I.

Возвращеніе.

Д'Артаньянъ былъ пораженъ страшной тайной, довѣренной ему Атосомъ. Многое въ этомъ разсказѣ, однако, остаюсь еще для него непонятнымъ. Прежде всего -- это разсказывалъ совершенно пьяный человѣкъ другому полупьяному, и между тѣмъ д'Артаньянъ, несмотря на то, что голова его была отуманена двумя или тремя бутылками бургонскаго, проснувшись на слѣдующій день, живо помнилъ всякое слово, сказанное Атосомъ: такъ это запечатлѣлось у него въ мозгу. Это пробуждало въ немъ еще болѣе сильное желаніе добиться истины, и онъ пошелъ къ своему другу съ твердымъ намѣреніемъ возобновить вчерашній разговоръ; но онъ нашелъ Атоса совсѣмъ другимъ человѣкомъ, т. е. самымъ осторожнымъ и скрытнымъ.

Впрочемъ, мушкетеръ предупредилъ его желаніе.

-- Вчера я былъ очень пьянь, любезный д'Артаньянъ, сказалъ онъ, пожимая руку:-- я почувствовалъ это сегодня: у меня нехорошъ языкъ, и пульсъ лихорадочный. Держу пари, что я наговорилъ кучу нелѣпостей.

Говоря это, онъ такъ пристально глядѣлъ на своего друга, что послѣдній пришелъ въ замѣшательство.

-- Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчалъ д'Артаньянъ:-- сколько мнѣ помнится, вы говорили только о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ.

-- Не можетъ быть! Мнѣ казалось, что я разсказалъ намъ одну изъ самыхъ плаченныхъ исторій.

И онъ продолжалъ смотрѣть на молодого человѣка, точно желая прочесть у него въ глубинѣ сердца.

-- Право же, нѣтъ; вѣрно, я былъ еще пьянѣе васъ, потому что ничего не помню.

Атосъ не удовольствовался этимъ отвѣтомъ.

-- Вы, вѣроятно, замѣтили, мой другъ, что опьянѣніе дѣйствуетъ на людей различно: у однихъ является веселое настроеніе, у другихъ -- грустное; на меня въ пьяномъ видѣ нападаетъ тоска, такъ что, когда я напиваюсь, у меня является манія разсказывать самыя мрачныя исторіи, какія только втемяшила въ мою голову глупая кормилица. Это мой недостатокъ; недостатокъ важный, я въ этомъ сознаюсь, но все-таки я хорошій гуляка!

Атосъ говорилъ это такимъ спокойнымъ, естественнымъ тономъ, что д'Артаньянъ началъ колебаться.

-- Дѣйствительно, возразилъ молодой человѣкъ, стараясь уловить во всемъ этомъ истину:-- теперь я припоминаю, точно во снѣ, что мы говорили о повѣшенныхъ.

-- Вотъ видите, сказалъ Атосъ, поблѣднѣвъ, но все-таки стараясь улыбаться:-- я былъ въ этомъ увѣренъ: повѣшенные -- это мой кошмаръ!

-- Да, да, продолжалъ д'Артаньянъ:-- теперь я вспомнилъ... Да, рѣчь шла... постойте... рѣчь шла о женщинѣ...

-- Видите, отвѣтилъ Атосъ, дѣлаясь отъ блѣдности почти прозрачнымъ:-- это моя главная исторія объ одной бѣлокурой женщинѣ, и когда я о ней разсказываю, это значитъ, что я мертвецки пьянъ.

-- Да, именно такъ, вы разсказывали исторію бѣлокурой женщины, высокой, красивой, съ голубыми глазами

-- Да, и повѣшенной.

-- Своимъ мужемъ, бывшимъ важнымъ сеньоромъ, однимъ изъ вашихъ знакомыхъ, продолжалъ д'Артаньянъ, смотря пристально на Атоса.

-- Такъ и есть! Видите, какъ легко повредить репутаци человѣка, когда не помнятъ, что говорятъ, сказалъ Атосъ, пожимая плечами, какъ будто сожалѣя самого себя.-- Рѣшительно я не стану больше пить, д'Артаньянъ, это дурная привычка.

Д'Артаньянъ промолчалъ.

Атосъ вдругъ перемѣнилъ разговоръ.

-- Кстати, сказалъ онъ:-- благодарю васъ за лошадь.

-- Нравится она вамъ? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Да, но это невыносливая лошадь.

-- Вы ошибаетесь: я сдѣлалъ на ней по меньшей мѣрѣ десять миль въ полтора часа, и она, повидимому, нисколько не устала, точно объѣхала вокругъ площади Св. Сюльпиція.

-- Если такъ, вы заставляете меня пожалѣть о ней.

-- Пожалѣть?!

-- Да, потому что я съ ней разстался.

-- Какъ такъ?

-- Вотъ какъ было дѣло: сегодня утромъ я проснулся въ шесть часовъ. Вы еще спали, какъ убитый, и я не зналъ, что дѣлать. Я былъ въ самомъ дурацкомъ состояніи духа отъ вчерашняго кутежа. Я сошелъ въ большую залу и увидѣлъ, что одинъ изъ англичанъ торгуетъ у барышника лошадь, такъ какъ его собственная вчера пала. Я подошелъ къ нему и, видя, что онъ предлагаетъ сто пистолей за рыжевато-бурую лошадь, я сказалъ ему, что у меня тоже есть продажная лошадь.

"-- И отличная даже, сказалъ онъ:-- я ее видѣлъ вчера когда слуга вашего друга держалъ ее въ поводу.

"-- Стоитъ ли она по-вашему сто пистолей?

"-- Да, а вы развѣ отдадите ее за эту цѣну?

" Нѣтъ, но я проиграю ее вамъ.

"-- Вы мнѣ ее проиграете?

"-- Да.

"-- Въ какую игру?

"-- Въ кости.

"Сказано -- сдѣлано, и я проигралъ лошадь, но все-таки я отыгралъ чапракъ".

Д'Артаньянъ слегка нахмурился.

-- Это вамъ непріятно? спросилъ Атосъ.

-- Да, я вамъ въ этомъ признаюсь, сказалъ д'Артаньянъ: -- по этой лошади насъ должны были узнать во время сраженія -- это былъ залогъ, воспоминаніе; вы худо сдѣлали, Атосъ.

-- Эхъ, мой другъ, поставьте себя на мое мѣсто, возразилъ мушкетеръ:-- мнѣ было страшно скучно, да, сказать по-чести, я не люблю англійскихъ лошадей. Ну, а если рѣчь идетъ о томъ; чтобы быть кѣмъ-нибудь узнаннымъ, то для этого довольно и сѣдла: оно довольно замѣтно. Относительно же лошади мы найдемъ какое-нибудь извиненіе, чтобы объяснить ея исчезновеніе. Чортъ возьми, лошадь, вѣдь, можетъ и околѣть; допустимъ, что моя околѣла отъ сапа или чесотки.

Морщины на лицѣ д'Артаньяна не сгладились.

-- Мнѣ очень непріятно, продолжалъ Атосъ:-- что вы, повидимому, очень дорожили этой лошадью, тѣмъ болѣе, что я еще не все вамъ разсказалъ.

-- Что же вы еще сдѣлали?

-- Когда я проигралъ свою лошадь,-- девять противъ десяти,-- у меня явилось желаніе проиграть и вашу.

-- Вы и остались, надѣюсь, только при одномъ желаніи?

-- Напротивъ, я тотчасъ же привелъ свое намѣреніе въ исполненіе.

-- Вотъ такъ славно! вскричалъ встревоженный д'Артаньянъ.

-- Я сталъ играть на нее и проигралъ.

-- Мою лошадь?

-- Вашу: семь противъ восьми, не доставало только одного очка... Вамъ извѣстна пословица...

-- Атосъ, вы просто съ ума сошли, клянусь вамъ!

-- Мой милый! вамъ слѣдовало бы сказать мнѣ это вчера, когда я разсказывалъ вамъ мои глупыя исторіи, но не теперь. Я проигралъ ее съ сѣдломъ и вообще со всѣмъ ея приборомъ.

-- Это ужасно!

-- Постойте, это еще все-таки не все. Изъ меня вышелъ бы превосходный игрокъ, если бы я только не былъ такъ настойчивъ и не увлекался бы, но я увлекаюсь, какъ это бываетъ со мной тогда, когда я пью; итакъ, я увлекся...

-- На что же вы могли продолжать игру -- у васъ ничего не оставалось?

-- Напротивъ, напротивъ, мой другъ: у насъ еще оставался брильянтъ, который блеститъ на вашемъ пальцѣ и который я замѣтилъ еще вчера.

-- Этотъ брильянтъ! вскричалъ д'Артаньянъ, быстро хватаясь за палецъ.

-- А я въ нихъ большой знатокъ, потому что когда-то самъ имѣлъ ихъ, я и оцѣнилъ его въ тысячу пистолей.

-- Надѣюсь, сказалъ д'Артаньянъ, полумертвый отъ страха:-- что вы не упомянули ни слова о моемъ брильянтѣ?

-- Напротивъ, милый другъ; вы понимаете, что этотъ брильянтъ оставался нашимъ единственнымъ источникомъ: съ нимъ я могъ отыграть лошадей и всѣ приборы, и даже больше -- денегъ на дорогу.

-- Атосъ, вы заставляете меня дрожать! вскричалъ д'Артаньянъ.

-- Я сказалъ о вашемъ брильянтѣ моему партнеру, который тоже его замѣтилъ. Зачѣмъ же, чортъ возьми, любезный другъ, вы носите на вашемъ пальцѣ цѣлую звѣзду и еще хотите, чтобы на нее по обращали вниманія! Это ни съ чѣмъ несообразно.

-- Доканчивайте, мой милый, доканчивайте! торопилъ д'Артаньянъ:-- вашимъ хладнокровіемъ, клянусь честью, вы меня просто убиваете.

-- Мы раздѣлили вашъ брильянтъ на десять частей -- въ сто пистолей каждую.

-- Вы смѣетесь и испытываете меня! сказалъ д'Артаньянъ, который отъ гнѣва готовъ былъ вцѣпиться себѣ въ волосы.

-- Нѣтъ, я вовсе не шучу! Я очень бы хотѣлъ видѣть васъ на моемъ мѣстѣ: пятнадцать дней я не видѣлъ человѣческаго лица и просто одурѣлъ въ сообществѣ однѣхъ бутылокъ!

-- Это вовсе не достаточная причина, чтобы играть на мой брильянтъ! отвѣтилъ д'Артаньянъ, судорожно сжимая руку.

-- Выслушайте же до конца; десять ставокъ, по сту пистолей каждая, безъ права отыгрываться; въ тринадцать игръ я проигралъ все, въ тринадцать игръ; это число было для меня всегда роковымъ -- тринадцатаго іюля...

-- Чортъ возьми! вскричалъ д'Артаньянъ, вставая изъ-за стола; слушая эту исторію, онъ забылъ о вчерашней.

-- Имѣйте терпѣніе. У меня составился планъ. Англичанинъ оригиналъ; я видѣлъ, какъ утромъ онъ разговаривалъ съ Гримо, и Гримо сообщилъ мнѣ, что онъ предлагалъ ему перейти къ нему въ услуженіе. Я поставилъ на ставку Гримо, моего молчаливаго Гримо, раздѣливъ его тоже на десять частей.

-- Вотъ такъ ставка! сказалъ д'Артаньянъ, невольно разражаясь смѣхомъ.

-- Самого Гримо, понимаете ли вы это?! Раздѣливъ Гримо на десять частей, который весь не стоитъ и одного червонца, я отыгрываю все. Скажите-ка теперь, что настойчивость -- не добродѣтель?

-- Честное слово, это очень смѣшно! вскричалъ утѣшенный д'Артаньянъ, хватаясь отъ смѣху за бока.

-- Вы понимаете, что, почувствовавъ, что мнѣ везетъ, я тотчасъ же принялся играть снова на брильянтъ.

-- Ахъ, чортъ возьми! сказать д'Артаньянъ, снова хмурясь.

-- Я отыгралъ вашъ чарпакъ, сѣдло, затѣмъ вашу лошадь, затѣмъ свое сѣдло, свою лошадь, затѣмъ снова проигралъ. Однимъ словомъ, я отыгралъ ваше сѣдло и затѣмъ свое. Вотъ на чемъ мы остановились. Игра была чудная, и я дальше не пошелъ.

Д'Артаньянъ вздохнулъ свободно, какъ будто у него гора свалилась съ плечъ.

-- Наконецъ брильянтъ останется при мнѣ? робко спросилъ онъ.

-- Неприкосновеннымъ, любезный другъ; и еще уцѣлѣли сѣдло вашего буцефала и мое.

-- Но что же мы будемъ дѣлать съ сѣдлами безъ лошадей?

-- Я вотъ что придумалъ на этотъ счетъ...

-- Атосъ, вы приводите меня въ ужасъ.

-- Слушайте, д'Артаньянъ, вы давно не играли?

-- Да у меня и нѣтъ охоты играть.

-- Нечего зарекаться. Вы давно не играли, и потому, я увѣренъ, вамъ непремѣнно повезетъ.

-- Ну, и что же дальше?

-- А то, что англичанинъ и его товарищъ еще здѣсь. Я замѣтилъ, что онъ очень жалѣлъ о сѣдлахъ, а вы, кажется, очень жалѣете о своей лошади. На вашемъ мѣстѣ я поставилъ бы сѣдло противъ лошади.

-- Да онъ не захочетъ играть на одно сѣдло.

-- Поставьте оба заразъ: я не такой эгоистъ, какъ вы.

-- Вы бы такъ сдѣлали? сказалъ нерѣшительно д'Артаньянъ: увѣренность Атоса начинала и на него производить свое дѣйствіе.

-- Честное слово -- въ одинъ мигъ.

-- Но дѣло въ томъ, что разъ ужъ лошади проиграны, мнѣ очень бы хотѣлось сохранить по крайней мѣрѣ сѣдла.

-- Играйте тогда на вашъ брильянтъ.

-- О, что касается этого -- никогда, никогда!

-- Чортъ возьми! сказалъ Атосъ:-- я предложилъ бы вамъ сыграть на Гримо, но такъ какъ мы на него уже играли, то англичанинъ, можетъ быть, не захочетъ снова играть на него.

-- Положительно, любезный Атосъ, я предпочитаю больше ничѣмъ не рисковать.

-- Это жаль, холодно замѣтилъ Атось:-- англичанинъ начиненъ пистолями. Эхъ, Боже мой! попробуйте одинъ разъ, только одинъ разъ на счастье!

-- А если я проиграю?

-- Вы выиграете.

-- Однако, если проиграю?

-- Ну, что же: мы отдадимъ сѣдла.

-- Идетъ, согласился д'Артаньянъ.

Атосъ пошелъ искать англичанина и нашелъ его въ конюшнѣ, гдѣ тотъ разсматривалъ сѣдла завистливыми глазами. Случай былъ самый подходящій. Онъ предложилъ ему слѣдующія условія: 2 сѣдла противъ лошади или сто пистолей -- на выборъ.

Англичанинъ быстро сообразилъ, что два сѣдла стоили сами по себѣ триста пистолей, и ударилъ по рукамъ.

Д'Артаньянъ дрожащей рукой бросилъ кости: выпало три очка; его блѣдность испугала Атоса, который, впрочемъ, сказалъ только:

-- Какое несчастье, товарищъ, ваши лошади будутъ съ сѣдлами.

Торжествующій англичанинъ не потрудился даже повернуть кости; онъ такъ былъ увѣренъ въ своемъ выигрышѣ, что бросилъ ихъ на столъ, не глядя на нихъ; д'Артаньянъ отвернулся, чтобы скрыть свою досаду.

-- Вогъ-те на! сказалъ Атосъ спокойнымъ голосомъ:-- вотъ одинъ изъ необыкновенныхъ случаевъ въ игрѣ въ кости, я видѣлъ это только четыре раза въ своей жизни: два очка!

Англичанинъ взглянулъ и былъ пораженъ удивленіемъ; д'Артаньянъ взглянулъ и былъ радостно пораженъ.

-- Да, продолжалъ Атосъ,-- четыре всего раза: одинъ разъ у г. де-Креки, другой разъ у меня въ имѣніи, въ моемъ замкѣ... когда у меня былъ еще замокъ, въ третій разъ у де-Тревиля, гдѣ это всѣхъ поразило, и, наконецъ, въ четвертый разъ въ кабакѣ, гдѣ онъ выпалъ на мою долю и гдѣ я проигралъ сто луидоровъ и ужинъ.

-- Въ такомъ случаѣ вы возьмете вашу лошадь? спросилъ англичанинъ,

-- Конечно, отвѣчалъ д'Артаньянъ.

-- И не дадите мнѣ отыграться?

-- У насъ было условлено -- не отыгрываться, вы помните.

-- Это правда, лошадь будетъ возвращена вашему слугѣ.

-- Погодите минуту, сказалъ Атосъ:-- если позволите, я скажу только одно слово моему другу.

-- Говорите.

Атосъ отвелъ въ сторону д'Артаньяна.

-- Ну, сказалъ д'Артаньянъ:-- что вамъ еще отъ меня нужно, искуситель? Вы хотите, чтобы я продолжалъ игру?

-- Нѣтъ, я хочу, чтобы вы разсудили.

-- Что?

-- Вы вернете себѣ лошадь, не правда ли?

-- Безъ сомнѣнія.

-- И напрасно, я взялъ бы сто пистолей; вы знаете, что ставкой была лошадь или сто пистолей, на вашъ выборъ.

-- Да.

-- Я бы взялъ сто пистолей.

-- Ну, что жъ, а я возьму лошадь.

-- И вы прогадаете, повторяю вамъ это; что мы будемъ дѣлать вдвоемъ съ одной лошадью -- не можемъ же мы вдвоемъ сѣсть на одну лошадь? Не захотите также вы унизить меня, поѣхавъ рядомъ со мной на своемъ великолѣпномъ боевомъ конѣ. Я бы, не колеблясь ни минуты, взялъ сто пистолей; намъ нужны деньги, чтобы возвратиться въ Парижъ.

-- Я очень стою за эту лошадь, Атосъ.

-- И вы неправы, мой другъ; лошадь можетъ оступиться, споткнуться и попортить себѣ ногу; лошадь, случается, поѣстъ изъ той же колоды въ конюшнѣ, гдѣ раньше ѣла лошадь, зараженная сапомъ: вотъ вамъ тогда и лошадь, и сто пистолей погибли; хозяинъ, къ тому же, обязанъ кормить свою лошадь, тогда какъ сто пистолей, наоборотъ, сами кормятъ хозяина.

-- Но какъ мы вернемся?

-- На лошадяхъ нашихъ слугъ, чортъ возьми! По нашей наружности всякій все-таки узнаетъ, что мы знатные люди.

-- Нечего сказать, хорошій видъ будемъ мы имѣть на рыжихъ клячахъ, въ то время какъ Арамисъ и Портосъ будутъ гарцовать на своихъ коняхъ!

-- Арамисъ! Портосъ! вскричалъ Атосъ и разразился смѣхомъ.

-- Что такое? спросилъ д'Артаньянъ, не понимая причины такой веселости своего друга.

-- Хорошо, хорошо, будемте продолжать, сказалъ Атосъ.

-- Итакъ, по вашему мнѣнію?..

-- Взять сто пистолей, д'Артаньянъ; со ста пистолями мы отлично попируемъ до конца мѣсяца; намъ пришлось много потрудиться, и очень не мѣшало бы немного отдохнуть.

-- Отдохнуть мнѣ! О, нѣтъ, Атосъ! какъ только я пріѣду въ Парижъ, сейчасъ же примусь за поиски этой бѣдной женщины.

-- Такъ что же? Развѣ вы думаете, что при этомъ лошадь вамъ будетъ полезнѣе, чѣмъ луидоры? Возьмите сто пистолей, мой другъ, право, возьмите сто пистолей.

Д'Артаньяну недоставало только какой-нибудь причины, чтобы сдаться, а эта причина показалась ему какъ нельзя болѣе убѣдительной. Къ тому же, настаивая слишкомъ долго на своемъ, д'Артаньянъ опасался показаться Атосу эгоистомъ. Итакъ, онъ согласился получить сто пистолей, которыя англичанинъ ему тутъ же и отсчиталъ.

Послѣ этого больше ни о чемъ не думали, какъ только о возвращеніи. Миръ былъ подписанъ, что обошлось въ шестьдесятъ пистолей -- цѣна старой лошади Атоса; д'Артаньянъ и Атосъ взяли лошадей Плянше и Гримо, а слуги отправились въ дорогу пѣшкомъ, неся сѣдла на головахъ.

Какъ ни плохи были лошади нашихъ друзей, но они скоро опередили своихъ слугъ и пріѣхали въ Кревкеръ. Издали они увидѣли Арамиса, грустно облокотившагося на окно и смотрѣвшаго, какъ сестра Анна въ "Синей Бородѣ", на поднимавшуюся на горизонтѣ пыль.

-- Эй, Арамисъ! что вы тамъ дѣлаете? закричали ему два друга.

-- Ахъ, это вы, д'Артаньянъ и Атосъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- я размышлялъ о томъ, съ какой быстротой исчезаютъ всѣ блага на этомъ свѣтѣ, и моя англійская лошадь, которая умчалась и исчезла въ облакахъ пыли, послужила мнѣ живымъ примѣромъ непрочности всего немного. И вся наша жизнь заключается въ трехъ словахъ: Elit, est, fuit (будетъ, есть, было).

-- Объясните, что это означаетъ? спросилъ д'Артаньянъ, который началъ догадываться объ истинномъ смыслѣ этихъ словъ.

-- Это значитъ, что меня просто одурачили при продажѣ моей лошади: шестьдесятъ луидоровъ за лошадь, которая, судя по ея бѣгу, можетъ дѣлать по пяти миль въ часъ.

Д'Артаньянъ и Атосъ разразились смѣхомъ.

-- Любезный д'Артаньянъ, продолжалъ Арамисъ:-- не сердитесь на меня очень, нужда не руководится законами; къ тому же я первый наказанъ за это, такъ какъ подлый барышникъ надулъ меня по крайней мѣрѣ на пятьдесятъ луидоровъ. Ахъ, вы всѣ очень бережливые люди, вы возвращаетесь на лошадяхъ вашихъ слугъ, приказавъ вашихъ дорогихъ лошадей вести въ поводу шагомъ, не торопя ихъ.

Въ эту самую минуту фургонъ, еще нѣсколько времени тому назадъ показавшійся по Амьенской дорогѣ, остановился, и изъ него вышли Гримо и Плянше съ сѣдлами на головахъ. Пустой фургонъ возвращался въ Парижъ, и слуги условились за свой проѣздъ поить фургонщика въ продолженіе всей дороги.

-- Что это значитъ? спросилъ Арамисъ при видѣ ихъ:-- ничего больше, кромѣ сѣделъ?

-- Теперь вы понимаете? замѣтилъ Атосъ.

-- Друзья мои, это совершенно то же, что случилось и со мной. Я сохранилъ сѣдло просто инстинктивно. Эй, Базенъ! Принеси-ка мое новое сѣдло и положи вмѣстѣ съ сѣдлами этихъ господъ.

-- А что вы сдѣлали съ вашими духовниками? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Я пригласилъ ихъ, мой милый, на другой день обѣдать; мимоходомъ сказать -- здѣсь отличное вино; я напоилъ ихъ какъ нельзя лучше, и тогда священникъ запретилъ мнѣ снимать мундиръ, а іезуитъ сталъ просить меня принять его въ мушкетеры.

-- Безъ всякихъ диссертацій, вскричалъ д'Артаньянъ: -- безъ диссертацій! Я требую уничтоженія диссертацій.

-- Съ тѣхъ поръ, продолжалъ Арамисъ,-- я веду очень пріятную жизнь. Я началъ поэму въ одностопныхъ стихахъ; это довольно трудно, но вся суть именно въ преодолѣніи трудностей. Мысль поэмы прелестна; я прочитаю вамъ первую пѣснь -- въ ней всего четыреста строчекъ и это займётъ всего одну минуту.

-- Я бы вамъ посовѣтовалъ, любезный Арамисъ, замѣтилъ д'Артаньянъ, ненавидѣвшій стихи почти такъ же, какъ и латынь:-- къ трудностямъ присоединить и краткость, тогда вы по крайней мѣрѣ можете быть увѣрены, что у вашей поэмы два достоинства.

-- Она воспѣваетъ, продолжалъ Арамисъ,-- самыя приличныя страсти -- вы сами это увидите. Такъ, значитъ, друзья мои, мы возвращаемся въ Парижъ? Браво, я готовъ! Мы опять увидимся съ нашимъ добрымъ Портосомъ. тѣмъ лучше. Вы не вѣрите, что я соскучился по немъ, этомъ дылдѣ-дуралеѣ! Вотъ онъ уже навѣрное не продалъ бы своей лошади, даже и за цѣлое царство. Мнѣ очень хотѣлось бы видѣть на его лошади съ новымъ сѣдломъ. Я увѣренъ, что онъ будетъ возсѣдать, точно Великій Моголъ.

Послѣ часового отдыха, чтобы дать возможность передохнуть лошадямъ, Арамисъ расплатился по счету, помѣстилъ Базена въ фургонъ къ двумъ его товарищамъ, и всѣ отправились въ путь за Портосомъ.

Его застали уже вставшимъ съ постели и не такимъ блѣднымъ, какимъ видѣлъ его д'Артаньянъ въ первое свое посѣщеніе. Онъ сидѣлъ за столомъ, на которомъ было наставлено всего въ такомъ изобиліи, точно обѣдъ былъ приготовленъ для четверыхъ, хотя за столомъ сидѣлъ только одинъ онъ. Обѣдъ состоялъ изъ вкусно и хорошо приготовленныхъ мясныхъ блюдъ въ большомъ разнообразіи, отборныхъ винъ и превосходныхъ фруктовъ.

-- Ахъ, чортъ возьми, сказалъ онъ, вставая навстрѣчу: какъ кстати, господа, вы пріѣхали; я только что принялся за супъ, и вы отобѣдаете со мной.

-- О, о, произнесъ д'Артаньянъ: -- ужъ не Муекетонъ ли своимъ лассо выловилъ всѣ эти бутылки, фрикандо и филей?..

-- Я подкрѣпляюсь, отвѣчалъ Портосъ: -- я подкрѣпляюсь; ничто такъ не ослабляетъ, какъ эти дьявольскіе вывихи: Съ вами, Атосъ, случалось это когда-нибудь?

-- Никогда; я только помню, что во время нашей стычки въ улицѣ Керру я получилъ ударъ шпагой, который, по прошествіи дней пятнадцати или восемнадцати, производилъ на меня точно такое же дѣйствіе.

-- Навѣрно этотъ обѣдъ приготовленъ не для васъ однихъ, Портосъ? спросилъ Арамисъ.

-- Нѣтъ, я ожидалъ кое-кого изъ сосѣдей, которые только что прислали сказать мнѣ, что они не будутъ; вы ихъ замѣните, и я ничего не потеряю отъ этой замѣны. Гей, Мускетонъ! стульевъ и еще столько же вина.

-- Знаете ли вы, что мы теперь ѣдимъ? спросилъ Атосъ черезъ десять минуть.

-- Какъ что! отвѣчалъ д'Артаньянъ:-- что до меня, то я ѣмъ въ настоящую минуту телятину, приправленную баклажанами и мозгами.

-- А я -- бараній филей, сказалъ Портосъ.

-- А я -- кусокъ пулярки, отозвался Арамисъ.

-- Вы ошибаетесь, господа, важно замѣтилъ Атосъ:-- вы ѣдите конину.

-- Полноте! сказалъ д'Артаньянъ.

-- Конину?! удивился Арамисъ съ чувствомъ отвращенья.

Одинъ Портосъ ничего не говорилъ.

-- Да, конину, не правда ли, Портосъ, что мы ѣдимъ конину? Можетъ быть, даже и съ чапракомъ?

-- Нѣтъ, господа, сѣдло и всѣ принадлежности уцѣлѣли, отвѣчалъ Портосъ.

-- Честное слово, мы исѣ стоимъ другъ друга, сказалъ Арамисъ:-- можно подумать, что мы всѣ сговорились.

-- Что же дѣлать, объяснилъ Портосъ: -- лошадь своей красотой конфузила всѣхъ, и я не хотѣлъ унижать посѣтителей.

-- А ваша герцогиня все еще на водахъ, не такъ ли? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Да, все еще тамъ... Къ тому же, мнѣ показалось, что она такъ понравилась губернатору провинціи, одному изъ тѣхъ джентльменовъ, которыхъ я ждалъ сегодня къ обѣду, что я ее подарилъ ему.

-- Подарилъ? вскричатъ д'Артаньянъ.

-- Ахъ, Боже мой! Да, подарилъ, именно такъ, подарилъ, сказалъ Портосъ:-- потому что она навѣрно стоила полтораста луидоровъ, а этотъ скаредъ далъ мнѣ только восемьдесятъ.

-- Безъ сѣдла? спросилъ Арамисъ.

-- Да, безъ сѣдла.

-- Замѣтьте, господа, сказалъ Атосъ:-- Портосъ сбылъ свою лошадь еще выгоднѣе всѣхъ насъ.

При этихъ словахъ всѣ прыснули отъ смѣха, что немало удивило бѣднаго Портоса; но ему тотчасъ же объяснили причину подобной веселости, въ которой онъ, по своему обыкновенію, принялъ очень шумное участіе.

-- Значитъ, мы всѣ теперь при деньгахъ? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Кромѣ меня, отвѣчалъ Атосъ:-- я нашелъ испанское вино Арамиса настолько вкуснымъ, что приказалъ положить шестьдесять бутылокъ такого же вина въ фургонъ къ слугамъ, что очень порастрясло мои финансы.

-- Представьте себѣ, отозвался Арамисъ:-- что я отдалъ все до послѣдняго динарія въ церковь Мондидье и іезуитамъ въ Амьенѣ; у меня были нѣкоторыя обязательства, которыя я долженъ былъ выполнить: заказныя обѣдни за себя и за васъ, господа, которыя будутъ отслужены, и я не сомнѣваюсь, что онѣ окажутся намъ полезны.

-- А какъ вы полагаете, сказалъ въ свою очередь Портосъ:-- мой вывихъ ничего мнѣ не стоилъ? Не считая раны Мускетона, для леченія которой я принужденъ былъ звать хирурга два раза въ день, и онъ бралъ съ меня двойную цѣну подъ тѣмъ предлогомъ, что этому глупому Мускетону удалось получить пулю въ такое мѣсто, которое обыкновенно показывается только аптекарямъ. Я ему совѣтовалъ не позволять себя на будущее время ранить въ такія мѣста.

-- Ну, ну, произнесъ Атосъ, обмѣнявшись улыбкой съ д'Артаньяномъ и Арамисомъ:-- я вижу, что вы отнеслись великодушно къ бѣдному малому, какъ и слѣдуетъ доброму барину.

-- Однимъ словомъ, продолжалъ Портосъ:-- за уплатой издержекъ у меня все-таки наберется добрыхъ тридцать пистолей.

-- А у меня пистолей десять, сказалъ Арамисъ.

-- Однако, замѣтилъ Атосъ:-- да мы, оказывается, настоящіе Крезы. Сколько у васъ, д'Артаньянъ, остается еще отъ ста пистолей?

-- Отъ моихъ ста пистолей? Во-первыхъ, я далъ изъ нихъ вамъ пятьдесятъ.

-- Вы думаете?

-- Ну, вотъ!

-- Ахъ, да! я вспомнилъ.

-- Затѣмъ я заплатилъ шесть пистолей въ гостинницѣ.

-- Что за скотина этотъ хозяинъ! За что вы дачи ему шесть пистолей?

-- Да вы же сами сказали мнѣ, чтобы я далъ ихъ ему.

-- Правда, я слишкомъ добръ. Сколько же въ остаткѣ?

-- Двадцать пять пистолей.

-- А у меня, сказалъ Атосъ, вытаскивая нѣсколько монетъ изъ своего кармана:-- у меня...

-- У васъ -- ничего.

-- Вѣрное слово, или такъ мало, что не стоить даже и присоединять къ общей суммѣ.

-- Теперь сосчитаемте, сколько у насъ у всѣхъ денегъ?

-- У васъ, Портосъ?

-- Тридцать пистолей.

-- Арамисъ?

-- Десять пистолей;

-- А у васъ, д'Артаньянъ?

-- Двадцать пять.

-- Это составляетъ всего? спросилъ Атосъ.

-- Четыреста семьдесятъ пять ливровъ! отвѣчалъ д'Артаньянъ, умѣвшій считать какъ Архимедъ.

-- По пріѣздѣ въ Парижъ у насъ останется еще добрыхъ четыреста, замѣтилъ Портосъ,-- и, кромѣ того, еще сѣдла.

-- А наши эскадронныя лошади? задалъ вопросъ Арамисъ.

-- Ну, что же! Изъ четырехъ лошадей нашихъ слугъ мы обратимъ двухъ въ господскихъ и разыграемъ ихъ на узелки; четырехсотъ ливровъ хватитъ еще на поллошади для одного изъ не имѣющихъ оной, затѣмъ всѣ поскребушки изъ нашихъ кармановъ мы дадимъ д'Артаньяну, у котораго счастливая рука: онъ пойдетъ отыграться на нихъ въ одинъ изъ игорныхъ домовъ -- вотъ и все.

-- Однако, давайте обѣдать, сказалъ Портосъ: -- это успокаиваетъ.

Четыре друга, нетревожась съ этой минуты относительно своего будущаго, оказали честь обѣду, остатки котораго были предоставлены Мускетону, Базену, Плянше и Гримо.

По пріѣздѣ въ Парижъ д'Артаньянъ нашелъ у себя письмо отъ де-Тревиля, которымъ сообщалось ему, что, по его просьбѣ, король оказалъ ему милость и изъявилъ согласіе на принятіе д'Артаньяна въ мушкетеры. Такъ какъ это было для д'Артаньяна главной мечтой его жизни, кромѣ, конечно, желанія найти г-жу Бонасье, то онъ, весь сіяющій, побѣжалъ къ своимъ товарищамъ, съ которыми только что разстался за полчаса передъ тѣмъ и которыхъ онъ засталъ очень печальными и озабоченными. Они собрались на совѣтъ къ Атосу, что всегда означало, что обстоятельства были очень круты.

Де-Тревиль увѣдомилъ ихъ, что его величество принялъ твердое рѣшеніе объявить войну 1-го мая, вслѣдствіе чего имъ немедленно предстояло заняться своей экипировкой въ походу.

Четыре философа съ удивленіемъ глядѣли другъ на друга; де-Тревиль не шутилъ, когда дѣло касалось дисциплины.

-- А во сколько, но-вашему, обойдется экипировка? спросилъ д'Артаньянъ.

-- Ахъ, и не говорите, отвѣчалъ Арамисъ; -- мы только что сдѣлали разсчетъ, кладя на все со скупостью спартанцевъ, и каждому изъ насъ нужно полторы тысячи ливровъ.

-- Четыре раза пятнадцать составляетъ шестьдесятъ, итого -- шесть тысячъ ливровъ, сосчиталъ Атосъ.

-- Мнѣ кажется, замѣтилъ д'Артаньянъ,-- что, полагая по тысячѣ ливровъ на каждаго -- правда, что, я разсчитываю не какъ спартанецъ, а какъ прокуроръ...

Слово "прокуроръ" осѣпило Портоса.

-- Стойте, мнѣ пришла идея! вскричалъ онъ.

-- Это все-таки что нибудь: а у меня нѣтъ даже и тѣни никакой, хладнокровно оказалъ Атосъ;-- а вотъ д'Артаньянъ, господа, тотъ, отъ счастья поступить отнынѣ въ наши ряды, потерялъ разсудокъ; тысячу ливровъ! Да я объявляю, что для меня только одного нужно двѣ тысячи.

-- Четырежды двѣ -- восемь, сказалъ тогда Арамисъ; и такъ, намъ нужно восемь тысячъ ливровъ для нашей экипировки; правда, у насъ есть уже сѣдла.

-- Даже больше, замѣтилъ Атосъ, когда д'Артаньянъ, отправившійся благодарить де-Тревиля, заперъ за собой дверь, и даже сверхъ этого -- прекрасный брилліантъ, который блеститъ на пальцѣ нашего друга.-- Чортъ возьми! д'Артаньянъ слишкомъ добрый товарищъ, чтобы ставить своихъ друзей въ затруднительное положеніе, когда самъ носитъ на своемъ среднемъ пальцѣ драгоцѣнность, съ помощью которой можно выкупить и короля.