ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.

МУЖЪ И ЖЕНА.

I.

Епископальные громы.

Коверлейскій деканъ пригласилъ сэра Артура Джобсона къ себѣ на сентябрь. Тадеусъ съ женою и дѣтьми долженъ былъ также пріѣхать къ этому времени изъ Скарборо.

Ни у одного духовнаго лица христіанскаго исповѣданія не было такого прелестнаго и во всѣхъ отношеніяхъ удобнаго гнѣзда, какъ у коверлейскаго декана, а это много сказать, потому что ни одна человѣческая каста, со времени исчезновенія первобытныхъ апостольскихъ порядковъ, не выказала такой ловкости въ устройствѣ своихъ гнѣздъ, какъ духовенство.

Подъ сѣнью знаменитаго собора, одного изъ чудесъ архитектурнаго искуства и религіозной фантазіи, возвышался старинный домъ декана, вполнѣ удовлетворявшій всѣмъ артистическимъ стремленіямъ поэтической души и всѣмъ требованіямъ современнаго комфорта. Древняя каменная стѣна соборной ограды, куда не допускался ни одинъ радикальный безбожникъ, была разобрана прямо противъ дома и на ея мѣстѣ красовалась легкая желѣзная рѣшотка съ готическими воротами и двумя калитками по бокамъ для господъ и прислуги. Широкая дорога, окаймленная съ одной стороны низко обстриженной зеленой изгородью, а съ другой -- высокими красивыми деревьями, извивалась среди большого шелковистаго, изумруднаго лужка, оканчивавшагося многочисленными куртинами цвѣтовъ передъ обширной террасой дома, украшенной теракотовыми вазами съ рѣдкими растеніями. Самый домъ, громадный, длинный, частью изъ стараго, частью изъ новаго кирпича, съ красной черепичной крышей, итальянскими до пола окнами и средневѣковыми шпицами, утопалъ въ зелени цвѣтовъ, граціозно переплетавшихся розъ, плюща и жиполости. Начиная отъ чисто вымощенной плитами площадки у воротъ до золоченой, хорошо смазанной флюгарки на башенкѣ, возвышавшейся надъ службами, и красивой оранжереи съ виноградомъ, персиками и тропическими растеніями -- все свидѣтельствовало о роскоши, вкусѣ и заботливыхъ попеченіяхъ. Главная часть дома была воздвигнута во времена Генриха IV и столовая помѣщалась въ трапезѣ древняго монастыря. Въ этой громадной, длинной комнатѣ стоялъ посрединѣ столъ, на тридцать человѣкъ, и все-таки оставалось мѣсто для колоссальнаго стариннаго камина, окруженнаго покойными креслами, для библіотечныхъ шкафовъ по одной стѣнѣ и многочисленныхъ кушетокъ, столиковъ и стульевъ, занимавшихъ широкія амбразуры итальянскихъ оконъ. Здѣсь былъ центръ домашней жизни декана и его жены, которые всего болѣе любили сидѣть въ столовой, хотя въ домѣ былъ длинный рядъ прекрасныхъ гостинныхъ, хорошенькій будуаръ, библіотека съ дубовыми шкафами и проч. Я боюсь сказать, сколько находилось спаленъ въ этомъ роскошномъ духовномъ гнѣздѣ, но при вступленіи въ должность новаго епископа, мистрисъ Бромлей пріютила у себя сорокъ пасторовъ, которые весело провели время. За однимъ обѣдомъ въ это памятное воскресенье было откупорено буфетчикомъ тридцать-пять бутылокъ портвейна, десять хереса и десять мадеры, не говоря уже о пивѣ. Но деканъ и не поморщился; онъ былъ очень щедръ и гостепріименъ; къ тому же, новый епископъ былъ человѣкъ ему по сердцу, рьяный поборникъ Высокой Церкви.

Въ эту осень большое общество должно было собраться въ деканскомъ домѣ, и въ томъ числѣ лордъ и лэди Братлингъ, передъ ихъ отъѣздомъ за-границу. Берта Джобсонъ также обѣщала пріѣхать, хотя она и не любила мистера и мистрисъ Бромлей, но, съ одной стороны, она хотѣла слѣдить за Тадди, а съ другой -- ее привлекало сосѣдство съ Винистуномъ, который гостилъ у пастора Гарвуда, его университетскаго товарища и одного изъ подчиненныхъ декана, питавшаго къ нему самое презрительное отвращеніе, какъ къ человѣку противоположнымъ мнѣній и вѣрованій.

Но, несмотря на свои религіозныя убѣжденія, деканъ былъ истинный джентльмэнъ. Онъ принадлежалъ къ той старой, быстро вымирающей школѣ людей, которые вѣрили въ важность приличнаго обхожденія. Докторъ богословія Бромлей не отличался красотой; большой ротъ и дурные зубы очень портили его высокій лобъ, сѣдые волосы и бакенбарды, длинный прямой носъ и голубые глаза. Но онъ былъ высокаго роста и хорошо сложенъ; онъ кланялся очень граціозно, говорилъ всегда тихимъ, мелодичнымъ голосомъ и отличался самими изящными, мягкими манерами. Его добродушные глаза, повидимому, обнаруживали простоту и даже слабость, но попробуйте задѣть интересъ, гордость или религіозныя убѣжденія декана и онъ удивилъ бы васъ глубиною своей сильной, пылкой натуры. Его письмо къ Джобсону по поводу знаменитой "Quaestio Quaestionum" дышало горечью, злобой и страстнымъ пыломъ.

"Вы смѣете называть себя преданнымъ сыномъ церкви, питалъ онъ, между прочимъ:-- и вмѣстѣ съ тѣмъ глумитесь надъ преемниками апостоловъ, возбуждаете сомнѣніе насчетъ святости коренныхъ ея догматовъ, предаете посмѣянію ея союзъ съ государствомъ, результатъ и символъ ея божественной власти. Неужели мнѣ суждено, на старости лѣтъ, видѣть дочь замужемъ за человѣкомъ, который измѣнилъ своей странѣ, своей церкви, своему Богу! Я говорю все это изъ любви къ вамъ, мой дорогой сынъ, и не могу скрыть отъ васъ, что вы глубоко огорчили меня, издѣваясь надъ церковью, служащей величайшимъ и благороднѣйшимъ воплощеніемъ на землѣ христіанской истины". Все письмо было въ этомъ духѣ и Джобсонъ съ удивленіемъ нашелъ, что его мягкій, добродушный на взглядъ тесть, какъ большинство женщинъ и духовныхъ особъ, имѣлъ въ запасѣ безконечное число крупныхъ бранныхъ словъ. Онъ отвѣчалъ ему очень спокойно и съ большимъ достоинствомъ, признавая, что, можетъ быть, и сказалъ что-нибудь лишнее и несправедливое, но горячо протестуя противъ обвиненія въ атеизмѣ. Отвѣтъ декана, полный ядовитой ироніи и добродушнаго сожалѣнія, былъ уже адресованъ не на имя Джобсона, а его жены, которая, очевидно, должна была прочесть письмо мужу. Затѣмъ, слѣдовалъ рядъ писемъ отъ мистрисъ Бромлей къ дочери, но объ нихъ Джобсонъ ничего не зналъ.

Вскорѣ послѣ пріѣзда въ Коверлей лорда и леди Братлингъ, а также сэра Артура Джобсона и Берты, общество сидѣло за утреннимъ завтракомъ въ обширной, красивой столовой, гдѣ все дышало мирнымъ спокойствіемъ, довольствомъ и счастіемъ. Неожиданно слуга подалъ письмо мистрисъ Бромлей.

-- Отъ епископа, сказала она и, поспѣшно пробѣжавъ письмо, воскликнула съ ужасомъ:-- онъ отказывается обѣдать у насъ въ среду.

Съ этими словами, она гнѣвно бросила письмо мужу, который широко открылъ глаза отъ удивленія. Епископъ еще ни разу не пренебрегалъ его кухней и винами.

Вотъ что говорилось въ этомъ епископскомъ посланіи, растянувшемъ на три страницы простой отказъ отъ обѣда:

"Въ обыкновенныхъ обстоятельствахъ, милая мистрисъ Бромлей, какъ вы сами знаете, я съ величайшимъ удовольствіемъ присоединился бы къ интересному обществу, собранному подъ вашимъ гостепріимнымъ кровомъ, но вы приглашаете меня обѣдать съ авторомъ ужасной книги "Quaestio Quaestionum", и хотя онъ родственникъ дорогимъ для меня во Христѣ людямъ, хотя я рискую глубоко огорчить очень достойныхъ и любимыхъ мною лицъ, мой долгъ къ церкви и къ Богу въ этомъ случаѣ вполнѣ ясенъ и я не могу принять вашего приглашенія. Эта книга -- не обыкновенное, въ дружественномъ духѣ, обсужденіе спорныхъ богословскихъ вопросовъ, но злобная сатира на самые священные предметы. Я искренно сожалѣю моего дорогого друга и брата Бромлея, а также васъ, милая мистрисъ Бромлей, и горячо молю Бога, чтобъ Онъ довелъ до раскаянія заблуждающагося автора этой вредной, нечестивой книги".

Прочитавъ эти строки, деканъ поблѣднѣлъ, потомъ покраснѣлъ и въ глазахъ у него потемнѣло. Онъ ждалъ въ этотъ самый день пріѣзда въ свой домъ человѣка, противъ котораго епископъ металъ свои епископальные громы, и отецъ его сидѣлъ тутъ же за столомъ, не подозрѣвая, что его сынъ торжественно отлученъ отъ церкви, какъ безбожникъ.

Черезъ минуту, деканъ всталъ и, извинившись передъ гостями, ушелъ въ свою комнату. Мистрисъ Бромлей, съ видомъ несчастной жертвы, старалась поддержать общій разговоръ, но онъ какъ-то не клеился и всѣ чувствовали, что веселый завтракъ испорченъ, словно бомба упала среди стола.

По окончаніи завтрака, деканъ вернулся и позвалъ сэра Артура Джобсона въ библіотеку.

-- Что случилось? спросилъ канадскій премьеръ:-- вы очень разстроены.

-- Прочтите, сэръ Артуръ, отвѣчалъ деканъ, подавая ему письмо епископа:-- это касается насъ обоихъ.

Сэръ Артуръ надѣлъ очки и медленно прочелъ письмо.

-- Кто вашъ епископъ? спросилъ, онъ спокойно.

Деканъ взглянулъ на него съ удивленіемъ.

-- Докторъ богословія Годлей, бывшій каноникъ церкви Христа въ Оксфордѣ! Неужели, сэръ Артуръ, въ Канадѣ не знаютъ его имени, столь чтимаго во всей Англіи?

-- Виноватъ, я забылъ, что онъ вашъ епископъ. Конечно, его имя мнѣ хорошо извѣстно по газетамъ и журналамъ, но я считалъ его лучшимъ и болѣе умнымъ человѣкомъ.

-- Вы думаете, что епископъ неправъ? произнесъ деканъ, удерживаясь, какъ истинный джентльмэнъ, отъ дерзкаго отвѣта своему гостю.

-- Я въ этомъ увѣренъ. Еслибъ все, что онъ говоритъ о моемъ бѣдномъ сынѣ, и было справедливо, то все таки, по моему мнѣнію, онъ поступаетъ неразумно, чтобъ не сказать не по-христіански, отлучая отъ церкви столь преданнаго сына церкви, какъ Тадди. Напиши какой-нибудь епископъ подобное письмо въ Канадѣ, онъ погубилъ бы въ глазахъ всѣхъ нетолько себя, но всю церковь. Наше общество не потерпѣло бы подобнаго нелѣпаго ханжества, и духовенство это знаетъ.

-- Мнѣ извѣстно, что въ колоніяхъ духовная дисциплина очень расшатана, произнесъ деканъ, задѣтый за живое:-- быть можетъ, въ новыхъ обществахъ это неизбѣжно, но здѣсь дѣло иное. Вы должны признать, сэръ Артуръ, что церковь имѣетъ власть, а епископъ и духовенство и составляютъ церковь. Ваше замѣчаніе пахнетъ вольтеріанствомъ.

-- Да, оно пахнетъ здравымъ смысломъ, чѣмъ не отличается вашъ епископъ, если вы мнѣ позволите такъ выразиться.

-- Нѣтъ, я не могу позволить такъ выражаться въ моемъ домѣ о моемъ епископѣ! воскликнулъ деканъ, выходя изъ себя.

-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ лучше оставить вашъ домъ, любезный деканъ, такъ какъ я не могу перемѣнить своихъ мнѣній, отвѣчалъ сэръ Артуръ.

Деканъ понялъ, что онъ сдѣлалъ глупость, и тотчасъ перемѣнивъ тонъ, добродушно произнесъ:

-- Полноте, сэръ Артуръ, намъ старикамъ не подобаетъ ссориться изъ-за епископа и заблуждающагося юноши. Это дѣло и безъ того очень непріятно, нечего его еще усложнять. Пойдемте лучше въ садъ и посовѣтуемся, какъ бы намъ уломать епископа. Нашъ сынъ, прибавилъ онъ нѣжно:-- пріѣзжаетъ сегодня съ Сильвіей и дѣтьми. Я хотѣлъ бы, чтобъ онъ нашелъ тутъ сочувственный, теплый пріемъ.

Результатомъ этого дружескаго совѣщанія была рѣшимость со стороны обоихъ отцовъ отправиться къ епископу и уговорить его взять назадъ свой отказъ. Поэтому, они вернулись изъ сада значительно успокоенные, но не успѣлъ деканъ взглянуть на строгое, мрачное выраженіе лица мистрисъ Бромлей, какъ его чело снова отуманилось и онъ вторично ушелъ въ библіотеку. Жена послѣдовала за нимъ.

-- Что намъ дѣлать? сказала она дрожащимъ голосомъ:-- это ужасно! Я не могу прійти въ себя.

-- А я! отвѣчалъ деканъ: -- мы только-что обсуждали этотъ вопросъ съ сэромъ Артуромъ, котораго я очень уважаю. Онъ полагаетъ, что епископъ неправъ.

-- Епископъ неправъ! воскликнула мистрисъ Бромлей:-- какой вздоръ! Онъ вполнѣ правъ и не могъ поступить иначе. Эта книга, прибавила она твердымъ, рѣшительнымъ голосомъ:-- клевета и издѣвательство надъ религіей. Помните то мѣсто, гдѣ онъ говоритъ о политической роли епископовъ въ верхней палатѣ?

-- Я все помню, милая Элена. Но сэръ Артуръ полагаетъ, что это политическія мнѣнія, неимѣющія ничего общаго съ религіей. Онъ говоритъ, что надо отнестись къ Тадди какъ можно мягче, а не ожесточать его сердца. Правда, я никогда не прощу себѣ, если своей рѣзкой нетерпимостью побудить его сдѣлаться совершеннымъ атеистомъ. Я хочу пойти къ епископу и попросить его, чтобъ онъ взглянулъ на дѣло человѣколюбивѣе, пришелъ бы къ намъ и поговорилъ съ бѣднымъ Тадди. Ради Сильвіи, мы должны дѣйствовать въ этомъ случаѣ очень осторожно и притомъ, Богу извѣстно, какъ я расположенъ къ этому молодому человѣку.

-- Сильвія слишкомъ разумна, чтобъ поддаться чужому вліянію, отвѣчала мистрисъ Бромлей строгимъ тономъ:-- она смотритъ очень трезво на это несчастное дѣло. Конечно, ее страшно тревожитъ нечестіе мужа, но я увѣрена, что она не захочетъ, чтобъ ты себя компрометировалъ ради него. Если ты пойдешь къ епископу, то только разсердишь его и докажешь свою слабость.

Рѣшимость декана была поколеблена и онъ, какъ всегда, поддался вліянію жены, умѣвшей съ нимъ дѣлать все, что она хотѣла.

-- Я боюсь, что ты права, произнесъ онъ, ходя взадъ и впередъ по комнатѣ:-- и я лучше предоставлю сэру Артуру пойти одному къ-епископу.

-- Если сэръ Артуръ хочетъ убѣдить епископа, что онъ неправъ, то это его дѣло; я желаю ему всякаго успѣха. Но намъ надо подумать о томъ, что Сильвія и онъ пріѣзжаютъ сегодня. У насъ полонъ домъ гостей. Ты долженъ поговорить съ мистеромъ Джобсономъ. Мы не можемъ оставаться въ этомъ непріятномъ положеніи. Если онъ не перемѣнитъ своихъ мнѣній, то ты не можешь, изъ уваженія къ занимаемому тобою мѣсту въ церкви, позволить ему остаться въ твоемъ домѣ.

Деканъ съ изумленіемъ взглянулъ на жену. Лицо ея было спокойное, строгое.

-- Ты хочешь, чтобъ я выгналъ зятя изъ своего дома! воскликнулъ онъ, повинуясь въ эту минуту только голосу своего добраго сердца.

-- Вѣдь ты былъ бы вынужденъ это сдѣлать, еслибъ онъ совершилъ убійство, произнесла рѣшительно мистрисъ Бромлей,

-- Не знаю, отвѣчалъ деканъ, качая головою:-- это зависѣло бы отъ обстоятельствъ.

-- А что говоритъ епископъ о долгѣ къ церкви и Богу? сказала мистрисъ Бромлей.

Деканъ почесалъ въ головѣ и сталъ снова ходить взадъ и впередъ по комнатѣ. Сильная борьба происходила въ немъ. Онъ считалъ невозможнымъ, противоестественнымъ выгнать зятя изъ своего дома, но, съ другой стороны, главнѣйшіе авторитеты, передъ которыми онъ преклонялся -- епископъ и жена -- взывали къ его чувству религіознаго долга. Онъ не зналъ, на что рѣшиться. Мистрисъ Бромлей, вполнѣ увѣренная въ своей конечной побѣдѣ, терпѣливо молчала.

-- Элена, произнесъ онъ, наконецъ: -- мнѣ надо подумать и помолиться, прежде чѣмъ взять на себя такую тяжелую отвѣтственность. Ты знаешь, какой Тадди славный человѣкъ; какъ мы его любили и гордились имъ. Быть можетъ, спасеніе его души зависитъ отъ нашего сегодняшняго рѣшенія. Дай мнѣ часъ на размышленіе.

И слезы выступили на глазахъ декана.

-- Хорошо, отвѣчала мистрисъ Бромлей, выходя изъ комнаты:-- я вернусь въ половинѣ перваго.

Между тѣмъ, сэръ Артуръ Джобсонъ, разставшись съ деканомъ, пошелъ прямо къ Бертѣ и разсказалъ ей о случившемся,

-- Живя въ Англіи, прибавилъ онъ:-- мнѣ кажется, что я живу въ прошедшемъ столѣтіи. Это очень странно. Мы въ колоніяхъ почерпаемъ передовыя идеи отъ англійскихъ мыслителей и тотчасъ примѣняемъ ихъ на практикѣ, а пріѣхавъ сюда, видимъ, что общество, которое мы считаемъ издали своимъ вожакомъ, далеко отстало отъ насъ. Странно даже подумать, чтобъ Годлей, написавшій столько хорошихъ книгъ, отнесся такъ нелѣпо къ Тадди и чтобъ деканъ принялъ за серьёзное эти епископальные громы.

-- По несчастью, Артуръ, отвѣчала Берта:-- противъ Тадди дѣйствуетъ мистрисъ Бромлей и сама Сильвія настроена противъ него.

-- Его жена?

-- Да. Я не хотѣла тебѣ говорить объ этомъ, но дѣло принимаетъ такой серьёзный оборотъ, что я не вправѣ болѣе скрывать отъ тебя этой тайны.

И она передала брату свой разговоръ съ Сильвіей. Онъ былъ очень огорченъ и, подумавъ немного, сказалъ:

-- Они любятъ другъ друга и, быть можетъ, этотъ разладъ самъ собою уничтожится. Намъ не надо вмѣшиваться; мы только подольемъ масла въ огонь. Но теперь я пойду къ епископу и посмотрю, нельзя ли его уговорить.

Спустя четверть часа, онъ уже сидѣлъ въ библіотекѣ епископа, который принялъ его очень любезно, хотя тотчасъ понялъ цѣль его посѣщенія. Это былъ видный, рослый мужчина, съ большой головой и крупными чертами лица. Изъ-подъ сѣдыхъ, нависшихъ бровей сверкали проницательные черные глаза.

-- Сегодня утромъ, милордъ епископъ, сказалъ Артуръ послѣ первыхъ привѣтствій:-- вы сдѣлали нѣчто такое, что можетъ имѣть серьёзныя послѣдствія для моего сына нетолько въ этой, но и въ будущей жизни; зная хорошо ваши сочиненія, я удивленъ и огорченъ, какъ вы, столь краснорѣчивый защитникъ христіанскаго ученія любви, могли поступить такъ.

-- Еще болѣе удивительно и горько, что вашъ сынъ осмѣлился написать такую клевету на церковь, которую мы одинаково съ вами уважаемъ и любимъ, отвѣчалъ епископъ.

-- А вы прочли его книгу? спросилъ сэръ Артуръ, не сознавая, какъ обиденъ этотъ вопросъ.

Епископъ гнѣвно кивнулъ головой.

-- И вы полагаете, что моего сына надо клеймить названіемъ безбожника за то, что онъ возстаетъ противъ тѣхъ заблужденій и злоупотребленій, уничтоженіе которыхъ должно быть первой обязанностью духовенства?

-- Эта книга внушена ему самимъ діаволомъ, произнесъ торжественно епископъ:-- какъ это мнѣ ни больно сказать вамъ, сэръ Артуръ. Вы преданный сынъ церви и, конечно, понимаете, что какіе бы ни были недостатки въ человѣческихъ слугахъ церкви, она, въ общемъ своемъ составѣ, какъ церковь вселенская, церковь историческая, церковь воинствующая и церковь торжествующая, имѣетъ божественное происхожденіе и божественную власть. Издѣваться надъ церковью и надъ духовенствомъ -- значитъ издѣваться надъ Богомъ!

-- Простите, милордъ епископъ, отвѣчалъ смиренно сэръ Артуръ:-- я съ вами не согласенъ. Я истинный сынъ церкви, уважаю и люблю ее, но считаю, что всякій въ правѣ и даже обязанъ клеймить злоупотребленія въ церкви, какъ и во всякомъ другомъ учрежденіи.

-- Я вижу, что мы расходимся съ вами, сэръ Артуръ, въ самыхъ коренныхъ принципахъ, произнесъ епископъ съ улыбкой:-- и, конечно, не стоитъ намъ вступать въ споръ, продолжающійся уже вѣками. Лучше перейдемъ къ цѣли вашего посѣщенія.

-- Моя цѣль просить васъ, милордъ епископъ, обдумать хорошенько вашъ шагъ, могущій имѣть такія послѣдствія. Если мой сынъ недостоинъ находиться въ вашемъ обществѣ, то онъ недостоинъ находиться и въ обществѣ своего тестя, вашего подчиненнаго. Подумайте, къ чему можетъ привести подобное отлученіе отъ церкви и семьи?

-- Я буду глубоко огорченъ, если мой поступокъ причинитъ семейную распрю и ни мало не хочу вмѣшиваться въ семейныя отношенія моего друга. Я только не могу дружески обращаться съ авторомъ этой вредной книги, а какъ же вы хотите, чтобы я съ нимъ обращался въ деканскомъ домѣ? Что же касается до отвѣтственности за могущія произойти послѣдствія отъ исполненія мною моей священной обязанности, то она вполнѣ падаетъ на того, кто причинилъ всѣ эти непріятности.

Сэръ Артуръ прикусилъ губу, чтобы не отвѣчать рѣзко. Онъ всталъ и только произнесъ:

-- Я не считаю себя болѣе въ правѣ настаивать на томъ, что составляетъ вопросъ совѣсти, и только позволю себѣ попросить васъ повидаться съ деканомъ и объяснить ему, что вы вовсе не требуете отъ него жестокаго обращенія съ моимъ бѣднымъ сыномъ.

-- Сэръ Артуръ, отвѣчалъ епископъ болѣе мягкимъ тономъ:-- хотя мы расходимся съ вами въ убѣжденіяхъ, но я очень радъ, что познакомился съ такимъ искреннимъ, благороднымъ и во всѣхъ отношеніяхъ замѣчательнымъ человѣкомъ. Я повидаюсь съ деканомъ и надѣюсь, что обстоятельства примутъ болѣе благопріятный характеръ. Прощайте.

Дѣйствительно, какъ только сэръ Артуръ вышелъ изъ комнаты, епископъ послалъ за деканомъ и, повторивъ ему свое рѣзкое осужденіе книги Джобсона, посовѣтывалъ, однако, дѣйствовать въ отношеніи своего зятя очень осторожно и осмотрительно. Такимъ образомъ было рѣшено, что, до времени, Джобсону ничего не скажутъ о щекотливомъ вопросѣ, и деканъ вернулся домой совершенно счастливый, что можетъ радушно принять зятя въ своемъ домѣ.

II.

Приближеніе грозы.

Тадеусъ Джобсонъ и его жена никогда не возвращались къ предмету, который впервые обнаружилъ, какой разладъ существовалъ между ними. Джобсонъ любилъ свою жену и старался забыть грустное впечатлѣніе, произведенное на него ея словами. Онъ очень высоко цѣнилъ ея здравый смыслъ. Она была умная, свѣтская и дѣловая женщина. Она въ совершенствѣ вела хозяйство и исполняла свои свѣтскія обязанности, а также нельзя было найти лучшаго и болѣе благоразумнаго совѣтчика въ практическихъ вопросахъ жизни. Но у нея было слишкомъ много здраваго смысла, чтобы быть любящей женой, въ полномъ значеніи этого слова. Она всегда прикидывала на практическій аршинъ то, что не подлежитъ подобной мѣркѣ. Напротивъ, Джобсонъ отличался пылкимъ воображеніемъ, впечатлительной натурой и тѣмъ пророческимъ предвидѣніемъ результатовъ, которое присуще геніямъ. Вполнѣ сознавая различіе между ихъ характерами и темпераментами, онъ до сихъ поръ находилъ, что это различіе придавало ихъ домашней жизни особую прелесть. Въ первые годы супружеской жизни, когда все дышетъ свѣжестью и надеждой, когда счастіе быть отцомъ и матерью окрашиваетъ всю жизнь радужными цвѣтами -- самые терніи не колются. Но они все-таки существуютъ, и съ первой минуты ихъ обнаруженія, немилосердно впиваются въ тѣло, жена Джобсона неожиданно выказала такое настроеніе ума, которое возбудило въ ея мужѣ серьёзныя опасенія. Онъ зналъ себя; его гордая, сильная натура не могла вынести упрековъ или презрѣнія жены. А если они не смотрѣли на предметы одними глазами, то ни одинъ изъ нихъ не былъ въ состояніи лицемѣрить. Такимъ образомъ, Джобсонъ всячески сдерживалъ въ глубинѣ своего сердца тревожныя мысли, и былъ добрѣе и внимательнѣе, чѣмъ когда либо къ женѣ своей, а она не чувствовала себя способной снова поднять спорный вопросъ и довести дѣло до кризиса. Однако, она открывала свою тайну, хотя и близкимъ ей людямъ, какъ, напримѣръ, своему отцу и матери, но все-таки чуждымъ ея мужу, который не зналъ, что онъ имѣетъ дѣло не съ одной своей женой, а съ цѣлой группой людей различныхъ мнѣній и чувствъ.

Вотъ въ какомъ положеніи находились дѣла, когда Джобсонъ съ женою пріѣхалъ въ домъ своего тестя, въ три часа того самаго дня, когда случилось уже столько важныхъ обстоятельствъ, долженствовавшихъ повліять на его судьбу.

Пріятное зрѣлище представила встрѣча Джобсоновъ. Они подъѣхали къ дому въ коляскѣ, на козлахъ которой сидѣлъ старый кучеръ Маркеби, съ улыбкой вспоминавшій, какъ онъ, тридцать лѣтъ тому назадъ, носилъ на рукахъ маленькую Сильвію, теперь уже мать семейства. Джобсонъ, его жена и дѣти издали махали платками въ отвѣтъ на такіе же радостные сигналы съ лужка, на которомъ собрались хозяева и ихъ гости. Никто не повѣрилъ бы, видя, какъ радушно деканъ пожималъ руки Джобсону, какъ мистрисъ Бромлей прижимала къ своему сердцу Сильвію и какъ маленькая Этти бросилась на шею тетки Берты, что въ этой счастливой семьѣ не все обстояло благополучно. Однако, эта первая минута инстинктивнаго увлеченія была непродолжительна и всѣ почувствовали, что откуда-то подуло холодомъ. Каждому хотѣлось избавиться отъ этого непріятнаго чувства и чтобъ достичь этого, мистрисъ Бромлей и Сильвія удалились, бесѣдуя о здоровьѣ дѣтей, а Джобсонъ пошелъ въ приготовленную ему комнату съ отцомъ и Бертой.

Деканъ былъ совершенно спокоенъ и счастливъ. Критическая минута была отсрочена и ему нечего было бояться немедленнаго разрыва съ зятемъ. Одного только онъ не предвидѣлъ -- это откровенной бесѣды матери съ дочерью.

Къ передобѣденному чаю все общество собралось на лужокъ, за исключеніемъ Сильвіи, которая, по словамъ ея матери, легла отдохнуть съ дороги. Деканъ весело болталъ съ миссъ Реймондъ, лэди Братлингъ серьёзно бесѣдовала о чемъ-то съ сэромъ Артуромъ, а Берта, лордъ Братлингъ и Джобсонъ составляли отдѣльную оживленную группу.

-- Что это? Сюда идетъ мистеръ Винистунъ! воскликнула неожиданно Берта, сидѣвшая противъ воротъ:-- вотъ пріятный сюрпризъ! но съ кѣмъ онъ?

Деканъ взглянулъ черезъ плечо. Рядомъ въ Винистуномъ шелъ по аллеѣ человѣкъ средняго роста, съ блѣднымъ лицомъ, въ очкахъ.

-- Это пасторъ Гарвудъ, сказалъ деканъ и помѣнялся взглядами съ женою.

-- Это мой другъ Винистунъ, мама Бромлей, сказалъ въ полголоса Джобсонъ, вставая:-- онъ гоститъ у пастора Гарвуда.

Послѣ представленія всему обществу Винистунъ и Гарвудъ помѣстились у чайнаго стола.

Пасторъ Гарвудъ былъ очень умный и ученый человѣкъ, что ясно было написано на его симпатичномъ, хотя и некрасивомъ лицѣ. Но у него была несчастная привычка, какъ у многихъ людей, не привыкшихъ къ обществу, затрогивать щекотливые вопросы.

-- Я очень радъ съ вами встрѣтиться, мистеръ Джобсонъ, сказалъ онъ, обращаясь къ нашему герою:-- мнѣ уже давно хотѣлось поздравить васъ съ успѣхомъ вашей послѣдней книги. Она удивительно умно написана и сдѣлаетъ много добра.

Деканъ вздрогнулъ и какъ-то странно посмотрѣлъ на пастора. Мистрисъ Бромлей прикусила губу. Берта не могла удержаться отъ улыбки, которую Винистунъ тотчасъ замѣтилъ и, окинувъ взглядомъ все общество, понялъ, что бѣдный пасторъ, по обыкновенію, попалъ въ просакъ. Онъ хотѣлъ немедленно перевести разговоръ на другой предметъ, но прежде чѣмъ успѣлъ открыть ротъ, лордъ Братлингъ воскликнулъ:

-- Да, превосходная книга. Я также, любезный Джобсонъ, собирался поздравить васъ. Мы съ лэди Братлингъ прочитали ее съ большимъ удовольствіемъ. Право, давно не выходило такой умной книги, конечно, за исключеніемъ вашихъ сочиненій, деканъ, прибавилъ онъ съ поклономъ, но не безъ ироніи.

Еслибъ деканъ былъ мистрисъ Бромлей, а мистрисъ Бромлей деканъ, то онъ тотчасъ произнесъ бы пламенную филиппику противъ ненавистной книги. Но настоящій деканъ, несмотря на грозные взгляды жены, вспомнилъ совѣтъ епископа, а главное, онъ былъ слишкомъ добръ, чтобъ возбудить ссору съ зятемъ, да еще при чужихъ. Поэтому, онъ спокойно сказалъ:

-- Конечно, его книга имѣла успѣхъ, если судить по числу изданій. Но я не могу присоединиться къ вашимъ похваламъ, Братлингъ. Вы, дипломаты, народъ презлой и вамъ пріятно было читать брань на духовенство. Миссъ Реймондъ пойдемте въ оранжерею, а вамъ сорву цвѣтовъ для вашихъ волосъ.

И онъ удалился съ молодой дѣвушкой. Сэръ Артуръ поспѣшилъ перемѣнить разговоръ, а Винистунъ, видя, что дѣла обстоятъ неблагополучно, попросилъ Берту показать ему паркъ.

-- Здѣсь что-то произошло насчетъ книги Джобсона? сказалъ онъ, когда они отошли отъ общества настолько, что ихъ словъ нельзя было разслышать.

-- Вы просто Мефистофель, отвѣчала Берта съ улыбкой и разсказала ему все, что ей было извѣстно.

-- Боже мой! произнесъ онъ, по окончаніи ея разсказа:-- какъ странно! Я только сегодня утромъ говорилъ съ Гарвудомъ объ епископѣ и деканѣ, объ ихъ узкихъ, хотя, быть можетъ, и честныхъ религіозныхъ убѣжденіяхъ. Гарвудъ сообщилъ мнѣ, что епископъ написалъ очень рѣзкую критику на книгу Тадди въ "Guardian", и я со смѣхомъ сказалъ, что будетъ очень забавно видѣть ихъ вмѣстѣ. Но какой странный человѣкъ этотъ Гарвудъ! ему всегда надо думать вслухъ. Еслибъ я не зналъ его удивительной доброты, то, право, подумалъ бы, что онъ нарочно заговорилъ о книгѣ, чтобъ сдѣлать непріятность декану и его женѣ. Еслибъ бомба лопнула передъ ними на столѣ, то они не были бы такъ поражены, какъ словами Гарвуда. Но это дѣло, кажется, серьёзное и не слѣдуетъ съ нимъ шутить.

-- И какое еще серьёзное, отвѣчала Берта: -- я, право, не знаю, чѣмъ все это кончится. Дѣло еще хуже, чѣмъ вы думаете, но я не смѣю даже вамъ открыть тайны, которую не знаетъ еще самъ Тадди. Вы меня простите, не правда ли?

-- Я слѣпо вѣрую въ ваше благоразуміе и доброту, отвѣчалъ онъ:-- но развѣ ничего нельзя сдѣлать?

-- Пока -- ничего, произнесла Берта:-- когда наступитъ минута дѣйствія, то я вамъ скажу.

III.

Циклопъ.

Войдя передъ обѣдомъ въ большую роскошно убранную спальню, приготовленную для него и его жены, Джобсонъ засталъ Сильвію въ слезахъ. Она сидѣла въ юпкѣ съ распущенными волосами передъ трюмо и горько рыдала.

-- Что съ тобой? Ты больна? воскликнулъ Джобсонъ съ удивленіемъ и, подбѣжавъ къ ней, нѣжно положилъ руку на ея обнаженное плечо.

Она вздрогнула и отшатнулась. Кровь хлынула къ сердцу Джобсона, но онъ не отнялъ руки.

-- Нѣтъ, Сильвія, скажи, что съ тобою?

-- Я несчастна, промолвила она, всхлипывая.

Онъ на мгновеніе подумалъ, что она передала матери ихъ ссору и та подлила масла въ огонь, но все-таки сердце влекло его къ женѣ и онъ нѣжно взялъ ее за руку. Она не отвѣчала на его пожатіе, полное любви.

-- Что случилось? Отчего ты такъ несчастна? Сообщила тебѣ мать какія-нибудь дурныя вѣсти?

-- Да.

Ея рыданія до того усилились, что онъ прижалъ ея голову къ своей груди, и только когда она немного успокоилась, онъ произнесъ:

-- Я пойду и спрошу у твоей матери въ чемъ дѣло.

-- Не надо. Благодаря твоей книгѣ, епископъ отказался обѣдать здѣсь, пока ты въ домѣ. Онъ говоритъ, что ты хуже атеиста. Я знала, къ чему это приведетъ. О, какъ я несчастна!

-- Только-то? промолвилъ Джобсонъ, отходя на нѣсколько шаговъ отъ своей жены.

Онъ хотѣлъ сначала разсмѣяться, но потомъ злоба засверкала въ его глазахъ и исказила лицо.

-- Такъ ты объ этомъ плачешь? прибавилъ онъ дрожащимъ отъ гнѣва голосомъ.

Слова Сильвіи открыли ему всю бездну, отдѣлявшую его отъ жены. Не чувство оскорбленія отъ отказа епископа, а горькіе упреки мужу слышались въ каждомъ ея словѣ. Все, что онъ сдерживалъ такъ долго, теперь хлынуло къ его сердцу; измѣна супружеской вѣрности не поразила бы его такимъ смертельнымъ ударомъ. Тогда онъ могъ бы найти въ своемъ сердцѣ достаточно силы, чтобъ ее простить, но теперь были порваны болѣе идеальныя, болѣе священныя узы взаимной любви, взаимнаго сочувствія и уваженія.

Есть что-то страшное въ безмолвномъ гнѣвѣ сильной, сдержанной, но страстной натуры, и Сильвія, взглянувъ на мужа, вздрогнула. Холодъ пробѣжалъ по ея тѣлу и она съ ужасомъ отвернулась.

Онъ подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть на лужокъ. Она не двинулась съ мѣста и едва смѣла дышать. Она ждала грозы. Черезъ минуту онъ обернулся; его лицо было спокойное, но блѣдное. Онъ молча переодѣлся, не обращая на нее вниманія, точно ея не было въ комнатѣ, и, окончивъ свой туалетъ, спустился одинъ въ гостииную. Никто никогда не сомнѣвался въ ея мужествѣ, но она ни за что на свѣтѣ не заговорила бы съ этимъ блѣднымъ, безмолвнымъ, страшнымъ человѣкомъ.

Послѣ его ухода, она встала, осушила слезы и одѣлась. Безмолвное презрѣніе Джобсона поразило ее въ самое сердце, но не побороло ея смѣлаго духа. Гордость ея была оскорблена минутнымъ сознаніемъ его превосходства и она считала себя несчастной жертвой. Однако, когда раздался звонокъ къ обѣду, она сошла въ столовую съ спокойнымъ, холоднымъ лицомъ. Джобсонъ болталъ и смѣялся съ миссъ Реймондъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Сильвія посмотрѣла на нихъ и почувствовала пламенную ненависть къ этой женщинѣ.

Берта съ своей обычной чуткостью замѣтила съ перваго взгляда, что подъ мраморной неподвижностью лица ея племянника скрывалась гроза. Физіономія Сильвіи только подтверждала ея подозрѣнія. Впродолженіи всего вечера, Джобсонъ ни разу не подошелъ къ женѣ и не сказалъ ей ни слова. Послѣ выхода дамъ изъ столовой, мистрисъ Бромлей и Сильвія помѣнялись нѣсколькими словами въ будуарѣ, а когда все общество разошлось спать, то Берта замѣтила, что дочь и мать удалились въ комнаты послѣдней.

Поздно вернулся въ свою спальню Джобсонъ. Онъ нашелъ жену не въ постелѣ; она сидѣла одѣтая у стола, на которомъ горѣла лампа. Выраженіе ея лица было твердое, рѣшительное. Онъ посмотрѣлъ на нее пристально. Каждый сознавалъ, что наступила роковая минута кризиса.

-- Ты еще не ложилась? спросилъ Джобсонъ какъ бы съ удивленіемъ.

-- Да, я ждала тебя. Скажешь ты мнѣ что-нибудь?

-- Мнѣ нечего говорить. Лучше молчать. Ты меня глубоко огорчила. Я боюсь дать волю языку.

-- Я тебя не понимаю.

-- Такъ ты легкомысленнѣе, чѣмъ я думалъ. Я открылъ сегодня роковую тайну: ты не можешь истинно любить меня. Это вполнѣ доказываютъ твои слова. Ты даже меня не уважаешь. Чувства, овладѣвшія тобою въ послѣднія недѣли, не соотвѣтствуютъ моему понятію о бракѣ.

-- Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до твоихъ идеаловъ, отвѣтила Сильвія: -- я вѣрю только въ практическій здравый смыслъ. Еслибъ у тебя было поболѣе здраваго смысла, и ты не гонялся бы за идеалами, то мы не находились бы теперь въ такомъ печальномъ и дурацкомъ положеніи.

Джобсонъ пожалъ плечами.

-- Что же такого печальнаго и дурацкаго въ нашемъ положеніи?

-- Что? Все. Ты, умный человѣкъ, становишься посмѣшищемъ всего свѣта и источникомъ непріятностей для твоихъ друзей. Ты не слушаешь совѣтовъ твоихъ доброжелателей и играешь въ руку врагамъ; ты жертвуешь интересами твоей жены и дѣтей, въ погонѣ за какими-то идеалами; моя мать и отецъ огорчены и оскорблены твоими поступками и ихъ неизбѣжными слѣдствіями. Подумай только, что коверлейскій епископъ отказывается обѣдать въ деканскомъ домѣ потому, что подъ его кровомъ находится человѣкъ, который въ его глазахъ хуже безбожника...

-- Довольно! перебилъ ее Джобсонъ съ сердцемъ: -- замолчи изъ уваженія къ себѣ, къ своимъ дѣтямъ и ко мнѣ. Я не хочу слушать этихъ словъ даже отъ моей жены; они только доказываютъ всю справедливость моихъ подозрѣній. Еслибъ ты меня истинно любила, то не произнесла бы ихъ.

-- Какое мнѣ дѣло до твоихъ подозрѣній, воскликнула Сильвія съ злобой: -- ты не можешь уничтожить результата твоихъ поступковъ, и я выскажу все, что думаю. Если ты уважаешь себя и питаешь хоть какое-нибудь уваженіе къ дорогимъ мнѣ людямъ, то ты не оставишь ихъ въ томъ печальномъ положеніи, въ которое ты ихъ поставилъ. Ты не имѣешь права оставаться въ домѣ, которому твое присутствіе приноситъ только горе и вредъ.

Не успѣла она произнести этихъ словъ, почти безсознательно, подъ вліяніемъ совѣтовъ матери, какъ сама пожалѣла объ нихъ. Но было уже поздно.

-- Хорошо, отвѣчалъ сурово Джобсонъ.

Голубые глаза его казались черными и блестѣли какъ уголья. Лицо было спокойно, неподвижно, словно мраморное. Онъ сталъ ходить по комнатѣ взадъ и впередъ; потомъ остановился и, не взглянувъ на жену, вышелъ изъ спальни.

Гордость и сознаніе своей правоты давали Сильвіи силы презирать послѣдствія. Впрочемъ, она была увѣрена, что онъ не сдѣлаетъ ничего, что могло бы кого-либо компрометировать, и надѣялась, что послѣ борьбы, которая могла продлиться нѣсколько дней, обстоятельства сложатся болѣе удовлетворительнымъ для ея эгоизма образомъ.

Между тѣмъ, Джобсонъ лихорадочно шагалъ въ саду, одинъ, безъ шляпы. Сначала, онъ машинально двигался и дышалъ свѣжимъ ночнымъ воздухомъ. Но потомъ бурный потокъ мыслей хлынулъ въ его голову. Онъ не хотѣлъ совѣтываться ни съ кѣмъ, ни съ отцомъ, ни съ теткой, ни съ Винистуномъ и ясно видѣлъ, что ему нельзя было оставаться въ домѣ тестя. Весь вопросъ заключался въ томъ, какъ уѣхать безъ скандала.

-- А что дѣлать съ Сильвіей?

Она такъ глубоко его оскорбила, что онъ чувствовалъ -- по крайней мѣрѣ, теперь -- невозможность жить съ нею. Но съ другой стороны, онъ долженъ былъ удержаться отъ всякаго поступка, который могъ бы навлечь тѣнь на ея доброе имя или повредить его достоинству. Поэтому, заглушивъ свои чувства, онъ рѣшилъ оставить домъ тестя съ женою. Она должна была понять, что ихъ судьба нераздѣльна. Онъ прямо предложитъ ей одно изъ двухъ: или ѣхать съ нимъ или остаться?

А если она останется? Джобсонъ даже не сталъ обсуждать этой возможности, такъ она казалась ему немыслимой.

Среди этихъ грустныхъ, тяжелыхъ думъ, прошла ночь; разсвѣло, первые лучи солнца весело заиграли на окнахъ дома. Вскорѣ послѣ восхода солнца, вышелъ въ садъ деканъ, всегда встававшій очень рано. Джобсонъ именно его и ждалъ.

-- Это что значитъ? воскликнулъ деканъ, смотря съ удивленіемъ на блѣдное лицо зятя: -- вы во фракѣ? Гдѣ вы провели ночь? У Винистуна?

-- Нѣтъ, у васъ въ саду. Я вчера вечеромъ узналъ отъ Сильвіи, что мое присутствіе въ вашемъ домѣ приноситъ горе и непріятности вамъ, мамѣ Бромлей и особенно вашему епископу. Я не могъ спать и проходилъ всю ночь, обдумывая, что мнѣ дѣлать. Остается только одно: избавить васъ отъ моего присутствія. Мы съ Сильвіей уѣдемъ сегодня.

-- Полно, Тадди! Что вы говорите? воскликнулъ деканъ, покраснѣвъ:-- какъ глупо, что Сильвія сказала вамъ объ этомъ, не предупредивъ меня! Правда, епископъ былъ немного строгъ, но я все-таки надѣялся найти modus vivendi. Мы не можемъ ссориться съ вами, сынъ мой, изъ-за различія въ мнѣніяхъ. Я не могу васъ отпустить; это было бы слишкомъ нелѣпо. Такъ можно было не спать всю ночь? Вы занеможете.

-- Милый тесть, отвѣчалъ Джобсонъ:-- мнѣ жаль васъ огорчить; вы добрѣе и болѣе расположены ко мнѣ, чѣмъ когда-либо, но я серьёзно обдумалъ этотъ вопросъ. Тутъ дѣло идетъ объ отношеніяхъ болѣе священныхъ, чѣмъ наши съ вами. Я знаю, что ваше положеніе непріятное, но подумайте и о моемъ положеніи. Я твердо рѣшился, и мы сегодня съ Сильвіей покинемъ вашъ домъ.

-- Сильвія не можетъ уѣхать! воскликнулъ деканъ, приведенный въ тупикъ словами Джобсона.

-- Отчего? спросилъ съ жаромъ молодой человѣкъ:-- неужели, вы посовѣтуете вашей дочери и моей женѣ остаться здѣсь вопреки моему желанію?

-- Конечно, нѣтъ. Но не торопитесь, Тадди, пойдемте со мною въ домъ, и поговоримъ съ вашимъ отцомъ. Все еще можетъ благополучно устроиться.

-- Я поговорю съ отцомъ и увѣренъ, что онъ одобритъ мою рѣшимость, которую, впрочемъ, ни что не поколеблетъ. Вопросъ поставленъ и его надо разрѣшить тихо, безъ скандала.

-- Тадди, произнесъ деканъ взволнованнымъ голосомъ:-- ради Бога, не торопитесь! Пойдите къ своему другу Винистуну, останьтесь у него часа два и приходите съ нимъ обратно. Мы составимъ семейный совѣтъ. Даю вамъ слово, что все устроится. Епископъ не такой жестокій человѣкъ, какъ вы думаете, да, наконецъ, я пожертвую всѣмъ, чтобъ только не допустить вашего отъѣзда. Помните: однажды нарушенное семейное счастіе нельзя возстановить.

-- Милый тесть, отвѣчалъ Джобсонъ, тронутый искреннимъ тономъ и добротою декана:-- я боюсь, что семейное счастіе уже разрушено. Я не могу говорить объ этомъ съ Винистуномъ: это вопросъ семейный и мы должны его разрѣшить келейно, такъ чтобъ никто не зналъ.

Они вошли въ домъ и каждый отправился къ своей женѣ.

-- Сильвія, сказалъ Джобсонъ спокойно, холодно, но мягко: -- я не желаю, чтобъ мы расходились въ мнѣніяхъ на счетъ чего бы то ни было, тѣмъ болѣе, когда дѣло идетъ о счастіи твоихъ родителей. Повидимому, наше присутствіе въ эту минуту причиняетъ имъ неудовольствіе. Нашъ долгъ -- уѣхать; мы можемъ вернуться, когда время смягчитъ гнѣвъ епископа, или когда моя книга будетъ справедливѣе оцѣнена. Я только-что видѣлъ твоего отца. Онъ очень радушно просилъ меня остаться и даже выразилъ согласіе подвергнуться гнѣву епископа, но я полагаю, что намъ лучше избавить его отъ непріятностей, которыя можетъ навлечь на него наше пребываніе въ его домѣ.

-- Ты подумалъ ли хорошенько о своемъ положеніи? сказала Сильвія, блѣдная, но рѣшительная:-- вѣдь не я виновна въ томъ, что произошло.

-- И я не могу признать себя виновнымъ въ томъ, что я высказалъ свои убѣжденія. Конечно, моя книга возбудила здѣсь непріятную исторію, благодаря глупому ханжеству одного человѣка, и я очень сожалѣю объ этомъ ради тебя. Но я не могу принять на себя отвѣтственность за эту исторію. Мы оба съ тобою жертвы нелѣпаго заблужденія и намъ надо какъ можно скорѣе уѣхать отсюда.

-- Ты все-таки упорствуешь въ томъ, что не сдѣлалъ ничего дурного, напечатавъ эту книгу?

-- Да, если я обязанъ дать отвѣтъ на подобный вопросъ даже своей женѣ.

-- Въ такомъ случаѣ, ты можешь дѣлать что хочешь, а я отсюда не поѣду, произнесла Сильвія.

Джобсонъ, снявшій фракъ и оставшійся въ одной рубашкѣ, посмотрѣлъ на нее съ удивленіемъ, почти съ презрѣніемъ.

-- Если я уѣду сегодня, ты останешься? Понимаешь ли ты, что это значитъ? И берешь ли ты на себя отвѣтственность за всѣ послѣдствія? Повторю еще разъ. Я уѣзжаю сегодня отсюда и прошу тебя ѣхать со мною.

Послѣднія слова онъ произнесъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ.

-- Я не могу покинуть отцовскій домъ, изгнанная, проклятая, отвѣчала Сильвія, дрожа всѣмъ тѣломъ, но все-таки рѣшительнымъ тономъ.

-- Но, дѣля съ мужемъ его счастливую и несчастную судьбу, ты не можешь поступить дурно. Ты сама мнѣ сказала, что я долженъ уѣхать отсюда -- какъ же ты хочешь остаться?

-- Потому что ты обращаешься со много, какъ съ ребенкомъ. Ты даже не позволяешь мнѣ имѣть свое сужденіе о твоихъ ошибкахъ, а я вполнѣ убѣждена, что ты сдѣлалъ ужасную, непоправимую ошибку, чтобы не сказать хуже, напечатавъ эту книгу. И ты отказываешься повиниться въ этой ошибкѣ и загладить ее. Твоимъ упорствомъ ты ставишь моихъ родителей и меня въ фальшивое положеніе. Какъ могу я жить счастливо съ тобою, пока между нами существуетъ такой глубокій разладъ?

-- Ты именно высказала то, что я думалъ, слушая тебя, произнесъ Джобсонъ съ тяжелымъ вздохомъ: -- ты права. Мы не можемъ счастливо жить вмѣстѣ, пока между нами существуетъ такой глубокій разладъ.

Съ этими словами онъ ушелъ въ свою туалетную комнату и заперъ за собою дверь.

Сильвія была поражена роковымъ окончаніемъ этой сцены. Сердце ея замерло при мысли о возможныхъ послѣдствіяхъ. Еслибы ея любовь къ мужу была пламеннѣе и искреннѣе, а ея практическій здравый смыслъ не такъ холоденъ, то она въ эту критическую минуту бросилась бы къ Джобсону, умоляя прижать ее снова къ своему сердцу и позволить ей раздѣлять его жизнь, его цѣли и стремленія. Но она не была достаточно слаба, чтобы уступить. Фибры ея натуры были такъ же тверды и жестки, какъ фибры той дубовой двери, за которой онъ приготовлялся покинуть ее, изгнанный изъ лона своего семейства ея эгоизмомъ, холодностью и непреодолимымъ упорствомъ. Она увѣрила себя, что не можетъ уступить, и дѣйствительно, еслибъ она уступила, то вѣчно чувствовала бы себя побѣжденной. Страхъ подобнаго униженія превозмогъ въ ней чувство любви и долга къ мужу.

Онъ взялъ сакъ-вояжъ съ своими вещами и пошелъ пѣшкомъ на сосѣднюю станцію желѣзной дороги, не простившись ни съ деканомъ, ни съ мистрисъ Бромлей и не сказавъ болѣе ни слова своей женѣ. Онъ только зашелъ въ дѣтскую и со слезами на глазахъ поцѣловалъ своихъ дѣтей, которыхъ ему не суждено было болѣе видѣть.

IV.

Вексель.

Осеннія судебныя ваканціи окончились; Темпль снова ожилъ забѣгали мальчишки съ дѣлами въ синихъ мѣшкахъ, зашагали молодые адвокаты и студенты, заковыляли страдающіе подагрой стряпчіе. Правосудіе, дремавшее три мѣсяца, встрепенулось и, протирая глаза, поправляло свой парикъ. Бумаги, записки, доклады перелетали отъ стряпчихъ къ адвокатамъ и судьямъ; среди дѣлъ, назначенныхъ къ слушанію въ предстоящую сессію, было и знаменитое дѣло о наслѣдствѣ Арматвэтъ. Ученые адвокаты съ той и другой стороны усердно ломали себѣ головы и грабили головы старыхъ юристовъ для пріисканія ловкихъ крючковъ, чтобы бросить пыль въ глаза и безъ того подслѣповатой дамѣ юстиціи.

Болѣе всѣхъ работалъ Джобсонъ, котораго это дѣло отвлекало отъ тяжелыхъ заботъ. Оно даже давало пищу его сердцу, вселяя въ немъ убѣжденіе, что онъ борется за правду и за невинную жертву. Кромѣ того, это было единственное крупное дѣло, которое ему поручили вести въ эту сессію. Опасенія Тимпани оказались справедливыми. Стряпчіе, у которыхъ Скирро сдѣлался правой рукой, не присылали болѣе дѣлъ Джобсону.

Онъ теперь жилъ одинъ въ домѣ на Чарльсъ-Стритѣ. Мистрисъ Джобсонъ съ дѣтьми все еще оставалась въ Коверлеѣ. Внѣ семейнаго кружка Джобсоновъ и Бромлеевъ, никто не зналъ о дѣйствительной причинѣ, разсѣявшей веселое общество, собравшееся въ домѣ декана, и только говорили, что Джобсонъ былъ внезапно отозванъ въ Лондонъ по неотложному дѣлу, а сэръ Артуръ и Берта неожиданно вспомнили, что они обѣщали навѣстить старыхъ друзей въ Торки.

Впрочемъ предлогъ, выдуманный Джобсономъ для своего поспѣшнаго отъѣзда, оказался не ложнымъ. Дѣйствительно, въ Лондонѣ его ждали неотложныя и очень непріятныя дѣла.

Послѣ смерти дяди, Джобсонъ имѣлъ въ полномъ своемъ распоряженіи оставленное ему наслѣдство, и такъ какъ его адвокатская практика шла не очень удачно, а домашніе, общественные и политическіе расходы все увеличивались, то онъ сталъ отыскивать средство извлечь большій доходъ съ своего капитала. Между прочимъ, одинъ изъ его пріятелей, Коксонъ, имѣвшій порядочное состояніе, убѣдилъ его вступить съ нимъ въ компанію для эксплуатаціи извѣстнаго гончарнаго завода, приносившаго двадцать процентовъ чистаго дохода, который можно было съ увеличеніемъ производства довести до сорока. Джобсонъ сначала далъ на это выгодное предпріятіе десять тысячъ фунтовъ, а потомъ все прибавлялъ помаленьку, такъ что въ концѣ-концевъ, половина его капитала была поглощена Бурслемскимъ заводомъ. Въ первый годъ доходъ былъ значительный, второй, но различнымъ неблагопріятнымъ причинамъ, далъ небольшой дефицитъ, а третій возбуждалъ большія опасенія въ Джобсонѣ. Компаніонъ неожиданно потребовалъ у него три тысячи фунтовъ и, исполнивъ его желаніе, Джобсонъ пришелъ къ тому неутѣшительному заключенію, что онъ не сведетъ концы съ концами въ текущемъ году. Это очень его тревожило, такъ какъ онъ не принадлежалъ къ современнымъ дѣльцамъ, живущимъ преимущественно въ кредитъ. Но никто не зналъ, что дѣла въ Бурслемѣ шли дурно; жена Джобсона была увѣрена, что все обстоитъ благополучно, а сэръ Артуръ, Берта и Винистунъ не подозрѣвали, что къ остальнымъ заботамъ Тадди присоединились еще финансовыя затрудненія.

Для подобныхъ финансовыхъ кризисовъ, говорятъ, существуютъ банкиры, хотя они въ сущности только помогаютъ запутавшимся людямъ окончательно погибнуть. Джобсонъ вынужденъ былъ отправиться къ своему банкиру и, объяснивъ положеніе своихъ дѣлъ, попросить ссуды подъ обезпеченіе находившихся у него фондовъ. Непріятно пораженный стѣсненными обстоятельствами такого состоятельнаго кліента, банкиръ тотчасъ навелъ справки о томъ, какъ шли дѣла въ Борслемѣ и черезъ двадцать четыре часа объявилъ Джобсону, что заводъ не могъ приносить дохода безъ затраты значительнаго капитала, которымъ не располагалъ ни онъ, ни его компаніонъ. Джобсонъ ему не повѣрилъ, самъ поѣхалъ на заводъ, провѣрилъ книги, переговорилъ съ компаніономъ и рѣшилъ, что имъ необходимо продержаться еще годъ, въ надеждѣ, что дѣла поправятся. Дѣйствительно, всякій на его мѣстѣ поступилъ бы также въ виду грозившей, съ закрытіемъ завода, потери затраченныхъ уже тридцати тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

Тревожимый всѣми этими заботами, огорченный до глубины души разрывомъ съ женою, и постоянно преслѣдуемый анонимными клеветами и честными критиками не понимавшихъ его людей, Джобсонъ, однако, мужественно боролся съ неблагопріятными обстоятельствами и Брагами, все болѣе и болѣе прижимавшими его къ стѣнѣ. Его политическая и общественная дѣятельность отличалась прежней, даже большей энергіей. Никогда онъ не произносилъ такихъ блестящихъ рѣчей, никогда не писалъ такихъ прекрасныхъ статей, никогда не выказывалъ столько мужественной смѣлости и таланта.

Самый зоркій наблюдатель, смотря на него, какъ онъ сидѣлъ однажды въ своемъ кабинетѣ, занятый изученіемъ дѣла миссъ Реймондъ, никакъ не догадался бы, что подъ этимъ сосредоточеннымъ хладнокровіемъ скрывалась постоянная сердечная тревога.

Неожиданно дверь отворилась и вошелъ Тимпани, все тотъ же вѣрный слуга и другъ, хотя нѣсколько постарѣвшій, съежившійся и еще болѣе самоувѣренный, чѣмъ когда-либо.

-- Извините, сэръ, сказалъ онъ съ необычайнымъ румянцемъ на щекахъ:-- васъ желаютъ видѣть и передать вамъ порученіе отъ мистрисъ Скирро.

Джобсонъ нахмурилъ брови.

-- Приведите посланнаго.

-- Это молодая дѣвушка, сэръ.

-- А, помню, произнесъ съ улыбкой Джобсонъ: -- это ваша старая пріятельница, миссъ Бопсъ? Вы поддерживали съ нею знакомство?

-- Да, сэръ, отвѣчалъ Тимпани, еще болѣе покраснѣвъ:-- мы большіе друзья съ миссъ Бопсъ.

Черезъ минуту, онъ вводитъ въ комнату Анджелину, свѣженькую, кругленькую, розовенькую и веселенькую какъ всегда, въ красномъ платьѣ, бѣлой шали съ голубыми цвѣтами и старомодной шляпѣ. Тимпани тотчасъ удаляется и Джобсонъ любезно проситъ молодую дѣвушку сѣсть. Она помѣщается на край стула, какъ воробей на край крыши.

-- Мнѣ нечего спрашивать у васъ, миссъ Бопсъ, о вашемъ здоровьѣ, вы сіяете красотой и свѣжестью, сказалъ Джобсонъ:-- какое порученіе дала вамъ мистрисъ Скирро?

-- Сегодня утромъ, отвѣчала Анджелина:-- я встрѣтила ее на улицѣ, идя на ковентгарденскій рынокъ, и она, отведя меня въ сторону, сказала: "Милая Анджелина, снесите это письмо какъ можно скорѣе къ мистеру Джобсону и отдайте ему въ собственныя руки. Я ужь нѣсколько дней караулю васъ на улицѣ. Дай-то Богъ, чтобъ не было поздно. Если онъ захочетъ отвѣчать, то принесите мнѣ записку сами по адресу". И сунувъ мнѣ письмо, она исчезла.

Джобсонъ взялъ письмо и, распечатавъ, прочелъ:

"Въ контору Кромпль, Блакъ и Ньюсомъ представленъ конторой Мозеръ и Мозесъ, No 278, Фенчерчъ-Стритъ, вексель Коксона и К° въ шесть тысячъ семьсотъ пятьдесятъ фунтовъ на срокъ 10-го ноября. Тому Скирро поручено получить деньги по векселю и въ случаѣ неуплаты, взыскать ихъ судебнымъ порядкомъ. Вексель уже два раза переписанъ съ уплатою по 1000 ф. ст., но на этотъ разъ онъ не будетъ въ состояніи сдѣлать уплаты. Такъ какъ вамъ неизвѣстно о существованіи этого векселя, то примите мѣры".

"No 5, Майда-Вель.

Джобсонъ поблѣднѣлъ, но тотчасъ оправился и взглянулъ спокойно на миссъ Бопсъ. Онъ вспомнилъ, что было 9-го ноября, день процессіи лорда мэра. Значитъ, ему оставалось только двадцать четыре часа.

-- Вы видѣли процессію, миссъ Бопсъ?

-- Да, сэръ, она меня немного задержала.

-- Вы оказали мнѣ большую услугу, миссъ Бопсъ, принеся такъ скоро письмо. Если вы увидите мистрисъ Скирро, то скажите, что я очень благодаренъ ей за извѣстіе, но прошу не присылать болѣе мнѣ никакихъ свѣдѣній. Я вамъ, миссъ Бопсъ, также очень благодаренъ, и еслибы когда-нибудь могъ быть вамъ полезенъ, то прошу васъ обратиться ко мнѣ.

Анджелина встала и, вся покраснѣвъ, произнесла, заикаясь:

-- Я надѣюсь, сэръ, что... вы... скоро будете генералъ-атторнеемъ... потому что... потому что мистеръ Тимпани женится на мнѣ, какъ только васъ сдѣлаютъ генералъ-атторнеемъ.

И миссъ Бопсъ устремила на Джобсона свои голубые глаза, словно ему стоило только сказать слово и сдѣлаться генералъ-атторнеемъ къ Рождеству.

Наивныя, глупыя слова Анджелины поразили въ самое сердце Джобсона. Нетолько онъ самъ страдалъ отъ несбывшихся надеждъ на блестящую будущность, которую ему пророчили друзья, но его неудача должна была отозваться и на всѣхъ окружающихъ, вѣрившихъ въ его успѣхъ.

-- Милая миссъ Бопсъ, отвѣчалъ онъ, взявъ ее за обѣ руки и дружески ихъ пожимая: -- я былъ бы очень радъ сдѣлаться завтра генералъ-атторнеемъ ради вашего счастья, если вы дѣйствительно любите Тимпани.

-- О, да, сэръ,

-- Но вы понимаете, нельзя сразу этого достигнуть, и вамъ, можетъ быть, придется долго ждать. Поэтому, я постараюсь устроить ваше счастіе прежде, чѣмъ сдѣлаюсь генералъ-атторнеемъ.

Анджелина вышла изъ комнаты съ сіяющимъ лицомъ и гордясь успѣхомъ своей смѣлой тактики. Но мистеръ Тимпани, узнавъ объ ея разговорѣ съ Джобсономъ, ни мало не одобрилъ ея поступка, такъ что она вышла на улицу съ заплаканными глазами.

Однако, она оставила за собою сердце, удрученное еще большимъ горемъ. Заперевъ дверь своего кабинета, Джобсонъ сталъ ходить взадъ и впередъ. Несмотря на постигшій его страшный ударъ, онъ не хотѣлъ сложить оружія. Нѣсколькихъ минутъ было для него достаточно, чтобы привести въ порядокъ свои расшатанныя мысли. Его литературная слава, его политическое положеніе, его адвокатская и судебная карьера, вся его будущность и честь зависѣли отъ исхода завтрашняго кризиса.

Въ послѣднее время онъ рѣдко видѣлся съ Винистуномъ, но теперь почувствовалъ, что бремя его заботъ стало слишкомъ тяжелымъ, чтобы снести его одному, а помочь ему въ этомъ случаѣ могъ только одинъ Винистунъ.

Онъ отперъ дверь, позвонилъ, и когда явился Тимпани, то произнесъ совершенно спокойно:

-- Вашъ другъ, миссъ Бопсъ, сказала мнѣ, что вы думаете жениться на ней. Не краснѣйте, вашъ выборъ дѣлаетъ вамъ честь, но, по ея словамъ, вы хотите ждать, пока я сдѣлаюсь генералъ-атторнеемъ... Можетъ быть, вы удовольствуетесь назначеніемъ меня въ генералъ-солиситоры.

-- Извините меня, сэръ, что я такъ глупо выразился, но я останусь у васъ, чѣмъ бы вы ни были, промолвилъ Тимпани съ глубокимъ чувствомъ.

-- Благодарю васъ, Тимпани, отвѣчалъ Джобсонъ очень тронутый:-- вы не знаете сколько, вы мнѣ сдѣлали добра этими немногими искренними словами. Вы истинный другъ и я высоко цѣню вашу дружбу. Но вы не должны откладывать вашей свадьбы до полученія мною высокаго оффиціальнаго поста; можетъ быть, этого никогда не будетъ, а вы оказали мнѣ столько услугъ, что вполнѣ достойны награды. Я тотчасъ отложу для васъ четыреста фунтовъ, которые принесутъ вамъ, по крайней мѣрѣ, двадцать фунтовъ въ годъ, и вы, такимъ образомъ, будете въ состояніи жениться на миссъ Бопсъ, когда она этого пожелаетъ.

Тимпани, не подозрѣвавшій, что Джобсонъ находился въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ, горячо поблагодарилъ его за такое щедрое обѣщаніе. Радость этого вѣрнаго слуги успокоила нѣсколько разстроенные нервы Джобсона, и, взявъ шляпу, онъ пошелъ къ Винистуну.

V.

Толки.

Увидавъ входящаго въ его комнату Джобсона, Винистунъ посмотрѣлъ на него пристально. Его посѣщеніе было какъ нельзя болѣе кстати. Онъ самъ только-что собирался пойти къ нему. Въ это самое утро, онъ получилъ слѣдующее письмо отъ Берты:

"Милый другъ!

"Я очень безпокоюсь о Тадди, который все живетъ въ Лондонѣ со времени отъѣзда изъ Коверлея. Онъ писаль только разъ отцу и то въ очень мрачномъ настроеніи. Я знаю, что онъ уѣхалъ въ Лондонъ подъ вліяніемъ глубокаго горя, а изъ его письма надо заключить, что у него новыя заботы, но какія, право, не знаю. Напишите мнѣ, часто ли видаетесь съ нимъ, здоровъ ли онъ и не сообщилъ ли вамъ чего о своихъ заботахъ. Я очень безпокоюсь о немъ. Его отецъ уѣзжаетъ черезъ недѣлю въ Канаду и будетъ надняхъ въ Лондонѣ.

"Искренно преданный вамъ другъ

Берта Джобсонъ ".

Прочитавъ это письмо, Винистунъ, для котораго малѣйшее желаніе Берты было закономъ, сталъ придумывать уважительный предлогъ къ посѣщенію Джобсона, который какъ бы нарочно избѣгалъ его въ послѣднее время. Впрочемъ, не одно письмо Берты заставило его думать о Джобсонѣ въ то самое время, когда онъ вошелъ въ его комнату. Наканунѣ, онъ обѣдалъ съ нѣкоторыми пріятелями за адвокатскимъ столомъ въ Иннеръ-Темилѣ, и случайно слышалъ разговоръ двухъ адвокатовъ о Джобсонѣ.

-- Что-то не видать Джобсона, сказалъ одинъ изъ нихъ: -- развѣ онъ принесъ адвокатуру въ жертву политикѣ?

-- Я думаю, что ему придется вскорѣ отказаться отъ адвокатуры, хочетъ ли онъ этого или нѣтъ, отвѣчалъ другой.-- Говорятъ, что у него нѣтъ вовсе дѣлъ. Между нами, онъ компаніонъ въ предпріятіи, которое идетъ плохо. Ко мнѣ сегодня обращались за совѣтомъ по одному дѣлу, по которому ему придется заплатить значительную сумму.

-- Э, да ему всюду не везетъ. Онъ ведетъ дѣло миссъ Реймондъ; она хорошенькая, ловкая интригантка, и мнѣ сегодня говорилъ Скирро, правая рука Кромпля, что если миссъ Реймондъ будутъ допрашивать на судѣ, то выйдетъ скандалъ для Джобсона. Конечно, адвокатъ человѣкъ и, принимая хорошенькую женщину у себя въ конторѣ...

-- Мистеръ Гокинсъ, воскликнулъ Винистунъ, ударяя кулакомъ по столу:-- это низкая клевета. Я готовъ поручиться за невинность Джобсона. Къ тому же, вы почерпнули свое извѣстіе изъ невѣрнаго источника. Скирро -- школьный товарищъ и заклятой врагъ Джобсона. Недостойно говорить въ такихъ выраженіяхъ о нашемъ уважаемомъ собратѣ, и я протестую.

-- Я именно не желаю вреда Джобсону и только повторилъ то, что говорятъ другіе, отвѣчалъ Гокинсъ, прикусивъ губу:-- онъ очень самонадѣянный, надменный человѣкъ и я, право, не знаю почему я не могу высказать о немъ своего мнѣнія. Говорятъ о всѣхъ людяхъ; Джобсонъ не святой и долженъ подвергнуться общей участи.

-- О, я вамъ объявляю, что не позволю при себѣ говорить такихъ вещей о моемъ другѣ Джобсонѣ, произнесъ Винистунъ:-- повторяю, что это гнусная клевета и распространеніе ея не дѣлаетъ никому чести. Если вы говорите, что только повторяете чужія слова, то я передамъ Джобсону имена клеветниковъ, а самъ лучше уйду отсюда.

И онъ удалился. Всѣ его уважали и даже Гокинсъ пожалѣлъ о происшедшей сценѣ, но послѣ ухода Винистуна разговоръ о Джобсонѣ продолжался, и, конечно, его разобрали по косточкамъ.

Судя по слышанному имъ разговору, Винистунъ заключилъ, что Джобссонъ находится въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Письмо Берты только подтвердило его подозрѣнія, а теперь, смотря на блѣдное, мрачное, тревожное лицо своего друга, онъ вполнѣ убѣдился, что съ нимъ случилось нѣчто нехорошее.

Джобсонъ прямо приступилъ къ цѣли своего посѣщенія и разсказалъ Винистуну о своихъ финансовыхъ затрудненіяхъ. Потомъ они написали цифры на бумагѣ и вывели слѣдующій ужасающій разсчетъ:

Получено отъ дѣда -- 41,115 ф. ст.

Расходы по утвержденію въ наслѣдствѣ и другіе -- 4,700 ф. ст.

Пониженіе цѣнности фондовъ -- 880 " "

Дано въ займы Бельклею безъ процентовъ -- 5,000 " "

Помѣщено въ дѣло Коксонъ и К° -- 10,000 " "

Еще -- 4,320 " "

Занято и взято изъ капитала -- 3,175 " " 28,075" "

13,040 ф. ст.

Домъ въ Чарльсъ-Стритѣ былъ уже заложенъ и нельзя было получить подъ него болѣе денегъ. Все остальное состояніе Джобсона заключалось въ акціяхъ. Конечно, ежегодный доходъ въ 1,400 ф., составлявшій приданное мистрисъ Джобсонъ, не былъ принятъ въ соображеніе.

-- Плохо, произнесъ Винистунъ, послѣ нѣкотораго размышленія.

-- И мы не знаемъ единственный ли это вексель бѣднаго Коксона, замѣтилъ Джобсонъ:-- а если ихъ еще много?

-- Сколько вы получаете адвокатскаго гонорара?

-- Въ прошломъ году тысячу-двѣсти, а въ нынѣшнемъ менѣе шестисотъ.

-- Отчего это? Вчера за обѣдомъ разсуждали о васъ и всѣмъ, повидимому, извѣстно, что намъ не поручаютъ болѣе дѣлъ.

-- Всѣмъ извѣстно! воскликнулъ съ гнѣвомъ Джобсонъ:-- кто говорилъ обо-мнѣ?

-- Многіе говорятъ объ васъ и вы должны были этого ждать. Нельзя жить въ стеклянномъ домѣ на верху большой горы и думать, что завистники не слѣдятъ за каждымъ вашимъ шагомъ. Но это было бы ничего, еслибъ только говорили о томъ, что видѣли, но объ васъ распускаютъ скандальныя исторіи.

-- Скандальныя исторіи! Вы не знаете, Винистунъ, какія я выношу муки, а еще хотите увеличить мои страданія. Въ чемъ дѣло?

-- Эти сплетни ни мало не уменьшаютъ моего уваженія къ вамъ и конечно никто знающій васъ не повѣритъ имъ. Но клевета, какъ змѣя, жалитъ въ ногу, не теряя отъ этого своей ядовитости. Скажите мнѣ, въ какихъ вы находитесь отношеніяхъ съ вашей кліенткой, миссъ Реймондъ?

-- О, отвѣчалъ Джобсонъ, слегка покраснѣвъ: -- въ самыхъ дружескихъ. Мы познакомились заграницей, гдѣ она путешествовала съ лордомъ и лэди Братлингъ. Она очень умная и пріятная молодая дѣвушка. Она разсказала мнѣ свою исторію и просила моей помощи. Я согласился и состою вторымъ ея адвокатомъ Вотъ и все.

-- Всели, другъ мой? Говорятъ -- я только повторяю толки, основанные на словахъ вашего стараго врага Скирро -- что въ этомъ дѣлѣ могутъ обнаружиться очень скандальныя для васъ обстоятельства, если миссъ Реймондъ появится на свидѣтельской скамьѣ.

-- Это невыносимо! воскликнулъ Джобсонъ:-- я отыщу его и изобью, какъ собаку.

-- Пустяки. Вы этимъ сдѣлаете только худшій скандалъ. Какая польза ломать палку на спинѣ негодяя? Нѣтъ, мой другъ, ваше положеніе довольно затруднительное и безъ процесса въ полицейскомъ судѣ. Но вернемся къ миссъ Реймондъ. Не припомните ли вы какого нибудь обстоятельства, которое можно было-бы -выставить въ скандальномъ свѣтѣ?

-- Нѣтъ. Мы, часто видались съ нею за-границей и здѣсь, но всегда при самыхъ обыкновенныхъ условіяхъ.

-- Она бывала у васъ въ конторѣ?

-- Никогда.

-- Хорошо. Пусть ихъ поднимаютъ скандалъ, они только погубятъ себя. Поговоримъ теперь о вашихъ финансовыхъ затрудненіяхъ. Черезъ двадцать четыре часа, вы должны заплатить семь тысячъ фунтовъ, или добиться отсрочки долга. Сколько у васъ денегъ у банкира?

-- Не болѣе четырехъ сотъ фунтовъ, и тѣ я обѣщалъ сегодня Тимпани, который вскорѣ женится.

Винистунъ посмотрѣлъ съ удивленіемъ на своего друга.

-- Можно списаться съ вашимъ отцомъ?

-- Нѣтъ; да къ тому же я не возьму у него ни пенса. У него безъ меня много ртовъ въ Канадѣ.

-- Деканъ богатъ...

-- Любезный другъ, вы затронули мое самое больное мѣсто, отвѣчалъ Джобсонъ мрачно: -- разъ, что я пришелъ къ вамъ за совѣтомъ, я долженъ сказать все. Я покинулъ домъ декана съ тѣмъ, чтобъ никогда въ него не вернуться, а жена моя осталась тамъ.

-- О, Джобсонъ! Джобсонъ! воскликнулъ Винистунъ, схватившись за сердце:-- что все это значитъ? Вы спокойно говорите мнѣ о такихъ вещахъ, которыя въ состояніи свести съ ума любого человѣка.

-- Вы можете, поэтому, представить себѣ, какую пытку я вынесъ въ эти послѣдніе мѣсяцы.

-- Но что случилось? спросилъ Винистунъ, взявъ егоза руку:-- я слышалъ, что вы уѣхали изъ Коверлея внезапно по важнымъ дѣламъ, но нимало не подозрѣвалъ, что у васъ произошла семейная ссора.

-- Вамъ покажется это очень нелѣпымъ, произнесъ съ горькой улыбкой Джобсонъ:-- но буря поднята Коверлейскимъ епископомъ по поводу моей книги, Quaestio Quaestionum.

-- О, теперь я все понимаю, отвѣчалъ Винистунъ:-- я помню суету въ саду, неловкія похвалы Гарвуда, ироническое замѣчаніе лорда Братлинга, холодное молчаніе мистрисъ Бромлей и смущеніе декана. Но какъ подобныя мелочи могли разсорить васъ съ женою?

-- Вамъ это кажется непонятнымъ и вы совершенно правы. Я не стану разсказывать вамъ тайны моей семейной жизни, это было бы слишкомъ тяжело и недостойно честнаго человѣка. Упомяну только, что Кеверлейскій епископъ отказался обѣдать со мною въ домѣ декана, потому-что я безбожникъ. Эта нелѣпая выходка сильно повліяла на умы, уже ранѣе расположенные противъ меня. Деканъ и его жена полѣзли на стѣну. Вы не можете осудить Сильвію за то, что, воспитанная въ подобныхъ предразсудкахъ и находясь подъ вліяніемъ своей матери, она приняла сторону епископа противъ меня. Вслѣдствіе этого, мы имѣли съ нею непріятное объясненіе и оказалось, что между нами такой глубокій разладъ въ идеяхъ и принципахъ, затрогивающихъ основы супружеской жизни, что она осталась въ родительскомъ домѣ, а мнѣ позволила жить одному. Такимъ образомъ, милый другъ, я, состоятельный человѣкъ, нахожусь на краю банкротства, я, женатый человѣкъ, не имѣю жены. Но я не подамся злой судьбѣ, воскликнулъ Джобсонъ, гордо поднимая голову и выпрямляясь во весь ростъ:-- я буду бороться съ нею до конца. Скажите мнѣ, какъ лучше повести борьбу?

-- Джобсонъ, отвѣчалъ Вянистунъ, внимательно выслушавшій его исповѣдь:-- если свѣтъ узнаетъ о вашемъ разводѣ съ женою, то Богъ знаетъ чѣмъ все это кончится въ виду толковъ о вашихъ отношеніяхъ къ миссъ Реймондъ. Напишите тотчасъ къ теткѣ Бертѣ. Не мотайте головой. Вы должны слѣпо меня слушаться, или я не могу помочь вамъ. Помните, что дѣло идетъ о спасеніи человѣка, передъ которымъ открыта одна изъ самыхъ блестящихъ карьеръ въ Англіи. Откровенно говоря, я еще не вижу ясно пути для выхода изъ трясины, въ которой вы погрязли. Но не унывайте. Вы человѣкъ сильный, мужественный. Съ Божьей помощью все еще устроится. Дайте мнѣ вашу руку.

И крѣпкое рукопожатіе, этотъ полный достоинства поцѣлуй англичанъ, скрѣпилъ ихъ наступательный и оборонительныя союзъ.

-- Выпишите тотчасъ свою тетку, скажите, что Винистунъ находитъ необходимымъ ея пріѣздъ. А теперь я пойду.

-- Куда? Къ Чайлъдсу?

-- Нѣтъ. Намъ не надо открывать нашимъ банкирамъ своего отчаяннаго положенія до послѣдней крайности. Я отправлюсь къ Морзу.

И, взявъ кэбъ, Винистунъ поѣхалъ въ еврейскій кварталъ Лондона, между церковью св. Павла и Гаундсдитчемъ.

VI.

Чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ.

Винистунъ вернулся въ контору Джобсона очень поздно и съ принужденной улыбкой сказалъ:

-- Морзъ неумолимъ. Онъ прямо сказалъ мнѣ, что вашъ другъ Коксонъ переписывалъ вексель два раза и что онъ не согласенъ на третью отсрочку. Ему необходимы деньги. О васъ же онъ говоритъ, какъ о человѣкѣ въ финансовомъ отношеніи не очень надежномъ. Однако, онъ сказалъ, что я могу обратиться къ его стряпчимъ. Я поѣхалъ въ контору Кромпль, Блокъ и Ньюсомъ, гдѣ вашъ старый пріятель Скирро принялъ меня сначала очень дерзко, но когда я ему объявилъ, что я адвокатъ Винистунъ и буду жаловаться на него его хозяевамъ, съ которыми я знакомъ, то онъ тотчасъ извинился и принялъ подобострастный тонъ. Я тогда объяснилъ ему причину моего посѣщенія и спросилъ, нельзя ли переписать вексель, предлагая отъ вашего имени самыя выгодныя условія. Онъ очень удивился, что вамъ извѣстно представленіе векселя ко взысканію и наотрѣзъ отказался отъ всякихъ сдѣлокъ. Я сказалъ, что деньги будутъ сполна уплачены завтра и ушелъ, не простившись съ этимъ негодяемъ, который казался очень недоволенъ неожиданнымъ поворотомъ дѣла.

-- Но, воскликнулъ Джобсонъ:-- гдѣ я возьму деньги?

-- У меня въ столѣ, любезный другъ. Тамъ находится бумагъ на восемь или на десять тысячъ фунтовъ, подъ которыя ваши банкиры сейчасъ дадутъ необходимую вамъ сумму.

-- И не говорите мнѣ объ этомъ, Винистунъ. Я не согласенъ.

-- Не горячитесь. Я ожидалъ вашего сопротивленія. Но вспомните, Джобсонъ, что я дѣйствую въ отсутствіи близкихъ вамъ людей, особенно одной одинаково дорогой намъ обоимъ особы, честь и счастіе которой зависятъ отъ сохраненія незапятнаннымъ вашего добраго имени. Еслибъ она была здѣсь, то, конечно, вы не отказались бы отъ ея помощи, чтобъ не скомпрометировать всего вашего семейства. Поэтому вы должны мнѣ позволить, за отсутствіемъ ея, защитить вашу и ея семейную честь. Простите меня, но я дѣйствую въ настоящемъ случаѣ нетолбко изъ любви къ вамъ.

-- Винистунъ! воскликнулъ Джобсонъ, схвативъ его за обѣ руки:-- вы ангелъ въ шкурѣ Мефистофеля. Вы придумали этотъ искусный предлогъ, чтобъ я согласился да ваше рыцарское предложеніе. Я не могу отъ него отказаться, но вы должны мнѣ дать слово, что позволите теткѣ Бертѣ уплатить вамъ ихъ немедленно или, въ крайнемъ случаѣ, согласитесь, чтобъ я принялъ мѣры для уплаты вамъ ихъ изъ остатковъ моего состоянія.

-- Хорошо, отвѣчалъ Винистунъ:-- я сейчасъ пойду за бумагами; вы должны отвезти ихъ завтра утромъ въ десять часовъ къ своему банкиру.

Джобсонъ былъ спасенъ на время. Бумаги Винистуна на слѣдующее утро лопали въ сундукъ Чайльдса и вексель былъ уплаченъ. Съ тѣмъ вмѣстѣ Джобсонъ принялъ мѣры къ продажѣ имѣвшихся еще у него акцій и дома въ Чарльсъ-Стритѣ. Онъ только-что хотѣлъ отправиться въ Борслемъ и объясниться съ своимъ компаніономъ, который не отвѣчалъ на всѣ его письма, какъ получилъ телеграмму отъ мастера завода:

"Не знаю, гдѣ мистеръ Коксонъ. Онъ въ отсутствіи десять дней. Денегъ нѣтъ для уплаты рабочимъ. Пріѣзжайте".

Взявъ съ собою двѣсти фунтовъ, Джобсонъ въ тотъ же вечеръ отправился въ Борслемъ. Оказалось, что мистеръ Коксонъ бѣжалъ въ Америку, оставивъ послѣ себя только старое пальто и фуражку, въ которыхъ онъ ходилъ на заводъ. Весь наличный товаръ былъ распроданъ, касса пуста, книги и счета уничтожены, жалованье рабочимъ и арендная плата за заводъ не уплачены. Необходимо было восемьсотъ фунтовъ на ликвидацію дѣлъ, расплату съ кредиторами и закрытіе завода. Джобсонъ не могъ остаться для этого въ Борслемѣ, а поручилъ дѣло стряпчему, и возвратился въ Лондонъ съ мрачнымъ предчувствіемъ, что впослѣдствіи явятся еще новые векселя Коксона.

Берта и сэръ Артуръ ждали его дома въ Чарльсъ-Стритѣ. Винистунъ разсказалъ имъ объ его финансовыхъ затрудненіяхъ, не скрылъ даже отъ Берты объ его разрывѣ съ женою.

-- Милый Тадди! воскликнула Берта, обнимая его:-- все устроено. Я уже отдала всѣ деньги мистеру Винистуну. У меня останется болѣе, чѣмъ мнѣ нужно, а у Сильвіи хватитъ денегъ на васъ обоихъ.

Джобсонъ насупилъ брови, но ничего не отвѣтилъ, а только молча поцѣловалъ тетку и отца.

-- Мнѣ всегда не нравилась твоя дружба съ этимъ человѣкомъ, сказалъ сэръ Артуръ:-- онъ не былъ джентльмэномъ. Конечно, это ужасная потеря, но не унывай, сынъ мой. Если я могу помочь тебѣ, то ты знаешь: что мое -- то твое.

-- Нѣтъ, нѣтъ! воскликнула Берта:-- Тадди ничего не возьметъ у тебя. Гарри оставилъ свое состояніе намъ обоимъ и пока у меня есть что-нибудь, половина принадлежитъ Тадди.

-- Я долженъ, милая тетя, принять вашу великодушную помощь, отвѣчалъ Джобсонъ дрожащимъ голосомъ: -- но съ этой минуты я буду работать день и ночь, чтобъ уплатить вамъ этотъ долгъ.

-- Успокойся, сынъ мой, сказалъ сэръ Артуръ, понимая, какія онъ переносилъ въ эту минуту душевныя муки:-- ты еще молодъ. Твоя честь и доброе имя спасены.

Долго еще утѣшали его отецъ и Берта, стараясь поддержать въ немъ мужество и энергію.

Спустя нѣсколько дней, сэръ Артуръ уѣхалъ въ Америку, поручивъ Винистуну сообщать ему о положеніи дѣлъ Тадди, такъ какъ они всѣ опасались открытія еще большихъ долговъ Коксона.

Рѣшившись продать домъ въ Чарлъсъ-Стритѣ, Джобсонъ счелъ своимъ долгомъ увѣдомить жену о положеніи дѣлъ, и хотя его записка была озаглавлена "конфиденціально", по она была тотчасъ показана мистрисъ Бромлей.

Отвѣтъ Сильвіи былъ самый грубый, безсердечный.

"Вы знаете, что я всегда совѣтовала вамъ не вмѣшиваться въ дѣла, которыхъ вы не понимаете. Коксонъ былъ мнѣ всегда противенъ, но я его терпѣла, потому что онъ былъ вашъ другъ, и я думала, что вы не имѣли бы съ нимъ дѣло, еслибъ не знали его состоятельности и благонадежности. Или вы дѣйствовали съ преступнымъ легкомысліемъ, или васъ обманули самымъ постыднымъ образомъ. Вообще, послѣднія событія не дѣлаютъ чести вашему здравому смыслу. И такъ, нашъ прекрасный домъ будетъ раззоренъ. Очень вамъ обязана за предложеніе прислать мнѣ тѣ вещи, которыя пожелала бы оставить, но мнѣ ничего не нужно, такъ какъ я не вижу, по крайней мѣрѣ, въ настоящую минуту, возможности устроить снова изящный и комфортабельный домашній очагъ. По счастію, у меня есть родительскій домъ и близкіе люди, которые нетолько меня любятъ, но уважаютъ и цѣнятъ мои мнѣнія. Мое счастіе навѣки разбито и я должна переносить всѣ неудобства гнуснаго положенія. Если вы попрежаему упорствуете и не перемѣнили того настроенія ума, въ которомъ меня покинули, то не лучше ли вамъ или вашимъ друзьямъ войти въ сношеніе съ моими естественными попечителями о принятіи мѣръ къ обезпеченію благосостоянія вашихъ дѣтей, если вы уже совершенно равнодушны къ судьбѣ вашей жены".

Конечно, Джобсонъ не могъ уступить и ничего не отвѣчалъ.

Но онъ вполнѣ сознавалъ необходимость озаботиться о будущности своихъ дѣтей, на что такъ жестоко иронически намекала Сильвія. До сихъ поръ, онъ все надѣялся, что хваленый здравый смыслъ Сильвіи и христіанская доброта декана побудятъ ихъ протянуть руку примиренія. Но въ деканскомъ домѣ, повидимому, изсякъ источникъ любви и истинныхъ христіанскихъ чувствъ.

Нѣтъ жестокости хуже той, которая одушевлена религіознымъ фанатизмомъ. Фанатикъ, во имя своей религіи, въ состояніи совершить всевозможныя преступленія, а если не въ состояніи сжечь еретика на семъ свѣтѣ, то утѣшаетъ себя мыслью, что черти его поджарятъ на томъ.

VII.

Summum jus summa injuria.

Дѣло "Сандина и другихъ съ Реймондъ" было назначено къ слушанію на второй день осенней сессіи. Генералъ-атторней, соръ Гланвиль Марчмонтъ, знаменитый цивилистъ, мистеръ Маркусъ Тубсъ и мистеръ Тадеусъ Джобсонъ были адвокатами со стороны отвѣтчицы. Гонораръ старшему адвокату, генералъ-атторнею, былъ назначенъ въ пятьсотъ гиней, не считая десяти за совѣщаніе, младшимъ адвокатамъ: Тубсу -- въ двѣсти пятьдесятъ гиней и Джобсону въ сто. Состояніе, о которомъ тягалась стороны, было жирное и стряпчіе бываютъ щедры съ чужими деньгами.

Джобсонъ былъ такъ поглощенъ этимъ дѣломъ, что забылъ на время о своихъ тяжелыхъ заботахъ. Утромъ, въ день судебнаго засѣданія, онъ получилъ письмо отъ миссъ Реймондъ, которое онъ прочелъ и, покраснѣвъ, спряталъ въ свой боковой карманъ:

"Милый другъ, писала эта оригинальная молодая дѣвушка своему адвокату:-- я надѣюсь только на васъ. Я не вѣрю моимъ стряпчимъ. Они совѣтуютъ мнѣ пойти на мировую. Они не желаютъ, чтобъ я появилась на свидѣтельской скамьѣ, увѣряя, что передопросъ адвокатовъ меня сильно скомпрометируетъ. Одно такое предположеніе для меня оскорбительно, и я непремѣнно хочу разсказать въ судѣ свою исторію, моя совѣсть чиста. Моѣ нечего скрывать. Я увѣрена, что вы доставите мнѣ случай очистить себя отъ всякихъ нареканій. Вы мой preux chevalier. Я знаю ваше мужество и силу; идите смѣло въ борьбу за меня и Богъ защититъ правду".

Судебное засѣданіе открывалось въ Вестминстерѣ въ десять часовъ, а въ девять было назначено совѣщаніе адвокатовъ и стряпчихъ отвѣтчицы, стоившее миссъ Реймондъ тридцать гиней. Оно происходило въ кабинетѣ генерала-атторнея и продолжалось не болѣе десяти минутъ. Къ назначенному времени собрались въ корридорѣ клерки адвокатовъ и стряпчихъ съ громадными портфелями. Тимпани сіялъ удовольствіемъ, что его патронъ принималъ участіе въ такомъ важномъ дѣлѣ и внимательно изучалъ клерка сэра Гланвиля Марчмонта, съ цѣлью перенять его манеры, на случай если судьбѣ будетъ угодно сдѣлать его преемникомъ этого джентльмэна. Вскорѣ прибыли: мистеръ Тубсъ, мистеръ Гокъ, представитель фирмы Гокъ и Шереръ, и мистеръ Тадеусъ Джобсонъ. Взявъ свои портфбли, они поспѣшно вошли въ маленькую комнатку, гдѣ ихъ ждалъ генералъ-атторней, грѣясь передъ каминомъ.

-- Моткамбъ и Моткомбъ ждутъ? спросилъ онъ у своего клерка, который, положивъ портфель на столъ, соб ірался выйти.

-- Они здѣсь, сэръ Гланвилъ. Черезъ десять минутъ они будутъ у васъ.

Великій юристъ кивнулъ головой, совершенно довольный тѣмъ, что далъ понять его теперешнимъ кліентамъ, что не можетъ имъ посвятить болѣе десяти минутъ своего драгоцѣннаго времени.

-- У меня важное дѣло сегодня въ судѣ казначейства, сказалъ онъ, обращаясь къ мистеру Тубсу:-- а по дѣлу миссъ Реймондъ будетъ судебное разбирательство?

Мистеръ Тубсъ посмотрѣлъ на мистера Гока, а тотъ бросилъ странный взглядъ на мистера Джобсона.

-- Наша кліентка, сэръ Гланвилъ, отвѣчалъ мистеръ Тубсъ:-- настаиваетъ на судебномъ разбирательствѣ.

-- Хорошо, дѣло кажется вѣрное, не правда ли? Медицинское свидѣтельство отличное, душеприкащикъ и свидѣтель сэръ Эдвардъ Белькназъ -- прекрасный человѣкъ, писалъ завѣщаніе старикъ Бландъ. Почему же намъ не тягаться?

Мистеръ Гокъ снова взглянулъ на Джобсона.

-- Дѣло безспорное, но вопросъ въ томъ, можно ли безопасно вызвать въ судъ отвѣтчицу.

-- Конечно, мы должны ее вызвать. Она необходима для присяжныхъ, но въ чемъ дѣло?

-- Она молодая особа... очень красивая... и увлекающаяся... обстоятельства дѣла необыкновенныя, большое состояніе оставлено чужой... и вы помните, въ какихъ компрометирующихъ отношеніяхъ она находилась съ отцомъ наслѣдодательницы.

-- Что вы хотите сказать? Объ этомъ нѣтъ ничего въ бумагахъ, не правда ли?

-- Нѣтъ ни слова, сказалъ Джобсонъ рѣшительнымъ голосомъ: и по очень простой причинѣ: потому что такихъ отношеній никогда не существовало.

Не успѣлъ онъ произнести этихъ словъ, какъ искренно пожалѣлъ что произнесъ ихъ. Сэръ Гланвиль взглянулъ на него изъ-подлобья.

-- Мистеръ Джобсонъ, кажется, близко знаетъ отвѣтчицу, замѣтилъ мистеръ Гокъ, знаменательно ударяя на каждое слово.

-- Да, я знакомъ съ нею давно, отвѣчалъ Джобсонъ: -- и не могу согласиться, чтобъ она была увлекающейся особой. Я полагаю, что она будетъ отличной свидѣтельницей. Къ тому же, я убѣжденъ, что ей нечего скрывать свои отношенія къ покойному мистеру Арматвэту.

Тубсъ опустилъ глаза, какъ бы смотря на бумаги, лежавшія передъ нимъ, а стряпчій закашлялъ.

-- Говорите прямо, мистеръ Гокъ, на что вы намекаете? сказалъ генералъ-атторней.

-- Я слышалъ отъ противной стороны, что они хотятъ выставить очень компрометирующія для отвѣтчицы обстоятельства. Во всякомъ случаѣ, они намѣрены подвергнуть ее допросу по такимъ обстоятельствамъ ея путешествія съ мистеромъ и миссъ Арматвэтъ, которыя могутъ погубить ее въ глазахъ присяжныхъ. Я знаю, что мистеръ Бландъ, изъ фирмы Бландъ и Смеркь, оставилъ это дѣло только въ виду этихъ обстоятельствъ. Я ни мало не утверждаю, что эти нареканія справедливы, но полагаю, что для миссъ Реймондъ было бы опасно явиться на судъ; впрочемъ, я предоставляю адвокатамъ рѣшить этотъ вопросъ.

-- Конечно, намъ не слѣдуетъ ничѣмъ рисковать, произнесъ Тубсъ торжественно.

-- Э! промолвилъ сэръ Гланвиль: -- кажется, въ этомъ дѣлѣ лучше бы покончить сдѣлкой, не правда ли, Тубсъ?

-- А я полагаю, сэръ Гланвиль, сказалъ Джобсонъ:-- что это дѣло, которое я основательно изучилъ, не слѣдуетъ ни въ какомъ случаѣ кончать сдѣлкой и по той самой причинѣ, на которую указалъ мистеръ Гокъ. Дѣйствительно, на миссъ Реймондъ наброшена тѣнь; но она пламенно желаетъ очистить себя отъ нареканій и мы должны доставить ей случай оправдаться.

Генералъ-атторней покачалъ головой.

-- Мой принципъ, Джобсонъ, никогда не ставить своего кліента въ опасное положеніе, отвѣчалъ онъ презрительнымъ тономъ.-- А согласилась ли бы она на сдѣлку? прибавилъ онъ, обращаясь къ стряпчему.

-- Право... не знаю, отвѣчалъ мистеръ Гокъ, смотря прямо въ глаза Джобсону.

Бѣдный Джобсонъ не зналъ, что ему дѣлать. Стряпчій, очевидно, лгалъ; но, по адвокатскому этикету, онъ не могъ противорѣчить стряпчему, который былъ его настоящимъ кліентомъ и единственнымъ источникомъ всѣхъ его свѣденій по дѣлу.

-- А противная сторона согласится? спросилъ снова генералъ-атторней.

-- Они будутъ рады принять какое бы то ни было условіе, отвѣчалъ мистеръ Гокъ.-- У кліентовъ нѣтъ денегъ и дѣло ведутъ стряпчіе на свой счетъ. Ихъ дѣло проигранное и единственная ихъ надежда сдѣлать скандалъ, а мы...

-- Мы должны оберегать интересы нашей кліентки, какъ финансовые, такъ и нравственные, произнесъ генералъ-атторней, тотчасъ смекнувъ, что, покончивъ дѣло миромъ, онъ получитъ свой гонораръ и избавитъ себя отъ тяжелаго труда.-- Если, дѣйствительно, они могутъ выставить комиротетирующія ее обстоятельства, то неблагоразумно представлять ее въ судъ. Это могло бы повліять на всю ея будущность; вѣдь она молода и не замужемъ. Никакія деньги не могутъ вознаградить за брошенную при передопросѣ адвокатовъ грязь въ лицо свидѣтелю, а, конечно, Ригби ее не пожалѣетъ. Я вовсе объ этимъ не подумалъ, читая дѣло, прибавилъ онъ такимъ серьёзнымъ тономъ, какъ будто онъ дѣйствительно прочелъ дѣло съ первой строчки до послѣдней.-- Но молодыя женщины -- всегда молодыя женщины и, вѣроятно, ея отношенія къ отцу наслѣдодательницы были такія близкія, что могли поставить ее въ компрометирующее положеніе.

Въ эту минуту дверь пріотворилась, и клеркъ просунулъ голову.

-- Морткомбы? спросилъ генералъ атторней.

-- Да, сэръ Гланвиль.

-- Хорошо; такъ до свиданья, господа. Мы встрѣтимся на долѣ брани. Мистеръ Гокъ, повидайтесь-ка лучше съ своей кліенткой и убѣдите ее согласиться на сдѣлку, если противная сторона не очень требовательна.

Младшіе адвокаты удалились, а стряпчій остался на минуту, чтобъ сказать два слова наединѣ сэру Гланвилю.

-- Нашей кліентки нѣтъ здѣсь и врядъ ли она будетъ, произнесъ онъ въ полголоса:-- она знаетъ, что про нее будутъ говорить непріятныя вещи. Разсказываютъ, что она очень дружна съ нашилъ младшимъ адвокатомъ Джобсономъ; вы замѣтили, какъ онъ заступался за нее, прибавилъ онъ, лукаво подмигивая.

-- Ха, ха, ха, отвѣчалъ генералъ атторней:-- я не вѣрю этой сплетнѣ, но конечно, намъ нельзя рисковать такимъ скандаломъ. Мы должны покончить это дѣло миромъ, мистеръ Гокъ -- это будетъ выгоднѣе для всѣхъ. Всегда неблаговидно тягаться съ родственниками. Увидимъ, что скажетъ Ригби.

Джобсонъ поспѣшно отправился въ туалетную, надѣлъ мантію и парикъ и вышелъ въ судебную залу, надѣясь сказать нѣсколько словъ миссъ Реймондъ. Но ея не было въ залѣ. Онъ занялъ свое мѣсто и началъ машинально разбирать бумаги. Мало-по малу, стала собираться публика: вѣчные слушатели всевозможныхъ судебныхъ дѣлъ, адвокаты, стряпчіе, даже нѣсколько дамъ. Но какъ ни смотрѣлъ по сторонамъ Джобсонъ, онъ не видѣлъ миссъ Реймондъ. Какое-то странное безпокойство овладѣло имъ; онъ вышелъ въ громадную Вестменстерскую галлерею, но и тамъ ея не было. Онъ вернулся назадъ и теперь уже съ трудомъ проложилъ себѣ дорогу среди толпы. Судья уже вы шелъ и на первой адвокатской скамьѣ сидѣли рядомъ генералъ-атторней и мистеръ Ригби.

-- Мы идемъ на сдѣлку, шепнулъ Джобсону мистеръ Тубсъ.

-- Это подло, отвѣчалъ Джобсонъ.

-- Шш! Къ чему ломать копья. Мы покончимъ дѣло въ десять минутъ, и молодая особа получитъ хорошее состояніе. А неправда ли, Джобсонъ, что она очень хорошенькая? Во всякомъ случаѣ, подозрительно, что ея нѣтъ въ залѣ.

Сердце Джобсона болѣзненно сжалось. Онъ рѣшился во что бы то ни стало выиграть это дѣло и доказать всему міру, что миссъ Реймондъ невинна и чиста какъ хрусталь. Быть можетъ, онъ уже предвкушалъ удовольствіе видѣть улыбку счастья на ея лицѣ, и слышать ея горячую благодарность.

Прежде чѣмъ онъ успѣлъ отвѣтить мистеру Тубсу, генералъ атторней и мистеръ Ригби, старшій адвокатъ противной стороны, поднялись въ одно время съ своихъ мѣстъ. Обрадованный этимъ необыкновеннымъ явленіемъ, обѣщавшимъ скорый конецъ дѣлу, судья спросилъ съ улыбкой:

-- Что вы скажете, г. атторней?

-- Я очень счастливъ заявить вамъ милордъ, отвѣчалъ сэръ Гланвиль:-- что мы съ моимъ ученымъ другомъ согласились покончить это дѣло миролюбиво, не безпокоить ни васъ, милордъ, ни присяжныхъ. Мой ученый другъ признаетъ, что нрава моей кліентки безспорны, но истцы все время были убѣждены въ своей правотѣ, пока мой ученый другъ, на окончательномъ совѣщаніи, не убѣдилъ ихъ въ противномъ. Они теперь отказываются отъ иска, видя всю законность духовнаго завѣщанія, но они понесли большіе расходы и стряичіе обѣихъ сторонъ порѣшили вознаградить истцовъ изъ завѣщаннаго отвѣтчицѣ состоянія.

-- Очень справедливая сдѣлка, произнесъ судья Мизонъ, нюхая табакъ:-- поздравляю васъ, г. атторней, и васъ, мистеръ Ригби, съ такимъ удачнымъ окончаніемъ дѣла. Какое теперь слѣдуетъ по очереди?

Джобсонъ свернулъ свои бумаги и, не сказавъ никому ни слова, выбѣжалъ изъ судебной залы. Онъ едва могъ дышать отъ негодованія и стыда, возбужденныхъ въ немъ гнусной комедіей, разыгранной его товарищами, адвокатами и стряпчими, которымъ миссъ Реймондъ довѣрила свое дѣло. Какъ можно было говорить о правосудіи, въ виду этой нелѣпой пародіи? Что за низкое ремесло было адвокатское, если глава первой въ свѣтѣ адвокатуры пожертвовалъ правами и честью женщины, чтобъ только избавить себя отъ тяжелой работы, и получить возможность вести дна дѣла въ одно и тоже время? Въ глазахъ Джобсона, поведеніе адвокатовъ и стряпчихъ въ этомъ дѣлѣ было подлѣе всего, что только можно себѣ вообразить.

Только дойдя пѣшкомъ до Странда, онъ сталъ разсуждать, что въ сущности адвокаты не были такъ виноваты, какъ ему казалось: ихъ просто ввели въ заблужденіе стряпчіе. Они могли искренно повѣрить, что въ жизни миссъ Реймондъ были обстоятельства, которыхъ лучше не обнаруживать на судѣ.

Вернувшись домой, онъ написалъ коротенькую записку миссъ Реймондъ, въ которой откровенно изложилъ всѣ обстоятельства, выразилъ свое сожалѣніе и сочувствіе, а подъ конецъ все-таки поздравилъ ее съ значительнымъ успѣхомъ.

Прошло два дня. Джобсонъ и Тимпани начали забывать свое разочарованіе. Миссъ Реймондъ ничего не отвѣчала. На третье утро Джобсонъ сидѣлъ за завтракомъ въ своей одинокой столовой въ Чарльсъ-Стритъ, какъ дверь неожиданно отворилась и прежде чѣмъ слуга успѣлъ доложить, миссъ Реймондъ, въ дорожномъ костюмѣ, влетѣла въ комнату.

-- Хорошую вы кашу заварили, мистеръ Джобсонъ! воскликнула она, сверкая глазами.

-- Откуда вы, милая миссъ Реймондъ? спросилъ съ улыбкой Джобсонъ, вставая и кланяясь.

-- Изъ Девоншира. Я только вчера вечеромъ получила ваше письмо. Признаюсь, оно меня поставило въ тупикъ. Мое дѣло рѣшено въ мое отсутствіе, и мой же стряпчій меня нарочно удалилъ. А безъ меня вы заключили сдѣлку. Вѣдь это позоръ для меня, позоръ для правосудія. Я съ радостью выцарапала бы вамъ всѣмъ глаза. Я никогда не слыхивала ничего подобнаго. А вы, на кого я такъ надѣялась, кому я довѣрила защиту своей чести, вы приложили руку къ сдѣлкѣ, которая оставитъ на вѣки несмываемое пятно на моемъ добромъ имени. Я этого рѣшительно не понимаю, мистеръ Джобсонъ!

И, выйдя изъ себя отъ гнѣва, она громко топала своими маленькими ножками.

-- Но, милая миссъ Реймондъ...

-- Я для васъ не милая, а просто миссъ Реймондъ. Вы мнѣ болѣе не другъ. Вы меня обманули.

-- Миссъ Реймондъ, сядьте и выслушайте мое оправданіе.

Онъ подвинулъ ей кресло, и она сѣла.

-- Изъ вашихъ словъ видно, что Гокъ и Ширеръ васъ не предупредили о назначеніи дѣла къ слушанію, сказалъ Джобсонъ, ловко отвлекая ея вниманіе отъ своей особы.

-- Напротивъ, мистеръ Джобсонъ:-- они мнѣ прямо сказали, что я могу ѣхать въ Девонширъ, такъ какъ мое дѣло будетъ слушаться только во второй половинѣ сессіи. Сегодня же я получила отъ нихъ письмо, въ которомъ они извиняются, что не имѣли времени увѣдомить меня о днѣ засѣданія, такъ какъ мое дѣло неожиданно было назначено къ слушанію, и поздравляютъ меня съ счастливымъ окончаніемъ дѣла, благодаря сдѣлкѣ, заключенной, къ общему удовольствію сторонъ, изъ уваженія къ покойнымъ мистеру и миссъ Арматвэтъ, а также къ моему затруднительному положенію. Какъ вамъ это нравится?

-- Это гнусно и подло, воскликнулъ Джобсонъ:-- они должны были спросить вашего согласія.

-- А вы что дѣлали, вѣдь вы тамъ были? спросила миссъ Реймондъ, но болѣе мягкимъ тономъ, такъ какъ лицо Джобсона дышало сожалѣніемъ и сочувствіемъ.

-- Подумайте, миссъ Реймондъ, я только младшій адвокатъ. Я не зналъ, что васъ обманули стряпчіе, и притомъ, я по всѣмъ правиламъ обязанъ поддерживать мнѣніе старшаго адвоката. Меня очень безпокоилъ результатъ дѣла и я васъ искалъ даже въ Вестминстерской галлереѣ, чтобъ предупредить объ опасности, но васъ не было. Теперь я вижу, что васъ удалили нарочно.

-- Ну, сказала она, вставая и протягивая руку:-- я увѣрена, что вы не могли ничего сдѣлать. Во всякомъ случаѣ, я не могу сердиться на васъ.

Джобсонъ взялъ руку и ноднесъ къ своимъ губамъ. Миссъ Реймондъ покраснѣла и доспѣшно вырвала свою руку.

-- Я ждала такой штуки, сказала она: -- Бландъ и Смеркъ лучшіе кліенты сэра Гланвиля Марчмонда. Это все продѣлки стараго негодяя Бланда. Онъ перешелъ на противоположную сторону и боялся, что я выведу его на чистую воду. Стряпчіе заранѣе устроили это между собою. О! какъ бы я желала видѣть сэра Гланвиля! Я бы ему сказала, что думаю объ его низкомъ поступкѣ. Я теперь хочу начать дѣло противъ Гока и Ширера. Вы потребуйте, чтобъ судъ назначилъ снова дѣло къ слушанію. Я не пожалѣю денегъ и во что бы то ни стало очишу свое доброе имя отъ всякой тѣни безчестія.

Не было никакого сомнѣнія, что съ ней поступили самымъ подлымъ образомъ, но Джобсонъ зналъ, что дѣла перерѣшить нельзя. Адвокаты и стряпчіе, нанятые и оплаченные ею, заключили сдѣлку, которую уничтожить было невозможно, и всякая попытка возобновить дѣло только возбудила бы смѣхъ и еще болѣе ее скомпрометировала. Вся эта исторія о завѣщаніи мистера Арматвэта служила яркимъ примѣромъ несовершенства человѣческаго закона въ такъ-называемый цивилизованный вѣкъ формальнаго правосудія и прикрытаго закономъ грабежа.

Конечно, Джобсонъ не могъ высказать этого теперь миссъ Реймондъ, но онъ старался ее успокоить, обѣщая серьёзно обдумать дѣло, и прося, чтобы она ничего не предпринимала безъ его совѣта. Наконецъ, она уѣхала; онъ проводилъ ее до улицы и посадилъ въ кэбъ, за что былъ вознагражденъ обворожительной улыбкой.