Прежде, чѣмъ Тиціанъ собрался что-либо отвѣтить, главныя двери покоя были отворены настежъ, хотя и осторожно, безъ шума, и въ комнату вступили преторъ Люцій-Аврелій Веръ, жена его Домиція-Люцилла, молоденькая Бальбилла и позади всѣхъ исторіографъ Анней Флоръ.

Всѣ четверо были весело настроены и хотѣли тотчасъ же, послѣ привѣтствія императрицы, приступить къ разсказу о томъ, что видѣли на Лохія, но Сабина остановила ихъ движеніемъ руки.

-- Нѣтъ, нѣтъ, не теперь!-- прошептала она.-- Я чувствую себя измученной: это долгое ожиданіе, и потомъ... Мой флаконъ съ духами, Веръ!... Левкиппа, дай мнѣ воды съ фруктовымъ сокомъ, только не такъ сладко, какъ обыкновенно!

Греческая рабыня поспѣшила исполнить это приказаніе.

-- Не правда ли, Тиціанъ,-- томнымъ голосомъ продолжала императрица, поднося къ носу изящный, выточенный изъ оникса, флакончикъ,-- уже маленькая вѣчность, какъ мы толкуемъ съ тобой о государственныхъ дѣлахъ? Вамъ всѣмъ извѣстно, что я откровенна и не могу молчать, когда наталкиваюсь на превратныя воззрѣнія. Нова вы были въ отсутствіи, мнѣ пришлось много говорить и многое выслушать, а для этого нужны силы покрѣпче моихъ. Я еще удивляюсь, какъ вы не нашли меня въ болѣе жалкомъ положеніи!... Что можетъ быть такъ утомительнѣе для женщины, какъ необходимость энергически спорить съ мужчиной, защищающимъ совершенно противоположные ей взгляды?... Подай мнѣ воду, Левкиппа!

Пока императрица, безостановочно двигая тонкими блѣдными губами, маленькими глотками выпивала поданный ей фруктовый сокъ, Веръ подошелъ къ Тиціану и шепотомъ спросилъ его:

-- Ты долго былъ наединѣ съ Сабиною, братецъ?

-- Да,-- отвѣчалъ Тиціанъ, стиснувъ зубы и сжавъ, кулаки съ такою силой, что Веръ не могъ ошибиться относительно того, что онъ при этомъ думалъ.

-- Ее надо жалѣть,-- тихо возразилъ онъ,-- именно теперь на нее находятъ минуты...

-- Какія минуты?-- спросила Сабина,-- отнимая бокалъ отъ губъ.

-- Такія,-- не зачинаясь отвѣчалъ Варъ,-- когда мнѣ нѣтъ надобности заботиться о сенатѣ и государственныхъ дѣлахъ. Кому опять-таки, какъ не тебѣ, обязанъ я этимъ?

Говоря это, онъ приблизился въ матронѣ съ нѣжною заботливостью, какъ внимательный сынъ къ горячо любимой, страдающей матери, и взялъ изъ рукъ ея осушенный ею бокалъ, чтобы передать его гречанкѣ.

Императрица нѣсколько разъ ласково кивнула претору въ знакъ благодарности и проговорила потомъ замѣтно повеселѣвшимъ голосомъ:

-- Ну, разсказывайте! Что же вы видѣли на Лохіи?

-- Чудеса!-- быстро отвѣчала Бальбилла, обрадовавшись, что ей наконецъ позволили говорить, и всплескивая своими маленькими, красивыми руками.-- Кажется, будто какой-то пчелиный рой или муравейникъ проникъ въ этотъ старый дворецъ,-- такъ много трудится тамъ и бѣлыхъ, и коричневатыхъ, и черныхъ рукъ. Сколько ихъ, мы не могли и счесть; но изъ сотенъ рабочихъ, которые двигаются и хлопочутъ, куда ни взглянешь, ни одинъ не мѣшаетъ другому, ибо какъ предусмотрительная мудрость боговъ указываетъ пути звѣздамъ на темномъ покровѣ божественной ночи,-- пути, на которыхъ онѣ никогда не могутъ столкнуться,-- такъ и движеніями всѣхъ этихъ людей управляетъ маленькій человѣкъ.

-- Я долженъ вступиться за архитектора Понтія,-- перебилъ разсказчицу Веръ.-- Онъ человѣкъ по крайней мѣрѣ средняго роста.

-- Пусть будетъ по-твоему!-- возразила Бальбилла.-- Чтобъ удовлетворить твоему чувству справедливости, скажу, что ими управляетъ человѣкъ по крайней мѣрѣ средняго роста, съ свиткомъ папируса въ правой и свинцовымъ штифтомъ въ лѣвой рукѣ. Въ такомъ видѣ тебѣ болѣе нравится мой разсказъ?

-- Онъ никогда не можетъ мнѣ не нравиться,-- возразилъ преторъ.

-- Дай же Бальбиллѣ продолжать!-- обратилась къ нему императрица.

-- Мы видѣли хаосъ,-- снова начала дѣвушка.-- Но среди общаго безпорядка уже чуятся условія будущей гармоніи творенія; ихъ даже можно видѣть глазами...

-- А на нѣкоторыя изъ нихъ прямо наталкиваешься ногами!-- снова со смѣхомъ перебилъ ее преторъ.-- Будь тамъ темно и будь рабочіе червями, мы навѣрное передавили бы до смерти болѣе половины,-- такъ много кишело ихъ на полу...

-- Что же они тамъ дѣлали?-- спросила Сабина.

-- Все!-- не замедлила отвѣтомъ Бальбилла.-- Одни ровняли испорченныя мѣста, другіе накладывали новые куски мозаики тамъ, гдѣ старая была расхищена, а искусные художники малевали пестрыя фигурки на ровной гипсовой поверхности. Каждая колонна, каждая, статуя окружены высокимъ помостомъ, достигающимъ потолка; по этимъ помостамъ поднималась люди, тѣснясь какъ матросы, которые во время навмахіи взбираются на бортъ непріятельскаго корабля.

Щеки хорошенькой дѣвушки покрылись яркимъ румянцемъ,-- такъ живо вспомнила она все видѣнное ею,-- а полные выраженія жесты, которые она дѣлала въ продолженіе своей рѣки, заставляли дрожать густые локоны ея высокой прически.

-- Твое описаніе становится поэтическимъ,-- замѣтила императрица.-- Можетъ-быть вдохновенная муза уже нашептываетъ тебѣ новое стихотвореніе?

-- Всѣ девять Піэридъ,-- сказалъ преторъ,-- имѣютъ своихъ представительницъ на Лохіи. Восемь изъ нихъ мы видѣли; у девятой же, покровительствующей астрологамъ и изящнымъ искусствамъ, у великой Ураніи, на мѣстѣ головы покамѣстъ... отгадаешь ли ты, что, божественная Сабина?

-- Ну, говори же!

-- Соломенное помело.

Императрица, шутя, вздохнула.

-- Какъ ты думаешь, Флоръ,-- сказала она,-- нѣтъ ли между твоими учеными и пишущими стихи собратьями людей похожихъ на эту Уранію?

-- Во всякомъ случаѣ мы остроумнѣе богини,-- отвѣчалъ историкъ,-- потому что содержимое нашихъ головъ прикрыто твердою оболочкой черепа и болѣе или менѣе густыми волосами, между тѣмъ какъ Уранія откровенно показываетъ свѣту свою солому.

-- Судя по твоимъ словамъ,-- воскликнула Бальбилла, со смѣхомъ указывая на свои густые локоны,-- можно подумать, что мнѣ было особенно необходимо скрыть, что находится подъ этими волосами.

-- Пѣвица Лесбоса также называлась "велекудрой",-- съ поклономъ возразилъ Флоръ.

-- И ты дѣйствительно наша Сафо!-- сказала жена претора, Люцилла, прижимая къ груди своей руку дѣвушки.

-- Серьезно; не хочешь ли ты изложить въ стихахъ, что ты видѣла сегодня?-- спросила императрица.

Дѣвушка на минуту потупила глаза, но потомъ весело сказала:

-- Отчего же нѣтъ?... Все удивительное, всё выходящее изъ ряду вонъ, всегда меня вдохновляетъ.

-- Но послѣдуй совѣту грамматика Аполлонія,-- горячо замѣтилъ Флоръ.-- Ты -- Сафо нашего времена и потому должна бы слагать стихи свои не на аттическомъ, а на древне-эолійскомъ нарѣчіи.

Веръ расхохотался. Императрица, грудь которой была слаба, тихо, но порывисто и рѣзко засмѣялась.

-- Вы думаете,-- съ живостью спросила Бальбилла,-- что мнѣ не удастся достигнуть этого?... Завтра же начну упражняться въ древне-эолійекомъ діалектѣ.

-- Брось это намѣреніе!-- сказала, обнимая ее, Домиція-Люцилла,-- самыя простыя твои пѣсни всегда были самыми прекрасными.

-- Я не желаю, чтобъ надо мной смѣялись,-- упрямо горячилась Бальбилла.-- Черезъ нѣсколько недѣль я буду въ состояніи писать по древне-эолійски, потому что я могу все, что только захочу,-- все, все!...

-- Что за упрямая головка подъ этими кудрями!-- сказала императрица и милостиво погрозила ей пальцемъ.

-- И какія способности!-- воскликнулъ Флоръ.-- Мнѣ говорилъ ея учитель грамматики и метрики, что изо всѣхъ его учениковъ лучше всѣхъ была дѣвушка благороднаго происхожденія, и притомъ поэтъ, однимъ словомъ -- Бальбилла.

Слова эти вызвали яркую краску удовольствія на щеки той, въ которой они относились.

-- Ты льстишь мнѣ,-- спросила она радостнымъ и нѣсколько взволнованнымъ голосомъ,-- или дѣйствительно Гефестіонъ говорилъ тебѣ что-либо подобное?

-- Увы!-- воскликнулъ преторъ.-- Гефестіонъ былъ и моимъ учителемъ; слѣдовательно, я принадлежу къ тѣмъ ученикамъ, которыхъ Бальбилла такъ далеко оставила позади себя. Впрочемъ, для меня это не новость: александріецъ говорилъ мнѣ то же самое, что и Флору, и я не настолько горжусь своими стихами, чтобы не чувствовать справедливости его сужденія.

-- Вы слѣдуете различнымъ образцамъ,-- замѣтилъ Флоръ:-- ты -- Овидію, она -- Сафо; ты пишешь по-латыни, она -- по-гречески. Кстати, ты еще возишь съ собою любовныя пѣсни своего Овидія?

-- Постоянно,-- подтвердилъ Веръ,-- какъ Александръ своего Гомера.

-- И, вѣроятно, изъ уваженія къ учителю, супругъ твой при помощи Венеры старается согласоваться съ его произведеніями и въ жизни?-- прибавила императрица, обращаясь къ Домиціи-Люциллѣ.

Стройная, красивая римлянка ограничилась легкимъ пожатіемъ плечъ въ отвѣтъ на этотъ не особенно любезный намекъ, между тѣмъ какъ Веръ, поднявъ свалившееся на полъ шелковое одѣяло, заботливо укутывалъ имъ колѣни Сабины.

-- Высшее счастіе,-- прошепталъ онъ ей,-- заключается для меня въ томъ, что я пользуюсь материнскою благосклонностью побѣдоносной Венеры. Но ты не дослушала нашего повѣствованія до конца: наша лесбійская лебедь повстрѣчалась на Лохіи съ другою пищей въ образѣ талантливаго скульптора.

-- Съ какихъ это поръ стали причислять ваятелей къ птицамъ?-- спросила Сабина.-- Ужь если ихъ можно сравнить съ какими-либо изъ нихъ, такъ это развѣ съ дятлами!

-- Да, когда они трудятся надъ деревомъ,-- засмѣялся Веръ.-- Но нашъ художникъ -- помощникъ Паппія и производитъ величественныя фигуры изъ благороднаго вещества. Впрочемъ, на этотъ разъ онъ дѣйствительно приготовлялъ свою статую изъ совершенно удивительнаго матеріала....

-- Веръ потому, вѣроятно, называетъ нашего знакомаго птицею,-- прервала претора Бальбилла,-- что онъ, когда мы приближались къ перегородкѣ, за которой онъ работаетъ, такъ чисто, весело и громко насвистывалъ губами какую-то пѣсню, что она, пересиливая шумъ и говоръ рабочихъ, раздавалась изъ конца въ конецъ огромнаго пустаго зала. Пѣніе соловья не бываетъ мелодичнѣе. Мы остановились и слушали. Наконецъ, этотъ веселый малый замолчалъ и потомъ, услыхавъ голосъ архитектора, крикнулъ ему изъ-за своей перегородки: "Теперь дѣло за головой Ураніи. Ужь она окончательно обрисовалась-было у меня въ воображенія; еще нѣсколько часовъ работы и я бы ее покончилъ, по Паппій говоритъ, что у него есть готовая въ запасѣ. Любопытно будетъ посмотрѣть, что за приторное, дюжинное лицо налѣпитъ онъ мнѣ на этотъ торсъ, которымъ я до сихъ поръ положительно остаюсь доволенъ. Припаси-ка мнѣ хорошенькую модель для бюста Сафо! У меня просто мурашки, по кожѣ бѣгаютъ я я въ такомъ возбужденномъ состояніи, что теперь, кажется, мнѣ все удастся, за что я ни примусь!"

Послѣднія слова Бальбилла произнесла, стараясь подражать голосу молодаго художника, и, замѣтивъ улыбку на лицѣ императрицы, съ живостью продолжала:

-- Все это дышало такою свѣжестью, такъ очевидно исходило прямо изъ сердца, полнаго весельемъ, сознаніемъ силы и жаждой творчества, что я пришла въ восторгъ и всѣ мы приблизились въ перегородкѣ, чтобы просить у ваятеля разрѣшенія взглянуть на его работу...

-- И что же вы нашли?-- спросила Сабина.

-- Сначала онъ на-отрѣзъ отказался допустить насъ за свою ограду,-- отвѣчалъ преторъ,-- но Бальбилла съ женскою ловкостью съумѣла выманить у него позволеніе проникнуть туда. И дѣйствительно длинновязый малый этотъ кое-чему да научился. Драпировка одежды, покрывающей тѣло Ураніи, совершенно соотвѣтствуетъ возможной дѣйствительности, роскошна, выполнена съ силой и умѣньемъ и удивительно тонкой работы. Муза его, глядя на звѣзды, плотно окутываетъ плащомъ свои стройные члены, будто защищая ихъ отъ ночной прохлады. Докончивъ съ этою статуей, онъ займется нѣсколькими женскими бюстами, которые нужно реставрировать. На одинъ изъ нихъ, изображающій, сколько помнится, Веронику, онъ еще сегодня же поставитъ новую, уже готовую, голову,а для Сафо я предложилъ ему взять себѣ моделью Бальбиллу.

-- Прекрасная мысль!-- сказала императрица.-- Если бюстъ удастся, я увезу его съ собою въ Римъ.

-- Я охотно посижу передъ нимъ!-- воскликнула дѣвушка.-- Этотъ веселый художникъ мнѣ понравился.

-- Какъ и Бальбилла ему,-- прибавила жена претора.-- Онъ глядѣлъ на нее какъ на какое-то чудо и добился отъ нея обѣщанія отдать ему завтра, если ты позволишь, свою головку въ полное его распоряженіе на три часа.

-- Онъ начинаетъ съ головы,-- вздыхая, произнесъ Веръ.-- Что за счастливцы, подумаешь, эти художники! Ему она, не задумываясь, позволитъ поворачивать себѣ голову и устраивать складки своего пеплума, а вѣдь вотъ когда сегодня приходилось обходить гипсовыя болота и цѣлыя лужи свѣжей краски, она едва позаботилась о подолѣ своей одежды и ни разу не позволила мнѣ перенести себя черезъ худшія мѣста, хотя и знаетъ, сколько бы я далъ, чтобы подержать такое милое созданіе!...

Бальбилла вспыхнула и сказала, нѣсколько разсердившись:

-- Право, Веръ, я не потерплю, чтобы ты такъ со мною говорилъ! Запомни это разъ навсегда: я такъ не люблю всего нечистаго, что мнѣ и безъ поддержки легко его избѣгать.

-- Ты слишкомъ строга,-- съ безобразной улыбкой перебила ее императрица.-- Не правда ли, Домиція-Люцилла, она должна бы дать твоему супругу право услуживать ей?

-- Если императрица находитъ это приличнымъ и должнымъ,-- отвѣтила та, поднимая плечи и съ многозначительнымъ жестомъ.

Сабина поняла смыслъ этого движенія и снова безобразно зѣвнула.

-- Въ наше время,-- сказала она шутливо,-- надо быть снисходительной къ супругу, который избралъ своимъ неразлучнымъ спутникомъ любовныя пѣсни Овидія.... Что тамъ такое, Тиціанъ?

Уже въ то время, когда Бальбилла разсказывала о своей встрѣчѣ съ ваятелемъ Поллуксомъ, дворецкій подалъ префекту важное, требовавшее безотлагательнаго прочтенія, письмо.

Сановникъ удалился съ нимъ въ глубину покоя, сломалъ печать и только-что дочиталъ его до конца, когда императрица обратилась къ нему съ вопросомъ.

Маленькіе глаза Сабины, дѣятельно слѣдившіе за всѣмъ, что происходило вокругъ нея, тотчасъ же замѣтила безпокойное движеніе префекта, когда онъ складывалъ полученное имъ посланіе.

Въ немъ, очевидно, заключалось что-нибудь важное.

-- Письмо это,-- отвѣчалъ Тиціанъ на вопросъ императрицы,-- настоятельно требуетъ моего возвращенія въ префектуру. Позволь же мнѣ откланяться! Въ скоромъ времени я надѣюсь имѣть возможность сообщить тебѣ кое-что пріятное.

-- Что заключается въ этомъ письмѣ?

-- Важныя извѣстія изъ провинціи,-- спокойно отвѣчалъ префектъ.

-- Нельзя ли намъ съ ними познакомиться?

-- На этотъ вопросъ я долженъ, къ сожалѣнію, отвѣтить отрицательно, получивъ отъ кесаря приказаніе хранить это дѣло въ совершенной тайнѣ. Распоряженія, которыя мнѣ приходится по нему сдѣлать, требуютъ чрезвычайной поспѣшности и я вижу себя вынужденнымъ проститься съ тобою немедленно.

-- Сабина съ ледяною холодностью отвѣтила на прощальный поклонъ префекта и тотчасъ же велѣла вести себя во внутренніе покои, чтобы приготовиться въ ужину.

Бальбилла послѣдовала за ней, а Флоръ отправился въ "Олимпійскую трапезу", превосходную харчевню нѣкоего Ликорта, о которой римскіе гастрономы разсказывали ему чудеса.

Веръ остался съ глазу на глазъ съ своею женой.

-- Ты позволишь мнѣ отвести тебя въ твое помѣщеніе?-- спросилъ онъ, съ любезнымъ видомъ подходя къ ней.

Домиція-Люцилла бросилась на подушки, закрыла лицо обѣими руками и не отвѣчала ни слова.

-- Ты позволишь мнѣ?-- повторилъ преторъ.

Снова не получивъ никакого отвѣта, онъ подошелъ къ женѣ и положилъ руку на нѣжные, изящные пальцы, скрывавшіе ея лицо.

-- Ты, кажется, на меня сердишься?-- сказалъ онъ съ нѣкоторою нѣжностью въ голосѣ.

-- Оставь меня!-- воскликнула она, мягкимъ движеніемъ отстраняя отъ себя его руку.

-- Да, я, къ сожалѣнію, долженъ тебя оставить,-- со вздохомъ произнесъ Веръ.-- Дѣла призываютъ меня въ городъ и я...

-- И ты заставишь молодыхъ александрійцевъ, съ которыми ты вчера пировалъ цѣлую ночь, показывать себѣ новыхъ красавицъ... Я это знаю.

-- Здѣсь есть дѣйствительно женщины невѣроятной красоты,-- совершенно не смущаясь, отвѣчалъ Веръ,-- бѣлыя, смуглыя, мѣдно-красныя, черныя, и каждая изъ нихъ въ своемъ родѣ очаровательна. Просто не устаешь ими любоваться!...

-- А твоя жена?-- спросила Люцилла, подымаясь съ подушекъ и пристально глядя ему въ глаза.

-- Жена моя?... Да, прекраснѣйшая жена, или супруга. Это -- очень важный, почетный титулъ, но онъ не имѣетъ ничего общаго съ наслажденіями жизни. Развѣ я могу ставить тебя на одну доску съ тѣми бѣдными созданіями, которыя сокращаютъ мнѣ годы досуга?...

Домиція-Люцилла уже давно привыкла въ подобнымъ выраженіямъ со стороны мужа, но на этотъ вазъ ей было горько слышать ихъ. Она скрыла однако свою жгучую боль и, скрестивъ руки на груди, рѣшительно и съ достоинствомъ сказала:

-- Такъ продолжай же свой жизненный путь съ своимъ Овидіемъ и съ своими амурами, но не пытайся раздавить невинность подъ колесами твоей колесницы!

-- Ты намекаешь на Бальбиллу?-- спросилъ преторъ и громко расхохотался.-- Она умѣетъ защищаться сама и слишкомъ умна, чтобы попасться въ руки эротамъ. Милому сынишкѣ Бенеры нечего и дѣлать съ такими добрыми друзьями, какъ мы.

-- И я могу тебѣ вѣрить?

-- Даю тебѣ слово, что мнѣ отъ нея ничего не нужно, кромѣ нѣсколькихъ ласковыхъ словъ,-- воскликнулъ онъ, съ чистосердечнымъ видомъ протягивая руку женѣ.

Люцилла только слегка коснулась до нея пальцами.

-- Отошли меня обратно въ Римъ,-- сказала она, помолчавъ.-- Я несказанно стосковалась по дѣтямъ, особенно по нашемъ мальчикѣ.

-- Нельзя,-- серьезно возразилъ Веръ,-- теперь нельзя! Ты уѣдешь, надѣюсь, черезъ нѣсколько недѣль.

-- Отчего же не ранѣе?

-- Не спрашивай меня объ этомъ.

-- Матери естественно желать узнать, почему ее разлучаютъ съ ея лежащимъ въ колыбели сыномъ.

-- Эта колыбель стоитъ теперь въ домѣ твоей матери, которая нѣжно, повѣрь, заботится о нашихъ малюткахъ. Потерпи немного, ибо то, къ чему я стремлюсь для тебя, для себя, для нашего сына, такъ велико, такъ необычайно велико и трудно, что въ состояніи уравновѣсить долгіе годы одиночества и скуки.

Эти послѣднія слова Веръ произнесъ тихо, но съ тѣмъ достоинствомъ, которое было свойственно ему въ самыя торжественныя минуты его жизни. Прежде чѣмъ онъ окончилъ рѣчь, Люцилла уже вскочила съ своего мѣста и судорожно схватила его за руку обѣими своими руками.

-- Ты стремишься къ пурпуру?-- спросила она боязливымъ шепотомъ.

Онъ утвердительно кивнулъ на это головой.

-- Такъ это потому?-- пробормотала она.

-- Что потому?

-- Твои отношенія съ Сабиной...

-- Нѣтъ, не потому только. Она жестка и непріятна въ обращеніи съ другими, но ко мнѣ, съ самаго моего дѣтства, всегда была добра и ласкова.

-- Меня она ненавидитъ.

-- Терпѣніе, Люцилла, терпѣніе! Настанетъ день, когда ты будешь супругой кесаря, а прежняя императрица... Но объ этомъ я умолчу. Ты знаешь, что я привязанъ къ Сабинѣ и искренне желаю долгой жизни императору.

-- А усыновленіе?

-- Тише! Кесарь ужь думаетъ о немъ, а Сабина горячо его желаетъ.

-- Можетъ ли оно послѣдовать въ скоромъ времени?

-- Кто въ состояніи сказать, на что рѣшится кесарь черезъ какой-нибудь часъ... Но можетъ-быть онъ приметъ окончательное рѣшеніе тридцатаго декабря.

-- Въ день твоего рожденія?

-- Да, онъ справлялся о немъ и, вѣроятно, поставитъ мой гороскопъ въ ту самую ночь, когда я впервые увидѣлъ свѣтъ.

-- Значитъ, звѣзды должны рѣшить нашу участь?

-- Не однѣ звѣзды. Адріанъ долженъ самъ быть расположеннымъ истолковать ихъ положеніе въ мою пользу.

-- Чѣмъ я могу тебѣ помочь?

-- Покажи себя въ обращеніи съ кесаремъ совершенно такою, какова ты дѣйствительно.

-- Благодарю за эти слова и болѣе не прошу тебя отпустить меня къ дѣтямъ. Еслибы быть женою Вера значило что-либо болѣе почетнаго титула, я и не желала бы новаго достоинства подруги кесаря...

-- Я не пойду сегодня въ городъ и останусь съ тобой. Довольна ты?

-- О, да, да!-- воскликнула Люцилла и подняла уже руку, чтобъ обвить ею шею своего красиваго супруга, но Веръ тихо оттолкнулъ ее отъ себя..

-- Оставь эти пастушескія забавы!-- шепнулъ онъ ей.-- Онѣ не совмѣстимы съ погоней за кесарскою порфирой.