1760.
Вечеромъ 22-го марта 1760 года, Джэкобъ Трефольденъ, купецъ и альдерманъ города Лондона, лежалъ на смертномъ одрѣ, въ одной изъ комнатъ громаднаго дома на Базингольской улицѣ.
Уже стемнѣло, и въ домѣ все было мрачно, безмолвно, какъ-бы въ ожиданіи страшнаго вѣстника смерти. Въ комнатѣ больного сидѣли двое докторовъ, знаменитости того времени: сэръ Джонъ Прингель, состоявшій при особѣ короля, и Джошуа Вардъ, котораго Гогартъ обезсмертилъ въ своей знаменитой карикатурѣ "Общество Гробовщиковъ".
Оба эти почтенныя лица очень мало говорили между собой, только иногда шопотомъ перекидывались словами и время отъ времени смотрѣли на свои часы, свѣряя ихъ съ большими бронзовыми часами, стоявшими на каминѣ. Точно такъ же время отъ времени они бросали взглядъ на постель, на которой почти сидя, окруженный множествомъ подушекъ, медленно кончался больной старикъ. Было что-то ужасно отталкивающее въ лицѣ старика, въ этомъ багровомъ, безчувственномъ, покрытомъ мокрыми компресами лицѣ. Глаза его были закрыты, губы распухли, дыханіе слабо, порывисто. Утромъ этого же самаго дня около полудня съ нимъ случился ударъ; его принесли домой съ биржи, въ этомъ же безчувственномъ, полумертвомъ состояніи. Старая экономка сидѣла подлѣ его постели безмолвная, испуганная. Внизу въ гостиной находились три его сына и стряпчій. Всѣ въ домѣ знали, что старику не прожить болѣе двухъ часовъ.
Между тѣмъ ночь уже совершенно наступила и окружающее безмолвіе становилось все тягостнѣе и тягостнѣе. Только изрѣдка по улицѣ проѣзжалъ экипажъ или стучался въ дверь лакей отъ кого-нибудь изъ сосѣдей, чтобъ узнать о здоровьѣ богатаго купца. Вскорѣ и это прекратилось; на небѣ появились звѣзды, на улицѣ тусклые масляные фонари.
-- Что жь намъ не даютъ свѣчей! воскликнулъ капитанъ Трефольденъ и тотчасъ позвонилъ въ колокольчикъ.
Свѣчи были принесены и тяжелыя штофныя занавѣсы опущены. Капитанъ Трефольденъ взялъ со стола газету; Фредерикъ Трефольденъ посмотрѣлся въ зеркало, поправилъ себѣ галстухъ, зѣвнулъ, понюхалъ табаку и углубился въ созерцаніе изящной формы своихъ ногъ; Вильямъ Трефольденъ пододвинулъ кресло къ столу и какъ-то безсознательно сталъ перелистывать страницы какого-то журнала. Кромѣ газетъ и журналовъ, на столѣ лежало еще и нѣсколько книгъ, между прочимъ только что вышедшіе, модные романы "Тристрамъ Шанди" извѣстнаго пастора Лоренса Стерна, и "Расселасъ" -- ученаго Самуэля Джонсона.
Всѣ три брата были такъ же удивительно похожи другъ на друга, какъ и непохожи, но всѣ они походили на своего отца, всѣ были молодцы и красивы собой. Старикъ Джэкобъ былъ родомъ изъ Корнвалиса и въ юности отличался красотой и высокой, статной фигурой. Капитанъ Трефольденъ не былъ такъ красивъ, какъ отецъ; Фредерикъ Трефольденъ не былъ такъ высокъ; Вильямъ Трефольденъ не былъ ни такъ высокъ и ни такъ красивъ, но, несмотря на это, всѣ они походили на отца, а потому и другъ на друга.
Капитанъ Джэкобъ былъ старшій изъ братьевъ. Отецъ предназначалъ его себѣ въ помощники, но онъ какъ-то не имѣлъ никакого расположенія къ индиго, а напротивъ питалъ самое горячее сочувствіе къ красному цвѣту, особливо къ красному, шитому золотомъ, и поэтому поступилъ въ армію. Проведя шумно и весело свою молодость, Джэкобъ отличился въ сраженіяхъ при Фонтевуа, Детингенѣ и Минденѣ, и теперь, сорока лѣтъ отроду, сдѣлалъ непростительную глупость, женившись по любви на дѣвушкѣ безъ имени и состоянія. Отецъ грозилъ за это лишить его всякаго наслѣдства, и впродолженіе послѣднихъ пяти мѣсяцевъ не пускалъ къ себѣ въ домъ. Братья были еще больше разгнѣваны на капитана чѣмъ отецъ, потому естественно, что встрѣтившись въ этотъ роковой вечеръ впервые послѣ долгаго времени, младшіе братья обходились со старшимъ очень принужденно и большею частью молчали.
Второму брату, Фредерику, было тридцать-шесть лѣтъ; младшему, Вильяму, тридцать. Фредерикъ ненавидѣлъ индиго, быть можетъ, еще болѣе Джэкоба, а всѣ мысли и понятія Вильяма были до того окрашены этимъ цвѣтомъ, что внѣ его, онъ ничего не вѣдалъ. Фредерикъ былъ легкомысленный, лѣнивый франтъ, гуляка и картежникъ. Вильямъ же, напротивъ, былъ дѣловой человѣкъ, холодный, методичный, честолюбивый. Ни одинъ изъ трехъ братьевъ не питалъ особой привязанности къ остальнымъ двумъ. Оно и очень понятно, ибо ихъ характеры и образъ жизни были совершенно различные и ихъ не связывала между собою никакая общая привязанность: мать ихъ умерла очень рано, отца они не любили, а сестры у нихъ никогда не было.
И такъ теперь всѣ три брата были собраны подъ отцовскимъ кровомъ въ этотъ достопамятный вечеръ, когда старикъ Трефольденъ находился въ такомъ положеніи, что его уже не могло спасти никакое человѣческое искуство. Всѣ они думали одно въ глубинѣ своего сердца, и въ ихъ мысляхъ не было ни сожалѣнія, ни молитвы. Бѣдный старикъ! Онъ былъ страшно богатъ, и такъ одинокъ, такъ покинутъ всѣми, и въ томъ числѣ даже людьми, которые, казалось, должны были его лелѣять. Никто его не любилъ, никто о немъ не заботился, а у него было чистыхъ денегъ -- полмильона!
Наконецъ, Фредерикъ Трефольденъ посмотрѣлъ на часы, и съ клятвой объявилъ, что онъ очень голоденъ.
-- Поѣшь чего-нибудь, братъ Фредъ, сказалъ капитанъ, и снова позвонивъ въ колокольчикъ, приказалъ накрыть столъ въ столовой.
Оба младшіе брата переглянулись съ едва скрытой улыбкой. Ясно было, что Джэкобъ принимаетъ на себя роль хозяина. "Хорошо, хорошо", думали они: "стряпчій Бевинтонъ здѣсь и намъ еще предстоитъ прочесть духовное завѣщаніе".
Между тѣмъ Фредъ и капитанъ сошли въ столовую; послѣдній пріѣхалъ издалека, и потому былъ не прочь присоединиться къ брату и съѣсть кусокъ холоднаго мяса. Мистеръ Вильямъ остался въ гостиной и только попросилъ чашку чаю, потому что онъ уже отобѣдалъ въ два часа, какъ всѣ скромные торговые люди.
Если что-нибудь могло быть угрюмѣе мрачной гостиной въ домѣ богатаго купца, то это, конечно, столовая. Стѣны ея были изъ чернаго дуба съ рѣзьбой, каминъ -- громадный саркофагъ изъ чернаго и бѣлаго мрамора; занавѣски на окнахъ штофныя, темномасаковаго цвѣта. Надъ каминомъ висѣлъ портретъ хозяина дома, писанный лѣтъ сорокъ тому назадъ. Все это при слабомъ свѣтѣ нѣсколькихъ восковыхъ свѣчей придавало комнатѣ какой-то торжественный, мрачный, гнетущій душу видъ. Самыя кушанья напоминали похоронные обѣды, особливо огромный пирогъ съ телятиной, стоявшій посрединѣ. Но такъ-какъ оба брата были очень голодны, то они на это не обратили никакого вниманія.
Капитанъ сѣлъ во главѣ стола и съ необыкновеннымъ проворствомъ воткнулъ вилку въ сердце большого пирога.
-- Если у тебя такой же помѣстительный желудокъ, какъ у меня, Фредъ, сказалъ онъ очень добродушно: -- то я увѣренъ, что ты сдѣлаешь хорошую брешь въ этой крѣпости.
-- Напротивъ, не могу терпѣть такихъ грубыхъ кушаньевъ, возразилъ франтъ, презрительно пожимая плечами:-- вотъ я вчера обѣдалъ съ сэромъ Гари Фаншо въ Гумомсѣ. Намъ подали рагу изъ восьмидневныхъ цыплятъ, и такую говядину а ла-модъ, что ты бы себѣ всѣ пальчики облизалъ, братъ Джэкобъ.
-- Я этотъ пирогъ не промѣнялъ бы ни на какой рагу въ свѣтѣ, отвѣчалъ капитанъ.
-- Въ сосѣдней съ нами комнатѣ обѣдали мистеръ Горасъ Вольноль и мистрисъ Клэйвъ, продолжалъ франтъ: -- и всего смѣшнѣе было то, что отправившись вечеромъ въ Воксалъ, мы опять ужинали рядомъ съ мистеромъ Горасомъ и мистрисъ Китти.
-- Налей себѣ вина, Фредъ, и передай мнѣ бутылку, сказалъ капитанъ, не понявъ, что было смѣшнаго въ разсказѣ брата.
-- Недурной портвейнъ! замѣтилъ Фредъ, щелкая языкомъ съ видомъ знатока:-- у старика-то славный погребъ!
-- Еще бы! отвѣчалъ капитанъ.
-- Но онъ никогда не умѣлъ пользоваться состояніемъ!
-- Никогда.
-- Какъ можно жить, напримѣръ, въ такомъ домѣ! воскликнулъ франтъ, окидывая взоромъ комнату:-- и еще въ Базенгольской улицѣ! Какъ можно держать такую кухарку и не имѣть собственнаго экипажа. Мы съ вами, сударь, лучше съумѣемъ употребить денежки-то.
-- Да, я полагаю, братъ Фредъ, отвѣчалъ капитанъ: -- бѣдный старикъ велъ жизнь скучную. Мы съ тобой, мнѣ кажется, могли бы сдѣлать его существованіе веселѣе.
-- Будь я проклятъ, если я знаю, какъ могли бы это сдѣлать! воскликнулъ Фредъ.
-- Да просто помогая ему въ дѣлахъ и живя дома, какъ нашъ меньшой братъ, отвѣчалъ капитанъ:-- этотъ мальчишка былъ для него лучшимъ сыномъ, чѣмъ мы съ тобою, братъ.
-- У Виля старая голова на молодыхъ плечахъ, сказалъ серьёзно Фредъ: -- ну, полно, братъ, говорить о пустякахъ, скажи-ка лучше, не знаешь ли ты, какъ старикъ распредѣлилъ свое состояніе.
-- Я столько же объ этомъ знаю, сколько эта бутылка портвейну.
Наступило минутное молчаніе. Въ сѣняхъ послышались чьи-то шаги. Оба брата стали прислушиваться, и потомъ взглянувъ другъ на друга, снова наполнили свои стаканы. Очевидно было, что одна и та же мысль занимала обоихъ.
-- Самое лучшее и справедливое было бы, Фредъ, сказалъ, наконецъ, благородный капитанъ:-- еслибы все состояніе онъ раздѣлилъ поровну между нами троими.
-- Поровну! произнесъ съ удивленіемъ Фредерикъ: -- нѣтъ, старикъ слишкомъ гордился своимъ состояніемъ, чтобъ на это рѣшиться. Я, напротивъ, полагаю, братъ Джэкобъ... Насъ никто не можетъ услышать?
Капитанъ всталъ и, выглянувъ въ сѣни, затворилъ дверь и воротился на свое мѣсто.
-- Никто не услышитъ, сказалъ, онъ: -- говори безъ всякаго опасенія.
-- Ну, такъ мое мнѣніе, что мы, младшіе сыновья, получимъ по шестидесяти или семидесяти тысячъ фунтовъ; а ты, какъ глава семейства, получишь все состояніе.
-- Можетъ быть, Фредъ, промолвилъ капитанъ.
-- А состояніе-то равняется тремстамъ сорока тысячамъ фунтовъ, прибавилъ Фредъ.
-- Мнѣ надо будетъ у тебя поучиться, какъ израсходовать столько денегъ, сказалъ капитанъ, улыбаясь.
-- Ужь я тебя научу жить покняжески. Ты купишь имѣнье въ Кентѣ, городской домъ въ Сого; ты заведешь лошадей, экипажи, ливрейныхъ лакеевъ, будешь имѣть свою собственную охоту, отличный погребъ, ложу въ итальянской оперѣ...
-- Да я не понимаю ни слова по-итальянски, возразилъ капитанъ.
-- Это ничего не значитъ. У тебя будетъ французскій поваръ, свой домашній пасторъ, арапъ-лакей; женѣ своей ты будешь дарить брильянты, а себѣ хорошенькихъ содержанокъ.
-- Погоди, погоди, Фредъ, снова перебилъ его капитанъ:-- я протестую противъ послѣдняго. Я уже старъ, и мое время прошло для такихъ забавъ.
-- Но, любезный братъ, ни одинъ знатный...
-- Я вовсе, не знатный, возразилъ капитанъ:-- я простой солдатъ, и сынъ простого купца.
-- Ну, такъ ни одинъ богатый и замѣчательный своими дарованіями человѣкъ...
-- Я еще небогатъ, Фредъ, сказалъ сухо капитанъ: -- а что касается до моихъ дарованій, то я думаю всего лучше объ нихъ не упоминать. Я человѣкъ неученый, ты это очень хорошо знаешь и... но что это, кто-то стучится? войдите.
Дверь отворилась; въ комнату вошелъ высокій мужчина, воинственнаго вида и съ загорѣлымъ лицомъ. Онъ держалъ въ рукахъ шляпу и палку и очень учтиво поклонился обоимъ братьямъ. Это былъ сэръ Джонъ Прингель.
-- Господа! сказалъ онъ торжественнымъ тономъ: -- я очень сожалѣю, что долженъ быть грустнымъ вѣстникомъ.
Оба брата молча встали, и капитанъ замѣтно поблѣднѣлъ.
-- Онъ, мой отецъ умеръ? произнесъ онъ дрожащимъ голосомъ.
Докторъ безмолвно опустилъ голову. Капитанъ отвернулся въ сторону, а Фредерикъ, вынувъ изъ кармана надушенный платокъ, торжественно обтеръ слезу, которая не катилась по его щекѣ.
-- Докторъ Вардъ уже уѣхалъ, сказалъ сэръ Джонъ, послѣ минутнаго молчанія: -- онъ просилъ меня выразить вамъ все свое сожалѣніе. Позвольте, господа, теперь мнѣ вамъ пожелать добраго вечера.
-- Вы прежде хоть выпейте стаканъ вина, сэръ Джонъ, сказалъ Фредъ, подходя къ столу; но прежде, чѣмъ онъ успѣлъ договорить эти слова, докторъ уже вышелъ изъ комнаты, учтиво махнувъ рукий. Фредъ пожалъ плечами, все-таки налилъ вина и самъ выпилъ его.
-- Пустяки, братъ, сказалъ онъ, обращаясь къ капитану:-- теперь не время предаваться меланхоліи. Помни, ты глава семейства. Пойдемъ внизъ и прочтемъ духовное завѣщаніе.
Между тѣмъ Вильямъ Трефольденъ, какъ человѣкъ акуратный, методическій, уже успѣлъ сходить въ комнату своего отца, взять тамъ ключи и, спустившись внизъ въ контору, вынуть изъ желѣзнаго сундука ящикъ, въ которомъ хранилось духовное завѣщаніе отца. Когда капитанъ и Фредъ вошли въ комнату, то они увидѣли, что ящикъ уже стоялъ на столѣ, передъ стряпчимъ Бевинтономъ, который заботливо надѣвалъ очки.
-- Господа, сказалъ онъ, значительнымъ тономъ: -- сдѣлайте одолженіе, садитесь.
Всѣ три брата сѣли безмолвно, и съ замѣтнымъ волненіемъ.
Стряпчій открылъ ящикъ. Онъ былъ полонъ бумагъ, контрактовъ, трансфертовъ и разныхъ другихъ документовъ. Стряпчій вынулъ ихъ всѣ одинъ за другимъ, и на самомъ днѣ нашелъ столь пламенно-ожидаемую духовную.
-- Это подлинное завѣщаніе, замѣтилъ Бевинтонъ, откашливаясь передъ чтеніемъ.
Пока онъ развертывалъ документъ, изъ него выпалъ лоскутокъ бумаги.
-- Это, вѣроятно, какая-нибудь добавочная записка, писанная собственноручно вашимъ покойнымъ отцомъ, сказалъ стряпчій, пробѣгая глазами записку: -- гм, это -- разсчетъ всего состоянія покойнаго. Имѣете ли вы, господа, какое-нибудь опредѣленное, понятіе о томъ, сколько имѣлъ вашъ отецъ?
-- Всѣ полагали, что у моего отца около полумильона денегъ, отвѣчалъ Фредъ поспѣшно.
-- Болѣе полумильона, сказалъ младшій братъ, качая головою.
-- Вы правы, сэръ. Въ этой запискѣ сказано: круглымъ числомъ, я полагаю, что мое состояніе теперь равняется пятистамъ двадцати-пяти тысячамъ фунтовъ. Сегь января 1-го 1760 года, по Рождествѣ Христовѣ. Джэкобъ Трефольденъ. Нечего сказать, хорошее состояніе, хорошее!
Братья переглянулись съ довольнымъ видомъ.
-- Пятьсотъ двадцать-пять тысячъ! воскликнулъ капитанъ: -- пожалуйста, мистеръ Бевинтонъ, прочтите намъ поскорѣе самое завѣщаніе.
Стряпчій медленно свернулъ дополнительную записку, придвинулъ къ себѣ свѣчи, поправилъ свои очки и торжественно началъ чтеніе:
"Именемъ Господа-Бога, аминь. Я, Джэкобъ Трефольденъ, родившійся въ городѣ Редрутѣ, графства Корнвалиса, а теперь гражданинъ города Лондона, купецъ (вдовый), находясь по милости божіей въ здравомъ состояніи физическомъ и умственномъ, сего 11-го дня января мѣсяца 1760 года, пишу сію, мою послѣднюю волю и завѣщаніе. А въ чемъ онѣ состоятъ, слѣдуютъ нижеозначенные пункты: Вопервыхъ, я желаю быть похороненнымъ въ моемъ семейномъ склепѣ, рядомъ съ моей покойной женой и сколь можно проще. Вовторыхъ, я назначаю тѣмъ изъ моихъ нижепоименованныхъ душеприкащиковъ, которые будутъ приводить въ исполненіе сіе мое завѣщаніе, по пятисотъ фунтовъ стерлинговъ каждому, каковая сумма и будетъ имъ выплачена въ теченіе календарныхъ шести мѣсяцевъ послѣ моей смерти. Втретъихъ. я назначаю своимъ тремъ сыновьямъ: Джэкобу, Фредерику и Вильяму по пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ каждому. Въ...
-- Погодите, воскликнулъ капитанъ:-- пять тысячъ... потрудитесь перечесть, мистеръ Бевинтонъ.
-- По пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ каждому, повторилъ стряпчій:-- цифра эта совершенно ясно видна, но имѣйте терпѣніе, господа, вѣдь это еще только предварительныя статьи. Эти пять тысячъ, вѣроятно, имѣютъ какое нибудь особенное назначеніе, а главный-то капиталъ еще впереди.
-- Можетъ быть, можетъ быть, мистеръ Бевинтонъ, отвѣчалъ капитанъ:-- продолжайте, я васъ слушаю съ полнымъ вниманіемъ.
" Вчетвертыхъ, я назначаю моему кассиру, Эдуарду Привату пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ, моимъ прикащикамъ по сто фунтовъ каждому, и всѣмъ домашнимъ служителямъ двѣсти фунтовъ, которые раздѣлятся поровну; каковыя суммы будутъ выплачены въ теченіе трехъ календарныхъ мѣсяцевъ послѣ моей кончины. Впятыхъ, я назначаю пастору въ Редрутѣ и пастору того прихода, въ которомъ я буду жить передъ своею смертью, по сту фунтовъ стерлинговъ каждому, каковая сумма будетъ имъ выдана въ теченіе одного календарнаго мѣсяца послѣ моей кончины, и роздана ими по ихъ благоусмотрѣнію неимущимъ вдовамъ ихъ прихода. Вшестыхъ, я симъ постановляю и требую, чтобъ мои нижепоименованные душеприкащики съ возможною быстротою послѣ моей кончины, отложили бы изъ того состоянія, вполнѣ благопріобрѣтеннаго и преимущественно помѣщеннаго въ государственныхъ фондахъ, такую часть онаго, которая равнялась бы суммѣ пятисотъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ...
-- Ну, вотъ, вотъ! воскликнулъ Фредъ, едва переводя дыханіе.
"Каковую сумму я предоставляю на сбереженіе для нижепоименованныхъ цѣлей лорду-мэру города Лондона и альдерманамъ, какъ нынѣ исполняющимъ оныя должности, такъ и ихъ преемникамъ, въ вѣчныя времена, почему онымъ лицамъ именоваться въ отношеніи капитала, находящагося у нихъ на сбереженіи, Трефольденскими довѣрителями.
Стряпчій остановился, чтобъ протереть свои очки, а братья въ изумленіи взглянули другъ на друга.
-- Боже мой! что это значитъ, мистеръ Бевинтонъ? воскликнулъ капитанъ.
-- Честью клянусь, что я такъ же мало знаю объ этомъ завѣщаніи, какъ вы, сэръ, отвѣчалъ стряпчій:-- не я писалъ его.
-- Кто жь его писалъ? спросилъ Вильямъ.
-- Не я, сэръ. Вашъ отецъ обратился къ какому-нибудь чужому стряпчему; но, быть можетъ, когда мы прочтемъ далѣе...
-- Довольно, сэръ, продолжайте, сказали оба меньшіе братья, въ одинъ голосъ.
Стряпчій возобновилъ чтеніе:
"Вседьмыхъ, симъ объявляю свою волю, чтобъ вышепоименованные довѣрители мои получали ежегодный доходъ съ вышеозначеннаго капитала, находящагося у нихъ на сохраненіи, и обращали сей доходъ въ государственные фонды и дѣйствовали бы такимъ образомъ впродолженіе ста лѣтъ послѣ моей смерти, дабы сіи прибавочныя суммы составили бы въ совокупности съ первоначальнымъ, вышепоименованнымъ капиталомъ -- общую сумму семи мильоновъ фунтовъ стерлинговъ. Ввосьмыхъ, я желаю, чтобы вышепоименованный общій капиталъ былъ раздѣленъ на двѣ ровныя части, изъ которыхъ одну я назначаю прямому, нисходящему наслѣднику мужского пола старшаго сына моего, вмѣстѣ съ симъ устраняя младшія вѣтви моего семейства съ ихъ потомками отъ всякаго права на сіе наслѣдство; съ остальной же частью онаго капитала мои довѣрители поступятъ нижеслѣдующимъ образомъ: а) они пріобрѣтутъ въ городѣ Лондонѣ достаточно большое мѣсто земли и выстроятъ на немъ, подъ руководствомъ отличнаго архитектора, красивое и фундаментальное зданіе со всѣми необходимыми службами и назовутъ оное Лондонскимъ Трефольденскимъ человѣколюбивымъ заведеніемъ; б) цѣль этого человѣколюбиваго заведенія -- доставлять денежную помощь, какъ постоянную, такъ и временную старцамъ, вдовамъ и сиротамъ купеческаго, духовнаго, судебнаго и докторскаго званій, также, если будетъ найдено возможнымъ, давать безпроцентныя ссуды честнымъ, но несчастнымъ банкротамъ. Кромѣ раздачи денежныхъ пособій, довѣрители мои будутъ имѣть полное право содержать и воспитывать въ вышеозначенномъ человѣколюбивомъ заведеніи ограниченное число вдовъ и сиротъ бѣдныхъ, но достойныхъ лондонскихъ гражданъ. Дабы сіе вышепоименованное заведеніе было основано и содержано удовлетворительнымъ образомъ, я требую, чтобы мои довѣрители составили уставъ онаго заведенія и представили бы его на утвержденіе правительства. Вдевятыхъ, на случай того, если не будетъ наслѣдника мужского пола у старшаго сына моего старшаго сына, то вышепоименованная первая часть капитала будетъ употреблена моими довѣрителями на учрежденіе таковыхъ же человѣколюбивыхъ заведеній, въ меньшихъ размѣрахъ, въ городахъ: Манчестерѣ, Бирмингамѣ, Бристолѣ и Ливерпулѣ, каковыя всѣ заведенія будутъ руководствоваться тѣмъ же самымъ уставомъ, какъ и главное, основное, лондонское заведеніе. Вдесятыхъ, все остальное мое состояніе, какъ въ государственныхъ фондахъ, такъ и въ чистыхъ деньгахъ, товарахъ, долгахъ, картинахъ, мебели и проч. и проч. (за исключеніемъ уплаты моихъ долговъ и расходовъ по моему погребенію и исполненію моего завѣщанія), я назначаю своимъ тремъ сыновьямъ по равнымъ частямъ, и въ случаѣ распри по дѣлежу онымъ сыновьямъ обращаться къ душеприкащикамъ моимъ, рѣшеніе коихъ считать окончательнымъ и безъапеляціоннымъ. Впослѣднихъ, Я назначаю своихъ друзей Ричарда Мортона, Эразма Брука, Даніеля Шутельворта и Артура Макензи, всѣхъ родомъ изъ Лондона и по званію купцовъ -- своими душеприкащиками. Въ свидѣтельство чего, я, вышепоименованный Джэкобъ Трефольденъ, къ сему руку и печать приложилъ въ вышепоименованный день, мѣсяцъ и годъ.
"Джэкобъ Трефольденъ".
"Симъ свидѣтельствуемъ, что вышепоименованный Джэкобъ Трефольденъ, въ нашемъ присутствіи приложилъ руку и печать къ сей своей послѣдней волѣ и завѣщанію, въ чемъ и подписуемся, по просьбѣ его, свидѣтелями.
"Джонъ Мурей,
Александръ Лойдъ".
Окончивъ чтеніе, мистеръ Бевинтонъ положилъ завѣщаніе на столъ и снялъ очки. Всѣ три брата были поражены словно громомъ. Впродолженіе нѣсколькихъ минутъ, они смотрѣли на него безмолвно, точно на нихъ нашелъ столбнякъ. Вильямъ первый прервалъ молчаніе.
-- Я буду протестовать противъ этого завѣщанія, сказалъ онъ, поблѣднѣвъ, но твердымъ, рѣшительнымъ тономъ: -- оно незаконно.
-- Это просто -- подлый и низкій обманъ! воскликнулъ Фредъ, вскакивая съ мѣста и грозя кулакомъ: -- еслибъ я только зналъ, какой проклятый дуракъ...
-- Тише, тише, сэръ, опомнитесь, замѣтилъ испуганный стряпчій:-- хоть мертвыхъ-то уважайте!
-- Хорошо, мистеръ Бевинтонъ, мы окажемъ уваженіе мертвому, но не его послѣдней волѣ, произнесъ капитанъ, гнѣвно ударяя рукой по столу.-- Я не пожалѣю оставленныхъ мнѣ несчастныхъ пяти тысячъ, но добьюсь справедливости и уничтожу это завѣщаніе.
-- Не горячитесь, братья, сказалъ Вильямъ: -- я вамъ говорю, что завѣщаніе незаконно.
-- А на какомъ основаніи? спросилъ поспѣшно стряпчій.
-- На основаніи закона о выморочныхъ имуществахъ, изданнаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ.
-- Въ 1736 году, статутъ девятый, благополучно царствующаго короля, перебилъ Бевинтонъ.
-- И этотъ законъ запрещаетъ оставлять на сохраненіе деньги или земли для какихъ нибудь человѣколюбивыхъ цѣлей?
Стряпчій одобрительно кивнулъ головой.
-- Такъ, такъ, у васъ отличная память, сказалъ онъ, потирая руки: -- вы только одно забыли.
-- Я забылъ?
-- Да. Что гражданинъ Лондона можетъ, но обычному праву Лондона, оставлять такимъ образомъ землю, находящуюся въ самомъ Лондонѣ, хотя согласно закону о выморочныхъ имуществахъ, и не можетъ этого сдѣлать съ имуществомъ, находящимся внѣ Лондона. Если хотите, я приведу статью и параграфъ, откуда я вамъ цитировалъ эти слова.
-- Если такъ, такъ все пропало! воскликнулъ Вильямъ, схватившись за голову.
Дѣйствительно, все пропало. Фредъ былъ правъ, предполагая, что Джэкобъ Трефольденъ гордился своимъ состояніемъ. Какъ оно ни было велико, онъ рѣшился его еще увеличить. Оставить громадное наслѣдство еще неродившемуся потомку, и основать огромное человѣколюбивое учрежденіе, которое обезсмертитъ его имя -- вотъ двѣ любимыя идеи, которыя въ послѣдніе годы не оставляли ни на минуту старика. Женитьба же старшаго его сына, въ ноябрѣ предъидущаго года, дала ему благовидный предлогъ къ осуществленію своихъ задушевныхъ мыслей. Хорошо было для сыновей Джэкоба Трефольдена, что его состояніе не ограничивалось круглой цифрой, а были еще добавочные двадцать-пять тысячь фунтовъ, ибо столь жадно ожидамые полмилѣйона проскользнули сквозь ихъ пальцы и были потеряны для нихъ навѣки.