СЦЕНА I.
Парадный зал дворца. Входят Сабиний, и Силий с Латиарием
Сабиний.
Здравствуй, Кай Силий!
Силий.
Тит Сабиний, здравствуй.
Вас редко встретишь здесь.
Сабиний.
Тем лучше встреча.
Силий.
Да. Правда -- ведь дворец не наша сфера.
Сабиний.
Нет, Силий, мы плохие интриганы,
Не знаем тонких дел, ни штук доходных,
Способных нас прославить в нашем веке.
Лицо все тоже, языки не вилкой,
Тела не пухлы, не жадны: улиткой
Не влипнут в краску стен, не поползут
На брюхе перед гордецом-вельможей,
Кто ценит раболепство, а не службу.
Мы не бесчестны -- значит не в чести,
Мы здесь без мест, без службы в государстве.
Вот как мы признаем свои грехи:
Не жгут нас тайны черные, за них же
Любить нас должен бледный автор, в страхе
От ревности бессильной, как бы нам
В его паденьи не искать удачи.
Мы не на том пути, каким приходят
К столь лестной цели.
Входят Сатрий и Натта со свитой.
Силий.
Вот, как раз идет
Такая пара.
Сабиний, кланяясь Латиарию.
Здравствуйте, свояк!
Силий.
Сатрий Секундий и Пинарий Натта
Клиенты славного Сеяна. Оба
Известнее пословиц. Если груди
Их вскрыть, найдут бессильный, жалкий дух,
Без прав владевший телом; лгать способны,
Льстить, клясться, отрекаться, извращать,
Смеяться и продать; донесть и клянчить
За преданых и этим жить. Нашептом
Резать людей; просителям разиням
Дворца пустые сплетни продавать.
Смеяться за патроном, с ним потеть
Или дрожать, сменяя настроенья,
Привычки, платье, вперегонку с ним;
Следить его, как часовой часы,
И бирюзой владыки дорогого,
Меняться как его здоровье; славить
Господское отхарканье, мочу,
Хорош ли стул и как выходят ветры,
Не упуская ничего.
Сабиний.
Ах, это
Не стоит поминать, в ряду иных
Грязнейших раболепств, отравы века,
Когда не только граждане теперь
Благополучье строят на паскудстве,
А консулы, не малое число
Из бывших прэторов; да, большинство
Сената иначе не голосует --
Встают и состязаются о том,
Кто худшую из них предложит гнусность,
Так что слыхали часто, как Тиверий,
Их покидая, плакался: "О, род,
Созревший к рабству!" -- Значит -- даже он,
Кто должен меньше всех любить свободу,
Совсем подавлен подлым подхалимством.
Силий.
Да! Заслужили все и даже больше.
Мы мятежами, спесью, личной местью
Призвали кару правую богов.
Мы, восемьдесят лет тому назад
Быв вольны, равными царями мира,
Не знав владык, привязанности только --
Однажды изменив своим свободам
Мы стали воли одного рабами,
А там и многих: всякий шпик казенный
Лишь захоти солгать под клятвой -- вот
И царь нам: властен над добром и жизнью.
Наш взгляд -- предлог допросу, наши речи
Как ни невинны -- станут преступленьем.
Нам скоро не позволят видеть сны
И думать: все измена.
Сабиний.
У тиранов
Льстецы в почете, клеветник у власти:
Ловить добычу ненасытной пасти.
Входят Корд и Аррунций.
Привет, Кремуций Корд!
Корд.
Привет и вам!
Натта, шепчет Латиарию.
Кому он кланялся?
Латиарий.
То некий Корд.
Он римский гражданин и написал
Анналы, говорят и превосходно.
Натта.
Анналы? Чьих времен?
Латиарий.
Со дней Помпея
И Кая Цезаря до ближних лет.
Натта.
А как он думает о наших днях?
Кто он: Друзьянец ли? Германиканец?
Наш? иль ничей?
Латиарий.
В подробности не вник.
Натта.
Болезненно таких времен касаться.
Видали иль слыхали вы анналы?
Латиарий.
Нет. Он их скоро сам опубликует.
Натта.
О, Кордом звать его?
Латиарий.
Да.
Уходят Натта и Сатрий.
Сабиний.
Времена
Не те, Аррунций!
Аррунций.
Времена! Нет, люди,
Люди не те. Как низки мы, бедны,
Какие выродки перед пышным ростом
Отцов великих! Где теперь душа
Богоподобного Катона? Добрым
Смел быть, когда был Цезарь злым. Сумел
Не жить рабом, но умереть владыкой!
Иль постоянный Брут, что победя
Лесть выгод, свой удар великолепный
Направил в сердце изверга, который
Безжалостно порабощал страну?
О, унеслись они! Могучий дух
Смешанный с пеплом спит в их гордых урнах
И нет ни искры вечного огня
В дыханье нынешнем. Все эти вспышки,
Сверканье, дым, которыми живем,
Не римское в нас. Здесь никто не благ,
Не честен, не велик. Прав Корд, сказавший:
"Отважный Кассий был последним в роде".
Друз проходит над сценой, со свитой.
Сабиний.
Вниманье! Друз.
Гатерий.
Владыки сын! Дорогу!
Силий.
Люблю я принца.
Аррунций.
Молодой буян --
Надежды мало.
Сабиний.
Время излечит
Ошибки. Он, день ото дня честней
Являясь, приобрел любви не меньше,
Чем потерял отец. Он дорог мне
Во-первых за его отпор Сеяну.
Силий.
А мне за то, что пощадил родню --
Детей Германика, в том признак чести,
Великодушья: зависти в нем нет
К прославленному имени отца их.
Аррунций.
При жизни выше зависти стояло
То имя -- а по смерти -- вне. О, муж!
Будь семена у древней римской чести,
Они в нем жили.
Силий.
И плоды, Аррунций,
Не только семена. Я и Сабиний
Его знавали близко, мы свидетель --
Мы шли за ним, он нас друзьями звал,
Он изо всех к добру был ближе; всюду
Во всех делах подобней божеству,
Чем людям был; и телом столь прекрасен
Как и душой; столь чествуем в лицо,
Как и заочно; обращенье знал он
И строгостью величье умерял,
В себе уничтожая самолюбие
И зависть в ближних. Хоронили тихо
Без пышности, она была вполне
Возмещена печалью, скорбью рати
Безмолвной грустию, какую люди,
Гнавшие слезы лишь у побежденных,
Ими способны выражать.
Корд.
Я думал
Сравня их внешность, возраст, образ смерти
И сходство мест, где оба они пали
Его сравнить с великим Александром:
Красавцы были оба, родом славны,
Под тридцать лет и оба на чужбине
Своими воинами похоронены.
Сабиний.
Не знаю, как подтасовать их смерть,
А что до жизни -- мне равно обидно
Его равнять с развратным, вздорным, дерзким
Тщеславным, пьяным Македонцем, или
Себя с рабами. Лучшее, что можно
Увидеть в том: отвага, счастье -- взял он,
Но были в нем дары последних римлян
И глубже залегли: Помпея вескость,
Катона чистота, ум Цезаря,
Смиренье Брута мудрое, все свойства,
Что, порознь, создавали славу тем,
Все им совмещены -- он суть благого
И наши похвалы ему -- то струи,
Что отделяем от ручья, он тотчас
Заменит их и снова полн.
Аррунций.
Я знаю --
Он слишком был для нас велик. И знали
То взявшие его.
Сабиний.
Когда к вождю
Растут любовь и почесть, есть приемы,
Всегдашние у зависти царей.
Как этот рост унять; найдя предлог
Во образе почетных назначений,
Посольства ли, войны, чего-нибудь
Подобного -- услать в чужие страны,
Где слава меркнет, тает. Так и с ним:
Помощники, что назначал Тиверий
И хитрая супруга, лишь мешали
Мутили, бунтовали, извращали
Славнейшие дела; вид мятежа
Его старались власти дать, толкали
На явную измену. А когда
Великий ум избег их сети, взялись
За яд и этим дело довершили.
Входят Сеян, разговаривая с Теренцием и сопровождаемый Сатрием, Наттой и др.
Корд.
Идет Сеян.
Силий.
Ну, наблюдай поклоны
И гибкость спин.
Аррунций.
Ползучие скоты.
Сеян, Натте.
Довольно! -- Помню.-- Что вам?
Сатрий.
Господин мой,
Здесь римский гражданин хотел купить...
Сеян.
С кем говорили?
Сатрий.
Если разрешите,
Его зовут -- Эвдем, домовый врач
У Ливии, супруги Друза.
Сеян.
Как там?
Хочет купить... что?
Сатрий.
Трибунат, о, господин.
Сеян.
А сколько платит?
Сатрий.
Пятьдесят сестерций.
Сеян.
Врач Ливии, вот тот, вы говорите?
Сатрий.
Да, господин. Их милость скажет?
Сеян.
Что?
Сатрий.
Про место, господин. Тот гражданин
Понравится вам, если поглядите,
И будет ваш за это назначенье.
Сеян.
Так. Деньги пусть дает и впишет имя.
Сатрий.
Благодарю. Он ждет, владыка.
Сеян.
Стойте.
Того Эвдема знаете? учен?
Сатрий.
Слух, господин, и много практикует.
Сеян.
Его ко мне, вот в эту галлерею,
Предлог найдете, чтоб оставить нас,
Хочу потолковать о некой боли.
Ну!
Уходят Сеян, Сатрий, Теренций и пр.
Аррунций.
Так! Другой? Еще? О, государство!
Где честь -- позор. Ты это видишь, солнце,
И мы увидим твой восход? Но мне
Дню свет терять, коль люди стыд теряют,
И для ничтожных в жизни мелочей
Уничтожают смысл ее.
Силий.
Нисколько.
Сеян исправит, что разрушил Иовий,
Он бог двора и почитаем жертвой,
Коленопреклоненьем, раболепством --
Он может то, что всем жилищам неба
За тысячу не сделать гекатомб:
Творит нам день и ночь; ад и элизий
В его очах; плетем о Радаманте,
О фуриях, огне, -- в его бровях
Все это; вместе с тем, наоборот --
Его улыбка больше слов поэтов
Про счастье, сень и нектар...
Аррунций.
А холуй!
Знал лизоблюдом Кайя, он за взятку
Проституировал свою растленность
Апицию, жирнейшему обжоре,
И был всеобщим гульбищем тогда.
Сабиний.
А ныне он лицо второе в мире.
Он соправитель: образы его
С Тиверием равно вошли в знамена.
Приказывает, раздает места,
Центурьи, трибунаты и провинции,
Преторства, консульства; все то, что раньше
Весь Рим решал -- теперь его дела.
Доход, верней грабеж со всей земли
И он его берет себе.
Силий.
Недавно,
Он сильно укрепился, преторьянцев
Всех в лагере одном расположив,
И им начальствуя. Счел что солдаты,
Живя на воле, розно, развратятся,
А в случае внезапных предприятий
Удар соединенных войск сильней
Разрозненных атак и дисциплина
Тем строже, чем подальше города.
Сабиний.
Пусть строит крепость, как ему угодно,
А слышно, что по именам солдат
Зовет он; командиров угощает,
Ловя их на нужду, не на любовь.
И хоть он, по природе, не был щедрым,
Теперь на цели черные сорит
Деньгами; птицей выпущенной, грани
Не видит честолюбью.
Аррунций.
Так ли это?
Куда ж ему повыситься еще?
Кто выше? Кто не он, его не меньше?
Сабиний.
Лишь император.
Аррунций.
Тот титул Тиверий
Надеюсь сохранит до оставленья
Достоинства и власти.
Сабиний.
Да, при жизни.
Аррунций.
А умер -- приймет Друз. Умрет и Друз --
Достанется потомкам Германика,
Их трое -- многовато: сразу их
Не извести, пожалуй?
Силий.
Я не знаю
Его желаний сердцевины; смотрит
Он дальше настоящего.
Аррунций.
Богами!
Подозревай я в нем такую мысль,
Мечем бы вскрыл его со лба до сердца,
Чтоб отыскать ее: и этой горстью
Дрожащий мозг по ветру разбросал бы
На брызги мельче атома, ломая
Силок...
Сабиний.
Аррунций, слушают.
Аррунций, в сторону Натты, Теренция и пр.
Зараза!
Я и ему и сыщикам скажу:
Вам, господа, угодно? Вам?
Сабиний.
Уйдемте.
СЦЕНА II
(Продолжение предыдущей.)
Открывается галлерея, выходящая в парадный зал дворца.
Входят Сатрий и Эвдем.
Сатрий.
Сейчас сюда придет; пройдемся вместе.
Вы изумляетесь, Эвдем?
Эвдем.
Я? Нет.
В сторону.
Дивлюсь, что он меня заметил. Ладно.
Юпитер с Аполлоном, выручай!
Сатрий.
Весь ваш успех у вас в руках, Эвдем,
Сумейте только средством овладеть,
За склонностью его следя, и верьте,
Он Римлянин славнейший, где возмет...
Входит Сеян.
Идет их милость.
Сеян.
Ну, любезный Сатрий?
Сатрий.
Вот гражданин, о, господин мой.
Сеян.
Он?
Давайте руку, станем познакомей,
Слыхал про ваше знанье и искусство
И рад, что в силу крайне важных дел,
Как сами по себе они ни тяжки,
Такую знаменитость вижу. Гляньте
Что там такое, Сатрий?
Уходит Сатрий.
Есть болезнь,
И ваша помощь ей нужна. Эвдем вы?
Эвдем.
Да.
Сеян.
Как?
Эвдем.
Да, господин.
Сеян.
Вы врач принцессы
Ливии.
Эвдем.
Пользую, о, господин.
Сеян.
Вы пользуете царственную даму.
Эвдем.
Да, господин, прекрасную.
Сеян.
Понятно.
Весь пол их есть иль хочет быть такой.
Желающим содействует здоровье:
Тогда и краска не страшна красе.
Эвдем.
Их милость очень сведомы.
Сеян.
Не правда ль?
Могу научно изложить, в нужде,
Ту иль иную тайну. А скажите
Кто, не считая Ливии, из дам
У вас пациенткой?
Эвдем.
Много, государь мой,
Великая Августа, Ургулания,
Мутиллия Ириска и Планцина: много.
Сеян.
И все они подробно говорят
О всякой хвори? Как она возникла.
И развилась, та от того поступка,
Та от того пристрастья и на все,
Что спросите, ответят?
Эвдем.
Как же, сударь,
Без этого найдем лекарство?
Сеян.
Ладно.
Прехитрая порода, вы врачи,
И лишь один вы при дворе добрались
До дамских тайн. Которая ж из них
Всего приятнее своим сложеньем?
Ну, вот -- заскромничал.
Эвдем.
Так, господин.
Сеян.
Что, сударь? не спросил я чья урина
Фиалкой больше пахнет, стул кого
Лучше, а кто лицо при этом кривит?
Какая дама спит в своем лице?
Какая зубы надевает с платьем?
Какая волосы? кто полноту?
И прячет их куда? Таким вопросом
Я мог бы всю серьезность вашу в краске
Искать, защиты вынудить, но я
Спросил, кто всех умней, бойчей, игривей?
Невинный, хоть затейливый вопрос.
Августа, думаю, весьма развратна
И зла в капризах?
Эвдем.
Правда, господин.
Сеян.
Я знаю; а Мутиллия всех живее.
Эвдем.
Сущая правда, господин.
Сеян.
Так как же
Хотели скрытничать со мной? А Ливия?
Я знаю быстрый, резкий, бой-характер
И странны мысли у нее с собой;
Вам все их говорит?
Эвдем.
Мой господин,
Нет никого в империи и в мире
Кому бы лестным почитал служить
В делах, могущих честь мою украсить,
Помимо вашей милости.
Сеян.
Вам честь
Не потерять доверясь мне. Гнуснейшим
Делам, свершенным для меня, могу
Дать вид такой, что мир сочтет их честью.
Определенья нравственности жалкой
Честь видят в бедности -- пустой просчет,
Честь только в тех делах, где есть доход.
Эвдем.
Но, господин мой, если я вам выдам
Все тайности моих больных и дамы
Стой знатной и великой, что, их милость,
Себя теперь доверившие мне,
О мне подумают?
Сеян.
Добро, клянусь вам.
Велите, чтоб я вам свою болезнь
Открыл, назвав причину: вот -- любовь
И к Ливии любовь, так ей скажите,
Что ж заподозрит вас она? Хотел бы
От вас о ней услышать тоже. Мозг
Мой, видите, готов на ревность.
Эвдем.
К счастью
Могу сказать со временем и больше,
Пока же верно передать могу
От вас ей это.
Сеян.
Верно, мой Эвдем,
Так смею звать, как то, что эту тайну
Открыл.
Эвдем.
О, господин...
Сеян.
Не возражай.
Твой взгляд мне клятва, только поспеши,
И будет на тебе любовь Сеяна --
Такие в консулы выходят. С богом!
Эвдем.
Я предложить могу устроить встречу
Сегодня, с нею.
Сеян.
Можешь?
Эвдем.
Да.
Сеян.
А место?
Эвдем.
Мой сад, где вашу милость буду ждать.
Сеян.
Дай, поклонюсь тебе, мой Эскулап.
Вот это медицина! Превосходит
Дешевые лекарства: и добытое
С их помощью. Она ценней
Всех опиатов, подкисей, декоктов,
Насыщенных растворов... Живо, друг
Не просто ставший, а таким рожденный.
Жди, что надежд твоих превосхоженье
Помчится за тобой: в хомут Фортуну,
Что б знала как тебе не услужать
И шла б навстречу. Поспешай, не жди!
Уходит Эвдем.
Власть честолюбия сильней нужды.
Сей парень милостью своей науки
Имеет средства соблазнить, а часто
И власть. Удастся Ливию совратить
И ты, Сеян, войдешь в тайник, где знаешь,
Что не найдешь себе отказа в жизни
Супруга Друза: так начнем бороться.
Спасай, Паллада, мощная умом --
Венере мало доли в деле том.
Входят Тиверй, Друз и свита.
Тиверй.
Гатерито, преклонившему перед ним колени.
Нам эта лесть несносна, пусть он встанет.
Все званья, знаки, связки, топоры
Людской породы в нас не переменят,
Смотри в лицо нам -- кланяйся богам.
Сеян.
Наш Цезарь говорит как бог.
Аррунций.
Заметь!
Второе принял, не заметив лести
О, что угодно -- гордый прах отменит
Свои слова, едва их приравнять
Словам богов.
Корд.
Да ведь он мог не слышать.
Аррунций.
Мог! Думаю, не должен был слыхать:
То при дворе известная система.
Ему нахлебник ловко возвращает,
Что он хитро, всем на виду, отверг,
Себе во славу.
Гатерий.
Государь всесильный!
Подает письмо.
Тиверий.
Слух наш мы заградим от нападенья
Чарующих речей. Прошу вас впредь
Оставить оскорбленья. Не зовите
Владыкой сильным, нас, кто объявил
Себя слугой Сената, видя честь
Того владыку почитать всечасно.
Корд.
Сыграл на редкость.
Аррунций.
Истинно по-царски.
Сабиний.
Кто унижается, имея власть --
Тому, пред кем склонен, судил упасть.
Тиверий.
Письмо откуда?
Гатерий.
От Сената.
Тиверий.
Так.
Латиарий вручает ему послание.
Тиверий.
А это?
Латиарий.
То же.
Тиверий.
Разве заседают?
Латиарий.
Ждут слова, Цезарь.
Аррунций.
Если б у него
Со словом мысль всегда согласовалась
О, как бы мы и Рим хвалили рок!
Не увидать бы жалкого ухода
С дороги нашей вольности былой,
Скорбел бы дух, погибших ей защитой,
Что не живут тела их, здесь не служат.
Обмануты, кто опасался рабства
При добродетельном вожде. Свобода
Нигде так не цвела, как в сем венце.
Но если, милость их, лишь благоустны
И то, пока проветрятся на людях,
Изображая, будто он бежит,
Бичуя и громя, льстецов, чья тут же
За дверью, низость, так свила его
Тупые чувства жалкими словами,
Что, мертвый для добра, себя позволит,
За уши взяв, как будто он кувшин
Тащить ко злу? такое обстоянье
Пугает, обещая переход
Немой и скорый к крови и тиранству.
Лесть -- сводня для неистовства царей
И ничего угодней нет тирану,
Чем милость послуху способному везде,
Всегда, на всех клепать без передышки.
Силий.
Ему должны сказать, что б разогнал
Слепцов и сумасшедших. Мы, кто знает,
Зло будем бить, травить дворцовых крыс
И изведем их, что воров поганей --
Живых грызут, а не хоронят мертвых.
Ему должно сказать.
Сабиний.
Постой, Аррунций.
Нам нужно отыскать удачный случай,
Что б кстати наше должное пришло --
Тревожить слух царя небезопасно
Захочет он -- услышит нас прекрасно,
Аррунций.
А! так? Отлично. Навсегда, Юпитер
И той молитвы повторить не дай.
Из всей зверей храни нас от тирана,
Из всех скотов ото льстеца.
Силий.
Молитва!
Тиверий, прочтя.
Вернуть отцам закон их. Мы слуга им.
Они же добрый, чтимый государь,
Кому, их милостью необычайной,
Столь непомерной властью облеченный,
Обязан силы все отдать на службу,
А всем и каждым гражданам во благо.
Навек мы не раскаемся в желаньи
Иметь Сенат владыкой благосклонным,
Его свободная любовь нам стража
Не меньшая, чем невиновность наша.
Скажи им: то, что им пришлось по мысли,
Не может не понравиться и нам,
Хотим предупреждать, не препираться
Для нас повелевать -- повиноваться
Великих, мудрых доброму решенью.
Но вот: Испании прошенье -- строить
Храм в нашу и родительницы честь
Должны мы, да простит Сенат, оставить
Без утвержденья. Возразят отцы,
Что вняли мы такой же точно просьбе
От Азии; на это доведем
До сведенья всеобщего, но вкратце,
Свою защиту и наш общий вывод.
Обожествленный Август не мешал
Постройке храма городом Пергамом
Имени своего и Рима свята.
Мы, речи и дела его считая
Закону равными, подобный случай
Сочли за прецедент, к тому же, так
Угодно было и Сенату мыслить,
Но если честь простительно принять
Однажды, то такое обожанье
Ввести в устав и числиться в богах
По всем уделам -- злое честолюбье
И гордость вящая. Да, Августово имя
И то способно смеркнуть, осквернясь
Столь бестолковой лестью. Что до нас
Мы заявляем и желаем жадно,
Быть слышанным потомством: да, мы смертны
И человек в делах. Довольно с нас
Быть честно государем. И воздаст
С избытком славу памяти, кто сможет
Нас показать, достойным наших дедов
В трудах заботливым, в несчастьи стойким,
Не отступающим перед гневом лиц,
Для блага общего. Вот это будут
Нам статуи, восставшие в умах
Иконографией прочной и прекрасной:
Та ж -- камни или бронза, становясь
Одьозной для дальнейших поколений,
Скорей напоминает мертвый гроб,
Чем памятник живой. И потому
Так просим и богов и человеков:
У первых до иссякновенья жизни
Пусть нам дадут спокойный, вольный ум
Да чтил бы божий и людской закон.
А у других: по смерти удостоить
Нас честной памятью и говорить
Добро о нас и о деяньях наших.
А пышность властный может заказать,
А значит и отвергнуть; только долгой
Высокой, славной памяти обязан
Искать без отдыха добру радетель:
Презревший славу, презрел добродетель.
Натта.
Дивно!
Сатрий.
Божественно!
Сеян.
Оракулы умолкли,
Чтоб Цезаря устами говорить!
Аррунций.
Позвольте выйти -- слишком откровенно.
Корд.
Стой!
Аррунций.
Что бы слушать хитрые слова,
Чей нежит звук, пока не видно смысла?
Тиверий.
Избранье Акциума для постановки
Даров богиням матери во здравье,
Да ведает Сенат, для нас приятно;
Равно и награждение Лепида
За поправленье площади Эмилия
И обновленье памятников там;
Их кротость в заточении Силана
На ближнюю Киферу, по прошенью
Сестры его весталки, говорит
О мудрости, смягченной милосердьем;
Но почесть, что воздать постановили
Сеяну нашему, кумир поставя
В Помпеевом театре, чей пожар
Его трудом и бденьем ограничен
В данных пределах, даже превзошла
Обычную им мудрость, как по месту
Так и вручением своей любви
Лицу, что боле освящает почесть,
Чем ей украшен -- награждая большим
В принятии, чем сам он получил.
Сеян наш, не красней, ты, помощь Рима
Товарищ наш в трудах, соратник первый,
Не дай обидеть скромности своей
Столь малой честью: большего не можем,
С тех пор, как словом не сказать. Никто
Гиперболою это не считайте --
Мы далеки от лести, даже другу --
Не любим, да и не за что нам льстить.
Не спрашивайте и причины славы:
Владыки воля скрыта в нем самом,
Превыше жалких домыслов всех прочих,
Кто те дела желает понимать,
На уровне одном пусть станет. Нашу
Любовь -- Сенату.
Уходят Тиверй, Сеян, Натта, Гатерий, Латиарий, чиновники и пр.
Аррунций.
Цезарь!
Сабиний.
Успокойся.
Корд.
Был цел театр Великого Помпея,
Пока кумир Сеяна гордеца
Над пеплом не стоит.
Аррунций.
Позор солдат
Равнять с таким вождем! Земля разбейся
И имя римское развей во прах,
Что б этого не видеть.
Силий.
Страсть умерьте --
Друз говорит.
Друз.
Отец с ума сошел.
Устал царить и жить? Что за награда?
Кумира создает? Себе равняет
Соперника по власти?
Аррунций.
Честный принц!
Друз.
Дает статуи, званья, почесть -- все
В чем отказал себе.
Аррунций.
Прав, храбрый Друз!
Друз.
На царство труден только первый доступ
А раз он пройден -- недостатка в средствах
И в помощи не знает претендент.
Аррунций.
Так, славный Друз!
Друз.
Скорее за молитву
Богине скромности, что б был хоть этим сыт
Аррунций.
Ах, не пишись он только император!
Возвращаются Сеян, Сатрий, Латиарий, клиенты и др.
Сеян.
Вот ваш указ и ваш. Своих зовите
Сатрию.
За вас мной двинут Латиарий.
Друз.
Что?
Вы так ослеплены своим величьем.
Что стали выше нас?
Сеян.
Дорогу мне!
Друз.
Дорогу дать, Колосс? Вы живы? Ближе?
На!
Бьет его.
Аррунций
Добрый, смелый, чудный, смелый принц!
Друз.
Нет, подойди.
Обнажает меч.
Чего стоишь? Что смотришь?
В нем слишком много смерти для тебя?
Прочь с глаз моих, верблюд, иль этот меч
Тебе могилу приготовит раньше.
Чем те -- триумф. Я статую поставлю
Во весь твой рост, да только на кресте,
Где на века распну твое нахальство
И оси перебью, что ныне мчат
Безумье счастья твоего.
Аррунций.
Принц чести!
Все.
О, Кастор, Кастор, Кастор, Кастор, Кастор!
Уходят все, кроме Сеяна.
Сеян.
Кто получил такой обиды знак,
С терпеньем и умом раздумай, как
Ее отдать. Скрываясь, рок провесть:
Чуть обнаружу гнев -- пропала месть.
Я продолжаю начатое мной,
Как правосудье -- к цели все одной.
Уходит.