый придворный съ горестію подымалъ руки къ небу.

Молодые люди смотрѣли на Сен-Люка съ громкимъ смѣхомъ, который не только не успокоивалъ маршала, но увеличивалъ его отчаяніе.

Новобрачная, грустная и задумчивая, старалась, подобно отцу, угадать, чѣмъ Сен-Люкъ разгнѣвалъ короля.

Сен-Люкъ это зналъ, и потому безпокоился болѣе другихъ.

Вдругъ у одного изъ главныхъ входовъ доложили о прибытіи короля.

-- А! вскричалъ маршалъ съ просвѣтлѣвшимъ лицомъ: -- теперь я ничего не страшусь; если доложатъ еще о прибытіи герцога анжуйскаго, я буду совершенно счастливъ.

-- А я, проговорилъ Сен-Люкъ: -- больше боюсь присутствія, нежели отсутствія короля, потому-что онъ, вѣроятно, пришелъ съиграть со мною дурную шутку; герцогъ анжуйскій не является по той же самой причинѣ.

Однакожь, несмотря на это печальное размышленіе, онъ поспѣшилъ на встрѣчу короля, который, снявъ свой костюмъ темнокаштановаго цвѣта, явился блистая атласомъ, перьями и драгоцѣнными каменьями.

Но въ то самое мгновеніе, когда въ одну дверь входилъ король Генрихъ III, у другой, противоположной, явился еще король Генрихъ III, совершенно-сходный съ первымъ, одинаково-одѣтый, обутый, причесанный и убранный, такъ-что придворные, стремившіеся уже къ первому, внезапно остановились и отступили въ безпорядкѣ отъ перваго ко второму.

Генрихъ III замѣтилъ это движеніе и, видя предъ собою вытянутыя лица, изумленные глаза и неподвижныя фигуры, вскричалъ:

-- Что съ вами, господа?

Продолжительный смѣхъ былъ отвѣтомъ.

Король, нетерпѣливый отъ природы и особенно въ эту минуту мало-расположенный къ терпѣливости, начиналъ уже хмурить брови, когда Сен-Люкъ приблизился къ нему:

-- Государь! Шико, вашъ шутъ, нарядился совершенно-сходно съ вашимъ величествомъ и даетъ дамамъ цаловать свою руку.

Генрихъ III засмѣялся. Шико пользовался при дворъ его такою же свободою, какого пользовался за тридцать лѣтъ предъ тѣмъ Трибуле при дворѣ Франциска І-го и сорокъ лѣтъ спустя Ланжели при дворѣ Лудовика XIII.

Шико былъ необыкновенный шутъ. Онъ нѣкогда назывался де -Шико и былъ бретонскимъ дворяниномъ; оскорбленный де-Майенномъ, онъ искалъ защиты и убѣжища у Генриха III и платилъ правдой, иногда жесткой, за покровительство, оказываемое ему преемникомъ Карла IX.

-- Э! Шико, сказалъ Генрихъ:-- изъ двухъ королей одинъ долженъ уступить мѣсто другому.

-- Въ такомъ случаѣ, не мѣшай мнѣ играть роль короля, а ты играй роль герцога анжуйскаго; можетъ-быть, тебя пріймутъ за него, и ты услышишь вещи, которыя объяснятъ тебѣ не то, что онъ думаетъ, а то, что дѣлаетъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ король, осматриваясь съ недовольнымъ видомъ: -- брата моего нѣтъ здѣсь.

-- Тѣмъ болѣе ты долженъ замѣнить его. И такъ, кончено: я Генрихъ, а ты Франсуа. Я буду царствовать; ты будешь танцовать; я возьму на себя все бремя королевскаго званія; а ты между-тѣмъ можешь немножко повеселиться. Бѣдный король!

Взоръ короля остановился на Сен-Люкѣ.

-- Ты правъ, Шико; я буду танцовать.

-- Теперь я вижу, что ошибался, полагая, будто бы король гнѣвается на насъ, думалъ Бриссакъ.-- Онъ, напротивъ, въ прекрасномъ расположеніи духа.

И Бриссакъ засуетился, поздравляя каждаго и въ-особенности себя-самого съ тѣмъ, что выдалъ дочь свою за человѣка, пользовавшагося такою милостію у короля.

Между-тѣмъ, Сен-Люкъ приблизился къ женѣ. Мадмуазель де-Бриссакъ не была красавицей, но у ней были прелестные черные глаза, бѣлые зубы, ослѣпительный цвѣтъ тѣла; все это вмѣстѣ придавало лицу ея большую пріятность.

-- Мосьё Сен-Люкъ, сказала она мужу, занятая одною мыслію: -- отъ-чего всѣ говорили, что король на меня гнѣвается? Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ пріѣхалъ, онъ не перестаетъ улыбаться мнѣ.

-- Послѣ обѣда вы мнѣ не то говорили, милая Жанна, потому-что тогда взглядъ его пугалъ васъ.

-- Вѣроятно, его величество былъ тогда въ другомъ расположеніи духа, сказала молодая женщина: -- теперь же...

-- Теперь еще хуже, сказалъ Сен-Люкъ: -- король смѣется не отъ души. Я предпочелъ бы открытый гнѣвъ его. Жанна! бѣдный другъ мой, король готовитъ намъ какую-нибудь нехорошую шутку... О, ради Бога, не смотрите на меня такъ нѣжно, -- пожалуйста, отвернитесь. Вотъ идетъ Можиронъ; удержите его, овладѣйте имъ, любезничайте съ нимъ.

-- Послушайте, возразила Жанна улыбаясь: -- это странное порученіе!... еслибъ я исполнила его, могутъ подумать...

-- Ахъ! сказалъ Сен-Люкъ съ глубокимъ вздохомъ: -- какъ бы хорошо было, еслибъ подумали!

И, обратившись спиной къ женѣ, изумленіе которой достигло высшей степени, онъ отправился ухаживать за Шико, игравшимъ роль короля съ чрезвычайно-комическимъ величіемъ.

Генрихъ, пользуясь случаемъ, танцовалъ. Но, танцуя, онъ не спускалъ глазъ съ Сен-Люка; то подзывалъ его, чтобъ сообщить ему забавное замѣчаніе, которое было ли смѣшно или нѣтъ, но заставляло хохотать Сен-Люка отъ души; то предлагалъ ему изъ своей коробочки пралинки и засахаренные плоды, которые Сен-Люкъ находилъ превкусными. Наконецъ, если Сен-Люкъ на минуту уходилъ изъ залы, въ которой былъ король, чтобъ занимать гостей въ другихъ комнатахъ, то Генрихъ немедленно посылалъ за нимъ пажа или кого-либо изъ придворныхъ, и Сен-Люкъ возвращался съ улыбкой къ своему повелителю, который казался спокойнымъ и довольнымъ тогда только, когда Сен-Люкъ былъ при немъ.

Вдругъ сильный шумъ поразилъ слухъ Генриха.

-- Э-ге! сказалъ онъ: -- мнѣ кажется, это голосъ Шико. Слышишь, Сен-Люкъ, король сердится?

-- Точно, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, не замѣчая намека короля: -- онъ съ кѣмъ-то ссорится.

-- Сходи, узнай, и сейчасъ же воротись.

Сен-Люкъ удалился.

И точно, голосъ Шико раздавался по всѣмъ заламъ; онъ даже старался подражать голосу короля.

-- Я, кажется, довольно издалъ законовъ противъ роскоши! Но если тѣхъ, которые я издалъ, недостаточно, то я издамъ еще новые и буду издавать ихъ до-тѣхъ-поръ, пока не скажутъ "довольно!" Если эти законы не будутъ хороши, то, по-крайней-мѣрѣ, ихъ будетъ много! Шести страницъ много, клянусь рогами Вельзевула, мой кузенъ! Это много, мосьё де-Бюсси?

И, надувшись, покачнувшись на бокъ и уперевъ кулакъ въ бедро, Шико удивительцо-вѣрно представлялъ короля.

-- Что онъ тамъ говоритъ о Бюсси? спросилъ король, насупивъ брови.

Сен-Люкъ хотѣлъ уже отвѣчать королю, какъ вдругъ толпа разступилась, и шестеро пажей, одѣтые въ парчу, съ гербами своего повелителя, блиставшими отъ драгоцѣнныхъ каменьевъ, выступили впередъ. За ними слѣдовалъ молодой человѣкъ, гордый и прекрасный собою, съ поднятой головой, смѣлымъ взглядомъ, легкой презрительной улыбкой на лицѣ. Простой, черный бархатный костюмъ его составлялъ рѣзкую противоположность съ богатымъ костюмомъ его пажей.

-- Бюсси, говорили всѣ шопотомъ:-- Бюсси д'Амбуазъ.

И всѣ бѣжали на встрѣчу молодому человѣку, произведшему эту суматоху, или сторонились, чтобъ дать ему дорогу.

Можиронъ, Шомбергъ и Келюсъ стали по сторонамъ короля, какъ-бы для того, чтобъ защитить его.

-- Странно! сказалъ первый; намекая на неожиданный приходъ Бюсси и на отсутствіе герцога д'Алансона, къ свитѣ котораго принадлежалъ Бюсси:-- странно! слуга пришелъ, а господина нѣтъ!

-- Потерпите, возразилъ Келюсъ: -- передъ слугой явились слуги слуги. Господинъ слуга идетъ, можетъ-быть, за господиномъ первыхъ слугъ.

-- Послушай-ка, Сен-Люкъ, сказалъ Шомбергъ, младшій изъ любимцевъ (миньйоновъ) короля Генриха и вмѣстѣ съ тѣмъ храбрѣйшій: -- Бюсси не оказываетъ тебѣ должнаго почета; посмотри-ка на черное полукафтанье его; прилично ли оно на свадебномъ балѣ?

-- Нѣтъ, сказалъ Келюсъ:-- это похоронный костюмъ.

-- Ахъ! проговорилъ Генрихъ: -- жаль, что онъ носитъ трауръ не по себѣ-самомъ!

-- Однако, Сен-Люкъ, сказалъ Можиронъ:-- герцога анжуйскаго нѣтъ! Ужь не попалъ ли ты и къ нему въ немилость?

Слова и къ нему поразили Сен-Люка въ самое сердце.

-- Мы напрасно ждали, что онъ прійдетъ за Бюсси, сказалъ Келюсъ.-- Развѣ не помните, что когда его величество почтилъ мосьё де-Бюсси приглашеніемъ въ свою свиту, онъ отвѣчалъ, что, происходя отъ королевской крови, не имѣетъ надобности быть въ чьей-либо свитѣ, и довольствуется однимъ и лучшимъ повелителемъ, то-есть, самимъ-собою?

Король насупилъ брови и сталъ кусать концы усовъ своихъ.

-- Не смотря на то, Келюсъ, возразилъ Можиронъ: -- онъ все-таки въ свитѣ герцога анжуйскаго.

-- Въ такомъ случзъ, флегматически отвѣчалъ Келюсъ:-- вѣроятно, герцогъ важнѣе короля.

Этотъ отвѣтъ долженъ былъ произвести сильное впечатлѣніе на Генриха, который всегда братски ненавидѣлъ герцога анжуйскаго. Онъ не сказалъ ни слова, но страшно поблѣднѣлъ.

-- Полно, полно, господа! сказалъ съ трепетомъ Сен-Люкъ: -- пожалѣйте гостей моихъ; не разстроивайте моего свадебнаго бала.

Эти слова Сен-Люка, по-видимому, перемѣнили направленіе мыслей Генриха.

-- Да, сказалъ онъ: -- не будемъ разстраивать свадебнаго бала Сенъ-Люка, господа.

Онъ произнесъ эти слова закручивая усъ съ насмѣшливымъ видомъ, ускользнувшимъ отъ вниманія бѣднаго новобрачнаго.

-- Странно! вскричалъ Шомбергъ: -- развѣ Бюсси въ роднъ съ Бриссакомъ?

-- Почему это? спросилъ Можиронъ.

-- Потому-что Сен-Люкъ защищаетъ его. Чортъ возьми! защищать можно только себя, родныхъ, союзниковъ, или близкихъ друзей.

-- Господа, сказалъ Сен-Люкъ: -- мсьё де-Бюсси мнѣ не союзникъ, не другъ и не родственникъ; онъ гость мой.

Король бросилъ гнѣвный взглядъ на Сен-Люка.

-- Притомъ же, поспѣшно прибавилъ послѣдній, испугавшись взгляда короля:-- я его нисколько не защищаю.

Бюсси съ достоинствомъ выступилъ впередъ и готовился уже поклониться королю, но Шико, обиженный тѣмъ, что не ему отдавали предпочтеніе, вскричалъ:

-- Эге!... Бюсси, Бюсси д'Амбуазъ, Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси!... я по-неволѣ долженъ вычислять всѣ твои имена, чтобъ ты понялъ, что я говорю съ тобою... Развѣ ты не видишь настоящаго Генриха?.. развѣ ты не умѣешь отличить короля отъ шута? Тотъ, къ кому ты подходишь, не кто иной, какъ Шико, мой шутъ... который дѣлаетъ иногда такія глупости, что я умираю со смѣха.

Бюсси продолжалъ идти впередъ и наклонился уже передъ королемъ, какъ тотъ сказалъ ему:

-- Развѣ вы не слышите, мсьё де-Бюсси? Васъ зовутъ.

И при громкомъ смѣхѣ своихъ миньйоновъ, Генрихъ обернулся спиною къ молодому капитану.

Бюсси покраснѣлъ отъ негодованія, но, побѣдивъ первое движеніе и не обращая вниманія на смѣхъ Келюса, Шомберга и Можирона, обратился къ Шико:

-- Простите, ваше величество; я принялъ вашего шута за короля.

-- Что? проговорилъ Генрихъ остановившись:-- что онъ сказалъ?

-- Ничего, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, на котораго, повидимому, судьба наложила долгъ примирителя въ этотъ вечеръ: -- ничего, рѣшительно ничего.

-- Все равно, Бюсси, сказалъ Шико, принявъ любимую позу короля:-- все равно; это непростительно.

-- Государь, возразилъ Бюсси:-- простите, я былъ озабоченъ.

-- Чѣмъ? своими пажами? сказалъ Шико съ неудовольствіемъ.-- Вы разоряетесь на пажей и -- mordieu! вступаете въ мои права.

-- Какимъ образомъ? сказалъ Бюсси, который понялъ, что, потворствуя шуту, онъ болѣе раздосадуетъ короля.-- Прошу васъ объясниться, ваше величество, и если я въ-самомъ-дѣлѣ виноватъ, то сознаюсь въ томъ съ должною покорностію.

-- Вы наряжаете въ парчу этихъ мальчишекъ, сказалъ Шико, указавъ на пажей:-- между-тѣмъ, какъ сами, дворянинъ, капитанъ, носите просто черный бархатъ!

-- Государь, сказалъ Бюсси, обратившись къ миньойнамъ короля: -- ныньче мальчишки одѣваются въ парчу; позвольте же мнѣ, для отличія отъ нихъ, носить бархатъ...

И онъ отплатилъ миньйонамъ того же презрительною улыбкою, съ которою они смотрѣли на него за нѣсколько минутъ предъ симъ.

Генрихъ взглянулъ на своихъ любимцевъ, которые, поблѣднѣвъ отъ ярости, какъ-бы ожидали одного знака своего повелителя, чтобъ броситься на Бюсси. Келюсъ, болѣе другихъ озлобленный противъ этого дворянина, съ которымъ онъ уже имѣлъ бы поединокъ, еслибъ не строгое запрещеніе короля, -- схватился за эфесъ шпаги.

-- Не на мою ли свиту вы намекаете? вскричалъ Шико, который, заступивъ мѣсто короля, спрашивалъ то, что король самъ долженъ бы былъ спросить въ подобномъ случаѣ.

И, произнося эти слова, шутъ принялъ такую комически-величественную позу, что половина гостей расхохоталась. Другая же половина не смѣялась, по той весьма-натуральной причинѣ, что смѣялись надъ него.

Между-тѣмъ, трое изъ друзей Бюсси, полагавшіе, что дѣло не обойдется безъ ссоры, стали возлѣ него. То были Шарль Бальзакъ д'Антрагъ, котораго по-просту называли Антраге,-- Ливаро и Рейберакъ.

Замѣтивъ эти враждебныя расположенія, Сен-Люкъ понялъ, что Бюсси былъ подосланъ братомъ короля, чтобъ нарочно надѣлать шума или вызвать кого-нибудь. Онъ задрожалъ сильнѣе прежняго, потому-что попался между сильною ненавистью двухъ могущественныхъ враговъ, избравшихъ домъ его мѣстомъ битвы.

Онъ подбѣжалъ къ Келюсу, который былъ болѣе другихъ разгоряченъ и, наложа руку на эфесъ его шпаги, вскричалъ:

-- Ради самого неба! успокойся, другъ... подождемъ.

-- О, mordieu! успокойся самъ, отвѣчалъ Келюсъ.-- Ударъ этого невѣжды столько же попалъ въ тебя, какъ и въ меня; кто оскорбляетъ одного изъ насъ, тотъ оскорбляетъ насъ всѣхъ; а кто оскорбляетъ насъ, тотъ оскорбляетъ короля!..

-- Келюсъ, Келюсъ! сказалъ Сен-Люкъ: -- подумай о герцогѣ анжуйскомъ, который тѣмъ опаснѣе, что его самого нѣтъ здѣсь. Я надѣюсь, ты не думаешь, что я боюсь слуги!

-- Надѣюсь! Намъ, приверженцамъ короля, некого страшиться!.. Если мы подвергаемся опасности, защищая короля, то онъ защититъ насъ.

-- Тебя, да; но не меня! плачевнымъ голосомъ отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Такъ кто же тебѣ велѣлъ жениться? сказалъ Келюсъ: -- ты знаешь, какъ король ревнуетъ къ друзьямъ своимъ!

-- Прекрасно! подумалъ Сен-Люкъ:-- всякій заботится только о себѣ. Слѣдовательно, и мнѣ не слѣдуетъ забывать себя. А такъ-какъ я хочу жить спокойно, по-крайней-мѣрѣ первыя двѣ недѣли брака, такъ постараюсь угодить герцогу.

Послѣ этого размышленія, онъ оставилъ Келюса и пошелъ къ мосьё де-Бюсси.

II.

Продолженіе.

Послѣ своего дерзкаго отвѣта, Бюсси поднялъ голову и окинулъ смѣлымъ взоромъ всѣхъ присутствующихъ, прислушиваясь не отвѣтитъ ли кто-нибудь на его дерзость. Но всѣ стояли опустивъ глаза; всѣ молчали; одни боялись короля, другіе Бюсси.

Послѣдній, замѣтивъ, что къ нему приближался Сен-Люкъ, вообразилъ, что онъ наконецъ дождался того, чего желалъ.

-- Не тому ли, что сейчасъ сказалъ я, обязанъ я удовольствію видѣть васъ передъ собою? спросилъ Бюсси.

-- А что вы сказали? спросилъ Сен-Люкъ съ граціозною улыбкой.-- Что же вы сказали? Я ничего не слышалъ. Нѣтъ, я замѣтилъ васъ и подошелъ для того, чтобъ поблагодарить за честь, которую дѣлаетъ мнѣ ваше присутствіе въ этомъ домѣ.

Бюсси былъ человѣкъ возвышенный во всѣхъ отношеніяхъ,-- мужественный до безразсудства, но образованный, остроумный и вѣжливый. Онъ зналъ храбрость Сен-Люка, и потому понялъ, что въ эту минуту онъ подчинялъ свое оскорбленное самолюбіе долгу хозяина дома. Всякому другому онъ повторилъ бы сказанное, но теперь онъ вѣжливо поклонился Сен-Люку и снисходительно отвѣчалъ на его привѣтствіе.

-- О-го! сказалъ Генрихъ, увидѣвъ, что Сен-Люкъ подошелъ къ Бюсси:-- кажется, мой пѣтушокъ отвѣчаетъ капитану. Онъ очень-хорошо дѣлаетъ, но я не хочу, чтобъ его зарѣзали. Посмотри, Келюсъ... или нѣтъ! ты слишкомъ-горячъ... Можиронъ, сходи, послушай, о чемъ они бесѣдуютъ.

Можиронъ скоро повиновался; но осторожный Сен-Люкъ замѣтилъ его движеніе и, не давъ ему времени дойдти до Бюсси, пошелъ къ нему на встрѣчу и воротился съ нимъ вмѣстѣ къ королю.

-- Что ты сказалъ этому приторному Бюсси? спросилъ король.

-- Я, государь?

-- Да, ты.

-- Я ему пожелалъ добраго вечера, сказалъ Сен-Люкъ.

-- А! и больше ничего? проворчалъ король.

Сен-Люкъ замѣтилъ, что онъ сдѣлалъ глупость.

-- Я пожелалъ ему добраго вечера, сказалъ онъ:-- и присовокупилъ, что завтра буду имѣть честь пожелать ему добраго утра.

-- О-го! произнесъ Генрихъ: -- я такъ и думалъ. Ты слишкомъ-горячъ.

-- Я долженъ просить ваше величество сохранить это въ тайнѣ, прибавилъ Сен-Люкъ.

-- Не бойся! сказалъ Генрихъ III:-- и еслибъ ты могъ избавить меня отъ него, не подвергаясь самъ опасности...

Миньйоны помѣнялись быстрымъ взглядомъ. Генрихъ притворился, что не замѣтилъ этого.

-- Потому-что, продолжалъ король: -- дерзость его становится нестерпимою...

-- Да, да, сказалъ Сен-Люкъ.-- Только рано ли, поздно ли, онъ будетъ наказанъ... Повѣрьте, ваше величество.

-- Гм! Онъ мастеръ владѣть шпагой, сказалъ король, покачавъ головой.-- Еслибъ на него напала бѣшеная собака... это избавило бы насъ отъ него безъ дальнихъ хлопотъ.

И онъ изъ-подлобья посмотрѣлъ на Бюсси, прогуливавшагося по залѣ взадъ и впередъ вмѣстѣ съ своими друзьями и насмѣхавшагося надъ противниками герцога анжуйскаго, -- слѣдовательно, надъ друзьями короля.

-- Corbleu! вскричалъ Шико:-- что вы, Бюсси, задѣваете моихъ любимыхъ дворянъ! Не забудьте, что я тоже умѣю владѣть шпагой.

-- А, негодный! проворчалъ Генрихъ: -- по чести, онъ не ошибается.

-- Ваше величество, если Шико будетъ продолжать подобныя шутки, я накажу его, сказалъ Можиронъ.

-- Не совѣтую, Можиронъ: Шико дворянинъ, и весьма-щекотливъ въ дѣлахъ, касающихся его чести. Впрочемъ, не онъ заслуживаетъ наказанія, потому-что не онъ дерзче всѣхъ.

Въ этотъ разъ, слова короля были ясны; Келюсъ сдѣлалъ знакъ д'О и д'Эпернону.

-- Господа, сказалъ Келюсъ, отведя ихъ въ-сторону: -- намъ надо посовѣтоваться; ты, Сен-Люкъ, говори съ королемъ и старайся помириться съ нимъ.

Сен-Люкъ предпочелъ это обстоятельство совѣщанію съ товарищами и подошелъ къ королю и Шико, разговаривавшимъ о чемъ-то съ жаромъ.

Между-тѣмъ, Келюсъ отвелъ четырехъ друзей своихъ въ амбразуру окна.

-- Что тебѣ нужно? говори скорѣе! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я волочился за женою Жуаёза и предваряю тебя, что если то, что ты хочешь сказать намъ, не занимательно, я никогда не прощу тебѣ этого!

-- Я хочу вамъ сообщить, господа, отвѣчалъ Келюсъ:-- что тотчасъ послѣ бала ѣду на охоту.

-- Хорошо, сказалъ д'О:-- на какую охоту?

-- На охоту за кабаномъ.

-- Что за мысль пришла тебѣ ѣхать на охоту въ такой холодъ?

-- Ничего. Я ѣду.

-- Одинъ?

-- Нѣтъ, съ Можирономъ и Шомбергомъ. Мы будемъ охотиться для короля.

-- А, понимаю! сказали вмѣстѣ Шомбергъ и Можиронъ.

-- Король хочетъ, чтобъ завтра ему подали кабанью голову.

-- Съ итальянскимъ воротникомъ, сказалъ Можиронъ, намекая на простой воротничокъ, который, въ противоположность съ брыжжами миньйоновъ, покрывалъ плечи Бюсси.

-- А-га! произнесъ д'Эпернонъ:-- такъ и я съ вами.

-- О чемъ идетъ рѣчь? спросилъ д'О:-- я рѣшительно ничего не понимаю.

-- Посмотри вокругъ себя, мой милый.

-- Ну, смотрю.

-- Не смѣется ли кто-нибудь тебѣ въ глаза?

-- Бюсси, кажется.

-- Такъ не кажется ли тебѣ еще, что онъ кабанъ, голова котораго можетъ быть пріятна королю?

-- Ты думаешь, что король...? началъ д'О.

-- Онъ требуетъ, отвѣчалъ Келюсъ.

-- Изволь; и я ѣду съ вами. Но какъ же мы будемъ охотиться?

-- На сторожкѣ. Это вѣрнѣе.

Бюсси замѣтилъ совѣщаніе, и не сомнѣваясь въ томъ, что разговоръ шелъ объ немъ, посмѣиваясь приблизился съ своими друзьями къ разговаривавшимъ.

-- Посмотри, Антраге, посмотри, Рибейракъ, сказалъ онъ:-- какъ они сгруппированы! Какое трогательное зрѣлище... точно Эвріалъ и Низій, Дамонъ и Пиѳій, Касторъ и... но гдѣ же Поллуксъ?

-- Поллуксъ женился, сказалъ Антраге: -- Кастора разрознили съ нимъ.

-- Что они тамъ дѣлаютъ? спросилъ Бюсси, дерзко указывая на нихъ.

-- Я готовъ биться объ закладъ, сказалъ Рибейракъ: -- что они замышляютъ какую-нибудь шалость.

-- Ошибаетесь, господа, сказалъ Келюсъ улыбаясь:-- мы говоримъ объ охотѣ.

-- Не-уже-ли, синьноръ Купидонъ? сказалъ Бюсси:-- теперь холодненько охотиться. Замерзнете.

-- Извините, отвѣчалъ Можиронъ вѣжливо: -- у насъ есть теплыя перчатки и полукафтанья на ватѣ.

-- А! Это успокоиваетъ меня, сказалъ Бюсси: -- а когда вы намѣрены ѣхать на охоту?

-- Можетъ-быть, въ эту же ночь, отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Не можетъ-быть, а навѣрное, замѣтилъ Можиронъ.

-- Я извѣщу о томъ короля, сказалъ Бюсси:-- что скажетъ его величество, если завтра утромъ узнаетъ, что всѣ любимцы его простудились?

-- Не безпокойтесь, сказалъ Келюсъ: -- его величество знаетъ, что мы собираемся на охоту.

-- За жаворонками? спросилъ Бюсси съ оскорбительно-ироническою улыбкою.

-- Нѣтъ, возразилъ Келюсъ: -- за кабаномъ. Намъ непремѣнно нужна кабанья голова.

-- Но гдѣ же показался кабанъ?... спросилъ Антраге.

-- По близости, отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Найдете ли вы его? спросилъ Ливаро.

-- Постараемся, отвѣчалъ д'О. Не угодно ли вамъ, мосьё де-Бюсси, ѣхать съ нами?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси тѣмъ же насмѣшливымъ тономъ.-- Не могу, къ-сожалѣнію. Завтра я долженъ быть у герцога анжуйскаго для встрѣчи мсьё де-Монсоро, которому его высочество, какъ вамъ извѣстно, пожаловалъ званіе обер-егермейстера.

-- Но ныньче ночью? спросилъ Келюсъ.

-- А! и ныньче ночью не могу; у меня есть свиданіе въ таинственномъ домѣ Сент-Антуанскаго-Предмѣстья.

-- А-га! вскричалъ д'Эпернонъ:-- не живетъ ли королева Марго инкогнито въ Парижѣ? Мы узнали, мосьё де-Бюсси, что вы преемникъ ла-Моля.

-- Да; но съ нѣкотораго времени я отказался... дѣло идетъ совершенно о другой особѣ.

-- Которая ждетъ васъ въ Сент-Антуанскомъ-Предмѣстьѣ? спросилъ д'О.

-- Именно; мнѣ даже надобно попросить совѣта у васъ, мсьё де-Келюсъ.

-- Говорите. Хоть я и не адвокатъ, но умѣю давать хорошіе совѣты, особенно друзьямъ.

-- Говорятъ, что парижскія улицы ночью не безопасны; Сент-Антуанское-Предмѣстье весьма-уединенно. Какую дорогу совѣтуете вы мнѣ избрать?

-- Такъ-какъ луврскій перевозчикъ будетъ насъ ждать всю ночь, то я, на вашемъ мѣстѣ, отправился бы къ маленькому парому въ Пре-о-Клеркъ, пошелъ бы по набережной до Гран-Шатлё, и по улицѣ Тиксерандри дошелъ бы до Сент-Антуанскаго-Предмѣстья. Если вы счастливо минуете турнельскій отель, то дальше ужь нечего опасаться...

-- Благодарю за маршрутъ, сказалъ Бюсси.-- Во-первыхъ, маленькій паромъ въ Пре-о-Клеркъ, потомъ набережная Гран-Шатлё, улица Тиксерандри и наконецъ Сент-Антуанское-Предмѣстье. Я послѣдую вашему совѣту, мосьё де-Келюсъ; непремѣнно.

И, поклонившись, онъ отошелъ, сказавъ вслухъ Бальзаку д'Антрагу:

-- Нѣтъ, Антраге, съ этими людьми рѣшительно нельзя ничего сдѣлать; уйдемъ.

Ливаро и Рибейракъ засмѣялись, слѣдуя за Бюсси и Антраге, которые, удаляясь, нѣсколько разъ оглядывались со смѣхомъ.

Миньйоны оставались спокойны; они рѣшились не понимать оскорбленій.

Когда Бюсси переходилъ чрезъ послѣднюю залу, въ которой находилась мадамъ де-Сен-Люкъ, не спускавшая глазъ съ своего мужа, послѣдній кивнулъ ей головою, указавъ на удалявшагося любимца герцога анжуйскаго. Жена поняла взглядъ мужа съ проницательностью, свойственною женщинамъ и, поспѣшивъ на встрѣчу Бюсси, преградила ему дорогу.

-- Ахъ, мсьё де-Бюсси, сказала она: -- всѣ говорятъ о сонетѣ, сочиненномъ вами...

-- Противъ короля? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ; но въ честь королевы. О, скажите мнѣ его!

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Бюсси, подавъ руку женъ Сен-Люка, и, повторяя сонетъ, удалился съ нею.

Въ то же время, Сен-Люкъ тайкомъ подошелъ къ миньйонамъ и услышалъ, какъ Келюсъ говорилъ:

-- При такихъ вѣрныхъ свѣдѣніяхъ, не трудно будетъ преслѣдовать звѣря; и такъ, господа, на углу турнельскаго отеля, близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ.

-- Каждый съ лакеемъ? спросилъ д'Эпернонъ.

-- Нѣтъ, Ногаре, нѣтъ, отвѣчалъ Келюсъ: -- будемъ одни, исполнимъ одни дѣло и одни же сохранимъ тайну. Я его ненавижу: не смотря на то, ни за что не соглашусь, чтобъ до него коснулась палка лакея... онъ родовой дворянинъ.

-- Мы выйдемъ всѣ шестеро вмѣстѣ? спросилъ Можиронъ.

-- Пятеро, а не шестеро, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Ахъ, да! мы и забыли, что ты обзавелся женой. Мы поступили-было съ тобой, какъ съ холостымъ, сказалъ Шомбергъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, прибавилъ д'О:-- пусть бѣдный Сен-Люкъ хоть первую ночь брака останется съ женою.

-- Вы ошибаетесь, господа, возразилъ Сен-Люкъ: -- меня удерживаетъ совсѣмъ не жена, хотя, признайтесь, она стоитъ того, чтобъ я всѣмъ для нея пожертвовалъ... меня удерживаетъ король.

-- Какъ, король?

-- Да, его величество желаетъ, чтобъ я проводилъ его до Лувра.

Молодые люди посмотрѣли на него съ улыбкой, значенія которой Сен-Люкъ не могъ понять.

-- Что дѣлать! сказалъ Келюсъ: -- король такъ къ тебѣ расположенъ, что не можетъ обойдтись безъ тебя.

-- Притомъ же, прибавилъ Шомбергъ:-- намъ ненужно Сен-Люка. Обойдемся и безъ него!

-- Звѣрь силенъ, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Ба! возразилъ Келюсъ:-- я однимъ коломъ ручаюсь управиться съ нимъ.

Послышался голосъ Генриха, звавшаго Сен-Люка.

-- Господа, сказалъ послѣдній:-- вы слышите, король зоветъ меня; желаю вамъ удачи на охотѣ; до свиданія.

И онъ оставилъ ихъ. Но вмѣсто того, чтобъ идти къ королю, онъ пробрался вдоль стѣнъ за толпою зрителей и танцевавшихъ, и подошелъ къ двери, гдѣ стоялъ Бюсси, котораго прелестная новобрачная старалась удержать.

-- А, это вы, мосьё Сен-Люкъ, сказалъ молодой человѣкъ.-- Но какъ вы озабочены! Ужъ не собираетесь ли и вы на большую охоту, о которой мнѣ сейчасъ говорили?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я озабоченъ потому, что искалъ васъ...

-- Не-уже-ли?

-- И потому-что опасался не застать васъ еще здѣсь. Милая Жанна, прибавилъ онъ:-- скажите вашему батюшкѣ, чтобъ онъ старался удержать короля; мнѣ надо сказать два слова наединѣ мосьё де-Бюсси.

Жанна поспѣшно удалилась; она не понимала ничего, но исполняла все безпрекословно, потому-что инстинктивно чувствовала важность совѣтовъ мужа.

-- Что вамъ угодно, мосьё де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси.

-- Я хотѣлъ вамъ сказать, мосьё де-Бюсси, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- что если у васъ назначено сегодня вечеромъ какое-нибудь свиданіе, то лучше отложите его до завтра, потому-что въ это время по парижскимъ улицамъ ходить опасно. Сверхъ того, если вамъ нужно проходить мимо Бастиліи, то старайтесь обойдти турнельскій отель, потому-что возлѣ него есть углубленіе, въ которое могутъ легко спрятаться нѣсколько человѣкъ. Вотъ что мнѣ нужно было сказать вамъ, мосьё де-Бюсси. Боже сохрани меня отъ той мысли, что человѣкъ, подобный вамъ, можетъ струсить... я только совѣтую вамъ предостеречься.

Въ это самое время раздался голосъ Шико:

-- Сен-Люкъ, мой миленькій Сен-Люкъ! Не прячься же. Развѣ ты не видишь, я жду тебя, чтобъ вернуться въ Лувръ?

-- Я здѣсь, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, побѣжавъ впередъ по направленію голоса Шико.

Возлѣ шута стоялъ Генрихъ III, которому одинъ пажъ подавалъ уже тяжелый плащъ, подбитый горностаемъ, другой массивныя перчатки, доходившія до локтя, а третій бархатную маску съ атласной подкладкой.

-- Ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, обращаясь вмѣстѣ и къ королю и къ шуту: -- я буду имѣть честь посвѣтить вамъ до вашихъ носилокъ.

-- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- Шико идетъ въ свою сторону, а я въ свою. Всѣ друзья мои -- негодяи: они разбрелись, такъ-что я долженъ одинъ вернуться въ Лувръ. Я понадѣялся на нихъ, а ихъ нѣтъ... Слѣдовательно, ты, какъ человѣкъ женатый, степенный, не можешь отпустить меня одного: ты долженъ проводить меня къ королевѣ. Пойдемъ, другъ мой, пойдемъ. Эй! коня мосьё де-Сен-Люку!.. Или нѣтъ, ненужно, сказалъ онъ, какъ-бы подумавъ: -- носилки мои широки; будетъ мѣста обоимъ.

Жанна де-Бриссакъ не проронила ни одного слова изъ этого разговора; она хотѣла говорить, сказать слово мужу, извѣстить отца о томъ, что король похищалъ Сен-Люка; но послѣдній, приложивъ палецъ къ губамъ, сдѣлалъ ей знакъ, чтобъ она ничего не говорила.

-- Осторожнѣе! подумалъ онъ:-- я снискалъ себѣ пріязнь Франсуа-Анжуйскаго; но изъ этого не слѣдуетъ еще, чтобъ я долженъ былъ поссориться съ Генрихомъ-Валуа. Ваше величество, прибавилъ онъ въ-слухъ:-- я такъ вамъ преданъ, что по приказанію вашему готовъ за вами слѣдовать на край свѣта.

Наступила суматоха; со всѣхъ сторонъ отпускали глубокіе поклоны, потомъ всѣ умолкли, чтобъ слышать, какъ король прощался съ мамзель де-Бриссакъ и отцомъ ея. Король былъ чрезвычайно-любезенъ.

Потомъ лошади нетерпѣливо заржали на дворѣ; факелы бросали красноватый свѣтъ на стекла оконъ. Смѣясь и дрожа отъ холода, толпа придворныхъ и всѣ приглашенные на свадьбу разъѣхались и разошлись въ разныя стороны.

Оставшись одна съ своими служанками, Жанна удалилась къ себѣ въ спальню и преклонила колѣни передъ образомъ святой, которую избрала своею хранительницей. Потомъ, она отпустила служанокъ, приказавъ приготовить ужинъ своему мужу.

Мосьё де-Бриссакъ сдѣлалъ болѣе: онъ послалъ шесть слугъ къ воротамъ Лувра, чтобъ они ждали тамъ Сен-Люка и проводили его домой. Но, два часа спустя, слуги послали одного изъ своихъ товарищей къ маршалу съ извѣщеніемъ, что всѣ двери въ Луврѣ были заперты, и что дежурный капитанъ сказалъ имъ: "Вы напрасно ждете; теперь уже мы никого не выпустимъ изъ Лувра. Его величество изволитъ почивать -- и всѣ спятъ".

Маршалъ пошелъ извѣстить объ этомъ странномъ обстоятельствѣ свою дочь, которая такъ безпокоилась, что рѣшилась не смыкать глазъ во всю ночь, въ ожиданіи мужа.

III.

Какъ часто не тотъ входитъ въ домъ, кто отворяетъ дверь.

Сент-Антуанскія-Ворота состояли изъ каменнаго свода, на подобіе нынѣшнихъ Сен-Денискихъ и Сен-Мартенскихъ-Воротъ въ Парижѣ. Только съ лѣвой стороны они примыкали къ смежнымъ строеніямъ, къ Бастиліи, и такимъ-образомъ соединялись съ ветхой темницой.

Пространство, находившееся между воротами и бретаньскимъ отелемъ, было велико, мрачно и грязно; но это пространство было мало посѣщаемо днемъ, а ночью совершенно-пусто, потому-что вечерніе прохожіе проложили себѣ дорогу возлѣ самой темницы, чтобъ стать,-- въ это время, когда не было ночныхъ патрулей, а улицы наполнены были разбойниками,-- подъ защиту часоваго, который хотя и не могъ помочь имъ, но могъ крикомъ созвать людей и разогнать промышлениковъ.

Само собою разумѣется, что въ зимнія ночи прохожіе были еще осторожнѣе, нежели въ лѣтнія.

Ночь, когда происходило описанное нами, была такъ холодна, мрачна, и небо было подернуто такими тяжелыми тучами, что никто не могъ бы замѣтить на стѣнѣ темничной ограды часоваго, который самъ не могъ видѣть людей, проходившихъ по площади.

Передъ Сент-Антуанскими-Воротами, ближе къ городу, не было ни одного дома; виднѣлись только высокія стѣны, направо примыкавшія къ Церкви-св.-Павла, а налѣво къ турнельскому отелю. На концѣ этого отеля былъ тотъ уступъ, о которомъ Сен-Люкъ говорилъ Бюсси.

Ни одинъ фонарь не освѣщалъ этой части древняго Парижа. Въ ночи, когда мѣсяцу угодно было освѣщать путь прохожимъ, взору представлялась мрачная, величественная и неподвижная гигантская масса Бастиліи, чернымъ пятномъ отдѣлявшаяся отъ небесной лазури. Въ темныя же ночи, это мѣсто было еще мрачнѣе, и мѣстами пересѣкалось слабымъ свѣтомъ, виднѣвшимся въ окнахъ.

Въ эту ночь, начавшуюся довольно-сильнымъ морозомъ и кончившуюся изобильнымъ снѣгомъ, ни одного прохожаго не видно было на тропѣ, проложенной возлѣ темницы; но зато привычный глазъ разсмотрѣлъ бы въ уступѣ турнельской стѣны нѣсколько черныхъ тѣней; по движеніямъ ихъ можно было видѣть, что онѣ старались согрѣться, чему препятствовала, однакожь, неподвижность, на которую они себя осудили, какъ-бы въ ожиданіи какого-нибудь происшествія.

Часовой, которому въ темнотѣ нельзя было различить этихъ людей, не могъ слышать тихаго разговора ихъ, хотя этотъ разговоръ былъ довольно-занимателенъ.

-- Проклятый Бюсси былъ нравъ, говорилъ одинъ изъ этихъ людей;-- я помню только одну такую ночь, именно, когда мы были съ королемъ Генрихомъ въ Варшавѣ; если намъ прійдется еще долго ждать, такъ мы въ-самомъ-дѣлѣ замерзнемъ.

-- Полно, Можиронъ! ты жалуешься какъ баба, отвѣчалъ другой.-- Правда, не тепло; но закутайся въ плащъ и спрячь руки въ карманы: какъ-разъ согрѣешься.

-- Тебѣ хорошо говорить, Шомбергъ, сказалъ третій:-- по всему видно, что ты Нѣмецъ. У меня губы растрескались, а усы покрыты льдомъ.

-- У меня руки окостенѣли, сказалъ четвертый.-- Право, мнѣ кажется, что онѣ у меня отмерзли!

-- Зачѣмъ ты не взялъ муфты у маменьки, бѣдный Келюсъ? отвѣчалъ Шомбергъ.-- Она бы тебѣ охотно отдала ее, особенно, еслибъ ты сказалъ ей, что это для избавленія себя отъ милаго Бюсси, котораго она любитъ какъ моровую язву.

-- Э, Боже мой! потерпите, сказалъ пятый.-- Я увѣренъ, что сейчасъ намъ будетъ жарко.

-- Дай Богъ, д'Эпернонъ! сказалъ Можиронъ, переступая съ ноги на ногу.

-- Это говорилъ не я, отвѣчалъ д'Эпернонъ: -- а д'О. Я молчу, боясь, чтобъ у меня слова не замерзли.

-- Что ты сказалъ? спросилъ Келюсъ у Можирона.

-- Д'О говорилъ, отвѣчалъ Можиронь: -- что сейчасъ намъ будетъ жарко, а я ему отвѣчалъ: дай-то Богъ!

-- Мнѣ кажется, желаніе твое исполнилось, потому-что тамъ кто-то идетъ.

-- Ошибаешься. Это не онъ.

-- Почему?

-- Потому-что онъ хотѣлъ идти по другой дорогѣ.

-- Большая важность! Развѣ онъ не могъ догадаться, что мы замышляемъ что-нибудь противъ него и перемѣнить дорогу?

-- Вы не знаете Бюсси; если онъ скажетъ: пройду тамъ-то, такъ и пройдетъ, хотя бы узналъ, что самъ чорть поджидаетъ его по той дорогѣ.

-- Однако, замѣтилъ Келюсъ: -- два человѣка идутъ сюда.

-- Правда, правда! произнесли два или три голоса.

-- Въ такомъ случаѣ, впередъ! сказалъ Шомбергъ.

-- Не горячитесь, сказалъ д'Эпернонъ: -- можетъ-быть, это честные граждане, или добрыя бабки... Постойте! они остановились.

И точно, на концѣ Улицы-св.-Павла, выходящей на Сент-Антуанскую-Улицу, остановились какъ-бы въ нерѣшимости два человѣка.

-- О-го! сказалъ Келюсъ: -- не замѣтили ли они насъ?

-- Полно! мы сами себя едва видимъ.

-- Ты правъ, возразилъ Келюсъ.-- Смотрите: они поворотили на лѣво... остановились у какого-то дома... ищутъ...

-- Да, да.

-- Они, кажется, хотятъ войдти, сказалъ Шомбергъ.-- Какъ! не-уже-ли онъ уйдетъ отъ насъ?

-- Да это не онъ, потому-что ему надобно идти въ Сент-Антуанскую-Улицу, отвѣчалъ Можиронъ.

-- А почему вы знаете, сказалъ Шомбергъ: -- что хитрецъ не обманулъ насъ случайно, по злобѣ, или съ намѣреніемъ?

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ Келюсъ: -- это возможно.

Размышленія эти заставили шайку дворянъ выскочить изъ своего убѣжища; съ обнаженными шпагами бросились они къ двумъ человѣкамъ, остановившимся у двери.

Одинъ изъ нихъ только-что готовился отпереть дверь, когда шумъ нападающихъ заставилъ таинственныхъ прохожихъ огляпуться.

-- Что это? спросилъ тотъ, что былъ пониже, у своего товарища.-- Ужь не на насъ ли нападаютъ, д'Орильи?

-- Кажется, ваше высочество, возразилъ человѣкъ, отворявшій дверь.-- Назовете ли вы себя, или сохраните инкогнито?

-- Вооруженные люди? это измѣна!

-- Какіе-нибудь ревнивцы. Я говорилъ вашему высочеству, она такъ хороша, что у ней не можетъ не быть поклонниковъ, а у васъ соперниковъ.

-- Войдемь скорѣе, д'Орильи. За дверьми легче защищаться отъ нападенія, нежели передъ дверьми.

-- Да, ваше высочество, когда нѣтъ враговъ съ тылу; а кто знаетъ...

Онъ не успѣлъ договорить. Молодые люди съ быстротою молніи пробѣжали разстояніе во сто шаговъ, отдѣлявшее ихъ отъ дома. Келюсъ и Можиронъ, бѣжавшіе возлѣ стѣны, бросились между дверью и тѣми, которые хотѣли войдти въ нее, чтобъ пресѣчь имъ отступленіе, между-тѣмъ, какъ Шомбергъ, д'О и д'Эпернонъ готовились напасть на нихъ спереди.

-- На смерть! на смерть! кричалъ Келюсъ, самый отчаянный изъ пяти товарищей.

Вдругъ тотъ, котораго отворявшій дверь называлъ высочествомъ, обратился къ Келюсу, ступилъ шагъ впередъ и, скрестивъ руки на груди, спросилъ глухимъ, мрачнымъ голосомъ:

-- Мнѣ кажется, что вы хотите умертвить брата короля, мосьё де-Келюсъ?

Келюсъ отступилъ съ ужасомъ... руки его опустились... колѣни задрожали...

-- Его высочество принцъ анжуйскій! вскричалъ онъ.

-- Его высочество герцогъ анжуйскій! повторили его товарищи.

-- Что жь вы замолчали, господа? произнесъ Франсуа грознымъ голосомъ.-- Что жь вы не кричите: "на смерть! на смерть!"

-- Простите, ваше высочество, проговорилъ д'Эпернонъ: -- это была шутка... простите.

-- Мы не думали, сказалъ д'О: -- встрѣтить ваше высочество въ такое время и въ такой отдаленной части города.

-- Шутка? возразилъ Франсуа, не удостоивая д'О отвѣта.-- Вы странно шутите, мосьё д'Эпернонъ. Говорите: если вы не думали встрѣтить меня, то къ кому же относилась ваша шутка?

-- Ваше высочество, почтительно сказалъ Шомбергъ:-- мы видѣли, что Сен-Люкъ пошелъ въ эту сторону. Это намъ показалось подозрительнымъ, и мы хотѣли узнать, какая причина можетъ заставить мужа оставить жену въ первую ночь брака.

Отговорка была удачно придумана, потому-что, по всѣмъ вѣроятностямъ, герцогъ долженъ былъ узнать, что Сен-Люкъ не ночевалъ дома, и это обстоятельство подтвердило бы слова Шомберга.

-- Сен-Люкъ? Вы приняли меня за Сен-Люка, господа?

-- Точно такъ, ваше высочество, въ одинъ голосъ отвѣчали пріятели.

-- Странно! сказалъ герцогъ анжуйскій: -- кажется, трудно ошибиться. Сен-Люкъ цѣлой головой выше меня.

-- Точно-такъ, ваше высочество, отвѣчалъ Келюсъ: -- но онъ одного роста съ мосьё д'Орильи.

-- Притомъ же теперь такъ темно, прибавилъ Можиронъ.

-- Наконецъ, сказалъ Келюсъ:-- вы не можете думать, что мы осмѣлились бы не только оскорбить ваше высочество, но даже помѣшать вашимъ удовольствіямъ.

Слушая болве или менѣе логическія отговорки молодыхъ людей, Франсуа незамѣтнымъ образомъ отошелъ отъ двери вмѣстѣ съ д'Орильи, постояннымъ товарищемъ его ночныхъ прогулокъ, и отдалился отъ нея на такое разстояніе, что трудно было бы отъискать ее.

-- Мои удовольствія, произнесъ онъ съ горечью.-- А кто вамъ говоритъ, что я пришелъ сюда для удовольствій?

-- Это до насъ не касается, ваше высочество, возразилъ Келюсъ:-- и потому мы готовы немедленно удалиться, если вы простите намъ.

-- Хорошо! Идите.

-- Ваше высочество, прибавилъ д'Эпернонъ:-- можете положиться на нашу всѣмъ извѣстную скромность.

Герцогъ анжуйскій, готовившійся уже удалиться, внезапно остановился и, нахмуривъ брови, сказалъ строго:

-- Скромность, мосьё де-Ногаре: -- а кто васъ проситъ быть скромнымъ?

-- Мы полагали, что такъ-какъ ваше высочество одни съ повѣреннымъ тайнъ вашихъ...

-- Вы ошибались... Я хочу, чтобъ вы убѣдились въ своей ошибкѣ.

Молодые дворяне слушали въ почтительномъ молчаніи.

-- Я шелъ, продолжалъ герцогъ анжуйскій медленно и съ удареніемъ на каждомъ словѣ, какъ-бы желая, чтобъ оно лучше запечатлѣлось въ памяти слушателей: -- я шелъ къ Жиду Манасесу, который умѣетъ гадать на стеклѣ и на кофейной гущѣ. Онъ живетъ, какъ вамъ извѣстно, въ Турнельской-Улицѣ. Мимоходомъ, Орильи замѣтилъ васъ и принялъ за стражу, обходившую рундомъ. А потому, прибавилъ онъ съ нѣкоторою веселостью, страшною для всѣхъ, знавшихъ характеръ принца:-- мы, какъ настоящіе гадальщики, пробирались возлѣ стѣнъ, чтобъ сколько-возможно укрыться отъ вашихъ грозныхъ взглядовъ.

Произнося эти слова, принцъ дошелъ до Церкви-св.-Павла и находился уже въ недальнемъ разстояніи отъ часоваго Бастиліи, обезопасивъ себя такимъ образомъ отъ нападенія, которое онъ считалъ весьма-возможнымъ, по причинѣ ненависти къ нему брата. Отговорки и извиненія миньйоновъ Генриха III не успокоили его.

-- Теперь вы уже знаете, что вамъ должно думать и, въ-особенности, что должно говорить, продолжалъ принцъ: -- и такъ вы можете удалиться. Прощайте, господа.

Молодые люди поклонились принцу и удалились молча. Герцогъ нѣсколько разъ оглядывался, слѣдя за ними взоромъ и медленно удаляясь въ противоположную сторону.

-- Ваше высочество, сказалъ д'Орильи: -- клянусь вамъ, что эти люди замышляли что-то недоброе. Скоро полночь; мы находимся въ уединенной части города; воротимтесь скорѣе домой, ваше высочество.

-- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ принцъ, остановивъ его: -- я, напротивъ, хочу воспользоваться ихъ отсутствіемъ.

-- Но вы ошибаетесь, сказалъ д'Орильи.-- Они не ушли; они опять спрятались на прежнемъ мѣстѣ... Посмотрите сами... тамъ, въ углубленіи турнельскаго отеля.

Франсуа посмотрѣлъ. Д'Орильи былъ правъ. Молодые люди стали опять на прежнее мѣсто, и ясно было, что они намѣревались привесть въ исполненіе замыселъ, прерванный прибытіемъ принца; можетъ-быть, они скрылись только для того, чтобъ подсматривать за принцемъ и удостовѣриться, точно ли онъ шелъ къ Жиду Манасесу.

-- На что вы рѣшаетесь, ваше высочество? спросилъ д'Орильи.-- Я готовъ дѣлать, что прикажете; но мнѣ кажется, что неблагоразумно здѣсь оставаться.

-- Mordieu! сказалъ принцъ съ досадой:-- жаль... мнѣ не хотѣлось бы уйдти...

-- Повѣрю, ваше высочество; но можно отложить до другаго раза. Я уже говорилъ вамъ, что освѣдомлялся обо всемъ подробно. Домъ нанятъ на годъ. Мы знаемъ, что красавица живетъ въ первомъ этажѣ; служанка ея подкуплена; у насъ есть ключъ отъ ея квартиры. При такихъ выгодныхъ обстоятельствахъ, мы можемъ ждать.

-- Увѣренъ ли ты, что дверь отворялась?

-- Совершенно: третій ключъ пришелся.

-- Ахъ, кстати! Заперъ ли ты?..

-- Дверь?

-- Да.

-- Разумѣется, ваше высочество.

Не смотря на то, что д'Орильи отвѣчалъ утвердительно, мы должны сказать, что онъ самъ не былъ увѣренъ въ томъ, заперъ ли онъ дверь. Однакожь, рѣшительность, съ которою онъ отвѣчалъ, успокоила принца.

-- Я желалъ бы, однакожь, узнать, что они тамъ дѣлаютъ, сказалъ принцъ.

-- Что дѣлаютъ? Я могу вамъ объяснить это. Они поджидаютъ кого-нибудь. Уйдемте, ваше высочество; у васъ много враговъ: можетъ-быть, противъ васъ-самихъ составленъ заговоръ.

-- Пойдемъ... только съ тѣмъ, чтобъ вернуться.

-- Однакожь не въ эту ночь, ваше высочество. Простите мнѣ трусость... но она позволительна, потому-что я сопровождаю принца крови... наслѣдника престола, которому столько людей завидуютъ...

Послѣднія слова произвели такое сильное впечатлѣніе на Франсуа, что онъ сталъ поспѣшно удаляться, не переставая, однакожь, проклинать встрѣчу и внутренно рѣшившись отомстить при случаѣ молодымъ дворянамъ за непріятную помѣху.

-- Пойдемъ домой, сказалъ онъ:-- насъ, я думаю, ждетъ Бюсси, воротившійся съ проклятаго бала; онъ вѣрно поссорился и убилъ или завтра убьетъ одного изъ этихъ гнусныхъ миньйоновъ... это утѣшитъ меня.

-- Именно, ваше высочество, сказалъ д.Орильи:-- положитесь на Бюсси; въ этомъ отношеніи я самъ на него надѣюсь.

Они удалились.

Едва они повернули за уголъ Улицы-Жуи, какъ наши молодые люди увидѣли всадника, приближавшагося съ противоположнаго конца и закутаннаго въ широкій плащъ. Рѣзкій стукъ лошадиныхъ копытъ раздавался въ тишинѣ ночи, и слабый лучъ луны, боровшійся съ тяжелыми тучами и силившійся проникнуть сквозь снѣгъ, валившій хлопьями, освѣтилъ бѣлое перо на токѣ всадника. Онъ приближался медленно и затягивалъ удила, отъ-чего ретивый конь нетерпѣливо храпѣлъ и сильнѣе ударялъ копытами по окаменѣлои отъ мороза мостовой.

-- Теперь, сказалъ Келюсъ: это онъ.

-- Не можетъ быть! возразилъ Можиронъ.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что онъ одинъ, а мы оставили его съ Антрагемъ, Ливаро и Рибейракомъ; не можетъ быть, чтобъ они отпустили его одного.

-- Это онъ, онъ! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я узнаю его по кашлю и по тому, что онъ гордо держитъ голову... Онъ одинъ.

-- Слѣдовательно, сказалъ д'О;-- намъ нельзя всѣмъ вмѣстѣ напасть на него.

-- Все равно, можно ли, нельзя ли, вскричалъ Шомбергъ:-- но это онъ! Итакъ -- впередъ, друзья!

То былъ въ-самомъ-дѣлѣ Бюсси, беззаботно приближавшійся и въ точности слѣдовавшій по дорогѣ, означенной ему Келюсомъ. Не смотря на то, что предостереженіе Сен-Люка заставило его вздрогнуть, онъ, не слушая убѣжденія друзей, разстался съ ними и поѣхалъ одинъ.

Мужественный Бюсси любилъ идти на встрѣчу опасностямъ.

-- Я простой дворянинъ, говаривалъ онъ про себя:-- но въ груди моей сердце императора; когда я читалъ въ Плутархѣ подвиги древнихъ Римлянъ, мнѣ казалось, что между ними нѣтъ ни одного подвига, на которой бы я не могъ рѣшиться.

Притомъ же, Бюсси подумалъ, что Сен-Люкъ, котораго онъ не считалъ своимъ другомъ, и который, въ-самомъ-дѣлѣ, оказывалъ ему участіе только изъ личныхъ выгодъ, -- нарочно предостерегъ его, чтобъ заставить принять мѣры предосторожности, могшія сдѣлать его смѣшнымъ въ глазахъ недоброжелателей. Бюсси менѣе страшился смерти, нежели посмѣянія. Даже враги сознавали его мужество, и, чтобъ поддержать свою славу, Бюсси предпринималъ самые отчаянные подвиги. Какъ настоящій плутарховскій герой, онъ отослалъ своихъ товарищей, которые могли бы защитить его отъ цѣлаго эскадрона, -- и одинъ, скрестивъ на груди руки, не имѣя другаго оружія, кромѣ шпаги и кинжала, онъ направлялся къ дому, гдѣ ждала его не возлюбленная, какъ можно было бы подумать, но письмо королевы наваррской, писавшей къ нему каждый мѣсяцъ въ извѣстное время, въ память прежней ихъ дружбы. Исполняя обѣщаніе, данное имъ прелестной королевѣ Марго, мужественный капитанъ каждый разъ самъ отправлялся ночью за письмомъ, доставляемымъ въ извѣстный домъ.

Онъ безопасно доѣхалъ до Сент-Антуанской-Улицы, какъ вдругъ проницательные и привычные глаза его замѣтили во мракѣ, возлѣ стѣны, нѣсколько человѣкъ, которыхъ герцогъ анжуйскій, не будучи предувѣдомленъ, не замѣтилъ.

Бюсси сосчиталъ черныя тѣни, отдѣлявшіяся отъ сѣрой стѣны.

-- Три, четыре, пять человѣкъ, сказалъ онъ:-- не считая лакеевъ, которые ждутъ, вѣроятно, съ другой стороны, и набѣгутъ при первомъ призывѣ своихъ господъ. Такая сила противъ одного человѣка очень льститъ моему самолюбію. Чортъ возьми! работа будетъ. Я вижу, добрый Сен-Люкъ не обманулъ меня, и хотя бы я встрѣтилъ его-самого въ числѣ этихъ господъ, я скажу ему: "спасибо, товарищъ, за предостереженіе!"

Размышляя такимъ-образомъ, онъ продолжалъ подвигаться впередъ; только лѣвой рукой онъ незамѣтно отстегнулъ застежку плаща, освободивъ правую...

Съ крикомъ: "Впередъ, друзья!" повтореннымъ всѣми молодыми людьми, они бросились на Бюсси.

-- Э, господа! сказалъ Бюсси чистымъ, звучнымъ голосомъ: -- вы, кажется, хотите убить бѣднаго Бюсси! Такъ онъ-то и есть страшный звѣрь, грозный кабанъ, за которымъ вы собирались охотиться? Позвольте же вамъ замѣтить, что и кабанъ вашъ не дастъ спуску... а вы знаете, я никогда не измѣняю слову.

-- Знаемъ! вскричалъ Шомбергъ: -- но все-таки ты невѣжа, Бюсси д'Амбуазъ, что разговариваешь съ нами сидя на лошади, между-тѣмъ, какъ мы пѣшіе.

И вмѣстѣ съ этими словами, молодой человѣкъ откинулъ свой плащъ, и бѣлый атласный рукавъ его блеснулъ какъ серебро при свѣтѣ луны. Бюсси не понялъ движенія Шомберга; онъ подумалъ, что оно сопровождало его угрозу, и хотѣлъ уже отвѣчать такъ, какъ обыкновенно отвѣчалъ Бюсси; но лошадь покачнулась подъ нимъ...

Шомбергъ, со свойственнымъ ему искусствомъ, доказаннымъ уже во многихъ битвахъ, кинулъ ножъ, лезвіе котораго было тяжеле рукоятки, въ колѣно лошади... ножъ глубоко вонзился въ рану.

Бѣдное животное глухо заржало и, задрожавъ всемъ тѣломъ, упало на переднія колѣни. Бюсси, никогда потерявшій присутствія духа, соскочилъ съ лошади и обнажилъ шпагу.

-- Несчастный! вскричалъ онъ: -- это моя любимая лошадь; ты мнѣ дорого за нее заплатишь.

Шомбергъ приближался, увлекаемый своею храбростью и не разсчитавъ разстоянія... въ то же мгновеніе рука Бюсси выпрямилась, и шпага его вонзилась въ ляжку противника.

Шомбергъ громко вскрикнулъ.

-- Что? спросилъ Бюсси: -- умѣю ли я держать слово? Безразсудный! надо было перерубить руку Бюсси, а не колѣно коню его!

Въ одно мгновеніе, пока Шомбергъ перевязывалъ платкомъ ляжку, лезвіе шпаги Бюсси сверкнуло предъ глазами осаждавшихъ, и капиталъ отступилъ не для того, чтобъ бѣжать, но чтобъ стать къ стѣнѣ, къ которой и прислонился, чтобъ защититься отъ нападенія сзади. Онъ не хотѣлъ звать на помощь, потому-что подобный поступокъ былъ недостоинъ его. Онъ наносилъ по десяти ударовъ въ минуту и часто чувствовалъ, что шпага его встрѣчала слабое сопротивленіе, какъ-бы вонзаясь въ тѣло. Но вдругъ онъ оступился и покачнулся... этой секунды достаточно было Келюсу, чтобъ нанести ему ударъ въ бокъ.

-- Попалъ! вскричалъ Келюсъ.

-- Да, только въ полукафтанье, отвѣчалъ Бюсси, нехотѣвшій даже сознаться въ томъ, что былъ раненъ.

И, наступая на Келюса, онъ съ такою силою ударилъ по его шпагѣ, что она отлетѣла на нѣсколько шаговъ. Но онъ не могъ воспользоваться своимъ торжествомъ, потому-что въ эту же минуту д'О, д'Эпернонъ и Можиронъ напали на него съ большею яростью. Шомбергъ перевязалъ свою рану, Келюсъ успѣлъ поднять шпагу. Бюсси понялъ, что его окружатъ, что ему оставалась одна только секунда для отступленія къ стѣнѣ, и что, если онъ не воспользуется ею, то погибнетъ.

Онъ разомъ отскочилъ назадъ. Въ то же мгновеніе нападавшіе были опять возлѣ него; однакожь капитанъ, благодаря другому скачку, успѣлъ опять прислониться къ стѣнѣ. Тамъ онъ остановился, съ спокойной улыбкой защищаясь отъ пяти шпагъ, блиставшихъ передъ его глазами и старавшихся поразить его. Вдругъ холодный потъ выступилъ на лбу его... въ глазахъ у него потемнѣло. Онъ забылъ о своей ранѣ, и только первые признаки обморока напомнили ему о ней.

-- А! ты ослабѣваешь, вскричалъ Келюсъ, съ новымъ бѣшенствомъ наступая на него.

-- Вотъ тебѣ доказательство! вскричалъ Бюсси.-- И онъ ударилъ его эфесомъ въ високъ. Келюсъ, пораженный тяжелымъ ударомъ, повалился наземь.

Потомъ, съ яростью кабана, долго-гонимаго собаками, но наконецъ обращающагося къ нимъ лицомъ, онъ грозно вскрикнулъ и бросился впередъ. Д'О и д'Эпернонъ отступили. Можиронъ, поднявъ Келюса, поддерживалъ его. Бюсси переломилъ шпагу раненнаго и ранилъ д'Эпернона въ руку. На одно мгновеніе Бюсси былъ побѣдителемъ; но Келюсъ пришелъ въ себя. Шомбергъ, не смотря на свою рану, опять присоединился къ нападающимъ... и опять четыре шпаги направились къ груди капитана.

Бюсси видѣлъ, что онъ погибъ, собралъ послѣднія силы, чтобъ отступить, и медленно приближался къ стѣнѣ. По холодному поту, выступавшему на лбу его, по звону, раздававшемуся въ его ушахъ, по кровавой пеленѣ, закрывавшей глаза его, по боли въ боку, онъ чувствовалъ, что скоро долженъ лишиться чувствъ. Шпага его наносила одни невѣрные, нетвердые удары. Лѣвой рукой Бюсси сталъ искать стѣну, коснулся ея, и ея холодъ освѣжилъ и подкрѣпилъ его... Но какъ онъ изумился, замѣтивъ, что стѣна подавалась! То была полурастворенная дверь. Надежда пробудилась въ сердцѣ капитана, и въ эту рѣшительную минуту онъ собралъ всѣ свои силы. Въ-продолженіи секунды, удары его были такъ быстры и сильны, что наступающіе невольно отступили. Воспользовавшись этой секундой, Бюсси подался назадъ... дверь отворилась... онъ вошелъ въ домъ, обернулся, плечомъ прижалъ дверь... замокъ щелкнулъ.

Все было кончено. Бюсси былъ внѣ опасности. Бюсси остался побѣдителемъ, потому-что былъ спасенъ.

Тогда глазами, блиставшими радостью, онъ взглянулъ въ маленькое отверстіе двери, огражденное крѣпкой желѣзной рѣшеткой и увидѣлъ блѣдныя лица враговъ своихъ. Онъ видѣлъ, съ какимъ безполезнымъ бѣшенствомъ они ударяли шпагами въ дверь... онъ слышалъ яростные клики, проклятія ихъ.

Но вдругъ ему показалось, что все закружилось вокругъ него, что стѣна на него падаетъ. Онъ ступилъ три шага впередъ и вышелъ на дворикъ, покачнулся и упалъ на ступени лѣстницы.

Потомъ онъ болѣе ничего не видѣлъ и не слышалъ... ему показалось, что онъ опустился въ безмолвіе и мракъ могилы.

IV.

Какъ иногда трудно отличить мечту отъ истины.

Передъ паденіемъ своимъ, Бюсси успѣлъ приложить платокъ къ ранѣ и затянуть кушакъ, чѣмъ и составилъ нѣчто въ родѣ повязки для глубокой раны, изъ которой струилась горячая, жгучая кровь; но прежде еще онъ потерялъ столько крови, что долженъ былъ лишиться чувствъ.

Однакожь, отъ-гого ли, что въ умѣ его, воспламененномъ гнѣвомъ и страданіями, сохранилась жизнь, или сильная горячка разсѣяла обморокъ, Бюсси какъ-бы сквозь туманъ увидѣлъ слѣдующее:

Онъ былъ въ комнатѣ, украшенной обоями, на которыхъ были представлены фигуры во весь ростъ, въ комнатѣ съ расписнымъ потолкомъ и обставленной рѣзною мёбелью. Между двумя окнами находился ярко-освѣщенный портретъ женщины; только капитану показалось, что рамка этого портрета была не что иное, какъ наличникъ двери. Бюсси, неподвижный, какъ-бы высшею силою прикованный къ постели и лишившійся всѣхъ чувствъ, кромѣ чувства зрѣнія, смотрѣлъ смутными глазами на неподвижныя фигуры, красовавшіяся на обояхъ, и любовался приторными улыбками женщинъ съ цвѣтами въ рукахъ, и забавно-гнѣвными физіономіями мужчинъ, размахивавшихъ мечами. Видѣлъ ли онъ прежде эти лица, или они въ первый разъ представлялись глазамъ его? Этого онъ не могъ объяснить себѣ: такъ голова его была еще тяжела.

Вдругъ портретъ женщины отдѣлился отъ рамки, и къ нему приблизилось прелестное созданіе, одѣтое въ длинное бѣлое шерстяное платье, съ распущенными по плечамъ волосами, съ черными глазами, длинными бархатными рѣсницами, съ прозрачнымъ тѣломъ нт.жно-розоваго цвѣта. Эта женщина была такъ дивно-хороша, обнаженныя руки ея были такъ очаровательны, что Бюсси сдѣлалъ сильное усиліе, чтобъ пасть къ ногамъ ея. Но узы, подобныя тѣмъ, которыя удерживаютъ мертвеца въ могилѣ, приковывали его къ постели.

Онъ остался неподвиженъ, и ему показалось, что онъ лежитъ на одной изъ тѣхъ великолѣпныхъ кроватей, которыя дѣлались во времена Франциска I, съ бѣлыми капковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ.

При видѣ женщины, Бюсси пересталъ обращать вниманіе на фигуры, изображенныя на обояхъ. Существо, отдѣлившееся отъ портрета, было для него все, и онъ старался разсмотрѣть, что послѣ женщины осталось въ рамѣ. Но облако, сквозь которое не могъ проникнуть взоръ его, закрывало раму; онъ опять сталъ смотрѣть на таинственное существо, и, сосредоточивъ на немъ всѣ силы ума своего, сталъ мысленно сочинять къ нему стихи, которые онъ сочинялъ довольно-легко.

Но вдругъ женщина исчезла: нѣчто непрозрачное стало между ею и Бюсси. Непрозрачная масса медленно двигалась, и что-то черное, въ видѣ рукъ, простиралось къ капитану.

Кровь закипѣла въ Бюсси, и онъ вошелъ въ такое бѣшенство противъ незванаго посѣтителя, что навѣрное бросился бы на него, еслибъ могъ пошевельнуться... онъ даже сдѣлалъ отчаянное усиліе, но тщетно.

Пока онъ старался отдѣлиться отъ постели, къ которой былъ какъ-бы прикованъ, вновь прибывшій заговорилъ.

-- Здѣсь ли?

-- Здѣсь, докторъ! отвѣчалъ такой нѣжный голосъ, что сердце Бюсси встрепенулось:-- вы можете теперь снять повязку,

Бюсси сдѣлалъ еще усиліе, чтобъ удостовѣриться, былъ ли то голосъ женщины-портрета; но напрасно. Онъ увидѣлъ только передъ собою молодого человѣка пріятной наружности, который снялъ съ глазъ повязку и съ изумленіемъ озирался.

-- Чтобъ чортъ его побралъ! подумалъ Бюсси.

И онъ хотѣлъ выразить свою мысль словами или движеніемъ, но не могъ сдѣлать ни того, ни другаго.

-- А! теперь понимаю, сказалъ молодой человѣкъ, подошедъ къ постели.-- Вы ранены? Посмотримъ, что у васъ...

Бюсси хотѣлъ отвѣчать, но вспомнилъ, что прежнія усилія его были тщетны. Передъ глазами его носился туманъ, а къ оконечностяхъ пальцевъ онъ ощущалъ такую боль, какъ будто-бы его кололи тысячами булавокъ.

-- Не-уже-ли рана его смертельна? съ горестнымъ выраженіемъ голоса и съ ангельскимъ участіемъ спросилъ тотъ же нѣжный голосъ. Бюсси показалось, что у него выступили слезы на глазахъ.

-- Не знаю! отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- но сейчасъ скажу... теперь онъ въ обморокѣ.

Бюсси не слышалъ больше ничего, исключая легкаго шороха платья удалявшейся женщины. Потомъ ему показалось, что въ рану его опускали раскаленное желѣзо...

Въ-послѣдствіи, Бюсси не могъ объяснить, долго ли онъ находился въ обморокѣ.

Только, когда онъ пробудился отъ этого летаргическаго сна, холодный вѣтеръ дулъ ему въ лицо; грубые, хриплые голоса непріятнымъ образомъ поражали слухъ его; онъ открылъ глаза, чтобъ посмотрѣть, не поссорились ли фигуры обоевъ съ фигурами, изображенными на потолкѣ, и надѣялся увидѣть портретъ. Но обоевъ не было; потолка также. Портретъ исчезъ. По правую сторону его былъ человѣкъ въ сѣрой одеждѣ, въ запятнанномъ кровью передникѣ, одинъ уголъ котораго былъ заткнутъ за поясъ, и по лѣвую сторону стоялъ августинскій монахъ, поддерживавшій ему голову; а передъ нимъ старуха, бормотавшая молитвы.

Блуждающій взоръ Бюсси остановился на грудѣ камней, лежавшей передъ нимъ, и поднялся выше, чтобъ измѣрить высоту ея; онъ узналъ тогда Тампль, крѣпость, окруженную стѣнами и башнями; а надъ Тамплемъ сѣрое, холодное небо, легко позлащенное восходящимъ солнцемъ.

Бюсси былъ просто на улицѣ, или, лучше сказать, на краю рва, -- а ровъ этотъ былъ возлѣ Тампля.

-- Благодарю, добрые люди, сказалъ онъ:-- за то, что вы вынесли меня сюда. Мнѣ нуженъ былъ воздухъ. Впрочемъ, очень-можно было отворить только окна и оставить меня на кровати съ камковыми занавѣсами; тамъ мнѣ было лучше... Но все равно. Если вы еще не вознаградили себя сами, что было бы весьма-естественно и даніе умно, то найдете у меня въ карманѣ десятка два золотыхъ экю; возьмите ихъ себѣ, друзья мои.

-- Намъ не слѣдуетъ никакого вознагражденія, сказалъ мясникъ.-- Мы и не думаемъ переносить васъ. Проходя мимо, мы увидѣли васъ здѣсь и остановились.

-- Ахъ, чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- и молодаго доктора не было?

Говорившіе съ нимъ посмотрѣли другъ на друга.

-- Это все еще бредъ горячки, сказалъ августинскій монахъ, покачавъ головой.

-- Сынъ мой, мнѣ кажется, что тебѣ не худо бы исповѣдаться.

Бюсси съ изумленіемъ посмотрѣлъ на монаха.

-- Не было доктора, мой бѣдный господинъ, сказала старуха -- Вы были одинёшеньки, брошены здѣсь, безъ всякаго милосердія, и холодны какъ покойникъ. Посмотрите, на снѣгу видно то мѣсто, гдѣ вы лежали.

Бюсси взглянулъ на свой бокъ, вспомнилъ, что былъ раненъ, засунулъ руку подъ полукафтанье и ощупалъ платокъ, по-прежнему покрывавшій рану и по-прежнему придерживаемый поясомъ.

-- Странно, сказалъ онъ.

Пользуясь позволеніемъ, присутствовавшіе дѣлили между собою его золото съ жалобными восклицаніями.

-- Хорошо, сказалъ Бюсси, когда дѣлежъ былъ конченъ:-- хорошо, друзья мои. Теперь проводите меня домой.

-- Какъ же, какъ же, бѣдненькій молодой господинъ! говорила старуха:-- мясникъ силенъ, при томъ же съ нимъ лошадь; онъ можетъ довезти васъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? спросилъ Бюсси.

-- Разумѣется! отвѣчалъ мясникъ, я и лошадь моя къ вашимъ услугамъ.

-- Все равно, сынъ мой, сказалъ монахъ: -- пока мясникъ пойдетъ за лошадью, тебѣ слѣдовало бы исповѣдаться.

-- Mordieu! вскричалъ Бюсси, приподнявшись съ усиліемъ.-- Я надѣюсь, что не пришла еще пора, и потому отложимъ это до другаго раза. Мнѣ холодно, и а желалъ бы быть у себя дома, чтобъ согрѣться.

-- А гдѣ же вашъ домъ?

-- Домъ Бюсси знаете?

-- Какъ! вскричали присутствовавшіе:-- домъ Бюсси?

-- Да; что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Такъ стало-быть вы изъ слугъ мсьё де-Бюсси?

-- Я самъ Бюсси.

-- Вы! вскричали всѣ хоромъ: -- вы мсьё де-Бюсси, храбрый Бюсси, бичъ миньйоновъ? Виватъ Бюсси!

И нѣсколько человѣкъ изъ увеличившейся толпы подняли молодаго капитана на плечи и съ торжествомъ понесли домой, между-тѣмъ какъ монахъ, считая свою долю изъ двадцати экю, удалялся, покачивая головой и ворча:

-- Если это въ-самомъ-дѣлѣ еретикъ Бюсси, такъ не удивительно, что онъ не хотѣлъ исповѣдываться!

Прибывъ домой, Бюсси немедленно послалъ за своимъ хирургомъ, который объявилъ, что рана была неопасна.

-- Скажите, спросилъ его Бюсси: -- не была ли моя рана перевязана?

-- Можетъ-быть, сказалъ докторъ: -- впрочемъ, утвердительно сказать не могу, потому-что она еще совсѣмъ-свѣжа.

-- А могла ли она произвести бредъ?

-- Разумѣется.

-- Чортъ возьми! подумалъ Бюсси:-- однакожь, обои съ фигурами, расписанный плафонъ, кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, портретъ между двумя окнами, прелестная блондинка съ черными глазами, докторъ игравшій въ жмурки и которому мнѣ хотѣлось свернуть шею... не-уже-ли все это мечта, бредъ? Не-уже-ли дѣйствительна только моя битва съ миньйонами? Но гдѣ же я дрался съ ними?.. Ахъ, да! возлѣ площади Бастиліи, невдалекѣ отъ Церкви-Св.-Павла. Я прислонился къ стѣнѣ... она подалась, и я спасся въ дверь. Мнѣ посчастливилось запереть за собою дверь, и я попался въ корридоръ... изъ корридора на дворикъ. Потомъ ничего не помню. Приходилъ ли я въ себя, или то была одна мечта?.. Да; но вотъ вопросъ, кто вынесъ меня оттуда?.. А моя бѣдная лошадь? Ее, вѣроятно, нашли убитою на площади. Докторъ, позовите, пожалуйста, кого-нибудь.

Докторъ позвалъ слугу.

Бюсси освѣдомился и узналъ, что лошадь окровавленная, израненная, дотащилась до воротъ, гдѣ и нашли ее утромъ. Это обстоятельство встревожило всѣхъ въ домѣ; слуги Бюсси, любившіе своего господина, побѣжали его отъискивать, и многіе изъ нихъ еще не воротились.

-- Слѣдовательно, одно только остается для меня загадкой, -- именно портретъ, думалъ Бюсси.-- Впрочемъ, я начинаю убѣждаться, что это была одна мечта: есть ли какая-нибудь возможность, чтобъ портретъ вышелъ изъ рамки? И для чего? чтобъ разговаривать съ докторомъ, у котораго завязаны глаза? Нѣтъ, нѣтъ, я вижу, что я былъ въ горячкѣ!.. А между-тѣмъ, портретъ этотъ былъ очарователенъ. У него было...

И Бюсси принялся исчислять всю красоту портрета, и по-мѣрѣ-того, какъ припоминалъ всѣ подробности ея, сладострастный трепетъ, трепетъ любви, согрѣвающій сердце, пробѣжалъ по горѣвшей его груди.

-- И не-уже-ли все это мнѣ снилось, вскричалъ Бюсси, когда докторъ перевязывалъ ему рану.-- Mordieu! это невозможно... подобныя мечты невозможны. Припомню еще разъ.

И Бюсси сталъ припоминать въ сотый разъ.

-- Я былъ на балу; Сен-Люкъ сказалъ мнѣ, что меня будутъ поджидать близь Бастиліи.-- Я былъ съ Антрагемъ, Рибейракомъ и Ливаро. Я разстался съ ними; пошелъ по набережной къ Гран-Шатло... У турнельскаго отеля я замѣтилъ людей, поджидавшихъ меня. Они кинулись на меня... испортили мою лошадь. Мы отчаянно дрались. Я вошелъ въ корридоръ; лишился чувствъ, а потомъ... да! вотъ въ этомъ-то а потомъ все дѣло: въ немъ заключаются горячка, бредъ, мечта!.. А потомъ, прибавилъ онъ со вздохомъ;-- я лежалъ на краю рва, близь Тампля, гдѣ августинскій монахъ непремѣнно хотѣлъ меня исповѣдать...

-- Все равно, продолжалъ Бюсси послѣ краткаго молчанія, во время котораго онъ старался собрать свои воспоминанія: -- я долженъ узнать, что заключается еще въ этомъ а потомъ! Докторъ, не-уже-ли мнѣ опять прійдется пролежать въ постели двѣ недѣли, какъ къ прошлый разъ?

-- Не знаю. Попробуйте, можете ли пройдти? сказалъ хирургъ.

-- Еще бы! отвѣчалъ Бюсси.-- У меня точно ртуть въ ногахъ.

-- Обойдите вокругъ комнаты.

Бюсси соскочилъ съ постели и твердымъ шагомъ обошелъ комнату.

-- Хорошо, сказалъ докторъ:-- вамъ можно будетъ выйдти, только съ тѣмъ условіемъ, чтобъ вы не ѣздили верхомъ и не прошли десяти льё въ первый день.

-- Вотъ это дѣло! вскричалъ Бюсси.-- Люблю васъ, докторъ, за это... однако, я въ прошлую ночь видѣлъ другаго доктора. Да, точно видѣлъ... Я слишкомъ-хорошо помню лицо его, и если когда-нибудь встрѣчу, непремѣнно узнаю.

-- Не совѣтую вамъ искать его, сказалъ докторъ: -- послѣ такихъ ранъ обыкновенно слѣдуетъ горячка, а съ нею неразлученъ бредъ... Вамъ бы слѣдовало это знать, потому-что вы уже болѣе двѣнадцати разъ бывали ранены...

-- О, Боже мой! вскричалъ вдругъ Бюсси, пораженный внезапною мыслію:-- не-уже-ли я лишился чувствъ не за дверью, а передъ дверью? Не-уже-ли я не видѣлъ ни аллеи, ни лѣстницы, ни кровати съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, ни портрета? Не-уже-ли эти разбойники, полагая, что я убитъ, донесли меня до тампльскаго рва и бросили тамъ? Въ такомъ случаѣ, очень-вѣроятно, что мнѣ все это пригрезилось. Боже праведный! Если это правда, если они виною тѣхъ грезъ, которыя волнуютъ, пожираютъ, убиваютъ меня, то клянусь не оставить ни одного изъ нихъ живымъ!

-- Совѣтую вамъ не горячиться, сказалъ докторъ: -- если вы хотите поскорѣе выздоровѣть.

-- Исключая, однакожь, добраго Сен-Люка, продолжалъ Бюсси, не слушая доктора.-- Онъ поступилъ со мною какъ другъ; сегодня же отправлюсь къ нему.

-- Только не раньше вечера, сказалъ докторъ: -- часовъ въ пять вы можете выйдти, неранѣе.

-- Хорошо, отвѣчалъ Бюсси:-- но увѣряю васъ, что я вылечусь скорѣе, выходя со двора, нежели оставаясь въ постели.

-- Впрочемъ, и то можетъ быть, сказалъ докторъ:-- вы во всѣхъ отношеніяхъ престранный больной; дѣлайте какъ знаете; послушайтесь только одного совѣта: не обнажайте шпаги до-тѣхъ-поръ, пока эта рана не заживетъ.

Бюсси обѣщалъ послѣдовать этому совѣту, одѣлся, приказалъ подать носилки и велѣлъ снести себя въ домъ Монморанси.

V.

Какъ провела первую ночь брака мамзель де-Бриссакъ или мадамъ де-Сен-Люкъ.

Луи де-Клермонъ, болѣе извѣстный подъ именемъ Бюсси д'Амбуаза, причисленный къ отважнѣйшимъ полководцамъ XVI столѣтія своимъ двоюроднымъ братомъ, Брантомомъ, -- былъ красивый, стройный мужчина и благородный дворянинъ. Съ давняго времени, никто не славился такими дивными подвигами, какъ онъ. Короли и принцы домогались его дружбы. Королевы и принцессы привѣтствовали его нѣжнѣйшими улыбками. Бюсси сдѣлался, послѣ ла-Моля, любимцемъ Маргариты-Наваррской, и добрая королева, одаренная отъ природы нѣжнымъ сердцемъ, такъ была огорчена смертію прежняго своего любимца, исторію котораго мы разсказали, и столько нуждалась въ утѣшеніи, что съ безразсудною нѣжностью привязалась къ прекрасному и храброму Бюсси д'Амбуазу, такъ-что даже Генрихъ, мужъ ея, обыкновенно необращавшій вниманія на прихоти жены, невольно разгнѣвался; и Франсуа никогда бы не простилъ Бюсси безразсудства сестры, еслибъ это обстоятельство не доставило ему преданнаго друга въ молодомъ и мужественномъ капитанѣ, и въ этотъ разъ, герцогъ пожертвовалъ своею любовію тому глупому, нерѣшительному честолюбію, которое во всю жизнь заставляло его страдать.

Но посреди всѣхъ своихъ военныхъ, честолюбивыхъ и любовныхъ успѣховъ, Бюсси оставался тѣмъ, чѣмъ можетъ быть душа, недоступная никакимъ человѣческимъ слабостямъ; и тотъ, которому неизвѣстенъ былъ страхъ, не зналъ и любви до того самого времени, съ котораго начинается разсказъ нашъ. Это могучее сердце, бившееся въ груди простаго дворянина, было чисто и дѣвственно, подобно алмазу, до котораго не касалась еще рука ювелира и который только-что вышелъ изъ руды, гдѣ созрѣвалъ подъ одними солнечными лучами.

Генрихъ III предлагалъ ему свою дружбу, и Бюсси отказался отъ нея, отвѣчавъ, что друзья Генриха были лакеи, а иногда и хуже, и что такое званіе казалось ему недостойнымъ его имени. Генрихъ III молча перенесъ это оскорбленіе, усилившееся еще тѣмъ, что Бюсси поступилъ въ свиту Франсуа. Надо сказать, что Франсуа былъ столько же повелителемъ Бюсси, сколько сторожъ звѣринца бываетъ повелителемъ льва: онъ кормитъ и ухаживаетъ за львомъ, чтобъ тотъ не съѣлъ его. Таковъ былъ Бюсси, котораго Франсуа употреблялъ орудіемъ личной своей мести. Бюсси это очень-хорошо понималъ, но молчалъ, потому-что такая роль нравилась ему.

Онъ составилъ себѣ теорію наподобіе девиза Роановъ, которые говорили:

"Roi ne puis, prince ne daigne, Rohan je suis".

(Королемъ не могу бытъ, принцемъ не хочу, а Роанъ я есмь.)

Бюсси же говорилъ:

-- Я не могу быть королемъ Франціи, но герцогъ анжуйскій можетъ и хочетъ быть имъ; я же буду править герцогомъ анжуйскимъ.

И точно онъ правилъ имъ.

Когда слуги Сен-Люка увидѣли, что у дома остановился страшный Бюсси, они побѣжали извѣстить о томъ мосьё де-Бриссака.

-- Дома ли де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси, выглянувъ изъ носилокъ.

-- Никакъ нѣтъ, отвѣчалъ привратникъ.

-- Гдѣ же онъ теперь?

-- Незнаю, отвѣчалъ достойный слуга.-- Всѣ въ домѣ въ сильномъ безпокойствѣ. Мосьё де-Сен-Люкъ не возвращался со вчерашняго вечера.

-- Ба! вскричалъ Бюсси съ изумленіемъ.-- Не-уже-ли?

-- Точно.

-- А мадамъ де-Сен-Люкъ?

-- О! она другое дѣло.

-- Дома?

-- Дома.

-- Доложите же ей, что я весьма бы желалъ засвидѣтельствовать ей мое нижайшее почтеніе.

Пять минутъ спустя, посланный воротился съ отвѣтомъ, что г-жа де-Сен-Люкъ съ большимъ удовольствіемъ прійметъ г. де-Бюсси.

Бюсси спустился съ бархатныхъ подушекъ и началъ всходить по парадпой лѣстницѣ; Жанна де-Коссе вышла на встрѣчу молодому человѣку до середины пріемной залы. Она была очень-блѣдна, и черные какъ вороново крыло волосы ея придавали ея блѣдности цвѣтъ пожелтѣвшей слоновой кости; глаза ея раскраснѣлись отъ тягостной безсонницы, а на щекахъ какъ-бы виднѣлся сребристый слѣдъ недавней слезы Бюсси, котораго эта блѣдность сначала заставила улыбнуться и который готовилъ уже комплиментъ, соотвѣтственный обстоятельствамъ, вдругъ остановился, замѣтивъ признаки истинной горести.

-- Добро пожаловать, мосьё де-Бюсси, сказала молодая женщина: -- добро пожаловать, хотя приходъ вашъ не предвѣщаетъ мнѣ ничего добраго.

-- Что вы говорите? спросилъ Бюсси: -- отъ-чего приходъ мой кажется вамъ зловѣщимъ?

-- Ахъ! у васъ былъ поединокъ съ Сен-Люкомъ въ эту ночь, не правда ли? признайтесь!

-- У меня? съ Сен-Люкомъ? повторилъ Бюсси съ изумленіемъ.

-- Да. Онъ удалилъ меня, чтобъ наединѣ переговорить съ вами. Вы принадлежите герцогу анжуйскому, а онъ королю. Вы поссорились. Не скрывайте отъ меня ничего, умоляю васъ! Вы должны понять мое безпокойство. Онъ ушелъ съ королемъ, но вы могли сойдтись послѣ. Скажите правду, что случилось съ Сен-Люкомъ?

-- Я не могу прійдти въ себя отъ изумленія, отвѣчалъ Бюсси.-- Я ожидалъ, что вы съ участіемъ освѣдомитесь о моей ранѣ, а вы отъ меня же требуете отчета!

-- Де-Сен-Люкъ ранилъ васъ; вы дрались! вскричала Жанна.-- А! вы видите, что я не ошиблась...

-- Совсѣмъ нѣтъ, сударыня, онъ не дрался... по-крайней-мѣрѣ со мною онъ не дрался и -- благодаря Бога!-- не онъ меня ранилъ. Мало того: еслибъ я послушался его, такъ самъ не былъ бы раненъ. Не-уже-ли онъ вамъ не сказалъ, что мы теперь друзья?

-- Какъ же могъ онъ мнѣ это сказать, если я не видала его?

-- Вы его не видали? слѣдовательно то, что мнѣ говорилъ вашъ привратникъ, справедливо?

-- Что онъ вамъ говорилъ?

-- Что г. де-Сен-Люкъ не возвращался домой съ одиннадцати часовъ вечера. Не-уже-ли вы, въ-самомъ-дѣлѣ, не видали его съ-тѣхъ-поръ?

-- Нѣтъ!

-- Но гдѣ же онъ можетъ быть?

-- Я васъ объ этомъ спрашиваю.

-- О, разскажите, разскажите! сказалъ Бюсси, который понялъ, въ чемъ было дѣло: -- это весьма-забавно.

Бѣдная молодая женщина съ изумленіемъ посмотрѣла на Бюсси.

-- Нѣтъ. Я хотѣлъ сказать, что это весьма-прискорбно, поправился Бюсси. Я лишился столько крови, что совсѣмъ растерялся. Разскажите мнѣ эту плачевную исторію, сударыня, разскажите.

И Жанна разсказала все, что знала, то-есть приказаніе Генриха III Сен-Люку проводить его, и возвращеніе слугъ отъ запертыхъ воротъ Лувра.

-- А, понимаю! сказалъ Бюсси.

-- Что вы понимаете? спросила Жанна.

-- Его величество увелъ съ собою Сен-Люка въ Лувръ, и попавъ туда, Сен-Люкъ уже не могъ выйдти.

-- Отъ-чего же онъ не могъ выйдти?

-- А! отъ-того... что...

Бюсси былъ въ большомъ затрудненіи.

-- Сударыня! отвѣчалъ онъ наконецъ: -- я не могу открывать вамъ тайнъ государственныхъ.

-- Но я была послѣ того въ Луврѣ съ отцомъ моимъ.

-- Что жь?

-- Стражи отвѣчали намъ, что они ничего не знаютъ, и что, должно быть, мосьё де-Сен-Люкъ вернулся домой.

-- Это еще болѣе доказываетъ, что онъ въ Луврѣ, сказалъ Бюсси.

-- Вы думаете?

-- Я въ томъ увѣренъ, и если вамъ самимъ угодно увѣриться...

-- Какимъ образомъ?

-- Ступайте сами въ Лувръ.

-- Развѣ это послужитъ къ чему-нибудь?

-- Разумѣется.

-- Но мнѣ отвѣтятъ то же, что прежде отвѣчали, потому-что, еслибъ онъ въ-самомъ-дѣлѣ былъ тамъ, зачѣмъ бы имъ не пустить меня къ нему?

-- Хотите идти въ Лувръ?

-- Зачѣмъ?

-- Видѣть Сен-Люка?

-- Но говорятъ вамъ, что его тамъ нѣтъ.

-- Э, mordieu! А я говорю вамъ, что онъ тамъ.

-- Странно...

-- Нѣтъ, очень-натурально.

-- Но развѣ васъ пустятъ въ Лувръ?

-- Разумѣется. Я не мадамъ де-Сен-Люкъ.

-- Вы изумляете меня...

-- Пойдемте только со мною.

-- Но я васъ не понимаю. Вы говорите, что жена Сен-Люка не можетъ войдти въ Лувръ, а между-тѣмъ зовете меня съ собою?

-- Вы меня не понимаете, сударыня; я проведу въ Лувръ не жену Сен-Люка... Женщину -- въ Лувръ... фи!

-- Слѣдовательно, вы смѣетесь надо мною... и смѣетесь въ такую минуту... это жестоко!

-- Совсѣмъ нѣтъ! Выслушайте меня: вамъ двадцать лѣтъ, вы высоки ростомъ, стройны, глаза у васъ черные... вы очень похожи на моего пажа... понимаете?.. того хорошенькаго мальчика, которому вчера великолѣпный костюмъ былъ такъ къ-лицу?

-- Ахъ, какое безразсудство! вскричала Жанна покраснѣвъ.

-- Другаго средства я не знаю. Хотите ли вы видѣть Сен-Люка? говорите.

-- О! я бы отдала все на свѣтѣ, чтобъ увидѣться съ нимъ.

-- Такъ я покажу вамъ его, не требуя съ насъ ничего.

-- Но...

-- Другаго средства нѣтъ.

-- Извольте; я готова исполнить ваше желаніе; только какъ достать костюмъ этого молодаго человѣка?

-- Объ этомъ не безпокойтесь. Я пришлю вамъ одинъ изъ совершенно-новыхъ костюмовъ, приготовленныхъ для моихъ пажей къ первому балу вдовствующей королевы, и выберу для васъ тотъ, который будетъ вамъ впору; потомъ мы сойдемся сегодня вечеромъ въ условленномъ мѣстѣ, -- хоть въ Улицѣ-Сент-Оноре, а оттуда...

-- Оттуда?

-- Оттуда мы вмѣстѣ отправимся въ Лувръ.

Жанна засмѣялась и подала руку Бюсси.

-- Простите мнѣ мои подозрѣнія, сказала она.

-- Съ удовольствіемъ. Вы доставляете мнѣ средство участвовать въ шуткѣ, которая разсмѣшитъ всю Европу. Слѣдовательно, я же у васъ въ долгу.

И, разставшись съ молодой женщиной, онъ воротился къ себѣ, чтобъ заняться приготовленіями къ замышляемому маскараду.

Вечеромъ, въ извѣстный часъ, Бюсси и мадамъ де-Сен-Люкъ встрѣтились у Сержантской-Заставы. Если бъ на молодой женщинѣ не былъ костюмъ пажей Бюсси, онъ никакъ бы не узналъ ея. Она была очаровательна. Помѣнявшись нѣсколькими словами, они направились къ Лувру.

Въ концѣ Улицы-Фоссе-Сен-Жерменъ, они встрѣтили большое общество, заградившее имъ дорогу.

Жанна испугалась.

По факеламъ и костюмамъ, Бюсси узналъ свиту герцога анжуйскаго, а по пѣгой лошади и бѣлому бархатному плащу самого герцога.

-- А! сказалъ Бюсси, обратившись къ Жаннѣ:-- вы не знали, какъ пройдти въ Лувръ; успокойтесь: теперь вы войдете туда съ большимъ церемоніаломъ.

-- Ваше высочество! закричалъ Бюсси герцогу анжуйскому.

Не смотря на шумъ отъ лошадей и говора всадниковъ, звуки этого голоса достигли до слуха принца.

Онъ оглянулся.

-- Бюсси! вскричалъ онъ радостно: -- я думалъ, что ты смертельно раненъ и ѣхалъ къ тебѣ съ визитомъ.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, не поблагодаривъ даже принца за вниманіе:-- если я не убитъ, такъ обязанъ этимъ одному себѣ. По истинѣ, вы посылаете меня въ славныя западни! Балъ Сен-Люка походилъ вчера на притонъ разбойниковъ. Они высосали у меня порядочное количество крови.

-- Клянусь смертію, Бюсси, что они дорого заплатятъ за твою кровь!... Я отомщу за каждую каплю.

-- Полноте, отвѣчалъ Бюсси съ своею обыкновенною смѣлостію:

-- Это вы только говорите, а на дѣлѣ вы улыбнетесь первому изъ разбойниковъ, который вамъ попадется. Хорошо бы еще, еслибъ, улыбаясь, вы показывали зубы, а то нѣтъ! у васъ губы слишкомъ-плотно сжаты.

-- Ступай же за мною въ Лувръ, сказалъ принцъ: -- и ты увидишь!

-- Что я увижу, ваше высочество?

-- Ты увидишь, какъ я буду говорить съ братомъ.

-- Послушайте, ваше высочество, я не пойду съ вами въ Лувръ, если на мою же голову упадетъ вся вина. Выговоры хороши для миньйоновъ, а не для меня.

-- Будь спокоенъ; я принялъ это дѣло къ сердцу.

-- Обѣщаетесь ли вы, что расправа будетъ хороша?

-- Ты останешься доволенъ... Ты, кажется, еще колеблешься?

-- Ваше высочество... я такъ хорошо васъ знаю...

-- Ступай, говорятъ тебѣ. Это свиданіе надѣлаетъ шума.

-- Теперь ваше дѣло устроилось, шепнулъ Бюсси на ухо молодой графинѣ.-- Между добрыми братьями, обожающими другъ друга, будетъ страшная ссора... а вы между-тѣмъ увидите Сен-Люка.

-- Ну, что? спросилъ герцогъ: -- рѣшился ли ты, или хочешь, чтобъ я далъ тебѣ честное слово?

-- О, нѣтъ! вскричалъ Бюсси: -- это принесетъ мнѣ несчастіе. Какъ бы то ни было и что бы ни случилось, я послѣдую за вами; а если меня оскорбятъ, такъ я съумѣю отмстить за себя.

И Бюсси пошелъ рядомъ съ принцомъ, между-тѣмъ, какъ новый пажъ его пошелъ за нимъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ принцъ, отвѣчая на послѣднюю угрозу Бюсси:-- это дѣло до тебя не касается, мой храбрый дворянинъ! я беру на себя мщеніе. Послушай, сказалъ онъ, понизивъ голосъ: -- я знаю убійцъ.

-- Не-уже-ли? сказалъ Бюсси: -- вы трудились развѣдывать?

-- Я самъ видѣлъ ихъ.

-- Будто? спросилъ Бюсси съ изумленіемъ.

-- Да; у меня было дѣло близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ. Они сперва напали на меня и чуть не убили, вмѣсто тебя. А! я не зналъ, что эти разбойники поджидали тебя!... не то...

-- Что жь бы вы сдѣлали?

-- Твой новый пажъ былъ съ тобою? спросилъ принцъ, не договоривъ угрозы.

-- Нѣтъ, ваше высочество, я былъ одинъ, отвѣчалъ Бюсси: -- а вы?

-- Я былъ съ Орильи; но отъ-чего же ты былъ одинъ?

-- Потому-что хочу сохранить прозвище храбраго, которое они мнѣ сами дали.

-- Они ранили тебя? спросилъ принцъ, быстро уклоняясь отъ колкостей Бюсси.

-- Я не хочу говорить имъ этого; иначе они слишкомъ обрадуются; отвѣчалъ Бюсси: -- по они проткнули мнѣ бокъ.

-- Злодѣи! вскричалъ принцъ.-- Орильи былъ правъ, когда говорилъ, что у нихъ злой умыселъ.

-- Какъ! сказалъ Бюсси: -- вы видѣли засаду? вы были съ Орильи, который почти такъ же хорошо играетъ шпагою, какъ на лютнѣ? онъ сказалъ, что у этихъ людей былъ злой умыселъ... васъ было двое, а ихъ было только пятеро, и вы не остались тамъ, чтобъ видѣть, что они затѣвали, и чтобъ защищать того, на котораго намѣревались напасть?

-- Что жь дѣлать! я не зналъ, кого они поджидали.

-- Чортъ возьми! вы должны же были знать, что они могли поджидать только кого-нибудь изъ вашихъ друзей! А такъ-какъ только я одинъ имѣю дерзость и мужество быть вашимъ другомъ, то не трудно было угадать, что они добирались до меня.

-- Да, ты правъ, мой добрый Бюсси, сказалъ Франсуа:-- это не пришло мнѣ въ голову.

-- Что дѣлать! проговорилъ Бюсси со вздохомъ, какъ-бы не находя другихъ словъ, чтобъ выразить то, что думалъ о герцогѣ.

Прибыли въ Лувръ. У воротъ герцогъ анжуйскій былъ встрѣченъ капитаномъ и стражею. Строго было приказано никого не впускать. Но очень-понятно, что это приказаніе не простиралось на первую особу въ королевствѣ послѣ короля. Принцъ вошелъ со всею свитою подъ арку подъемнаго моста.

-- Ваше высочество, сказалъ Бюсси, вступивъ на почетный дворъ: -- ступайте на расправу и не забывайте, что вы мнѣ обѣщали. Мнѣ же надобно идти по своему дѣлу.

-- Ты уходишь отъ меня, Бюсси? съ безпокойствомъ сказалъ принцъ, надѣявшійся на присутствіе капитана.

-- По необходимости; но не бойтесь: въ самый разгаръ расправы я явлюсь къ вамъ. Только кричите громче, ваше высочество, чтобъ я издали услышалъ, потому-что если я не услышу вашего крика, такъ не пріиду.

Потомъ, въ то самое время, когда герцогъ входилъ въ большую залу, онъ съ Жанной пробрался во внутренніе покои.

Бюсси зналъ Лувръ какъ свой домъ. Онъ прошелъ по потаенной лѣстницѣ и дошелъ до передней.

-- Подождите меня здѣсь, сказалъ онъ Жаннѣ.

-- О, Боже мой! вы оставляете меня одну? со страхомъ произнесла молодая женщина.

-- Это необходимо; я долженъ очистить вамъ дорогу.

VI.

Продолженіе.

Бюсси пошелъ прямо въ оружейный кабинетъ, столько любимый королемъ Карломъ IX и, по новому распоряженію и расположенію, превратившійся въ спальню короля Генриха III. Карлъ IX, король-охотникъ, король-кузнецъ, король-поэтъ, украсилъ эту комнату ружьями, охотничьими рогами, манускриптами и книгами. Генрихъ III украсилъ ее двумя постелями, бархатною и атласною, довольно-безнравственными картинами, талисманами, восточными благовонными порошками, нарамниками, освященными папой, и коллекціей отличнѣйшихъ рапиръ.

Бюсси очень-хорошо зналъ, что не застанетъ Генриха въ этой комнатѣ, потому-что братъ просилъ у него аудіенціи въ большомъ кабинетѣ; но онъ зналъ также, что возлѣ комнаты короля былъ покой кормилицы Карла IX, въ которомъ теперь жилъ тотъ любимецъ Генриха, который былъ въ чести. Но такъ-какъ Генрихъ III былъ чрезвычайно-непостояненъ въ своей дружбѣ, то въ этой комнатѣ неперемѣнно жили Можиронъ, д'О, д'Эпернонъ, Келюсъ и Шомбергъ, а въ настоящее время въ ней, вѣроятно, былъ заключенъ Сен-Люкъ, къ которому король внезапно почувствовалъ такое расположеніе, что похитилъ его у жены.

Генриху III, человѣку странной организаціи, королю то мелочному, то глубокомысленному, то трусливому, то мужественному, вѣчно скучавшему, безпокойному, задумчивому, нужны были постоянныя развлеченія,-- днемъ: шумъ; игры, движеніе, маскарады, интриги;-- ночью: свѣтъ, болтовня... Генрихъ III -- единственное лицо этого характера, встрѣчающееся въ новѣйшей исторіи... Онъ долженъ былъ родиться нѣсколькими столѣтіями прежде, на Востокѣ, и царствованіе его должно было составлять нѣчто среднее между царствованіемъ Нерона и Геліогабала.

Такъ-какъ Бюсси полагалъ, что Сен-Люкъ занималъ комнату кормилицы, то онъ постучался у двери въ переднюю, общую этимъ двумъ покоямъ.

Капитанъ стражей отворилъ дверь.

-- Мосьё де-Бюсси! вскричалъ онъ съ изумленіемъ.

-- Точно-такъ, любезный мосьё де-Нансей, отвѣчалъ Бюсси: -- король приказалъ мнѣ переговорить съ Сен-Люкомъ.

-- Хорошо; доложите мосьё де-Сен-Люку, что его спрашиваютъ отъ имени короля.

Чрезъ отверстіе полурастворенной двери, Бюсси бросилъ взглядъ пажу. Потомъ, обратившись къ Нансею, спросилъ:

-- Что дѣлаетъ нашъ бѣдный Сен-Люкъ?

-- Онъ играетъ съ Шико, въ ожиданіи короля, который пошелъ на аудіенцію, испрошенную у него его высочествомъ герцогомъ анжуйскимъ.

-- Позволите ли вы пажу моему подождать здѣсь? спросилъ Бюсси капитана стражи.

-- Охотно.

-- Жанъ, ступай сюда, сказалъ Бюсси молодой женщинѣ, и рукою указалъ ей амбразуру окна, въ которую она поспѣшно удалилась.

Едва она скрылась туда, какъ вошелъ Сен-Люкъ. Нансей отступилъ изъ скромности.

-- Что нужно еще отъ меня королю? сказалъ Сен-Люкъ рѣзкимъ голосомъ и съ досадой.-- Ахъ, это вы, мосьё де-Бюсси!

-- Я, мой добрый Сен-Люкъ; по прежде всего...

Онъ понизилъ голосъ.

-- Прежде всего, благодарю васъ за оказанную мнѣ услугу.

-- Услуга эта была естественна, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я не хотѣлъ, чтобъ такой благородный и мужественный дворянинъ, какъ вы, былъ убитъ измѣнническимъ образомъ.

-- Меня чуть не убили... за малымъ дѣло стало... но въ подобныхъ случаяхъ и малость важна!

-- Что вы говорите?

-- Я говорю, что отдѣлался раной, за которую, однакожь, щедро заплатилъ Шомбергу или д'Эпернону, не знаю хорошенько. Что же касается до Келюса, то онъ живъ только благодаря крѣпости своего черепа. Мнѣ въ жизнь не случалось еще встрѣчать такого крѣпкаго черепа!

-- Разскажите, пожалуйста, свое приключеніе; это развлечетъ меня, сказалъ Сен-Люкъ, зѣвнувъ съ наслажденіемъ.

-- Теперь некогда, любезный Сен-Люкъ.-- Я пришелъ сюда совсѣмъ за другимъ. Вамъ, кажется, здѣсь ужасно-скучно?

-- Что и говорить!

-- Такъ я пришелъ развлечь васъ... Чортъ возьми, услуга за услугу.

-- Вы правы, и ваша услуга гораздо-больше моей. Отъ скуки скорѣе можно умереть, нежели отъ шпаги; она дѣйствуетъ медленнѣе, но вѣрнѣе.

-- Бѣдный графъ, сказалъ Бюсси: -- слѣдовательно, я не ошибался; вы въ плѣну?..

-- Въ жесточайшемъ плѣну. Король увѣряетъ, что только моя веселость можетъ разсѣять его. Это очень-милостиво, и потому со вчерашняго вечера я сдѣлалъ ему болѣе гримасъ, нежели его обезьяна, и наговорилъ болѣе грубостей, нежели шутъ его.

-- Скажите же, не могу ли я вамъ оказать какую-нибудь услугу?

-- Можете, и весьма-большую, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- сходите, пожалуйста, ко мнѣ, или, лучше сказать, къ де-Бриссаку, и успокойте мою бѣдную жену, которая, вѣроятно, очень тревожится и находитъ мое поведеніе страннымъ.

-- Но что мнѣ сказать ей?

-- Скажите, что вы видите -- что я въ плѣну и что со вчерашняго вечера король толкуетъ мнѣ о дружбѣ такъ, какъ Цицеронъ писалъ объ ней, и о добродѣтели -- такъ, какъ Сократъ исполнялъ ее.

-- Что жь вы отвѣчаете ему?

-- Morbleu!!., я отвѣчаю, что въ дружбѣ я непостояненъ и добродѣтели не знаю; не смотря на то, онъ продолжаетъ вздыхать и повторяетъ: "ахъ, Сен-Люкъ! не-уже-ли дружба -- только мечта? не-уже-ли добродѣтель пустой звукъ?.." Когда ему надоѣстъ повторять это по-французски, онъ принимается говорить то же самое но-латинѣ, а потомъ по-гречески.

При этихъ словахъ, пажъ, котораго Сен-Люкъ прежде не замѣтилъ, громко засмѣялся.

-- Что дѣлать, любезный другъ! Онъ надѣется тронуть васъ. Bis repetita placent, а тѣмъ болѣе ter. И такъ, вы никакой услуги отъ меня не требуете?

-- Ахъ, Боже мой! Есть еще одна... но я не смѣю...

-- Въ такомъ случаѣ то, о чемъ вы меня просили, исполнено.

-- Какъ?

-- Я угадывалъ, куда вы попались, а потому все разсказалъ вашей женѣ.

-- Что жь она отвѣчала?

-- Она сначала не хотѣла вѣрить. Но, прибавилъ Бюсси, бросивъ косвенный взглядъ на амбразуру окна:-- я надѣюсь, что наконецъ убѣдилъ ее. Слѣдовательно, требуйте отъ меня другой услуги, болѣе-трудной, пожалуй даже невозможной; тогда мнѣ будетъ пріятнѣе услужить вамъ.

-- Въ такомъ случаѣ, прилетите на крылатомъ конѣ къ моему окну и умчите меня къ женѣ. Потомъ, если вамъ угодно, можете опять воротиться на луну.

-- Другъ мой, это можно устроить гораздо-проще: пусть жена ваша пріидетъ къ вамъ.

-- Сюда?

-- Да, сюда.

-- Въ Лувръ?

-- Разумѣется, въ Лувръ. Это гораздо-забавнѣе. Не правда ли?

-- Еще бы, mordieu!

-- Тогда вы не будете больше скучать?

-- Не буду, клянусь!

-- Потому-что вѣдь вы здѣсь скучаете?

-- Спросите Шико. Съ самаго утра я возненавидѣлъ его и три раза вызывалъ на поединокъ. Онъ такъ озлился, что при другихъ обстоятельствахъ, я умеръ бы со смѣху, а тутъ даже не улыбнулся. Только если это будетъ еще продолжаться, я безъ шутокъ убью его или дамъ ему убить себя.

-- Э! это очень можетъ случиться; вы знаете, что Шико мастерски владѣетъ шпагой. Въ гробу вамъ будетъ еще скучнѣе, нежели здѣсь, повѣрьте!

-- Не думаю.

-- Послушайте, сказалъ Бюсси, смѣясь: -- хотите ли, я дамъ вамъ своего пажа?

-- Мнѣ?

-- Да, чудеснаго мальчика.

-- Благодарю, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я ненавижу этихъ мальчишекъ. Король предлагалъ мнѣ послать за тѣмъ изъ моихъ пажей, котораго я люблю болѣе другихъ, но я отказался. Предложите его королю; онъ обзаводится новыми пажами. Вышедши отсюда, я буду держать у себя въ домъ одну женскую прислугу.

-- Ничего, сказалъ Бюсси, продолжая смѣяться: -- возьмите только моего пажа.

-- Бюсси! возразилъ Сен-Люкъ съ неудовольствіемъ: -- перестаньте насмѣхаться.,

-- Послушайтесь, возьмите.

-- Не хочу.

-- Да говорятъ вамъ, что останетесь довольны.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, сто разъ нѣтъ!

-- Эй, пажъ! поди сюда.

-- Mordieu! вскричалъ Сен-Люкъ съ негодованіемъ.

Пажъ приближался краснѣя.

-- О! произнесъ Сен-Люкъ съ крайнимъ изумленіемъ, узнавъ Жанну въ ливреѣ Бюсси.

-- Ну, что? спросилъ Бюсси:-- отослать его?

-- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Сен-Люкъ, только совсѣмъ другимъ тономъ.-- А, Бюсси! Бюсси! я вамъ навѣки обязанъ!

-- Вы забываете, Сен-Люкъ, что за нами подсматриваютъ.

-- Правда, отвѣчалъ Сен-Люкъ, и, ступивъ уже два шага къ женѣ, скоро отступилъ назадъ.

Въ-самомъ-дѣлѣ, г. де-Нансей, изумленный слишкомъ-выразительнымъ движеніемъ Сен-Люка, сталъ уже прислушиваться, какъ вдругъ сильный шумъ въ аудіенц-залѣ привлекъ его вниманіе.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Нансей:-- кажется, король на кого-то гнѣвается!

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? возразилъ Бюсси съ притворнымъ безпокойствомъ: -- ужь не на герцога ли анжуйскаго, съ которымъ я пришелъ?

Капитанъ стражей прикрѣпилъ шпагу къ боку и пошелъ къ галереѣ, изъ которой слышался шумъ.

-- Хорошо ли я устроилъ дѣла? спросилъ Бюсси, обратившись къ Сен-Люку.

-- Что жь еще? спросилъ послѣдній.

-- То, что король теперь ссорится съ герцогомъ анжуйскимъ; а такъ-какъ это должно быть очень-любопытно, то я бѣгу туда. Воспользуйтесь суматохой,-- не для того, чтобъ бѣжать, потому-что отъ короля не уйдете, а для того, чтобъ спрятать здѣсь этого прелестнаго пажа, котораго я дарю вамъ... Возможно ли это?

-- Конечно, возможно. Да хоть бы и не было возможно, такъ должно быть! По счастію, я притворился больнымъ и не выхожу изъ комнаты.

-- Въ такомъ случаѣ, прощайте, Сен-Люкъ; а вы, сударыня, не забывайте меня въ своихъ молитвахъ.

И Бюсси, радуясь шуткѣ, которую съигралъ надъ Генрихомъ III, вышелъ изъ передней и поспѣшилъ въ галерею, гдѣ король, раскраснѣвшійся отъ гнѣва, доказывалъ герцогу анжуйскому, поблѣднѣвшему отъ ярости, что въ приключеніи прошедшей ночи Бюсси самъ былъ зачинщикомъ.

-- А я утверждаю, кричалъ герцогъ анжуйскій: -- что д'Эпернонъ, Можиронъ, Шомбергъ, д'О и Келюсъ поджидали его у турнельскаго отеля.

-- Кто вамъ это сказалъ?

-- Я самъ видѣлъ ихъ, государь! собственными своими глазами видѣлъ!

-- Въ темнотѣ, не правда ли? На дворѣ было темно, какъ въ трубѣ.

-- Я не по лицу и узналъ ихъ.

-- А по чему же? по спинѣ?

-- Нѣтъ, ваше величество, по голосу.

-- Развѣ они говорили съ вами?

-- Мало того: они приняли меня за Бюсси, и напали на меня.

-- На васъ?

-- Да, на меня.

-- А зачѣмъ вы ходили къ Сент-Антуанскимъ-Воротамъ?

-- Это мое дѣло.

-- Я хочу знать это. Я сегодня любопытенъ.

-- Я шелъ къ Манасесу.

-- Къ Манасесу? къ Жиду?

-- Вы же ходите къ Руджіери, чернокнижнику.

-- Я хожу куда мнѣ вздумается; на то я король!

-- Это не причина.

-- Я вамъ говорилъ и говорю, что Бюсси былъ зачинщикомъ.

-- Бюсси?

-- Да.

-- Гдѣ?

-- На балѣ у Сен-Люка.

-- Бюсси вызвалъ пятерыхъ разомъ! Полноте, государь, Бюсси храбръ, но не безразсуденъ.

-- Mordieu! Я вамъ говорю, что самъ слышалъ его вызовъ!... И что тутъ удивительнаго? Не смотря на всѣ возраженія, я знаю, что онъ ранилъ Шомберга въ ляжку, д'Эпернона въ руку, а Келюса почти убилъ.

-- Не-уже-ли? сказалъ герцогъ: -- онъ мнѣ не говорилъ этого. Надо поздравить его.

-- Я, сказалъ король: -- никого поздравлять не буду, но покажу примѣръ строгости надъ этимъ забіякой.

-- А я, возразилъ герцогъ: -- котораго ваши друзья оскорбляютъ не только въ особъ Бюсси, но и въ его собственной, я докажу, что я братъ вашъ, и что въ цѣлой Франціи не должно быть человѣка, кромѣ вашего величества, который осмѣлился бы смотрѣть мнѣ прямо въ глаза, и который не питалъ бы ко мнѣ, если не уваженія, такъ страха!...

Въ это время вошелъ Бюсси въ зеленомъ атласномъ костюмѣ, украшенномъ розовыми лентами.

-- Ваше величество, сказалъ онъ, наклонившись предъ Генрихомъ III: -- благоволите принять выраженіе моего глубочайшаго почтенія.

-- Pardieu! вотъ онъ и самъ, сказалъ Генрихъ.

-- Ваше величество изволили говорить обо мнѣ? спросилъ Бюсси.

-- Да, отвѣчалъ король: -- и очень-радъ, что васъ вижу; не смотря на то, что мнѣ говорили, вы совершенно-зоровы... лицо ваше свѣжѣе, нежели было когда-нибудь...

-- Ваше величество, я долженъ имѣть сегодня чрезвычайно-свѣжій цвѣтъ лица, возразилъ Бюсси: -- потому-что лишняя кровь портитъ цвѣтъ тѣла.

-- Если васъ побили, если ранили васъ, мосьё де-Бюсси, такъ жалуйтесь, и я удовлетворю васъ.

-- Позвольте замѣтить вашему величеству, что меня не побили, не ранили, и что я не жалуюсь.

Генрихъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на герцога анжуйскаго.

-- Что жь вы говорили? спросилъ онъ.

-- Я говорилъ, что Бюсси получилъ глубокую рану въ бокъ.

-- Правда ли это, Бюсси? спросилъ король.

-- Если это говоритъ его высочество, такъ должно быть правда, отвѣчалъ Бюсси.

-- И, получивъ рану въ бокъ, спросилъ Генрихъ: -- вы не жалуетесь?

-- Я пожалуюсь вашему величеству только въ такомъ случаѣ, когда мнѣ отрубятъ правую руку, и тѣмъ лишатъ средства мстить. Впрочемъ, продолжалъ отчаянный дуэлистъ:-- и въ этомъ случаѣ я съумѣю отомстить за себя лѣвой рукой.

-- Дерзкій! проговорилъ Генрихъ.

-- Ваше величество, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- вы говорили объ удовлетвореніи: исполняйте же обѣщаніе -- я больше ничего не требую. Прикажите сдѣлать слѣдствіе, назначьте сами судей, чтобъ можно было узнать, кто былъ не зачинщикомъ, а убійцей!

Генрихъ покраснѣлъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Генрихъ:-- я не хочу знать, на чьей сторонѣ вина, и лучше -- прощу всѣхъ. Я желаю, чтобъ эти свирѣпые враги примирились, и очень сожалѣю, что здѣсь нѣтъ Шомберга и д'Эпернона, которыхъ раны задержали дома. Скажите, герцогъ, кто изъ моихъ друзей былъ самый ожесточенный, по вашему мнѣнію? Скажите: вы должны это знать, если увѣряете, что видѣли ихъ.

-- Келюсъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій.

-- Ваше высочество не ошиблись, отвѣчалъ Келюсъ: -- и я въ томъ не отпираюсь.

-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Генрихъ:-- пускай мосье де-Бюсси и Келюсъ примирятся за всѣхъ.

-- О! что это значитъ, ваше величество? сказалъ Келюсъ.

-- Это значитъ, что я хочу, чтобъ вы сейчасъ же обнялись здѣсь, при мнѣ.

Келюсъ нахмурился.

-- Что жь, синьйоръ? вскричалъ Бюсси, произнося слова съ итальянскимъ акцентомъ и сдѣлавъ любимый жестъ итальянскихъ комедіантовъ: -- не-уже-ли вы, синьйоръ, откажете мнѣ въ этой ласкѣ?

Выходка эта была такъ неожиданна и исполнена съ такимъ комизмомъ, что самъ король засмѣялся. Бюсси, подошедъ къ Келюсу, продолжалъ:

-- Синьйоръ, обнимемся: король приказалъ.

И онъ бросился къ нему на шею.

-- Надѣюсь, что это только комедія? сказалъ шопотомъ Келюсъ.

-- Не безпокойтесь, отвѣчалъ Бюсси шопотомъ же: -- рано ли, поздно ли, мы встрѣтимся.

Келюсъ, красный и растрепанный отъ объятій Бюсси, отступилъ въ бѣшенствѣ.

Генрихъ опять нахмурилъ брови, а Бюсси, раскланявшись съ ужимками итальянскаго комедіанта, сдѣлалъ пируэтъ и удалился изъ аудіенц-залы.

Этой комической выходкой онъ пріобрѣлъ себѣ смертельнаго врага.

VII.

Какъ ложился спать король Генрихъ III.

Послѣ этой сцены, начинавшейся трагедіей, кончившейся комедіей, и слухъ о которой въ нѣсколько минутъ распространился по всему городу, король, сильно-разгнѣванный, пошелъ къ своему покою, сопровождаемый шутомъ, просившимъ ужинать.

-- Я не голоденъ, сказалъ король, переступая за порогъ своей комнаты.

-- Вѣрю, возразилъ Шико:-- но я съ ума схожу отъ голода; я готовъ кусаться.

Король не обратилъ вниманія на послѣднія слова. Онъ разстегнулъ застежку своей мантильи, бросилъ ее на кровать, снялъ токъ, утвержденный на головѣ его длинными черными булавками, и бросилъ на кресло; потомъ, направивъ шаги къ корридору, ведшему въ комнату Сен-Люка, которая отдѣлялась отъ его спальни одного стѣною, сказалъ:

-- Жди меня, шутъ, я сейчасъ ворочусь.

-- О, не торопись, не торопись! отвѣчалъ Шико:-- я даже желаю, продолжалъ онъ, прислушиваясь къ удалявшимся шагамъ Генриха:-- чтобъ ты далъ мнѣ время приготовить тебѣ маленькій сюрпризъ.

Потомъ, когда шаги совершенно утихли, онъ отворилъ дверь въ переднюю и закричалъ:

-- Эй! кто-нибудь!

Явился слуга.

-- Король передумалъ и приказалъ подать ужинъ, сказалъ Шико:-- деликатный ужинъ для него и для Сен-Люка. Слышишь? И вина не жалѣть. Ступай!

Слуга побѣжалъ исполнять приказаніе Шико, полагая, что это было приказаніе короля.

Генрихъ же, какъ мы уже сказали, пошелъ въ спальню Сен-Люка, который, зная, что король прійдетъ, легъ въ постель и приказалъ старому слугѣ читать вслухъ молитвы. Слуга этотъ принадлежалъ Сен-Люку и, послѣдовавъ за нимъ въ Лувръ, попался въ плѣнъ вмѣстѣ съ нимъ. На позолоченомъ креслѣ, въ углу, опустивъ голову на руки, спалъ крѣпкимъ сномъ пажъ, котораго привелъ Бюсси.

Король однимъ взоромъ окинулъ комнату.

-- Что это за молодой человѣкъ? спросилъ онъ Сен-Люка съ безпокойствомъ.

-- Ваше величество сами позволили мнѣ взять одного изъ пажей моихъ.

-- Конечно, отвѣчалъ Генрихъ III.

-- И я воспользовался позволеніемъ.

-- А!

-- Можетъ-быть, ваше величество раскаяваетесь въ томъ, что позволили мнѣ это развлеченіе? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Нѣтъ, сынъ мой, нѣтъ; напротивъ, я желаю, чтобъ ты имѣлъ развлеченіе. Ну, какъ ты себя чувствуешь?

-- У меня сильная лихорадка.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, у тебя горитъ лицо. Дай пощупать пульсъ; ты знаешь, я таки-разумѣю кое-что въ медицинѣ.

Сен-Люкъ съ видимымъ неудовольствіемъ подалъ ему руку.

-- Да, сказалъ король, жаръ и волненіе въ крови.

-- Я очень-нездоровъ, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Не бойся, я пришлю къ тебѣ своего врача.

-- Благодарю, ваше величество!

-- И самъ буду ухаживать за тобою...

-- Ваше величество, я не потерплю...

-- Я велю поставить себѣ въ твоей комнатъ кровать, Сен-Люкъ. Мы будемъ бесѣдовать цѣлую ночь. Мнѣ надо о многомъ переговорить съ тобою.

-- Ахъ! вскричалъ Сен-Люкъ съ отчаяніемъ: -- вы говорите, что знаете толкъ въ медицинѣ, увѣряете меня въ дружбѣ, а между-тѣмъ не хотите давать мнѣ спать. Morbleu! у васъ странная манера лечить больныхъ! Morbleu! у васъ страшный способъ доказывать дружбу.

-- Какъ? ты хочешь остаться одинъ въ этомъ положеніи?

-- Ваше величество, со мной пажъ, Жанъ.

-- Но онъ спитъ.

-- Такъ и слѣдуетъ; по-крайней-мѣрѣ, онъ мнѣ самому не мѣшаетъ спать.

-- Позволь мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, остаться съ нимъ. Я буду разговаривать съ тобою только тогда, когда ты проснешься.

-- Ваше величество, я бываю очень сердитъ, когда просыпаюсь; надобно привыкнуть ко мнѣ, чтобъ терпѣливо сносить грубости, которыя я говорю при пробужденіи.

-- Хорошо; такъ прійди ко мнѣ на минуту.

-- А послѣ, когда вы ляжете, я буду свободенъ?

-- Совершенно.

-- Извольте; только увѣряю васъ, я буду плохой собесѣдникъ. Мнѣ ужасно спать хочется.

-- Ничего! Ты можешь зѣвать сколько тебѣ угодно.

-- Какое тиранство! сказалъ Сен-Люкъ:-- вѣдь у васъ и безъ меня много друзей.

-- Да, хороши друзья! Бюсси отдѣлалъ ихъ порядкомъ. У Шомберга проткнута ляжка; у д'Эпернона ранена рука; Келюсъ не пришелъ еще въ себя отъ вчерашняго удара и отъ сегодняшнихъ объятій. Остается д'О, который чрезвычайно надоѣдаетъ мнѣ, и Можиронъ, который на меня дуется. Скорѣе! разбуди этого пажа и одѣнься.

-- Ваше величество, я бы желалъ, чтобъ вы удалились...

-- Зачѣмъ?

-- Уваженіе къ...

-- Что за вздоръ!

-- Черезъ пять минутъ я буду у васъ.

-- Ну, хорошо! Черезъ пять минутъ я жду тебя; только не больше пяти минутъ; слышишь? и въ эти пять минутъ придумай какую-нибудь забавную исторію, чтобъ я могъ посмѣяться.

За тѣмъ, король, достигнувшій половины того, чего желалъ, удалился въ-половину удовлетворенный.

Едва дверь затворилась, какъ пажъ вскочилъ съ кресла.

-- Ахъ, Сен-Люкъ, вскричалъ онъ, когда замолкли шаги короля:-- вы хотите оставить меня. Боже мой, какое мученіе! Я умираю со страха. Если узнаютъ...

-- Милая Жанна, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- Гаспаръ защититъ васъ! и онъ указалъ на стараго слугу.

-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ лучше уйдти, отвѣчала молодая женщина, покраснѣвъ.

-- Если вамъ непремѣнно угодно, Жанна, сказалъ Сен-Люкъ съ грустію:-- я прикажу проводить васъ въ домъ Монморанси, потому-что только мнѣ запрещено выходить отсюда. Но если вы такъ же добры, какъ прелестны, если вы расположены хоть нѣсколько къ бѣдному Сен-Люку, подождите его здѣсь нѣсколько минутъ. Я столько буду жаловаться на головную боль, на нервы и желудокъ, что надоѣмъ королю, и онъ пошлетъ меня спать.

Жанна опустила глаза.

-- Ступайте же, сказала она: -- я подожду; но я вамъ скажу то же, что король: не оставайтесь долго.

-- Жанна, милая Жанна! вы очаровательны! сказалъ Сен-Люкъ: -- я не замедлю къ вамъ воротиться. Впрочемъ, мнѣ пришла мысль, я обдумаю ее хорошенько и вернувшись сообщу вамъ.

-- Мысль... которая освободитъ васъ?

-- Надѣюсь.

-- Такъ идите же скорѣе.

-- Гаспаръ, сказалъ Сен-Люкъ:-- не впускай никого сюда. Если я не вернусь черезъ четверть часа, запри дверь ключомъ и принеси мнѣ его. Потомъ ступай домой и скажи, чтобъ никто не безпокоился о графинѣ; самъ же приходи завтра.

Гаспаръ улыбаясь обѣщалъ исполнить приказанія, которыя молодая женщина выслушивала краснѣя.

Сен-Люкъ нѣжно поцаловалъ руку жены и побѣжалъ въ комнату Генриха, начинавшаго уже безпокоиться.

Жанна, оставшись одна, робко спряталась за широкій занавѣсъ кровати и тамъ съ безпокойствомъ придумывала средство выйдти съ торжествомъ изъ страннаго положенія, въ которомъ находилась.

Сен-Люкъ, вошедши въ комнату короля, былъ пораженъ сильнымъ сладострастнымъ ароматомъ, распространявшимся въ воздухѣ. Генрихъ въ-самомъ-дѣлѣ наступалъ на цвѣты, которыми былъ усѣянъ коверъ; розы, жасмины, фіалки, гвоздики составляли, не смотря на зимнее время, мягкій и благовонный коверъ короля Генриха III.

Комната, плафонъ которой былъ расписанъ прекрасною живописью на холстѣ, была меблирована, какъ мы уже сказали, двумя кроватями, изъ которыхъ одна была такъ широка, что занимала почти треть комнаты. Эта кровать была украшена обоями, сотканными изъ шелка и золота, и изображавшими исторію Ценея или Денисы, то въ видѣ женщины, то въ видѣ мужчины; превращенія эти были выражены, какъ очень-понятно, въ самзыхъ фантастически-сладострастныхъ формахъ. Балдахинъ кровати былъ изъ парчи съ шелковыми узорами, а у изголовья виднѣлся великолѣпновытканный гербъ короля.

У оконъ были тѣ же обои, какъ у кроватей, а диваны и кресла обиты тою же матеріею, изъ которой были занавѣсы у окопъ и кровати. Посреди плафона, на золотой цѣпочкѣ висѣла серебряная, позолоченная лампа, въ которой горѣло масло, распространявшее въ воздухъ нѣжное благоуханіе. Но правую сторону кровати, золотой сатиръ держалъ въ рукахъ канделабръ, въ которомъ горѣли четыре свѣчи изъ розоваго воска, также надушеннаго. Эти восковыя свѣчи, толщиною въ палецъ, разливали нѣжный свѣтъ, который, вмѣстѣ со свѣтомъ лампы, озарялъ комнату.

Король, опустивъ голыя ноги на цвѣты, которыми былъ усѣянъ полъ, сидѣлъ въ креслѣ изъ чернаго дерева съ золотыми украшеніями; на колѣняхъ у него было семь или восемь щенковъ испанской породы, которыхъ нѣжныя мордочки пріятно щекотали ему руки. Двое слугъ разбирали и завивали волосы короля, причесанные вверхъ, усы, загнутые крючками, и рѣдкую, клочковатую бороду.

Третій слуга покрывалъ лицо короля розовымъ масломъ страннаго вкуса и самаго сладострастнаго запаха.

Генрихъ сидѣлъ съ закрытыми глазами, съ величіемъ и важностью индійскаго божества.

-- Сен-Люкъ! говорилъ онъ: -- гдѣ Сен-Люкъ?

Сен-Люкъ вошелъ.

Шико взялъ его за руку и подвелъ къ королю.

-- Вотъ, сказалъ онъ Генриху:-- вотъ онъ, твой другъ Сен-Люкъ; прикажи ему тоже вымазаться, или, лучше сказать, выпачкаться твоимъ масломъ; потому-что если ты не пріймешь эту необходимую предосторожность, то можетъ случиться весьма-непріятное обстоятельство: или тебѣ покажется, что отъ него нехорошо пахнетъ, или ему покажется, что отъ тебя слишкомъ-хорошо пахнетъ. Эй, сюда масла и гребенки! вскричалъ онъ, опустившись въ кресло противъ короля:-- я тоже хочу попробовать, хорошо ли пачкаться!

-- Шико, Шико! вскричалъ Генрихъ: -- твоя кожа слишкомъ-суха, и поглотитъ слишкомъ-много масла; а у меня его немного; щетина же твоя такъ жестка, что переломаетъ всѣ мои гребенки.

-- Кожа моя высохла на твоей службѣ, неблагодарный! а если щетина моя жестка, такъ отъ-того, что ты дѣлаешь мнѣ столько непріятностей, что заставляешь безпрестанно щетиниться!.. Но не давай мнѣ масла, не давай!.. Я тебѣ отплачу.

Генрихъ пожалъ плечами, не будучи расположенъ смѣяться надъ фарсами шута.

-- Пошелъ, сказалъ онъ: -- ты говоришь вздоръ.

Потомъ, обратившись къ Сен-Люку, продолжалъ:

-- Ну что, другъ мой, какъ твоя головная боль?

Сен-Люкъ поднесъ руку ко лбу и вздохнулъ.

-- Представь себѣ, продолжалъ Генрихъ: -- я видѣлъ Бюсси д'Амбуаза. Ай!.. вскричалъ онъ, обратившись къ парикмахеру:-- ты обжегъ меня.

Парикмахеръ сталъ на колѣни.

-- Вы видѣли Бюсси д'Амбуаза, ваше величество? сказалъ Сен-Люкъ, задрожавъ.

-- Да, отвѣчалъ король.-- Представь себѣ, что за глупцы! Пятеро напали на одного... И онъ ушелъ отъ нихъ! Я велю ихъ самихъ приколотить гдѣ-нибудь въ пустынномъ мѣстѣ. Скажи-ка, Сен-Люкъ, еслибъ ты былъ съ ними? а?

-- Ваше величество, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- очень-вѣроятно, что я не былъ бы счастливѣе своихъ товарищей.

-- Полно! что ты говоришь? Я готовъ прозакладовать десять тысячь экю, что ты ранишь Бюсси десять разъ, прежде, нежели онъ успѣетъ шесть разъ дотронуться до тебя! Pardieu! Это мы завтра увидимъ. Ты продолжаешь фехтовать?

-- Конечно, ваше величество.

-- То-есть, я спрашиваю, часто ли ты упражняешься въ этомъ?

-- Почти каждый день, когда бываю здоровъ. Но когда нездоровъ, то ни къ чему не гожусь.

-- Когда мы съ тобой дрались, кто былъ искуснѣе?

-- Мы почти-одинаково деремся, ваше величество.

-- А я фехтую получше Бюсси, mordieu! закричалъ Генрихъ.-- Эй! ты, кажется, вырвалъ мнѣ клокъ волосъ изъ бороды.

Брадобрѣй сталъ на колѣни.

-- Ваше величество, спросилъ Сен-Люкъ:-- не знаете ли вы средства противъ тошноты?

-- Надобно ѣсть, отвѣчалъ король.

-- О, я думаю, что вы ошибаетесь.

-- Нѣтъ, увѣряю тебя.

-- Ты правъ, Генрихъ, сказалъ Шико:-- а такъ-какъ у меня и тошпота и рѣзь въ животѣ, то я слѣдую твоему предписанію.

Въ то же время послышался шумъ, подобный скорому чавканью обезьяны.

Король оглянулся и увидѣлъ Шико, проглотившаго двѣ порціи ужина, который онъ велѣлъ принести отъ имени короля, и съ наслажденіемъ выпившаго какую-то жидкость, поданную въ чашкѣ изъ японскаго фарфора.

-- Что ты тамъ дѣлаешь, Шико? спросилъ Генрихъ.

-- Ты лелѣешь наружность, а я внутренность, отвѣчалъ Шико: -- коли ты не позволяешь мнѣ также заботиться о своей наружности...

-- Ахъ, негодный! вскричалъ король, сдѣлавъ такое быстрое и нечаянное движеніе головою, что палецъ слуги, перемаравшаго ему лицо масломъ, попалъ въ ротъ Генриху.

-- Кушай на здоровье! съ важностью произнесъ Шико:-- я тебѣ не запрещаю заботиться ни о наружности, ни о внутренности своей.

-- Осторожнее! накричалъ Генрихъ лакею.

Лакей, ни слова не говоря, сталъ на колѣни подобно парикмахеру и брадобрѣю.

-- Позовите сюда капитана стражей, вскричалъ Генрихъ: -- да скорое! живое!

-- А зачѣмъ тебѣ твоего капитана? спросилъ Шико, облизывая внутренность чашки.

-- Чтобъ онъ проткнулъ насквозь шпагой Шико и изжарилъ его для моихъ собакъ!

Шико вскочилъ и, подбоченясь, вскричалъ съ негодованіемъ:

-- Mordieu! мое мясо твоимъ собакамъ, дворянина четвероногимъ! Пусть идетъ твой капитанъ! Пусть идетъ! Мы увидимъ!..

И Шико вытащилъ свою длинную шпагу, которою такъ забавно сталъ пугать парикмахера, брадобрѣя и слугу, что король не могъ удержаться отъ смѣха.

-- Я проголодался, сказалъ король плачевнымъ голосомъ: -- а этотъ негодяй съѣлъ мой ужинъ.

-- Ты ужасно-прихотливъ, Генрихъ, ужасно-непостояненъ. Я давича предлагалъ тебѣ поужинать,-- ты отказался, впрочемъ, бульйонъ твой остался. Я теперь сытъ и пойду спать.

Между-тѣмъ, старый Гаспаръ принесъ ключъ своему господину.

-- И я пойду спать, сказалъ Сен-Люкъ: -- потому-что ужасно болѣнъ. У меня лихорадка...

-- Вотъ, Сен-Люкъ, сказалъ король, подавая нѣсколько щенковъ молодому человѣку:-- возьми это съ собою.

-- Зачѣмъ? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Положи ихъ спать съ собою, и боль твоя перейдетъ къ нимъ.

-- Благодарю, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, укладывая собакъ въ корзину:-- я не довѣряю этому средству.

-- Я прійду къ тебѣ, Сен-Люкъ, сказалъ король.

-- О, не ходите, ваше величество, умоляю васъ! сказалъ Сен-Люкъ:-- вы испугаете меня, а говорятъ, отъ этого можетъ сдѣлаться падучая болѣзнь.

И, непоклонивишсь королю, онъ удалился. До-тѣхъ-поръ, пока онъ не исчезъ за дверью, Генрихъ ласково кивалъ ему головою. Шико также исчезъ. Люди, присутствовавшіе при вечернемъ туалетѣ короля, тоже удалились. Остались только слуги, которые покрыли лицо короля маской изъ тончайшаго полотна, напитаннаго ароматнымъ жиромъ. Въ этой маскѣ были оставлены отверстія для глазъ, носа и рта. Она прикрѣплялась подъ колпакомъ, сдѣланнымъ изъ шелковой и золотой ткани. Потомъ они надѣли на короля розовую атласную фуфайку на ватѣ и съ атласной же подкладкой; потомъ подали ему перчатки изъ мягчайшей кожи. Эти перчатки доходили до локтей и внутри были напитаны благовоннымъ масломъ, придававшимъ имъ ту мягкость, причину которой никакъ нельзя было угадать по наружности.

По окончаніи этихъ мистерій королевскаго вечерняго туалета, Генрихъ сталъ пить бульнонъ изъ золотой чашки; но прежде отлилъ половину въ точно такую же чашку, которую приказалъ отнести Сен-Люку, и пожелать ему доброй ночи.

Потомъ онъ сталъ молиться... но Генрихъ былъ такъ озабоченъ въ этотъ вечеръ, что произнесъ только одну молитву, не взявъ даже въ руки освященныхъ четокъ; окончивъ молитву, онъ приказалъ открыть занавѣсы кровати, окуренной кишпецомъ, бензоемъ и корицей.

Опустившись, наконецъ, на множество мягкихъ подушекъ, Генрихъ приказалъ убрать цвѣты, отъ которыхъ запахъ становился слищкомъ-тяжелымъ. Слуги отворили на нѣсколько секундъ окна, чтобъ освѣжить тяжелый воздухъ; потомъ зажгли въ мраморномъ каминѣ кучу виноградныхъ лозъ, которыя вспыхнули подобно метеору, но, угаснувъ, распространили, однакожь, по всему покою пріятную теплоту.

Тогда слуга закрылъ занавѣсы, двери, и впустилъ въ комнату огромную любимую собаку короля, Нарцисса. Однимъ прыжкомъ вскочила она на кровать, отряхнулась, повернулась нѣсколько разъ и улеглась у ногъ своего господина.

Наконецъ, розовыя свѣчи были погашены; лампа опущена, въ нее вложена менѣе-яркая свѣтильня, опять поднята, и слуга, которому были поручены эти послѣднія обязанности, удалился едва касаясь пола.

Король Франціи забылъ уже, что у него было королевство.

Онъ спалъ.

Полчаса спустя, стражи въ галереяхъ и на различныхъ постахъ увидѣли сквозь занавѣсы оконъ Генриха, что и лампа угасла и... лунный свѣтъ отразился на окнахъ королевскаго покоя. Стражи подумали, что король спалъ крѣпкимъ сномъ.

Весь наружный и внутренній шумъ утихъ, и можно было бы слышать тихій полетъ летучей мыши въ мрачныхъ корридорахъ Лувра.

VIII.

Какъ, безъ всякой извѣстной причины, король измѣнился въ одну ночь.

Такимъ образомъ прошли два часа. Вдругъ раздался страшный крикъ въ комнатъ короля.

Однакожь, ночная лампа угасла; ничто не прерывало прежней глубокой тишины, исключая этого страннаго королевскаго крика. Потому-что кричалъ -- король.

Вскорѣ послышался шумъ упавшей мебели, вазы, разлетѣвшейся въ дребезги... послышались скорые шаги; потомъ опять крикъ, сопровождаемый лаемъ собакъ. Заблистали огни, засверкали обнаженныя шпаги въ галереяхъ, и тяжелые шаги сонныхъ стражей раздались подъ массивными сводами.

-- Вставайте! кричали со всѣхъ сторонъ: -- вставайте! король зоветъ!.. Король зоветъ!

И въ то же мгновеніе, капитанъ Швейцарцевъ, дворцовые стражи, дежурные стрѣлки, наперерывъ другъ передъ другомъ бросились въ королевскій покой, который освѣтился въ одцо мгновеніе...

Возлѣ опрокинутаго кресла и разбитой вазы, передъ кроватью, съ которой подушки, простыни и одѣяла были разбросаны по комнатѣ, стоялъ Генрихъ, блѣдный, со всклоченными волрсами, съ неподвижными глазами.. Правая рука его была вытянута впередъ и дрожала какъ листъ отъ вѣтра; лѣвая судорожно сжатая вцѣпилась въ эфесъ шпаги, за которую онъ машинально схватился.

Собака, столь же испуганная, какъ и господинъ ея, смотрѣла на него и выла.

Король былъ нѣмъ отъ ужаса, и всѣ присутствовавшіе, не смѣя вымолвить слова, съ ужасомъ вопрошали другъ друга взглядами.

Тогда явилась полуодѣтая, но закутанная въ широкій пеньюаръ молодая королева, Луиза-Лотарингская, существо кроткое, подобно ангелу, промелькнувшее по землѣ...

Крикъ мужа разбудилъ ее.

-- Что случилось, ваше величество? спросила она съ трепетомъ: -- я услышала вашъ крикъ и прибѣжала.

-- Ни... ни... ничего, проговорилъ король, не спуская глазъ съ одной точки, гдѣ какъ-бы представлялось ему страшное видѣніе.

-- Но вы кричали, повторила королева.-- Вы, вѣроятно, больны?

Ужасъ, выражавшійся на лицѣ короля, былъ такъ силенъ, что вскорѣ овладѣлъ всѣми сбѣжавшимися на крикъ его. Всѣ глазами пожирали короля, чтобъ удостовѣриться, не былъ ли онъ раненъ, не былъ ли укушенъ какимъ-нибудь насѣкомымъ.

-- О, ваше величество, вскричала королева:-- ваше величество! ради Бога, не оставляйте насъ въ этомъ страхѣ!... Не прикажете ли позвать врача?

-- Врача? сказалъ Генрихъ мрачнымъ голосомъ.-- Нѣтъ, плоть здорова; страждетъ духъ... Нѣтъ, нѣтъ, не надо врача; позовите... духовника.

Присутствовавшіе посмотрѣли другъ на друга, потомъ на двери, занавѣсы, паркетъ, потолокъ. Нигдѣ не видно было ничего, чтобы могло навесть на короля такой ужасъ.

Король требовалъ духовника: тайна становилась болѣе непроницаемою, любопытство увеличивалось.

Немедленно по требованію короля, одинъ изъ стражей выбѣжалъ, вскочилъ на коня, и тысячи искръ засверкали по мостовой.

Пять минутъ спустя, настоятель іезуитскаго монастыря былъ, такъ сказать, вырванъ изъ своей кровати и входилъ къ королю.

Съ прибытіемъ духовника прекратилась суматоха, спокойствіе и тишина возстановились; всѣ вопрошаютъ другъ друга, догадываются, угадываютъ, но -- всѣ трепещутъ... Король исповѣдается!

На другой день король всталъ съ разсвѣтомъ, прежде всѣхъ во дворцѣ, и приказалъ опять запереть ворота Лувра, которые отворились только для того, чтобъ выпустить духовника.

Потомъ онъ велѣлъ призвать священника и церемоніймейстера, взялъ молитвенникъ, переплетенный въ черный бархатъ, и началъ читать молитвы; прерывалъ это занятіе, чтобъ вырѣзывать ножницами лики святыхъ и вдругъ приказалъ позвать всѣхъ друзей своихъ.

По этому приказанію отправились прежде всего къ Сен-Люку; но онъ страдаетъ болѣе вчерашняго. Онъ томится, жалуется. Болѣзнь его превратилась въ моральное изнеможеніе; сонъ его, или, лучше сказать, летаргія была такъ глубока, что изъ всѣхъ обитателей дворца, онъ одинъ не слышалъ крика короля, хотя одна только стѣна отдѣляла его комнату отъ королевской. Онъ проситъ позволенія остаться въ постели.

При этомъ печальномъ извѣстіи, Генрихъ перекрестился и послалъ за аптекаремъ; потомъ велѣлъ принести въ Лувръ всѣ бичи изъ августинскаго монастыря; одѣтый въ чорномъ съ головы до ногъ, онъ подошелъ къ хромающему Шомбергу, къ д'Эпернону съ подвязанной рукою, къ Келюсу, пепригаедшему еще въ себя со вчерашняго дня, къ трепещущимъ д'О и Можирону, роздалъ имъ бичи и приказалъ бить другъ друга изо всѣхъ силъ.

Д'Эпернонъ возразилъ, что такъ-какъ у него правая рука подвязана, то его должно исключить изъ этой церемоніи, потому-что онъ не можетъ возвращать удары, которые будетъ получать, отъ-чего выйдетъ нѣкоторое разстройство въ гаммѣ бичеванія.

Генрихъ III отвѣчалъ ему, что тѣмъ угоднѣе будутъ его страданія Господу -- и самъ подалъ первый примѣръ, скинулъ полукафтанье, жилетъ, рубаху и началъ бить себя изо всѣхъ силъ. Шико хогѣлъ-было посмѣяться и потрунить по своему обыкновенію, но грозный взглядъ короля остановилъ его; тогда и онъ взялся за бичъ, но, вмѣсто того, чтобъ бить себя, началъ колотить другихъ, и, соскучившись бить по спинамъ, онъ принялся обивать скульптурныя украшенія стѣнъ.

Эта церемонія мало-по-малу успокоила короля; однакожъ замѣтно было, что умъ его еще спльно разстроенъ.

Вдругъ онъ уходитъ изъ комнаты, приказавъ продолжать церемонію до своего возвращенія; но лишь только онъ за дверь, какъ бичеваніе прекратилось какъ-бы по волшебству. Одинъ Шико продолжалъ колотить д'О, котораго терпѣть не могъ. Д'О возвращалъ ему удары. Это былъ поединокъ на плеткахъ.

Генрихъ ушелъ къ королевѣ. Онъ подарилъ ей жемчужное ожерелье въ двадцать-пять тысячъ экю, поцаловалъ въ объ щеки,-- чего не дѣлалъ уже болѣе года,-- и умолялъ, чтобъ она сложила съ себя царскія украшенія и облеклась во вретище.

Луиза-Лотарингская, всегда кроткая и добрая, немедленно согласилась на требованіе своего супруга. Она спросила, однакожь, зачѣмъ онъ, подаривъ ей жемчужное ожерелье, велитъ ей надѣть вретище.

-- Для спасенія души моей, отвѣчалъ Генрихъ.

Этотъ отвѣтъ удовлетворилъ королеву, потому-что она лучше другихъ знала, сколько грѣховъ на душѣ ея мужа. Она одѣлась по желанію Генриха, который ушелъ въ свой покой, прося королеву прійдти туда же.

При входѣ короля, опять началось бичеваніе. Д'О и Шико, неперестававшіе бить другъ друга, доколотились до крови. Король благодарилъ ихъ и назвалъ своими истинными, единственными друзьями.

По прошествіи десяти минутъ, явилась королева, одѣтая во вретище. Всѣмъ придворнымъ розданы восковыя свѣчи, и вскорѣ мужчины и женщины, преданные королю, пошлй босыми ногами по мерзлой мостовой на Монмартръ; сначала они дрожали отъ холода, но мало-по-малу ихъ согрѣвали удары Шико, который колотилъ бичомъ всѣхъ безъ разбора.

Д'О сознался побѣжденнымъ, и сталъ какъ-можно-подальше отъ Шико.

Въ четыре часа вечера, печальная прогулка кончилась; монастырямъ были сдѣланы богатые подарки, ноги придворныхъ распухли, спины миньйоновъ избиты; королева явилась передъ народомъ во вретищѣ изъ грубаго холста; король съ четками въ видъ череповъ.

Были слезы, рыданія, плачъ, молитвы, кантаты.

День, какъ читатели видятъ, прошелъ незамѣтно.

Всѣ пострадали отъ холода и побоевъ, чтобъ угодить королю; но никто не угадывалъ, зачѣмъ Генрихъ, наканунѣ весело танцовавшій, вздумалъ возложить на себя такое суровое покаяніе. Гугеноты, лигнеты и вольнодумцы насмѣшливо глядѣли на странную процессію, спрашивая: -- Что это за люди?

Генрихъ воротился домой голодный, съ красными и синими пятнами на спинѣ; онъ цѣлый день ни на шагъ не отходилъ отъ королевы и при каждой остановкѣ процессіи у церквей и часовень обѣщалъ ей новые подарки и говорилъ о путешествіяхъ къ святымъ мѣстамъ.

Что же касается до Шико, то, наскучивъ колотить и проголодавшись болѣе обыкновеннаго отъ сильнаго моціона, онъ ушелъ, не доходя до Монмартра, съ нѣкоторыми вольнодумцами, и вошелъ въ знаменитую гостинницу, гдѣ наѣлся и напился до-сыта. Потомъ, на возвратномъ шествіи процессіи, онъ незамѣтнымъ образомъ опять присоединился къ ней, принявшись снова бить всѣхъ и раздавая, какъ онъ самъ говорилъ, покаятельныя индульгенціи.

Вечеромъ, король почувствовалъ сильную усталость отъ далекой прогулки и отъ ударовъ плеткой. Онъ велѣлъ подать себѣ постный ужинъ, вымазать масломъ спину и плечи и пошелъ къ Сен-Люку, котораго засталъ веселымъ и здоровымъ.

-- Ахъ! сказалъ король съ видомъ человѣка, чувствующаго глубокое отвращеніе къ жизни: -- какъ хорошо, что жизнь человѣческая соединена съ такими страданіями!

-- Отъ-чего, ваше величество? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Отъ-гого, что человѣкъ, которому наскучитъ жизнь, не боится смерти, но стремится къ ней всѣми своими желаніями и помышленіями.

-- Простите, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ:-- это вы можете говорить про себя; но я нисколько не стремлюсь къ смерти.

-- Послушай, Сен-Люкъ, сказалъ король, покачавъ головою:-- ты хорошо сдѣлаешь, если послѣдуешь моему совѣту... этого мало: моему примѣру.

-- Охотно, ваше величество, если этотъ примѣръ мнѣ понравится.

-- Хочешь ли ты оставить свою жену? я покину престолъ, и мы вмѣстѣ вступимъ въ монастырь. У меня есть разрѣшеніе отъ нашего святѣйшаго отца папы; завтра же мы пострижемся. Я нарекусь братомъ Генрихомъ...

-- Простите, ваше величество, вы не дорожите своимъ престоломъ, потому-что онъ надоѣлъ вамъ; но я очень дорожу своей женой, съ которою даже не могъ еще и познакомиться. Слѣдовательно, я отказываюсь...

-- О-го! сказалъ Генрихъ:-- да ты, кажется, выздоровѣлъ?

-- Совершенно, ваше величество; сердце, умъ и душа моя удивительно расположены къ счастію и удовольствіямъ.

-- Бѣдный Сен-Люкъ! сказалъ король, всплеснувъ руками.

-- Вчера, ваше величество, я, можетъ-быть, принялъ бы ваше предложеніе. Вчера я былъ не въ духѣ, болѣнъ, грустенъ. За бездѣлицу я бросился бы въ колодезь, или -- въ монастырь! Но сегодня вечеромъ -- другое дѣло; я провелъ прекрасную ночь, очаровательный день и... mordieu! да здравствуетъ радость!

-- Ты сказалъ mordieu, Сен-Люкъ!

-- Будто-бы? Впрочемъ, можетъ-быть; вы сами часто употребляете это слово.

-- Употреблялъ, но больше употреблять не буду.

-- Я не смѣю сказать того же про себя. Постараюсь употреблять подобныя слова порѣже; вотъ все, что могу обѣщать. Впрочемъ, Господь такъ милостивъ къ грѣхамъ нашимъ, когда эти грѣхи происходятъ отъ человѣческой слабости.

-- Итакъ, ты полагаешь, что Господь помилуетъ меня?

-- О! я говорю не о вашемъ величествѣ, а о самомъ-себѣ.

Король вздохнулъ, и произнесъ mea culpa, ударяя себя въ грудь.

-- Сен-Люкъ, сказалъ онъ:-- хочешь ли ты спать у меня?

-- Это зависитъ отъ того, чѣмъ мы займемся.

-- Мы зажжемъ всѣ свѣчи; я лягу, а ты будешь читать мнѣ житія святыхъ отцовъ.

-- Покорно благодарю, ваше величество.

-- Не хочешь?

-- Не чувствую ни малѣйшаго расположенія.

-- И ты, Сен-Люкъ, оставляешь меня!

-- Напротивъ; я остаюсь при васъ.

-- Не-уже-ли?

-- Если вамъ угодно.

-- Разумѣется, угодно.

-- Но съ условіемъ... sine qua non...

-- Съ какимъ условіемъ?

-- Съ тѣмъ, чтобъ вы послали за музыкантами, приказали приготовить ужинъ... мы будемъ танцовать.

-- Сен-Люкъ! Сен-Люкъ! вскричалъ Генрихъ съ невыразимымъ ужасомъ.

-- О, ваше величество! я сегодня ужасно расположенъ къ веселости.-- Согласны ли вы?

Но Генрихъ не отвѣчалъ. Умъ его, иногда столь живой и веселый, омрачался болѣе-и-болѣе и, казалось, боролся съ тайною мыслію, отягчавшею его, подобно свинцу, привязанному къ ножкамъ птицы, дѣлающей тщетныя усилія, чтобъ улетѣть.

-- Сен-Люкъ, произнесъ наконецъ король мрачнымъ голосомъ: -- видаешь ли ты когда-нибудь сны?

-- Часто, ваше величество.

-- Вѣришь ты снамъ?

-- Разсудокъ велитъ вѣрить имъ.

-- Какъ такъ?

-- Конечно! сны утѣшаютъ насъ въ горестной дѣйствительности. Такъ, напримѣръ, прошлою ночью у меня былъ прелестный сонъ.

-- Какой?

-- Мнѣ снилась жена...

-- Ты думаешь еще о своей женѣ, Сен-Люкъ?

-- Болѣе, нежели когда-либо.

-- Ахъ!.. король вздохнулъ и поднялъ глаза къ небу.

-- Мнѣ снилось, продолжалъ Сен-Люкъ: -- что жена моя, сохранивъ свое прелестное личико... потому-что жена моя прелестна; не правда ли, ваше величество?

-- Увы, да! отвѣчалъ король.-- Евва тоже была хороша, несчастный! Но вѣдь она-то и погубила насъ!

-- Такъ вы за это на нее и сердитесь? Но выслушайте мой сонъ...

-- И у меня былъ сонъ...

-- Итакъ, жена моя, сохранивъ свое прелестное личико, обратилась въ птичку, и перелетѣвъ черезъ рѣшетки и ограду Лувра, стала крылышками стучаться ко мнѣ въ окно, говоря: "отвори, Сен-Люкъ, отвори, супругъ мой!"

-- И ты отворилъ? вскричалъ король почти съ отчаяніемъ.

-- Еще бы! вскричалъ Сен-Люкъ:-- и съ радостію!

-- Суета-суетъ!

-- Всяческая суета! прибавилъ Сен-Люкъ.

-- Но потомъ ты проснулся?

-- Нѣтъ, ваше величество; сонъ былъ слишкомъ-пріятенъ.

-- И сонъ твой продолжался?

-- До самаго утра.

-- И этой ночью ты опять надѣешься...

-- Видѣть сонъ? Надѣюсь. Да, ваше величество, вотъ отъ-чего я отказываюсь отъ вашего лестнаго, впрочемъ, для меня приглашенія. Если вамъ угодно, чтобъ я не спалъ, такъ я желаю по-крайней-мѣрѣ быть вознагражденъ за то, что отказываюсь отъ сладостнаго сновидѣнія. Итакъ, если вамъ угодно послать за музыкантами...

-- Довольно, Сен-Люкъ, довольно, сказалъ король, вставая.-- Ты губишь свою душу; погубишь и мою, если я долѣе останусь съ гобою. Прощай, Сен-Люкъ; надѣюсь, что вмѣсто сна-искусителя небо пошлетъ тебѣ душеспасительный сонъ, который заставить тебя завтра покаяться и обратиться на путь истины.

-- Сомнѣваюсь, ваше величество, и даже осмѣлюсь посовѣтовать вамъ сегодня же выгнать изъ Лувра грѣшника Сен-Люка, рѣшившагося умереть безъ покаянія.

-- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- нѣтъ; надѣюсь, что завтра ты будешь говорить и думать иное. Спокойной ночи, Сен-Люкъ; я буду молиться за тебя.

-- Прощайте, ваше величество, я буду спать за васъ.

И Сен-Люкъ запѣлъ первый куплетъ довольно-веселой пѣсенки, которую король напѣвалъ, когда былъ въ духѣ; это заставило Генриха еще поспѣшнѣе удалиться и захлопнуть за собою дверь.

-- Боже! сказалъ онъ, воротившись къ себѣ: -- гнѣвъ твой справедливъ, потому-что міръ съ-часу-на-часъ развращается болѣе и болѣе!..

IX.

Какъ король боялся того, чего испугался, и какъ Шико боялся испугаться.

Разставшись съ Сен-Люкомъ, король пошелъ сперва къ себѣ, а оттуда въ большую галерею, гдѣ, по его приказанію, собрался весь дворъ.

Тамъ онъ сталь раздавать награды друзьямъ своимъ, отправилъ д'О, д'Эпернона и Шомберга въ провинцію, грозилъ Можирону и Келюсу казнью, если они опять осмѣлятся поссориться съ Бюсси, далъ послѣднему поцаловать свою руку и долго-долго сжималъ въ своихъ объятіяхъ Франсуа.

Что же касается до королевы, онъ былъ такъ милъ и любезенъ съ нею, что это всѣмъ показалось добрымъ признакомъ для наслѣдства французскаго престола.

Однакожь, время проходило, ночь наступала, и всѣ замѣчали, что король нарочно удерживалъ придворныхъ; наконецъ, на луврскихъ часахъ пробило девять; Генрихъ осмотрѣлся; онъ, казалось, выбиралъ между друзьями своими того, на кого бы возложитъ обязанность чтеца, отъ которой Сен-Люкъ отказался.

Шико смотрѣлъ на него.

-- Генрихъ, сказалъ онъ съ обыкновенною своею дерзостью: -- ты сегодня что-то умильно посматриваешь на меня. Не хочешь ли ты подарить мнѣ аббатство съ доходомъ въ десять тысячь ливровъ? Давай, давай! я не прочь...

-- Ступай со мною, Шико, сказалъ король.-- Доброй ночи, господа; я иду спать.

Шико обратился къ придворнымъ, закрутилъ усы съ граціознымъ движеніемъ и, сдѣлавъ томные глазки, повторилъ, подражая голосу Генриха:

-- Прощайте, господа; мы идемъ, спать.

Придворные едва могли удержаться отъ смѣха; король покраснѣлъ.

-- Эй! парикмахера, сказалъ Шико: -- брадобрѣя, каммердинера! Да смотрите, не забудьте розоваго масла!

-- Не нужно, сказалъ король:-- теперь начинается постъ, а я нахожусь въ покаяніи.

-- Жаль; но вѣдь розовое масло не скоромное, сказалъ Шико.

Король и тутъ вошли въ покой, уже описанный нами.

-- Послушай-ка, Генрихъ! сказалъ Шико:-- такъ я попалъ сегодня въ любимцы? въ неразлучные? да развѣ я похорошѣлъ, что ли? развѣ я лучше купидончика Келюса?

-- Молчи, дуракъ! сказалъ король: -- а вы, господа, удалитесь; мнѣ сегодня никого не нужно.

Слуги повиновались; дверь за ними затворилась. Генрихъ и Шико остались одни. Шико съ изумленіемъ смотрѣлъ на Генриха.

-- Зачѣмъ ты отослалъ ихъ? спросилъ шутъ.-- Вѣдь они не мазали еще насъ. Не хочешь ли ты собственноручно мазать меня? Что жь? Это также покаяніе своего рода! Генрихъ не отвѣчалъ. Всѣ удалились; король и шутъ продолжали смотрѣть другъ на друга.

-- Будемъ молиться, сказалъ Генрихъ.

-- Спасибо, вскричалъ Шико.-- Если ты призвалъ меня для этого, такъ напрасно трудился. Прощай, сынъ мой, доброй ночи.

-- Останься! сказалъ король.

-- О-го! вскричалъ Шико сердито.-- Это похоже на принужденіе. Ты деспотъ, Діонисій! Мнѣ здѣсь скучно; цѣлый день я по твоей милости безпощадно колотилъ друзей своихъ, а теперь ты, кажется, опять хочешь приняться за ту же исторію... Не хочу! Насъ только двое здѣсь, а вдвоемъ скучно... обоимъ достается.

-- Молчи, жалкій дуракъ! вскричалъ король.-- Кайся.

-- Ну, такъ! Да въ чемъ же мнѣ каяться? Въ томъ, что я сдѣлался твоимъ шутомъ? Confiteor... каюсь; mea culpa, моя вина, моя страшная вина!

-- Не богохульствуй, несчастный! не богохульствуй! кричалъ король.

-- Однако, сказалъ Шико: -- на повѣрку выходитъ, что лучше попасть въ клѣтку ко льву или къ обезьянамъ, нежели въ твою комнату, Генрихъ. Прощай, спокойной ночи.

Король поспѣшно вынулъ ключъ изъ двери.

-- Генрихъ, сказалъ Шико: -- увѣряю тебя, ты сегодня страшенъ; и если ты меня не выпустишь, я стану кричать, позову на помощь, разломаю дверь, разобью окна... А-га! я вѣдь шутить не люблю!

-- Шико, сказалъ король съ задумчивымъ видомъ:-- ты употребляешь во зло скорбь мою.

-- А! понимаю, сказалъ Шико:-- ты боишься остаться одинъ.-- То-то и есть. Прикажи-ка себѣ выстроить двѣнадцать дворцовъ, какъ Тиверій, или двѣнадцать комнатъ, какъ Діонисій. А пока возьми мою шпагу и позволь мнѣ уйдти съ ножнами.

При словѣ "боишься", молнія сверкнула въ глазахъ Генриха; потомъ съ страннымъ трепетомъ онъ вскочилъ и началъ прохаживаться по комнатѣ.

Генрихъ былъ въ такомъ волненіи, лицо его было такъ блѣдно, что Шико подумалъ, что король въ-самомъ-дѣлѣ нездоровъ. Съ безпокойствомъ слѣдя за нимъ взорами, онъ наконецъ сказалъ ему:

-- Успокойся, сынъ мой! Что съ тобою? Разскажи свое горе другу твоему Шико.

Король остановился передъ шутомъ и, пристально посмотрѣвъ на него, сказалъ:

-- Да, ты другъ мой, мой единственный другъ.

-- Кстати, сказалъ Шико:-- Валенсейское-Аббатство теперь безъ настоятеля.

-- Слушай, Шико, скроменъ ли ты?

-- И Петивьерское свободно; а туда бы славно; тамъ дѣлаютъ превкусные паштеты.

-- Не смотря на всѣ твои шутки и глупости, продолжалъ король:-- ты человѣкъ съ сердцемъ.

-- Такъ не давай мнѣ аббатства, дай полкъ.

-- Ты даже при случаѣ можешь подать хорошій совѣтъ.

-- Такъ не давай мнѣ полка, а произведи въ совѣтники. Или нѣтъ! лучше дай аббатство, или полкъ. Не хочу быть совѣтникомъ: нельзя имѣть своего мнѣнія.

-- Молчи, молчи, Шико; минута приближается... страшная, грозная минута!..

-- Опять ты за свое! сказалъ Шико.

-- Ты увидишь и услышишь!

-- Увижу -- кого? услышу -- что?

-- Подожди, и ты самъ все узнаешь; подожди.

-- Нѣтъ, не хочу ждать! не хочу ждать!.. Да что ты ко мнѣ присталъ!

-- Шико, ты храбръ?

-- Конечно; но не хочу подвергать своей храбрости испытанію! Tudiable! Если король Франціи кричитъ такъ, что всполошитъ весь дворецъ, такъ со мной... со мной можетъ приключиться еще большая бѣда. Прощай, Генрихъ; позови своихъ капитановъ, своихъ стражей, Швейцарцевъ, привратниковъ, а меня отпусти!.. Не люблю опасностей невидимыхъ! Не люблю опасностей невѣдомыхъ!

-- Приказываю тебѣ остаться, сказалъ король повелительнымъ голосомъ.

-- Вотъ забавно!.. да если я боюсь! Если мнѣ страшно! Если у меня волосы становятся дыбомъ!.. Караулъ!.. Пожаръ!..

И Шико влѣзъ на столъ.

-- Полно, дуракъ, сказалъ король.-- Если ты непремѣнно хочешь знать въ чемъ дѣло, такъ слушай!

-- А-га! сказалъ Шико, потирая руки, осторожно слѣзая со стола и обнажая длинную шпагу.-- Это дѣло другое! Когда ты мнѣ скажешь, въ чемъ опасность, такъ я могу принять свои мѣры. Разсказывай, разсказывай, сынъ мой. Видно, мы будемъ имѣть дѣло съ какимъ-нибудь крокодиломъ. Гм! tu diable! шпага моя хороша, потому-что я подрѣзаю ею каждую недѣлю мозоли, а мозоли у меня словно желѣзо... Итакъ, ты говорилъ, что мы увидимъ крокодила?

Шико опустился въ глубокое кресло, держа шпагу между колѣнями.

-- Въ прошлую ночь, напалъ Генрихъ:-- я спалъ...

-- И я тоже, сказалъ Шико.

-- Вдругъ чье-то дыханіе повѣяло мнѣ въ лицо...

-- Видно собака твоя проголодалась и стала лизать у тебя съ лица масло.

-- Я просыпаюсь вполовину и чувствую, какъ волосы становятся у меня дыбомъ подъ шапочкой.

-- А! послушай-ка, я самъ начинаю дрожать, сказалъ Шико, поджавъ ноги подъ себя и уперевъ подбородокъ на эфесъ шпаги.

-- Тогда, продолжалъ король столь слабымъ и дрожащимъ голосомъ, что звуки его едва доходили до слуха Шико: -- тогда по комнатѣ раздался столь плачевный стонъ, что разумъ мой помрачился...

-- Это голосъ крокодила. Я читалъ въ путешествіи Марко Паоло, что крокодилъ подражаетъ крику дѣтей; но успокойся, сынъ мой; если онъ прійдетъ, такъ мы убьемъ его.

-- Слушай далѣе.

-- Слушаю! сказалъ Шико, внезапно выпрямившись:-- я неподвиженъ какъ пень,-- нѣмъ, какъ рыба.

Генрихъ продолжалъ болѣе-мрачнымъ тономъ:

-- Несчастный грѣшникъ! произнесъ голосъ...

-- Ба! прервалъ Шико: -- голосъ говорилъ?.. Такъ, значитъ, это не крокодилъ?..

-- Несчастный грѣшникъ! сказалъ онъ: я голосъ твоего судьи!

Шико вскочилъ, но тотчасъ же опять принялъ прежнее положеніе.

-- Какого судьи? парламентскаго?

-- Ахъ, Шико! отвѣчалъ Генрихъ: -- грозенъ былъ этотъ голосъ!

-- Не-уже-ли? Какъ, въ рупоръ?..

-- Здѣсь ли ты? Внемлешь ли мнѣ? Намѣренъ ли ты, закоренѣлый грѣшникъ, коснѣть въ своихъ преступленіяхъ?

-- Не-ужь-то? смотри, пожалуй! сказалъ Шико:-- правду говорятъ, что vox populi, vox...

-- Потомъ, прервалъ его король:-- онъ дѣлалъ мнѣ жестокіе упреки... о которыхъ я умалчиваю...

-- Напрасно, сынъ мой, напрасно; разсказывай все; я бы желалъ знать, все ли извѣстно голосу...

-- Нечестивецъ! вскричалъ король:-- если ты сомнѣваешься, такъ я велю наказать тебя!

-- Я? спросилъ Шико: -- нисколько; я только удивляюсь, какъ этотъ судья ждалъ до-сихъ-поръ. Онъ видно терпѣливъ. Я бы давно... И такъ, мой сынъ, ты порядочно струсилъ?

-- О, да!

-- Повѣрю.

-- Холодный потъ выступилъ у меня на вискахъ, и кровь застыла въ жилахъ.

-- Повѣрю, повѣрю; не знаю, что бы я сдѣлалъ на твоемъ мѣстѣ! Только, вѣрно, что-нибудь нехорошее... Потомъ ты позвалъ?

-- Да.

-- И пришли?

-- Да.

-- Искали?

-- Вездѣ.

-- Судьи не нашли?

-- Нигдѣ.

-- Ужасно!

-- Такъ ужасно, что я послалъ за духовникомъ.

-- А! Это хитро; и онъ прибѣжалъ?

-- Немедленно.

-- Послушай-ка, Генрихъ, будь хоть разъ въ свою жизнь искренъ. Что твой духовникъ думаетъ объ этомъ происшествіи?

-- Онъ пришелъ въ ужасъ.

-- Повѣрю.

-- Онъ крестился и приказалъ мнѣ покаяться.

-- Это очень-хорошо. Но что же онъ сказалъ о видѣніи, или, лучше сказать, о голосѣ?

-- Онъ сказалъ, что это чудо, и что мнѣ слѣдуетъ позаботиться о спасеніи души своей. Я потому сегодня же утромъ...

-- Что ты сдѣлалъ сегодня утромъ?

-- Я подарилъ сто тысячь ливровъ іезуитамъ.

-- Славно!

-- И истязалъ свое тѣло и такому же истязанію подвергъ своихъ любимцевъ!

-- Прекрасно! Дальше?

-- Дальше ничего. Ну, скажи, Шико, что ты объ этомъ думаешь? Я говорю съ тобою не какъ съ шутомъ, а какъ съ человѣкомъ благоразумнымъ, съ другомъ.

-- Ахъ, ваше, величество, отвѣчалъ Шико серьёзно: -- мнѣ кажется, что это вамъ грезилось.

-- Ты думаешь?

-- Я думаю, что это нехорошій сонъ, и что онъ не повторится, если вы не будете много думать о немъ.

-- Сонъ? повторилъ Генрихъ, покачавъ головою.-- Нѣтъ, нѣтъ; я не спалъ; увѣряю тебя.

-- Ты спалъ, Генрихъ!

-- Не спалъ; глаза у меня были открыты.

-- Да и я сплю съ открытыми глазами.

-- Такъ; но я видѣлъ; а кто спитъ, тотъ и съ открытыми глазами не видитъ.

-- Что же ты видѣлъ?

-- Я видѣлъ, какъ луна свѣтила въ окно и отражалась на аметистѣ, украшающемъ эфссъ моей шпаги...

-- А что сдѣлалось съ лампой?

-- Она погасла.

-- Пригрезилось, сынъ мой, пригрезилось!

-- Отъ-чего ты не вѣришь этому, Шико?

-- Отъ-того, что тебѣ пригрезилось.

-- Это не отвѣтъ, Шико! Понимаешь ли ты теперь, зачѣмъ я хочу, чтобъ ты остался у меня? сказалъ король.

-- Еще бы не понять!

-- Я хочу, чтобъ ты самъ услышалъ голосъ.

-- Чтобъ всѣ приняли эту исторію за фарсъ, если я стану разсказывать объ ней? Шико такъ ничтоженъ, такъ глупъ, что никто ему не повѣритъ. Хитро придумано!

-- Зачѣмъ же ты не хочешь вѣрить, сказалъ король: -- что я ввѣряю тебѣ эту тайну, какъ другу?

-- Не лги, Генрихъ; если голосъ опять заговоритъ, такъ онъ опять пожуритъ тебя... Но все равно! Я останусь съ тобою. Мнѣ самому хочется послушать этотъ голосъ; можетъ-быть, онъ скажетъ что-нибудь и на мою долю.

-- Но что же намъ дѣлать?

-- Ложись спать.

-- А если, напротивъ...

-- Слушать не хочу!

-- Однакожь...

-- Не-уже-ли ты думаешь, что зажмешь ротъ голосу, если не ляжешь спать? Тогда онъ, чего добраго, еще разсердится пуще вчерашняго!

-- Хорошо, сказалъ король: -- ты остаешься?

-- Остаюсь.

-- Ну, такъ я лягу спать.

-- Съ Богомъ!

-- Но ты не ляжешь?

-- Ни за что.

-- Только я сниму одно полукафтанье.

-- Какъ знаешь.

-- Я останусь въ панталонахъ.

-- Хорошо.

-- А ты?

-- А я останусь на этомъ креслѣ.

-- Ты не будешь спать?

-- Не знаю; сонъ то же, что страхъ -- не зависитъ отъ нашей воли.

-- Только постарайся не заснуть.

-- Я буду щипать себя; впрочемъ, голосъ меня разбудитъ.

-- Не шути съ голосомъ, сказалъ Генрихъ, поднявшій уже ногу, чтобъ лечь въ постель, но вдругъ отскочившій отъ нея.

-- Полно, сказалъ Шико: -- ложись же спать!

Король глубоко вздохнулъ и, осмотрѣвъ всѣ углы съ безпокойствомъ, влѣзъ въ постель, дрожа всѣмъ тѣломъ.

-- Вотъ такъ! сказалъ Шико: -- теперь и я устроюсь.

Онъ растянулся въ креслѣ, обложивъ себя со всѣхъ сторонъ подушками.

-- Какъ вы себя чувствуете, ваше величество?

-- Не дурно, отвѣчалъ король: -- а ты?

-- Хорошо. Спокойной ночи, Генрихъ.

-- Спокойной ночи, Шико; только не спи.

-- Не буду, отвѣчалъ Шико, громко зѣвнувъ.

И оба закрыли глаза: король, чтобъ притвориться спящимъ, Шико, чтобъ заснуть въ-самомъ-дѣлѣ.

X.

Какъ голосъ ошибся и обратился къ Шико, вмѣсто короля.

Въ-продолженіи десяти минутъ, король и Шико оставались неподвижны и молчаливы. Вдругъ король вскочилъ.

Это движеніе короля разогнало первый сонъ Шико, и онъ тоже вскочилъ.

Оба со страхомъ посмотрѣли другъ на друга.

-- Что? спросилъ Шико шопотомъ.

-- Дыханіе, отвѣчалъ король едва-слышнымъ голосомъ: -- повѣяло, дыханіе!

Въ то же мгновеніе, одна изъ свѣчей, бывшихъ у золотаго сатира въ рукахъ, угасла; потомъ другая, потомъ третья и наконецъ послѣдняя.

-- О-го, какое дыханіе! сказалъ Шико,

Шико не договорилъ еще этихъ словъ, какъ погасла и лампа. Нѣсколько угольковъ, догоравшихъ въ каминѣ, слабо освѣщали комнату.

-- Страшно! сказалъ Шико, вставъ на креслѣ.

-- Онъ заговоритъ, сказалъ король, спрятавшись подъ одѣяло: -- онъ заговоритъ.

-- Будемъ слушать, отвѣчалъ Шико.

И точно, въ одно и то же мгновеніе глухой, шипящій голосъ пропищалъ за кроватью короля:

-- Закоренѣлый грѣшникъ! здѣсь ли ты?

-- Здѣсь, здѣсь, отвѣчалъ Генрихъ дрожащимъ голосомъ.

-- О-го! сказалъ Шико: -- какой хриплый голосъ; все равно... страшно!

-- Внемлешь ли ты мнѣ? продолжалъ голосъ.

-- Внемлю, внемлю, отвѣчалъ Генрихъ съ еще большимъ ужасомъ.

-- Не-уже-ли ты думаешь, что угодилъ мнѣ сегодняшней комедіей? Я знаю, что сердцемъ ты еще не покаялся!

-- Хорошо сказано, вскричалъ Шико: -- метко!

Руки короля дрожали; Шико подошелъ къ нему.

-- Ну что? проговорилъ король: -- вѣришь ли теперь, несчастный?

-- Постой, сказалъ Шико.

-- Что тебѣ надобно?

-- Тише!.. уйди потихоньку... я лягу на твое мѣсто.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ голосъ пожурилъ меня.

-- Развѣ ты думаешь, что въ такомъ случаѣ онъ пощадитъ меня?

-- Не знаю; но все равно! Попытаемся.,

И онъ осторожно помогъ королю сойдти съ кровати, а самъ легъ на его мѣсто.

-- Теперь, Генрихъ, сказалъ онъ: -- ступай, сядь на мое кресло и оставь меня здѣсь.

Генрихъ повиновался; онъ начиналъ догадываться.

-- Ты не отвѣчаешь, продолжалъ голосъ: -- слѣдовательно не хочешь каяться!

-- Простите, простите! сказалъ Шико, подражая голосу короля.

Потомъ, обратившись къ Генриху, шепнулъ:

-- Хорошъ голосъ!.. Онъ не узнаётъ, что я не ты, а я.

-- Э-re! сказалъ король: -- что это значитъ?

-- Постой, постой! То ли еще мы услышимъ!

-- Несчастный! произнесъ голосъ.

-- Точно, отвѣчалъ Шико:-- я закоренѣлый грѣшникъ!

-- Такъ сознайся въ своихъ преступленіяхъ и покайся.

-- Я сознаюсь, сказалъ Шико: -- что поступилъ неблагородно съ моимъ кузеномъ Конде, соблазнивъ жену его -- и каюсь!

-- Что ты тамъ говоришь? проговорилъ король.-- Замолчи! Объ этомъ уже давно не говорятъ!

-- Не-уже-ли? сказалъ Шико: -- такъ поговоримъ о другомъ.

-- Я сознаюсь, продолжалъ за Генриха Шико: -- что обманулъ Поляковъ и убѣжалъ отъ нихъ, взявъ съ собою всѣ королевскія драгоцѣнности.

-- Дуракъ! вскричалъ Генрихъ: -- что ты тамъ толкуешь!

-- Да надо же ему что-нибудь разсказывать, возразилъ Шико.-- Не мѣшай.

-- Говори! произнесъ голосъ.

-- Я сознаюсь, продолжалъ Шико:-- что отбилъ престолъ Франціи у моего кузена д'Алансона, которому онъ приходился по праву, потому-что я самъ отказался отъ него, принявъ польскую корону -- каюсь!

-- Негодяй! вскричалъ король.

-- Это еще не все, произнесъ голосъ.

-- Сознаюсь, дѣйствовалъ вмѣстѣ съ моей доброй матерью, чтобъ изгнать изъ Франціи моего шурина, короля наваррскаго, лишивъ его всѣхъ друзей, и сестру мою Маргериту, лишивъ ее всѣхъ любовниковъ, -- въ чемъ искренно каюсь!

-- А, разбойникъ! проговорилъ король, стиснувъ зубы отъ злости.

-- Ваше величество, если хотите, чтобъ голосъ сжалился надъ вами, такъ не должно ничего скрывать отъ него.

-- Я спрашиваю не о политикѣ, продолжалъ голосъ.

-- А-га! отвѣчалъ Шико плачевнымъ голосомъ:-- вы изволите говорить о моей нравственности?

-- Именно! отвѣчалъ голосъ.

-- Сознаюсь, продолжалъ Шико:-- я чрезвычайно изнѣженъ, лѣнивъ, вялъ, малодушенъ и лицемѣръ.

-- Правда, произнесъ глухо голосъ.

-- Я дурно поступалъ съ женщинами, и особенно съ моею женою, ангеломъ кротости и доброты.

-- Возлюби жену, яко самого-себя, съ гнѣвомъ произнесъ голосъ:-- и не помышляіі о другомъ!

-- Ахъ! вскричалъ Шико плачевнымъ голосомъ: -- я много грѣшилъ!

-- И соблазнялъ другихъ своимъ примѣромъ!

-- Правда, совершенная правда.

-- Ты чуть не погубилъ бѣднаго Сен-Люка.

-- Ба! вскричалъ Шико:-- такъ я еще не погубилъ его?

-- Нѣтъ; но это можетъ случиться, если ты завтра же не отпустишь его.

-- А-га! шепнулъ Шико королю:-- голосъ, кажется, расположенъ къ Сен-Люку.

-- И если не пожалуешь его герцогомъ, а жену герцогиней, продолжалъ голосъ: -- въ вознагражденіе за оскорбленіе.

-- А если я не послушаюсь? спросилъ Шико.

-- Если ты не послушаешься, возразилъ голосъ, принявъ грозное выраженіе: -- такъ попадешь въ огнь вѣчный, туда же, гдѣ доселѣ жарятся Сарданапалъ, Навуходоносоръ и маршалъ де-Рецъ.

Генрихъ III жалобно застоналъ. Эта угроза еще болѣе увеличила страхъ его.

-- Peste! сказалъ Шико:-- замѣчаешь ли ты, Генрихъ, какъ голосъ заботится о Сен-Люкѣ? Можно подумать, что они большіе друзья.

Но Генрихъ не слышалъ шутокъ Шико, а если и слышалъ, такъ онѣ не могли разогнать его страха.

-- Я погибъ! говорилъ онъ въ безуміи: -- я погибъ! этотъ голосъ сверху убьетъ меня!

-- Сверху? возразилъ Шико: -- совсѣмъ не сверху, а съ боку?

-- Какъ, съ боку? спросилъ Генрихъ.

-- Разумѣется; развѣ ты не слышишь, что онъ тутъ за стѣной? Генрихъ, голосъ твой живетъ въ Луврѣ.

-- Нечестивый!

-- Поздравляю тебя, Генрихъ, съ такимъ жильцомъ. Только мнѣ кажется, ты не умѣешь довольно цѣнить этой чести. Какъ! голосъ живетъ въ Луврѣ, за твоей стѣной, а ты и не извѣстишь его? Полно, Генрихъ, это невѣжливо, и я не узнаю тебя.

Въ это самое мгновеніе, сучокъ, лежавшій въ углу камина, вспыхнулъ и освѣтилъ комнату, а вмѣстѣ съ тѣмъ и лицо Шико.

На немъ выражалось столько иронической веселости, что король изумился.

-- Какъ! сказалъ онъ: -- ты еще можешь шутить? Ты смѣешь...

-- Да, смѣю, сказалъ Шико:-- и ты самъ осмѣлишься сейчасъ, чортъ возьми!.. Да поразмысли же хорошенько, сынъ мой, и дѣлай то, что я тебѣ совѣтую.

-- Что ты мнѣ совѣтуешь?..

-- Я совѣтую тебѣ сходить посмотрѣть, не сидитъ ли голосъ въ сосѣдней комнатъ.

-- Но если онъ опять заговоритъ?

-- Такъ я отвѣчу ему. Оно даже очень-кстати, потому-что голосъ вообразитъ, будто ты все-еще здѣсь; голосъ-то не совсѣмъ хитеръ, онъ не узнаетъ даже съ кѣмъ говоритъ. Вотъ я цѣлую четверть часа бесѣдую съ нимъ, а онъ и не узналъ меня!..

Генрихъ насупилъ брови. Шико поколебалъ его убѣжденіе.

-- Мнѣ кажется, ты правъ, Шико, сказалъ онъ:-- и мнѣ пришла охота...

-- Да ступай же!

Генрихъ отворилъ тихонько дверь въ корридоръ, ведшій къ сосѣдней комнатѣ, которая, какъ мы уже сказали, принадлежала кормилицѣ Карла IX, а теперь занята была Сен-Люкомъ. Но едва онъ прошелъ нѣсколько шаговъ, какъ услышалъ, что голосъ опять сталъ произносить угрозы. Шико жалобно отвѣчалъ ему.

-- Да, говорилъ голосъ:-- ты непостояненъ, какъ женщина, изнѣженъ, какъ сибаритъ, развращенъ, какъ идолопоклонникъ!

-- Хи, хныкалъ Шико: -- хи, хи! развѣ я виноватъ, что тѣло у меня нѣжно, руки бѣлы, умъ перемѣнчивъ? Но кончено, о голосъ! Съ завтрашняго же дня я буду носить рубахи изъ самой грубой холстины...

Генрихъ продолжалъ идти впередъ по корридору, замѣчая съ изумленіемъ, что по мѣрѣ того, какъ слова Шико становились менѣе-внятными, слова, произносимыя голосомъ, явственнѣе и громче долетали до его слуха, и что голосъ выходилъ точно изъ комнаты Сен-Люка.

Генрихъ хотѣлъ уже постучаться, какъ замѣтилъ слабую полосу свѣта, пробивавшуюся сквозь замочную скважину.

Онъ наклонился, приложилъ глазъ къ этой скважинѣ и сталъ смотрѣть.

Вдругъ Генрихъ, дотолѣ блѣдный, покраснѣлъ, выпрямился и сталъ протирать глаза, какъ-бы не довѣряя имъ.

-- Mordieu! проговорилъ онъ:-- онъ осмѣлился такимъ образомъ подшутить надо мною!

Вотъ что онъ увидѣлъ въ замочную скважину:

Въ одномъ углу комнаты, Сен-Люкъ, въ шелковомъ халатѣ, говорилъ въ сарбаканъ грозныя слова, столько устрашившія короля, а возлѣ него, опершись къ нему на плечо, стояла молодая женщина въ бѣломъ пеньюарѣ; она по-временамъ отнимала у Сен-Люка сарбаканъ и говорила въ него слова, которыя ей приходили на умъ. Въ промежуткахъ они смѣялись, прислушиваясь къ гнусливому и плаксивому голосу Шико.

-- Жанна де-Косс е въ комнатѣ Сен-Люка, отверзтіе въ стѣнѣ, мистификація!.. Со мной!.. глухо произнесъ Генрихъ.-- О, они мнѣ дорого заплатятъ за это!..

На оскорбительныя слова, сказанныя молодою женою Сен-Люка въ сарбаканъ, король отскочилъ отъ двери и съ такой яростію и силою ударилъ въ нее ногой, что замокъ отскочилъ.

Жанна страшно вскрикнула и скрылась за занавѣсами кровати.

Сен-Люкъ, съ сарбаканомъ въ рукъ, блѣдный, трепещущій, упалъ на колѣни передъ королемъ, поблѣднѣвшимъ отъ ярости.

-- Ай! кричалъ Шико за стѣной: -- ай, пощадите!.. Умираю, изнемогаю!

Но въ комнатѣ Сен-Люка никто еще не имѣлъ силы произнести одного слова: такъ быстръ и внезапенъ былъ переходъ отъ смѣха къ ужасу.

Генрихъ первый прервалъ молчаніе однимъ словомъ.

-- Вонъ! сказалъ онъ, протянувъ руку.

И, уступивъ движенію ярости, недостойной короля, онъ вырвалъ сарбаканъ изъ рукъ Сен-Люка и хотѣлъ его ударить.

Но это движеніе заставило Сен-Люка скоро вскочить.

-- Ваше величество, сказалъ онъ:-- вы не имѣете права бить меня: я дворянинъ.

Генрихъ съ бѣшенствомъ бросилъ сарбаканъ на полъ. Кто-то поднялъ его. То былъ Шико, который, услышавъ шумъ въ сосѣдней комнатѣ и полагая, что посредникъ необходимъ, прибѣжалъ туда.

Онъ оставилъ Генриха и Сен-Люка справляться другъ съ другомъ, а самъ побѣжалъ къ занавѣсу, изъ-за котораго вытащилъ трепещущую молодую женщину.

-- Вотъ какъ! вскричалъ онъ:-- Адамъ и Евва! А ты выгоняешь ихъ, Генрихъ? спросилъ онъ, взглянувъ на короля.-- Такъ позволь же мнѣ выпроводить ихъ.

И, ставъ между королемъ и Сен-Люкомъ, онъ поднялъ сарбаканъ надъ головами виноватыхъ и произнесъ:

-- Изгоняю васъ изъ рая; чтобъ впередъ вашей ноги здѣсь не было!

Потомъ, наклонившись къ уху Сен-Люка, который обхватилъ одной рукой талью жены, какъ-бы желая защитить ее отъ гнѣва короля, Шико шепнулъ ему:

-- Не жалѣйте лучшихъ своихъ лошадей; но чтобъ завтра же между вами и Лувромъ было разстоянія двадцать льё по-крайней-мѣрѣ!

XI.

Какъ Бюсси отправился отъискивать свою мечту, болѣе и болѣе убѣжденный въ томъ, что то была дѣйствительность.

Бюсси и герцогъ анжуйскій, возвращаясь домой, были оба задумчивы,-- герцогъ анжуйскій потому, что опасался послѣдствій ссоры съ королемъ, къ которой онъ былъ нѣкоторымъ образомъ вынужденъ; Бюсси потому, что происшествія прошедшей ночи не выходили у него изъ ума.

-- Наконецъ, говорилъ онъ, разставшись съ герцогомъ послѣ множества комплиментовъ за энергію, которую онъ обнаружилъ: -- наконецъ неоспоримо то, что на меня напали, что я дрался, что меня ранили, потому-что я чувствую сильную боль въ боку. Защищаясь, я видѣлъ стѣну турнельскаго отеля и зубчатыя башни Бастиліи; тамъ на меня напали, потому-что я ѣхалъ въ Сент-Антуанское-Предмѣстье за письмомъ королевы наваррской. Я дрался тамъ, передъ дверью, которая подалась, за которую я скрылся и изъ-за которой видѣлъ еще блѣдное лицо и сверкающіе глаза Келюса. Я попалъ въ корридоръ; на концѣ корридора была лѣстница. Я вступилъ на первую ступеньку, споткнулся о вторую и лишился чувствъ. Потомъ начались грезы. Наконецъ, я очутился на краю рва близь Тампля, между августинскимъ монахомъ, мясникомъ и старухой... Теперь я желалъ бы знать, отъ-чего все прочее такъ хорошо сохранилось въ моей памяти, а мечта исчезла?.. Въ этомъ-то вся и тайна!

Бюсси остановился у двери своего дома, прислонился къ стѣнѣ, и закрылъ глаза.

-- Morbleu! вскричалъ онъ: -- не можетъ-быть, чтобъ бредъ оставилъ въ умѣ такое сильное впечатлѣніе. Я какъ теперь вижу комнату съ обоями, на которыхъ были изображены фигуры; вижу расписанный плафонъ, вижу кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ. Вижу портретъ, вижу блондинку... только не знаю, какъ она вышла изъ рамки. Наконецъ, вижу открытое и веселое лицо молодаго доктора, котораго подвели къ моей кровати съ завязанными глазами. Кажется -- ясно? Нѣтъ! я непремѣнно долженъ еще разъ на яву увидѣть этотъ сонъ!.. Во-первыхъ, чтобъ лучше приступить къ дѣлу, надѣну костюмъ болѣе приличный для ночныхъ прогулокъ -- а потомъ къ Бастиліи!

Въ-слѣдствіе этого намѣренія, довольно-безразсуднаго со стороны человѣка, который шелъ къ тому же мѣсту, на которомъ его наканунѣ чуть не убили, Бюсси вошелъ къ себѣ, велѣлъ перевязать свою рану, надѣлъ ботфорты, взялъ съ собою самую надежную изъ своихъ шпагъ, закутался въ плащъ, сѣлъ въ носилки и, прибывъ къ навалу Сент-Антуанской Улицы, вышелъ изъ носилокъ, приказавъ своимъ людямъ ждать себя, а самъ отправился одинъ къ Бастиліи.

Было около девяти часовъ вечера. Колокольный звопъ возвѣстилъ уже о томъ, чтобъ тушили огни. Улицы опустѣли.

По причинѣ оттепели, площадь Бастиліи была покрыта лужами.

Бюсси сталъ отъискивать то мѣсто, гдѣ упала его лошадь, и нашелъ его; онъ сталъ отступать такимъ же образомъ, какъ отступалъ наканунѣ, дошелъ до стѣны и началъ отъискивать дверь съ углубленіемъ и маленькимъ окошечкомъ, черезъ которое онъ смотрѣлъ на Келюса. Но почти всѣ двери были съ уступомъ и окошечкомъ; за всѣми слѣдовалъ корридоръ.

-- Pardieu! вскричалъ Бюсси съ досадой-- хотя бы мнѣ пришлось стучаться во всѣ двери, допрашивать всѣхъ жильцовъ; хотя бы мнѣ пришлось истратить тысячу экю, чтобъ развязать языкъ слугамъ и старухамъ, я добьюсь-таки истины! Здѣсь пятьдесятъ домовъ; по десяти домовъ на вечеръ: слѣдовательно, мнѣ надобно будетъ потерять пять вечеровъ. Подожду только, чтобъ стало посуше.

Едва Бюсси договаривалъ эти слова, какъ увидѣлъ слабый, дрожащій свѣтъ, осторожно приближавшійся и отражавшійся въ лужахъ, какъ маякъ въ морѣ. Этотъ свѣтъ медленно приближался къ нему, описывая круги, останавливаясь по-временамъ, переходя то направо, то налѣво; иногда спотыкаясь и прыгая подобно блуждающему огню, потомъ опять приближаясь ровно и опять выдѣлывая прежнія эволюціи.

-- Надо согласиться, подумалъ Бюсси: -- что здѣсь престранное мѣсто... Подожду.

И Бюсси, закутавшись въ плащъ, спрятался въ углубленіе двери. Ночь была такъ темна, что въ четырехъ шагахъ нельзя было ничего различить.

Фонарь все приближался прежнимъ порядкомъ. Но такъ-какъ Бюсси не былъ суевѣренъ, то и не могъ думать, чтобъ это былъ блуждающій огонекъ, гроза путешественниковъ среднихъ вѣковъ.

И точно, нѣсколько секундъ спустя, мнѣніе его оправдалось.

Въ тридцати шагахъ отъ себя, Бюсси увидѣлъ черную, длинную какъ столбъ фигуру, которая мало-по-малу принимала формы живаго существа, державшаго въ лѣвой рукѣ и то передъ собою, то съ боку фонарь. Это живое существо въ ту минуту принадлежало, по-видимому, къ почетному братству пьяницъ, потому-что только пьянству можно было приписать странные круги, описываемые этимъ существомъ, и мужество, съ которымъ спотыкалось оно въ грязныхъ ямахъ и ступало черезъ лужи.

Однажды, онъ даже поскользнулся на неотмерзшей мостовой и глухой стукъ, сопровождаемый быстрымъ движеніемъ фонаря сверху внизъ, возвѣстилъ Бюсси, что ночной путникъ, нетвердо державшійся на ногахъ, нашелъ болѣе-вѣрный центръ тяжести.

Бюсси ощутилъ съ этой минуты то уваженіе, которое всѣ благородные люди питаютъ къ запоздалымъ пьяницамъ, и готовился уже идти подать помощь этому служителю Бахуса, какъ говорилъ поэтъ Ронсаръ, какъ увидѣлъ, что фонарь поднялся съ быстротою, доказывавшею въ хозяинѣ его твердость, какой нельзя было предполагать прежде.

-- А-га! проговорилъ Бюсси:-- видно еще приключеніе.

И такъ-какъ фонарь все болѣе и болѣе приближался и направлялся прямо къ нему, то онъ еще далѣе спрятался въ уступъ двери.

Фонарь приблизился еще на десять шаговъ, и тогда Бюсси, по свѣту, распространяемому имъ, замѣтилъ странное обстоятельство: у человѣка, несшаго фонарь, были завязаны глаза.

-- Pardieu! сказалъ Бюсси про-себя:-- вотъ странная идея играть въ жмурки съ фонаремъ, въ такое время и по такой грязи! Ужь не грезится ли мнѣ опять?

Человѣкъ съ фонаремъ ступилъ еще пять или шесть шаговъ.

-- Господи! подумалъ Бюсси: -- да онъ никакъ что-то бормочетъ. Стало-быть, это не пьяница и не сумасшедшій: это математикъ, ищущій разрѣшенія какой-нибудь задачи.

Такое мнѣніе было внушено наблюдателю послѣдними словами, произнесенными человѣкомъ съ фонаремъ:

-- Четыреста-восемьдесятъ-восемь, четыреста-восемьдесятъ-девять, четыреста-девяносто, бормоталъ человѣкъ съ фонаремъ:-- должно быть здѣсь.

И тогда таинственный незнакомецъ, приподнявъ повязку, пошелъ прямо къ дому, противъ котораго находился.

Подошедъ къ двери, онъ сталъ внимательно разсматривать ее.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ:-- не здѣсь.

Потомъ опустилъ повязку и пошелъ далѣе.

-- Четыреста-девяносто-одинъ, четыреста-дсвяносто-два, четыреста-девяносто-гри, четыреста-девяносто-четыре... должно быть здѣсь.

И онъ опять поднялъ повязку и, остановившись противъ двери, находившейся возлѣ той, у которой Бюсси былъ спрятанъ, сталъ осматривать ее съ тѣмъ же вниманіемъ.

-- Гм! сказалъ онъ: -- кажется, здѣсь; нѣтъ... а впрочемъ... нѣтъ, нѣтъ! Эти проклятыя двери всѣ похожи одна на другую.

-- Я замѣтилъ то же самое, подумалъ Бюсси: -- сходство нашихъ замѣчаній заставляетъ меня уважать математика.

Математикъ опустилъ повязку и продолжалъ:

-- Четырегта-девяносто-пять, четыреста-девяносто-шесть, четыреста-девяносто-семь, четыреста-девяносто-восемь, четыреста-девяносто-девять... если теперь противъ меня дверь, такъ это должна быть именно та, которую я ищу.

Точно, противъ него была дверь, и именно та самая, у которой былъ спрятанъ Бюсси; а потому, когда математикъ поднялъ и повязку и фонарь, то встрѣтился лицомъ-къ-лицу съ Бюсси.

-- Ну, что? спросилъ Бюсси.

-- О! вскричалъ незнакомецъ, отступивъ шагъ назадъ.

-- Э, старый знакомый! вскричалъ Бюсси.

-- Не можетъ быть! вскричалъ незнакомецъ.

-- Оно такъ, да только очень-странно. Такъ это вы, докторъ?

-- А вы раненный?

-- Точно.

-- Боже! какой случай!

-- Вы докторъ, продолжалъ Бюсси:-- перевязывавшій вчера дворянину рану въ боку...

-- Въ правомъ.

-- Именно; я васъ сейчасъ узналъ; у васъ такая легкая и вмѣстѣ искусная рука.

-- Ахъ! я не надѣялся встрѣтить васъ здѣсь.

-- Чего же вы искали?

-- Домъ.

-- А! сказалъ Бюсси: -- вы искали домъ?

-- Да.

-- Развѣ вы его не знаете?

-- Какъ же мнѣ его знать, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- коли меня провели съ завязанными глазами.

-- Слѣдовательно, вы теперь увѣрены, что были въ этомъ домѣ?

-- Въ этомъ, или одномъ изъ сосѣднихъ, навѣрное не знаю, потому-что самъ ищу его.

-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ не пригрезилось, сказалъ Бюсси.

-- Пригрезилось? Что такое?

-- Надобно вамъ сказать, другъ мой, что мнѣ казалось, будто все это приключеніе, исключая, разумѣется, раны, была мечта.

-- Знаете ли, что слова ваши нисколько не удивляютъ меня!

-- Отъ-чего?

-- Я былъ увѣренъ, что тутъ кроется какая-нибудь тайна.

-- Да, другъ мой, и тайна, которую вы поможете мнѣ открыть, не правда ли?

-- Охотно.

-- Но прежде всего два слова.

-- Говорите.

-- Какъ васъ зовутъ?

-- Я охотно отвѣчу вамъ на этотъ вопросъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Хотя мнѣ очень-хорошо извѣстно, что, по модѣ и по законамъ общежитія, мнѣ слѣдовало бы при подобномъ вопросѣ подбочениться, закинуть назадъ голову и спросить: "А васъ самихъ какъ зовутъ, почтеннѣйшій?" Но вы вооружены длинной шпагой, а со мной кромѣ ланцета ничего нѣтъ. Вы похожи на благороднаго дворянина, а меня можно принять за бродягу, потому-что я промокъ до костей и загрязнился по поясъ. Итакъ, я рѣшаюсь откровенно отвѣчать на вашъ вопросъ: меня зовугъ Реми ле-Годуэнъ.

-- Прекрасно. Благодарю васъ. А я -- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.

-- Бюсси д'Амбуазъ! герой Бюсси! вскричалъ молодой докторъ съ восторгомъ.-- Какъ? вы тотъ знаменитый Бюсси, тотъ капитанъ, который... котораго... о!

-- Я самъ, скромно отвѣчалъ дворининъ.-- И такъ-какъ теперь мы знаемъ другъ друга, то покорнѣйше васъ прошу удовлетворить моему любопытству...

-- Сейчасъ, сейчасъ. Я такъ запачкался, что, подобно Эпаминонду-Ѳивянину, долженъ буду просидѣть дня три въ своей комнатѣ, не имѣя другаго платья... Но извините, вы, кажется, изволили спрашивать меня о чемъ-то...

-- Да, я желалъ знать, какъ вы попали въ этотъ домъ?

-- Очень-простымъ и вмѣстѣ непонятнымъ образомъ. Я вамъ это сейчасъ объясню, сказалъ молодой человѣкъ.

-- Пожалуйста.

-- Ахъ, извините, графъ... Я такъ разстроенъ, такъ изумленъ, что даже забылъ, что говорю съ графомъ.

-- Ничего, продолжайте.

-- Изволите видѣть, графъ, что со мною случилось: я живу въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отсюда. Я бѣдный ученикъ хирургіи и, увѣряю васъ, уже довольно-хорошо знаю свое дѣло.

-- Я это извѣдалъ по опыту.

-- Я прилежно учился, и учусь, продолжалъ молодой человѣкъ: -- а больныхъ у меня нѣтъ. Меня зовутъ Реми ле-Годуэнъ; Реми по имени, а ле-Годуэнъ потому, что я родился въ Нантельё-ле-Годуэнъ. Дней семь или восемь назадъ, за Арсеналомъ, какой-то человѣкъ былъ раненъ ножомъ; я зашилъ ему рану въ животѣ и очень-ловко упряталъ кишки, которыя полѣзли-было наружу. Это составило мнѣ нѣкоторую репутацію, которой я обязанъ тѣмъ, что въ прошлую ночь меня разбудилъ нѣжненькій голосокъ.

-- Женскій? вскричалъ Бюсси.

-- Да; но берегитесь, графъ; не смотря на всю простоту свою, я узналъ, что это былъ голосъ служанки. Впрочемъ, это очень-натурально: съ этими голосами я болѣе знакомъ, нежели съ голосами знатныхъ дамъ.

-- Что же вы сдѣлали?

-- Я всталъ и отворилъ дверь; но едва вышелъ въ сѣни, какъ двѣ ручки, не слишкомъ-нѣжныя, но и не слишкомъ-жесткія, завязали мнѣ глаза.

-- Ничего не говоря? спросилъ Бюсси.

-- Ничего. Она сказала мнѣ:-- Пойдемте; не старайтесь узнавать, куда идете; будьте скромны; вотъ вамъ награда.

-- Какая же была награда?

-- Кошелекъ, набитый пистолями, который она вложила мнѣ въ руку.

-- А-га! Что жь вы отвѣчали?

-- Я отвѣчалъ, что готовъ слѣдовать за миленькой проводницей... Я не зналъ, мила ли она, но во всякомъ случаѣ этотъ комплиментъ не могъ испортить дѣла.

-- И вы послѣдовали за нею безъ возраженій, не требуя никакого обезпеченія въ своей безопасности?

-- Я часто читалъ подобныя исторіи въ книгахъ и всегда замѣчалъ, что онѣ кончались чѣмъ-нибудь пріятнымъ для врача. Слѣдовательно, я, какъ имѣлъ уже честь докладывать, пошелъ за служанкой; меня вели по твердой дорогѣ; морозило, и я сосчиталъ пятьсотъ-два шага.

-- Хорошо, сказалъ Бюсси:-- вы поступили благоразумно; слѣдовательно, вы остановились у этой двери?

-- Я полагаю, потому-что сосчиталъ до четырех-сотъ девятидесяти-девяти шаговъ; если только хитрая дѣвчонка не заставила меня нарочно покружиться, въ чемъ я ее очень подозрѣваю.

-- Да; но предположимъ даже, что она приняла эту предосторожность, сказалъ Бюсси: -- не-уже-ли она не дала вамъ чего-нибудь замѣтить, не произнесла какого-нибудь имени?

-- Никакого.

-- И вы сами ничего не замѣтили?

-- Я замѣтилъ все, что можно было замѣтить пальцами, служащими иногда вмѣсто глазъ... то-есть: дверь, обитую гвоздями; за дверью корридоръ; въ концѣ корридора лѣстницу.

-- На-лѣво?

-- Да. Я даже сосчиталъ ступени.

-- Сколько?

-- Двѣнадцать!

-- И потомъ прямо входъ?

-- Нѣтъ; кажется, сперва былъ корридоръ, потому-что три раза отворялись двери.

-- Хорошо.

-- Потомъ я услышалъ голосъ... Ахъ! это ужь былъ голосъ госпожи... нѣжный, пріятный голосокъ.

-- Да, да, это быль ея голосъ.

-- Ея?

-- Я въ томъ увѣренъ.

-- Вы счастливѣе меня, потому-что хоть въ чемъ-нибудь увѣрены. Потомъ меня толкнули въ комнату, въ которой вы лежали, и мнѣ позволили снять повязку.

-- Такъ, такъ.

-- Тогда я увидѣлъ васъ.

-- Гдѣ я былъ?

-- На постели.

-- Съ бѣлыми камковыми занавѣсами, шитыми золотомъ?

-- Да.

-- Въ комнатѣ съ обоями?

-- Да.

-- И съ расписаинымъ потолкомъ?

-- Точно-такъ. Между двумя окнами...

-- Портретъ.

-- Именно.

-- Портретъ восьмнадцати или двадцати-лѣтней дѣвушки.

-- Да.

-- Блондинки?

-- Такъ.

-- Прелестной, какъ ангелъ?

-- Еще прелестнѣе!

-- Правда! Что жь вы сдѣлали?

-- Я перевязалъ вамъ рану.

-- И очень-искусно.

-- Какъ умѣлъ!

-- Прекрасно перевязали, другъ мой, прекрасно! потому-что сегодня утромъ рана почти закрылась.

-- Благодаря бальзаму, мною-самимъ составленному и изумительному въ подобныхъ случахъ! Сколько разъ, не имѣя кого лечить, я самъ наносилъ себѣ раны, чтобъ испытать свой бальзамъ. И что же? Каждый разъ раны заживали въ два-три дня.

-- Любезный мосьё Реми, вскричалъ Бюсси: -- вы человѣкъ драгоцѣнный, и я сердечно полюбилъ васъ. Но говорите: что жь было далѣе?

-- Потомъ съ вами опять сдѣлался обморокъ. Голосъ безпрестанно спрашивалъ меня объ васъ.

-- Откуда?

-- Изъ сосѣдней комнаты.

-- Такъ-что вы не видали хозяйки?

-- Не видалъ.

-- Что же вы отвѣчали ей?

-- Я отвѣчалъ, что рана не опасна, и что черезъ сутки не будетъ и слѣдовъ ея.

-- Что же она?

-- Она была въ восторгѣ, потому-что вскричала; Какое счастье, Боже мой!

-- Она сказала: какое счастье?

-- Сказала.

-- Мосьё Реми, я беру васъ подъ свое покровительство. Но далѣе, далѣе...

-- Далѣе все было кончено; рана ваша была перевязана; мнѣ нечего было больше дѣлать, и голосъ сказалъ: "мосьё Реми..."

-- Голосъ зналъ, какъ васъ зовутъ?

-- Конечно; въ-слѣдствіе заслуженной мною репутаціи послѣ излеченія раны, о которой я вамъ говорилъ.

-- Правда, правда. И такъ, голосъ сказалъ вамъ: "мосьё Реми..."

-- "Будьте благороднымъ человѣкомъ; не измѣняйте бѣдной женщинѣ, которую увлекло человѣколюбіе; надѣньте опять повязку и удалитесь, не стараясь узнать, гдѣ вы были."

-- И вы обѣщали?

-- Далъ честное слово.

-- И сдержали его?

-- Какъ видите, наивно отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- иначе я не сталъ бы искать двери.

-- Вы поступили прекрасно, какъ благородный человѣкъ, сказалъ Бюсси:-- и хотя внутренно я бѣшусь, но не могу не сказать вамъ: дайте мнѣ вашу руку, мосьё Реми.

И Бюсси дружески протянулъ руку къ мололому доктору.

-- Графъ... сказалъ Реми съ замѣшательствомъ.

-- Давайте, давайте; вы дворянинъ по сердцу.

-- Графъ, сказалъ Реми: -- я почту за величайшую честь пожать руку храброму Бюсси д'Амбуазу... но сперва я долженъ объяснить вамъ, зачѣмъ ищу домъ.

-- Зачѣмъ?

-- Въ кошелькѣ было десять пистолей.

-- Ну?

-- Это слишкомъ-много для человѣка, который беретъ по пяти су за визитъ, и то только въ такомъ случаѣ, если ему могутъ заплатить; а потому я хотѣлъ...

-- Возвратить деньги?

-- Да.

-- Любезный Реми, вы черезъ-чуръ совѣстливы, клянусь вамъ; вы заслужили эти деньги, и онѣ принадлежатъ вамъ по праву.

-- Вы думаете? сказалъ Реми, весьма-довольный.

-- Увѣряю васъ; только не эта дама должна платить вамъ, потому-что я ея не знаю, и она меня не знаетъ.

-- Слѣдовательно, я долженъ же отдать деньги...

-- Пожалуй; но я у васъ въ долгу.

-- Вы?

-- Да, и заплачу свой долгъ. Что вы дѣлаете въ Парижѣ? говорите... Разскажите мнѣ всѣ свои обстоятельства, мой добрый мсьё Реми.

-- Что я дѣлаю въ Парижѣ? Покуда ничего; но еслибъ у меня были паціенты, я бы не сидѣлъ сложа руки.

-- Прекрасно! Я сейчасъ дамъ вамъ паціента: хотите лечить меня? Вамъ будетъ много дѣла, увѣряю васъ! Не проходитъ дня, чтобъ я не изуродовалъ кого-нибудь, или чтобъ мнѣ самому не досталось. Скажите же... хотите ли взяться чинить прорѣхи, которыя мнѣ будутъ дѣлать, или которыя я буду дѣлать?

-- Ахъ, графъ! сказалъ Реми: -- я не достоинъ этой чести...

-- Нѣтъ, чортъ возьми! такихъ людей, какъ вы, немного. А у васъ рука легка, какъ у женщины; притомъ же, вашъ бальзамъ...

-- Графъ!

-- Вы будете жить у меня... у васъ будетъ своя квартира, свои люди. Соглашайтесь, или, клянусь честью, вы оскорбите меня. Впрочемъ, дѣло ваше не кончено: вы должны сдѣлать мнѣ еще перевязку.

-- Графъ, отвѣчалъ молодой докторъ: -- я такъ счастливъ, что не умѣю выразить своей признательности. Я буду трудиться... у меня будутъ паціенты!

-- Нѣтъ, не будутъ, потому-что я беру васъ для себя-одного... и, разумѣется, для друзей моихъ. Но скажите: больше вы ничего не помните?

-- Ничего.

-- Такъ объясните мнѣ одно обстоятельство. Вы, какъ человѣкъ наблюдательный, осторожный, ощупывающій стѣны, изучающій голоса, можетъ-быть, скажете мнѣ, какимъ образомъ я попался изъ этого дома на край рва близь Тампля?

-- Вы!

-- Да, я... Вы не помогали переносить меня?

-- Нисколько! Я даже воспротивился бы этому, потому-что холодъ могъ повредить вамъ.

-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Бюсси:-- я рѣшительно теряюсь. Не хотите ли вы еще поискать со мною?

-- Все, что вамъ угодно, графъ; но я боюсь, что трудъ нашъ будетъ напрасенъ. Здѣсь всѣ домы похожи одинъ на другой.

-- Такъ мы посмотримъ днемъ, сказалъ Бюсси.

-- Да; но днемъ насъ самихъ увидятъ.

-- Такъ надо будетъ вывѣдать?

-- Будемъ вывѣдывать, графъ.

-- И вывѣдаемъ! Повѣрь мнѣ, Реми; насъ теперь двое, и я увѣренъ, что это не мечта, а дѣйствительность. Это уже много.

XII.

Что за человѣкъ былъ обер-егермейстеръ Бріанъ де-Монсоро.

Бюсси волновала не радость, а восторгъ, когда онъ убѣдился, что мечта его не была мечтою, и что прелестная блондинка въ-самомъ-дѣлѣ оказала ему великодушное гостепріимство, о которомъ сердце его сохранило неясное воспоминаніе.

Онъ рѣшился не отпускать отъ себя молодаго человѣка, котораго возвелъ въ званіе своего домашняго доктора. Не смотря на то, что Реми былъ ужасно выпачканъ, онъ долженъ былъ сѣсть съ нимъ въ носилки; Бюсси боялся отпустить его, чтобъ и онъ не исчезъ, какъ видѣніе; онъ рѣшился взять его къ себѣ, запереть на ночь, и выпустить на свободу только къ утру.

Во все время возвратнаго пути, графъ допрашивалъ молодого человѣка; но отвѣты все оставались въ томъ тѣсномъ кругу, который мы указали. Реми-ле-Годуэнъ зналъ не болѣе Бюсси.

Но для человѣка, въ сердцѣ котораго раждается любовь,-- а въ сердцѣ Бюсси она развивалась видимо,-- пріятно бесѣдовать о любимой женщинѣ; правда, Реми не видалъ этой женщины, но это была еще выгода для Бюсси, потому-что онъ могъ описывать ему ея прелести.

Бюсси былъ очень-расположенъ пробесѣдовать всю ночь о незнакомой красавицѣ; но Реми, вступивъ въ свою новую должность, началъ съ того, что приказалъ раненному лечь спать; усталость то же совѣтовала ему, и онъ повиновался.

Однакожь, Бюсси прежде самъ проводилъ своего новаго врача въ квартиру, состоявшую изъ трехъ комнатъ, которую онъ самъ нѣкогда занималъ; потомъ, удостовѣрившись, что молодой докторъ, довольный своей новой квартирой и счастіемъ, посланнымъ ему Провидѣніемъ, не уйдетъ тихонько изъ дома, вошелъ въ великолѣпную квартиру, которую занималъ въ первомъ этажѣ.

Проснувшись на другое утро, онъ увидѣлъ возлѣ своей кровати Реми. Молодой докторъ все еще не вѣрилъ своему счастію и ждалъ пробужденія Бюсси, чтобъ удостовѣриться, не грезилось ли ему самому.

-- Какъ вы себя чувствуете? спросилъ онъ Бюсси.

-- Прекрасно, мой любезный эскулапъ; довольны ли вы сами?

-- Такъ доволенъ, великодушный покровитель мой, что не помѣняюсь даже съ королемъ Генрихомъ III, хотя онъ теперь, какъ кажется, собирается прямо въ рай; но дѣло не въ томъ; надобно осмотрѣть вашу рану.

-- Осмотрите.

И Бюсси поворотился бокомъ, чтобъ молодой хирургъ могъ лучше снять повязку.

Все шло какъ-нельзя-лучше; рана закрылась. Бюсси спалъ какъ человѣкъ вполнѣ-счастливый; сонъ и счастіе помогли хирургу, такъ-что ему почти ничего не оставалось дѣлать.

-- Что вы скажете, мой добрый Реми?

-- Я не смѣю сознаться, что вы почти здоровы, боясь, чтобъ вы не отослали меня домой, въ мою квартирку, въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отъ таинственнаго дома...

-- Который мы отъищемъ, не правда ли, Реми?

-- Надѣюсь.

-- И такъ, другъ мой, сегодня ты долженъ...

-- Простите! вскричалъ Реми, со слезами на глазахъ:-- вы, кажется, сказали мнѣ ты?

-- Реми, я говорю ты людямъ, которыхъ люблю. Тебѣ это непріятно?

-- Напротивъ, вскричалъ молодой человѣкъ, стараясь схватить руку Бюсси и поцаловать ее:-- напротивъ! Я думалъ, что мнѣ только послышалось. О, мосьё де-Бюсси! я сойду съ ума отъ радости!

-- Не надобно, другъ мой; я хочу, чтобъ и ты полюбилъ меня хоть немного; хочу, чтобъ ты былъ у меня домашнимъ человѣкомъ и сегодня же переселился ко мнѣ совсѣмъ; мнѣ же ты долженъ позволить присутствовать при врученіи жезла новому придворному обер-егермейстеру {При вступленіи въ это званіе, егермейстеру вручали жезлъ -- estorluaire, который онъ долженъ былъ подавать королю на охотѣ въ лѣсу, для отклоненія сучьевъ при скачкѣ въ галопъ.}.

-- Ахъ! сказалъ Реми: -- это еще опасно.

-- Ничего; обѣщаюсь тебѣ быть осторожнымъ.

-- Но вѣдь вы должны быть на лошади?

-- Непремѣнно.

-- Есть ли у васъ спокойная лошадь?

-- У меня ихъ четыре.

-- Ну, такъ возьмите ту, на которой вы позволили бы ѣхать той особѣ... знаете... гдѣ портретъ..?

-- Знаю ли? Еще бы! Реми, ты проложилъ себѣ навѣки дорогу къ моему сердцу; я ужасно боялся, что ты не позволишь мнѣ ѣхать на сегодняшную охоту, или на этотъ охотничій церемоніалъ, на которомъ будутъ всѣ придворныя дамы и съѣдутся многія изъ горожанокъ. Ты понимаешь, что мой портретъ непремѣнно долженъ принадлежать ко двору, -- либо это горожанка. Простой мѣщанкой она быть не можетъ: роскошь и изящество ея дома доказываютъ, что она или знатная, или богатая женщина... Я, можетъ-быть, встрѣчу ее!

-- Все возможно, философически отвѣчалъ Реми.

-- Да; только дома нельзя узнать, со вздохомъ возразилъ Бюсси.

-- Еще труднѣе будетъ войдти въ него, прибавилъ Реми.

-- О, только бы найдти!.. О томъ, какъ войдти, я всегда думаю только тогда, когда уже войду, сказалъ Бюсси:-- впрочемъ, у меня есть вѣрное средство.

-- Какое?

-- Я дамъ себя еще разъ ранить.

-- Прекрасно, сказалъ Реми: -- это подаетъ мнѣ надежду, что вы оставите меня при себѣ.

-- Не безпокойся, сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я знакомъ съ тобою уже лѣтъ двадцать, и, клянусь честью, никогда не разстанусь съ тобою.

Доброе лицо молодаго доктора просіяло невыразимою радостью.

-- Итакъ рѣшено, сказалъ онъ:-- вы ѣдете на охоту, чтобъ отъискивать красавицу, а я отправлюсь сперва въ улицу Ботрельи и потомъ пойду узнавать домъ.

-- Забавно было бы, сказалъ Бюсси:-- еслибъ и твои и мои поиски увѣнчались успѣхомъ.

Бюсси и Реми разстались не какъ господинъ и подчиненный, а какъ два друга.

Въ Венсеньскомъ-Лѣсу была назначена большая охота по случаю вступленія въ новую должность Бріана де-Монсоро, недавно пожалованнаго въ обер-егермейстеры. Религіозная процессія и внезапное покаяніе короля заставляли всѣхъ сомнѣваться въ томъ, будетъ ли онъ лично присутствовать на этой охотъ, потому-что когда на него находили подобныя минуты, онъ по цѣлымъ недѣлямъ не выходилъ изъ Лувра, а иногда поступалъ даже въ монастырь; но къ величайшему изумленію двора, около девяти часовъ утра всѣ узнали, что король уѣхалъ въ Венсеньскій-Замокъ и охотился за оленями съ своимъ братомъ, герцогомъ анжуйскимъ, и всѣмъ дворомъ.

Мѣсто сходки было назначено у Лощины-Короля-св.-Лудовика. Такъ называли въ то время перекрестокъ, гдѣ находился еще, какъ говорятъ, знаменитый дубъ, возлѣ котораго король-мученикъ творилъ судъ и расправу. Всѣ уже собрались въ девять часовъ утра, когда новый сановникъ, предметъ общаго любопытства и почти никому незнакомый при дворѣ, явился на красивомъ ворономъ конѣ своемъ.

Всѣ взоры обратились на него.

Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати-пяти, высокій ростомъ; рябое и покрытое красными пятнами лицо его производило непріятное впечатлѣніе и заставляло внимательнѣе его разсматривать, что рѣдко располагаетъ въ пользу того, кого разсматриваютъ. Къ сочувствію располагаетъ обыкновенно первый взглядъ: открытый взоръ и прямодушная улыбка симпатически вызываютъ такой же взоръ и такую же улыбку.

На немъ было зеленое полукафтанье, вышитое по швамъ серебромъ; серебряный поясъ съ вышитымъ гербомъ короля, токъ съ длиннымъ перомъ; въ лѣвой рукѣ нѣчто въ родѣ палицы, а въ правой жезлъ, который онъ долженъ былъ вручить королю.

Мосьё де-Монсоро имѣлъ мужественную грозную, но ужь нисколько не красивую наружность.

-- Фи! какого урода вы привезли намъ изъ своей провинціи, ваше высочество, сказалъ Бюсси герцогу анжуйскому: -- такъ за такими-то дворянами вы ѣздите въ глушь? Чортъ возьми! во всемъ Парижѣ не найдешь такой непріятной физіономіи, хотя у насъ ихъ и много! Говорятъ,-- я повторяю только то, что слышалъ,-- говорятъ, будто-бы ваше высочество изволили настоятельно требовать, чтобъ король принялъ этого обер-егермейстера.

-- Графъ де-Монсоро служилъ мнѣ вѣрой и правдой, отрывисто отвѣчалъ герцогъ анжуйскій:-- я вознаграждаю его.

-- Хорошо сказано, ваше высочество; признательность ваша тѣмъ достойнѣе, что мы рѣдко встрѣчаемъ ее; но если онъ не имѣетъ другаго достоинства, такъ мнѣ кажется, что и я служилъ вамъ вѣрой и правдой, и смѣю доложить, мнѣ болѣе былъ бы къ-лицу костюмъ обер-егермейстера, нежели этому привидѣнію... Ахъ! да у него рыжая борода. Я и не замѣтилъ этого: однимъ достоинствомъ болѣе!

-- Я не зналъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій: -- что надобно походить на Аполлона или Антиноя, чтобъ занимать мѣсто при дворѣ.

-- Ваше высочество не знали этого? спросилъ Бюсси съ величайшимъ хладнокровіемъ: -- странно!

-- Я предпочитаю сердце лицу, отвѣчалъ принцъ:-- оказанныя услуги важнѣе обѣщанныхъ.

-- Простите за любопытство, ваше высочество, продолжалъ Бюсси: -- но мнѣ бы очень хотѣлось знать, какія услуги оказалъ вамъ де-Монсоро?

-- А, Бюсси! съ колкостью отвѣчалъ герцогъ:-- вы правду сказали -- вы любопытны... слишкомъ-любопытны.

-- Вотъ вы каковы, принцъ! воскликнулъ Бюсси съ обыкновенною своею смѣлостью.-- Вы сами любите разспрашивать и требуете, чтобъ вамъ отвѣчали; а спроси васъ, такъ ни слова не добьешься.

-- Правда, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- но если ты хочешь знать, за что я покровительствую Монсоро, я дамъ тебѣ средство узнать.

-- Какое?

-- Спроси самого Монсоро.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ! вскричалъ Бюсси.-- Вы правы! Тѣмъ болѣе, что съ нимъ, какъ съ простымъ дворяниномъ, я чиниться не стану, и если онъ мнѣ не дастъ отвѣта, такъ...

-- Что же?

-- Такъ я ему скажу, что онъ невѣжа.

И, обратившись съ этими словами къ принцу спиною. Бюсси, не разсуждая, снялъ шляпу и при всѣхъ приблизился къ Монсоро, который, сидя на конѣ посреди круга, образовавшагося около него и будучи центромъ всѣхъ взоровъ, ожидалъ съ удивительнымъ хладнокровіемъ, чтобъ король избавилъ его, наконецъ, отъ этого непріятнаго положенія.

Когда онъ увидѣлъ Бюсси, приближающагося съ открытымъ, веселымъ, улыбающимся лицомъ, то и его лицо приняло менѣе-серьёзное выраженіе.

-- Простите, сказалъ Бюсси:-- но я вижу, что вы здѣсь совершенно одни. Не-уже-ли милость, которою вы пользуетесь, доставила вамъ уже столько враговъ, сколько вы могли имѣть друзей за недѣлю до вступленія въ это званіе?

-- Не знаю навѣрное, графъ, но объ закладъ биться готовъ, отвѣчалъ де-Монсоро.-- Позвольте, однакожь, мнѣ узнать, чему я обязанъ честію, которую вы мнѣ оказываете, нарушая мое уединеніе?

-- Гому восторгу, смѣло отвѣчалъ Бюсси: -- который герцогъ анжуйскій внушилъ мнѣ къ вамъ.

-- Какимъ образомъ?

-- Разсказавъ тотъ подвигъ, за который вы пожалованы обер-егермейстеромъ.

Монсоро страшно поблѣднѣлъ. Онъ бросилъ на Бюсси взглядъ, предвѣщавшій сильную грозу.

Бюсси замѣтилъ тогда, что сдѣлалъ ошибку; но онъ не любилъ отступать; напротивъ, онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые нескромность поправляютъ дерзостью.

-- Вы говорите, отвѣчалъ обер-егермейстеръ:-- что герцогъ разсказалъ вамъ мой послѣдній подвигъ?

-- Да, отвѣчалъ Бюсси:-- разсказалъ очень-подробно; это самое внушило мнѣ непреодолимое желаніе услышать разсказъ о томъ же подвигѣ отъ васъ самихъ.

Монсоро сжалъ жезлъ въ рукахъ своихъ, какъ-бы желая употребить его оружіемъ противъ Бюсси.

-- Parbleu! сказалъ онъ: -- я готовъ бы былъ исполнить ваше желаніе; но вотъ король... Однакожь, если вамъ угодно, то послѣ я буду къ вашимъ услугамъ.

И точно, король, на своемъ любимомъ гнѣдомъ конѣ, быстро приближался къ лощинѣ.

Бюсси оглянулся и встрѣтилъ взглядъ герцога анжуйскаго; на лицѣ его была одна изъ самыхъ злобныхъ его улыбокъ.

-- Господинъ и слуга, подумалъ Бюсси:-- дѣлаютъ оба очень-нехорошую гримасу, когда смѣются; каково же должно быть, когда они плачутъ?

Король любилъ открытыя, пріятныя лица; а потому Монсоро ему не понравился. Не смотря на то, онъ довольно-ласково принялъ жезлъ, который обер-егермейстеръ подалъ ему, преклонивъ, по обычаю, одно колѣно.

Немедленно за тѣмъ, пикёры возвѣстили, что олень былъ загнанъ, и охота началась.

Бюсси нарочно сталъ съ боку, чтобъ видѣть всѣхъ, скакавшихъ мимо; онъ разсматривалъ всѣхъ женщинъ, но тщетно: между ними были хорошенькія, прелестныя, очаровательныя; но милаго существа, котораго искалъ онъ, не было.

Бюсси присоединился къ друзьямъ своимъ. Антраге, вѣчно веселый и беззаботный, разогналъ скуку своего друга.

-- Новый обер-егермейстеръ нашъ очень-некрасивъ, сказалъ онъ Бюсси: -- не правда ли?

-- Я нахожу его отвратительнымъ; хороша должно быть семья его! Покажи мнѣ его жену.

-- Онъ не женатъ, возразилъ Антраге.

-- Почему ты знаешь?

-- Потому-что мадамъ де-Ведронъ находитъ его красавцемъ и охотно взяла бы его себѣ въ четвертые мужья, какъ Лукреція Борджіа взяла графа д'Эсте. Посмотри, какъ она гонится на своей пѣгой лошади за воронымъ конемъ мосьё Монсоро.

-- А какихъ онъ имѣній владѣтель? спросилъ Бюсси.

-- Разныхъ.

-- Гдѣ они?

-- Въ Анжу.

-- Онъ богатъ?

-- Говорятъ; но это все достоинство его., онъ изъ мелкаго дворянства.

-- А кто его возлюбленная?

-- У него нѣтъ возлюбленной; онъ хочетъ быть оригиналомъ... Но тебя, кажется, зоветъ герцогъ анжуйскій; ступай скорѣе.

-- Подождетъ!.. Этотъ Монсоро сильно возбуждаетъ мое любопытство... Я нахожу его страннымъ. Мнѣ кажется, -- самъ не знаю отъ-чего, -- но мнѣ кажется, что мнѣ прійдется имѣть съ нимъ дѣло. И притомъ, что за имя, Монсоро!

-- Мон-де-ла-Суро, возразилъ Антраге: -- вотъ происхожденіе этого имени; это мнѣ растолковалъ сегодня утромъ мой старый аббатъ: Mons Soricis.

-- Странное имя!

-- Ахъ, постой! вскричалъ вдругъ Антраге.

-- Что такое?

-- Ливаро долженъ знать...

-- Кого?

-- Фамилію Mons Soricis. Они сосѣди по владѣніямъ.

-- Не-уже-ли? Надобно сейчасъ спросить его. Эй, Ливаро!

Ливаро приблизился.

-- Скорѣе, сюда, Ливаро!... Что Монсоро?

-- Какъ что?

-- Разскажи намъ, что за люди эти Монсоро?

-- Охотно.

-- Долго будешь разсказывать?

-- Нѣтъ, недолго. Въ трехъ словахъ я объясню вамъ, что знаю и что думаю про него... Я боюсь его!

-- Хорошо! Это касается до тебя. Разскажи же намъ теперь,-- что до него касается.

-- Слушай!.. Однажды вечеромъ...

-- Страшно начинается, сказалъ Анграге.

-- Не мѣшай же!-- Однажды вечеромъ я возвращался отъ своего дяди черезъ Меридорскій-Лѣсъ. Этому будетъ мѣсяцевъ шесть; вдругъ слышу ужасный крикъ и вижу, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меня скачетъ бѣлая осѣдланная лошадь; всадника на ней не было; я поскакалъ за нею и на концѣ длинной аллеи, омраченной вечерними сумерками, вижу всадника на ворономъ копѣ: онъ не скакалъ, а летѣлъ. Еще разъ послышался страшный крикъ, и я замѣтилъ, что передъ нимъ лежала перекинутая черезъ сѣдло женщина, которой онъ старался зажать ротъ рукою. Со мной было охотничье ружье;.ты знаешь, что я стрѣляю обыкновенно довольно-мѣтко. Я прицѣлился и вѣрно подстрѣлилъ бы всадника, еслибъ ружье не дало осѣчки.

-- Что же потомъ? спросилъ Бюсси.

-- Потомъ я разспрашивалъ дровосѣка, что это былъ за человѣкъ, похищавшій женщинъ; дровосѣкъ отвѣчалъ, что это былъ мосьё де-Монсоро.

-- Такъ что жь за бѣда! сказалъ Антраге:-- похищать женщинъ позволительно; это водится, не правда ли, Бюсси?

-- Правда, отвѣчалъ Бюсси:-- но имъ по-крайней-мѣрѣ не мѣшаютъ кричать.

-- Кто же была женщина, которую онъ похищалъ? спросилъ Антраге.

-- Этого никто не зналъ.

-- Да! сказалъ Бюсси:-- онъ въ-самомъ-дѣлѣ человѣкъ весьма-любопытный...

-- Вѣрно то, сказалъ Ливаро:-- что о немъ идетъ ужасная молва.

-- Не разсказываютъ ли другихъ приключеній?

-- Нѣтъ, никакихъ; онъ никогда, впрочемъ, открыто и не дѣлалъ большаго зла; притомъ же, говорятъ, онъ очень-добръ, къ крестьянамъ -- хотя они, не смотря на эту доброту, боятся его какъ огня. На охотѣ онъ настоящій Нимвродъ, и король можетъ похвалиться, что теперь у него отличный обер-егермейстеръ. Онъ во всякомъ случаѣ будетъ лучше Сен-Люка, которому король назначалъ-было это мѣсто, по которому предпочли де-Монсоро, благодаря вліянію герцога анжуйскаго.

-- Однако ты видишь, что герцогъ продолжаетъ звать тебя, сказалъ Антраге.

-- Пускай зоветъ! Но кстати, знаете ли, что разсказываютъ про Сен-Люка?

-- Нѣтъ; онъ все еще въ плѣну у короля? спросилъ смѣясь Ливаро.

-- Вѣроятно, отвѣчалъ Антраге: -- если его нѣтъ здѣсь.

-- Совсѣмъ нѣтъ, друзья мои; онъ ускакалъ въ часъ ночью!

-- Куда?

-- Въ имѣніе жены своей.

-- Изгнанъ?

-- Кажется.

-- Не можетъ быть, чтобъ король рѣшился изгнать Сен-Люка.

-- Увѣряю тебя!

-- Отъ кого ты слышалъ?

-- Отъ самого маршала де-Бриссака.

-- Вотъ любопытная новость; это повредитъ Монсоро.

-- О! знаю, вскричалъ Бюсси.

-- Что ты знаещь?

-- Угадалъ!

-- Да что жь ты угадалъ?

-- Какую услугу онъ оказалъ герцогу анжуйскому.

-- Сен-Люкъ?

-- Нѣтъ, Монсоро.

-- Не-уже-ли?

-- Да, чортъ возьми; вы сейчасъ увидите, ступайте за мною.

И Бюсси, вмѣстѣ съ Ливаро и д'Ангратомъ поскакалъ въ галопъ за герцогомъ анжуйскимъ, который, наскучивъ звать его знаками, поѣхалъ далѣе.

-- Ахъ, ваше высочество! вскричалъ Бюсси, догнавъ принца: -- что за драгоцѣнный человѣкъ этотъ Монсоро!

-- Не-уже-ли?

-- Удивительный!

-- Развѣ ты съ нимъ говорилъ? насмѣшливо спросилъ принцъ.

-- Конечно; притомъ онъ человѣкъ весьма-остроумный.

-- И ты спросилъ его, какую онъ мнѣ оказалъ услугу?

-- Разумѣется; вѣдь я только для того и подъѣхалъ къ нему.

-- И онъ тебѣ отвѣчалъ? спросилъ герцогъ разсмѣявшись.

-- Отвѣчалъ, и съ любезностью, за которую я ему душевно благодаренъ.

-- А что жь онъ тебѣ сказалъ, мой неустрашимый дворянинъ? спросилъ принцъ.

Тутъ Бюсси тихонько шепнулъ принцу намекъ на способность Монсоро похищать женщинъ...

Герцогъ еще болѣе нахмурился, съ яростію сжалъ кулаки и пустилъ коня въ такой бѣшеный галопъ, что Бюсси и друзья его остались позади.

-- А-га! сказалъ Антраге:-- ты, кажется, попалъ въ цѣль своей шуткой.

-- Тѣмъ болѣе, прибавилъ Ливаро:-- что не всѣ принимаютъ ее за шутку.

-- Чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я его кольнулъ въ самое сердце!

Минуту спустя, послышался голосъ герцога анжуйскаго.

-- Эй, Бюсси! гдѣ ты? кричалъ онъ: -- ступай сюда!

-- Здѣсь, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, приблизившись.

Принцъ громко хохоталъ.

-- Я вижу, что вы теперь только поняли мою шутку, сказалъ Бюсси.

-- Нѣтъ, Бюсси, я смѣюсь не тому, что ты мнѣ сказалъ.

-- Жаль; я желалъ бы заставить смѣяться принца, который не часто смѣется.

-- Я смѣюсь тому, мой бѣдный Бюсси, что ты хитришь и выдумываешь небывалыя исторіи, чтобъ допытаться до истины.

-- Совсѣмъ-нѣтъ, ваше высочество! Я сказалъ вамъ сущую правду!

-- Хорошо. Насъ теперь двое; разскажи же мнѣ подробнѣе твою исторійку; гдѣ ты узналъ ее?

-- Въ Меридорскомъ-Лѣсу, ваше высочество.

Герцогъ поблѣднѣлъ, по не сказалъ ни слова.

-- Теперь уже нѣтъ никакого сомнѣнія, подумалъ Бюсси:-- герцогъ замѣшанъ въ исторію похитителя на вороной лошади и несчастной жертвы.

-- Послушайте, ваше высочество, сказалъ Бюсси, смѣясь въ свою очередь отъ-того, что герцогъ пересталъ смѣяться: -- если есть нѣкотораго рода услуги, которыя нравятся вамъ болѣе другихъ, такъ научите насъ, и мы готовы вступить въ соперничество съ Монсоро.

-- Pardieu! охотно, сказалъ герцогъ:-- слушай, Бюсси, ты можешь оказать мнѣ услугу.

Принцъ отвелъ Бюсси въ сторону.

-- Слушай, сказалъ онъ: -- я случайно встрѣтилъ въ церкви прелестную женщину; такъ-какъ нѣкоторыя черты лица ея, закрытаго вуалемъ, напомнили мнѣ ту, которую я нѣкогда любилъ страстно, я пошелъ за нею и узналъ, гдѣ она живетъ. Служанка ея подкуплена, и у меня есть ключъ отъ ея дома.

-- До-сихъ-поръ я не вижу, чтобъ вы нуждались въ услугѣ.

-- Погоди! Говорятъ, она добродѣтельна, хотя свободна, молода и прелестна

-- А, ваше высочество, это невозможно!

-- Послушай, ты храбръ и любишь меня -- по-крайней-мѣрѣ, самъ увѣряешь, что любишь.

-- Не каждый день.

-- Ты храбръ не каждый день?

-- Нѣтъ; но люблю васъ не каждый день.

-- А!... а сегодня?

-- Пожалуй, полюблю, чтобъ угодить вашему высочеству. Извольте говорить.

-- Я хочу, чтобъ ты сдѣлалъ для меня то, что мы обыкновенно дѣлаемъ только для самихъ-себя.

-- Не прикажете ли поволочиться за васъ? спросилъ Бюсси.-- Вашему высочеству, вѣроятно, угодно удостовѣриться точно ли она такъ же добродѣтельна, какъ прелестна? Извольте, я согласенъ.

-- Нѣтъ, не то. Я хочу, чтобъ ты узналъ, не волочится ли кто-нибудь другой за нею.

-- Это менѣе пріятно и понятно. Объяснитесь...

-- Ты долженъ подсмотрѣть, кто тотъ мужчина, который ходитъ къ ней?

-- Такъ, стало-быть, къ ней ходитъ мужчина?

-- Я подозрѣваю.

-- Любовникъ? мужъ?

-- Не знаю; но во всякомъ случаѣ ревнивецъ.

-- Тѣмъ лучше, ваше высочество.

-- Отъ-чего же тѣмъ лучше?

-- Отъ-того, что у васъ уже однимъ затрудненіемъ меньше. Стало-быть, она не такъ добродѣтельна, какъ вы полагаете.

-- Это не утѣшительно. Но прежде всего я бы желалъ узнать, кто этотъ человѣкъ.

-- И вы на меня возлагаете это порученіе?

-- Да, если ты хочешь услужить мнѣ...

-- Вы пожалуете мнѣ мѣсто обер-егермейстера, когда на него будетъ ваканція?

-- Охотно, Бюсси! Тѣмъ охотнѣе, что я еще ничего не сдѣлалъ для тебя.

-- Не-уже-ли? Это вы теперь только замѣтили!

-- Я давно уже говорю это.

-- Да, но такъ, чтобъ никто не услышалъ.

-- Что жь, Бюсси?

-- Что угодно, ваше высочество?

-- Согласенъ ли ты?

-- Подсматривать за красавицей?

-- Да.

-- Признаюсь вашему высочеству, что это порученіе не очень мнѣ нравится и я охотно промѣнялъ бы его на другое.

-- Ты самъ предлагалъ услужить мнѣ, Бюсси, а теперь уже отказываешься?

-- Pardieu! Вы возлагаете на меня обязанность шпіона.

-- Совсѣмъ нѣтъ! я требую дружеской услуги; впрочемъ, не думай, что ты будешь безъ дѣла; прійдется, можетъ-быть, обнажить шпагу.

Бюсси покачалъ головой.

-- Ваше высочество, сказалъ онъ:-- есть вещи, которыя каждый долженъ дѣлать самъ для себя, чтобъ онѣ не были непріятны.

-- Слѣдовательно, ты отказываешься?

-- Отказываюсь, ваше высочество.

Герцогъ насупилъ брови.

-- Такъ я послѣдую твоему совѣту, сказалъ онъ: -- я самъ пойду, и если буду убитъ или раненъ, то скажу, что просилъ друга своего, Бюсси, взять на себя эту маленькую непріятность и что въ первый разъ въ жизнь свою Бюсси былъ остороженъ.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси:-- сказали мнѣ однажды вечеромъ: "я ненавижу миньйоновъ короля, которые не упускаютъ случая насмѣхаться надъ нами; сходи-ка на свадьбу къ Сен-Люку, поссорься съ ними и избавь меня отъ котораго-нибудь изъ нихъ". Я пошелъ, ваше высочество; ихъ было пятеро; я былъ одинъ; я оскорбилъ ихъ; они сѣли въ засаду, всѣ пятеро разомъ напали на меня, убили мою лошадь; не смотря на то, я ранилъ двоихъ и чуть не разбилъ голову третьему. Сегодня вы поручаете мнѣ обидѣть женщину. Простите, ваше высочество, -- это выходитъ изъ разряда услугъ, которыя вы можете отъ меня требовать, и я отказываюсь.

-- Хорошо, сказалъ герцогъ: -- я пойду одинъ, или опять съ Орильи.

-- Опять! вскричалъ Бюсси, въ груди котораго невольно вздрогнуло сердце.-- Извините, но...

-- Что такое?

-- Не за ревнивцемъ ли вы подсматривали въ то время, когда увидѣли миньйоновъ, поджидавшихъ меня?

-- Именно.

-- Слѣдовательно, ваша незнакомая красавица живетъ близь Бастиліи? спросилъ Бюсси.

-- Противъ Церкви-св.-Екатерины.

-- А!

-- Въ такой части города, гдѣ лихо можно попасться подъ ножъ ревнивца...

-- Послѣ того вечера вы уже не были тамъ?

-- Былъ, вчера.

-- Что жь?

-- Я увидѣлъ человѣкѣ, который какъ-будто чего-то искалъ, и который, вѣроятно, замѣтивъ меня, сталъ возлѣ самой двери и не отходилъ уже оттуда.

-- Этотъ человѣкъ былъ одинъ?

-- Да, съ полчаса.

-- А потомъ?

-- Потомъ къ нему подошелъ другой человѣкъ съ фонаремъ.

-- А-га!

-- Только человѣкъ въ плащѣ... продолжалъ принцъ.

-- Плащъ былъ на первомъ? спросилъ Бюсси.

-- Да. Тогда человѣкъ въ плащѣ и человѣкъ съ фонаремъ стали разговаривать и, по-видимому, рѣшились остаться тутъ на всю ночь. Это надоѣло мнѣ, и я воротился домой.

-- Съ намѣреніемъ отказаться отъ интриги?

-- Кажется. И прежде, нежели я рѣшусь войдти въ этотъ домъ, который очень-похожъ на притонъ разбойниковъ...

-- Вы посылаете туда на пробу одного изъ друзей своихъ.

-- Другъ этотъ, не будучи принцемъ, не имѣя столькихъ враговъ, какъ я, и болѣе привыкнувъ къ подобнымъ приключеніямъ, можетъ узнать мѣру опасности, которой я могу подвергнуться, и увѣдомить меня о томъ.

-- На вашемъ мѣстѣ, ваше высочество, сказалъ Бюсси:-- я бросилъ бы эту женщину.

-- Ни за что въ свѣтѣ! Она слишкомъ-хороша.

-- Да вы сами говорите, что едва замѣтили лицо ея.

-- Я видѣлъ ее столько, что могъ разсмотрѣть прелестные русые волосы.

-- А!

-- Очаровательные глаза.

-- А! а!

-- Цвѣтъ лица, какого мнѣ не случалось еще видѣть; дивную талію...

-- А! а! а!

-- Ты понимаешь, что отъ подобной женщины трудно отказаться.

-- Понимаю, ваше высочество, и вхожу въ ваше положеніе.

Генрихъ искоса посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Честное слово! сказалъ послѣдній.

-- Ты смѣешься.

-- Нѣтъ; и въ доказательство моего участія... такъ и быть, готовъ принять на себя ваше порученіе.

-- Такъ ты передумалъ?

-- Передумалъ... Скажите мнѣ только, что надобно дѣлать?

-- Ты долженъ спрятаться въ нѣкоторомъ разстояніи отъ двери, которую я тебѣ укажу, и если въ нее войдетъ мужчина, поди за нимъ и узнай, кто онъ.

-- Хорошо; но если онъ захлопнетъ за собою дверь?

-- Вѣдь я тебѣ сказалъ, что у меня есть ключъ.

-- Ахъ, да! я и забылъ; но вотъ въ чемъ дѣло: если ключъ подходитъ и къ другой двери? Если я войду не туда, куда слѣдуетъ?

-- Ошибиться нельзя; эта дверь ведетъ въ корридоръ; въ концѣ корридора на лѣво лѣстница; подымешься двѣнадцать ступеней, тамъ опять корридоръ...

-- Но какъ же вы все это знаете, если, какъ говорите, сами никогда не бывали въ этомъ домѣ?

-- Вѣдь я тебѣ говорилъ, что подкупилъ служанку? Она мнѣ все объяснила.

-- Pardieu! Какъ хорошо быть герцогомъ! Такъ все само и идетъ къ вамъ. Я, на-примѣръ, долженъ бы былъ самъ отъискивать домъ, найдти дверь, попасть въ корридоръ, сосчитать ступени. Это отняло бы у меня много времени, и кто знаетъ, удалось ли бы еще!

-- Итакъ, ты согласенъ?

-- Развѣ я могу въ чемъ-нибудь отказать вашему высочеству? Только вы сами укажите мнѣ дверь.

-- Изволь; возвращаясь съ охоты, мы сдѣлаемъ кругъ; проѣдемъ чрезъ Сент-Антуанскія-Ворота, и я покажу тебѣ домъ.

-- Прекрасно; а что мнѣ дѣлать съ мужчиной, если онъ прійдетъ?

-- Ничего; поди только за нимъ и узнай, кто онъ.

-- Это трудненько; еслижь, на-примѣръ, этотъ человѣкъ до того остороженъ, что не пуститъ меня вверхъ и спроситъ зачѣмъ я пришелъ?

-- Тогда дѣлай, что тебѣ заблагоразсудится.

-- Какъ-будто бы я дѣйствовалъ для себя?

-- Совершенно.

-- Будетъ исполнено.

-- Только никому ни слова!

-- Никому -- честное слово дворянина!

-- И никого не бери съ собою!

-- Я пойду одинъ -- клянусь...

-- И такъ, рѣшено; мы объѣдемъ кругомъ мимо Бастиліи. Я покажу тебѣ дверь... ты прійдешь ко мнѣ... я дамъ тебѣ ключъ... и сегодня вечеромъ...

-- Я займу постъ, ваше высочество; рѣшено.

Бюсси и принцъ присоединились къ охотѣ, которою мосьё де-Монсоро управлялъ съ искусствомъ геніальнаго охотника. Король былъ въ восторгѣ отъ всѣхъ его распоряженіи. Олень, гонимый два часа, проскакавшій около пяти льё, показавшійся болѣе двадцати разъ,-- какъ-бы нарочно дался въ руки королю.

Мосьё де-Монсоро получилъ благодарность отъ короля и герцога.

-- Я не заслуживаю похвалъ вашего высочества, сказалъ онъ послѣднему: -- потому-что вамъ обязанъ этимъ мѣстомъ.

-- Но вы знаете, сказалъ герцогъ: -- чтобъ вполнѣ заслужить расположеніе короля, вы сегодня вечеромъ должны ѣхать въ Фонтенбло; королю угодно начать охотиться тамъ послѣ завтра, охота будетъ продолжаться нѣсколько дней, потому-что одного дня не достаточно, чтобъ познакомиться съ тамошнимъ лѣсомъ.

-- Знаю, ваше высочество, отвѣчалъ де-Монсоро:-- экипажъ мой уже готовъ. Я уѣду ночью.

-- Теперь вамъ не будетъ отдыха, мосьё де-Монсоро! сказалъ Бюсси.-- Вы желали быть обер-егермейстеромъ и получили это мѣсто, съ которымъ сопряжены по-крайней-мѣрѣ пятьдесятъ безсонныхъ ночей въ году; хорошо еще, что вы не женаты.

Бюсси смѣялся, говоря это; герцогъ же устремилъ проницательный взглядъ на обер-егермейстера, потомъ поскакалъ къ королю поздравить его на счетъ перемѣны, происшедшей въ его здоровьѣ со вчерашняго дня.

Что жь касается до Монсоро, то при шуткѣ Бюсси, лицо его еще разъ покрылось тою отвратительною блѣдностью, которая придавала ему такой страшный видъ.

XIII.

Какъ Бюсси отъискалъ въ одно время и портретъ и оригиналъ.

Охота кончилась въ четыре часа по полудни; въ пять же часовъ, -- какъ-будто король угадывалъ желаніе герцога анжуйскаго, -- весь дворъ возвращался въ Парижъ чрезъ Сент-Антуанское-Предмѣстье.

Мосьё де-Монсоро, подъ предлогомъ отъѣзда, простился съ королемъ и герцогомъ и въ экипажъ отправился въ Фроманто.

Проѣзжая мимо Бастиліи, король показалъ своимъ друзьямъ грозную и мрачную наружность темницы, какъ-бы желая напомнить имъ, что ихъ ожидало, еслибъ они вздумали изъ друзей его сдѣлаться его врагами.

Многіе поняли намёкъ короля и еще ниже кланялись ему.

Между-тѣмъ, герцогъ анжуйскій говорилъ тихимъ голосомъ Бюсси, ѣхавшему возлѣ него:

-- Смотри хорошенько, Бюсси, смотри направо! Видишь этотъ деревянный домикъ, передъ которымъ маленькая статуя Богородицы? Сочти послѣ него четыре другіе дома.

-- Сосчиталъ, сказалъ Бюсси.

-- Въ пятомъ, продолжалъ герцогъ:-- прямо противъ Церкви-Св. Екатерины...

-- Вижу, вижу, ваше высочество:-- смотрите, при звукахъ трубъ, возвѣщающихъ о проѣздѣ короля, у всѣхъ оконъ показываются любопытные.

-- Да, отвѣчалъ герцогъ: -- но у оконъ того дома, о которомъ я тебѣ говорю, никого не видно.

-- Точно... но посмотрите... уголокъ занавѣса приподымается... сказалъ Бюсси, и сердце его сильно забилось.

-- И однакожь никого не видно. О! ее содержатъ въ строгомъ заточеніи, либо она сама скрывается. Во всякомъ случаѣ, ты теперь знаешь домъ; поѣдемъ ко мнѣ, я отдамъ тебѣ ключъ.

Бюсси не спускалъ глазъ съ окна -- никого не было видно.

Пріѣхавъ къ себѣ, герцогъ отдалъ Бюсси ключъ отъ указаннаго дома, приказавъ ему хорошенько сторожить. Бюсси обѣщалъ все исполнить и поѣхалъ домой.

-- Ну что? спросилъ онъ Реми.

-- Позвольте мнѣ, графъ, сдѣлать вамъ тотъ же вопросъ.

-- Ты ничего не нашелъ?

-- Домъ этотъ днемъ такъ же неприступенъ, какъ ночью. Я колеблюсь между пятью или шестью смежными домами.

-- Въ такомъ случаѣ я, кажется, былъ счастливѣе тебя, любезный Реми!

-- Развѣ вы тоже искали?

-- Нѣтъ, я только проѣхалъ по той улицѣ.

-- И узнали дверь?

-- Провидѣніе, другъ мой, повело меня къ цѣли таинственными путями.

-- И вы увѣрены?

-- Не говорю, чтобъ я былъ увѣренъ; но надѣюсь.

-- А когда же я узнаю, оправдались ли ваши надежды?

-- Завтра утромъ.

-- Нуженъ ли я вамъ?

-- Нѣтъ, мой добрый Реми.

-- Вы не хотите, чтобъ я шелъ за вами?

-- Нельзя.

-- Будьте осторожны, графъ.

-- О! отвѣчалъ Бюсси смѣясь:-- совѣтъ твой напрасенъ; я извѣстенъ по своей осторожности.

Бюсси отобѣдалъ, какъ человѣкъ незнающій гдѣ и какъ онъ поужинаетъ; потомъ, въ восемь часовъ, опоясалъ лучшую свою шнагу, прицѣпилъ къ поясу, вопреки недавнему запрещенію короля, пару пистолетовъ, и отправился въ носилкахъ на конецъ Улицы-св.-Павла.

Оттуда онъ пошелъ далѣе, отъискалъ деревянный домикъ, передъ которымъ стояла статуя Богородицы, сосчиталъ послѣ него еще четыре дома, увѣрился, точно ли былъ пятымъ тотъ, который указалъ ему герцогъ и, закутавшись въ плащъ темнаго цвѣта, сталъ на углу Улицы-св.-Екатерины, рѣшившись прождать два часа, и если послѣ этого времени никто не прійдетъ, то дѣйствовать уже для самого-себя.

Девять часовъ пробило на Церкви-св.-Павла, когда Бюсси сталъ на углу.

Онъ простоялъ не болѣе десяти минутъ, какъ увидѣлъ въ темнотѣ двухъ всадниковъ, выѣзжавшихъ изъ воротъ Бастиліи. Близь турнельскаго отеля они остановились, одинъ изъ нихъ соскочилъ съ лошади и отдалъ поводъ въ руки другому, который, по-видимому, былъ слуга; потомъ, простоявъ на одномъ мѣстѣ, пока слуга съ лошадію не исчезъ изъ вида, сталъ приближаться къ дому, съ котораго Бюсси не спускалъ глазъ.

Не доходя нѣсколькихъ шаговъ до дома, незнакомецъ обошелъ кругомъ, какъ-бы желая удостовѣриться, что никого не было; потомъ, не замѣтивъ никого, онъ скоро подошелъ къ двери и исчезъ.

Бюсси услышалъ только скрипъ двери, запиравшейся за незнакомцемъ, подождалъ еще минуту, полагая, что таинственный человѣкъ, можетъ-быть, подсматриваетъ еще изъ окошечка. Но по прошествіи нѣсколькимъ минутъ, Бюсси перешелъ черезъ улицу, отворилъ дверь и, узнавъ, что она скрипѣла, осторожно заперъ ее за собою.

Тогда онъ осмотрѣлся: точно, это было то самое окошечко, изъ-за котораго онъ смотрѣлъ на Келюса. Но Бюсси пришелъ не за тѣмъ только, чтобъ узнать окошечко. Онъ сталъ медленно и ощупью пробираться по корридору, въ концѣ котораго, налѣво, наткнулся на первую ступень лѣстницы.

Тамъ онъ остановился по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому-что волненіе его было сильно, и онъ долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ; во-вторыхъ, потому-что онъ услышалъ голосъ, говорившій:

-- Гертруда, доложи своей госпожѣ, что я пришелъ, и впусти меня.

Эти слова были произнесены повелительнымъ голосомъ и, минуту спустя, Бюсси услышалъ голосъ горничной, отвѣчавшей:

-- Потрудитесь войдти въ залу, сударь; барыня сейчасъ прійдетъ.

Потомъ онъ опять услышалъ шумъ затворявшейся двери.

Бюсси вспомнилъ тогда, что Реми сосчиталъ двѣнадцать ступеней; онъ сосчиталъ ихъ столько же и вступилъ на площадку; потомъ вспомнилъ о корридорѣ и о трехъ дверяхъ, и, выставивъ впередъ руки, удерживая дыханіе, прошелъ нѣсколько шаговъ. Наконецъ онъ наткнулся на первую дверь: это была та самая, въ которую вошелъ незнакомецъ; онъ пошелъ далѣе, встрѣтилъ другую дверь, ощупью нашелъ ключъ, повернулъ его и, дрожа всѣмъ тѣломъ, толкнулъ дверь.

Комната, въ которую вступилъ Бюсси, была совершенно-темна, исключая одной части, въ которую проникалъ свѣтъ изъ сосѣдней комнаты, черезъ полурастворенныя двери. Этотъ свѣтъ падалъ на окно, завѣшенное занавѣсами, которые снова заставили забиться сердце молодаго человѣка отъ радости.

Онъ поднялъ глаза, взглянулъ на освѣщенную часть плафона: -- и узналъ миѳологическую живопись его; онъ протянулъ руку и коснулся кровати.

Не было болѣе сомнѣнія: онъ находился въ той самой комнатѣ, гдѣ лежалъ раненный.

Еще сильнѣйшая дрожь пробѣжала по всему его тѣлу, когда онъ коснулся кровати... по всему замѣтно было, что кровать принадлежала молодой и прелестной женщинѣ.

Бюсси спрятался за занавѣсъ кровати и сталъ слушать.

Въ сосѣдней комнатѣ съ нетерпѣніемъ прохаживался незнакомецъ; по-временамъ онъ останавливался, ворча сквозь зубы:

-- Скоро ли она будетъ?

Вдругъ отворилась дверь въ залу. На коврѣ послышались легкіе шаги маленькой ножки; шорохъ шелковаго платья достигъ до слуха Бюсси и онъ услышалъ голосъ, исполненный боязни и презрѣнія:

-- Я здѣсь; что вамъ еще угодно отъ меня?

-- Ого! подумалъ Бюсси, закутываясь въ занавѣсъ:-- если этотъ господинъ поклонникъ, такъ мужъ можетъ спать спокойно.

-- Сударыня, сказалъ человѣкъ, котораго такъ холодно приняли: -- имѣю честь доложить вамъ, что, будучи принужденъ ѣхать завтра утромъ въ Фонтенбло, я хочу провести съ вами ночь.

-- Принесли ли вы мнѣ какое-нибудь извѣстіе объ отцѣ моемъ? спросила молодая женщина.

-- Выслушайте меня...

-- Вы знаете, въ чемъ мы вчера условились; я согласилась сдѣлаться вашею женою только съ тѣмъ, что или отецъ мой пріѣдетъ въ Парижъ, или я поѣду къ нему.

-- Немедленно по возвращеніи изъ Фонтенбло, мы уѣдемъ, даю вамъ честное слово; но до-тѣхъ-поръ...

-- О! не запирайте двери, это напрасно; я не проведу ни одной ночи подъ одной кровлей съ вами, пока не буду успокоена насчетъ отца моего.

И женщина, говорившая съ такою твердостью, свиснула въ маленькій серебряный свистокъ. Раздался рѣзкій, продолжительный звукъ.

Въ то же мгновеніе, дверь, въ которую вошла она, отворилась снова, и въ нее вошла служанка -- высокая, здоровая крестьянка изъ Анжу, которая какъ-бы ожидала этого зова госпожи и поспѣшно прибѣжала.

Она вошла въ залу и отворила дверь настежь.

Лучъ свѣта проникъ тогда въ комнату, гдѣ спрятался Бюсси, и между двумя окнами онъ увидѣлъ портретъ.

-- Гертруда, сказала молодая женщина: -- не ложись спать и будь готова явиться на первый зовъ мой.

Не говоря ни слова, служанка удалилась, оставивъ, однакожь, дверь отворенною и, слѣдовательно, чудный портретъ освѣщеннымъ.

Бюсси никакъ не могъ уже болѣе сомнѣваться: онъ узналъ портретъ.

Медленно приблизился онъ къ двери и приложилъ глазъ къ скважинѣ, которая, по причинѣ массивности петлей, оставалась между дверью и стѣною. Не смотря на всю осторожность, съ которою онъ приближался, полъ заскрипѣлъ подъ его ногами.

При этомъ звукѣ, молодая женщина оглянулась: то былъ оригиналъ портрета, то была фея мечты его.

Хотя мужчина ничего не слышалъ, однакожь и онъ машинально оглянулся.

Это былъ г. де-Монсоро.

-- А! подумалъ Бюсси: -- бѣлая лошадь... похищенная женщина... я, вѣроятно, открою какую-нибудь ужасную тайну.

И на лицѣ его выступилъ холодный потъ.

Бюсси, какъ мы уже сказали, могъ видѣть и ее и его.

Она стояла передъ Монсоро блѣдная, съ гордой, презрительной улыбкой.

Онъ сидѣлъ; лицо его было покрыто страшною блѣдностью; онъ нетерпѣливо постукивалъ ногой и какъ-бы грызъ себѣ руку.

-- Сударыня, сказалъ наконецъ Монсоро:-- не надѣйтесь долго играть со мною роль угнетенной жертвы. Вы въ Парижѣ, вы у меня въ домѣ; да, сверхъ того, вы теперь графиня де-Монсоро, то-есть, жена моя.

-- Если я ваша жена, то зачѣмъ вы отказываетесь свезти меня къ отцу; зачѣмъ скрываете вы меня отъ цѣлаго свѣта?

-- Вы забыли герцога д'Анжу, сударыня.

-- Но вы увѣряли меня, что, сдѣлавшись вашею женою, я не должна буду болѣе опасаться его.

-- То-есть...

-- Вы увѣряли меня въ этомъ!

-- Однакожь, я долженъ же принять нѣкоторыя мѣры предосторожности.

-- Такъ принимайте эти мѣры и возвратитесь ко мнѣ не ранѣе, какъ когда онѣ будутъ приняты.

-- Діана, сказалъ графъ, гнѣвъ котораго видимо усиливался: -- Діана, не играйте священными узами брака. Послушайтесь моего совѣта.

-- Внушите мнѣ довѣренность къ мужу, и я буду уважать бракъ.

-- Мнѣ кажется, поведеніе мое должно бы внушить вамъ ко мнѣ довѣрчивость.

-- Я думаю, ко всемъ этомъ дѣлѣ вы дѣйствовали не изъ одного участія ко мнѣ... случай помогъ вамъ...

-- Довольно! вскричалъ графъ: -- я въ своемъ домѣ, вы жена моя, и самъ адъ не спасетъ васъ отъ рукъ моихъ; въ эту ночь вы будете принадлежать мнѣ!

Бюсси схватился за шпагу и хотѣлъ уже выступить впередъ; но движеніе Діаны остановило его.

-- Вотъ, вскричала она, выхвативъ изъ-за пояса кинжалъ: -- вотъ мой отвѣтъ!

Потомъ однимъ скачкомъ она очутилась въ комнатѣ, гдѣ находился Бюсси, захлопнула дверь и задвинула двойныя задвижки. Монсоро бросился къ двери, но уже было поздно. Съ яростію ударилъ онъ кулакомъ въ дверь, такъ-что дерево затрещало.

-- Вы знаете меня! вскричала Діана въ отвѣтъ на проклятія и угрозы его: -- войдите силою въ эту комнату, и вы найдете меня мертвою на полу.

-- Успокойтесь, сударыня, сказалъ Бюсси, обхвативъ талью ея обѣими руками:-- успокойтесь, у васъ будетъ мститель.

Діана готова была вскрикнуть; но она поняла, что въ эту минуту ей угрожала только одна опасность, именно отъ мужа. Она стала въ оборонительное положеніе, но безмолвная, трепещущая, неподвижная.

Монсоро ударилъ ногою въ дверь; потомъ, вѣроятно, убѣжденный въ томъ, что Діана приведетъ свою угрозу въ исполненіе, вышелъ изъ залы, громко захлопнувъ за собою дверь. Потомъ шумъ шаговъ его мало-по-малу утихалъ въ корридоръ и, наконецъ, совершенно затихъ на лѣстницъ.

-- Кто вы? спросила тогда Діана, отступивъ назадъ.-- Кто вы? какъ вошли вы сюда?

-- Сударыня, сказалъ Бюсси, отворяя дверь и ставъ на колѣни передъ Діаною: -- я тотъ, которому вы спасли жизнь. Можете ли вы думать, что я зашелъ сюда съ дурнымъ намѣреніемъ?

Благородное лицо молодаго человѣка было ярко освѣщено. Діана узнала его.

-- О! вы были здѣсь! вскричала она, всплеснувъ руками: -- вы были здѣсь и все слышали?

-- Увы!... все.

-- Но кто вы? Какъ васъ зовутъ?

-- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.

-- Бюсси, вы храбрый Бюсси! наивно вскричала Діана, не подозрѣвая даже радости, которую это восклицаніе внушило молодому человѣку.-- Ахъ, Гертруда! продолжала она, обращаясь къ своей служанкѣ, которая, услышавъ, что госпожа ея съ кѣмъ-то разговаривала, вошла испуганная:-- Гертруда, теперь мнѣ нечего болѣе бояться; съ этой минуты я становлюсь подъ защиту и покровительство благороднѣйшаго и великодушнѣйшаго изъ дворянъ Франціи.

Потомъ, протянувъ руку къ Бюсси, она продолжала:

-- Встаньте, графъ, я знаю, кто вы; теперь узнайте, кто я.