Катастрофа.
Все было кончено. Пагода изъ папье-маше рухнула. Тысячи семействъ раззорились, и мрачное горе терзало сотни тысячъ сердецъ. Богатые дома попадали сотнями въ руки судебныхъ приставовъ. Въ лавкахъ и загородныхъ жилищахъ, въ коммерческихъ конторахъ и деревенскихъ хижинахъ, въ квартирахъ модныхъ франтовъ и въ конурахъ привратниковъ, много отуманенныхъ несчастныхъ глазъ тупо смотрѣли на бумажки, еще недавно служившія доказательствомъ богатства, а теперь представлявшія лоскутки лопнувшаго воздушнаго шара. Нѣкоторые сошли съума, и въ припадкѣ бѣшенства, проклинали Козмо, обзывали дурными словами католическій кредитъ. А что чувствовали тѣ честныя и высокопоставленныя особы, которыя поддерживали своимъ именемъ и вліяніемъ эту религіозную космораму? Ихъ страданія были тѣмъ нестерпимѣе, чѣмъ безкорыстнѣе и возвышеннѣе былъ энтузіазмъ, подъ вліяніемъ котораго они дѣйствовали.
Если домъ Рошерэ не былъ проданъ съ молотка, то лишь благодаря Плюму, Динандье и покойному Антуаню. Но онъ былъ теперь пустъ и безмолвенъ. Маркизъ умеръ, и его похоронили не съ обычнымъ у аристократовъ блескомъ, но скромно, тихо; за гробомъ шли очень немногіе друзья покойного, и только три женщины -- маркиза, Сесиль и Ортансъ.
Послѣ похоронъ, маркиза удалилась въ монастырь, но не съ цѣлью постричься въ монахини.
Въ продолженіи тяжелыхъ, мрачныхъ дней, которые слѣдовали за двойнымъ ударомъ, уничтожившимъ семейное счастье и честолюбивыя стремленія маркизы, она не давала воли своимъ нервамъ и прекрасно исполняла свой долгъ, блѣдная, грустная, но гордая, непоколебимая. Кромѣ ея старой подруги Ортансъ, при ней постоянно находился еще другой другъ, добрый, нѣжный, неутомимо старавшійся избавить ее отъ всѣхъ заботъ и непріятностей. Она во всемъ спрашивала у него совѣта. Онъ дѣлалъ всѣ распоряженія. Ему дана была полная довѣренность на завѣдыванье остаткомъ ея состоянія, въ теченіи года, который она рѣшилась провести въ молитвѣ и одиночествѣ. Но они почти не разговаривали между собою, а только мѣнялись дѣловыми замѣчаніями.
Въ то утро, когда маркиза должна была покинуть улицу Доминикъ и отправиться въ Анжеръ, баронъ Плюмъ, одинъ пріѣхалъ съ ней проститься; слуги были всѣ отпущены, за исключеніемъ горничной, ѣхавшей съ маркизою, и привратника, грустно сновавшаго по пустымъ комнатамъ. Карета барона стояла у подъѣзда, и маркиза должна была въ ней доѣхать до желѣзной дороги. Не спрашивая ея приказаній, онъ устроилъ все, согласно ея желанію. Передъ отъѣздомъ, она сидѣла въ своемъ будуарѣ, гдѣ мебель была вся въ чехлахъ, ковры сняты, занавѣси и всѣ предметы роскоши убраны.
Въ черномъ платьѣ и длинномъ траурномъ вуалѣ, она была все еще восхитительна, несмотря на блѣдное, испитое лицо. Когда горничная и привратникъ понесли вещи въ карету, маркиза и баронъ остались одни.
-- Другъ мой, сказала она, протягивая руку:-- намъ осталось только нѣсколько минутъ, чтобъ проститься. Прежде чѣмъ мы разстанемся, быть можетъ навсегда, скажите, что вы меня простили. Я очень виновата передъ вами. Я не оказала вамъ должнаго довѣрія. Ахъ, еслибъ я ранѣе послѣдовала вашимъ разумнымъ совѣтамъ...
-- Маркиза, не мучьте меня, отвѣчалъ онъ, не выпуская ея руки:-- въ чемъ вамъ извиняться? Все, что вы дѣлали -- благородно и возвышенно.
-- Нѣтъ, я не хочу слышать пустыхъ комплиментовъ, промолвила маркиза, очень взволнованная и со слезами на глазахъ:-- вы, Александръ, истинный другъ. Вы одни, въ это страшное время, удержали меня отъ отчаянія. Воспоминаніе объ этомъ будетъ единственнымъ моимъ утѣшеніемъ въ предстоящемъ мнѣ одиночествѣ. Пока я не искуплю своихъ тяжелыхъ грѣховъ, вы не услышите обо мнѣ, но вѣрьте, что Маргарита Рошерэ будетъ всегда помнить о добротѣ и преданности своего лучшаго друга.
-- Друга! произнесъ Плюмъ съ жаромъ.
Она поспѣшно выхватила свою руку.
-- Александръ!
-- Маргарита!
-- Ради насъ обоихъ замолчите. Я теперь должна думать только о горѣ и раскаяніи. Черезъ годъ мы, можетъ быть, снова встрѣтимся, и тогда я надѣюсь, вы найдете во мнѣ лучшую и болѣе смиренную женщину. Довольно, силы мнѣ измѣняютъ. Прощайте.
Она закрыла лицо платкомъ. Онъ слегка прикоснулся губами къ ея рукѣ, и, вставъ, молча ушелъ. Онъ былъ очень взволнованъ, но глаза его блестѣли странной радостью.
Спустя нѣсколько минутъ, она появилась на крыльцѣ. Онъ посадилъ ее въ карету. На мгновеніе она оперлась на его руку, а когда лошади тронули, она приподняла вуаль. Онъ не произнесъ ни слова, но она поняла по движенію его губъ, что онъ говорилъ:
-- До свиданія, Маргарита.
-----
Для Козмо эти дни были невыносимой каторгой. Онъ старался дать мужественный отпоръ злой судьбѣ, но весь міръ обратился противъ него. Онъ мечталъ о возстановленіи низвергнутаго зданія католическаго кредита, и убѣждалъ всѣхъ, что дѣло еще можно поправить. Но никто не хотѣлъ его слушать, и всюду раздавались только проклятія противъ лжепророка, который привелъ къ погибели всѣхъ довѣрившихся ему лицъ.
Вечеромъ въ тотъ день, когда маркиза уѣхала изъ Парижа, Козмо пробирался пѣшкомъ по дождю къ нотаріусу Галюшэ. Поднявъ воротникъ, нахлобучивъ на глаза мягкую поярковую шляпу, и скрывъ свое лицо высокимъ cache-nez, онъ поспѣшно пробирался по мокрымъ, пустыннымъ улицамъ. Въ Парижѣ его всѣ знали, а потому онъ боялся взять фіакръ; возница могъ его узнать и выдать случайно проходившимъ мимо жертвамъ финансоваго краха. Но до того энергична была его итальянская натура, что онъ все-таки не унывалъ, и несъ Галюшэ новые планы о соединеніи воедино всѣхъ католическихъ силъ.
Достигнувъ хорошо знакомаго ему дома въ улицѣ Neuve-des-Petits Champs, онъ вошелъ въ отворенную калитку. Было десять часовъ, и всюду царила мертвая тишина. Въ сѣняхъ было темно; лампа, обыкновенно горѣвшая на лѣстницѣ, была потушена. Занятый своими мыслями, онъ не замѣтилъ, что даже маленькое окно изъ комнаты привратника было завѣшено темной занавѣской. Не успѣлъ онъ сдѣлать въ окружавшемъ его мракѣ трехъ шаговъ, какъ раздался обычный, рѣзкій голосъ г-жи Гюлотъ:
-- Кто идетъ?
-- Это я, Козмо. Меня ждетъ Галюшэ. Посвѣтите, г-жа Гюлотъ.
Какая-то фигура неслышно шмыгнула къ калиткѣ, и поспѣшно заперла ее. Потомъ снова раздался голосъ г-жи Гюлотъ:
-- Діонисій!
Черезъ мгновеніе, и прежде, чѣмъ Козмо могъ опомниться, или вскрикнуть, мощныя руки г-жи Гюлотъ сжали его шею сзади, какъ въ тискахъ, а спереди на него набросился Гюлотъ. Козмо увидѣлъ блѣдное, звѣрское лицо, и блескъ ножа; далѣе онъ уже ничего болѣе не чувствовалъ, не сознавалъ.
Прошелъ часъ. На каменномъ полу сѣней лежалъ бездыханный трупъ, подлѣ валялась раздавленная подъ ногами шляпа. Не вдалекѣ стояла женщина, и холодно, злобно смотрѣла на мертвое тѣло; изъ комнаты привратника доносились громкіе звуки скрипки, на которой кто-то игралъ странную, болѣзненную, дикую фантазію, нѣчто въ родѣ безумной пѣсни торжествующей мести. Долго раздирали воздухъ эти бѣшенные звуки. Наконецъ, послышался стукъ въ ворота.
-- Отворите! Отворите!
Женщина спокойно повернулась и посмотрѣла на скрипача, который ничего не слышалъ, ничего не замѣчалъ. Глаза его были налиты кровью, холодный потъ выступилъ у него на лбу, а смычекъ продолжалъ лихорадочно прыгать по скрипкѣ. Она пожала плечами, подошла къ калиткѣ и отперла ее. Фуражки жандармовъ показались при свѣтѣ уличнаго фонаря.
-- Что это за шумъ? Что вы тутъ дѣлаете?
-- Войдите, отвѣчала она спокойно, и сложивъ руки на груди.
Они поспѣшно вошли. Скрипка продолжала дико, ненетово завывать. На полу лежалъ трупъ съ обращеннымъ къ верху блѣднымъ лицомъ.
Одинъ изъ жандармовъ схватилъ за плеча женщину; она не оказала никакого сопротивленія и только самодовольно улыбнулась; другой жандармъ нагнулся къ трупу, и послѣ внимательнаго осмотра произнесъ:
-- Онъ умеръ.
Потомъ жандармъ бросился въ комнату привратника и взялъ за руку скрипача. Только тогда замерли безумные, болѣзненные ззуки. Скрипка упала на полъ. Гюлотъ дико посмотрѣлъ на жандарма.
-- Кто это? спросилъ жандармъ, указывая на трупъ.
-- Козмо.
-- Козмо! Финансистъ? Вы его убили?
Гюлотъ кивнулъ головой. Глаза его блестѣли дикой радостью.
-- Зачѣмъ?
-- Зачѣмъ! воскликнулъ Гюлотъ.-- Онъ раззорилъ меня, онъ раззорилъ ее, онъ раззорилъ Галюшэ, который ждетъ его наверху. Онъ раззорилъ маркиза и маркизу Рошерэ; онъ раззорилъ тысячи бѣдныхъ людей. Онъ заслужилъ смерть.
-- Да, произнесла твердымъ, спокойнымъ голосомъ г-жа Гюлотъ:-- онъ заслужилъ смерть.
Конецъ.
"Отечественныя Записки", NoNo 6--9, 1882