Въ которой хранитель государственной печати Сегье много разъ искалъ колокольчикъ, чтобы позвонить, какъ онъ дѣлалъ прежде не разъ.
Невозможно себѣ представить, какое впечатлѣніе произвели эти нѣсколько словъ на Людовика XIII. Онъ послѣдовательно то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, и кардиналъ сейчасъ же замѣтилъ, что однимъ ударомъ ему удалось вернуть все потерянное.
-- Лордъ Букингамъ въ Парижѣ! вскричалъ король,-- Но что жъ явился онъ здѣсь дѣлать?
-- Безъ сомнѣнія, составить заговоръ съ вашими врагами -- гугенотами и испанцами.
-- Нѣтъ, чортъ возьми, нѣтъ! Составить заговоръ противъ моей чести съ г-жей де-Шеврезъ, г-жей де-Лонгсвиль и съ Конде!
-- О, король, какая мысль! Королева слишкомъ благонравна и въ особенности слишкомъ любить ваше величество.
-- Женщина слаба, г. кардиналъ, сказалъ король,-- а что касается до того, что она меня очень любитъ, у меня относительно этого свое мнѣніе.
-- А я тѣмъ не менѣе утверждаю, сказалъ кардиналъ,-- что герцогъ Букингамъ пріѣзжалъ въ Парижъ съ чисто политическою цѣлью.
-- А я увѣренъ, что онъ пріѣзжалъ совсѣмъ для другой вещи, г. кардиналъ, но если королева виновна, пусть она трепещетъ.
-- Впрочемъ, сказалъ кардиналъ,-- какъ мнѣ ни ужасно остановиться на мысли о подобной измѣнѣ, ваше величество наводитъ меня на мысль: г-жа де-Ланнуа, которую, съ соизволенія вашего величества, я разспрашивалъ нѣсколько разъ, сказала мнѣ сегодня утромъ, что въ позапрошлую ночь ея величество очень долго не ложилась спать и что сегодня утромъ она много плакала и весь день писала,
-- Ну, такъ, сказалъ король:-- писала ему, конечно. Кардиналъ, мнѣ нужно имѣть бумаги королевы.
-- Но какъ взять ихъ, государь? Мнѣ кажется, что ни я, ни ваше величество не можемъ принять на себя подобнаго полномочія.
-- Но какъ поступили при этомъ съ женой маршала д'Анкра? вскричалъ король, въ высшей степени разсерженный:-- обыскали всѣ ея шкафы и наконецъ обыскали ее самое.
-- Жена маршала д'Анкра и была только женой маршала, флорентинской искательницей приключеній, вотъ и все, государь, между тѣмъ какъ августѣйшая супруга вашего величества -- Анна Австрійская, королева Франціи, то есть одна изъ величайшихъ королевъ на свѣтѣ.
-- И потому тѣмъ больше ея вина, г. герцогъ! Чѣмъ больше она забыла свое высокое положеніе, которое она занимаетъ, тѣмъ ниже она опустилась. Къ тому же, я уже давно рѣшилъ покончить со всѣми этими любовными и политическими интригами. Около нея есть еще нѣкій де-ла-Портъ...
-- Котораго я считаю главной пружиной во всемъ этомъ дѣлѣ, признаюсь въ этомъ, сказалъ кардиналъ.
-- Такъ вы думаете, такъ же, какъ и я, что она меня обманываетъ? сказалъ король.
-- Я думаю и повторяю вашему величеству, что королева составляетъ заговоръ противъ власти короля, но я не говорилъ, что противъ чести короля.
-- А я говорю, что противъ того и другого; я вамъ говорю, что королева меня не любить; я вамъ говорю, что она любитъ другого; я вамъ говорю, что она любитъ этого безчестнаго Букингама! Отчего вы не велѣли его арестовать въ то время, какъ онъ былъ въ Парижѣ?
-- Арестовать герцога! Арестовать перваго министра короля Карла II. Подумали ли вы объ этомъ, государь? Сколько шума! Даже если бы подозрѣнія вашего величества, въ чемъ я продолжаю сомнѣваться, имѣли какое-нибудь основаніе, сколько бы все это надѣлало шуму, какой былъ бы отчаянный скандалъ!
-- Но если онъ подвергался всему этому, какъ какой-нибудь бродяга, воришка, нужно было...
Людовикъ XIII вдругъ остановился, испугавшись самъ того, что хотѣлъ сказать, между тѣмъ какъ Ришелье, вытянувъ шею, напрасно ожидалъ слова, котораго не договорилъ король.
-- Нужно было?
-- Ничего, сказалъ король,-- ничего, но въ продолженіе всего времени, пока онъ жилъ въ Парижѣ, вы не теряли его изъ виду?
-- Нѣтъ, государь.
-- Гдѣ онъ жилъ?
-- Въ улицѣ де-ла-Гарпъ No 75.
-- Гдѣ это?
-- Около Люксембурга,
-- И вы увѣрены, что королева и онъ но видѣлись другъ съ другомъ?
-- Я полагаю, что королева слишкомъ уважаетъ свои обязанности, государь.
-- Но они другъ съ другомъ переписывались: это къ нему королева писала цѣлый день; г. герцогъ, мнѣ необходимы эти письма!
-- Но, государь...
-- Г. герцогъ, чего бы это ни стоило, я хочу ихъ имѣть.
-- Я замѣчу вашему величеству...
-- Развѣ вы тоже мнѣ измѣняете, г. кардиналъ, что вы постоянно противитесь моей волѣ? Развѣ вы тоже въ союзѣ съ испанцами, англичанами, съ г-жей де-Шеврезъ и королевой?
-- Государь, вздыхая, отвѣтилъ кардиналъ,-- я думалъ, что я вполнѣ гарантированъ отъ подобнаго подозрѣнія..
-- Г. кардиналъ, вы слышали, что я сказалъ: я хочу имѣть эти письма.
-- Для этого есть одно только средство.
-- Какое?
-- Дать на это полномочіе хранителю государственной печати, г. Сегье; это вполнѣ входить въ обязанности его званія.
-- Пусть пошлютъ за нимъ сейчасъ же.
-- Должно быть, онъ у меня, государь; я послалъ за нимъ и, когда отправился въ Лувръ, отдалъ приказаніе, если онъ придетъ, попросить его подождать.
-- Пусть пошлютъ за нимъ сейчасъ же.
-- Приказанія вашего величества будутъ исполнены, но...
-- Но что?
-- Но королева, можетъ быть, откажется повиноваться?..
-- Моимъ приказаніямъ?
-- Да, если она не будетъ знать, что эти приказанія исходятъ отъ короля.
-- Въ такомъ случаѣ, чтобы она не сомнѣвалась, я предупрежу ее самъ.
-- Ваше величество, не забудьте, что я сдѣлалъ все чтобы предупредить разрывъ.
-- Да, герцогъ, я знаю, что вы очень снисходительны къ королевѣ, можетъ быть, даже слишкомъ снисходительны, и мы, предупреждаю васъ, поговоримъ объ этомъ позже.
-- Когда будетъ угодно вашему величеству, но я всегда буду счастливъ и буду гордиться тѣмъ, государь, что готовъ собой пожертвовать доброму согласію, которое я желаю чтобы царствовало между вами и королевой Франціи.
-- Хорошо, кардиналъ, хорошо, а пока пошлите за хранителемъ государственной печати, а я пойду къ королевѣ.
И Людовикъ XIII, отворивъ дверь, пошелъ по коридору, который соединялъ его половину съ комнатами Анны Австрійской.
Королева была въ обществѣ своихъ дамъ: г-жъ Гито, де-Сабле, де-Монбазонъ и де-Геменэ. Въ одномъ углу сидѣли ея испанская камерфрау, донна Стефанія, которая послѣдовала за нею изъ Мадрида; г-жа де-Геменэ читала вслухъ, и всѣ слушали со вниманіемъ лектрису, за исключеніемъ королевы, которая, напротивъ, устроила все это чтеніе для того, чтобы имѣть возможность, дѣлая видъ, что слушаетъ, слѣдить за нитью своихъ собственныхъ мыслей. Эти мысли, хотя и позолоченныя послѣднимъ отблескомъ любви, были тѣмъ не менѣе очень печальны. Анна Австрійская, лишенная довѣрія своего мужа, преслѣдуемая ненавистью кардинала, который не могъ простить ей, что она отвергла его болѣе нѣжное чувство, имѣя передъ собой примѣръ королевы-матери, которую эта ненависть мучила въ продолженіе всей жизни, хотя Марія Медичи, если вѣрить мемуарамъ того времени, начала съ того, что склонилась на чувства кардинала, въ чемъ Анна Австрійская до конца продолжала ему отказывать; Анна Австрійская видѣла какъ вокругъ нея падали самые преданные ей слуги, самые довѣренные ей близкіе люди, самые дорогіе ея любимцы. Подобно несчастнымъ, которые сами въ себѣ носятъ столько горя, что приносятъ несчастіе всему, къ чему прикасаются, ея дружба была роковымъ знакомъ, вызывавшимъ преслѣдованіе. Г-жи де-Шеврезъ и де-Верне были изгнаны; наконецъ, и де-ла-Портъ не скрывалъ отъ своей повелительницы, что онъ съ минуты на минуту ждетъ, что его арестуютъ.
Именно въ ту минуту, когда она была погружена въ свои самыя затаенныя и мрачныя мысли, отворилась дверь, и вошелъ король. Лектриса тотчасъ же остановилась, всѣ дамы встали, и наступило глубокое молчаніе. Король не выказалъ ни малѣйшей вѣжливости и, остановившись передъ королевой, сказалъ взволнованнымъ голосомъ:
-- Королева, къ вамъ явится канцлеръ, который сообщить вамъ нѣкоторыя мои порученія.
Несчастная королева, которой постоянно угрожали разводомъ, изгнаніемъ и даже судомъ, поблѣднѣла подъ своими румянами и не могла удержаться, чтобы не спросить:
-- Но зачѣмъ онъ придетъ, государь? Что такое скажетъ мнѣ канцлеръ, чего ваше величество не можете сказать сами?
Король, ничего не отвѣтивъ, повернулся на каблукахъ и почти въ ту же самую минуту капитанъ гвардіи де-Гито доложилъ о приходѣ канцлера {До революціи канцлеромъ назывался одинъ изъ первыхъ коронныхъ чиновниковъ, завѣдывавшій юстиціей; у него же хранилась государственная печать.}. Когда канцлеръ вошелъ, король уже вышелъ черезъ другую дверь. Канцлеръ вошелъ, полуулыбаясь, полукраснѣя. Такъ какъ мы, вѣроятно, еще не разъ встрѣтимся съ нимъ въ продолженіе этой исторіи, не мѣшаетъ, чтобы наши читатели познакомились съ нимъ съ этой же минуты.
Этотъ канцлеръ былъ веселый человѣкъ. Де-Ромъ-ле-Майль, каноникъ собора Парижской Богоматери, былъ нѣкогда камердинеромъ покойнаго кардинала, который его рекомендовалъ его высокопреосвященству, какъ человѣка, вполнѣ ему преданнаго. Кардиналъ повѣрилъ ему и не раскаялся въ этомъ.
О немъ разсказывали много разныхъ исторій и, между прочимъ, слѣдующую: послѣ бурно проведенной молодости, онъ удалился въ монастырь, чтобы искупить хоть немного грѣхи своей юности.
Но, вступивши въ это святое мѣсто, бѣдный кающійся не успѣлъ закрыть дверь такъ скоро, чтобы соблазны, отъ которыхъ онъ бѣжалъ, не могли проникнуть туда. Они непрерывно его обуревали, и настоятель монастыря, которому онъ исповѣдался въ этой напасти желая, насколько это зависѣло отъ него, оградить его отъ нихъ, совѣтовалъ ему, чтобы отогнать демона-искусителя, прибѣгать къ помощи веревки колокольчика и звонить изо всѣхъ силъ. И тогда извѣщенные этимъ звономъ монахи, заранѣе зная, что искушеніе осаждаетъ одного изъ ихъ братьевъ, всѣмъ братствомъ станутъ на молитву за него.
Этотъ совѣтъ показался очень хорошимъ будущему канцлеру; онъ началъ заклинать хитраго духа съ помощью молитвъ монаховъ, но дьяволъ не легко разстается съ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ онъ водворился: по мѣрѣ того, какъ усиливались эти заклинанія, онъ усиливалъ свои нападенія, такъ что день и ночь колокольчикъ звонилъ во всю мочь, что указывало на сильное желаніе кающагося умертвить свою плоть.
Монахи не имѣли ни минуты отдыха. Въ продолженіе цѣлаго дня они только и дѣлали, что поднимались и спускались съ лѣстницы, ведущей въ часовню, а ночью, кромѣ вечеренъ и заутренъ, они должны были еще 20 разъ соскакивать съ постелей и становиться на колѣни на молитву въ своихъ кельяхъ.
Неизвѣстно, дьяволъ ли оставилъ свою добычу, или монахи устали, но по прошествіи трехъ мѣсяцевъ кающійся снова появился въ свѣтѣ, имѣя за собой репутацію самаго страшнаго бѣсноватаго, который когда-либо существовалъ.
Выйдя изъ монастыря, онъ принялъ судейское званіе, сдѣлался парламентскимъ президентомъ вмѣсто своего дяди, присталъ къ партіи кардинала, что доказывало его проницательный умъ, сдѣлался канцлеромъ, усердно помогалъ его высокопреосвященству въ его ненависти къ королевѣ-матери и въ мести Аннѣ Австрійской; наконецъ, облеченный полнымъ довѣріемъ кардинала, довѣріемъ, котораго онъ такъ легко добился, онъ кончилъ тѣмъ, что ему было сдѣлано странное порученіе, для исполненія котораго онъ явился къ королевѣ.
Королева еще стояла, когда онъ вошелъ, но какъ только она его замѣтила, тотчасъ же опять сѣла въ кресло, сдѣлала знакъ своимъ дамамъ занять свои мѣста на подушкахъ и табуретахъ и затѣмъ самымъ высокомѣрнымъ тономъ спросила:
-- Что вамъ угодно, милостивый государь, и съ какой цѣлью вы явились сюда?
-- Чтобы сдѣлать именемъ короля и со всѣмъ уваженіемъ къ вашему величеству тщательный обыскъ въ вашихъ бумагахъ.
-- Какъ?! Обыскъ въ моихъ бумагахъ... у меня! Но это низость!
-- Соблаговолите, государыня, извинить меня, но въ данномъ случаѣ я только орудіе, которымъ пользуется король. Развѣ его величество не только что вышелъ отсюда и не просилъ васъ самъ приготовиться къ этому посѣщенію?
-- Обыскивайте же! Меня, кажется, считаютъ преступницей: Стефанія, подайте ключи отъ моихъ столовъ и бюро.
Канцлеръ для виду осмотрѣлъ мебель, но онъ хорошо зналъ, что, конечно, не въ столѣ королева спрятала важное письмо, написанное ею въ тотъ день. Послѣ того, какъ канцлеръ разъ 20 открылъ и закрылъ ящики бюро, нужно было, при всей его нерѣшительности, нужно было, говорю я, покончить съ этимъ дѣломъ, то-есть обыскать самое королеву. Итакъ, канцлеръ подошелъ къ Аннѣ Австрійской и съ самымъ нерѣшительнымъ, смущеннымъ видомъ сказалъ:
-- А теперь мнѣ остается сдѣлать самый главный обыскъ.
-- Какой? спросила королева, которая не понимала, или, скорѣе, не хотѣла понимать.
-- Его величество увѣрены, что сегодня вы написали одни письмо; король знаетъ, что письмо это еще не отослано по своему адресу. Этого письма нѣтъ ни въ вашихъ столахъ, ни въ вашемъ бюро, а между тѣмъ это письмо непремѣнно должно быть гдѣ-нибудь.
-- Осмѣлитесь ли вы поднять руку на вашу королеву? сказала Анна Австрійская, выпрямляясь во весь свой ростъ и устремляя на канцлера почти угрожающій взглядъ.
-- Я вѣрный подданный короля, ваше величество, и исполню все, что прикажетъ мнѣ его величество.
-- Да, это правда! сказала Анна Австрійская.-- Шпіоны кардинала донесли ему вѣрно: я написала сегодня письмо, и это письмо еще не отослано. Письмо тутъ.
И королева указала своей прекрасной рукой на корсажъ.
-- Въ такомъ случаѣ дайте мнѣ это письмо, королева, сказалъ канцлеръ.
-- Я дамъ его только королю, сказала Анна.
-- Если бы король хотѣлъ, чтобы это письмо было отдано ему, то онъ самъ попросилъ бы его у васъ. Но, повторяю вамъ, онъ поручилъ мнѣ потребовать его у васъ, и если вы мнѣ его не отдадите...
-- Тогда что?
-- Опять-таки онъ поручилъ мнѣ взять его у васъ.
-- Какъ, что хотите вы сказать?
-- Что мои полномочія идутъ очень далеко и что мнѣ разрѣшено отыскать подозрительную бумагу, хотя бы даже для того пришлось обыскать особу вашего величества.
-- Какой ужасъ! вскричала королева.
-- Соблаговолите же, королева, быть болѣе уступчивой.
-- Это поведеніе -- низкое насиліе, знаете ли вы это?
-- Король приказываетъ, королева, извините меня.
-- Я этого не потерплю; нѣтъ, нѣтъ, лучше умереть! вскричала королева, въ которой вскипѣла кровь императоровъ Испаніи и Австріи.
Канцлеръ сдѣлалъ глубокій поклонъ, затѣмъ, съ явнымъ намѣреніемъ не отступать ни на шагъ отъ исполненія возложеннаго на него порученія и какъ только могъ бы сдѣлать палачъ во время пытокъ, подошелъ къ Аннѣ Австрійской, на глазахъ которой въ ту же минуту выступили слезы негодованія. Королева, какъ мы сказали, была замѣчательной красоты. Это порученіе могло быть очень щекотливымъ, но король дошелъ до того, что, ревнуя къ Букингаму, не ревновалъ ея больше ни къ кому другому. Безъ сомнѣнія, канцлеръ Сегье въ эту минуту искалъ глазами веревку знаменитаго колокольчика, но, не отыскавъ ея, протянулъ руку къ тому мѣсту корсажа, гдѣ, какъ призналась королева, было спрятано письмо.
Анна Австрійская отступила шагъ назадъ, блѣдная точно мертвецъ, и, опираясь лѣвой рукой, чтобы не упасть, на столъ, стоявшій позади ея, она выдернула правой рукой бумагу изъ-за своего корсажа и притянула ее канцлеру:
-- Вотъ это письмо! вскричала королева дрожащимъ, прерывающимся голосомъ, возьмите его и избавьте меня отъ вашего гнуснаго присутствія.
Канцлеръ, въ свою очередь дрожавшій отъ волненія, которое можно легко понять, взялъ письмо, поклонился до земли и вышелъ. Едва за нимъ заперлась дверь, какъ королева почти безъ чувствъ упала на руки своихъ дамъ,
Канцлеръ отнесъ письмо королю, не прочитавши ни одного слова; король взялъ его дрожащей рукой, началъ искать адресъ, котораго не было, сильно поблѣднѣлъ, затѣмъ медленно открылъ его и, видя съ первыхъ словъ, что оно было написано испанскому королю, быстро прочиталъ его.
Это былъ цѣлый планъ, составленный противъ кардинала. Королева просила своего брата и императора австрійскаго, недовольныхъ политикой Ришелье, главной и постоянной цѣлью котораго было униженіе австрійскаго дома, сдѣлать видъ, что они намѣрены объявить войну Франціи и поставить условіемъ мира удаленіе кардинала, но о любви въ цѣломъ письмѣ не упоминалось ни слова. Обрадованный король справился, находится ли кардиналъ еще въ Луврѣ, и когда ему сказали, что его высокопреосвященство ожидаетъ въ рабочемъ кабинетѣ приказаній его величества, король тотчасъ же отправился къ нему.
-- Слушайте, герцогъ, сказалъ онъ ему,-- вы были правы, и я ошибался: вся эта интрига касается одной политики и о любви нѣтъ и рѣчи, вотъ письмо. Но зато много говорится о васъ.
Кардиналъ взялъ письмо и прочиталъ его съ большимъ вниманіемъ; затѣмъ, окончивъ, онъ прочиталъ его еще разъ.
-- Ну, что же, ваше величество! сказалъ онъ,-- вы видите, до чего дошли мои враги: вамъ угрожаютъ двумя войнами, если только вы не удалите меня. На вашемъ мѣстѣ, право, ваше величество, я уступилъ бы такимъ настойчивымъ требованіямъ, а я, съ своей стороны, счелъ бы величайшимъ счастьемъ отстраниться отъ дѣлъ.
-- Что вы тамъ говорите, герцогъ?
-- Я говорю, ваше величество, что я теряю мое здоровье въ этой непрерывной борьбѣ и въ постоянной работѣ. Я говорю, что, по всей вѣроятности, я буду не въ состояніи вынести утомленія трудной осады Ларошели и что лучше бы было, если бъ вы назначили туда де-Конде или де-Бассомпьера, или, наконецъ, кого-нибудь изъ доблестныхъ военныхъ, на которыхъ лежитъ обязанность воевать, а не меня, человѣка, принадлежащаго церкви, котораго и безъ того постоянно отрываютъ мѣшая слѣдовать своему призванію, для занятій такими дѣлами, къ которымъ я не имѣю ни малѣйшей способности. Вы будете болѣе счастливы въ вашей домашней жизни, ваше величество, и -- я не сомнѣваюсь,-- пріобрѣтете больше славы въ дѣлахъ внѣшней политики.
-- Г. герцогъ, сказалъ король,-- я понимаю, будьте спокойны: всѣ, поименованные въ этомъ письмѣ, будутъ наказаны, какъ они того заслуживаютъ, и сама королева также.
-- Что вы говорите, ваше величество? Сохрани меня Богъ, чтобы изъ-за меня королевѣ была бы сдѣлана хоть малѣйшая непріятность! Она всегда считала меня своимъ врагомъ, хотя ваше величество можете засвидѣтельствовать, что я всегда горячо принималъ ея сторону, даже противъ васъ. О, если бы она измѣнила чести вашего величества, это было бы совсѣмъ другое дѣло, и я первый сказалъ бы: "Нѣтъ помилованія, государь, нѣтъ помилованія для виновной." Къ счастью, ничего подобнаго нѣтъ и ваше величество получили новое доказательство этому.
-- Это правда, кардиналъ, сказалъ король,-- и вы, какъ всегда, были правы, но тѣмъ не менѣе королева все-таки заслуживаетъ моего полнаго гнѣва.
-- Это вы, государь, наоборотъ, заслужили ея гнѣвъ; и если она въ самомъ дѣлѣ серьезно разсердится на ваше величество, я это вполнѣ понимаю: ваше величество поступили съ ней съ такой строгостью...
-- Я всегда такъ поступаю съ моими врагами и съ вашими, герцогъ, какое бы высокое положеніе они ни занимали и какой бы опасности я ни подвергался, поступая съ ними такъ строго.
-- Королева -- мой врагъ, но не вашъ, государь; напротивъ, она преданная, покорная и безукоризненная супруга; позвольте же мнѣ, государь, вступиться за нее передъ вашимъ величествомъ.
-- Пусть она тогда смирится и сдѣлаетъ первая шагъ къ примиренію.
-- Напротивъ, государь, вы подайте примѣръ: вы были неправы первый, такъ какъ вы заподозрили королеву.
-- Мнѣ сдѣлать шагъ первому! сказалъ король. Никогда!
-- Государь, я умоляю васъ объ этомъ.
-- Но какъ я начну первый?
-- Сдѣлавши то, что, вы знаете, будетъ ей пріятно.
-- Что именно?
-- Дайте балъ; вы знаете, какъ королева любитъ танцы; ручаюсь вамъ, что ея гнѣвъ не устоитъ противъ такого вниманія.
-- Кардиналъ, вы знаете, что я не люблю всѣхъ этихъ свѣтскихъ удовольствій.
-- Тѣмъ болѣе королева будетъ вамъ благодарна, что ея извѣстна ваша антипатія къ подобнаго рода удовольствіямъ; при томъ же это послужитъ для нея удобнымъ предлогомъ надѣть чудные брильянтовые эксельбантные наконечники, которые вы подарили ей прошлый разъ въ день ея ангела и которыхъ ей еще не пришлось надѣть ни разу.
-- Мы увидимъ, кардиналъ, увидимъ, сказалъ король, который, радуясь, что королева оказалась виновной въ преступленіи, вовсе его не заботившемъ, и невиновна въ томъ, чего онъ больше всего боялся, былъ вполнѣ готовъ помириться съ ней:-- мы увидимъ, но, клянусь честью, вы слишкомъ снисходительны.
-- Ваше величество, сказалъ кардиналъ,-- предоставьте строгость министрамъ; снисходительность -- добродѣтель королей; пользуйтесь ею и вы увидите, что вамъ будетъ отъ этого недурно.
Сказавши это и слыша, что на часахъ пробило одиннадцать, кардиналъ сдѣлалъ глубокій поклонъ, прося позволенія у короля удалиться и умоляя помириться съ королевой.
Анна Австрійская, ожидавшая за свое письмо какого-нибудь упрека, была очень удивлена, когда увидѣла, что на слѣдующій день король дѣлаетъ нѣкоторыя попытки къ примиренію. Первое ея движеніе и мысль имѣли отталкивающій характеръ: гордость женщины и достоинство королевы были такъ глубоко оскорблены въ ней, что она не могла такъ легко и скоро забыть этого; но, уступая совѣтамъ своихъ приближенныхъ дамъ, она сдѣлала наконецъ видъ, что начинаетъ забывать нанесенное ей оскорбленіе. Король воспользовался первымъ признакомъ готовности къ примиренію. чтобы сказать ей, что въ самомъ ближайшемъ времени онъ предполагаетъ устроить праздникъ.
Какое-либо празднество было такою рѣдкостью для бѣдной Анны Австрійской, что при этомъ извѣстіи, кокъ и предсказалъ кардиналъ, послѣдніе слѣды гнѣва исчезли, если не въ ея сердцѣ, то по крайней мѣрѣ на ея лицѣ. Она спросила, въ какой день предполагается устроить этотъ праздникъ, но король отвѣтилъ, что относительно этого надо еще переговорить съ кардиналомъ. И въ самомъ дѣлѣ, король каждый день спрашивалъ кардинала, когда будетъ назначенъ этотъ балъ, и каждый день подъ какимъ-нибудь предлогомъ кардиналъ откладывалъ его назначеніе. Такъ прошло десять дней.
На восьмой день послѣ описанной сцены кардиналъ получилъ письмо съ маркой изъ Лондона, заключавшее нѣсколько слѣдующихъ строкъ:
"Они у меня въ рукахъ, но я не могу выѣхать изъ Лондона, такъ какъ у меня нѣтъ денегъ; пришлите мнѣ пятьсотъ пистолей, и черезъ четыре или пять дней, по полученіи ихъ, я буду въ Парижѣ".
Въ тотъ самый день, какъ кардиналъ получилъ это письмо, король обратился къ нему со своимъ обычнымъ вопросомъ. Кардиналъ сосчиталъ по пальцамъ и проговорилъ про себя:
-- Она пріѣдетъ, говоритъ она, черезъ четыре или пять дней послѣ того, какъ получитъ деньги; надо четыре или пять дней, чтобы дошли деньги, четыре или пять дней, чтобы ей пріѣхать сюда, итого -- десять дней; теперь надо принять во вниманіе противные вѣтры, непредвидѣнныя несчастныя случайности, женскую слабость, и на все это накинемъ еще двѣнадцать дней...
-- Ну, что же, г. кардиналъ, сказалъ король,-- сосчитали?
-- Да, ваше величество: сегодня у насъ двадцатое число сентября; городскіе старшины даютъ праздникъ третьяго октября. Все устраивается какъ нельзя лучше, потому что вы не будете имѣть вида, что ищите примиренія съ королевой.
Затѣмъ кардиналъ прибавилъ:
-- Кстати, государь, не забудьте сказать ея величеству, что вы желаете, по случаю этого праздника, видѣть на ней брильянты, чтобы посмотрѣть, хорошо ли они ей идутъ.