СЦЕНА I
Покой в доме Сеяна.
Входит Сеян.
Сеян.
Длись, длись, восторг! Не бойся миг единый
Себя равнять с величием причины.
Я не жил до сих пор: вот первый час
Своею властью я надежды спас,
Навеки. -- Кто высок средь бытия?
Мир знает лишь двоих -- то Рим и я.
Мне мал покой мой, воздух попран мной,
Я вижу, -- с каждым шагом головой
Собью с небес звезду. С той высоты
Мои желанья скромны, прах, пусты --
А слыли наглостью! Над звездной новью
От хама знатных не отличишь кровью,
Чем больше, как не Цезарем мне быть?
Стать? Глуп, кто мог так далеко ступить,
Так подойти и медлить! Калигула,
Все -- станьте против моего разгула.
Стихает ветр, попав в пустой простор
Без леса и домов; потух костер,
Когда в нем нет упорных дров. Таков
Наш гнев я жребий. Надо нам врагов
Иметь, чтоб власть испробовать. Мешая
Нам, приведет семья богов святая
Фортуну. Для Сеяновой борьбы
Достойно быть соперницей судьбы.
Входит Теренций.
Теренций.
Мир, славному Сеяну!
Сеян.
Что, Теренций?
Теренций.
Слыхали чудо?
Сеян.
Расскажи мне.-- Нет.
Теренций.
Оно горело на устах людей,
Толпой несущихся в театр Помпея,
Смотреть статую вашу; говорили,
Вся почернела, как в печи -- страшна.
Сеян.
Изменник подпалил. Туда сходите
И голову снимите -- мы посмотрим,
В чем дело.
Уходит Теренций.
Негодяй какой-нибудь
Решил пугать народ. -- Уже? В чем дело?
Возвращается Теренций с Сатрием и Наттой.
Сатрий.
При мне снимали голову -- сам видел.
А из отверстья вылез преогромный,
Ужасный змий.
Сеян.
Ага! Ужасный? Чем?
Рогат и бородат? Без сердца? С жалом,
Раздвоенным, как лесть? Похож окраской
На тех, что водятся в груди вельмож?
Душа в нем Макро?
Натта.
Если мне позволит
Божественный Сеян, -- за весь свой век
(И счастием клянусь священным вашим)
Не видан мной такой предлинный, рослый,
Толст, пестр, зловреден, гадок.
Сеян.
О, судьба!
Вот диких прилагательных собранье,
Чтоб выразить червя, змею.
Теренций.
Но это
Так, государь!
Сеян.
И ты, мой друг Теренций?
Мне кажется, вы видите предвестье,
В своем известьи.
Теренций.
Но, Сеян премудрый,
И боги так хотят!
Сеян.
О суеверье!
Вот я упал с постели, что сломалась
Под тяжким весом всей толпы клиентов,
Пришедших на поклон сегодня утром,
Потом, вот, кошка между ног скользнула,
Как из носилок вышел в Капитолий,
Вам все предвестья?
Теренций.
Явные, по мне
И лучше б им не быть. Или сегодня:
Рок ваших слуг, они склонили путь
За теснотою, от прямой дороги --
В Гемоний сорвались, убились на смерть!
Еще: когда в последний раз гадали,
Добрых птиц не было, одни вороны
Кружили, каркая, а в пору жертвы
Умчались на тюрьму и там сидели
Всю ночь, поганым клювом ветер гадя!
Советовать не смею, но просил бы
Великого Сеяна, снизойти
До жертвы богу.
Сеян.
Как глупеют люди
От веры! Верь мне дорогой Теренций,
Если опасность есть (и молвить стыдно),
То как богам менять весь ход судьбы?
А если могут, могут ли мгновенно,
За взятку салом (меньше!) извращать
Давнишнее решенье? Боги -- мухи
По вашему, их ловите на запах
Жаркого или крови с алтарей?
Вам дешева их мощь, а мне -- ничтожна.
Из всех, кто пи толпится на Олимпе,
Давя нещадно бедного Атласса,
Я признавал всегда одну Фортуну,
Ей приносил в молитвенном дыму
Я ладан и склонял к себе вниманье
Елеем. Эту в самом деле чту
И образ с честью сохраняю в доме,
Когда-то бывшем римского царя,
Теперь -- моем, зане я был достойней.
Ей, если надо, в удовлетворенье
Фантазий ваших -- жертвую. -- Вели
Жрецам нести мед, молоко и мак,
Да росный ладан и одежды. -- Скажешь:
Немедленно. И убедитесь вы,
Как ваши страхи пусты и смешны.
СЦЕНА II
Другая комната там же.
Входят Котта и Помпоний.
Котта.
Помпоний, ты куда бежишь?
Помпоний.
Иду
Сеяна известить.
Котта.
О чем?
Помпоний.
О Макро.
Котта.
Он что? Приехал?
Помпоний.
Только что вошел
В дом Регула.
Котта.
Оппозиционный консул!
Помпоний.
За полчаса назад.
Котта.
И ночью? Стойте,
Я вас не отпущу.
Помпоний.
Скорей туда.
Уходят.
СЦЕНА III
Комната в доме Регула.
Входят Макро, Регул и свита.
Макро.
Цезарь желает, чтоб Сенат был в сборе,
Пусть ваш эдикт наложит тяжкий штраф
На тех, кто не пожалует.
Регул.
Исполню.
Сказать помощнику, чтоб написал.
Макро.
Добавьте, надо объявить пораньше,
А место -- Аполлонов храм.
Регул.
Я помню.
Макро.
И час?
Регул.
Да.
Макро.
А вот, кажется, забыли
Послать за старшиною караула.
Регул.
Нет, не забыл: вот он.
Входит Лакон.
Макро.
Грациний Лакон,
Вы -- друг желанный, буду говорить
По пунктам. Вы должны представить список
Когорт преторианских с именами
Центурионов и трибунов.
Лакон.
Есть.
Макро.
Привез письмо вам и привет Владыки.
Лакон.
Привет обоим.
Макро.
Слышали? он пишет,
Что ценный вы и дельный человек.
Регул.
Вы заслужили.
Макро.
Предостойный Лакон,
Цезарь поклон вам...
Уходит Регул.
Консул! смерть и ад.
Ушел! Известье вам приятно, сударь --
Хо! Регул! Пусть нагонит гнев богов
Стремительные ноги и уймет их
Подобием подагры.
Возвращается Регул.
Господин мой,
Вас не хватало нам. Прошу послать
Кого-нибудь к Фулькунию скорее,
Сказать: прийдете, мол, с ним говорить.
Суть дела в том, чтоб просидел он дома
Пока я с Лаконом пройду посты.
Уходит Регул.
Грациний, ваши силы?
Лакон.
Семь когорт.
Макро.
Вот, Цезарь пишет и... Опять сбежал он!
Наверно у него в ногах есть ртуть!
Не знаете ль числа, преторианцев,
Которых на охрану взял Сеян?
Лакон.
Не знаю точно, -- думаю центурий
Три.
Макро.
Три? Добро!
Лакон.
Не больше четырех.
Макро.
А кто центурионы?
Лакон.
Это консул
Точнее знает.
Макро.
Да ведь он пропал.
Чтоб ловкой живости его!.. Грациний,
Вы знаете в каком доверьи вы
У царственного Цезаря?
Лакон.
Я...
Макро.
Сударь,
Теперешний почет -- едва начало
Дальнейших милостей.
Лакон.
Слишком...
МАКРО.
Сам слышал,
Как он обдумывал, чего б вам дать.
Лакон.
Жизнь
И все...
Макро.
Теперь вы первым человеком.
Все утвердят, что сможете сказать,
А, если преуспеем -- больше. Стражи,
Сказали, семь когорт?
Лакон.
Да.
Макро.
Вы должны
Держать их наготове и в оружьи.
Лакон.
Я понимаю. Только как же так...
Макро.
Не вызвать подозрений, говорите?
Входит Регул.
Регул.
В чем дело?
Лакон.
Под оружьем страже быть
С утра.
Макро.
Сенат собрать и заседать
Во храме рано, так чтоб не прознали
Про все это.
Регул.
А в случае нужды
Имеем право овладеть дворцом,
Взять Друза и своим вождем поставить.
Макро.
Ах, тайна жгла его почтенный рот,
Пока не сплюнул... Ради всех богов,
Что вы наделали? -- Мне человека
Иль двух послать. -- Освобожденье Друза
Считает Цезарь крайностью и риском;
Не иначе; запомните.
Входят слуги.
Регул.
Вот слуга.
Макро.
Вот, для Аррунция Вот, для Лепида,
Вот Котте, Латиарию возьми.
А спросят про меня -- скажите: свежих
Коней взял и уехал.
Уходят слуги.
Вам итти
К коллеге вашему и задержать
Рассказом длинным о новейших благах
Сеяну, славному его патрону. Я
И верный Лакон здесь на карауле:
Разделимся. У ночи много глаз --
Спят многие, но не шпион, подчас.
Уходит.
СЦЕНА IV
Святилище в доме Сеяна.
Входят Преконы, Фламины, Тубицины, Тибицины, Жрецы, Сеян, Теренций , Натта и прочие.
ПРЕКОН.
Прочь Форкиса фамилия! Фу, фу!
Исчезни, Фу! Вон Форкиса фамилия!
Тубицины и Тибицины играют во время омовения фламинов.
ФЛАМИН.
Грешили, но раскаялись теперь мы,
Руки чисты, чист плащ и чисты мысли.
1-й жрец.
Утварь чиста.
2-й жрец.
Жертвы чисты.
3-й жрец.
Венок чист.
Фламин.
Венки сложите и с почтеньем ставьте
Вербену на алтарь.
Прекон.
Молить устами!
Музыка возобновляется; Фламин касается пальцем меда и пробует, поступая так же с прочими приношениями, в том числе и с молоком в глиняном сосуде; сделав это, кропит молоком алтарь и возжигает ладан; покадя алтарю, ставит на него курильницу, кладет на него же отдельные головки мака и по прекращении музыки продолжает.
ФЛАМИН.
Фортуна-мать, царь всей людской борьбы,
Правитель действия, судья судьбы, --
Пред коей сила, власть, господство -- ниц,
Вонми мольбам, что нами вознеслись.
Прекон.
Хвалите Мать Великую устами.
Жрец.
Вонми мольбам, что нами вознеслись.
Все.
Прийми дары и смилуйся, богиня.
Теренций.
Смотри, смотри -- глядит!
Сатрий.
И, отвернулась!
Натта.
Фортуна отвратила лик!
Фламин.
Отриньте,
Предвестье, боги! Стой! Чего-нибудь
Не выполнили. Небо, успокойся
И да сочтется ложным и пустым
Сей зримый гнев.
Сеян.
Заткнись, трусливый поп!
И убирайся вон со всею дрянью,
Ее на зло твоей слепой хозяйке
Мистериям и верам повергаю
Себе под ноги.
Опрокидывает статую и алтарь.
Нет! Стой отвернувшись,
Пока я не велю смотреть сюда!
Так будешь, в назидание потомству
На общее посмешище стоять,
Лицом к хвосту, как вздорные котята.
Убрать весь дым и свечи суеверья,
И весь затасканный обряд: вы с вашей
Чистой и строгой совестью!
Уходят все, кроме Сеяна, Теренция, Сатрия и Натты.
Я раб,
Игрушка дурачья, позор на лоб мой!
Я был провозглашен и чтим, как бог,
Да, жертвы мне во всем горели Риме,
Юпитера не меньше, а молюсь
Сварливой шлюхе. Эта мысль и стыд
Могли внушить Фортуне отвернуться,
Признав себя за младшую богиню,
Мою слугу. -- Рвань, стерва, если так --
Сеян благодарит за скромность! -- Кто там?
Входят Помпоний и Минуций.
Помпоний.
Их счастье извинит, доклад услышав.
Я слишком ждал здесь. Макро, государь --
Сеян.
Потише, -- отойди.
Отводит его в сторону.
Теренций.
Но правда это?
Минуций.
Об этом с улиц тысячи кричат.
Сеян.
О чем?
Теренций.
Минуций говорит нам, сударь,
Что голову надставивши статуе
Вашей, вокруг нее нашли веревку. И
Горящий метеор, подобный шару
Большому, видели катился сквозь
Затменный воздух и повис, неровный,
Там чудом и соблазном для толпы.
Сеян.
Стой! То, что Макро здесь, всего важнее.
Теренций.
Приехал Макро?
Помпоний.
Видел.
Теренций.
Где же, с кем?
Помпоний.
У Регула.
Сеян.
Теренций!
Теренций.
Господин!
Сеян.
Послать трибунам, чтоб сейчас же дали
Солдат, усилить караул.
Уходит Теренций.
Минуций.
Прошу сходить за Коттой, Латиарием,
Консулом Трио, теми из Сената,
Кто верен нам и наш.
Уходит Минуций.
Вы, милый Натта
За комендантом Лаконом.
Уходит Натта.
Ну Сатрий,
Час испытанья -- здесь. Всех слуг в оружье,
Без всякой суеты.
Уходит Сатрий.
А вы, Помпоний,
Приязнью с консулом держите связь,
Пытайтесь честный друг.
Уходит Помпоний.
Все это стало
Похоже на опасность впору мне:
Фортуна, вижу зло твое -- вполне
Почет и случай от тебя зависит;
Покой мой смерть надежная приблизит.
Но почему теперь о смерти мысли,
Тому, кто роком возведен на выси,
Без удержа и вне суда? Кто дал? -- Я
Возможность рушить высший кедр вселенной,
Германика; срубил единым взмахом
Друза, могучий ульм, измяв лозу;
Сабина с Силием, два крепких дуба,
Поверг на землю, так же как кусты,
Кремуций Корд и Созия, Клавдия Пульхра,
Фурний и Галл, которых с корнем вырвал,
А там топор вогнал так глубоко
В ствол широковетвистой Агриппины.
Подрезав, рознял гордые побеги --
Нерон и Друз, и даже Кай, хоть отбил...
Судьбы, желая, чтоб за этим всем,
Я ослабел, свой круг не завершивши --
Жестоки вы, а я свершил довольно
Великих дел. Весь Рим мне был рабом,
Сенат наш заседал, как праздный зритель
И призрак властности моей, скорее
Краснел бы я велеть, чем те терпеть: все
Отцы готовы были и спешили
Дать мне империю, храм и ту из глоток,
Какую попрошу, но высь венчало,
Что Рим, Сенат, народ и мир видал:
Мне Иовий -- равный, Цезарь -- сотоварищ.
Вот почему враждует рок -- он сам,
Страшась, ревнует силе, данной нам.
Уходит.
СЦЕНА V
Покой там же.
Входят Теренций и Трибуны.
Теренций.
Постойте, доложу, что все явились.
Входят Минуций с Коттой и Латиарием.
Минуций.
Скажите, Марк Теренций, господину:
Здесь Котта с Латиарием.
Теренций.
Скажу.
Уходит.
Котта.
Письмо мне, точно совпадает с вашим,
Указано лишь, чтобы я был там
И чтоб голосовал за предложенье.
Латиарий.
Не говорит какое?
Котта.
Нет, как ваше.
Латиарий.
Вот странно; подозрительно.
Котта.
Да, так.
Быть может все разъяснено Сеяну.
Входят Натта и Грациний Лакон.
Натта.
Где господин наш?
Трибун.
Ожидаем здесь.
Котта.
Вот Лакон. Каковы известья?
Лакон.
Сударь...
Входит Сеян.
Сеян.
Давние, честные и верные друзья,
Какой я пленник вашей доброты.
Почтенный Котта, Латиарий, Лакон,
Руку бесстрашную, вы ж все -- любовь.
Я должен, знаю, вам себя делить,
А то вне круга нашей слабой власти
Воздать за столь обширное добро.
Грациний, мы вас просим, вашу стражу
Не распускать поутру. Консул здесь?
Муниций.
Трио сейчас сюда прийдет, владыка.
Котта.
Затем ли, чтоб в согласии с эдиктом
Собрать Сенат?
Сеян.
Как? Собирать Сенат?
Лакон.
Да.
На утро в храме Аполлона.
Котта.
Мы
Имеем письменный приказ об этом.
Сеян.
Письмо? Позвольте, --
Латиарий.
Господин не знает?
Котта.
Повидиму.
Сеян.
Сенат созывают, мне не сообщая.
И спешно так! Сенаторы письмом
Сзываются. Кем передано это?
Котта.
Макро.
Сеян.
Мой враг! Когда?
Котта.
В полуночь.
Сеян.
Час
При прочих обстоятельствах гласит,
Что здесь какая-то ловушка. -- Что?
Входит Сатрий.
Сатрий.
Сударь, Серторий Макро ждет у двери
Один и просит лично говорить
С их милостью о деле очень важном.
Которое, сказал, коснется вас.
Сеян.
Впустите!
Сатрий.
Лучше, сударь, удалите:
Откроете число и мощь друзей,
Какие здесь. Он может быть шпионит.
Сеян.
Он без оружья?
Сатрий.
Обыщу.
Сеян.
Нет, взять
И отвести в покой, где можно тайно
Приставить стражу к нам.
Уходит Сатрий.
Почтенный Лакон,
На вас надежда: хоть свои когорты
Я двину, ваша помощь -- мой оплот.
Минуций, милый; честный Латиарий,
Униженно кланяется им.
Большие, неизменные друзья,
Сейчас вернусь.
Уходит.
Латиарий.
Достойнейший начальник.
Котта.
Их милость стал внезапно очень нежным,
Я раньше этого не замечал.
1-й трибун.
Да, очень благородно вышло.
Минуций.
Я
В восторге.
2-й трибун.
Марс! Жизней миллионы
Имей я, все ему отдам за это.
Лакон.
Звал поименно!
Латиарий.
Да. Меня!
Минуций.
Меня!
Латиарий.
Кто не отдаст и дом и жизнь за взгляд
Особы, столь божественной, как эта?
Лакон, в сторону.
Кто не посмешище ни ей, ни света.
СЦЕНА VI
Другой покой, там же.
Входят Сеян, Макро и Сатрий.
Сеян.
Привет вам, долгий, долгожданный друг,
Не нагляжусь желанным! Час приезда?
Макро.
Почти что в полночь.
Сеян.
Сатрий, просим вас.
Уходит Сатрий.
Макро.
До вас я видел консулов обоих
По Цезаря особому приказу.
Сеян.
Что наш великий, царственный хозяин?
Макро.
Во истину, совсем здоров, как царь,
Спокойно простирающий обилье
Великих милостей, туда, где выбор
Святой упал однажды: точно бог
Без убыли и устали дарит тех,
Кто счастье заслужил их встретить, так
И с вами, истинно счастливцем, или
На юг сесть солнцу, царственный Сеян.
Вы не смущайтесь, ваша честь: на это
Я послан Цезарем из островка,
С приказом строгим скрыть свою поездку;
Поэтому так таен мой приезд
В Рим. Велено сюда явиться ночью
И консулам одним пересказать
Его намеренья: чтоб удовольствие
Полней и ярче стало, как бы много
Вы ни старались, ни желали даже,
Или о том ни думала толпа.
Сеян
Чтож это? Часть меня, дражайший Макро,
Коль доброе -- скажи, Сеян твой делит.
Макро.
Коль зло -- навек себя возненавижу,
Что вестник я столь доброму вождю.
Наказ превышу свой, осведомляя
Их милость дальше, это будет риск мой
Пред вашей чуткой мудростью, затем, что
Ни скрупулом ревнивым не хочу
Задеть или терзать ваш ум. Поверьте,
Мой господин, что ни один сенатор
Не знает, хоть приказом именным
Предложено прибыть и дать свой голос,
Единственно, чтоб оттенить весь блеск
Предложенного.
Сеян.
Тешитесь вы, Макро,
Как скромница, любовника терзая.
Что стоит этих мук?
Макро.
То, что идет
За званием и властью трибуната,
За тем, чем будет облечен Сеян
В Сенате, собранном публично, завтра.
Сеян, в сторону.
Фортуна, обратись ко мне. -- Разбили
Сомненья в верности своей.
Макро.
Мне, сударь,
Срок истекает, близится восход
И к Цезарю пора.
Сеян.
Что Калигула?
Макро.
Вот, позабыл еще сказать вам! Что ж?
Он смирно прозябает на Капрее,
В опале; с ним Тиверий не видался:
Беда за мной погнала без моих
Согласия и ведома. Довел я
Его поспешный страх, советом поздним
До большей силы, чем при нем молча.
Их милость может ставить мне на вид,
Что я не доложу о нашей встрече,
Но жизнь я берегу, чтоб вам служить,
И кланяюсь.
Сеян.
Достойный, честный Макро!
Любовь и дружбу вашу! Кто там? Сатрий!
Проводите большого друга. -- О!
Что за пустая, подлая вещь -- страх,
Какую низость может он внушить.
Подозревать друзей, как делал я,
Льстить жалкому врагу, мирволить слугам,
Сгибаться, клянчить, ждать благоволенья.
У тех, кому я час тому назад
Не дал бы четверть взгляда, не явил бы
Вершка лица. Вы, боги дураков,
Пусть небо будет в ваших вещих знаках,
Уродами земля покрыта, пусть
Из зодиака прянет скорпий; гордый
Лев пусть наш шар сорвет с его оси,
Скатите мир во тьму, спустите вихри
Беситься по лесам и городам.
И если снова струшу, раздробите
Меня раздвоенным огнем во прах.
Всех бед достоин тот, кто знает страх.
Уходит.
СЦЕНА VII
Там же, другая комната.
Входят Теренций, Минуций, Лакон, Котта, Латиарий с Помпонием, Регул, Трио и другие с разных сторон.
Помпоний.
Наш господин не здесь?
Теренций.
Сейчас прибудет.
Котта.
Как вести, Трио?
Трио.
Славно, очень славно!
Но берегите про себя. Сеян
Получит завтра перед всем Сенатом
Достоинство трибуна.
Котта.
Это верно?
Трио.
Не спорю, что не ждали вы, но верьте.
Латиарий.
Что консул?
Котта.
Никому не говорите;
Он мне открыл, что завтра же Сеян...
Трио.
Вы вашей честью мне ручались, Котта,
Не разглашать.
Котта.
И жизнью!
Латиарий.
Говори.
Котта.
Получит завтра звание трибуна,
Но так как вы, достойный человек,
Позвольте умолять вас о молчаньи.
С таким условьем тайну я узнал.
Латиарий.
Я -- Гарпократ.
Теренций.
Ручаетесь за это?
Помпоний.
Сказал мне консул, только вы молчите.
Минуций.
Друг Латиарий, как дела?
Латиарий.
Скажу вам.
Но поклянитесь в тайне сохранить.
Входит Сеян.
Сеян.
Я знаю, что судьба смотала с прялки
И не такую нить нам.
Регул.
Честь Сеяну!
Трио.
Честь преславнейшему! За счастье!
Латиарий.
Знатность!
Сеян.
Предвестий новых нет?
Теренций.
Пусть все предвестья
Означат славу, о которой мы
Пришли вас известить.
Регул.
Итти велите?
Сеян.
Да. Вас приму потом.
Теренций.
Мой повелитель,
Что вам угодно от трибунов?
Сеян.
Что?
Благодарить и отослать.
Минуций.
Владыка!
Лакон.
Угодно будет приказать мне...
Сеян.
Нет!
Вы беспокойны.
Минуций.
Стал другим!
Трибун.
Ни слова,
Ни взгляда!
Лакон.
Мудро он избрал друзей
Не для любви, для выгоды своей.
Уходит.
СЦЕНА VIII
Площадь перед храмом Аполлона.
Входят Аррунций и Лепид. Различные сенаторы проходят перед ними.
Аррунций.
Ну, поспешите, чтоб не быть последним
С поклоном в преогромнейшем покое
Ужасного Сеяна. Беглым шагом,
Не подбирайте тоги, но вперед
И с бледным, смутным знаком восхищенья,
Наклеенным на лица. Марк Лепид,
Что, верите вы в ваши предсказанья?
Сеян падет? Его ущерб казался
Вам очень близким.
Лепид.
Верите ли, Люций,
Дивлюсь я этому восходу.
Аррунций.
И
Что мы его участники. Скажите,--
Все это гибель углубит, усилит --
Возможно. Только эта мысль тому подобна,
Как время повернуть, в желаньях поздних:
Надежда -- грех у ложа безнадежных.
Вот, вот! Что за толпа друзей присяжных
Летит честить их милость, стать вокруг
Их милости, поймать кивок господский,
Ввести их милость в здание Сената,
Снести их милость, рабски растолкать
Их милости дорогу, возглашать
Их милость, громче вестников и дудок,
Поправить ноги, в руку ткнуться, волос
Смахнуть со знатных плечь.
Санквиний и Гатерий проходят сценой.
Смотри, Санквиний
С ленивым брюхом и водянкой. Видишь,
Как он смешно спешит. А вот другой,
Задержанный подагрой, обгоняет!
Пусть схватит Либурнийский страж болвана,
С его низкопоклонством и всю братью!
Вот встретились. Подагра и почет.
Ликторы, Регул, Трио, Сеян, Сатрий и многие сенаторы проходят над сценой.
Ликтор.
Дорогу, место консулам!
Санквиний.
Привет,
Привет, великому Сеяну!
Гатерий.
Слава!
Аррунций.
Отметят нас потом, что мы молчим.
Лепид.
Уже отметили.
Аррунций.
Достойный признак
Дешевой славы, ждать и сторожить
Пустые почести, что дух высокий
Не видит, презирая.
Лепид.
Он считает
Себя униженным, не видя их,
Считая помощь их необходимой,
Для совершенства своего почета
И ненавидит тех, кто против них.
Аррунций.
О,
Еще есть повод гневу. Их сердца
Преступны -- мы ведь знаем их рожденье
И подлую карьеру -- вот и злятся.
Прочь! Следуем.
СЦЕНА IX
Другая часть площади.
Входят Макро и Лакон.
Макро.
Как все войдут, запри ворота храма
И стражу к ним свою приставь.
Лакон.
Исполню.
Макро.
А если будешь слышать шум в Сенате,
Являйтесь лично: бейте по тому,
Кто предлагает выйти.
Лакон.
Понимаю.
Уходят.
СЦЕНА X
Храм Аполлона.
Входят Гатерий, Трио, Санквиний, Помпоний, Латиарий, Лопид, Аррунций и другие сенаторы, Преконы и Ликторы.
Гатерий.
Как хороши теперь их милость!
Трио.
Точно
Рожден и создан для такого часа.
Котта.
Соконсул ваш появится, надеюсь.
Трио.
Да, он умен.
Санквиний.
В доверьи у Сеяна.
Трио.
Сеян -- высокий, добрый господин!
Гатерий.
Правда, и очень храбрый.
Латиарий.
Очень умный.
1-й сенатор.
Он -- все!
Латиарий.
Всего достоин, даже больше
Чем милость даст.
Трио.
Он будет вознесен
Той честию.
Помпоний.
Но Цезарь выше.
Санквиний.
Да,
Но Цезарь только острова правитель,
А он империи.
Трио.
Как никогда
Он сможет награждать.
Котта.
Дождаться дайте.
Мы не поленимся голосовать.
Латиарий.
Ни я!
Сaнквиний.
Ни я!
Котта.
Усердие, с каким
Его разносим славу, крепко свяжет
Нас с мыслями его.
Гатерий.
Вполне согласен:
Мы этим сохраним свои места.
Санквиний.
Да, и умножим.
Латиарий.
И места и званья.
Помпоний.
Мое участие в его успехе
Поможет мне наследство получить.
Латиарий.
Смотри: сидят Аррунций и Лепид.
Трио.
Не подходи к ним: их сейчас отметят.
1-й сенатор.
Я -- как другие.
2-й сенатор.
Да и я.
3-й сенатор.
И я.
В ходу не те, что служат государству,
А милостью пригретый.
Котта.
Благ Сеян
Гатерий
Почтен Сеян!
Латиарий.
Велик и прав Сеян!
Аррунций.
Боги! Раскрылись губки, все впитали
И заткнуты. Вот, вот: тот и блажен,
Кто в поле зрения сидит. Счастливей,
Кто слышен и кому слыхать, а больше
Ласкать их нежный лоб или жужжать
Ему на ухо мухой.
Претор.
Звать Сенат!
И объявить эдикт про сбор.
Прекон.
Молчанье!
Во имя Цезаря и вас -- молчанье!
"Меммий, Регул и Фулькуний Трио, Консулы, в календы сего Июня, с первым светом, должны созвать Сенат во храме Аполлона Палатинского. Всем отцам и записанным в качестве отцов, имеющим право присутствия в сенате: мы предлагаем и приказываем явиться немедленно, имея в виду государственные дела. От того, кто не явится, пеню или штраф -- принимать, оправданий не принимать".
Трио.
Заметь и запиши, кто не явился.
Регул.
Отцы конскрипты! Пусть, все, что скажу,
Пойдет Республике к добру и славе!
Ты ж, Аполлон, во чьем святом дому
Мы собрались, всех вдохнови нас правдой
И здравою свободою сужденья!
Величество Тиверия Цезаря
Высокому Сенату предлагает
Вручить любимому им, славному Сеяну
Трибунские достоинства и власть.
Его письмо -- здесь, под его печатью.
Отцы! Что вам угодно предпринять?
Сенаторы.
Читать! Читать! Открыто, всенародно!
Котта.
Цезарь сам превознес свое величье
Таким деяньем.
Трио.
Эта мысль удачна
И Цезаря достойна.
Латиарий.
Как достоин
Ее и тот, кто был ее предметом,
Гатерий.
Достойнейше!
Санквиний.
Рим избегал за доблесть
Хвалить, чтоб зависть смолкла, но Сеян...
1-й сенатор.
Славен и благороден!
2-й сенатор.
Благ и славен!
Аррунций.
О рабство смирное и гордость хамства!
Прекон.
Молчать!
ТИВЕРИЙ ЦЕЗАРЬ -- СЕНАТУ, ПРИВЕТСТВУЯ
Отцы конскрипты, если вы и дети ваши пребываете в добром здравии -- это изобилие благ: мы здесь с друзьями нашими пребываем в таком. Попеченья о республике, несмотря на телесное наше отсутствие, не могут не присутствовать в мыслях наших; хотя, часто, даже и более присутствующему государю бывает сокрыта истина о его личных делах, чего хуже для государства не случается и чем до крайности бывает затруднено искусство управления. Однако, удостоившись благотворного счастья пользоваться содействием и искусством столь бдительного сената, мы, признаемся, разрешили себе некоторую снисходительность в отношении собственных удовольствий, не по небрежению к должности, но по уверенности в отсутствии нужд. В равной мере, ни низкие слухи, многими распространяемые про наше уединение, ни гнусные подметные письма, ничуть нас не огорчили: порожденные людским невежеством в большей мере, нежели злым умышлением, они обречены в небрежении ими найти скорую свою могилу, тогда как воспринятые, с чрезмерной чувствительностью способны усвоить нам свою клевету. Не угодно нам также, чтобы авторов их, хоть и сысканных, покарали, зане в государстве столь свободном как наше, всем подобает свободно пользоваться мыслью и речью".
Аррунций.
А! пиголица! пиголица!
"Тем не менее, в некоторых вещах, действительно и ближайшим образом касающихся величества государя, мы, боимся, были столь неестественно жестоки к собственной славе, что ими пренебрегли. Правда то, отцы конскрипты, что мы возвысили Сеяна из темного и почти неизвестного рода..."
Сенаторы.
Как, как?
"до высшей и пресветлейшей степени, величья и, надеемся, по заслугам, хотя и не без опаски: отъявленной дерзостью со стороны правителя является -- ради любви к одному навлекать на себя ненависть всех своих подданных".
Аррунций.
Задело -- в пот вогнал!
"Но мы полагаемся на вашу любовь и понимание и никоим образом не подозреваем, что заслуги нашего Сеяна способны обидеть кого-либо, оказанными ему почестями".
Сенаторы.
О! Правда! Правда!
"Хотя нам желалось, чтобы ревность его с большим спокойствием проявлялась в отношении Агриппины и наших племянников, несмотря на то, что явность их действий обнаружила всю их виновность и чтобы он помнил, что невинность никогда так не бывает защищена, как тогда, когда она подкрепляется милосердием, возможность пользоваться которым он настолько, в правом гневе своем отнял у нас, что сейчас наше помилование сочтут лишь усталой жестокостью, буде мы решим его применить".
Аррунций.
Спасибо! Ждал я этого. Лисище!
"Были некоторые такие, которые хотели объяснить его общественное усердие личным честолюбием и тем, что, под предлогом служения нам, он желал удалить помеху себе: ссылаясь на связи, которые он создавал себе среди преторианских солдат, своими сговорами в Сенате, и при дворе, должностями, которые он занимал и раздавал другим, на его известность и от него зависимость, его настойчивость и почти принужденье нас к отъезду и, наконец, на его стремление стать нашим зятем".
Сенаторы.
Странно!
Аррунций.
Приметам вашим буду верить, Марк!
"Премудрость ваша, отцы конскрипты, может разобрать и оценить эти наущения. Но что касается нашего разрешающего голоса, думаем признать их, как и считаем их, весьма хитрыми".
Сенаторы.
О, все восстановил он этим! Слушать!
"И если предложат поверить их, то под ручательством жизнью доводчика. А то, что мы должны сказать или, вернее, чего мы не должны бы сказать, господа Сенат, если это верно, то да поразят нас боги и богини, если мы знали о том. Мы можем думать только, что плохо поместили свое достояние и заключить, что в этом выборе или мы забыли богов, или боги нас".
Сенаторы вскакивают с мест.
Аррунций.
Сиденья накаляются -- вскочили.
"Мы не скупились, почтенные отцы, на пере мены; никогда, однако, новое желанье не изменяло нашей привязанности или старой ненависти, но только необходимая ревность к государству, заставляющая мудрых правителей ежечасно заботиться о его благополучии и это показывает, какая сложная вещь оборона от скромнейшего врага, тем более от вельможи, который данную ему милость обращает на устрашение".
1-й сенатор.
Уйдем.
2-й сенатор.
Сиди, отец.
Котта.
Позвольте место.
Аррунций.
Боги! как листья треплет ветерок.
"Мы потому желаем, чтобы им исполняемые обязанности были схвачены Сенатом, а сам он отрешен от всех должностей и прав..."
Сенаторы.
Как?
Санквиний.
Можно?
Аррунций.
Черепаха! Где Гатерий?
Подагрой к постоянству принужден,
Но пляска признак бури.
Сеян.
Не читайте!
Регул.
Отцы Сената, по местам! Читай.
Сеян.
Письмо подложно.
Регул.
Стража! Успокойтесь.
Входит Лакон со стражей.
Аррунций.
Вот смена.
Регул.
Успокой и дальше.
Прекон.
Тише!
"...а сам отрешен от всех должностей и прав, пока не будет вынесен должный и полный приговор, устанавливающий его невиновность, в которой мы теперь вынуждены ощутить явную необходимость усомниться. Если отцы конскрипты, вашей далеко проницательной мудрости откроются дальнейшие дела -- или дальнейшие меры, как-то: конфискация земель, имущества или более того -- не нашей власти ограничивать ваше могущество и не нашему благоволенью разлагать ваше правосудие: последнее было бы оскорбительно для вас, а то и другое слишком безжалостно к нам самим. Мы охотно бы присутствовали в вашем совещании по этому делу, но опасность столь мощной партии; если заговор доказан, запрещает нам отважиться на это: разве только, если одному из консулов, безопасности нашей ради, поручено будет стать на стражу нашего дома, мы должны будем поспешить решиться на это. Вместе с тем, не пристало нам стеснять столь правосудный Сенат, знающий, насколько обижает невинного тот, кто щадит виновного и насколько благодарно бывает жертвовать богам жизнь неблагодарной личности. Этим мы не имеем в виду Сеяна (независимо от того, хотели ли вы к нему приглядеться -- и там еще имеется Латиарий, сенатор и Пипарий Натта, двое наиболее доверенных его пособника, совершенно отъявленных, против которых мы не хотели бы создавать предубеждения), но точную необходимость настоящего обстояния".
Регул.
Под стражу Латиария!
Аррунций.
О, шпик,
Почтенный шпик попался! Кто жалеет?
Вот вам за службу: вы ее считали
Собственностью -- вот куда пришла!
Уходят Латиарий и Натта под стражей.
Убрать прохвоста!
Сеян.
Разрешите...
Лакон.
Стой!
Идет на смерть, кто на вершок подастся
К мечу.
Сеян.
Нет у меня друзей здесь?
Аррунций.
Скрылись!
Где все приветствия и славословья?
Входит Макро.
Макро.
Привет мой консулам и честь Сенату!
Сеян.
В сторону.
Так Макро здесь? О, ты погиб, Сеян!
Макро.
Отцы, вы заседайте без боязни:
Макро милостью Цезаря поставлен
И принял власть над войском преторианцев
(Честь, коей облечен был сей гордец).
Он просит вас спокойно взвесить должный
Приговор заслужившим, опираясь
На всех солдат, трибунов, центурионов,
Нам подначальных здесь.
Регул.
Сеян! Сеян!
Стань здесь, Сеян!
Сеян.
Я вызван в суд?
Макро.
Да, ты!
Ты, наглое чудовище!
Сеян.
Как, Макро?
Бывало иначе меж мной и вами,
Суд знает нас и разницу меж нами
И может, захоти он, подтвердить,
Чья наглость больше.
Макро.
Опустись, Тифей.
Ну, пусть моя. Слушай, так станет больше:
Схвачу за ноги, обдеру одежду,
Ступлю на бороду и нос. Пристало
(Никто тебя не вздумает жалеть)
Так поступать с неблагодарным гадом:
О земь и вон мозги.
Регул.
Прочь!
Макро.
Если смею
Жестоким стать, то хорошо пытать бы
Изменника такого. Что ж, отцы,
Смутились и молчите, не судя
Несчастного, который чуть восстал
На милость Цезаря -- под приговором?
Флегра, равнина, где сыны Земли
Поднялись на богов, и та не знала
Столь гордого чудовища.
Регул.
Прочь с ним!
Вы, боги, Цезаря храните!
Трио.
Прочь с ним!
Гатерий.
Убрать его!
Котта.
В тюрьму!
Санквиний.
И поделом!
Сенаторы.
Венки на дверь!
Санквиний.
Пусть златорогий бык
В гирляндах из цветов ведется тотчас
На Капитолий.
Санквиний.
Чтоб заклаться в жертву
Юпитеру за Цезаря.
Трио.
Все боги
Храните Цезаря!
Котта.
Феб!
Санквиний.
Марс!
Гатерий.
Диана!
Санквиний.
Паллада!
Сенаторы.
И Юнона! И Меркурий!
Все!
Макро.
Прочь ты -- поношенье человекам!
Уходит Сеян под стражей.
Котта.
Все надписи изменника изгладить.
Трио.
Статуи повсеместно повалить.
Гатерий.
Ломай колеса колесницы!
Аррунций.
Ноги
У бедных неповинных лошадей
Ломайте то же.
Уходят Ликторы, Преконы, Макро, Регул, Трио, Гатерий, Санквиний. Остаются Лепид, Аррунций и немногие сенаторы.
Лепид.
Злая перемена.
И вихрь людских привязанностей.
Аррунций.
Будто
Тела и души в колесе Фортуны
И живы лишь вращением его.
Лепид.
Кто пожелает жить людским пристрастьем
Иль голосом, из тех, кто видел ныне
То, что все боги вздумай возвестить,
Сочли б за ложь -- падение Сеяна?
Он, тот, кто утром, горделивей солнца,
Прорвал туман дыхания клиентов
И восходил в таком же поклоненьи.
Каким у эфиопов солнце чтут!
Кого дворяне ждали раболепно,
Как конюхи, в его глазах читая
Не меньше жизни и судьбы людей!
Пред кем склонялись чаще, чем пред богом,
И в Риме не хватало алтарей
И этот пал! Пал! Не найдя ни взгляда
Приязни, ни такого утешенья
Бесплодного в борьбе, как состраданье.
Аррунций.
Все, кто толклись в его лучах, как мошки
И тщились окружать его -- пропали,
Гнушаются и рядом с ним сидеть!
Те, кто ему прислуживал в сенате,
Бесчеловечно волокут в тюрьму,
За кем поутру шли как за владыкой!
Под стражей в улицах, в цепях, как беглый,
Железо вместо роз, пинки -- поклоны,
Позор за славу, ругань за почет!
Кто станет верить счастью?
Лепид.
Тот, кто хочет
Его добычей стать и забывает,
Когда оно льстит -- что кружит над жертвой.
Будь люди рассудительней, Фортуна,
Не быть тебе в богах: мы вознесли
Тебя по глупости.
Крики во вне.
Храните боги,
Цезаря! Боги, Цезаря храните!
Вводят Макро и различные сенаторы.
Макро.
Ну, что Сеян? Ты, взявший государство
И благородных мнивших гнать бичем,
Хотевший Цезаря учить и службы
И званья раздавать! Перед желаньем
Которого ломала шапку власть,
Чьим словом все голосовали -- эхо!
Кто ждал поклон за двадцать саженей,
Кто жаждал пирамид, куда там, -- храмов
Для гордости своей,-- лежишь так низко,
Как спесью был высок!
Регул.
Хвала богам!
Сенаторы.
И слава Макро, кем наш Рим спасен!
Свобода! Свобода! Свобода! Вывесть
И славить Макро, кем наш Рим спасен!
Уходят, кроме Аррунция и Лепида.
Аррунций.
Я предвещаю без сенатской лести,
Что этот Макро скоро станет в Риме
Чудовищем гораздо боле крупным
Чем тот, кто пал.
Входит Теренций.
Теренций.
О, вы, чьи души добры
И человеколюбья не лишились,
В ком свилось добродетели настолько,
Что жалок им злодей средь мук своих,
Дай слуху слышать и глазам оплакать
Дела людей, скорей деянья фурий.
Свирепая толпа, что, как всегда,
Не знала ни любви, ни злобы, рада
Лишь ярость власти показать, поймав
Слух темный о Сеяновом закате,
Сейчас со спешкой, яростью и пылом,
С какими поглощается пространство
К большой борьбе иль новому театру,
Ворвалась в Капитолий, в Цирк Помпея,
Где точно волкодав, грызущий камни,
Как будто чувства есть и у статуй
К той дикой злобе, их сначала сбила,
Потом веревкой волокла вдоль улиц,
Крича: "Вот, вот, вот -- голова вельможи,
Увенчанная в ароматах; вот
Кого так почитали в Риме!" Тут
Пошли в работу молотки и горны,
Сеян великий треснул, член за членом
Роняя в печь плавильни.
Аррунций.
Гнев толпы!
Теренций.
Сенат, собравшийся в Согласья храме,
Догнать спешили и давясь орали:
"Дай нам его судить, дай в воду бросить,
Ведь он на берегу лежит!" "Вперед!"
Их вестники кричали опоздавшим --
"Его осудят раньше нас". Беги, хам,
Отчаянно спеши, добыча страха,
Чтоб их рабы про лень не донесли,
И дрожь их тел на этот крик ловили.
Во всю дорогу несся смутный вой,
Вопили: "Рады: выносить не могут",
Хотели знать, кто он, каков лицом,
Какая борода, рот, нос. Заверю --
Никто не предсказал бы дел своих.
Не думали: умен ли, храбр, узнать
Желали платье, как, где умер,
И ни одна скотина не спросила,
Чем виноват он, кто его судил,
Какой уликой, чьим доносом свергнут.
Болтали -- многословное письмо
Пришло о нем с Капреи. Так ли это?
О, хватит, где же там искать!
Лепид.
Увы,
С Фортуной ненавидят осужденных,
Виновны или нет.
Аррунций.
Но будь Сеян
Счастливей и тесни победоносно
Тиверия, как в эту же минуту
Вся сволочь, что беснуется теперь.
Сеяна б в Цезари произвела.
Лепид.
Что было дальше?
Теренций.
Приговор Сената
Снять голову и, чуть успела пасть,
Она и злополучный труп был схвачен
Свирепым множеством, что не мирясь,
На сделанном законом государства,
Взялось терзать их. Тысячи голов,
Тысячи рук, пять тысяч ртов и глоток
Пошли на злобы хитрые дела.
Забыли старцы возраст -- стыд девицы,
Myжей их жены, матери -- детей,
Все, горе смыв весельем низложенья,
Неслись в восторге ярости своей,
Кто лез к его лицу, а кто к затылку,
Кто вырывал глаза, а этот мозгом
Кропил себя и дом своих друзей.
Других видали: кто волочит руку
И по клочкам на намять раздает,
Кто ляжку тащит, сам ее отрезав,
Кто ногу, палец, палец от ноги,
Кто легкое, кто сердце, -- нет ни срока,
Чтоб месть излить, ни места проклинать.
Отныне -- невозможное свершилось:
Все, что мы звали -- царственный Сеян
И рядом с Цезарем владело светом,
Зверски растерзано, не ищет гроба.
Покрылись жалкие обрывки пылью.
Их прах нигде, мгновенно погребен.
Входит Вестник.
Аррунций.
Еще Сеян?
Вестник.
Да!
Лепид.
Что еще прибавишь --
Он умер?
Вестник.
То, что жалость в вас вселит,
Что может довести и целый Рим,
И Цезаря до слез, хоть негодяя
И не было преступней, но тиранство
Мучений, может вызвать даже плач.
Сын с дочерью умершего Сеяна
(А первый так еще невинен был,
Что обнимал руками шею ката)
Для казни были схвачены в дому.
Дочь так проста, что спрашивала всех:
"Куда ведут?" "Зачем схватили их?"
Кричала: "Я не буду" и просила:
"Пусть лучше высекут, а как закон
Не позволяет нам казнить девицу,
То хитрый и жестоко-злобный Макро
Ее отдал растлить и опозорить
Бесстыдной страсти грубых палачей,
Чтоб после удавить с несчастным братом.
Лепид.
О, дело ада, ночь зовущее
Укрыть от мира.
Вестник.
Бросили тела
В Гемоний (я не знаю, как вернулась,
Пожалуй случай), там нашла их мать
Их, изгнанная раньше Аниката,
Лежащими на ступенях позорных;
В ней точно мир безумия возник,
Терзала волосы, в лицо впивалась,
Грудь била и живот, упала ниц,
Крича то к ним, то к небу, наконец,
Так громок стал ее безумный голос,
Так полон черной и безумной злобы,
Что мог сразить богов и покатить
К востоку солнце, что! подвинуть древний
Хаос вернуться, чтобы поглотить
И нас, и мир. Весь воздух до небес
Наполнила пристрастною молитвой,
Тиранство вызывала, вопрошала,
В чем провинились дети и она,
Что понесли подобное возмездие,
А живы Ливия, Лигдий и Эвдем,
Кем, говорит, и доказать берется
Сенату с Цезарем, отравлен Друз.
Лепид.
В согласьи с мужем.
Вестник.
Да!
Лепид.
Поступок странный.
Аррунций.
И странно он открыт. А зверь мой,
Толпа? Переметнулась снова? Правда?
Вестник.
Упала ярость и пошли рыданья
О совершенном зле.
Лепид.
Спасибо, сволочь!
Вестник.
Часть так была слаба иль так глупа,
Что, оправдав его, пустилась в слезы,
И. многие, кто был в его крови
И нес куски растерзанного трупа,
Решили их собрать и вновь сложить.
Лепид.
Как путает игру Фортуна, взявшись
Ее начать: мчит, тянет, усложняет
И путает своим капризом страстным.
Аррунций.
Фортуна, думаешь ли оправдаться
В неверно помещенной доброте,
Ужасной казнью? Берегитесь, люди,
Стоящие в триглифе государств,
Хвалиться вашей сонной высью -- рухнув,
Вы брызги и ничто вас не спасет,
А кто жалеет вас: безумен тот.
Теренций.
Примером этим, дерзкий человек,
Учись не надмеваться над богами:
Несносна мудрость та, что их хулит,
Тем боле небрежет иль презрит власть их --
Того, кто утру предстоял в величьи,
Под вечер в пыль растоптано обличье.