ПОЗДНО!
X.
Любезности политической прессы.
Парламентъ былъ созванъ къ концу февраля и Лондонъ быстро наполнялся. Члены кабинета уже нѣсколько разъ собирались на общія совѣщанія, и возбужденные этими собраніями толки въ клубахъ и прессѣ служили обычной увертюрой къ ежегодному политическому представленію. Торійское министерство, стоявшее у кормила правленія только еще полтора года, посмотрѣло на королевскую рѣчь съ спокойнной самоувѣренностью торжества. Они сдѣлали слишкомъ много ошибокъ въ политикѣ внутренней и внѣшней, чтобы представить вкусное національное блюдо королевѣ или странѣ. Экспедиція въ Хіо не удалась, на Востокѣ подготовлялась общая война, министръ иностранныхъ дѣлъ болѣе хвастался, чѣмъ дѣйствовалъ, а англійскій народъ всегда уважалъ дѣятельность и ненавидѣлъ хвастовство. Дома положеніе рабочихъ классовъ возбуждало величайшія опасенія въ людяхъ, "имѣющихъ нѣчто" и носящихъ названіе "друзей закона и порядка". Впродолженіи долгаго времени, немногіе обладающіе богатствомъ въ Англіи находились, хотя и безсознательно, въ полной власти многихъ, неимѣющихъ ничего, и только благодаря недостатку сообразительности и единенія среди послѣднихъ, благополучно удержались на краю бездны. Верхніе классы находились въ положеніи Родольфа въ "Тайнахъ Парижа", который чувствовалъ, какъ вода прибывала въ погребѣ на Елисейскихъ Поляхъ и постепенно достигала сначала до его ногъ, потомъ колѣней, и, наконецъ, все выше и выше до самаго рта. По счастью, грозныя воды поднимаются медленно и даютъ время подумать о средствахъ къ спасенію. Торіи въ то время, какъ и всегда, занимались безполезной и вполнѣ безнадежной задачей сдержать подъемъ воды. Невозможное экономическое положеніе требовало коренныхъ реформъ, или народное волненіе могло быть остановлено только кровавыми репрессивными мѣрами, а благодаря здравому смыслу англійской націи, къ подобнымъ мѣрамъ внутренняя англійская политика прибѣгаетъ только тогда, когда уже всѣ другіе пути безуспѣшно испробованы. Наступила критическая минута; низшіе классы были недовольны и требовали уменьшенія невыносимаго для нихъ бремени и болѣе широкаго представительства. Военные расходы, высокій тарифъ, дорого стоющее правосудіе, управленіе страною "сливками" и для "сливокъ" -- всѣ эти обычные элементы торійской администраціи возбудили всю страну противъ министерства, и ясно было, по непреложнымъ знаменіямъ времени, что дни его сочтены: какъ всегда, партія, называемая радикальной, вела борьбу и рыла траншеи, подкапываясь подъ самою твердыню торизма. И только въ послѣднюю минуту, когда судьба борьбы стала очевидной, явились на сцену виги, дотолѣ остававшіеся хладнокровными зрителями, взяли на себя предводительство и потребовали себѣ добычу. Такова, въ сущности, исторія современной Англіи въ послѣднія пятьдесятъ лѣтъ. Каждый разъ, когда либеральное министерство рождалось потугами радикальнаго движенія -- мѣста, награды, почести, однимъ словомъ, все, что получаютъ побѣдители при существованіи системы политическихъ партій, доставалось исключительно вигамъ. Радикалы довольствовались славой и сознаніемъ, что боролись за свои принципы, а виги пріобрѣтали власть и матеріальную пользу.
Джобсонъ, несмотря на всѣ свои семейныя, финансовыя и профессіональныя невзгоды, исполнялъ съ обычной энергіей свои политическія обязанности. Какъ не тяжело было ему видѣть приближеніе Рождества, которое ему приходилось провести одному вдали отъ семьи, онъ передъ самыми праздниками отправился въ Линчестеръ и произнесъ тамъ одну изъ тѣхъ блестящихъ, справедливыхъ и ѣдкихъ критикъ министерской политики, которыя такъ сильно дѣйствуютъ на народное воображеніе. Странно сказать, но часто люди, тревожимые горемъ или заботами, произносятъ самыя краснорѣчивыя, самыя блестящія по содержанію и формѣ политическія рѣчи. Поэтому, встрѣчая членовъ либеральной партіи передъ самымъ открытіемъ парламента, Джобсонъ выслушивалъ это всѣхъ самыя горячія поздравленія, и знающіе люди предсказывали, что при ожидаемомъ торжествѣ его партіи, онъ получитъ матеріальное вознагражденіе за оказанныя услуги. Лордъ Сваллотэль, давно избѣгавшій его, снова сблизился съ нимъ и былъ снова приглашенъ на обѣдъ съ лордомъ Мьюборномъ въ домѣ одного честолюбиваго адвоката, разсчитывавшаго занять открывавшуюся ваканцію генералъ-атторнея или генаралъ-солиситора. Лордъ Мьюборнъ объяснялся съ нимъ очень любезно и было рѣшено, что при общемъ натискѣ, министерство при обсужденіи адреса на королевскую рѣчь, Джобсону дадутъ передовой постъ. Дѣйствительно, его имя было заранѣе заявлено спикеру и ему дали слово въ благопріятную для оратора пору парламентскихъ преній. Въ очень эффектной импровизаціи, онъ разнесъ въ прахъ предшестовавшую ему рѣчь торійскаго генералъ-солиситора. Всѣ слушавшіе его были убѣждены, что новое министерство не могло не воспользоваться помощью такого талантливаго человѣка.
Общія ожиданія не обманулись. Министерство было разбито на голову при обсужденіи адреса. Мистеръ Персиваль Пибльсъ, занимавшій мѣсто министра иностранныхъ дѣлъ въ кабинетѣ лорда Мьюборна и самый видный человѣкъ въ либеральной партіи по талантамъ и краснорѣчію сдѣлался первымъ министромъ. Лордъ Мьюборнъ удовольствовался министерствомъ колоній, лордъ Сваллотэль былъ сдѣланъ канцлеромъ герцогства Ланкастерскаго, а мистеръ Чайльдерлей министромъ торговли. Остальные министерскіе портфели были розданы, по строгимъ правиламъ непотизма, столь упорно и искусно примѣняемымъ вигами, и когда всѣ семейные инстинкты были вполнѣ удовлетворены, то первый министръ сталъ обдумывать, кого бы изъ рядовыхъ своей партіи удостоить второстепеннымъ постомъ, чтобы успокоить взволнованное общественное мнѣніе. Судебными совѣтниками короны по самому существу ихъ обязанностей, не могутъ быть назначаемы "родные человѣчки" и стали ходить слухи, что Джобсонъ получаетъ мѣсто генералъ-солиситора. Это было громаднымъ повышеніемъ для молодого человѣка, какъ доселѣ считаютъ въ Англіи сорокалѣтняго мужчину, но онъ былъ слишкомъ извѣстенъ своими сочиненіями и рѣчами внѣ парламента и слишкомъ независимъ въ палатѣ, чтобы его вовсе обойти, а потому интересы партіи требовали, чтобы не обращено было вниманія на его недостаточно высокое положеніе въ судебномъ мірѣ. Въ Chronicle его имя было напечатано въ числѣ предполагаемыхъ членовъ новой администраціи. Въ этой газетѣ Джобсонъ обыкновенно помѣщалъ свои статьи, а потому многіе его друзья тотчасъ стали говорить, что онъ самъ напечаталъ эти извѣстія, чтобы обратить на себя вниманіе перваго министра. Это однако было совершенно излишне. Мистеръ Пибльсъ самъ остановилъ свой выборъ на Джобсонѣ и рѣшилъ ввести его въ священный кружокъ, гдѣ у каждаго молодого человѣка уста невольно закрываются и независимость стушевывается.
Не успѣлъ Chroniele упомянуть мистера Джобсона, какъ Post прервалъ свое молчаніе.
Говоря о составѣ новаго министерства, этотъ почтенный торійскій органъ замѣтилъ:
"Къ числу слуховъ, очевидно, не имѣющихъ никакого основанія, относится извѣстіе о назначеніи радикальнаго адвоката, мистера Тадеуса Джобсона, на постъ генералъ-солиситора. Въ тоже время говорятъ, что если это назначеніе состоится, то новый лордъ канцлеръ, искренно религіозный человѣкъ, подастъ въ отставку. Мы отказываемся вѣрить, чтобы такой умный министръ, какъ мистеръ Пибльсъ назначилъ, для удовлетворенія крикливыхъ требованій ненасытной радикальной шайки, на важный постъ судебнаго совѣтника короны, такъ сказать одного изъ хранителей королевской совѣсти -- человѣка, написавшаго скандальную книгу, оскорбительную для всякаго истиннаго христіанина и напоминающую самыя постыдныя выходки Вольтера. Наша страна еще не пала такъ низко, чтобы оставаться равнодушной къ интересамъ и достоинству нашей святой религіи. Но говорятъ -- мы не знаемъ, на сколько это справедливо -- что есть другія причины очень щекотливаго свойства, семейныя и финансовыя, которыя могутъ помѣшать назначенію мистера Джобсона. Мы не приводимъ этихъ слуховъ, относящихся до отвѣтчицы въ недавно разбиравшемся извѣстномъ процессѣ о спорномъ духовномъ завѣщаніи, и до ликвидаціи дѣлъ большого гончарнаго завода, одинъ изъ хозяевъ, котораго бѣжалъ въ Америку. Все это, можетъ быть, только пустые слухи, но одно ихъ появленіе должно бы удержать перваго министра отъ назначенія депутата мистера Джобсона генералъ-солиситоромъ".
Эта замѣчательная статья была результатомъ ночного посѣщенія редакціи Post мистеромъ Томомъ Скирро, который все еще оставался сотрудникомъ этого замѣчательнаго органа истины и свѣта. Онъ засталъ редактора, окруженнаго корректурами и въ обществѣ трехъ джентельмэновъ, принесшихъ послѣднія новости изъ парламента и клубовъ. Въ числѣ ихъ былъ мистеръ Боквель Помпъ, членъ парламента, одинъ изъ самыхъ неоцѣненныхъ газетныхъ ищеекъ. Онъ имѣлъ удивительную память, мягкія, заискивающія манеры и замѣчательное искуство высасывать новости изъ всѣхъ и каждаго. Проводя цѣлый день въ поискахъ за новостями, онъ въ полночь являлся къ своему другу мистеру Саквилю Вернону, редактору Post, и выпускалъ, какъ китъ, фонтанъ толковъ, слуховъ и сплетней, а на слѣдующій день снова погружался въ глубину общественнаго и политическаго моря за ловлей новостей.
Всѣ министерскіе портфели были уже къ этому времени розданы и интересъ минуты сосредоточился на второстепенныхъ мѣстахъ. Но собраннымъ мистеромъ Боквелемъ Помпомъ свѣдѣніямъ, премьеръ хотѣлъ бросить двѣ или три кости радикаламъ, а такъ какъ долгъ оппозиціи помѣшать образованію противной партіей сильнаго министерства, то для торіевъ было очень важно, чтобы не допустили до раздѣла добычи радикаловъ, которые, обманувшись въ своихъ надеждахъ, разстроили бы министерское большинство.
-- Я только что встрѣтилъ лорда Сваллотэля, сказалъ мистеръ Боквелъ Помпъ:-- и онъ говоритъ, что Джобсонъ будетъ генералъ солиситоромъ, хотя этому сильно противился лордъ-канцлеръ, считающій Джобсона безбожникомъ. Какъ бы-то ни было, онъ очень способный человѣкъ и вчера еще герцогъ говорилъ, что онъ одинъ изъ самыхъ талантливыхъ и самыхъ опасныхъ людей въ противной партіи. Что бы тамъ ни кричали, а его послѣдняя книжка дьявольски умная и блестящая. По словамъ Кэнама, его назначеніе ослабитъ министерство въ религіозномъ отношеніи, но это пустяки, ибо оно усилитъ его во всѣхъ остальныхъ, и мы должны, если возможно, помѣшать его назначенію. Лэди Кэнамъ, злѣйшій врагъ его и особливо ея мать, толстая француженка де-Лосси. Говорятъ, у нихъ была какая-то скандальная исторія. Нельзя ли, Вернонъ, разузнать о немъ что-нибудь? Я слышалъ кое-что да смутно. Мнѣ говорили на дняхъ, что онъ потерялъ большую сумму денегъ въ неудачной спекуляціи, и что у него была интрижка съ миссъ Реймондъ, отвѣтчицей въ извѣстномъ дѣлѣ о завѣщанія Арматвэтъ. Ахъ, да, я помню, мнѣ объ этомъ говорилъ Гланвиль Маримонтъ. Вѣдь вы помните, что Джобсонъ настаивалъ на судебномъ разбирательствѣ дѣла, чтобы возстановить ея честь.
-- Вотъ джентельмэнъ, который знаетъ все о мистерѣ Джобсонѣ, произнесъ мистеръ Вернонъ, указывая на только что вошедшаго Тома Скирро.
-- Да, сэръ, отвѣчалъ послѣдній: -- я знаю многое о немъ и нарочно пришелъ сюда, чтобы сообщить вамъ кое-какія свѣдѣнія. Можно написать очень эффектный протестъ.
И онъ разсказалъ все, что ему было извѣстно о скандалѣ съ иностранной дамой, получившей по чеку Джобсона деньги въ банкирской конторѣ Чапльса, о посѣщеніи Джобсона молодой миссъ Реймондъ въ его конторѣ и о ликвидаціи гончарнаго завода Коксона и К°.
-- Я еще готовлю ему сюрпризъ, прибавилъ Скирро, облизываясь:-- ему тогда не помогутъ ни его гордость, ни его богатые родственники.
И не желая быть откровеннѣе, Скирро удалился въ сосѣднюю комнату, гдѣ написалъ статью, которую мы уже перепечатали изъ столбцовъ почтенной газеты.
-- Полезный человѣкъ, но непріятный, замѣтилъ мистеръ Беквиль Помпъ, когда Скирро ушелъ: -- я бы его держалъ подальше, Вернонъ. Какая у него отвратительная физіономія, и я право не знаю, что бы меня болѣе испугало его ненависть или любовь. Ха-ха-ха!
II.
Естественный подборъ въ политикѣ.
Почти въ то самое время, какъ Томъ Скирро писалъ гнусную статью въ редакціи "Post", въ кабинетѣ мистера Пибльса, въ Гросвеноръ-Стритѣ обсуждали назначеніе Джобсона, а не подалеку, въ Арлингтонъ-Стритѣ, самъ Джобсонъ, Берта и Винистунъ съ нетерпѣніемъ ждали предложенія перваго министра.
Генералъ-атторней былъ уже найденъ, мистеръ Квентинъ Мидисонъ, извѣстный адвокатъ при судѣ казначейства и стойкій вигъ, очень кстати сдѣлавшій обѣдъ вожакамъ своей партіи. Въ генералъ-солиситоры мистеръ Пибльсъ прочилъ Джобсона. У него въ кабинетѣ сидѣли: новый министръ торговли, мистеръ Чайльдерлей, и "коноводъ" партіи виговъ, мистеръ Бэтманъ.
-- Джобсонъ былъ бы сильной поддержкой, сказалъ послѣдній:-- его назначеніе будетъ очень популярнымъ; одно только бѣда -- это его проклятая книга, возстановившая противъ него всѣхъ религіозныхъ людей. Мистеръ Минтонъ говоритъ, что методисты будутъ очень недовольны, если вы остановите на немъ свой выборъ.
-- Это не бѣда, отвѣчалъ премьеръ:-- многое прощается блестящему, талантливому человѣку.
-- Я съ вами согласенъ, что одна книга не могла бы помѣшать его назначенію, произнесъ мистеръ Бэтманъ:-- но про него разсказываютъ странныя исторіи. Кто-то въ Брусковомъ клубѣ говорилъ сегодня, что онъ поссорился съ семействомъ своей жены. Потомъ его имя упоминаютъ вмѣстѣ съ именемъ отвѣтчицы въ дѣлѣ Арматвэтъ. Я не вѣрилъ этимъ сплетнямъ, но все-таки онѣ непріятны. Какъ бы то ни было, я думаю, что его слѣдуетъ назначить, а то онъ надѣлаетъ намъ много вреда своими нападками.
-- Я въ этомъ не вполнѣ убѣжденъ, замѣтилъ мистеръ Чайльдерлей.-- Я желаю всего хорошаго Джобсону. Онъ былъ одно время въ близкихъ отношеніяхъ съ моей семьей. Я его очень уважалъ; между нами, я думалъ, нѣкогда выдать за него свою дочь. Онъ спасъ ея жизнь въ Римѣ и выказалъ себя тогда настоящимъ героемъ. Но я случайно узналъ, чрезъ анонимное письмо, что Джобсонъ имѣлъ подозрительныя сношенія съ одной иностранкой, пользующейся самой дурной славой. Если я не ошибаюсь, она получила отъ него значительную сумму. Убѣдившись въ справедливости этого факта справкой у банкировъ Джобсона, я долженъ былъ съ сожалѣніемъ отказаться отъ мысли имѣть его своимъ зятемъ. Теперь я радуюсь этому обстоятельству, потому что оно дало мнѣ возможность выдать дочь за человѣка, родствомъ котораго я, по истинѣ, могу гордиться.
-- Странно, отвѣчалъ мистеръ Пибльсъ: -- онъ всегда пользовался славой самаго серьёзнаго человѣка. Я бы никогда не ожидалъ отъ него скандальной исторіи. Но если о немъ ходятъ компрометирующіе его слухи, то имъ надо пожертвовать. Впрочемъ, отложимъ это дѣло до завтра. Вы, мистеръ Бэтманъ, соберите справки. Если намъ не удастся Джобсонъ, то надо будетъ взять Пигльдю, хотя онъ плохой замѣститель такого способнаго человѣка, какъ Джобсонъ. Мистеръ Чайльдерлей, обстоятельство, о которомъ вы только-что говорили, не было всѣмъ извѣстно?
-- Я полагаю, что его знаютъ очень немногіе, отвѣчалъ мистеръ Чайльдерлей:-- я никогда не узналъ, кто былъ авторомъ анонимнаго письма и никому не говорилъ о немъ, кромѣ Сваллотэля, послѣ его женитьбы. Онъ зналъ близко Джобсона и увѣрялъ, что это гнусная клевета, совѣтуя объясниться съ Джобсономъ; но это было невозможно.
Высказавъ такимъ образомъ тайную причину своего загадочнаго разрыва съ Джобсономъ, Чайльдерлей не подозрѣвалъ, что поступилъ нехорошо или неблагородно. Правда, онъ не требовалъ отъ Джобсона объясненія обстоятельства, повидимому, компрометировавшаго его, но ему было бы не легко придумать предлогъ для такого объясненія, такъ какъ Джобсонъ никогда не дѣлалъ формальнаго предложенія его дочери. Лордъ Сваллотэль, съ своей стороны, считалъ невозможнымъ выяснить этотъ вопросъ, хотя вполнѣ сознавалъ, что съ Джобсономъ поступили не хорошо.
Между тѣмъ, въ Арлингтонъ-Стритѣ радостно обсуждали назначеніе Джобсона, считая его уже совершавшимся. Они воображали, какъ счастливы будутъ сэръ Артуръ и его жена, узнавъ, что въ ихъ семьѣ третій баронетъ. Джобсонъ разсчитывалъ, какими средствами онъ будетъ въ состояніи поддерживать свое новое блестящее положеніе, и Берта предполагала пожертвовать для этой цѣли все, что у нея было. Она же, зная грустную исторію разрыва Тадди съ женою, шопотомъ переговаривалась съ Винистуномъ и оба надѣялись, что повышеніе мужа пріятно польститъ Сильвіи и поведетъ къ примиренію. Они изобрѣтали тысячи причинъ для объясненія того страннаго факта, что первый министръ такъ долго не сообщалъ лично о всѣмъ извѣстномъ назначеніи. У Берты въ этотъ день было два или три джентльмэна, знавшіе всѣ политическія новости, и они прямо поздравляли ее съ назначеніемъ племянника. Винистунъ слышалъ отъ всѣхъ знакомыхъ, что это совершившійся фактъ. Самого Джобсона всѣ поздравляли въ клубѣ Реформы. Они разстались веселые, счастливые, въ полной увѣренности, что слѣдующее утро принесетъ осуществленіе ихъ надеждъ.
Войдя въ спальню, Джобсонъ остановился на минуту передъ портретомъ своего маленькаго сына.
"Это будетъ большимъ для него торжествомъ, подумалъ онъ:-- хотя малютка этого теперь не пойметъ. Онъ не наслѣдуетъ большимъ помѣстьямъ и капиталамъ, но будетъ пользоваться плодами этой почести и тѣхъ, которыя послѣдуютъ за нею. А Сильвія... можетъ быть, ее тронетъ мое повышеніе? Она самолюбива, а теперь она будетъ лэди Джобсонъ. Конечно, она вернется домой и, можетъ быть, будетъ понимать меня лучше прежняго".
И, думая съ любовью о женѣ и дѣтяхъ, которыхъ обѣщала ему возвратить неожиданно открывшаяся передъ нимъ блестящая карьера, Джобсонъ заснулъ.
На слѣдующее утро за завтракомъ онъ почти ничего не ѣлъ и нетерпѣливо пробѣгалъ глазами столбцы въ "Times" и "Chronicle", озаглавленные "Новое министерство". Снова въ обѣихъ газетахъ упоминалось объ его назначеніи генералъ-солиситоромъ, какъ о вѣрномъ фактѣ. Надежда еще болѣе утвердилась въ его сердцѣ. Самая форма, въ которой говорили газеты о немъ, льстила его самолюбію. Онѣ вполнѣ отдавали справедливость его замѣчательнымъ способностямъ и популярности, хотя отчасти сомнѣвались въ его практичности и указывали на нѣкоторыя его заблужденія.
Однако, время шло и онъ не получалъ письма ни отъ мистера Нибльса, ни отъ мистера Бэтмана. Пробило одиннадцать и ему пора отправляться въ контору, но онъ не могъ приняться за работу, пока его судьба не была рѣшена. Поэтому, онъ пошелъ въ Арлингтонъ-Стритъ.
Берта была блѣдна, разстроена. Она, очевидно, ждала его.
-- Ну, сказала она, поцѣловавъ племянника: -- что ты думаешь объ этомъ скандалѣ?
-- О какомъ скандалѣ?
Она молча подала ему номеръ "Post". Онъ взглянулъ на указанные ему столбцы и покраснѣлъ отъ честнаго негодованія. Онъ не смѣлъ взглянуть на Берту, такъ казалось ему ужаснымъ, что ея чистое, непорочное, любящее сердце было осквернено чтеніемъ столь гнусной клеветы. Она, съ своей стороны, стыдилась сказать: "я не вѣрю этому", а только поцѣловала его.
-- Я боюсь, чтобъ эта статья не помѣшала твоему назначенію, промолвила она.
Джобсонъ принужденно засмѣялся.
-- Полно; это пустяки. Никто не обращаетъ вниманія на такія гнусныя нелѣпости.
-- А если эта газета попадется на глаза мистрисъ Бромлей или Сильвіи?
Джобсонъ покраснѣлъ. Онъ уже самъ подумалъ, что, прочитай онѣ эти строки въ теперешнемъ настроеніи, то, пожалуй, повѣрятъ низкой клеветѣ.
-- А на мистера Пибльса это не повліяетъ? спросила Берта.
-- Не думаю, отвѣчалъ съ жаромъ Джобсонъ: -- если онъ поддается вліянію такихъ скандаловъ, то не заслуживаетъ уваженія честныхъ людей.
-- Не сочтетъ ли онъ себя вынужденнымъ обратить на это вниманіе съ общественной точки зрѣпія?
-- Пусть его, отвѣчалъ мрачно Джобсонъ: -- я могъ бы жестоко отплатить ему. Но какъ я могу въ моемъ положеніи, съ моими принцигшми возстать на вожаковъ моей партіи изъ личной мести? Часто честный человѣкъ видитъ себя безоружнымъ, тогда какъ подлецъ имѣетъ передъ собой выборъ оружія. Серкомбъ и Брей не задумались бы и надѣлали бы столько непріятностей министерству, что оно было бы вынуждено дать имъ мѣста. Я не могу этого сдѣлать. Я сталъ бы презирать себя за такую низость. Но нечего объ этомъ и думать. Пибльсъ и Мьюборнъ слишкомъ хорошо знаютъ свѣтъ, чтобъ измѣнить свое намѣреніе, благодаря какой-то низкой клеветѣ.
Несмотря, однако, на эти мужественныя слова, онъ находился въ лихорадочной тревогѣ. Берта посовѣтовала ему отправиться къ Винистуну. Онъ пошелъ, но по дорогѣ завернулъ въ клубъ. Первыя лица, которыхъ онъ встрѣтилъ, молча пожали ему руку, какъ бы избѣгая съ нимъ разговора. Сердце его ёкнуло.
-- Что, старый другъ, васъ обошли? произнесъ, останавливая его и отводя въ сторону, мистеръ Гумфри Тарльтонъ, имѣвшій привычку всегда сообщать пріятелямъ непріятныя новости: -- стыдъ и срамъ. Я только-что встрѣтилъ Сваллотэля и онъ мнѣ сказалъ, что Пигльдю принялъ мѣсто генералъ-солиситора. Впрочемъ, вы еще молоды и можете подождать. Но вы, я думаю, зададите имъ жару. Какая подлая статья объ васъ въ "Post". Вонъ выставленъ полный списокъ новаго министерства. Какъ вы его находите?
И Тарльтонъ смотрѣлъ прямо въ глаза Джобсону. Но тотъ не моргнулъ.
-- Пигльдю хорошій человѣкъ, произнесъ онъ спокойно: -- ученый юристъ и ему нечего бояться новыхъ выборовъ.
Хладнокровно, небрежно проглядѣвъ имена новыхъ правителей Англіи, онъ вышелъ изъ клуба, взялъ кэбъ и отправился въ Темпль. Трудно сказать, о чемъ онъ думалъ. Онъ самъ этого не сознавалъ. Въ головѣ его вдругъ сдѣлалась какая-то страшная пустота. Надежда навѣки для него померкла.
III.
Увлеченіе невинности.
Оппозціонныя газеты и всѣ органы клерикальной партіи, выразили по случаю исключенія имени Джобсона изъ министерскаго списка ту шумную радость, которую всегда выражаетъ женщина, узнавъ, что ея бывшему любовнику измѣнила ея счастливая соперница. Они считали это торжествомъ истинной вѣры и пораженіемъ ея безбожнаго врага. Коверлейскій епископъ не скрывалъ своей радости и прямо объявилъ своему другу декану, "что это была совершенно заслуженная кара нечестивой гордыни". При этомъ, онъ выразилъ христіанскую надежду, что заблуждающійся грѣшникъ, наконецъ, раскается, и вернется на путь истины.
По несчастью, въ это время въ Америкѣ возбудилась горячая полемика о знаменитой книгѣ Джобсона, которая по ту сторону океана выдержала шесть изданій и имѣла громадный успѣхъ. Американцы отличаются юморомъ и любятъ серьёзную, тонкую иронію, а потому приняли эту книгу за добродушную сатиру, каковой характеръ ей придавалъ и самъ авторъ. Въ странѣ, гдѣ смѣются надо-всѣмъ, начиная отъ религіозникъ таинствъ до убійцы президента, книга Джобсона не возбудила въ религіозныхъ сферахъ фанатическаго негодованія, какъ въ Англіи и Шотландіи. Однако, поднялся крупный споръ объ истинномъ ея значеніи между пасторомъ Изакоромъ Беллозомъ, исповѣдывающимъ религіозный эклектизмъ, и знаменитымъ Нью-Йоркскимъ проповѣдникомъ, который придерживался установленныхъ догматовъ евангелической церкви. Достопочтенный Изакоръ Беллозъ обратился прямо къ автору съ вопросомъ, не имѣла ли его сатира цѣлью поднять на смѣхъ тѣхъ христіанскихъ догматиковъ, которые старались доказать, что библія освѣщала самые невозможные нравственные принципы, и самыя чудовищныя несообразности и самыя нелѣпыя суевѣрія. Джобсонъ откровенно отвѣчалъ, что достопочтенный Изакаръ Беллозъ совершенно вѣрно понялъ его сатиру. Но этимъ отвѣтомъ онъ, какъ говорится, вбилъ гвоздь по самую шапку. Теперь было ясно, что онъ не что иное, какъ замаскированный атеистъ; такъ и поняли тотчасъ его искренныя слова духовныя лица всевозможныхъ христіанскихъ исповѣданій отъ Англіи, Франціи и Италіи до Китая, Занзибара и Сандвичевыхъ острововъ. Но многіе истинно религіозные люди въ различныхъ уголкахъ свѣта, испытавшіе на себѣ, какими тяжелыми узами сковываетъ человѣческій умъ религіозный фанатизмъ, горячо сочувствовали Джобсону. Поэтому, его идеи обсуждались съ различныхъ точекъ зрѣнія и на различныхъ языкахъ, придавая ему ту громадную извѣстность во всемъ свѣтѣ, о которой мы упоминали въ началѣ нашей исторіи. Въ палатѣ общинъ, въ своемъ клубѣ, въ своей конторѣ, дома онъ ежедневно получалъ ясныя доказательства, что образованный міръ приведенъ въ волненіе его идеями и интересуется, быть можетъ, невсегда искренно его дальнѣйшими судьбами.
Поэтому, легко себѣ представить, въ какомъ тревожномъ настроеніи находился Джобсонъ, зная, что съ одной стороны его семейныя и финансовыя дѣла были въ самомъ ужасномъ разстройствѣ, а съ другой, что весь свѣтъ слѣдитъ съ любопытствомъ за каждымъ его шагомъ. Но его натура была стойкая, закаленная и онъ велъ себя съ гордымъ спокойствіемъ, словно его не преслѣдовали удары судьбы. Какъ только новое министерство объявило въ палатѣ свою программу, Джобсонъ подвергъ ее самой обстоятельной и добросовѣстной критикѣ, отдавая справедливость тому, что въ ней было хорошо и осуждая дурныя стороны. Лордъ Мьюборнъ съ галлереи пэровъ и мистеръ Пибльсъ съ первой министерской скамьи слушали съ сожалѣніемъ его краснорѣчивыя рѣчи, дышавшія силой, убѣжденіемъ и полнымъ безпристрастіемъ. Въ нихъ не было и тѣни неудовольствія за то, что его обошли, и министерство -- увы!-- поздно поняло, какую оно сдѣлало непростительную ошибку, не завербовавъ въ свои ряды такого могущественнаго дѣятеля, на которого съ каждымъ днемъ палата смотрѣла все съ большимъ и большимъ уваженіемъ. Постыдная клевета, распространяемая торійскимъ органомъ Post, была всѣми забыта и разсѣяна по воздуху первой блестящей обоюдуострой рѣчью Джобсона, одинаково поражавшей и министерство и оппозицію.
Только въ деканскомъ домѣ въ Коверлеѣ ядовитыя стрѣлы тома Скирро произвели убійственное дѣйствіе и возбудили "скрежетъ зубовный". Самъ Джобсонъ вырѣзалъ гнусную статью Post и послалъ ее своему тестю съ слѣдующимъ письмомъ:
"Почтенный деканъ,
"Вотъ, что написалъ про меня тайный врагъ. Эти нелѣпыя клеветы подѣйствовали на время, но я съ гордостью могу сказать, что всѣ знающіе меня не вѣрятъ имъ и онѣ не въ состояніи повредить моей будущности. Но я увѣренъ, что онѣ глубоко огорчатъ васъ, Сильвію и маму Бромлей; только по этой причинѣ я и обратилъ на нихъ вниманіе. Я съ радостью пожертвовалъ бы своей жизнью, чтобъ только избавить васъ отъ подобной непріятности, такъ какъ увѣренъ, что вы все-таки всѣ меня любите, какъ и я васъ люблю. Но не унывайте, почтенный деканъ, мы переживемъ это грустное время и будемъ всѣ счастливы попрежнему.
"Глубоко уважающій васъ Тадеусъ Джобсонъ".
Мистрисъ Бромлей тотчасъ повѣрила гнусной клеветѣ и слегла съ горя и отчаянія въ постель.
-- Боже мой! Боже мой! восклицала она, горько рыдая:-- мы на вѣки опозорены. Я не буду въ состояніи болѣе смотрѣть въ глаза честнымъ людямъ.
Сильвія не плакала, не искала утѣшенія въ перинахъ и тепломъ чаѣ, но она, не менѣе матери, повѣрила измѣнѣ мужа. Человѣкъ, измѣнившій Богу, могъ легко и даже долженъ былъ, по ея катехизису, измѣнить своей женѣ. Она молчала, не жаловалась, не стонала, но ея холодное сердце стало еще безчувственнѣе и безжалостнѣе къ мужу.
Одинъ только деканъ глубоко, хотя и тайно сочувствовалъ своему бѣдному зятю. Онъ написалъ ему длинное письмо, въ которомъ выразилъ все свое негодованіе на гнусную клевету, и нѣжную симпатію къ его затруднительному положенію. "Я никогда не перестаю молиться объ васъ", прибавлялъ онъ въ заключеніе своего добраго истинно-христіанскаго посланія, не чувствуя, что постоянно молиться о комъ нибудь значитъ ясно признавать его отчаянное, безнадежное положеніе.
Еще въ одной особѣ клеветы Post возбудили самое горячее сочувствіе къ Джобсону. Миссъ Реймондъ явилась къ Бертѣ, вся взволнованная и съ гнѣвно сверкающими глазами.
-- Миссъ Джобсонъ, воскликнула она, схвативъ Берту за обѣ руки:-- могу я говорить съ вами, какъ съ другомъ? Я съ ума схожу отъ подлой статьи въ газетахъ о вашемъ племянникѣ или двоюродномъ братѣ. Не смѣйтесь; смотря на васъ я никогда не могу назвать его вашимъ племянникомъ. Но, не правда ли, какая гнусность! И о комъ пишутъ такія гадости! О лучшемъ и благороднѣйшемъ человѣкѣ на свѣтѣ!
-- Вы правы, миссъ Реймондъ, онъ лучшій и благороднѣйшій человѣкъ на свѣтѣ, отвѣчала Берта очень сухо.
-- Что касается меня, то я нимало не сержусь на гнуснаго клеветника, написавшаго эти нелѣпости, но какъ онъ смѣлъ затронуть мистера Джобсона, продолжала съ жаромъ миссъ Реймондъ:-- это единственный человѣкъ, въ котораго я могла бы влюбиться!
Берта не могла не улыбнуться: такой искренной невинностью блестѣли прекрасные глаза молодой дѣвушки.
-- Васъ удивляютъ мои слова. Но вы меня не знаете. Я никогда не боюсь откровенно говорить все, что чувствую, и Богу извѣстно, какъ чисты и святы мои чувства къ мистеру Джобсону.
Крупная слеза покатилась по ея щекѣ. Берта, не сводившая съ нея глазъ, крѣпко пожала ея руку.
-- Благодарю васъ, я знала, что вы меня поймете. Но вы не можете себѣ представить, какъ мнѣ больно, что его благородное поведеніе въ моемъ дѣлѣ навлекло на него такія непріятности. Я скорѣе согласилась бы проиграть дѣло, чѣмъ подвергнуть его столь гнусной клеветѣ. Но тутъ ничего не подѣлаешь. Вѣдь онъ не согласится начать судебное преслѣдованіе за дифамацію, даже если найдется особа, которая съ радостью дастъ десять тысячъ фунтовъ на уплату судебныхъ издержекъ и докажетъ на судѣ всю его невинность?
Берта покачала головой.
-- Не стоитъ обращать вниманіе на такія нелѣпыя инсинуаціи, отвѣчала она:-- никто имъ не повѣрилъ. Напротивъ, судебное преслѣдованіе придастъ имъ важность.
-- Хорошо, миссъ Джобсонъ. Не будемъ болѣе говорить объ этомъ. Но въ гнусной статьѣ намекалось еще на потерю мистеромъ Джобсономъ большой суммы денегъ. Простите меня, право, я не знаю, какъ это спросить... это правда?
-- Это не тайна, миссъ Реймондъ, но конечно, мы желали бы, чтобъ объ этомъ говорили какъ можно менѣе, отвѣчала Берта, принимая снова сдержанный, холодный тонъ:-- мой племянникъ принялъ участіе въ несчастной спекуляціи и безъ малѣйшей вины съ своей стороны поторялъ большую часть состоянія, полученнаго имъ отъ дяди; но у его отца и у меня есть средства, и мы, конечно, не дозволимъ ему быть въ финансовомъ затрудненіи.
-- Пожалуйста, миссъ Джобсонъ, не сердитесь на меня, но вы знаете, что у меня груды золота, съ которыми я не знаю, что дѣлать. Я знаю, что еслибъ я ему предложила денегъ, то онъ не принялъ бы и порвалъ бы со мною всякія отношенія, но позвольте мнѣ, миссъ Джобсонъ, передать вамъ десять, пятнадцать или двадцать тысячъ фунтовъ. У меня останется все-таки слишкомъ много для моей одинокой, скромной жизни. Вы, конечно, съумѣете помочь ему, не говоря, откуда пришли эти деньги. Пожалуйста, возьмите ихъ. Я была бы такъ счастлива, еслибъ могла избавить его хоть отъ финансовыхъ непріятностей
Снова на глазахъ миссъ Реймондъ показались слезы. Сердце Берты растаяло. Она горячо обняла и поцѣловала странную молодую дѣвушку, но не позволила чувству взять верхъ надъ разсудкомъ.
-- Это очень благородно и великодушно съ вашей стороны. Флоренсъ Реймондъ, отвѣчала она:-- но, мой милый другъ, я не могу принять вашего предложенія. Увѣряю васъ, мы все устроили, и я навѣки разсорилась бы съ Тадди, еслибъ взяла ваши деньги. Для такого человѣка, какъ онъ, это только временное затрудненіе и онъ вскорѣ поборетъ всѣ преграды, задерживающія его путь къ успѣху. Къ тому же, подумайте только, еслибъ свѣтъ узналъ о вашемъ великодушномъ поступкѣ -- а скрыть его было бы невозможно -- то злые языки стали бы распускать еще худшія клеветы про васъ обоихъ.
-- О! воскликнула миссъ Реймондъ: -- я все ужь устроила. Вотъ здѣсь въ конвертѣ двадцать тысячныхъ банковыхъ билетовъ, я его забуду на вашемъ столѣ и никто въ мірѣ не узнаетъ объ этомъ.
И она вынула изъ кармана небольшой конвертъ.
-- Какъ вы уморительны, воскликнула со смѣхомъ Берта:-- какъ вы собрали такую значительную сумму? За вами надо строго смотрѣть. Ваши друзья и банкиры, конечно, пожелаютъ узнать, что вы сдѣлали съ такимъ капиталомъ. Пожалуйста, спрячьте этотъ конвертъ и бросимъ этотъ разговоръ. Но я не могу выразить, какъ я вамъ благодарна за ваше сочувствіе и никогда не забуду этого, прибавила Берта, снова цѣлуя ее.
-- Ну, отвѣчала миссъ Реймондъ, сунувъ драгоцѣнный конвертъ въ свою муфту:-- вы все-таки должны обѣщать мнѣ, что если случится ему надобность въ деньгахъ и вашихъ средствъ не хватитъ, то вы мнѣ скажете. Въ этомъ вы мнѣ не можете отказать.
-- Если я когда-нибудь увижу, произнесла медленно Берта:-- что моихъ и братниныхъ средствъ недостаточно, чтобъ спасти Тадди отъ конечной гибели, то обѣщаю вамъ, миссъ Реймондъ, что обращусь къ вашей помощи; но я надѣюсь, что съ Божьей помощью этого никогда не случится и потому прошу васъ подумать о лучшемъ способѣ употребить ваши деньги. Все-таки я ваша вѣчная должница. Вы должны его любить не менѣе насъ, чтобъ рѣшиться на такой благородный поступокъ.
-- Я очень уважаю и почитаю его, промолвила какимъ-то страннымъ, застѣнчивымъ тономъ миссъ Реймондъ:-- какъ долженъ почитать всякій, знающій его. Но что такое любовь, малая миссъ Джобсонъ? Я никогда не испытывала этого чувства и притомъ, свѣтъ призналъ бы преступленіемъ, еслибъ я созналась въ малѣйшей искрѣ любви. Деньги останутся у моего банкира, прибавила она, вдругъ перемѣняя разговоръ:-- пока онѣ не понадобятся, или пока я не приду къ полному убѣжденію, что онѣ никогда не понадобятся.
-- Миссъ Реймондъ, или Флоренсъ, если позволите называть васъ такъ, отвѣчала нѣжно Берта:-- можетъ быть, я буду въ состояніи доказать вамъ не словами, а дѣломъ, какъ глубоко я благодарна за вашу доброту къ Тадди. Если онъ вѣрно разсказалъ мнѣ вашу исторію, а въ этомъ, кажется, нѣтъ сомнѣнія, то вы нуждаетесь въ совѣтѣ и любви старшей сестры. Я мало знаю свѣтъ и вообще скромная старая дѣва, но я была бы очень счастлива подружиться съ такимъ добрымъ, благороднымъ существомъ, какъ вы. А вамъ лучше обращаться за совѣтомъ ко мнѣ, чѣмъ къ самому степенному и серьёзному молодому человѣку. Позвольте мнѣ занять хоть на время свободное мѣсто въ вашемъ сердцѣ? Мое же сердце не такъ переполнено, чтобъ въ немъ не нашлось уголка для новаго друга.
Вмѣсто всякаго отвѣта, миссъ Реймондъ бросилась на шею Бертѣ и заплакала отъ счастья.
IV.
Тонкая казуистика.
Лондонскій сезонъ былъ въ полномъ разгарѣ и свѣтское общество, говорившее въ продолженіи нѣсколькихъ дней о семейныхъ и финансовыхъ затрудненіяхъ Джобсона, давно о нихъ забыло, обративъ свое вниманіе на другіе предметы. Рѣдкіе теперь встрѣчая Джобсона, думали о ходящихъ про него злыхъ толкахъ. Онъ проводилъ почти все свое время въ палатѣ и, по чувству щекотливой диликатности, почти не появлялся на обѣдахъ и вечерахъ, кромѣ оффиціальныхъ. Ведя такую жизнь, онъ не могъ быть счастливымъ и искалъ развлеченія только въ умственныхъ занятіяхъ, разстраивавшихъ его здоровье. Чтобъ хоть немного утѣшить его въ безмолвно переносимомъ имъ семейномъ горѣ, Берта придумала выписать его дѣтей на время къ себѣ. Она написала объ этомъ Сильвіи, но получила такой же рѣзкій отказъ, какъ прежде, когда нарочно ѣздила передъ Рождествомъ въ Коверлей съ цѣлью побудить молодую женщину сдѣлать первый шагъ къ примиренію съ мужемъ.
"Прошли мѣсяцы, писала эта почтенная особа: -- со времени публичнаго обвиненія того, который желаетъ теперь видѣть своихъ дѣтей въ отсутствіи ихъ матери, въ такихъ дѣйствіяхъ, которыя дѣлаютъ его недостойнымъ любви преданной жены и невинныхъ дѣтей, и онъ не нашелъ нужнымъ оправдаться въ глазахъ глубоко оскорбленной имъ жены. Отцовскія права принадлежатъ только тому, кто поступаетъ какъ отецъ. Онъ- же недостоинъ быть отцомъ, если изъ нечестивой гордости или изъ худшаго еще чувства, обходится съ матерью своихъ дѣтей, какъ съ чужой или ненавистной ему женщиной. Я сожалѣю, сударыня, что не могу вамъ дать другого отвѣта".
Это письмо, какъ по почерку, такъ и по содержанію, отличавшееся рѣзкимъ, неумолимымъ характеромъ, заставило вздрогнуть Берту. Холодъ пробѣжалъ по ея спинѣ. Ее испугала жестокая холодность Сильвіи и она съ ужасомъ подумала какъ это письмо подѣйствуетъ на бѣднаго Джобсона. Но онъ зналъ, что она писала въ Коверлей и съ нетерпѣніемъ ждалъ отвѣта. Что было ему сказать?
Она встала и прямо отправилась въ контору Винистуна.
-- Что съ вами? воскликнулъ Винистунъ, когда она, войдя въ его кабинетъ, опустилась въ кресло, съ трудомъ переводя дыханіе:-- что случилось? Онъ...
Берта молча подала ему письмо.
Поспѣшно прочитавъ его, Винистунъ спросилъ въ сильномъ волненіи:
-- Онъ видѣлъ?
-- Нѣтъ.
-- Не надо ему показывать. Какая ужасная женщина!
-- Но что мнѣ дѣлать? Онъ спроситъ, какой я получила отвѣтъ.
Винистунъ провелъ рукою по лбу и серьёзно задумался.
Черезъ минуту глаза ихъ встрѣтились. Въ головѣ ихъ обоихъ блеснула одна и таже мысль.
-- Онъ не долженъ видѣть этого письма, сказалъ Винистунъ, опуская голову.
-- Онъ никогда его не увидитъ, промолвила Берта въ полголоса.
-- Если вы скажете, что получили отвѣтъ, продолжалъ Винистусъ, какъ бы думая въ слухъ:-- то онъ спроситъ, что она пишетъ, и когда вы скажете, что она наотрѣзъ отказывается прислать дѣтей, то онъ потребуетъ письмо и вы будете принуждены показать его. Можетъ быть, онъ перенесетъ этотъ ударъ, хотя я не вполнѣ увѣренъ, но во всякомъ случаѣ послѣ этого примиреніе сдѣлается невозможнымъ.
-- Да.
-- Вы должны сказать, что не получали отвѣта, произнесъ Винистунъ, не смотря на Берту.
Потомъ онъ зажегъ спичкой письмо Сильвіи и когда оно наполовину сгорѣло, то бросилъ его въ каминъ.
Наступило неловкое молчаніе.
-- Вильямъ Винистунъ, сказала она, наконецъ, дрожащимъ голосомъ:-- вы умнѣе и лучше меня. Вы не посовѣтуете мнѣ сдѣлать что-нибудь противное совѣсти. Подумайте серьёзно и рѣшите, должна ли я сказать Тадди, что не получала отвѣта отъ его жены.
-- Призывая въ свидѣтели Бога, судящаго человѣческія дѣйствія не такъ, какъ судятъ люди, а по ихъ намѣреніямъ, я, Вильямъ Винистунъ, совѣтую вамъ это сдѣлать и беру на себя всю отвѣтственность. Да падетъ этотъ грѣхъ на меня, если это грѣхъ.
Берта тяжело вздохнула.
-- И на меня, потому что съ этой минуты, Вильямъ, мы одна душа, одна плоть.
И вставъ, она протянула ему руку.
Онъ молча поднесъ ее къ своимъ губамъ. Въ эту торжественную минуту, имъ было не до нѣжныхъ ласкъ.
-- Скорѣе домой, Берта! воскликнулъ Вильямъ, провожая ее до двери:-- будь тверда моя любовь, мое счастье!
Спустя полчаса, Джобсоеъ получилъ слѣдующую записку:
"Милый Тадди, я должна была получить сегодня утромъ удовлетворительный отвѣтъ изъ Коверлея. Неужели она нарочно не отвѣчаетъ и не хочетъ исполнить такой законной просьбы? Должна ли я написать вторично или что мнѣ дѣлать? Не зайдешь ли ты ко мнѣ по дорогѣ въ Темплъ?
"Ты не подозрѣваешь, голубчикъ Тадди, что я сдѣлала? Я надѣюсь, что ты не разсердишься на твою старую тетку и не будешь очень смѣяться надъ нею. Я подумала, что намъ надо въ семьѣ еще одного умнаго человѣка и согласилась быть...
Бертой Винистунъ".
Это ловкое дипломатическое посланіе произвело именно тотъ эффектъ, на который разсчитывала Берта. Первыя строки его заставили болѣзненно сжаться сердце Джобсона, а послѣднія преисполнили его радостью. Онъ тотчасъ бросился въ Арлингтонъ-Стритъ, горячо обнялъ раскраснѣвшуюся Берту, поздравилъ ее съ тѣмъ, что хотя поздно, она все-таки исправила величайшую ошибку своей жизни, просилъ ее не писать болѣе въ Коверлей, такъ какъ не надо отрѣзать себѣ послѣднюю надежду, и отправился къ Винистуну, котораго предупредила объ его появленіи хитрая тетка, согласившаяся разомъ обмануть племянника и выйти замужъ, и все по любви.
Придя къ Бертѣ передъ обѣдомъ, Винистунъ засталъ ее очень разстроенной и взволнованной. Когда прошла первая минута нервнаго возбужденія, она спросила себя серьёзно: хорошо ли поступила, обманувъ племянника хотя для его блага, и нарушивъ слово или обязательство, данное ею лорду Сваллотэлю? Этотъ вопросъ она никакъ не могла рѣшить, и окончательно помириться съ своей щекотливой совѣстью.
Увидавъ Винистуна, она разсказала ему все, что ее безпокоило. Онъ выслушалъ ее молча и понялъ, въ чемъ дѣло. Конечно, его нельзя было назвать безпристрастнымъ совѣтчикомъ, но поданный имъ совѣтъ былъ во всякомъ случаѣ искренній.
-- Успокоится ли ваша совѣсть, произнесъ онъ:-- если я вамъ скажу, что, по моему глубокому убѣжденію, мы поступили совершенно правильно въ отношеніи Джобсона? Что же касается до Сваллотэля, то если вашимъ словамъ тонкіе казуисты могутъ придать смыслъ обѣщанія, то онъ самъ освободилъ васъ отъ этого обѣщанія, женившись на другой. Такъ только это мѣшало нашему счастію, Берта, во всѣ эти годы? Можетъ быть, вы считали это обѣтомъ, даннымъ Богу и который вы обязаны были держать? Но по совѣсти я не вижу въ вашихъ словахъ Сваллотэлю этого характера. Успокойтесь, моя милая Берта, вы не клятвопреступница, и мы будемъ счастливы.
-- Вы ужасный казуистъ, Вильямъ, отвѣчала Берта, опуская свою голову на его грудь:-- но вы теперь мой духовникъ. Если вы отпускаете мнѣ мои грѣхи, то моя совѣсть спокойна.
V.
Катастрофа.
Однажды утромъ въ теплый іюньскій день, Джобсонъ пошелъ въ Темплъ черезъ Гринъ-Паркъ. Не успѣлъ онъ сдѣлать нѣсколькихъ шаговъ, какъ шедшая передъ нимъ дама, одѣтая слишкомъ нарядно для такого ранняго часа, обернулась и произнесла не очень громко:
-- Мистеръ Джобсонъ!
Онъ остановился и съ изумленіемъ узналъ въ нѣсколько увядшей, набѣлеинной и нарумяненной женщинѣ, очевидно, не принадлежавшей къ хорошему обществу, предметъ своей юношеской любви.
-- Вы, если я не ошибаюсь, мистрисъ Скирро, сказалъ онъ, не понимая, какъ она рѣшилась его остановить.
-- Да, извините меня. Я знаю, что вамъ непріятно говорить со мною, но я шла къ вамъ въ контору съ этимъ письмомъ.
И она передала ему маленькій конвертъ.
-- О чемъ это? спросилъ Джобсонъ и сердце его болѣзненно сжалось при мысли, какія роковыя извѣстія онъ получалъ всегда изъ этого источника.
-- Простите меня, мистеръ Джобсонъ, но я боюсь, чтобъ насъ не подкараулили. Это было бы опасно для насъ обоихъ. У васъ множество враговъ. Въ этомъ письмѣ очень дурныя для васъ вѣсти. Прочитайте его только въ вашей конторѣ. Я все-таки надѣюсь, что вы будете въ состояніи принять какія-нибудь мѣры. Жаль, что я всегда поздно достаю эти свѣденія. Я не могла послать письма съ мистрисъ Тимпани: бѣдная очень больна. Вотъ почему я рѣшилась сама его отнести, хотя многимъ рискую. Но я виновата передъ вами и стараюсь хоть чѣмъ-нибудь загладить свою вину. Дайте мнѣ руку на прощанье. Да хранитъ васъ Богъ!
И она поспѣшно удалилась.
Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ Джобсонъ стоялъ, какъ въ забытьѣ; потомъ онъ машинально пошелъ къ Темплю. Сердце его было переполнено самыми мрачными предчувствіями. Эмили Скирро казалась его злымъ геніемъ, хотя она старалась предупреждать его о грозившихъ ему опасностяхъ съ самымъ добрымъ намѣреніемъ. Какой новый ударъ разразился надъ его головой? Во всякомъ случаѣ, тутъ снова былъ замѣшанъ Томъ Скирро. Опять вексель Коксона? Или новый скандалъ по поводу миссъ Реймондъ? Или новое появленіе на сцену Елены, о которой всѣ эти годы не было ни слуху, ни духу?
Достигнувъ Помпъ-Ксрта, онъ занерся въ своемъ кабинетѣ и дрожащей рукой распечаталъ письмо. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять въ чемъ дѣло. Онъ страшно поблѣднѣлъ и упалъ въ кресло.
"Повидимому, мнѣ суждено сообщать вамъ только дурныя вѣсти, говорилось въ этомъ письмѣ:-- вчера ночью я нашла бумаги въ карманѣ Т. У. Мозеса есть еще векселя Коксона, выданные наканунѣ его отъѣзда. Шестимѣсячный срокъ истекаетъ черезъ два или три дня. Общая сумма девятнадцать тысячъ пятьсотъ фунтовъ. Половина ихъ, согласно запискѣ Мозеса, проценты по старымъ долгамъ. Вотъ все, что я знаю".
Э. С.
Джобсонъ схватился руками за голову. Такого жестокаго удара онъ не ожидалъ. Были ли эти деньги дѣйствительно взяты у Мозеса? Но какъ доказать противное? Ему грозила окончательная погибель. Нечего было и думать объ уплатѣ такой суммы. Берта пользовалась своимъ состояніемъ только пожизненно, закрѣпивъ его дѣтямъ Джобсона и уже безъ того взяла крупныя деньги подъ обезпеченіе своихъ будущихъ доходовъ -- чтобъ уплатить Винистуну. Онъ не могъ подвергать ее дальнѣйшимъ жертвамъ. Банкротство смотрѣло ему прямо въ глаза со всѣми постыдными, роковыми послѣдствіями. Смѣлый спекуляторъ, ловкій искатель приключеній или безумный расточитель, можетъ встрѣтить банкротство безмолвнымъ пожатіемъ плечъ, напряженнымъ смѣхомъ или проклятіемъ, но для честнаго, благороднаго человѣка, хотя бы онъ самъ не былъ ни въ чемъ виноватъ, банкротство хуже смерти -- это смерть довѣрія, смерть чести.
Для Джобсона все было кончено -- политическая карьера, адвокатское ремесло, литературная слава, общественное положеніе. Онъ видѣлъ уже себя изгнаннымъ изъ парламента, выставленнымъ на черную доску въ клубѣ, преданнымъ поруганію въ газетахъ. Онъ вполнѣ ясно сознавалъ свое положеніе. Онъ былъ побѣжденъ. Онъ долженъ былъ сложить оружіе и признать, что vis major не выдержала борьбы съ vires minores.
Прошло нѣсколько часовъ, и испуганный Тимпани постучался въ дверь. Джобсонъ какъ бы очнулся отъ кошмара, всталъ и отперъ дверь. Тимпани остолбенѣлъ, такъ блѣдно и страшно было лицо его патрона.
-- Тимпани, сказалъ онъ спокойнымъ, твердымъ голосомъ:-- сходите въ контору Гаркортъ и Демсъ и попросите мистера Самюэля Гаркорта зайти ко мнѣ немедленно по очень важному дѣлу.
Фирма Гаркортъ и Демсъ, занималась преимущественно дѣлами по банкротствамъ. Джобсонъ рѣшился разомъ сжечь корабли и ни съ кѣмъ не совѣтываться, такъ какъ онъ зналъ, что друзья станутъ лѣзть изъ кожи, чтобъ спасти его, а онъ этого не хотѣлъ.
По прибытіи мистера Гаркорта, Джобсонъ прямо и опредѣлительно изложилъ ему свои желанія. Онъ долженъ былъ отправиться къ стряпчимъ, у которыхъ были векселя, убѣдиться, что они подлинные и объявить, что деньги не будутъ внесены, а Джобсонъ объявитъ себя банкротомъ. Мистеръ Гаркортъ былъ изумленъ спокойствіемъ своего кліента. Онъ зналъ, что банкротство убивало всю будущность этого блестящаго, могучаго общественнаго дѣятеля, и не могъ не почувствовать самаго глубокаго уваженія къ его силѣ, воли и удивительному хладнокровію въ такую критическую минуту. Онъ молча слушалъ его и только разъ позволилъ себѣ замѣтить: ,
-- А ваши друзья, мистеръ Джобсонъ...
-- Не должны ничего объ этомъ знать, мистеръ Гаркортъ. Они могли бы мнѣ помочь только цѣною своего раззоренія. Когда вы покончите съ этимъ дѣломъ, то я скажу имъ о совершившемся фактѣ.
Мистеръ Гаркортъ удалился.
Спустя часъ, Джобсонъ узналъ, что судьба его рѣшена. Векселя были подлинные. Стряпчіе не хотѣли слышать ни о какихъ сдѣлкахъ, а мистеръ Гаркортъ не совѣтывалъ начинать судебнаго процесса за отсутствіемъ Коксона.
Такимъ-то образомъ произошло 27-го іюля 1850 года, паденіе Джобсона, какъ сообщено было въ первой строчкѣ этой правдивой исторіи. Въ этотъ день стало извѣстнымъ всему свѣту, что мужественный, смѣлый, способный, самолюбивый человѣкъ, призналъ себя побѣжденнымъ въ борьбѣ съ жизнью, и сложилъ оружіе.
Онъ заперся дома и безмолвно терпѣлъ невыносимыя муки. О немъ говорили въ клубахъ и на обѣдахъ, пожимая плечами и выражая холодное сожалѣніе -- этотъ самый утонченный видъ жестокости. Въ газетахъ злословили и высказывали азбучныя нравоученія. Берта рыдала. Гнѣвъ и отчаяніе Сильвіи не знали границъ.
Спустя недѣлю, въ домѣ коверлейскаго декана была получена телеграмма. У Джобсона сдѣлался нервный ударъ. Доктора признали его безнадежнымъ. Онъ желалъ видѣть жену. Объ этомъ телеграфировалъ Винистунъ по просьбѣ Берты.
Телеграмма выпала изъ рукъ Сильвіи. Она поблѣднѣла. Сердце ея дрогнуло отъ раскаянія. Она вдругъ поняла всю низость своего поведенія. Онъ умиралъ, можетъ быть, уже умеръ, а она, его жена, увы! столь долго его злѣйшій врагъ, была далеко.
Бѣдный деканъ плакалъ какъ ребенокъ, и еслибы онъ теперь встрѣтилъ своего епископа, то высказалъ бы ему горькую правду. Въ сердцѣ мистрисъ Бромлей тоже заговорила совѣсть и, смущенная, взволнованная, она поспѣшно собрала дочь въ дорогу.
-----
Джобсонъ лежалъ въ полузабытьѣ. У его кровати стояли докторъ, Берта и Винистунъ. Въ отдаленномъ углѣ комнаты, плакала миссъ Реймондъ, которая упросила Берту, чтобъ ей позволили взглянуть на него въ послѣдній разъ.
Вдругъ онъ открылъ глаза; лицо его сіяло улыбкой. Онъ посмотрѣлъ вокругъ себя.
-- Сильвія? промолвилъ онъ.
-- Мы ожидаемъ ее каждую минуту.
-- Слава Богу. Бѣдная мать!
-- Тебѣ не надо говорить.
Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на миссъ Реймондъ. Она подошла къ постели. Онъ протянулъ ей руку. Ода прильнула къ ней губами.
-- Дорогой другъ, сказала она тихимъ, мелодичнымъ голосомъ:-- успокойтесь. Пятно смыто. Всѣ долги заплачены.
Онъ положилъ ея руку къ себѣ на сердце. Только глаза его отвѣчали благородной молодой дѣвушкѣ; но ихъ взглядъ былъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ. Она поняла благодарное, но грустное выраженіе его глазъ, и, замѣтивъ, что какая-то тѣнь пробѣжала по его лицу, отошла отъ постели и опустилась на колѣни. Онъ взялъ руки Берты и Винистуна, соединилъ ихъ и крѣпко сжалъ. Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ, эти три горячо любившихъ другъ друга сердца бились въ унисонъ. Потомъ два сердца почувствовали, что третье перестало биться навѣки.
Прежде чѣмъ они очнулись отъ неожиданнаго горя, дверь поспѣшно отворилась и въ комнату вбѣжала блѣдная, дрожавшая всѣмъ тѣломъ женщина. Она взглянула на постель, зашаталась и упала на полъ съ дикимъ крикомъ:
Поздно!
Конецъ восьмой и послѣдней части.
"Отечественныя Записки", NoNo 1--7, 1880, NoNo 11--12, 1882.