Между тем среди стольких происшествий, следовавших в эту ночь одно за другим, Поль не забыл, что должен драться с Лектуром. Он послал к нему лейтенанта Вальтера, и часов в шесть утра офицер был уже в замке Оре. Он нашел Лектура у Эммануила. Увидев Вальтера, Лектур пошел в парк, чтобы секунданты могли свободно обговорить все условия. Вальтеру приказано было на все соглашаться, и поэтому переговоры оказались непродолжительными. Дуэль была назначена на четыре часа пополудни, на берегу моря, подле рыбачьей хижины, что между Пор-Луи и замком Оре. Драться решено было на пистолетах или шпагах; само собой разумеется, выбор предоставлен был Лектуру как обиженному.
Что касается маркизы, то, потрясенная появлением Поля, она, как мы видели, почти без чувств опустилась в кресло, но через некоторое время твердость характера вновь взяла свое: маркиза встала, накинула на лицо покрывало, прошла во вторую комнату, где огня не было, и вышла в парк. Она не видела Маргариты, которая стояла за шторой на коленях, безмолвная от удивления и ужаса.
Маркиза вернулась в замок и пришла в тот зал, где приготовлен был брачный договор. Там, при умирающем мерцании свеч, облокотившись на стол, положив голову на обе руки и устремив глаза на бумагу, где Лектур уже подписался, а маркиз успел начертать лишь половину своего имени, она провела оставшуюся часть ночи в размышлениях о своем будущем. Таким образом она дождалась рассвета, и не подумав отдохнуть: так сильно гордая душа ее поддерживала тело, в котором была заключена! Итогом этих раздумий было решение как можно скорее отправить Эммануила и Маргариту из замка Оре, потому что от них ей больше всего хотелось скрыть свое знакомство и дальнейшие отношения с Полем.
В восемь часов, услышав шаги Вальтера, который в это время уходил из замка, она позвонила. Вскоре в дверях показался лакей; видно было, что и он тоже не спал.
-- Позови графиню! -- приказала маркиза.
Лакей ушел, а маркиза, мрачная и безмолвная, приняла прежнее свое положение. Через несколько минут она услышала за собой шум легких шагов и оглянулась. Возле нее стояла Маргарита. Девушка с еще большей почтительностью, чем обычно, хотела поцеловать руку матери, но маркиза сидела неподвижно, словно не замечая ее. Маргарита опустила руки и стояла молча. Она тоже была во вчерашнем платье. Сон пролетел над землей, миновав замок Оре.
-- Подойти ближе, -- сказала маркиза.
Маргарита сделала шаг вперед.
-- Отчего, -- продолжала маркиза, -- ты так бледна и расстроена?
-- Maman!.. -- прошептала сухими губами Маргарита.
-- Говори!
-- Смерть отца... быстрая и неожиданная... -- заговорила Маргарита. -- Ах, как много я в эту ночь выдержала!
-- Да, -- сказала маркиза глухим голосом, устремив на Маргариту взгляд, в котором затеплилась искра тепла, -- да, молодое деревце гнется и облетает под порывами ветра, один только старый дуб выдерживает всю ярость бури. Я тоже, Маргарита, много страдала! Я тоже провела ужасную ночь, но посмотри на меня: видишь, я спокойна.
-- У вас душа сильная и твердая, матушка, -- сказала Маргарита, -- но не требуйте той же твердости и силы от других людей, вы только разобьете их души.
-- Но я и требую от тебя только повиновения, -- сказала маркиза, опустив руку на стол. -- Маргарита, твой отец умер, теперь старший в нашей семье Эммануил. Ты сейчас должна ехать с ним в Ренн.
-- Я?! -- удивилась девушка. -- Мне ехать в Ренн? Зачем же?
-- Затем, что наша часовня слишком мала, чтобы справлять в ней вместе и свадьбу дочери и погребение отца!
-- Матушка, -- сказала Маргарита умоляюще, -- мне кажется, приличия да и совесть требуют, чтобы эти церемонии происходили не так быстро одна за другой.
-- Приличия и совесть повелевают исполнять последнюю волю умерших, -- холодно произнесла маркиза не допускающим возражения тоном. -- Посмотри на этот договор. Видишь: отец твой подписал первые буквы своего имени.
-- Но позвольте спросить, матушка, разве отец был в здравом уме и повиновался своей воле, когда он начал писать эту строку, прерванную смертью?
-- Не знаю, -- ответила надменно маркиза, -- не знаю. Знаю только, что родители, пока они живы, властны над судьбами своих детей. Долг заставлял делать меня ужасные вещи, и я их делала. Повинуйся и ты!
-- Матушка! -- Маргарита стояла, не трогаясь с места, и говорила необычным для нее решительным голосом. -- Матушка, вот уже три дня, как я вся в слезах, совершенно отчаявшись, ползаю на коленях от ног Эммануила к ногам отца. Никто меня не выслушал, потому что мои слова заглушал голос честолюбия или помешательства. Наконец я дошла до вас, матушка. Теперь мы остались с вами лицом к лицу. Теперь только вас могу я умолять, и вы должны меня выслушать. Послушайте же, что я вам скажу! Если б я должна была принести в жертву вашей воле только свое счастье, я бы им пожертвовала, только мою любовь, я бы и ею пожертвовала, но я должна пожертвовать вам... сыном! Вы мать. Я тоже.
-- Мать!.. Мать!.. -- раздраженно проговорила маркиза. -- Но рождение твоего ребенка -- преступление!
-- Пусть так, но я все же мать, а материнские чувства всегда священны. Скажите же мне -- вы должны знать это лучше, чем я... -- скажите мне: если те, которым мы обязаны жизнью, получили безграничную власть над нами, то разве те, которые от вас получили жизнь, не имеют такой же власти? И если эти два голоса один другому противоречат, какому из них следует повиноваться?
-- Ты никогда не услышишь голоса своего ребенка, -- сказала маркиза, -- ты никогда его не увидишь.
-- Я никогда не увижу моего сына? -- воскликнула Маргарита. -- Но кто же может поручиться за это, матушка?
-- Он сам никогда не узнает о своем происхождении.
-- А если все-таки когда-нибудь узнает? -- Маргарита вся вспыхнула. Суровость маркизы заглушила в ней дочернюю почтительность. -- И если он придет и спросит меня, почему я выбрала ему такую суровую судьбу?.. Это ведь может случиться, матушка. -- Она взяла в руку перо. -- Что ж, и теперь прикажете мне подписать?
-- Подписывай! -- приказала маркиза.
-- Но, -- продолжала Маргарита, положив на договор свою дрожащую, судорожно сжатую руку, -- но если мой муж узнает о существовании этого ребенка? Если он потребует от его отца удовлетворения за пятно, наложенное на имя, на его честь? Если в поединке страшном, без свидетелей... в бою на смерть он убьет моего любовника и, измученный угрызениями совести преследуемый голосом из могилы, мой муж лишится рассудка?
-- Молчи! -- воскликнула маркиза в ужасе, еще не зная, случайно ли дочь говорит все это или потому, что знает ее историю. -- Молчи! -- повторила она.
-- Так вы хотите, -- не умолкала Маргарита, которая сказала уже столько, что не могла остановиться, -- чтобы я, оберегая свое имя и имя других моих детей, заперлась на всю жизнь с безумным, не имея возможности никому доверить свою тайну? Покрыла сердце железной броней, чтобы ничего не чувствовать? Высушила глаза, чтобы не плакать? Так вы хотите, чтобы я при жизни мужа оделась в траур, как вдова?.. Вы хотите, чтобы волосы мои поседели двадцатью годами раньше положенного срока?
-- Молчи, молчи! -- В голосе маркизы угроза начинала уступать место страху. -- Ни слова больше, Маргарита!
-- Так вы хотите, -- продолжала горяча Маргарита, не замечая ее состояния, -- чтобы я ходила от одного умирающего к другому закрывать им не глаза, а рот, для того чтобы тайна моя умерла вместе с ними!..
-- Молчи! -- вскричала маркиза, в отчаянии ломая себе руки. -- Ради всего святого молчи, Маргарита!
-- Ну что ж, матушка, прикажите мне подписать, и все это сбудется: наказание за грехи родителей падет на детей до третьего и четвертого колена!
-- О, праведный судья! -- воскликнула маркиза, рыдая. -- Неужели я еще мало была унижена, мало наказана?
Первые слезы матери охладили жар Маргариты. Она упала на колени и жалобно проговорила, став опять прежней кроткой и доброй дочерью:
-- Матушка, простите меня, простите меня!
-- Да, простите меня! -- сказала маркиза, подходя к Маргарите. -- Теперь ты просишь прощения, бесчеловечная дочь. Как ты могла взять из рук вечного правосудия бич мщения и ударить им мать по лицу?!
-- Матушка, простите меня! -- воскликнула Маргарита. -- Я сама не знала, что говорила. Вы довели меня до отчаяния! Я была вне себя!
-- Господи! -- проговорила маркиза, подняв обе руки над головой Маргариты. -- Ты слышал, что говорила мне моя дочь! Не смею надеяться, что ты, по своему великому милосердию, забыл слова ее, Боже мой, но в минуту кары вспомни, что я ее не проклинаю!
Она пошла к дверям. Маргарита хотела удержать мать, но маркиза обернулась к ней с таким страшным выражением в лице, что Маргарита без приказания отпустила полу ее платья, за которую было ухватилась, и осталась на коленях, без слов, в ужасном волнении.