Собиратель желудей.
Черные грачи, желтые дубовые листья, и у подножья дерева спитъ мальчикъ. Голова его лежитъ на выпукломъ корнѣ подлѣ самаго пня, а ноги касаются небольшаго мѣшка или сумки, на половину наложенной желудями. Во снѣ его лобъ хмурится -- на немъ обозначились линіи на подобіе морщинокъ дубовой коры. Впрочемъ въ чертахъ его лица не было ни чего ни привлекательнаго, ни отталкивающаго: такія черты могли быть у дюжины простыхъ ребятишекъ. Эти сердитыя складки лба были единственнымъ замѣтнымъ отличіемъ, подобно рубцамъ на монетѣ, сдѣланнымъ подбитымъ гвоздями сапогомъ -- примѣта, по которой можно отличить ее отъ двадцати совершенно съ нею сходныхъ въ другихъ отношеніяхъ монетъ. Одежда его была немного лучше дерюги на его мѣшкѣ, но чиста, прилична и исправна. Глядя на такую одежду, вы бы сказали: "бѣдна, да бережно ношена". Добрая душа, быть можетъ, положила бы со вздохомъ трехпенсовую монетку въ его сжатый кулакъ. Но эту, словно желѣзомъ проведенную борозду надъ молодыми бровями, не разгладить и серебру. А грачи все свое: крр! крр!
Счастливѣйшія созданія въ свѣтѣ -- это грачи за желудями. Дѣло не въ одномъ клеваніи ихъ, но и въ поискахъ: слетъ на добычу, попрыгиваніе съ вѣтки на вѣтку, потомъ бочкомъ-бочкомъ до самаго корня сука и добродушное клохтанье, когда пріятель уронитъ свой желудь, который катится съ сука на сукъ. Среди такаго обилія имъ не зачѣмъ ссориться или драться, за неимѣніемъ повода къ битвамъ, но они не прочь похвастаться успѣхомъ и выражаютъ это самыми громкими криками. Счастливецъ выбравшій себѣ по вкусу желудь, одинъ отлетаетъ съ нимъ, точно у него въ клювѣ самородокъ золота, на какую нибудь открытую поляну, сопровождаемый общимъ крр!
Все это происходило вверху, пока мальчикъ спалъ внизу. Дроздъ выглядывалъ съ плетня, а въ низкой травѣ все еще слышалось жужжаніе пчелъ, этихъ вѣчныхъ солнцепоклонницъ. Солнечные лучи сверкали на черныхъ спинкахъ грачей, переливаясь на ястребиной травкѣ, на донникѣ и желтухѣ, а также въ сонной струѣ воды. Дубъ находился вблизи угла, образуемаго двумя плетнями, и въ углу былъ тѣсный тернистый проходъ. Въ эту минуту одна старушка, весьма бодрая на видъ, проходила этимъ отверстіемъ, неся на плечахъ вязанку хвороста, и съ ясеневой палкой въ рукѣ. Она была очень чисто и хорошо одѣта для рабочей женщины, съ грубыми чертами лица, въ которыхъ было однако что-то трудно опредѣлимое, что-то такое, чѣмъ она превосходила большую часть женщинъ своего быта. Сюда отчасти относились прямой станъ, плотныя губы и свѣтлоголубые глаза, смотрѣвшіе каждому прямо въ лицо. Впрочемъ, быть можетъ, эти черты производили меньшее впечатлѣніе сравнительно съ ея прямодушіемъ. Вѣра этой старушки возвышала ее надъ всѣмъ остальнымъ, и я могу васъ увѣрить, что она была у нея чувствомъ вполнѣ искреннимъ. Это грубое лицо и ситцевое платье годились бы для жертвы, идущей на костеръ за свою вѣру.
Когда старушка вышла изъ прохода, она сложила въ него свой хворостъ, прошла небольшое разстояніе въ полѣ и возвратившись назадъ къ мальчику, стала между нимъ и угломъ плетня. Крр! кричали грачи, крр! крръ! Хлопъ, хлопъ, хлопъ! зачастила ясеневая палка по спящему мальчику, да такъ машисто, что, того и гляди, поломаетъ ему кости. Подобно заведенной машинѣ, мальчикъ и съ просонья ни на секунду не усомнился въ происходящемъ и безъ малѣйшаго крика бросился со всѣхъ ногъ въ угловое отверстіе. Здѣсь его остановилъ хворостъ, и прежде, чѣмъ онъ успѣлъ отбросить его, старуха опять мальчика хлопъ, да хлопъ, а послѣдній ударъ нанесла ему по ногамъ, когда тотъ, скорчившись, вырвался отъ нея. Удирая съ быстротою вихря, онъ схватилъ на бѣгу мѣшокъ съ желудями, бросилъ его на плотину, откуда желуди скатились въ прудъ и погибли -- добра, по крайней мѣрѣ, на шиллингъ было. Потомъ побѣжалъ черезъ поле, безъ шапки, подъ гору и былъ таковъ. Старуха не пыталась остановить его, зная изъ прежняго опыта, что это безполезно и могло бы, пожалуй, кончиться ея собственнымъ поражаніемъ. Хворостъ, принесенный за четверть мили для этой цѣли, далъ ей возможность имѣть двѣ сильныхъ схватки съ нимъ. Болѣе сквернаго мальчишки и на свѣтѣ не бывало: ничего нельзя было подѣлать съ негодяемъ. Онъ былъ ея внукомъ -- по крайней мѣрѣ сыномъ ея дочери, такъ какъ ребенокъ онъ былъ незаконный. Отецъ пилъ, дѣвушка умерла, какъ говорили -- прямо съ голоду; ребенка взяла бабушка, и теперь ему было лѣтъ десять-одинадцать. Старушка исполняла и исполняетъ свой долгъ такъ, какъ его понимала. Молитвенное собраніе въ ея коттеджѣ бывало дважды въ недѣлю, она сама читала вслухъ молитвы среди собравшихся, будучи главнымъ членомъ секты. Ни примѣръ, ни наставленія, ни лоза не могли измѣнить сердце мальчика. Иногда старуха принималась бить его, быть можетъ, скорѣе по привычкѣ, чѣмъ изъ какой нибудь личной вспышки раздраженія, особенно когда она приносила воду и наливала котелъ, и эти побои были для нея самыми обыкновенными событіями дня. Почему не вмѣшивался отецъ? А потому что въ такомъ случаѣ ему пришлось бы держать сына у себя, и тогда нѣсколько шиллинговъ въ недѣлю убыло бы отъ эля.
Въ саду, прилегавшемъ къ коттеджу, былъ небольшой сарай съ висячимъ замкомъ, служившій для склада припасовъ или дровъ. Однимъ утромъ, послѣ жестокихъ побоевъ, она втащила мальчика въ сарай и заперла его въ немъ на цѣлый день безъ пищи. Но это ни къ чему не повело: мальчикъ по прежнему остался ожесточеннымъ.
Тропинка, пролегавшая полемъ, шла мимо коттеджа, и каждое воскресенье люди, приходившіе въ молельню, могли видѣть мальчика у окна съ открытой передъ нимъ бабушкиной библіей. Здѣсь онъ долженъ былъ сидѣть за запертою дверью, подъ страхомъ палки, и смотрѣть на открытую страницу. Какая польза была принуждать его къ этому? Читать онъ не умѣлъ.
-- Да,-- говаривала старуха,-- читать онъ не можетъ, такъ я заставляю его смотрѣть въ книгу.
Колотушки продолжались своимъ порядкомъ, когда однажды мальчикъ былъ посланъ съ однимъ порученіемъ мили за двѣ или за три и къ общему удивленію собрался въ путь довольно охотно. Но онъ не возвратился ни къ ночи, ни на слѣдующій день, ни еще на слѣдующій, и стало ясно до очевидности что онъ убѣжалъ совсѣмъ. Никому и въ голову не пришло разспросить о немъ или прослѣдить тропинку, по которой онъ шелъ и которую пересѣкали желѣзная дорога, ручьи и каналъ. Онъ убѣжалъ, но могъ гдѣ нибудь остановиться; была прелестная лѣтняя погода, и ему ничего не стоило прогулять недѣлю. Впрочемъ одному промышленнику, случившемуся на участкѣ у канала, показалось, какъ будто онъ видѣлъ въ водѣ что-то подозрительное, но это не вызвало въ немъ ни малѣйшей тревоги, да онъ и не зналъ, что пропалъ мальчикъ. Можетъ, пронесло дохлую собаку... И, отвернувшись отъ канала, онъ снова принялся разсматривать корову, которую торговалъ. Проходила мимо баржа, и рулевая баба, съ трубкой во рту, видѣла, какъ что-то плыло и подкатилось подъ руль: баржа во всю длину прошла по тому плывшему тѣлу. Женщина поняла, что это былъ утопленникъ, но она спѣшила добраться до пристани, сойти на берегъ и выпить свою кварту эля. Какая надобность подбирать тѣло: только нажить кутерьму на палубѣ, за которую никто не заплатитъ! "Отча -- ливай, Недди"! Баржа тронулась, замутивъ тину въ мелкой водѣ, обдавъ брызгами луговой берегъ, и провожаемая ласточками, рѣявшими у флаговъ. Потомъ увидалъ тѣло работникъ, тянувшій бичеву, и выловилъ его, а вмѣстѣ съ нимъ -- тонкую ясеневую уду, съ лесой и крючкомъ, на которомъ еще сидѣлъ червякъ. Вотъ изъ-за чего погибшій мальчикъ вышелъ такъ охотно изъ дома, намѣреваясь половить рыбу въ "рѣкѣ", какъ онъ называлъ каналъ. Когда мальчикъ поскользнулся и упалъ въ воду, его руки и ноги какъ нибудь запутались въ лесѣ уды, иначе, по всей вѣроятности, ему удалось бы выкарабкаться, такъ какъ мѣсто было не глубоко. Такой выпалъ конецъ мальчику, но никто и никогда не вспоминалъ его. Развѣ пожалѣетъ кто нибудь грача, застрѣленнаго и повѣшеннаго за мѣсто пугала! А къ мальчику всю его жизнь относились какъ къ пугалу: онъ померъ -- и все тутъ. Что касается бабушки, то совѣсть ее не упрекала: она вѣдь исполнила свой долгъ.